  несколько  монет  и  скомканных  бумажек.
‚зломщик взЯл их и быстро сосчитал.
     - Њожет, и хватит, - сказал он. - Џошли.  Ќапротив  станции  находилось
небольшое бистро. Ћн повел их туда - там была маленькаЯ оцинкованнаЯ стойка,
у которой стоЯл человек  в  крестьЯнской  вельветовой  куртке,  и  было  два
столика, за которыми остальные посетители в грубой крестьЯнской или  рабочей
одежде  сидели  со  стаканами  кофе  или  вина,  играЯ  в  домино;  все  они
обернулись, когда ‚зломщик вошел со своей компанией и повел ее к стойке, где
громаднаЯ женщина в черном спросила:
     - Messieurs? {ѓоспода? (фр.).}
     - Љофе, мадам, и хлеба, если он у вас есть, - ответил ‚зломщик.
     - Ќа кой мне кофе? - сказал третий. - џ выпить хочу.
     - Ќе волнуйсЯ, - сказал ‚зломщик негромким, Яростным голосом, даже чуть
понизив его. - Џобудь здесь, пока кто-нибудь не придет и  не  поднимет  этот
Ящик или даже откроет его. џ слышал, что перед подъемом  по  лесенке  всегда
дают выпить.
     - Њожет, удастсЯ найти другой... - начал четвертый.
     - ‡амолчи, - сказал ‚зломщик. - Џей кофе. Њне надо подумать.
     ’ут послышалсЯ новый голос:
     - ‚ чем дело, ребЯта? —то-нибудь стрЯслось?
     ќтот человек стоЯл у стойки, когда они вошли. ’еперь они уставились  на
него - перед ними был крепкий, коренастый мужчина, очевидно фермер не  такой
уж старый, как им сперва показалось, с круглым, жестким, недоверчивым лицом,
на отвороте куртки у него была орденскаЯ ленточка - не из высших, но  вполне
достойнаЯ, под стать той, что носил ‚зломщик; возможно, именно поэтому он  и
подошел к ним, они с ‚зломщиком быстро оглЯдели друг друга.
     - ѓде получил орден? - спросил ‚зломщик.
     - Љомбле, - сказал незнакомец.
     - џ тоже был там, - сказал ‚зломщик.
     - “ вас какаЯ-то беда? - спросил незнакомец.
     - ‘ чего ты взЯл? - сказал ‚зломщик.
     - ‘лушай, приЯтель, - заговорил незнакомец. - Њожет, когда  вы  уезжали
из Џарижа, у вас и было  секретное  предписание,  но  после  того,  как  ваш
сержант днем вышел из вагона, уже никакого секрета не  существует.  Ћн  что,
вроде проповедника-реформата, какие, говорЯт, есть в Ђнглии и  Ђмерике?  Ѓыл
прЯмо-таки вне себЯ. …му вроде было наплевать, что вы напились. Џохоже,  его
беспокоило, как вы раздобыли двенадцать бутылок.
     - „нем? - сказал ‚зломщик. - ‡начит, еще сегоднЯ. ѓде мы?
     - ‚ ‘ен-Њишеле. Ќочь вы простоите здесь, ваш вагон должны обить  черным
крепом, чтобы  он  походил  на  катафалк.  ‡автра  утром  специальный  поезд
подцепит вас и отвезет в Џариж. ’ак в чем дело? ‘лучилось что-нибудь?
     ‚зломщик неожиданно шагнул от стойки.
     - €ди сюда, - сказал он.
     Ќезнакомец последовал за ним. Ћни чуть отошли от других к углу стойки и
задней  стены.  ‚зломщик  кратко,  но  обстоЯтельно  рассказал   обо   всем,
незнакомец спокойно слушал.
     - ‚ам нужно взЯть другой труп, - сказал он.
     - ’ы подскажешь, где?
     - Џочему бы нет? “ менЯ на поле лежит один. џ наткнулсЯ  на  него,  как
только начал пахать. ‘ообщил о нем, но пока никто не приезжал. “ менЯ  здесь
телега с лошадью; путь в оба конца займет часа четыре.
     Ћни поглЯдели друг на друга.
     - “ вас впереди целаЯ ночь - пока что.
     - ‹адно, - сказал ‚зломщик. - ‘колько?
     - ‘кажи свою цену. ’ебе лучше знать, какаЯ у вас в нем нужда.
     - “ нас нет денег.
     - ’ы разбиваешь мне сердце, - сказал незнакомец.
     Ћни поглЯдели друг на друга. Ќе отводЯ взглЯда, ‚зломщик  чуть  повысил
голос:
     - Њораш.
     Њораш подошел.
     - —асы, - сказал ‚зломщик.
     - Љакой ты прыткий, - сказал Њораш.
     ќто были швейцарские часы в золотом корпусе, он давно мечтал о таких, и
однажды ночью, отделЯсь от группы, посланной  отыскать  живого,  пусть  даже
умирающего, но способного говорить немца,  наконец  обнаружил  эти  на  руке
раненого немецкого офицера, лежащего в  снарЯдной  воронке.  Ћн  бросилсЯ  в
воронку перед самой вспышкой ракеты  и  в  мертвенном  свете  магниЯ  увидел
сперва заблестевшие часы, а потом человека - полковника, очевидно, раненного
в позвоночник, так как он, казалось, был парализован, в  полном  сознании  и
даже не очень страдал от раны; это был бы прекрасный "Язык", если бы не часы.
€ Њораш прикончил его ножом (выстрелом он мог бы навлечь на  себЯ  настоЯщий
артобстрел), снЯл часы и  лежал  у  своей  проволоки,  пока  его  группа  не
возвратилась (с пустыми руками) и не нашла его. Ћднако на  другой  день  он,
казалось, не решалсЯ надеть часы, даже взглЯнуть на них, пока  не  вспомнил,
что лицо его в этот миг находилось в тени, и немец не  смог  бы  определить,
был это негр или белый, тем более опознать его; к тому же немца уже не  было
в живых.
     - Љакой ты прыткий, - сказал он. - Џодожди.
     - ‚се Ясно, - сказал ‚зломщик. - †ди в вагоне, пока не  придут  за  тем
Ящиком. Ќе знаю, что с тобой сделают тогда, но знаю, что  сделают,  если  ты
сбежишь, потому что это будет дезертирство.
     Ћн протЯнул руку.
     - „авай их сюда.
     Њораш расстегнул ремешок и отдал часы ‚зломщику.
     - ‚озьми уж и хоть немного коньЯка, - сказал он. Ќезнакомец потЯнулсЯ к
часам.
     - Ќет, смотри оттуда, - сказал ‚зломщик, держа часы на открытой ладони.
     - ‘амо собой, Я дам на коньЯк, - сказал незнакомец. ‚зломщик сжал  руку
и опустил ее.
     - ‘колько?
     - ЏЯтьдесЯт франков, - сказал незнакомец.
     - „вести, - сказал ‚зломщик.
     - ‘то.
     - „вести.
     - „авай часы, - сказал незнакомец.
     - „авай телегу, - ответил ‚зломщик.
     Џроездили они чуть больше четырех часов ("‚се равно вам придетсЯ ждать,
пока они не обтЯнут вагон крепом и не уйдут", - сказал незнакомец), их  было
четверо ("…ще двоих - и хватит, - сказал незнакомец. - Њы подъедем  прЯмо  к
месту"). ‚зломщик и незнакомец сидели на сиденье, Њораш и  еще  один  позади
них в кузове, путь их лежал к северо-востоку от города по темной проселочной
дороге,  лошадь  сама,  без  поводьев,  свернула  на   нее,   понимаЯ,   что
возвращаетсЯ домой, в потемках  мернаЯ  рысь  неторопливой  лошади,  стук  и
дребезжание телеги представлЯлись шумом и трЯской, а не  движением,  поэтому
казалось,  что  придорожные  деревьЯ,  словно  бы  возникающие  из  темноты,
проплывают мимо них на фоне неба.  Ќо  телега  двигалась,  хотЯ  и  казалось
(‚зломщику) целую вечность, внезапно деревьЯ  вдоль  дороги  превратились  в
беспорЯдочно торчащие столбы, и  лошадь,  по-прежнему  без  поводьев,  резко
свернула влево.
     - ‘ектор обстрела? - спросил ‚зломщик.
     - “гу, - сказал незнакомец. - Ђмериканцы устроили в сентЯбре. ’ам  вон,
- указал он, - ‚ьенн-ла-Џуссель. Ѓили по нему. „осталось городку. ’еперь  уж
недалеко.
     Ќо было не так уж близко, однако в конце концов они добрались до  места
- к неосвещенной ферме с темным двором. Ќезнакомец остановил лошадь и  отдал
‚зломщику поводьЯ.
     - џ схожу за лопатой. ‡ахвачу и какой-нибудь саван. ‚ернулсЯ он быстро,
отдал саван с лопатой сидЯщим сзади, взобралсЯ  на  сиденье  и  взЯл  вожжи;
лошадь тронула и сделала решительную попытку свернуть во двор, но незнакомец
резко повернул ее. Џоказались ворота в  живой  изгороди;  Њораш  спрыгнул  и
распахнул их.
     - Ќе закрывай, - сказал незнакомец. - ‡акроем, когда поедем обратно.
     Њораш вскочил в телегу, когда она проезжала мимо;  теперь  они  были  в
поле, на мЯгкой пахоте, лошадь по-прежнему сама безошибочно находила дорогу,
уже не прЯмую, а вьющуюсЯ, иногда чуть  ли  не  поворачивающую  назад,  хотЯ
‚зломщик не мог разглЯдеть ничего.
     - ЌевзорвавшиесЯ снарЯды, - объЯснил незнакомец. - Џока их не извлекли,
обнесены флажками. Џри пахоте их приходитсЯ огибать. Љак говорили женщины  и
старики, жившие тогда здесь, война после майского перерыва началась вновь на
том поле. ”амилиЯ его хозЯев „юмон. Њуж умер прошлым летом; видно, две войны
с недельным перерывом у него на поле доконали  беднЯгу.  ‚дова  теперь  сама
трудитсЯ там с работником. Њогла бы и без него обойтись; плуг она  ведет  не
хуже, чем он. “ нее есть сестра. ‘лабоумнаЯ. ’а стрЯпает.
     Ћн встал на ноги и вглЯделсЯ в темноту; еле различимый на фоне неба, он
постучал себЯ по голове. ‚друг он резко свернул лошадь в  сторону  и  вскоре
остановил ее.
     - ‚от и приехали, - сказал он. - Њетрах в пЯтидесЯти, на том валу,  что
разделЯет наши полЯ, рос крупнейший во ”ранции бук.  Њой  дед  говорил,  что
даже при его деде он был уже большим деревом.  Ќаверно,  тоже  погиб  в  тот
день. ‹адно. „авай доставать покойника. ‚ам тоже незачем терЯть здесь времЯ.
     Ћн указал место, где под лемехом плуга обнаружил труп и  снова  засыпал
его землей. ‘лой земли был тонким, они ничего не видели и почти  не  ощущали
запаха, потому что успели к нему притерпетьсЯ, или, может быть, потому,  что
труп был один. ‚скоре длинный, сплошной ворох легких  костей  и  трЯпьЯ  был
вынут, уложен в саван, а потом в телегу; лошадь, решив, что в этот раз  она,
несомненно, попадет в конюшню, даже пыталась снова бежать легкой  рысцой  по
мЯгкой пахоте. Њораш закрыл ворота в живой изгороди и был вынужден  догонЯть
телегу бегом, потому что лошадь теперь неслась тЯжелым галопом,  не  обращаЯ
вниманиЯ на поводьЯ, и снова попыталась свернуть во двор, однако незнакомец,
на сей раз взЯвшись за кнут, заставил ее повернуть на дорогу в ‘ен-Њишель.
     Џрошло чуть больше четырех часов, но, возможно, это было и к лучшему. ‚
городе все уже  спали,  и  бистро,  откуда  начиналсЯ  их  путь,  было  лишь
бесформенной тенью, от него отделилась толпа теней и рассыпалась  на  девЯть
отдельных фигур, окруживших телегу, телега не  останавливалась,  а  медленно
ехала туда, где обтЯнутый черным крепом вагон сливалсЯ с темнотой. Ќо он был
на месте; оставшиесЯ в городе даже снова вынули гвозди,  нужно  было  только
снЯть крышку, втащить саван с трупом в окно, положить в гроб, закрыть его  и
воткнуть гвозди на место.
     - ‡абейте их, - сказал ‚зломщик. - ’еперь стучать можно. ѓде коньЯк?
     - ‚се в порЯдке, - послышалось в ответ.
     - ‘колько бутылок распили?
     - Ћдну.
     - ‘читаЯ с которой?
     - €ди сосчитай, если не веришь, - ответил тот же голос.
     - Ћтлично, - сказал ‚зломщик. - ‚ылезайте оттуда и закройте окно.
     Ћни спрыгнули на землю. Ќезнакомец не слезал с  телеги,  и  теперь  уж,
несомненно, лошадь должна была вернутьсЯ домой. Ќо  они  не  ждали  отъезда.
‚се, как один, повернулись, уже на бегу, у двери образовалась легкаЯ давка и
толкотнЯ, но в конце концов они скрылись в своем темном катафалке, словно  в
материнской утробе. ’еперь они были в безопасности. “  них  был  труп,  было
достаточно выпивки и до  утра  можно  было  ни  о  чем  не  заботитьсЯ.  €х,
разумеетсЯ, ждали завтрашний день и  Џариж,  но  об  этом  они  предоставили
заботитьсЯ Ѓогу.
 
     ЊариЯ, младшаЯ сестра, уложила  в  передник  собранные  Яйца  и  теперь
словно бы плыла через двор к дому на мЯгком, нежном облаке белых гусей.  Ћни
окружали, обступали ее будто с каким-то трогательным и ревностным обожанием;
два гусЯ шествовали рЯдом с ней, прильнув длинными  вытЯнутыми  шеЯми  к  ее
бедрам, запрокинув головы и приоткрыв твердые желтые клювы,  будто  рты,  их
застывшие, неподвижные глаза  были  подернуты  пленкой,  словно  в  каком-то
упоении: гуси дошли с ней до самого крыльца и, когда она поднЯлась,  открыла
дверь, быстро юркнула туда и закрыла ее снова, скучились, сгрудились  вокруг
него, на ступеньках и у самой двери, они жались к ее  непроницаемым  доскам,
вытЯнув шеи и запрокинув головы, будто на  грани  обморока,  издаваЯ  своими
грубыми, хриплыми,  немелодичными  голосами  негромкие,  трогательные  крики
страданиЯ, утраты и невыносимого горЯ.
     „верь вела в кухню, уже насыщенную запахом обеденного супа. ЊариЯ  даже
не остановилась; выложив из передника Яйца, она торопливо приподнЯла  крышку
кипЯщей на плите кастрюли, затем торопливо собрала  на  стол  бутылку  вина,
стакан, тарелку, буханку хлеба, салфетку и ложку, потом  прошла  через  весь
дом и вышла в переднюю дверь к тропинке и лежащему за ней полю  и  сразу  же
увидела их - лошадь с бороной, человека, ведущего  ее,  работника,  нанЯтого
четыре года назад после смерти мужа  ее  сестры,  и  сестру,  шествующую  по
земле, словно исполнЯЯ обрЯд, она запускала руку в свисающую с плеча  сумку,
а потом совершала ею широкий взмах,  второе  по  древности  из  незапамЯтных
телодвижений или деЯний человека; ЊариЯ побежала к ней,  петлЯЯ  меж  старых
воронок,  огражденных  красными  флажками  и  поросших  буйной,  унылой  над
невзорвавшимисЯ снарЯдами травой, уже на бегу зовЯ ее,  крича  своим  Ясным,
безмЯтежным и звучным голосом:
     - ‘естра! Њолодой англичанин приехал за медалью. €х двое, они идут сюда
по тропинке.
     - ‘ ним друг? - спросила Њарфа.
     - Ќет, не друг, - сказала ЊариЯ. - ќтот ищет дерево.
     - „ерево?
     - „а, сестра. ’ы не видишь его?
     €, уже стоЯ на тропинке, они увидели обоих - несомненно, это были люди,
но еще издали было видно, что один из них движетсЯ не совсем по-людски, а по
мере приближениЯ - совсем не по-людски  в  сравнении  с  широкой,  неуклюжей
поступью второго; он  шел,  Ќеторопливо  пригибаЯсь  и  выпрЯмлЯЯсь,  словно
какое-то громадное насекомое, идущее вертикально,  и,  казалось,  совсем  не
продвигалсЯ вперед, потом ЊариЯ сказала: "Ћн на костылЯх"; единственнаЯ  его
нога двигалась размеренно, неустанно, даже неукротимо, шаги ее  чередовались
с  ритмичными  выпадами  костылей;  упорно,  даже  неукротимо,  и  он   Явно
приближалсЯ к ним; вскоре они увидели, что у него нет не  только  ноги,  что
рука с той же стороны отнЯта почти по локоть и (уже совсем вблизи)  что  это
вообще полутруп, потому что видимаЯ половина  его  тела  представлЯла  собой
ужасный желтовато-коричневый шрам; начиналсЯ он у измЯтой фетровой  шлЯпы  и
охватывал половину лица, идЯ через переносицу, рот и подбородок к воротничку
рубашки. Ќо это впечатление сразу же  исчезло,  потому  что  голос  его  был
сильным и нежалостливым, французский Язык, на котором он  к  ним  обратилсЯ,
был беглым и правильным, и неприЯтен был лишь его спутник - высокий,  тощий,
живой труп, отнюдь не полу, похожий на  бродЯгу,  но  с  противной,  наглой,
мерзкой физиономией под грЯзной шлЯпой, из-за ленты которой ухарски  торчало
длинное перо, доводившее его рост до восьми футов.
     - Њадам „юмон? - спросил первый.
     - „а, - ответила ЊариЯ с открытой, нежной, нежалостливой улыбкой.
     —еловек на костылЯх повернулсЯ к своему спутнику.
     - ‚се в порЯдке, - сказал он по-французски. - ќто они. ѓовори, что  там
у тебЯ.
     Ќо ЊариЯ, не дав  тому  сказать  ни  слова,  обратилась  к  человеку  с
костылЯми:
     - Њы ждали вас. ‘уп готов, а вы, должно  быть,  проголодались,  идЯ  от
станции.
     Џотом она обратилась ко второму,  но  не  по-французски,  а  на  старом
балканском Языке своего детства:
     - € вы. …ще какое-то времЯ вы будете нуждатьсЯ в пище.
     - —то? - неожиданно и резко сказала ее сестра и обратилась к человеку с
пером в шлЯпе на том же Языке: - ‚ы зеттлани?
     - —то? - громко и грубо сказал по-французски человек с пером в шлЯпе. -
џ говорю на французском Языке. € тоже не откажусь от супа. џ могу  заплатить
за него. џсно? - спросил он, сунув руку в карман. - ‘мотри.
     - Њы знаем, что у вас есть деньги, -  сказала  по-французски  ЊариЯ.  -
Џроходите в дом.
     € уже на кухне они полностью разглЯдели  первого:  желтовато-коричневый
шрам от ожога не кончалсЯ у шлЯпы, а охватывал той же страшной омертвелостью
половину черепа; на той стороне не было ни глаза, ни уха,  уголок  рта  тоже
был омертвелым, словно это было лицо не того самого человека, который только
что говорил и вскоре будет есть и пить; его грЯзнаЯ рубашка была схвачена  у
горла затертой, выцветшей полоской материи; они не знали, что это английский
полковой галстук; слева на груди  грЯзного,  пыльного  смокинга  висели  две
медали; одна штанина обтрепанных грЯзных  твидовых  брюк  была  подогнута  и
закреплена у бедра кусочком проволоки;  англичанин  постоЯл  посреди  кухни,
опираЯсь  на  костыли  и   оглЯдываЯ   помещение   пристальным,   спокойным,
нежалостливым взглЯдом, а его спутник, с опустошенным,  наглым,  беспокойным
лицом, стоЯл позади, не снимаЯ шлЯпы, ее перо почти касалось потолка, словно
он был подвешен к нему.
     - ‡начит, он жил здесь, - сказал англичанин.
     - „а, - ответила Њарфа. - Љак вы узнали? Љак вам удалось найти нас?
     - Ќу, сестра, - сказала ЊариЯ. - Љак бы он приехал за медалью, если  бы
не знал, где мы живем?
     - ‡а медалью? - сказал англичанин.
     - „а, - ответила ЊариЯ. - Ќо сперва поешьте супу. ‚ы голодны.
     - ‘пасибо, - сказал англичанин. Ћн указал головой на стоЯщего позади. -
Ћн тоже? ‚ы приглашаете и его?
     - Љонечно, - сказала ЊариЯ. Ћна взЯла со стола две тарелки  и  пошла  к
плите, не предложив ему помощи, и не успела Њарфа подойти, чтобы помочь ему,
как он перекинул ногу через деревЯнную скамью, сел, поставил костыли рЯдом и
уже стал откупоривать бутылку вина, прежде  чем  второй,  стоЯщий  у  двери,
двинулсЯ с места. ЊариЯ снЯла крышку с кастрюли и, чуть повернувшись,  чтобы
видеть второго, сказала ему, на этот раз по-французски:
     - Џрисаживайтесь. Џоешьте тоже. Ќикто уже ничего не имеет против.
     - Џротив чего? - спросил человек с пером в шлЯпе.
     - Њы забыли об этом, - сказала ЊариЯ. - ’олько сперва снимите шлЯпу.
     - џ уплачу, - сказал человек с пером в шлЯпе. - ‚ы ничего не даете мне.
џсно?
     Ћн полез в карман, вынул руку, уже рассыпаЯ монеты,  и  швырнул  их  на
стол, часть монет пролетела мимо и зазвенела на  полу,  а  он  сел  напротив
англичанина и жадно потЯнулсЯ к бутылке и стакану.
     - Џодберите свои деньги, - сказала ЊариЯ.
     - Џодбирай сама, если не хочешь, чтобы они валЯлись там, -  сказал  он,
торопливо наливаЯ вино, наполнил стакан до краев и тут же поднес его ко рту.
     - Џодождите, - сказала Њарфа. - „ай ему супу.
     Ћна подошла, не очень близко, и встала не возле англичанина, а  как  бы
над ним, ее суровое  лицо  высокой  горЯнки,  когда-то  по-мужски  смелое  и
красивое, склонилось к нему, а он налил себе вина, поставил бутылку,  поднЯл
стакан и взглЯнул на нее.
     - ‚аше здоровье, мадам.
     - Љак же вы узнали его? - спросила Њарфа. - Љак познакомились с ним?
     - џ его не знал. € ни разу не видел. џ услышал о нем - о них,  -  когда
вернулсЯ на фронт в 1916 году. Џотом Я узнал, в чем дело, и мне  нужно  было
не видеть его - только ждать и  не  мешать  ему,  пока  он  не  будет  готов
совершить необходимое...
     - Ќеси суп, - грубо сказал человек в шлЯпе. - ќтих денег хватит,  чтобы
купить весь ваш дом.
     - „а, - ответила ЊариЯ от плиты. - Џотерпите. “же скоро. џ даже  соберу
их длЯ вас.
     Ћна принесла две тарелки супа, человек с пером в шлЯпе не  стал  ждать,
пока она поставит их на стол, выхватил у нее одну,  поднес  ко  рту  и  стал
жадно хлебать через край, глЯдЯ мертвыми, наглыми, неприЯтными глазами,  как
ЊариЯ ползает у их ног, под  столом  и  вокруг  стола,  собираЯ  рассыпанные
монеты.
     - ’олько двадцать девЯть, - сказала она. - Ќе хватает еще одной.
     Ќе отрываЯ тарелки ото рта, человек с пером в шлЯпе достал  из  кармана
монету и резко бросил на стол.
     - •ватит с тебЯ? - сказал он. - Ќалей еще.
     ЊариЯ налила у плиты супа и поставила перед ним тарелку, а тем временем
он снова поспешно, нетерпеливо наполнил вином свой стакан.
     - …шьте и вы, - сказала ЊариЯ человеку с костылЯми.
     - ‘пасибо, - ответил он, но не взглЯнул на нее, а продолжал смотреть на
высокую, спокойную сестру. - Ћднако тогда, в то времЯ, в те  дни,  длЯ  менЯ
все кончилось тем, что Я очнулсЯ в Ђнглии, в госпитале, и лишь год спустЯ  Я
убедил их отпустить менЯ во ”ранцию, отправилсЯ в ольнемон, отыскал  там  в
конце концов того старшину, и он сказал мне, где вы живете. ’олько вас тогда
было трое. Ѓыла молодаЯ женщина. …го жена? - ‚ысокаЯ сестра смотрела на него
спокойно, холодно, совершенно непроницаемо. - Њожет быть, невеста?
     - „а, - сказала ЊариЯ. - ‚от именно:  невеста.  ‚ы  правильно  сказали.
…шьте суп.
     - Ћни должны были поженитьсЯ, - сказала Њарфа. - Ћна  была  марсельской
шлюхой.
     - Џрошу прощениЯ? - сказал англичанин.
     - Ћна бросила это занЯтие, - сказала ЊариЯ. - Ћна училась хозЯйствовать
на ферме. …шьте суп, остынет.
     - „а, - сказал англичанин, даже не взглЯнув  на  нее,  -  спасибо.  —то
сталось с ней?
     - ‚ернулась домой.
     - „омой? ’о есть обратно в... в Њарсель?
     - ‚ бордель, - сказала высокаЯ. - Ќе смущайтесь. Џочему вы, англичане и
американцы, говорЯ по-французски, пугаетесь этого слова? Ћно ничем  не  хуже
других. …й тоже надо жить.
     - ‘пасибо, - сказал англичанин. - Ќо она могла бы остатьсЯ здесь.
     - „а, - ответила Њарфа.
     - Ќо не осталась.
     - Ќет.
     - ЌельзЯ было, понимаете, - сказала ЊариЯ. - “ нее есть стараЯ бабушка,
ее нужно кормить. Џо-моему, она поступила замечательно.
     - Џо-моему, тоже, - сказал англичанин и взЯл ложку.
     - Џравильно, - сказала ЊариЯ. - …шьте.
     Ќо он, держа ложку над  тарелкой,  продолжал  смотреть  на  ее  сестру.
—еловек с пером в шлЯпе на  этот  раз  не  стал  ждать,  пока  ему  подадут,
перебросил ноги через сиденье, подошел к плите, зачерпнул тарелкой прЯмо  из
кастрюли и понес мокрую, окутанную паром тарелку к столу, где ЊариЯ  сложила
аккуратными  столбиками  его  монеты  и  где  англичанин  все  еще  говорил,
обращаЯсь к высокой сестре:
     - “ вас тогда был и муж.
     - Ћн умер. ’ем же летом.
     - ‚от как, - сказал англичанин. - ‚ойна?
     - Њир, - ответила высокаЯ. - …му наконец разрешили вернутьсЯ  домой,  и
не успел он принЯтьсЯ за пахоту, как снова началась война, видимо, он решил,
что еще одного мира ему не пережить. € умер. „а?
     Ћн уже принЯлсЯ было за суп. ‹ожка замерла снова.
     - —то да?
     - —его вы еще хотите? Џоказать вам его могилу?  -  Ћна  сказала  просто
"его", но все понЯли, о ком идет речь. - ’о есть где, как нам  кажетсЯ,  она
была?
     € англичанин тоже сказал просто "его".
     - ‡ачем? …го уже нет, все кончено.
     - Љончено? - переспросила она хриплым, суровым голосом.
     - ’ы не так понЯла, сестра, - сказала ЊариЯ. - Ћн  имеет  в  виду,  что
брат сделал все, что мог, как только мог и теперь  ему  нечего  тревожитьсЯ.
’еперь ему нужно только отдыхать. - Ћна безмЯтежно  поглЯдела  на  него  без
удивлениЯ и без жалости. - ‚ы хотите засмеЯтьсЯ, не так ли?
     € он энергично, уверенно рассмеЯлсЯ от всей души той стороной рта,  что
была способна  двигатьсЯ,  открыватьсЯ,  единственный  его  глаз  встретилсЯ
взглЯдом с ее, их глазами,  глубокими,  спокойными,  нежалостливыми  и  тоже
смеющимисЯ.
     - ‡начит, и вы способны смеЯтьсЯ, - сказал он Њарии. - Ќе так ли?
     - Ќу конечно, - ответила ЊариЯ. - ‘естра, - сказала она, - дай медаль.
     € снова, стоЯ на тропинке, уже с тремЯ медалЯми, а не с двумЯ - с тремЯ
блестЯщими символическими  кружочками  гравированной  бронзы,  свисающими  с
полосатых, разноцветных, словно карнавал, и Ярких, словно закат, ленточек на
груди грЯзного смокинга, он стиснул под мышками костыли, поднЯл единственную
руку к шлЯпе, снЯл ее широким, непринужденным жестом, снова почти  щегольски
надел ее набекрень  и  повернулсЯ;  единственнаЯ  его  нога  снова  зашагала
энергично, размеренно  и  неустанно,  чередуЯсь  с  неустанными,  ритмичными
выпадами костылей. Ќо он двигалсЯ, уходил по тропинке туда, откуда  поЯвилсЯ
вместе с человеком с  пером  в  шлЯпе,  хотЯ  еле  заметное  продвижение  не
соответствовало  громадным  усилиЯм.  ‘тойкий,   неутомимый,   упорный,   он
удалЯлсЯ, становилсЯ все меньше, и в конце концов стало казатьсЯ, что он  не
движетсЯ, а стоит на фоне расстилающейсЯ панорамы  в  Яростном  непокое,  не
одинокий, лишь единственный, непреклонно обособленный. Џотом он скрылсЯ.
     - „а, - сказала ЊариЯ. - ЏередвигаетсЯ он довольно быстро. Ћн будет там
заблаговременно.
     Џотом они обе повернулись,  однако  замерла  вдруг  только  ее  сестра,
словно только она вспомнила наконец о другом  человеке,  в  шлЯпе  с  пером,
потому что ЊариЯ сказала:
     - Ћ да, времени у него там будет много.
     ’ого человека в доме не было; остались только грЯзный стол,  тарелка  и
опрокинутый стакан на том месте, где он проливал и поглощал  их  содержимое,
пролитое вино и суп образовали лужицу, и в ней лежала кучка монет, аккуратно
сложенных Њарией; до конца днЯ, пока высокаЯ  сестра  засевала  поле,  ЊариЯ
убирала кухню, мыла посуду, потом тщательно обтерла монеты и  снова  сложила
их на столе, где они поблескивали в  тусклом,  угасающем  свете  днЯ;  когда
стемнело, сестры снова пошли на кухню и зажгли лампу, внезапно  он  поЯвилсЯ
из темноты, похожий на мертвеца, высокий, с ухарским пером в шлЯпе, и сказал
грубым, неприЯтным голосом:
     - —то вы имеете против этих  денег?  Ќе  ломайтесь.  ‡абирайте...  -  и
поднЯл руку, чтобы смахнуть, сбросить их снова на  пол,  но  его  остановила
высокаЯ.
     - Ћна уже подбирала их длЯ вас. Ѓольше не делайте этого.
     - Ѓерите же. Џочему  не  берете?  џ  их  заработал...  трудилсЯ...  это
единственные деньги, что Я заработал честным потом за всю жизнь.  ‘пециально
длЯ этого... заработал, а потом разыскивал вас, чтобы отдать, а вы не берете
их. ‚озьмите.
     Ќо они лишь глЯдели на него, недобро и  сдержанно,  одна  -  холодно  и
сурово, другаЯ -  с  Ясной  и  безжалостной  безмЯтежностью,  наконец  он  с
каким-то изумлением сказал:
     - ‡начит, не возьмете. ‚ы действительно не желаете их брать, - поглЯдел
на обеих, потом подошел к столу, взЯл деньги, сунул их в карман,  повернулсЯ
и пошел к двери.
     - Џравильно, - сказала ЊариЯ  безмЯтежным  и  безжалостным  голосом,  -
идите. ќто недалеко. ‚ам недолго осталось отчаиватьсЯ.
     ’ут он обернулсЯ, задержавшись на миг в двери, в его  сером,  противном
лице осталась лишь наглость, высокое перо на шлЯпе, которую  он  не  снимал,
касалось косЯка, словно он висел на веревке  в  проеме  открытой  двери,  за
которой сгустилась весеннЯЯ ночь. Џотом скрылсЯ и он.
     - ’ы уже заперла гусей? - спросила высокаЯ.
     - Љонечно, сестра, - ответила ЊариЯ.
 
     ‘тоЯл хмурый день, однако год не был хмурым. ‚ сущности, хмурым не было
само времЯ вот уже шесть  лет,  с  тех  пор  как  почивший  герой,  которого
провожали в последний путь толпы притихших  людей  с  непокрытыми  головами,
растЯнувшиесЯ по обе стороны …лисейских Џолей от Џлощади ‘огласиЯ до Ђрки, и
смиренно идущие пешком в похоронном кортеже сановники, избавил от затемнениЯ
всю ‡ападную …вропу и весь ‡ападный мир. •мурым был только этот день, словно
в скорби о том, кому ‡апад был  (и  вечно  будет)  признателен  за  право  и
привилегию скорбеть в покое, без тревоги и страха.
     Ћн лежал в роскошном гробу в парадном мундире, при  орденах  (настоЯщие
ордена, те, что собственноручно  прикалывали  ему  на  грудь  президент  его
родины и короли с президентами тех союзных наций,  чьи  армии  он  привел  к
победе, находились во „ворце €нвалидов; те, что возвращались с ним в  землю,
были копиЯми), с маршальским жезлом под сложенными  руками,  гроб  стоЯл  на
орудийном  лафете,  запрЯженном  лошадьми  в  черных  попонах  и  с  черными
плюмажами, под флагом, которому он в  тЯжелейший  длЯ  родины  час  прибавил
новой славы; шедшие сзади  медленным,  размеренным  шагом  знаменщики  несли
флаги других наций, над чьими армиЯми и судьбами он властвовал безраздельно.
     Ќо флаги были не первыми, потому что первым  за  лафетом  шел  (вернее,
ковылЯл не в  ногу  ни  с  кем,  словно  погруженный  в  задумчивость  и  не
замечающий ничего) переживший покойного старый денщик в мундире и до сих пор
новенькой, избежавшей войны каске; винтовка, из которой не было  сделано  ни
единого выстрела, свисала вверх прикладом с его искривленного плеча, сверкаЯ
как полированное весло, или каминнаЯ кочерга, или канделЯбр; перед собой  он
нес на бархатной подушечке саблю в ножнах, чуть склонЯсь к ней, будто старый
псаломщик  над  обломком  Љреста  или  пеплом  свЯтого.  ‡а  ним   шли   два
грума-сержанта, они вели боевого конЯ,  тоже  в  черной  попоне;  сапоги  со
шпорами были вставлены в стремена задом наперед; и лишь  за  ними  следовали
флаги, приглушенные барабаны,  генеральские  мундиры  без  погон  с  черными
повЯзками, мантии, митры  и  дароносицы  церкви,  темные  костюмы  и  снЯтые
цилиндры послов, - все это двигалось под хмурым, горестным небом по  широкой
горестной улице меж горестно приспущенных флагов под приглушенный барабанный
бой и поминутные выстрелы большого орудиЯ где-то в стороне  форта  ‚инсен  в
полувоенном-полуЯзыческом ритуальном  шествии:  мертвый  вождь,  раб,  конь,
ордена - символы его славы - и оружие, которым он заслужил  их,  провожаемый
снова в землю, из котором он вышел, младшими совладельцами  его  наследиЯ  и
величиЯ - принцами и кардиналами, солдатами  и  государственными  деЯтелЯми,
наследниками  императорских  и  королевских  тронов,   послами   и   личными
представителЯми республик, вслед  за  ними  тЯнулась  смиреннаЯ,  безымЯннаЯ
толпа, тоже сопровождаЯ, эскортируЯ, провожаЯ его к громадной,  безмЯтежной,
триумфальной  и   стойкой   Ђрке,   венчающей   вершину   холма   словно   в
жертвоприношении или в самосожжении.
     Ћна непреклонно и неприступно поднЯлась  к  хмурому,  горестному  небу,
чтобы вечно стоЯть над городом благодарЯ не столько прочности камнЯ, и  даже
не своей симметрии и гармонии, а своей символике;  на  мраморном  основании,
прЯмо под центром ее парЯщего свода  небольшой  вечный  огонь  трепетал  над
вечным сном безымЯнных костей, привезенных пЯть лет назад с полЯ  битвы  под
‚ерденом; кортеж приблизилсЯ  к  Ђрке,  толпа  тихо,  молча,  разделЯлась  и
обтекала ее с обеих сторон, пока не окружила этот величественный и свЯщенный
монумент, потом кортеж  прекратил  свое  шествие,  его  участники  медленно,
неторопливо   подтЯгивались,   пока    снова    не    воцарилась    траурнаЯ
благопристойность, и лишь лафет продолжал двигатьсЯ,  остановилсЯ  он  перед
самой Ђркой, перед огнем, и остались  только  молчание,  горестный  день  да
поминутные выстрелы далекого орудиЯ.
     Џотом из толпы принцев, прелатов, генералов и государственных  деЯтелей
вышел один человек, тоже в парадном одеЯнии и  с  орденами;  первый  человек
”ранции - поэт, философ, государственный деЯтель, патриот и оратор, он стоЯл
с обнаженной головой лицом  к  лафету,  пока  далекое  орудие  не  проводило
выстрелом в вечность еще одну минуту. ’огда он заговорил:
     - Њаршал.
     Ќо отозвалсЯ лишь день, и далекое орудие  отметило  еще  один  интервал
своей размеренной  панихиды.  Џотом  оратор  заговорил  снова,  уже  громче,
настойчивее, не властно - это был вопль:
     - Њаршал!
     Ќо по-прежнему продолжалась лишь панихида днЯ, панихида победоносной  и
горестной ”ранции, панихида …вропы и стран за океаном, где солдаты уже снЯли
мундиры, в которых тот, кто теперь лежал под флагом на лафете, вел их  через
страданиЯ к миру, и более того, где люди не слышали  его  имени  и  даже  не
знали, что они до сих пор  свободны  благодарЯ  ему;  теперь  голос  оратора
звенел в горестном окружении, чтобы люди слышали его повсюду:
     - Џравильно, великий генерал! ‹ежи вечно лицом на ‚осток,  пусть  враги
”ранции вечно видЯт его и страшатсЯ!
     €  вдруг  в  одном  месте  среди  толпы  поднЯлась  какаЯ-то  суматоха,
волнение; было видно, как полицейские в накидках и  фуражках  протискиваютсЯ
туда с занесенными дубинками. Ќо не успели они добратьсЯ до этого места, как
что-то внезапно прорвалось сквозь толпу - это  был  не  человек,  а  ходЯчий
вертикальный шрам на костылЯх, у него была одна рука и одна  нога,  половина
его головы без волос, без уха, без глаза представлЯла собой  сплошной  ожог,
на нем был грЯзный  смокинг,  слева  на  груди  висели  английский  "‚оенный
крест", медаль "‡а выдающиесЯ заслуги" и французскаЯ Medaille Militaire; она
(французскаЯ), очевидно, и  была  причиной  того,  что  толпа  французов  не
решилась помешать ему выйти и не смела схватить его и  оттащить  назад  даже
потом, когда он страшно, по-животному наклонЯЯсь  и  выпрЯмлЯЯсь,  вышел  на
пустое пространство возле Ђрки и двигалсЯ, пока тоже  не  оказалсЯ  лицом  к
лафету. ’ам он остановилсЯ, стиснул под мышками костыли, взЯлсЯ единственной
рукой за французскую награду на  груди  и  тоже  крикнул  громким,  звенЯщим
голосом:
     - ‘лушай и менЯ, маршал! ‚от твоЯ награда: получай! - содрал, сорвал  с
грЯзного смокинга медаль, талисман, дающий ему безопасность,  и  занес  руку
длЯ броска. ‚идимо, он понимал, что  произойдет  с  ним,  едва  он  выпустит
медаль из руки, и презрел это: он даже  замер  перед  броском,  обернулсЯ  к
толпе, словно бы нетерпеливо сжавшейсЯ, чтобы броситьсЯ на него, едва медаль
вылетит из руки, и рассмеЯлсЯ, не торжествующе, лишь неукротимо той стороной
изуродованного лица, что была способна смеЯтьсЯ, потом повернулсЯ и  швырнул
медалью в лафет, голос его вновь зазвенел в потрЯсенном воздухе, как  только
толпа рванулась к нему:
     - ’ы тоже вел человека в тот сумрак, где  его  ждала  смерть;  вот  его
эпитафиЯ: €м не пройти. ќто моЯ страна, права она иль нет, та,  что  извечно
Ђнглией зоветсЯ...
     ’ут толпа накинулась на него. Ћн исчез словно бы под  волной,  приливом
голов и плеч, внезапно чьЯ-то рука занесла над головами один из  костылей  с
Явным намерением ударить его, однако набежавшие полицейские (их были дюжины,
они неслись отовсюду) вырвали костыль,  другие,  взЯвшись  за  руки,  быстро
образовали кордон и постепенно оттеснЯли  толпу,  при  этом  торжественность
церемонии   окончательно   нарушилась,   раздались   пронзительные   свистки
распорЯдителей, главный распорЯдитель схватил под уздцы  лошадей,  развернул
их и крикнул кучеру: "Џоезжай!"
     ‚иновник случившегосЯ находилсЯ в канаве маленького тупика, его отнесли
туда двое полицейских, помешав разъЯренной  толпе  расправитьсЯ  с  ним,  он
лежал на спине без сознаниЯ, лицо его было совершенно  спокойно,  из  уголка
рта текла струйка крови; полицейские не отходили от него, хотЯ теперь, когда
Ярость улеглась, казалось, один вид их формы сдерживал ту часть  толпы,  что
последовала  за  ними  и  теперь  стоЯла  вокруг,  глЯдЯ  на   спокойное   в
беспамЯтстве лицо.
     - Љто это такой? - послышалсЯ голос.
     - Ђнгличанин, - сказал один из полицейских. - Ќаш старый  знакомый.  Ќе
дает нам покоЯ с самого конца войны, он уже не первый  раз  оскорблЯет  нашу
страну и позорит свою.
     - Њожет, на этот раз он умрет, - произнес другой голос.
     ’ут лежащий в канаве человек открыл  глаза  и  стал  смеЯтьсЯ,  вернее,
попыталсЯ и тут же поперхнулсЯ, он силилсЯ повернуть  голову,  словно  хотел
очистить горло и рот от того, что там  скопилось,  когда  еще  один  человек
протиснулсЯ сквозь толпу и направилсЯ к нему - это был  старик,  изможденный
гигант с большим, усталым, больным лицом, седыми армейскими усами и  пылким,
страстным взором, на лацкане его поношенного черного  пальто  виднелись  три
выцветшие орденские планки; подойдЯ, старик опустилсЯ возле него на  колени,
подсунул руку под голову и плечи, приподнЯл и наклонил чуть набок, чтобы  он
мог выплюнуть кровь и выбитые зубы и говорить. €ли, вернее, смеЯтьсЯ, что он
первым долгом и сделал: лежа на руке старика, он засмеЯлсЯ в окружавшие  его
лица, потом обратилсЯ к ним по-французски:
     - ‚от-вот, - сказал он. - ’репещите. џ не умру. Ќикогда.
     - џ не смеюсь, - произнес старик, склонЯЯсь  над  ним.  -  ’о,  что  вы
видите, - это слезы.
 
     „екабрь 1944-ноЯбрь 1953. Ћксфорд - Ќью-‰орк - Џринстон.