нее,  быстрее,  неуЯзвимее  и  с  большей
огневой мощью, чем раньше, он  будет  строить  аэропланы  крупнее,  быстрее,
способные взЯть больше груза и произвести больше  разрушений,  чем  прежние;
какое-то времЯ он будет водить их, управлЯть ими, полагаЯ,  что  они  в  его
власти, даже после того, как поймет наконец, что сражаетсЯ  не  с  таким  же
хрупким и смертным врагом своей политики или представлением  о  национальных
границах, а с чудовищем, которое живет в нем самом.  ќто  будет  не  кто-то,
стрелЯющий  в  него  из-за  минутной  вражды.  ќто  будет  его   собственный
”ранкенштейн, заживо жарЯщий его на огне, душащий скоростью, вырывающий  еще
живые внутренности в жестокости своего мстительного унижениЯ. € человек  уже
станет неспособен продолжать войну, хотЯ она даст ему  на  времЯ  безобидное
заблуждение, будто он может управлЯть ею кнопками с земли. Џотом  пройдет  и
оно, протекут годы, десЯтилетиЯ, века с тех пор, как  она  в  последний  раз
отзоветсЯ на его голос; он даже забудет, где она  началась,  потому  что  в.
последний раз увидит ее в тот день, когда, весь  дрожа,  выползет  из  своей
холодной норы и скорчитсЯ среди  тонких  прутиков  фантастической  геометрии
своих антенн под лЯзгающим дождем падающих приборов, счетчиков, выключателей
и обрывков бескровной металлической  эпидермы,  глЯдЯ,  как  последние  двое
борютсЯ в последней грандиозной схватке на фоне исчезающего неба,  лишенного
даже темноты и  оглашаемого  монотонным  ревом  двух  механических  голосов,
выкрикивающих друг другу нескончаемую патриотическую бессмыслицу без единого
глагола. Ћ да, он переживет войну, благодарЯ той самой  черте  она  выстоит,
даже когда останетсЯ лишь последнЯЯ никчемнаЯ  омертвелаЯ  твердь,  медленно
стынущаЯ в последних лучах негреющего багрового солнца, потому что ближайшаЯ
звезда в голубой безмерности пространства уже  будет  оглашатьсЯ  шумом  его
высадки, его слабый и неизбывный голос будет все так же звучать, все так  же
говорить о планах на будущее; и когда даже там  колокол  судьбы  отзвонит  в
последний раз и замрет, все равно будет слышен еще один звук: его голос, все
так же говорЯщий о планах,  о  стремлении  построить  нечто  более  высокое,
быстрое и громкое; более мощное, громкое и быстрое, чем до сих пор, но и оно
будет обладать все тем же  исконным  несовершенством,  потому  что  в  конце
концов окажетсЯ бессильным  стереть  человека  с  лица  земли.  џ  не  боюсь
человека. Ќаоборот: Я уважаю его и восхищаюсь им. € горжусь; Я в десЯть  раз
более горд тем бессмертием, каким он обладает, чем  он  -  небесным,  плодом
собственного заблуждениЯ. Џотому что человек и его безрассудство...
     - ‚ыстоЯт, - сказал капрал.
     - € более того, - с гордостью сказал старый генерал, - ЏобедЯт.  Џоедем
обратно?
     Ћни вернулись к автомобилю и сели в  него;  снова  поехали  по  гулким,
пустым улицам, окружающим далекую, заполненную людьми Place de Ville.  Џотом
опЯть  оказались  там,  откуда  выехали,  автомобиль   сбавил   скорость   и
остановилсЯ напротив маленькой запертой калитки, возле  нее  сцепилось  пЯть
человек, над ними, словно Яростные выкрики, разрывали воздух  штыки  четырех
винтовок. Љапрал взглЯнул на сцепившихсЯ и негромко сказал:
     - €х теперь одиннадцать.
     - €х теперь одиннадцать, -  так  же  негромко  сказал  старый  генерал;
последовал еще один жест тонкой, изЯщной руки из-под плаща. - Џодожди. „авай
посмотрим: уведенный оттуда рветсЯ обратно, хоть и убежден, что  это  камера
смертников.
     € они сидели с минуту, глЯдЯ, как пЯтый (тот, кого два часа назад увели
пришедшие за Џолчеком охранники) упорно и Яростно рветсЯ из рук четверых  не
прочь от калитки, а к ней, потом старый  генерал  вылез  из  машины,  капрал
последовал за ним, и генерал спросил, по-прежнему не повышаЯ голоса:
     - —то тут происходит, сержант?
     ‚се пЯтеро замерли в напрЯженных позах. Ђрестованный  оглЯнулсЯ,  потом
вырвалсЯ и побежал через дорогу  к  старому  генералу  с  капралом,  четверо
бросились за ним и схватили его снова.
     - ‘тойте! - прошипел сержант. - ‘мирно! …го зовут Џьер Ѓук. Ћн вовсе не
из этого отделениЯ, но мы обнаружили эту ошибку, лишь когда один из  них,  -
он бросил взглЯд на капрала, - ты - снизошел до  того,  что  предъЯвил  свой
список. Њы схватили его, когда он пыталсЯ вернутьсЯ назад. Ћн отрицает  свое
имЯ; он даже не предъЯвил назначениЯ, пока мы не отобрали его.
     „ержа одной рукой невысокого Яростного человека, он достал  из  кармана
измЯтую бумагу. Ђрестованный тут же выхватил ее у сержанта.
     - ‚решь! - крикнул он сержанту. €, прежде чем ему успели  помешать,  он
разорвал назначение в клочки и швырнул их в лицо старому генералу.
     - ‚решь! - крикнул он и ему. Љлочки бумаги вились, будто конфетти,  или
невесомые снежинки,  или  пушинки  возле  золоченой  фуражки  и  спокойного,
безразличного, непроницаемого лица видевшего все и не  верЯщего  ни  во  что
человека.
     - ‚решь! - снова крикнул он. - ЊенЯ зовут не Џьер Ѓук. џ  Џетр...  -  и
что-то прибавил на резком, почти музыкальном средневосточном Языке  с  таким
обилием согласных, что слова были почти  неразборчивы.  Џотом  повернулсЯ  к
капралу, торопливо опустилсЯ на колени, схватил его руку и что-то сказал ему
на том же непонЯтном Языке, капрал  ответил  ему  на  нем  же,  однако  этот
человек крепко держал руку капрала и не поднималсЯ  с  колен,  капрал  снова
заговорил на том же Языке, словно повторЯЯ сказанное с  другим  дополнением,
может быть, именем, потом обратилсЯ к нему в третий раз с третьим  небольшим
изменением звуков, и тут этот человек  поднЯлсЯ  и  застыл  навытЯжку  перед
капралом, капрал снова что-то  сказал,  и  этот  человек  повернулсЯ,  четко
сделав строевые пол-оборота, четверо охранников торопливо бросились к  нему,
но капрал сказал им по-французски:
     - Ќе нужно трогать его. ’олько отоприте калитку.
     Ћднако старый генерал не  шевельнулсЯ,  он  замер  под  черным  плащом,
сдержанный, спокойный, даже не задумчивый - просто непроницаемый, и произнес
безо всЯкой интонации:
     - "Џрости менЯ, Я не ведал, что творю". Ђ ты сказал: "Ѓудь  человеком",
но это его не тронуло. ‡атем ты сказал:  "Ѓудь  зеттлани",  и  это  тоже  не
подействовало. ’огда ты сказал: "Ѓудь солдатом", и он стал солдатом.
     Ћн повернулсЯ, снова влез в  автомобиль  и  замер  под  широким  мЯгким
плащом в углу сиденьЯ; сержант торопливо подошел к капралу и снова встал  за
его плечом; теперь старый генерал заговорил  на  том  же  резком  Языке  без
гласных:
     - € он стал солдатом. Ќет, снова стал солдатом. „оброй ночи, мое дитЯ.
     - Џрощай, отец, - ответил капрал.
     - Ќе прощай, - сказал старый генерал. - џ тоже крепок; Я тоже не  легко
сдаюсь. Ќе забывай, чьЯ кровь в тебе  бросила  мне  вызов.  -  Џотом  сказал
по-французски водителю:
     - Џоехали домой.
     Ђвтомобиль  уехал.  Љапрал  с  сержантом  повернулись,  сержант   опЯть
находилсЯ за плечом капрала,  но  не  касалсЯ  его,  они  вошли  в  железную
калитку, ее распахнул перед ними один из часовых,  потом  снова  затворил  и
запер. Љапрал машинально направилсЯ в коридор, ведущий к камере, но  сержант
остановил его и повернул в низкий тесный проход, по  которому,  пригнувшись,
мог пройти лишь один человек, - односторонний потайной ход,  ведущий  словно
бы в самые недра тюрьмы; сержант отомкнул тЯжелую дверь и снова запер ее  за
капралом, теперь это была  настоЯщаЯ,  залитаЯ  резким  светом  камера  чуть
побольше чулана, в ней  находились  длинные  деревЯнные  нары  вместо  коек,
жестЯное  ведро  вместо  туалета  и  двое   заключенных.   “   одного   было
самодовольное лицо, дерзкое и  насмешливое,  жуликоватое  и  добродушное,  с
тонкими усиками; на нем был даже  грЯзный  берет  и  повЯзанный  вокруг  шеи
платок, в уголке рта прилипла мокраЯ сигарета, он сидел, прислонЯсь спиной к
стене своей узкой монмартрской аллеи, сунув руки в карманы и закинув ногу на
ногу, другой, пониже, стоЯл возле него со спокойной и  терпеливой  верностью
слепой  собаки  -  приземистый,  похожий  на  гориллу  человек  с  маленькой
обезьЯньей головой, одутловатым  лицом  и  слюнЯвыми  губами,  его  огромные
пустые и неподвижные руки свисали почти до колен.
     - „обро пожаловать, - сказал первый. - € тебЯ, стало быть,  тоже?  ‡ови
менЯ Љролик; в префектуре кто угодно подтвердит, что это моЯ кличка.
     Ќе вынимаЯ рук из карманов, он указал локтем на стоЯщего рЯдом.
     - Ђ это Љастет - длЯ краткости Љонь. Њы отправлЯемсЯ в город, а, Љонь?
     ‚торой издал какой-то неразборчивый звук.
     - ‘лышишь? - сказал первый. -  Ћн  может  выговорить  "Џариж"  не  хуже
любого. ‘кажи-ка еще раз, куда мы отправимсЯ завтра?
     ‚торой издал глухой плаксивый звук. ќто  было  правдой;  теперь  капрал
разобрал сказанное.
     - Ђ почему он в военной форме? - спросил капрал.
     - ќти сучьи дети напугали его, - сказал первый. - џ говорю не о немцах.
Љак ты думаешь, они удовольствуютсЯ, расстрелЯв  одного  человека  из  всего
полка?
     - Ќе знаю, - сказал капрал. - Ћн что, всегда был таким?
     - ‘игареты есть? - спросил первый. - “ менЯ кончились. Љапрал  протЯнул
ему пачку. ’от выплюнул окурок, даже не повернув головы, и достал  из  пачки
сигарету.
     - ‘пасибо.
     Љапрал вынул зажигалку.
     - ‘пасибо, - сказал тот.
     Ћн взЯл зажигалку, щелкнул  ею  и,  уже  -  или  еще  -  говорЯ,  зажег
подпрыгивающую сигарету, потом сложил руки  на  груди  и  обхватил  пальцами
локти.
     - Ћ чем ты спрашивал? ‚сегда ли он был таким? Ќе-е. “мом не блистал, но
был в порЯдке, пока...
     - —то? - Љапрал глЯдел на него, протЯнув руку.
     - ‡ажигалку.
     - Џрошу прощеньЯ?
     - Њою зажигалку, - сказал капрал.
     €х взглЯды встретились. Љролик чуть шевельнул руками и показал  капралу
пустые ладони.
     Љапрал смотрел на него, не убираЯ руки.
     - —ерт возьми, - сказал Љролик. - Ќе разбивай мне  сердце.  Ќе  говори,
будто ты видел, что Я сделал с ней. …сли видел, то  они  правы;  просто  они
ждали на день дольше, чем нужно.
     Ћн сделал еще одно быстрое движение рукой; когда он разжал  ее,  в  ней
была зажигалка. Љапрал взЯл ее.
     - —удно ведь, а? - сказал Љролик. - ЋказываетсЯ,  человек  представлЯет
собой не сумму своих пороков - просто привычек.  ‘мотри,  после  завтрашнего
утра всем нам она уже не понадобитсЯ, а у  кого  она  будет  до  тех  пор  -
неважно. €, однако же, нужно получить ее назад, потому что  ты  привык,  что
она твоЯ, а мне нужно попытатьсЯ присвоить ее, так  как  это  одна  из  моих
естественных привычек. ‚идно,  из-за  них  и  затеваетсЯ  назавтра  всЯ  эта
кутерьма - они выведут на плац целый гарнизон  лишь  затем,  чтобы  избавить
трех паршивых ублюдков от скверной привычки дышать. Ђ, Љонь? -  окликнул  он
второго.
     - Џариж, - хрипло произнес тот.
     - ‚от-вот, - сказал Љролик. - Ћт этого и хотЯт избавить нас завтра:  от
скверной привычки не попадать в Џариж после четырехлетних стараний.  Ќичего,
теперь попадем; вот и капрал отправитсЯ с нами присмотреть, чтобы все было в
порЯдке.
     - —то он натворил? - спросил капрал.
     - Ќе церемоньсЯ, - сказал Љролик. - Ќе он, а мы. “бийство.  ќта  стараЯ
дама сама была виновата; ей нужно было только сказать, где спрЯтаны  деньги,
а потом помалкивать. Ђ она  вместо  этого  лежала  в  постели  и  орала  как
резанаЯ, пришлось ее придушить, иначе  было  бы  не  на  что  добиратьсЯ  до
Џарижа...
     - Џариж, - сказал второй плачущим голосом.
     - ’олько этого мы и хотели, - сказал Љролик. - ’олько эта цель и была у
нас: добратьсЯ до Џарижа. Ћднако люди вечно посылали его не туда,  указывали
неверную дорогу, травили  собаками,  от  полицейских  он  только  и  слышал:
"‘тупай, ступай", - знаешь, как это бывает.  €  когда  мы  столкнулись  -  в
Љлермон-”ерране, в 1914-м, - он уже и не помнил, сколько бродил, потому  что
мы не знали ..сколько ему лет. ‡нали только,  что  долго,  начал  он  еще  в
детстве... ’ы  знал,  что  тебе  нужно  в  Џариж,  еще  не  знаЯ,  что  тебе
понадобитсЯ женщина, а, Љонь?
     - Џариж, - хрипло сказал второй.
     - ...Џонемногу работал, когда удавалось найти работу," спал в кустах  и
конюшнЯх, пока на него не натравливали собак или полицию, говорили "ступай",
даже не сказав, в какую сторону нужно идти, и в конце концов он  решил,  что
никто во ”ранции не слышал о Џариже и тем более  не  собиралсЯ  -  не  ездил
туда. Ђ, Љонь?
     - Џариж, - сказал второй.
     - Џотом мы повстречались в Љлермоне, стакнулись, и дела пошли  на  лад,
война уже началась, натЯни военную форму - и ты свободен от полицейских,  от
гражданских и от всего человечества; только знай, кому нужно отдавать честь,
и делай это побыстрее. ’ак мы  поднесли  бутылку  коньЯка  одному  знакомому
сержанту...
     - € от всего человечества? - спросил капрал.
     - Ќу да, - сказал Љролик. - Њожет, глЯдЯ на него, не  подумаешь,  но  в
темноте он может двигатьсЯ бесшумно, как привидение,  и  видит,  как  кошка;
погаси на минуту свет, он вытащит у тебЯ из кармана зажигалку, и ты даже  не
догадаешьсЯ. ’еперь и он...
     - Ћн быстро научилсЯ этому? - спросил капрал.
     - ‘амо собой, приходилось смотреть, чтобы он не давал  воли  рукам.  Ћн
ведь ничего такого не хотел: просто не сознавал своей силы, как тогда  ночью
в прошлом месЯце.
     - € дела у вас пошли на лад, - сказал капрал.
     - Љак по маслу. ’еперь и он  был  в  военной  форме,  нам  даже  иногда
удавалось прокатитьсЯ за государственный  счет,  и  мы  все  приближались  к
Џарижу; прошло чуть больше года, и мы оказались под ‚ерденом,  а  любой  бош
может сказать тебе, что он почти рЯдом с Џарижем...
     - € все шло, как по маслу, - сказал капрал.
     - Џочему же нет? …сли в мирное времЯ люди клали деньги в банк, то  куда
их можно спрЯтать в военное, если не в печную трубу, или под матрац,  или  в
стенные часы? €ли куда угодно, где они, казалось, спрЯтаны надежно, длЯ  нас
это не имело значениЯ; у ЉонЯ такое чутье на десЯтифранковые бумажки, как  у
свиньи на трюфели. „о той ночи в прошлом месЯце, и  стараЯ  дама  была  сама
виновата; сказала бы, где  спрЯтаны  денежки,  а  потом  лежала  бы  себе  и
помалкивала, но ее это не устраивало, она лежала и вопила как резанаЯ,  пока
Љонь не был вынужден заткнуть ей глотку - сам  понимаешь,  он  не  собиралсЯ
причинЯть ей вреда, просто чуть подержал за горло, чтобы можно  было  искать
деньги спокойно. ’олько мы забыли о его руках, и когда Я вернулсЯ...
     - ‚ернулсЯ? - переспросил капрал.
     - џ был внизу, искал деньги. ...‚ернулсЯ  -  было  уже  поздно.  €  нас
зацапали. Њожно было подумать, что они удовольствуютсЯ этим, тем  более  что
деньги они у нас забрали...
     - ’ы нашел их? - спросил капрал.
     - ‘амо собой. Џока он ее утихомиривал. Ќо нет, им показалось мало...
     - ’ы отыскал деньги, ушел с ними, а потом вернулсЯ?
     - —то? - сказал Љролик.
     - Џочему ты передумал? - спросил капрал.
     ‘екунду спустЯ Љролик сказал:
     - „ай еще закурить.
     Љапрал угостил его сигаретой, протЯнул ему зажигалку.
     - ‘пасибо, - сказал Љролик. Ћн щелкнул зажигалкой, прикурил  и  погасил
пламЯ. ЋпЯть кисти его рук быстро  завертелись,  потом  замерли,  он  бросил
зажигалку капралу, снова сложил руки, обхватил локти и заговорил, не вынимаЯ
сигареты изо рта:
     - Ћ чем Я? Ђх,  да.  Ќо  их  это  не  устраивало;  просто  отвести  нас
тихо-мирно и расстрелЯть длЯ них было мало; им понадобилось затащить ЉонЯ  в
какую-то камеру и напугать до  потери  разума.  ‘праведливость,  видите  ли.
‡ащита наших прав.  Џросто  схватить  нас  им  было  мало;  мы  должны  были
подтвердить, что сделали это. џ им сказал, но  этого  оказалось  мало;  Љоню
пришлось орать об этом во весь голос - черт знает зачем.  Ќо  теперь  все  в
порЯдке. ’еперь они нам не помешают.
     Ћн повернулсЯ и резко хлопнул второго по спине.
     - ‡автра утром будем в Џариже, малыш. Ќе сомневайсЯ.
     „верь отворилась. ЏоЯвилсЯ тот же самый сержант. Ќе  входЯ,  он  сказал
капралу: "Џошли опЯть", - и придерживал дверь, пока капрал не  вышел.  Џотом
затворил ее снова и запер. Ќа этот  раз  они  пришли  в  кабинет  коменданта
тюрьмы,  там  был  человек,  которого  он  -  капрал  -  сперва  принЯл   за
обыкновенного сержанта, но потом увидел на прибранном  столе  принадлежности
длЯ последнего причастиЯ - урну, кувшин, епитрахиль  и  распЯтие  -  и  лишь
потом заметил маленький вышитый крестик на  его  воротнике;  первым  сержант
впустил капрала,  закрыл  дверь,  и  они  остались  вдвоем  со  свЯщенником,
свЯщенник поднЯл руку, начертал  в  невидимом  воздухе  невидимый  крест,  а
капрал стоЯл возле двери, пока даже не  удивленный,  лишь  настороженный,  и
глЯдел на него: будь в этой комнате третий человек, он обратил бы  внимание,
что они оба почти ровесники.
     - ‚ходи, сын мой, - сказал свЯщенник.
     - „обрый вечер, сержант, - сказал капрал.
     - Њожешь ты обратитьсЯ ко мне "отец"? - спросил свЯщенник.
     - Љонечно, - ответил капрал.
     - ’огда обратись.
     - Љонечно, отец, - сказал капрал. Ћн подошел ближе  и  бросил  быстрый,
спокойный взглЯд на принадлежности, лежащие на столе, свЯщенник наблюдал  за
ним.
     - Ќет, - сказал он. - Џока еще нет. џ пришел предложить тебе жизнь.
     - ‡начит, вас послал он, - сказал капрал.
     - Ћн? - сказал свЯщенник. - Љого ты можешь иметь в виду,  кроме  ’ворца
всей жизни? ‡ачем …му посылать менЯ сюда с предложением  жизни,  которую  Ћн
уже дароваЯ тебе? —еловек, о котором ты говоришь, может,  несмотрЯ  на  свой
чин и власть, лишь отнЯть ее у тебЯ. ’воЯ жизнь никогда не принадлежала ему,
он не может даровать ее тебе, так как, несмотрЯ  на  его  галуны  и  звезды,
перед Ѓогом он тоже лишь щепотка гнилого и эфемерного праха.
     € никто не посылал менЯ сюда: ни  ’от,  кто  уже  дал  тебе  жизнь,  ни
другой, который не может дать жизни ни тебе, ни  другим.  ЊенЯ  послал  сюда
долг. Ќе это, - его рука коснулась вышитого на воротнике крестика, - не  мое
одеЯние, а моЯ вера в Ќего; и даже не как …го глашатаЯ, а как человека...
     - ”ранцуза? - спросил капрал.
     - Џусть  будет  так,  -  сказал  свЯщенник.  -  „а,  если  угодно,  как
француза... повелел мне прийти сюда и  повелеть  тебе  -  не  попросить,  не
предложить, - повелеть сберечь свою жизнь, которой ты не мог  и  не  сможешь
распорЯжатьсЯ, чтобы спасти другую.
     - ‘пасти другую жизнь? - спросил капрал.
     - †изнь командира твоей дивизии, - сказал свЯщенник. - Ћн  погибнет  за
то, что весь мир, известный ему,  -  единственный  мир,  который  он  знает,
потому что этому миру он посвЯтил свою  жизнь,  -  назовет  провалом,  а  ты
умрешь за то, что хотЯ бы сам назовешь победой.
     - ‡начит, вас послал он, - сказал капрал. - „лЯ шантажа.
     - Ћстерегись, - сказал свЯщенник.
     - ’огда не говорите мне этого, - сказал капрал. - ѓоворите ему. …сли  Я
могу спасти жизнь ѓраньона, лишь не делаЯ чего-то, то Я уже не могу, да и не
мог сделать ничего. ѓоворите это ему. џ тоже не хочу умирать.
     - Ћстерегись, - сказал свЯщенник.
     - џ имел в виду не его, - сказал капрал. - џ говорил...
     - џ знаю, о ком ты говорил, - сказал свЯщенник. - ‚от почему  Я  сказал
"остерегись". Ћстерегись ’ого, над  кем  ты  насмехаешьсЯ,  приписываЯ  свою
гордость смертному ’ому, кто принЯл  смерть  две  тысЯчи  лет  назад,  чтобы
человек никогда, никогда, никогда  не  имел  власти  над  жизнью  и  смертью
другого, - освободил тебЯ и того, о ком  ты  говоришь,  от  этого  страшного
бремени: тебЯ от права, а его от необходимости властвовать над твоей жизнью;
жалкий  смертный  человек  навсегда  был  избавлен  от  страха  вины  и  мук
ответственности, которые повлекла бы за собой власть над судьбой человека  и
которые стали бы его проклЯтьем,  потому  что  Ћн  отверг  во  имЯ  человека
искушение таким господством, отверг страшное искушение  той  безграничной  и
беспредельной властью, сказав €скусителю: Ћтдайте кесарево кесарю. џ знаю, -
торопливо прибавил он,  прежде  чем  капрал  успел  что-либо  произнести:  -
ольнемону шольнемоново. Ћ да, ты прав; прежде всего Я француз. ’еперь и  ты
можешь процитировать мне Џисание, не так ли? •орошо. „авай.
     - џ не умею читать, - сказал капрал.
     - ’огда Я процитирую за тебЯ, сошлюсь за тебЯ, -  сказал  свЯщенник.  -
ќто не Ћн преобразил мир ‘воим смирением, жалостью и жертвой;  это  сотворил
…го мученичеством Языческий и кровавый ђим; пламенные  и  упорные  мечтатели
несли эту мечту из Њалой Ђзии триста лет, пока последний  из  них  не  нашел
столь глупого кесарЯ, что тот распЯл его. € ты прав. Ќо в таком случае и  он
тоже. (џ говорю не о Ќем, Я говорю о том старике в белом  кабинете,  на  чьи
плечи ты хочешь переложить свое право и долг на  свободу  воли  и  решениЯ.)
Џотому что только ђим мог сделать это, совершить это, и даже  Ћн  (теперь  Я
говорю о Ќем) знал это, чувствовал, ощущал  это,  хотЯ  и  был  пламенным  и
упорным мечтателем. Џотому что Ћн сказал ‘ам: _Ќа сем камне џ создам –ерковь
Њою_, хотЯ даже не понимал - и не понЯл - истинного значениЯ своих слов.  Ћн
считал это поэтической метафорой,  синонимом,  иносказанием  -  считал,  что
камень означает нетвердое, непостоЯнное сердце, а церковь  -  легкомысленную
веру. € даже …го первый и любимый льстец не понЯл смысл  этих  слов,  потому
что был невежественным и упорным, как и Ћн. ЏонЯл его Џавел, он прежде всего
был римлЯнином, потом человеком и только потом мечтателем,  и  поэтому  лишь
один из всех оказалсЯ способным истолковать правильно эту  мечту  и  понЯть,
что длЯ того, чтобы выстоЯть, необходима не туманнаЯ и легкомысленнаЯ  вера,
а _церковь, уложение_, этика, в пределах которой человек мог бы использовать
свое право и долг на свободу воли и решениЯ, и не ради награды,  похожей  на
сказку, убаюкивающую ребенка в  темноте,  он  видел  награду  в  способности
совладать, не изменЯЯ себе, с неподатливым, стойким миром, в  котором  (знал
он, длЯ чего, или нет, не имело значениЯ, потому что теперь он мог совладать
и с этим) оказалсЯ. –ерковь, не _опутаннаЯ_ тонкой паутиной надежд,  страхов
и  упований,  которые  человек  именует  своим  сердцем,   а   _укрепленнаЯ,
упроченнаЯ_,  чтобы  выстоЯть,  на  том  _камне_,  синонимом  которого  была
заложеннаЯ столица той  суровой,  неподатливой,  стойкой  земли,  с  которой
человеку нужно было как-то совладать или исчезнуть. €, как  видишь,  он  был
прав. Ќе Ћн, не Џетр, а Џавел, лишь на  треть  мечтатель,  а  на  две  трети
человек и притом наполовину римлЯнин, смог совладать  с  ђимом.  Ћн  добилсЯ
даже большего: отдав кесарю кесарево, он покорил ђим. Ѓолее того: уничтожил,
что осталось от того ђима. ‹ишь тот камень, та  крепость.  Ћтдай  ольнемону
шольнемоново. ‡ачем тебе умирать?
     - ѓоворите это ему, - сказал капрал.
     - ‘паси другую жизнь, которую сожжет твоЯ мечта.
     - ѓоворите это ему, - ответил капрал.
     - ‚спомни... - сказал свЯщенник, - нет, помнить ты  не  можешь,  ты  не
знаешь этого, ты не умеешь читать. € снова мне придетсЯ быть тем  и  другим:
заступником и ходатаем. _Џреврати эти камни в хлебы, и все  люди  пойдут  за
тобой_. € Ћн ответил: _Ќе хлебом единым жив человек_. Џотому что Ћн, хотЯ  и
был упорным, пламенным мечтателем, понимал: его искушают, дабы он  прельстил
и повел за собой человека не _хлебом_, а _чудом_ хлеба,  обманом,  иллюзией,
призраком хлеба; искушают, дабы Ћн поверил, что человек не  только  склонен,
расположен к этому обману, но даже стремитсЯ к нему, что даже  если  иллюзиЯ
этого чуда приведет к тому, что хлеб в животе у человека превратитсЯ снова в
камень и убьет его, дети будут стремитьсЯ  получить  в  свой  черед  иллюзию
этого чуда, которое  убьет  их.  Ќет,  нет,  прислушайсЯ  к  Џавлу,  ему  не
требовалось чуда и не нужно было мученичества. ‘паси ту жизнь. _Ќе убий_.
     - ѓоворите это ему, - ответил капрал.
     - Џрими завтра свою смерть, если тебе необходимо. Ќо сейчас спаси его.
     - ѓоворите это ему, - ответил капрал.
     -  ‚ласть,  -сказал  свЯщенник.  -’ем  соблазном  простого  чуда.   …му
предлагалась не только власть над  ничтожной  землей,  но  и  гораздо  более
страшнаЯ власть над вселенной - эта страшнаЯ власть дала бы  …му  господство
над судьбой и жребием смертного человека, если бы Ћн не  отверг  пред  лицом
€скусителЯ третье и самое страшное  -  искушение  бессмертием:  если  бы  Ћн
заколебалсЯ или уступил, царствие …го Ћтца погибло бы не только на земле, но
и на небе, потому что тогда погибло бы само небо, ибо какую ценность в шкале
человеческих надежд и устремлений, какое влиЯние или притЯзание на  человека
могло бы иметь небо, обретенное столь низким средством. - шантажом; человек,
устав от свободы воли и решениЯ, права первого и долга второго, на основании
единственного лишь прецедента кинулсЯ бы в пропасть,  сказав,  бросив  вызов
своему ’ворцу: "_„ай мне упасть - если посмеешь_".
     - ѓоворите это ему, - ответил капрал.
     - ‘паси ту жизнь. Џризнай, что  право  свободной  воли  касаетсЯ  твоей
смерти. Ќо долг выбора - не твоей. …го. ‘мерти генерала ѓраньона.
     - ѓоворите это ему, - ответил капрал.
     Ћни  поглЯдели  друг  на  друга.  Џотом  свЯщенник,  казалось,   сделал
страшное, напрЯженное, конвульсивное усилие заговорить или промолчать - было
неЯсно, даже когда он произнес, словно бы смирЯЯсь не  с  поражением,  не  с
безысходностью, даже не с отчаЯнием, а с капитулЯцией:
     - ‚спомни ту птичку.
     - ‡начит, вас послал он, - сказал капрал.
     - „а, - сказал свЯщенник. - Ћн послал за мной.  Ћтдать  кесарю...  -  €
прибавил: - Ќо он вернулсЯ.
     - ‚ернулсЯ? - переспросил капрал. - Ћн?
     - ’от, кто отрексЯ от тебЯ, - сказал свЯщенник. - Љто повернулсЯ к тебе
спиной. ЋсвободилсЯ от тебЯ. Ќо он вернулсЯ. € теперь их снова одиннадцать.
     Ћн подошел к капралу и взглЯнул ему в лицо.
     - ‘паси и менЯ.
     € опустилсЯ на колени перед капралом, прижав к груди сжатые руки.
     - ‘паси менЯ.
     - ‚станьте, отец, - сказал капрал.
     - Ќет, - ответил свЯщенник.
     Ћн полез в нагрудный карман мундира и достал молитвенник с обтрепанными
углами и в окопной грЯзи; книжка сама собой раскрылась на месте,  заложенном
красной ленточкой, когда свЯщенник протЯнул ее капралу.
     - ’огда прочти это мне. Љапрал взЯл книжку.
     - —то? - спросил он.
     - Џредсмертную молитву, - сказал свЯщенник. - „а ты не  умеешь  читать,
так ведь?
     Ћн взЯл молитвенник и, не поднимаЯ головы, прижал его к груди.
     - ’огда спаси менЯ, - сказал он.
     - ‚станьте, - сказал капрал, нагибаЯсь, чтобы взЯть свЯщенника за руку,
но свЯщенник начал подниматьсЯ, встал и  непослушными  руками  сунул  книжку
обратно  в  карман;  поворачиваЯсь,  скованно  и  неуклюже,  он,   казалось,
оступилсЯ и чуть не упал, но выпрЯмилсЯ, прежде чем капрал успел  поддержать
его, и под взглЯдом капрала направилсЯ к двери, уже протЯнув руку к ней  или
к стене, или просто протЯнув, словно слепой, потом капрал сказал ему:
     - ‚ы забыли свои принадлежности. ‘вЯщенник остановилсЯ.
     - „а, - не  оборачиваЯсь  сказал  он.  -  ‡абыл.  ‘овсем  забыл.  Џотом
повернулсЯ, подошел к столу,  собрал  вещи  -  урну,  кувшин,  епитрахиль  и
распЯтие, - неуклюже сложил их в одну руку или на  одну  руку,  потЯнулсЯ  к
свечам и замер, капрал глЯдел на него.
     - ‚ы можете послать за ними, - сказал он.
     - „а, - ответил свЯщенник, - могу, - повернулсЯ, снова пошел  к  двери,
снова остановилсЯ, потом опЯть потЯнулсЯ к ней,  но  капрал,  опередив  его,
торопливо  постучал  костЯшками  пальцев  о  доски,  дверь  пойти   тут   же
отворилась, за ней находилсЯ сержант, свЯщенник постоЯл еще  секунду-другую,
прижимаЯ к груди символы своего таинства. Џотом встрЯхнулсЯ.
     - „а, - сказал он, - Я могу послать за ними, - и вышел в дверь;  больше
он уже не останавливалсЯ, даже когда сержант догнал его и спросил:
     - Ћтнести их в часовню, отец?
     - ‘пасибо, - ответил свЯщенник, отдаваЯ свою ношу; вот  он  свободен  и
идет дальше; вот он и в безопасности; снаружи лишь весеннЯЯ тьма,  теплаЯ  и
непроглЯднаЯ ночь над голыми неосвещенными стенами и между ними, заполнЯющаЯ
открытый небу проход, проезд, в конце которого виднелось далекое проволочное
заграждение, мостик, рассеченный резким светом ламп сверху  на  части,  тоже
рассеченные красными огоньками сигарет  часовых-сенегальцев;  дальше  лежала
темнаЯ равнина, а за равниной  виднелсЯ  слабый  неусыпный  свет  бессонного
города; и теперь он мог припомнить, как увидел их впервые, все-таки  увидел,
в конце концов нагнал их зимой два года назад возле мен де „ам - за  Љомбле
или ‘ушезом, он уже не помнил: мощенаЯ Place в теплых сумерках (нет,  теплые
сумерки... значит, была еще осень, еще не началась под ‚ерденом та последнЯЯ
зима обреченного и проклЯтого человеческого рода), снова уже пустаЯ,  потому
что он снова опоздал на несколько минут; руки, пальцы указывали ему  дорогу,
доброжелательные голоса давали противоречивые указаниЯ, их было даже слишком
много, и доброжелательных указаний, и голосов; потом  наконец  один  человек
пошел с ним до конца деревни, чтобы указать правильный путь и даже  показать
находЯщуюсЯ вдали ферму - обнесенные  забором  постройки;  дом,  коровник  и
прочее; были сумерки, и он разглЯдел их, сперва восьмерых, спокойно  стоЯщих
у кухонного крыльца, потом еще двоих, в том числе и капрала; они  сидели  на
крыльце в байковых или  клеенчатых  фартуках,  капрал  ощипывал  курицу  или
цыпленка, другой чистил картошку в стоЯщую рЯдом кастрюлю, на крыльце стоЯла
женщина с кувшином и ребенок - девочка лет десЯти с кружками и  стаканами  в
обеих руках;  потом  из-за  коровника  поЯвились  остальные  трое  вместе  с
фермером и пошли по двору с ведрами молока.
     Ћн не подошел, даже не обнаружил своего присутствиЯ, лишь смотрел,  как
женщина с девочкой отдали им кувшин и стаканы, взЯли курицу, кастрюлю, ведра
и унесли в дом, как фермер наполнил из кувшина  кружки  и  стаканы,  которые
капрал подставлЯл и передавал, потом они ритуально  поднЯли  свои  бокалы  и
выпили - то ли за мирную работу, то ли за мирное окончание  днЯ,  то  ли  за
мирный ужин при свете лампы, - а потом темнота, ночь, настоЯщаЯ ночь, потому
что второй раз был во времЯ ‚ерденского сражениЯ, - ледЯнаЯ ночь  ”ранции  и
человечества, поскольку ”ранциЯ была колыбелью свободы человеческого духа; в
развалинах ‚ердена, откуда были слышны страданиЯ фортов ѓод и ‚аломон; он не
подошел к ним и на этот раз, лишь стоЯл, глЯдЯ издали, отделенный спинами со
следами грЯзи и страданий от этих  тринадцати,  видимо,  стоЯвших  в  центре
круга; говорили они или нет, произносили речи или нет, он так и не узнал, не
посмел узнать; _„а_, подумал он, _даже тогда не посмел_; впрочем,  им  и  не
нужно было  произносить  речей,  так  как  достаточно  было  просто  верить;
подумал:  _„а,  тогда  их  было  тринадцать,  и  даже  теперь  их   все-таки
двенадцать_; подумал: _Ѓудь даже один, только он, этого было бы  достаточно,
более  чем  достаточно_,  подумал:  _Ћн  лишь  один  стоит  между   мной   и
безопасностью, мной и уверенностью, мной и  покоем_,  и  хотЯ  неплохо  знал
лагерь и окрестности, на миг потерЯл ориентацию, как иногда случаетсЯ, когда
входишь в незнакомое здание в темноте, а выходишь при свете, или  входишь  в
одну, а выходишь в другую дверь, но здесь причина была другой,  и  свЯщенник
подумал спокойно, без малейшего удивлениЯ: _„а, видимо, с той минуты, как он
прислал за мной, Я знал, в какую дверь  выйду,  какой  выход  мне  осталсЯ_.
„лилось  это   секунду-другую,   может   быть,   даже   меньше:   неуловимый
головокружительный миг, и каменнаЯ стена  вновь  обрела  свое  отведенное  и
навеки  отвергаемое  место;  угол,  поворот,  часовой  был  там,   где   ему
полагалось, он даже не ходил по своему маршруту, а просто стоЯл  у  железной
калитки, опираЯсь на винтовку.
     - „обрый вечер, сын мой, - сказал свЯщенник.
     - „обрый вечер, отец, - ответил солдат.
     - ‘кажи, можно одолжить у тебЯ штык?
     - Ћдолжить что? - переспросил солдат.
     - тык, - сказал свЯщенник, протЯгиваЯ руку.
     - Ќе могу, - сказал солдат. - џ на службе - на  посту.  …сли  капрал...
может ЯвитьсЯ даже дежурный офицер...
     - ‘кажешь, что Я взЯл его.
     - ‚зЯли?
     - Џотребовал, - сказал свЯщенник, не опускаЯ руки. - Hy?
     Џотом его рука неторопливо извлекла штык из ножен.
     - ‘кажешь, что взЯл его Я, - уже  поворачиваЯсь,  сказал  свЯщенник.  -
„оброй ночи.
     Њожет, солдат  даже  ответил,  может,  в  пустом,  тихом  проходе  даже
раздалось последнее затихающее эхо последнего теплого человеческого  голоса,
прозвучавшего в теплом человеческом протесте, или удивлении, или  в  простом
нерассуждающем оправдании некоего есть просто потому, что оно есть;  и  все,
мелькнула мысль: _’о было копье, значит, следовало взЯть и винтовку, и все_:
он подумал: _‚ левую сторону, а Я правша_, подумал: _Ќо ведь Ћн не был  одет
в солдатский мундир и рубашку из магазина ‹увр, и, значит,  Я  могу  сделать
это_, - расстегнул мундир, сбросил его, потом расстегнул  рубашку  и  ощутил
телом холодное острие, а потом холодный резкий шорох входЯщего в тело лезвиЯ
и тонко вскрикнул, словно  в  изумлении,  что  все  свершилось  так  быстро,
однако, глЯнув вниз, увидел, что  скрылсЯ  лишь  самый  кончик,  и  спокойно
произнес вслух: "—то дальше?" _Ќо ведь и Ћн не стоЯл_, мелькнула мысль.  _Ћн
был прибит гвоздЯми, и Ћн простит менЯ_, - и свЯщенник бросилсЯ вниз и вбок,
держа штык так, чтобы рукоЯть уперлась в кирпичи, повернулсЯ так,  что  щека
коснулась еще теплых кирпичей, и  начал  издавать  тонкий,  мелодичный  крик
неудачи и отчаЯниЯ, потом рука,  державшаЯ  штык,  коснулась  тела,  и  крик
оборвалсЯ - изо рта вдруг мелодично забулькала теплаЯ густаЯ струЯ.
 
     Ќепрерывно сигналЯ - не вздорно, не капризно, даже не раздраженно, а  с
какой-то настойчивой, пресыщенной галльской бесстрастностью,  -  французский
штабной автомобиль полз по Place, словно бы любезно и  настойчиво  раздвигаЯ
толпу гудком. Ђвтомобиль был небольшим. Ќа  нем  не  было  ни  генеральского
флажка,  ни  каких-либо  эмблем;  это  был  просто   маленький,   несомненно
французский автомобиль, вел его французский рЯдовой, в нем сидели  еще  трое
рЯдовых, американских солдат, не видевших друг друга в глаза  до  встречи  в
штабной канцелЯрии в  Ѓлуа,  где  четыре  часа  назад  им  была  подана  эта
французскаЯ машина, один  сидел  впереди  рЯдом  с  водителем,  двое  сзади,
автомобиль,  петлЯЯ,  с  гудками  протискивалсЯ  среди   усталых,   бледных,
бессонных людей.
     Ћдин из сидевших на заднем сиденье  высунулсЯ  их  жадным  любопытством
глЯдел не на толпу, а  на  зданиЯ,  окружавшие  Place.  ‚  руках  он  держал
большую, всю в складках от многократного  свертываниЯ  карту.  ќто  был  еще
совсем молодой человек с карими спокойными  и  доверчивыми,  как  у  коровы,
глазами на открытом, самоуверенном типичном лице  сельского  жителЯ-фермера,
обреченного любить свое мирное аграрное  наследие  (его  отец,  как  суждено
впоследствии и ему,  разводил  в  Ђйове  свиней  и  растил  кукурузу,  чтобы
откармливать их на продажу) по той причине, что  до  конца  его  безмЯтежных
дней (то, что случитсЯ с ним в  течение  ближайших  тридцати  минут,  будет,
конечно, временами преследовать его, но лишь по ночам,  как  кошмарный  сон)
ему никогда не придет в голову, что можно было  бы  найти  что-нибудь  более
достойное любви, - он нетерпеливо высовывалсЯ из автомобилЯ,  совершенно  не
обращаЯ вниманиЯ на многочисленных людей, и нетерпеливо спрашивал:
     - Љоторый из них? Љоторый?
     - Љоторый что? - спросил сидевший впереди.
     - таб. Ћтель.
     - Џодожди, пока не войдешь туда. ’ы вызвалсЯ добровольцем поглЯдеть  на
то, что внутри.
     - џ хочу видеть его и снаружи, - сказал айовец. - Џотому-то и вызвалсЯ,
остальное менЯ не заботит. ‘проси у него, - он указал на водителЯ, -  ’ы  же
знаешь Язык лЯгушатников.
     - Ќе настолько, - ответил тот. - Њой французский непригоден  длЯ  таких
домов.
     Ќо в этом и не было необходимости, потому что оба увидели трех  часовых
- американца, француза и англичанина, - стоЯщих у  двери,  потом  автомобиль
въехал в  ворота,  и  они  увидели  двор,  забитый  мотоциклами  и  штабными
автомашинами  с  тремЯ  разными   эмблемами.   Ћднако   их   автомобиль   не
останавливалсЯ.   ‹авируЯ    меж    стоЯщим    транспортом    на    поистине
головокружительной скорости, он подкатил к  последнему  подъезду  барочного,
внушающего благоговение зданиЯ ("Ќу что? - спросил тот, что сидел впереди, у
айовца, все еще глЯдЯщего на мелькающие  мимо  окна.  -  ’ы  ждал,  что  нас
пригласЯт в парадную дверь?" - "‚се в порЯдке, - ответил айовец. - ’ак Я его
себе и представлЯл"), где американский военный полицейский, стоЯщий у  двери
подвального этажа, сигналил им  фонариком.  Ђвтомоблль  подлетел  к  нему  и
остановилсЯ. Џолицейский распахнул  дверцу.  Ћднако,  поскольку  айовец  был
занЯт тем, что пыталсЯ сложить свою карту, сидевший  впереди  вылез  первым.
”амилиЯ его была Ѓухвальд. …го дед был раввином в минской синагоге и  кончил
жизнь под копытами казачьей лошади, отец был  портным,  сам  он  родилсЯ  на
четвертом этаже бруклинского дома без лифта и горЯчей воды.  Ќа  второй  год
после принЯтиЯ "сухого закона" он, вооружась лишь пулеметом  ‹ьюиса,  станет
царем  подпольной  империи,  ворочающей  миллионами  на  всем  атлантическом
побережье от Љанады до той флоридской бухты или песчаной косы, откуда  в  ту
ночь велсЯ огонь. “ него были светлые, почти бесцветные глаза; сейчас он был
жилистым и худощавым (однако почти десЯть лет спустЯ, лежа в гробу,  стоЯщем
десЯть тысЯч долларов и обложенном цветами на половину этой суммы, он  будет
полным, почти толстЯком). Џолицейский заглЯнул в заднюю часть автомобилЯ.
     - ‚ылазьте, вылазьте, - сказал он.
     Ђйовец вылез, в одной руке держа небрежно сложенную карту и  похлопываЯ
по  карману  другой.  Ћн  проскочил  мимо   Ѓухвальда,   словно   футбольный
полузащитник, бросилсЯ к фарам автомобилЯ и сунул карту под свет,  продолжаЯ
хлопать себЯ по карману.
     - —ерт! - сказал он. - Љарандаш потерЯлсЯ.
     ‘ледом за ним поЯвилсЯ третий. ќто был негр, совершенно  черный.  ‚ылез
он с элегантностью танцовщика, не жеманной, не  щегольской,  не  сдержанной,
скорее мужественной и вместе с тем девичьей или, точнее, бесполой, и встал с
почти нарочитой небрежностью; тем временем айовец  повернулсЯ,  пробежал  на
этот раз между троими - Ѓухвальдом, полицейским и негром - и, держа  в  руке
развернувшуюсЯ карту, просунулсЯ до поЯса в машину, сказав полицейскому:
     - „ай-ка фонарик. Ќаверно, Я уронил его на пол.
     - Ѓрось ты, - сказал Ѓухвальд. - Џошли.
     - ќто мой карандаш, - сказал айовец. -џ купил его в  последнем  большом
городе, что мы проезжали, - как он называлсЯ?
     - Њогу позвать сержанта, - сказал полицейский. - •очешь?
     - Ќе стоит, - сказал Ѓухвальд. € обратилсЯ к  айовцу:  -  €дем.  ’ам  у
кого-нибудь найдетсЯ карандаш. Ћни тоже умеют читать и писать.
     Ђйовец вылез, выпрЯмилсЯ и  снова  стал  сворачивать  карту.  ‚след  за
полицейским они подошли к двери в подвальный этаж и стали спускатьсЯ, айовец
все таращилсЯ на вздымающийсЯ ввысь купол зданиЯ.
     - „а, - сказал он. - Љонечно.
     Ћни спустились по  ступенькам,  вошли  в  дверь  и  оказались  в  узком
коридоре; полицейский распахнул другую дверь, и они вошли в  комнату;  дверь
за ними закрыл полицейский. ‚ комнате находились стол, койка, телефон, стул.
Ђйовец подошел к столу и стал раскладывать на нем карту.
     - ’ы что, не можешь запомнить, где  бывал,  без  отметок  на  карте?  -
спросил Ѓухвальд.
     - џ не длЯ себЯ, - сказал айовец, возЯсь с картой. - ќто длЯ девушки, с
которой Я помолвлен. џ ей обещал...
     - Ћна тоже любит свиней? - спросил Ѓухвальд.
     - ...—то? - сказал айовец. Ћн умолк и повернул голову;  не  разгибаЯсь,
бросил на  Ѓухвальда  снисходительный,  открытый,  уверенный  и  бесстрашный
взглЯд. - Ђ как же? —то плохого в свиньЯх?
     - ‹адно, - сказал Ѓухвальд. - ’ы обещал ей.
     - Ќу да, - сказал айовец. - Љогда мы узнали,  что  менЯ  отправлЯют  во
”ранцию, Я пообещал ей взЯть  карту  и  отмечать  все  места,  где  побываю,
особенно о которых постоЯнно слышишь, вроде Џарижа. џ бывал в Ѓлуа, в Ѓресте
и поеду в Џариж за то, - что вызвалсЯ сюда, а сейчас Я еще отмечу ольнемон,
главную штаб-квартиру всей этой заварухи, нужно только найти карандаш.
     Ћн снова начал шарить по столу.
     - —то ты будешь с ней делать? - спросил Ѓухвальд.  -  ‘  картой.  Љогда
вернешьсЯ домой.
     - ‚ставлю в рамку и повешу на стену. Ђ ты как думал?
     - ’ы уверен, что тебе будет нужна эта отметка? - спросил Ѓухвальд.
     - —то? - сказал айовец. Џотом спросил: - Ђ что такое?
     - ’ы хоть знаешь, зачем вызвалсЯ?
     - …ще бы. —тобы побывать в ольнемоне.
     - € тебе никто не сказал, что придетсЯ здесь делать?
     - ‚идно, ты недавно в армии, - сказал айовец. - ’ут не спрашивают,  что
делать - просто делают. ‚ообще, в любой армии надо жить, не  спрашиваЯ,  что
делать или зачем это нужно, а просто делать и  тут  же  скрыватьсЯ  с  глаз,
чтобы тебЯ случайно не заметили и не  нашли  еще  дела,  тогда  им  придетсЯ
сперва придумать дело, а потом подыскать  кого-нибудь  длЯ  его  выполнениЯ.
—ерт. Ља