чные  имена
героев: Ѓолл, Њаккаден, Њэннок, Ѓишоп, Ѓаркер, ђис „эвис, но  превыше  всего
было одно - ЂнглиЯ.  ’ри  недели  назад  он  был  еще  в  Ђнглии,  дожидалсЯ
назначениЯ  на  фронт  -  аттестованный  летчик-разведчик,  которому  король
написал: _Њы надеемсЯ и верим  в  Ќашего  преданного  и  дорогого  „жеральда
„эвида_... Ќо уже было поздно, его произвели в офицеры не Љ‚Љ, а Љ‚‘. Џотому
что Љ‚Љ прекратил свое существование первого апрелЯ, за два днЯ до того, как
ему присвоили звание: поэтому та мартовскаЯ полночь отдалась  в  его  сердце
похоронным звоном. „верь к славе закрылась;  само  бессмертие  скончалось  в
небывалом спаде; ему не носить  прежнее  звание  славного  старого  корпуса,
братства героев, которому он посвЯтил себЯ, ранив этим сердце матери; ему не
носить то звание, которое Ђльберт Ѓолл унес с собой в бессмертие,  а  Ѓишоп,
Њэннок и  Њаккаден  все  еще  носили  в  своей  безупречной  репутации;  ему
досталась только эта новаЯ, ни рыба ни мЯсо, форма; он ждал целый год, молча
смирЯЯсь с неразумным, неистовым  сердцем  матери,  неизменно  и  невыносимо
глухим к славе, потом еще год  училсЯ,  работал  как  вол,  как  вошедший  в
поговорку  троЯнец,  чтобы  компенсировать  свое  бессилие  перед   женскими
слезами.
     Ѓыло уже поздно: те, кто выдумал бельевые прищепки  и  форменные  брюки
вместо розовых бриджей, высоких сапог и широкого ремнЯ,  закрыли  ему  дверь
даже в прихожую героев. ‚ холлах  вненациональной  ‚алгаллы  вненациональные
тени, француз, немец и британец, победитель и побежденный равны -  €ммельман
и ѓайнемер, Ѓельке и Ѓолл, собратьЯ не в громадном франкмасонстве смерти,  а
в закрытом, избранном масонстве летчиков, будут чокатьсЯ  своими  бездонными
кружками, но не в его  честь.  €х  наследники  -  Ѓишоп  и  Њэннок,  ”осс  и
Њаккаден, ”онк и Ѓаркер, ђихтгофен и Ќунгессер - по-прежнему будут рассекать
воздух над землей, проносЯсь мелькающей тенью по грЯдам облаков,  вольные  и
недосЯгаемые, добившиесЯ бессмертиЯ еще при жизни, но ему этого не добитьсЯ.
ђазумеетсЯ, слава и доблесть будут существовать, пока люди живут  ради  них.
„облесть, конечно же, будет той же самой, но слава  уже  иной.  €  его  ждет
какой-нибудь захудалый ќлизиум, возможно,  повыше  классом,  чем  у  мертвых
пехотинцев, но  ненамного.  Ћн  не  первый  подумал:  _’о,  что  сделал  длЯ
отечества, сделал лишь по его призыву_.
     € даже Љ‚‘ словно бы отвергали  его:  три  недели  прошли  в  занЯтиЯх,
главным образом в стрельбах (стрелЯл он хорошо и даже сам  удивлЯлсЯ  этому)
на аэродроме; состоЯлсЯ  единственный  вылет  под  строгой  опекой  -  майор
Ѓрайдсмен, командир его звена, он  сам  и  еще  один  свежий  необстрелЯнный
новичок - к передовым,  чтобы  показать,  как  они  выглЯдЯт,  как  находить
обратный путь; и вот накануне, когда он сидел после ленча у себЯ  в  домике,
обдумываЯ письмо к матери,  Ѓрайдсмен  просунул  голову  в  дверь  и  сделал
официальное уведомление, которого он терпеливо ждал с того  днЯ,  когда  ему
исполнилось семнадцать: "‹евин. ‡автра летим. ‚ одиннадцать. Џеред вылетом Я
еще раз напомню тебе то, чего ты никак  не  запомнишь".  €  в  это  утро  он
поднЯлсЯ длЯ  полета,  который  должен  был  стать  концом  его  непреложной
обособленности,  прощанием  с  ученичеством,  которое  можно  было   назвать
прощанием с девственностью, но генерал в "ѓарри ’ейте" вернул его обратно на
землю,  едва  самолет  остановилсЯ,  он  выпрыгнул  из   кабины   и,   снова
поторапливаемый механиком, вбежал в столовую, уже последним, потому что все,
кроме звена, которое еще не вернулось, уже были там, и  майор  уже  говорил,
непринужденно сидЯ  на  углу  стола;  он  (майор)  только  что  вернулсЯ  из
штаб-квартиры  авиакрыла,  где  видел  генерала-командующего,   только   что
вернувшегосЯ из Џоперинга - французы запросили перемириЯ; оно входит в  силу
в полдень - в  двенадцать  часов.  —то,  однако,  ничего  не  означает.  Ћни
(эскадрильЯ) должны иметь это в виду; ни англичане, ни американцы не просили
перемириЯ, и, знаЯ французов, воюЯ бок о бок с ними уже почти  четыре  года,
он (майор) не  верит,  будто  оно  что-то  значит  длЯ  них.  ’ем  не  менее
перемирие, передышка продлитсЯ час-другой, может быть,  целый  день.  Ћднако
это французское перемирие, а не английское, - поглЯдываЯ на  них  рассеЯнно,
беззаботно и даже небрежно, он говорил  тем  беззаботным,  небрежным  тоном,
каким мог втЯнуть эскадрилью в ночной кутеж, оргию и  вакханалию,  а  потом,
что  осознавалось  лишь  впоследствии,  снова  привести  в  необходимую  длЯ
утренних вылетов трезвость, и это служило не последней  причиной  того,  что
он, хотЯ и не сбивал немцев, все же  был  одним  из  наиболее  популЯрных  и
толковых командиров эскадрилий во ”ранции, однако он (ребенок)  еще  не  мог
этого знать. Ќо он знал, что это подлинный, истинный голос того непобедимого
острова, который он будет с радостью и  гордостью  защищать  и  признательно
оберегать не только восемнадцатью годами, но и всей жизнью, рискуЯ при  этом
лишитьсЯ ее.
     - Џотому что мы не прекращаем войну.  Ќи  мы,  ни  американцы.  Ћна  не
кончена. Ќикто не объЯвлЯл нам об этом, никто, кроме нас, не заключит нашего
мира. Џолеты будут проводитьсЯ как обычно. Њожете быть свободны.
     Ћн еще не думал _Џочему_? ‹ишь _—то_? Ћ перерывах на войне  он  никогда
не слышал. Ќо он знал о войне слишком мало и теперь понЯл, что  не  знает  о
ней ничего. Ћн хотел спросить Ѓрайдсмена, но, оглЯдев столовую,  откуда  уже
все начали расходитьсЯ, в первый миг понЯл, что  Ѓрайдсмена  там  нет,  а  в
следующий - что нет никого из командиров звеньев: не только Ѓрайдсмена, но и
“итта, и ‘ибли; в отношении “итта это означало, что звено ‘ еще не вернулось
с утреннего вылета, и то, что звено ‘ продолжает войну,  подтверждали  слова
майора; звено ‘ не прекратило войны, и если он знал  Ѓрайдсмена  (а  за  три
недели он мог его узнать), звено ‚  тоже.  Ћн  взглЯнул  на  часы:  половина
одиннадцатого, еще тридцать минут до вылета  звена  ‚;  у  него  было  времЯ
окончить письмо к матери, которое Ѓрайдсмен не дал ему  дописать  вчера;  он
даже мог - потому что длЯ него война формально начиналась через тридцать ми-
нут - написать еще одно, краткое, сдержанное и скромно-героическое,  которое
обнаружат среди его вещей те, кто будет их разбирать и решать,  что  следует
отправить его матери; он думал, что вылетит на патрулирование в одиннадцать,
а перемирие начнетсЯ в двенадцать -  у  него  есть  целый  час,  нет,  чтобы
добратьсЯ  до  передовой,  потребуетсЯ  десЯть  минут,  у   него   останетсЯ
пЯтьдесЯт; если пЯтидесЯти минут достаточно хотЯ бы  длЯ  начала  погони  за
славой Ѓишопа, Њаккадена и Њэннока, их  вполне  хватит  и  длЯ  того,  чтобы
оказатьсЯ сбитым; он уже шел к двери, когда услышал шум двигателей:  разбег,
отрыв; потом побежал к ангарам, где узнал, что взлетало вовсе не звено ‚, и,
неверЯщий и изумленный, крикнул в лицо сержанту:
     -  Ќеужели   все   командиры   звеньев   и   заместители   улетели   на
патрулирование? - € тут начали стрелЯть пушки, такой громкой стрельбы он еще
не слышал, она была Яростной, неумолчной и велась на  громадном  протЯжении:
канонада на юго-востоке и северо-западе уходила за пределы слышимости.
     - Ћни прорвались! - крикнул  он.  -  ”ранцузы  нас  предали!  Ћтошли  и
пропустили их!
     - ’ак точно, сэр, - сказал сержант. - Ќе сходить ли вам  в  канцелЯрию?
Њожет, вы там нужны.
     - ‚ерно, - сказал он, уже пустившись бегом  по  пустому  аэродрому  под
небом, где раздавалсЯ Яростный грохот далеких орудий, вбежал  в  канцелЯрию,
но там было хуже, чем пусто: капрал не только, как всегда, сидел у телефона,
но и листал затрепанный журнал "Џанч", который он видел у  него  три  недели
назад.
     - ѓде майор? - крикнул он.
     - ‚ штабе авиакрыла, сэр, - ответил капрал.
     -  ‚  штабе?  -  крикнул  он  неверЯще,  уже  снова  на   бегу:   через
противоположную дверь, в столовую, он увидел остальных новичков  эскадрильи,
таких же, как сам, притихших, словно адъютант не только арестовал их,  но  и
надзирал за ними, сидЯ за столом с трубкой в зубах, с нашивкой  за  ранение,
значком летчика-наблюдателЯ и одним крылышком над ленточкой звезды за  Њонс;
перед ним были эскадрильские шахматы и последний номер газеты "‘анди  ’аймс"
с шахматной задачей; он (ребенок) стал кричать: "Ќеужели вы не  слышите?  Ќе
слышите?"  €  не  мог  из-за  собственного  крика  расслышать,  что  говорит
адъютант, пока тот тоже не закричал:
     - ѓде вы были?
     - “ ангаров, - сказал он. - џ должен был лететь на патрулирование.
     - ‚ам никто не сказал, чтобы вы Явились ко мне?
     - џвитьсЯ? - сказал он. - ‘ержант Љидар... Ќет.
     - ‚аша фамилиЯ?
     - ‹евин.
     - ‹евин. ‚ы находитесь тут три недели. €, конечно  же,  еще  не  успели
узнать,  что  эскадрильей  командуют  люди  специально  назначенные  и  даже
пригодные длЯ этого. ‘обственно говорЯ, присваиваЯ вам звание,  вам  вручают
свод  правил,  которым  нужно  следовать,  и  таким  образом  избавлЯют   от
непосильного напрЯжениЯ мозгов. Ћчевидно, вы пока не удосужились заглЯнуть в
него.
     - „а, - сказал он. - —его вы от менЯ хотите?
     - —тобы вы сели куда-нибудь и замолчали. Ќасколько это  касаетсЯ  нашей
эскадрильи,  война  прекратилась  в  полдень.  „о   поступлениЯ   дальнейших
приказаний вылетов не будет.  —то  касаетсЯ  стрельбы,  то  она  началась  в
полдень. Њайор заранее знал об этом. ЏрекратитсЯ  она  в  пЯтнадцать  часов.
’еперь вы тоже знаете об этом заранее...
     - ЏрекратитсЯ? - сказал он. - Љак вы не понимаете...
     - ‘Ядьте! - приказал адъютант.
     - ...что в таком случае мы разбиты, побеждены...
     - ‘Ядьте!
     Ћн умолк. Џотом спросил:
     - џ арестован?
     - ‚ы этого добиваетесь?
     - Ќу ладно, - сказал он и сел. Ѓыло двадцать две минуты первого; теперь
дрожали не стены разборного домика, а воздух изнутри, в  помещении.  ‚скоре,
точнее, со временем, стрелки показали тринадцать часов, потом  четырнадцать,
грохот далекой канонады снизилсЯ до  натужных  звуков  охотничьего  рога,  в
западные окна заглЯнуло солнце: времЯ шло  к  пЯтнадцати  часам,  эскадрильЯ
превратилась в горсточку новичков, едва знающих, в какой  стороне  находитсЯ
фронт, командовал ею человек, который был всего лишь жалким  наблюдателем  и
даже это занЯтие оставил ради шахмат, -  а  остальные  новички  должны  были
принести из Ђнглии ту же признательность, гордость, стремление и  надежду...
’ут он вскочил, было слышно, как тишина падает, словно жернов в колодец; все
как один выбежали наружу, в оглушительную тишину, казалось, от  нее,  словно
на большой высоте, могли лопнуть  барабанные  перепонки,  потом  даже  и  ее
ужасающий грохот прекратилсЯ.
     - Џохоже, это конец, - произнес кто-то за его спиной.
     - Љонец? - выкрикнул он. - ‚ойна не кончена! ‘лышали, что сказал майор?
€ американцы тоже не выходЯт из войны! „умаете, Њонаган (американец, один из
летчиков звена ‚; всего за десЯть недель на его счету было  уже  три  сбитых
аэроплана и один, сбитый вместе с другим летчиком)  выйдет?  „аже  если  они
выйдут... - € умолк, заметив, что все глЯдЯт на него спокойно  и  сдержанно,
словно он был командиром звена; один спросил:
     - —то ты думаешь, ‹евин?
     - џ? - сказал он. - Ћ чем? _‘просите  Љолльера_,  подумал  он.  _’еперь
Љолльер руководит  этим  детским  садом_;  и  с  горечью:  _Љолльера_.  ќтот
лысеющий человек с пухлым,  мЯгким  лицом,  не  расстающийсЯ  с  трубкой,  в
настоЯщее времЯ был единственным английским властелином на  этой  квадратной
полумиле французской земли, хранителем чести и  гордости  Ђнглии,  три  года
назад он навернЯка принес во ”ранцию (его, Љолльера,  как  рассказывалось  в
эскадрильском фольклоре, в первые дни войны вышиб из  седла  пикой  немецкий
улан, он стал авиационным наблюдателем и в первую же неделю ухитрилсЯ как-то
уцелеть при падении аэроплана, когда летчик был убит; с тех пор так  и  носЯ
на погонах единственную звездочку и - как гласило предание - так ни  разу  и
не закурив трубку, он был адъютантом эскадрильи) то же самое чувство,  веру,
голод - дело не в названии, - столь же нестерпимый  и  неутолимый,  как  его
собственный, а потом утратил или навсегда отмахнулсЯ от него, как отмахнулсЯ
и от войны, защищенный и неуЯзвимый в своей наземной работе, где его уже  не
могли терзать  ни  жажда  победы,  ни  зуд  доблести;  он  подумал:  _Ћ  да,
Љолльера_, - и закончил мысль, оборванную прекращением канонады:  _Ћн  вышел
из войны. Ћн давным-давно сдалсЯ и успел забыть, что ничего  не  утратил.  џ
слышал гибель Ђнглии_, сказал он себе, потом произнес вслух:
     - „умаю о чем? Ћб этом шуме? Ќичего. ‘трельба ведь так и звучит,  разве
нет?
     - ‚ пЯть часов генерал, командующий  бригадой  "ѓарри  ’ейтов",  подвез
майора к самому крыльцу канцелЯрии. Џеред заходом солнца на аэродром въехало
два грузовика; он видел из  своего  домика,  как  пехотинцы  в  касках  и  с
винтовками  спрыгнули  с  них  и  выстроились  перед  канцелЯрией,  а  потом
разошлись отделениЯми, и на  закате  патруль  из  командиров  звеньев  и  их
заместителей, которые вылетели  в  полдень  вместо  звена  ‚,  не  вернулсЯ,
времени прошло в три раза больше, чем когда-либо продолжалось патрулирование
или чем у "SE" хватало горючего. Ћн поужинал в столовой (майора там не было,
однако он видел нескольких старших офицеров - в том числе и пехотного; он не
знал", ни где они были, ни когда вернулись), половине  из  находЯщихсЯ  там,
как он знал, ничего  не  было  известно,  что  известно  другой  половине  и
насколько это ее заботит, он не  знал;  а  после  еды  адъютант  поднЯлсЯ  и
объЯвил, не обращаЯсь к старшим:
     - ‚ы не на казарменном положении. ’олько  считайте,  что  почти  всюду,
куда бы ни вздумали пойти, поЯвлЯтьсЯ запрещено.
     - „аже в деревне? - спросил кто-то.
     - „аже в ‚ильнев-Ѓлан, хотЯ это и не вертеп. Њожете пойти с  ‹евином  и
усестьсЯ за его книгу. ’ам ему и следует находитьсЯ. - ’ут он  снова  сделал
паузу. - ќто касаетсЯ и ангаров.
     - —то нам делать в ангарах ночью? - спросил кто-то.
     - Ќе знаю, - сказал адъютант. - Ќе знаю.
     ‚се разошлись, но он продолжал  сидеть,  дневальные  закончили  уборку,
потом подъехал автомобиль, но остановилсЯ не у столовой, а возле канцелЯрии,
сквозь тонкую перегородку он услышал, как туда  вошли  люди,  потом  голоса:
майора, Ѓрайдсмена и командиров двух других звеньев, хотЯ ни  один  "SE"  не
приземлЯлсЯ после наступлениЯ темноты.
     Ћ чем они говорили, он не смог бы разобрать, даже если  бы  и  пыталсЯ,
потом голоса стихли, через  секунду  отворилась  дверь,  адъютант  помедлил,
потом вошел, прикрыл за собой дверь и сказал:
     - €дите к себе.
     - €ду, - ответил он, поднимаЯсь. Ќо адъютант плотно захлопнул  дверь  и
продолжал; голос его теперь был мЯгким:
     - Џочему вы не оставите все это?
     - “же оставил, - сказал он. - џ не знаю, что еще делать, потому что  не
представлЯю, как война может быть окончена, если  она  не  окончена,  и  как
может быть не окончена, если окончена...
     - €дите к себе, - сказал адъютант.
     Ћн вышел в темноту,  в  тишину,  и,  пока  его  можно  было  видеть  из
столовой, шел в сторону домиков, потом  длЯ  гарантии  сделал  еще  двадцать
шагов и свернул к ангарам, думаЯ,  что  его  смЯтение  объЯснЯетсЯ,  видимо,
очень просто: до этого он никогда не слышал тишины;  когда  начали  стрелЯть
орудиЯ,  ему  было  тринадцать,  почти  четырнадцать,  но,  видимо,  даже  в
четырнадцать лет выносить тишину невозможно; ты сразу же отвергаешь ее и тут
же пытаешьсЯ что-то предпринЯть, как  поступают  дети  в  шесть-десЯть  лет;
когда уже не помогает даже крик, они бросаютсЯ, как в последнее прибежище, в
чуланы, шкафы, в углы под кроватью или за пианино, ища  тесноты  и  темноты,
где можно от нее спрЯтатьсЯ; когда он огибал угол ангара,  послышалсЯ  окрик
часового, он увидел полоску света под дверЯми  не  только  закрытыми,  но  и
запертыми на висЯчий замок - такого не видывал ни он, ни  другие  нив  этой,
нив других эскадрильЯх и замер в  шести  дюймах  от  направленного  в  живот
штыка.
     - ’ак, - сказал он. - —ем же Я теперь провинилсЯ? Ќо  часовой  даже  не
ответил.
     - ђазводЯщий! - крикнул он. - Џост номер четыре! ЏоЯвилсЯ разводЯщий.
     -  ‚торой  лейтенант  ‹евин,  -  назвалсЯ  он.  -  ‚  этом  ангаре  мой
аэроплан...
     - ’уда нельзЯ, даже если вы сам  генерал  •ейг  и  там  находитсЯ  ваша
шпага, - сказал разводЯщий.
     - •орошо, - сказал он и пошел прочь. Ќа миг он  даже  вспомнил  Љидара,
сержанта; он уже успел понЯть, что на войне почти или совсем  не  существует
ситуаций, которых не разрешает простой окрик: "‘ержант!" ѓлавным образом это
было так, но существовало еще кое-что: взаимное  непонимание,  возможно,  не
между ним и Љидаром, а меж их расами - этот краснолицый человек средних  лет
принадлежал к другой расе, все ее представители,  которых  он  знал,  носили
фамилии €венс или Њорган,  за  исключением  нескольких  с  фамилиЯми  Џотир,
‘илом, Љидар, взЯтых из ‚етхого завета, - эти  угрюмые  и  музыкальные  люди
чутьем распознавали зло, они словно бы рождались познавшими  без  ужаса  или
тревоги темную, таинственную предысторию человека, которой лучше  бы  совсем
не видеть света, и в полном согласии  с  нею,  их  невнЯтные  и  музыкальные
личные имена никто не мог даже произнести, поэтому, выйдЯ из своих  болот  и
крепостей в разумный мир, где люди все  еще  пытались  забыть  свою  мрачную
историю, они позволили ревностным и благочестивым монахинЯм, знающим Џисание
как никто, назвать себЯ  именами  из  древних  жестоких  иудейских  анналов,
подобно тому, как Ќаполеон  в  Ђвстрии  собрал  своих  людей  его  (ребенка)
национальности с их непроизносимыми фамилиЯми и сказал: ’воЯ фамилиЯ  ‚ольф,
или ”окс, или Ѓерг, или найдер {‚олк, ‹иса,  ѓора,  Џортной  (нем.).}  -  в
зависимости от того, как они выглЯдели, или где жили, или чем занимались. Ќо
он задумалсЯ об этом лишь на миг. ‘уществовал лишь  один  надежный  источник
сведений, но он теперь понимал, что и  там  они  будут  не  совсем  верными.
Ћднако ничего больше не оставалось: домик Ѓрайдсмена и Љаури. (ќто была одна
из соблазнительных предпосылок быть настолько храбрым, чтобы добитьсЯ званиЯ
капитана: половина домика на одного. Њайор занимал целый домик  сам.)  Љаури
глЯдел на него с подушки, а Ѓрайдсмен сел на койке, зажег свечу и  заговорил
с ним.
     - ђазумеетсЯ, она не кончена. Ћна так далека от конца,  что  завтра  ты
летишь на патрулирование. ’ебЯ это устраивает?
     - „а, - сказал он, - но что произошло? —то это значит? Џолчаса назад  у
ангара менЯ остановил часовой и вызвал разводЯщего, двери ангара заперты, но
внутри горит свет, и Я слышал, что там кто-то возитсЯ, только Я не мог лезть
на штык, а когда менЯ прогнали оттуда, Я слышал шум грузовика и  видел,  как
свет фонарика движетсЯ по зенитной батарее возле  деревни,  видимо,  дело  в
новых боеприпасах, срочно доставленных после того,  как  батареЯ  в  полдень
прекратила огонь, разумеетсЯ, нужно много боеприпасов, чтобы...
     - …сли Я скажу, ты обещаешь угомонитьсЯ, пойти к себе и лечь в постель?
     - €дет, - сказал он. - ќто и все, чего  мне  хотелось:  только  узнать.
…сли нас побили, Я тоже хочу получить свою долю...
     - …рунда. ‘ейчас уже никто никого не может побить, разве что американцы
со временем...
     - € пусть себе, - сказал Љаури.
     Ќо Ѓрайдсмен продолжал:
     - ‘егоднЯ утром взбунтовалсЯ один французский полк - отказалсЯ выйти из
траншей. Ћни - французы - стали допытыватьсЯ, почему, и, кажетсЯ... Ќо все в
порЯдке.
     - Љак так?
     - Ќедовольна только их пехота. Ћднако  войска  удерживают  позиции.  Ќо
другие полки не предпринЯли ничего. Џохоже, они заранее знали, что этот полк
не подчинитсЯ приказу, и выжидали, что из этого выйдет. Ќо они - французы  -
не стали рисковать. Ћни отвели этот полк,  заменили  его  другим,  подтЯнули
артиллерию и поднЯли сильный заградительный  огонь,  как  мы  сегоднЯ  днем.
—тобы выиграть времЯ и выЯснить, что к чему. ‚от и все.
     - Љак все? - сказал он.
     Љаури сунул сигарету в рот, приподнЯлсЯ на локте и потЯнулсЯ  к  свече,
но рука его замерла на долю секунды.
     - Ђ что делали в это времЯ гунны? - € тихо произнес:  -  ‡начит,  война
кончена.
     - Ќе кончена, - хрипло сказал Ѓрайдсмен. - ’ы слышал, что майор  сказал
сегоднЯ в полдень?
     - „а, да, - невозмутимо сказал он. - Љончена. ‚ечно, черт  возьми,  эта
вонючаЯ  пехота,  французы,  американцы,  немцы,  мы...  ’ак  вот  что   они
скрывают...
     - ‘крывают? - сказал Ѓрайдсмен. - —то скрывают? ‘крывать нечего. ѓоворю
тебе, война не кончена. џ же сказал, что завтра ты летишь на патрулирование.
     - ‹адно, - сказал он. - Ќе кончена. Љак же она может быть не кончена?
     - Џотому что не кончена. ‡ачем же, по-твоему, мы поднЯли такую стрельбу
- и мы, и французы,  и  американцы,  весь  фронт  от  самого  ‹а-Њанша  -  и
расстрелЯли  полугодовой  запас  снарЯдов,  если  не  длЯ  того,  чтобы   не
подпускать гуннов, пока нам не станет Ясно, что делать?
     - ‘ чем? —то делаетсЯ сейчас в ангаре?
     - Ќичего! - сказал Ѓрайдсмен.
     - —то делаетсЯ в ангаре звена ‚, Ѓрайдсмен?
     Џачка сигарет лежала на Ящике между койками,  служившем  вместо  стола.
Ѓрайдсмен повернулсЯ и потЯнулсЯ к ней, но не успел он коснутьсЯ пачки,  как
Љаури, лежавший, подложив руки под голову, не глЯдЯ не него, протЯнул  свою,
уже зажженную, сигарету. Ѓрайдсмен взЯл ее.
     - ‘пасибо, - сказал он и снова  взглЯнул  на  него.  -  Ќе  знаю.  -  €
продолжал хрипло и громко: - € не хочу знать. џ только знаю, что завтра  нам
лететь на патрулирование. …сли у тебЯ  есть  причины  отказатьсЯ,  скажи,  Я
возьму кого-нибудь другого.
     - Ќет, - сказал он. - ‘покойной ночи.
     - ‘покойной ночи, - ответил кто-то один.
     Ќо это было не завтра. Ќикакого завтра не  было:  лишь  рассвет,  потом
зарЯ, потом утро. “тренние патрули не вылетали, он бы услышал их, потому что
давно уже не спал. Љогда он шел в столовую завтракать, на  рулежной  дорожке
не было аэропланов, и на доске, где Љолльер иногда писал  мелом  объЯвлениЯ,
которых, в сущности, никто не читал, ничего не было написано; он долго сидел
за убранным столом, где Ѓрайдсмен при желании мог бы  рано  или  поздно  его
заметить. Ћттуда был виден аэродром, закрытые,  безжизненные  ангары,  и  он
смотрел, как через два часа  сменЯютсЯ  часовые,  расхаживающие  все  долгое
коматозное утро, замершее в тишине под светлым небом.
     Ќаступил  полдень;  он  увидел,  как  сел  "ѓарри  ’ейт",  подрулил   к
канцелЯрии и выключил двигатель; с места наблюдателЯ спустилсЯ генерал, снЯл
шлем, очки, бросил их в  кабину  и  достал  оттуда  трость  и  медно-красную
фуражку. Џотом все сели за ленч: генерал,  его  летчик,  пехотный  офицер  и
летчик эскадрильи; это был первый на его памЯти ленч, где присутствовали все
звеньЯ, генерал говорил не так хорошо, как майор,  речь  его  занЯла  больше
времени, но сказал он то же самое:
     - ‚ойна не кончена. Њы вполне  можем  обойтись  и  без  французов.  Ќам
следовало бы отойти к портам ‹а-Њанша и позволить  гуннам  захватить  Џариж,
ќто было бы не в первый раз. Ќа лондонской бирже началась бы паника,  но  им
это тоже не впервой. Ћднако речь уже не об  этом.  Њы  не  просто  одурачили
гуннов, французы опЯть включились в войну. ‘читайте это отдыхом, потому что,
как и всЯкий отдых, он скоро кончитсЯ. € мне  кажетсЯ,  кое-кто  из  вас  не
будет жалеть  об  этом.  -  €  стал  называть  фамилии,  так  как  регулЯрно
просматривал документацию и знал их всех: ’орп, Ћсгуд, „е Њарчи, Њонаган,  -
они воюют чертовски хорошо и будут воевать еще лучше,  потому  что  французы
получили хороший урок. Ђ в следующий раз  отдых  будет  долгим,  потому  что
пушки замолчат теперь уже по  ту  сторону  ђейна.  Ѓольшое  спасибо,  можете
разойтись.
     Ќе раздалось ни звука, хотЯ, видимо, никто этого и не ждал,  все  вышли
наружу, двигатель "ѓарри  ’ейта"  был  уже  запущен,  майор  помог  положить
красную фуражку и трость  снова  в  кабину,  достал  шлем  и  надел  его  на
генерала, генерал сел в аэроплан, майор скомандовал "‘мирно!"  и  откозырЯл,
генерал указал большим пальцем вверх, и "ѓарри  ’ейт"  побежал  по  рулежной
дорожке.
     „ень прошел впустую. Ћн опЯть  сидел  в  столовой,  где  Ѓрайдсмен  при
желании мог заметить его или найти, и ничего не дождалсЯ, как и днем, теперь
он понЯл, что не ждал, не верил даже тогда, тем более что  Ѓрайдсмен  должен
был видеть его во времЯ ленча, потому что сидел напротив.  ‚  сущности,  там
была всЯ эскадрильЯ: люди сидели или слонЯлись по столовой - вернее,  только
новички, зеленые, такие же, как он, - ‚ильнев-Ѓлан,  даже  ‚ильнев,  которую
Љолльер назвал притоном, была все еще под запретом (и, должно быть,  впервые
в ее истории кто-то, не родившийсЯ там, стремилсЯ туда). Њожно было пойти  к
себе в домик; там лежало недописанное письмо к матери, но сейчас он  не  мог
дописывать его, потому что вчерашнее прекращение огнЯ не только обессмыслило
все слова, но и покончило с тем, что крылось за ними.
     Ћднако он пошел в домик, взЯл книгу и лег на койку.  Њожет  быть,  лишь
длЯ того, чтобы продемонстрировать, доказать своему телу,  костЯм  и  плоти,
что он ничего не ждет. €ли, возможно, чтобы приучить их к отказу, отречению.
€ли, может, дело было не  столько  в  костЯх  и  плоти,  сколько  в  нервах,
мускулах, которые правительство учило в серьезном, хотЯ и временном  кризисе
выполнЯть одну весьма  специфическую  работу,  но  правительство  преодолело
кризис,  разрешило  нужную  проблему,  прежде  чем  он  получил  возможность
заплатить за учение. Ќе за славу - за то,  что  его  учили.  ‹авровый  венок
славы, даже и не особенно пышный, обагрен человеческой кровью;  славы  можно
добиватьсЯ, лишь когда родина в опасности.  Њир  покончил  с  опасностью,  а
человеку,  способному  делать  выбор  между  славой  и  миром,  лучше  всего
помалкивать...
     Ќо это было не чтение; а "ѓастон де ла ’ур"  все  же  заслуживал  того,
чтобы тот, кто раскрыл книгу, пусть даже лежа, читал его. € он стал  читать,
спокойный, примирившийсЯ, уже не жаждущий славы. ’еперь  у  него  было  даже
будущее, оно будет длитьсЯ вечно; ему нужно лишь найти себе дело, потому что
единственнаЯ его профессиЯ - летать на вооруженных аэропланах, чтобы сбивать
(или пытатьсЯ сбить) другие вооруженные аэропланы, - уже не нужна. Ѓлизилось
времЯ  обеда;  на  еду  будет  уходить  немного  времени,  четыре,  учитываЯ
чаепитие, возможно, даже пЯть часов из двадцати четырех, если есть медленно,
потом восемь на  сон  или  даже  девЯть,  если  тоже  не  торопитьсЯ,  и  на
подыскивание себе  занЯтий  остаетсЯ  менее  полусуток.  Ќо  сегоднЯ  он  не
собиралсЯ ни на чаепитие, ни на обед; у него оставалось почти четверть фунта
шоколада, присланного матерью на прошлой неделе, и предпочитал ли он шоколад
обеду и чаю, не имело значениЯ. Џотому что их - вновь прибывших, новичков, -
возможно, отправЯт домой завтра же, и он, раз так уж вышло,  вернетсЯ  домой
без наград на кителе, но по крайней мере не с четвертью фунта тающего в руке
шоколада, словно  полусонный  мальчишка  с  Ярмарки.  Ђ  человек,  способный
растЯнуть еду и сон более чем на четырнадцать часов  в  сутки,  должен  быть
способен провести остаток днЯ в одиночестве, над  "ѓастоном  де  ла  ’уром",
пока не наступит ночь: темнота и сон.
     Ќа другой день, в четвертом часу пополудни, когда он не только не  ждал
ничего, но вот уже двадцать четыре часа не напоминал  себе,  что  ничего  не
ждет, в дверЯх домика внезапно поЯвилсЯ дежурный капрал.
     - ‚ чем дело? - спросил он. - —то-нибудь случилось?
     - ’ак точно, сэр, - ответил капрал. - Џатрулирование, сэр. ‚ылет  через
тридцать минут.
     - ‚сей эскадрильей?
     - Љапитан Ѓрайдсмен послал только за вами, сэр.
     - ‚сего через тридцать минут? - сказал он. - —ерт возьми,  чего  же  он
раньше... џсно, - сказал он. - ’ридцать минут. ‘пасибо.
     „ело в том, что теперь нужно было заканчивать письмо к матери, получаса
на это вполне хватило бы, но было  мало,  чтобы  вновь  обрести  настроение,
веру, делающие письмо необходимым. Ђ  письмо  оставалось  лишь  подписать  и
вложить в конверт. Џотому что помнил его:
     "...право же, ничуть не опасно. —то умею летать, Я знал  еще  до  того,
как прибыл сюда, в совместных полетах проЯвил себЯ неплохо, и  даже  капитан
Ѓрайдсмен признает, что в воздухе Я особой угрозы длЯ жизни не  представлЯю,
так что, может, когда обживусь тут, буду представлЯть кой-какую ценность длЯ
эскадрильи".
 
     € что еще можно было добавить?  —то  еще  сказать  женщине,  не  только
женщине, но  и  единственной  матери-полусироте?  ђазумеетсЯ,  все  обстоЯло
наоборот, но каждый понЯл бы, что он имел в  виду;  кто  знает  -  возможно,
кто-то мог бы даже предложить постскриптум, например такой:
     "P. S. Ќад тобой великолепно подшутили: позавчера в  полдень  объЯвлено
перемирие, и, если б ты знала об этом, могла бы совершенно не волноватьсЯ до
трех часов  сегоднЯшнего  днЯ,  два  вечера  с  чистой  совестью  ходить  на
чаепитие, как, хочетсЯ думать, ты и поступила и  даже  оставалась  на  обед,
однако, надеюсь, помнила, что от шерри у тебЯ портитсЯ цвет лица".
 
     ’олько  времени  не  было  даже  на  это.  ЏослышалсЯ  шум  двигателей;
выглЯнув, он увидел перед ангаром  три  аэроплана,  двигатели  их  работали,
механики суетились, и у закрытой двери ангара снова стоЯл часовой. Џотом  он
заметил  незнакомый  штабной  автомобиль  на   зеленой   лужайке   рЯдом   с
канцелЯрией, написал под письмом "любЯщий тебЯ „эвид", сложил  его,  заклеил
конверт и снова,  сидЯ  в  столовой,  увидел,  как  денщик  майора  тащит  к
канцелЯрии охапку летной экипировки, подумал,  что  Ѓрайдсмен  не  высовывал
оттуда носа, но тут же увидел Ѓрайдсмена выходЯщим из ангара, уже одетого  к
вылету, следовательно,  та  экипировка  принадлежала  не  ему.  Џотом  дверь
столовой отворилась, Ѓрайдсмен вошел со словами:  "Ђ  ну,  быстро...",  -  и
умолк, потому что все уже было при нем: карты, перчатки,  шарф,  пистолет  в
наколенном кармане  комбинезона.  Ћни  вышли  и  направились  к  аэропланам,
стоЯщим перед ангаром звена ‚.
     - ‚сего три, - сказал он. - Љто еще летит?
     - Њайор, - ответил Ѓрайдсмен.
     - Ђ... - сказал он. - Џочему он выбрал менЯ?
     - Ќе знаю. ‚идимо, наугад. …сли хочешь, могу  тебЯ  заменить.  Њне  все
равно. Џо-моему, он действительно выбрал тебЯ наугад.
     - ‡ачем мне хотеть этого? - спросил он. Џотом сказал: - џ подумал...  -
и умолк.
     - —то подумал? - спросил Ѓрайдсмен.
     - Ќичего, - ответил он. Џотом сказал, сам не знаЯ зачем: -  џ  подумал,
что майор как-то узнал об этом  и,  когда  ему  потребовалсЯ  кто-нибудь  из
новичков, вспомнил обо мне... - € рассказал:  в  то  утро,  когда  ему  было
положено стажироватьсЯ, очевидно, летать на  постоЯнной  высоте,  он  провел
сорок  или  пЯтьдесЯт  секунд  с  незарЯженными  пулеметами  над   немецкими
позициЯми или тем, что принЯл за позиции немцев.
     - ‘перва было не страшно, страх пришел потом, впоследствии. Ђ  тогда...
ќто словно зубное сверло, жужжащее еще до того, как ты открыл рот. ’ы должен
его открыть и знаешь, что откроешь, и в то же времЯ  сознаешь,  что  ни  это
знание, ни даже открытие рта не помогут тебе,  потому  что,  даже  когда  ты
закроешь его, эта штука снова зажужжит и тебе придетсЯ снова открывать его в
следующую минуту, или на другой день, или даже через полгода, но  она  снова
зажужжит, и ты будешь вынужден открыть рот, потому что тебе некуда детьсЯ...
- € прибавил: - Њожет быть, в этом все дело. Њожет, когда уже  поздно  и  ты
ничего не можешь поделать, то уже не боишьсЯ смерти...
     - Ќе знаю, - сказал Ѓрайдсмен. - ’ы не получил ни одной пробоины?
     - Ќет, - сказал он. - Њожет, теперь получу. ’ут Ѓрайдсмен остановилсЯ.
     - Џослушай, мы  летим  на  патрулирование.  ’ы  знаешь,  длЯ  чего  это
делаетсЯ?
     - „а. €скать гуннов.
     - € сбивать их.
     - ’ы говоришь, как Њонаган: "Ђ Я зашел сзади и снес хвост этому  сукину
сыну".
     - € ты тоже так говоришь, - сказал Ѓрайдсмен. - €дем. Ћни пошли дальше.
…му хватило одного взглЯда на три аэроплана.
     - ’воЯ машина еще не вернулась, - сказал он.
     - Ќет, - ответил Ѓрайдсмен. - ‹ечу на монагановской. ЏоЯвилсЯ майор,  и
они пошли на взлет. ЏроносЯсь мимо  канцелЯрии,  он  увидел,  как  с  дороги
свернул небольшой крытый грузовик, но ему некогда  было  смотреть,  и,  лишь
взлетев, на вираже он глЯнул вниз. Њашина была  из  тех,  какими  пользуетсЯ
военнаЯ полициЯ; поднимаЯсь, чтобы занЯть место в строю,  он  увидел  позади
столовой не один автомобиль, а два - не обычные грузные  штабные  машины,  а
те, в каких возЯт  командированных  лейб-  и  конногвардейских  офицеров  из
штабов корпусов и армий. Ћн поравнЯлсЯ с Ѓрайдсменом, майор летел посередине
и чуть впереди них, все трое  продолжали  подниматьсЯ,  оттЯгиваЯсь  к  югу;
чтобы  подлететь  к  линии  фронта  под  прЯмым  углом,  достигнув  ее,  они
продолжали набирать высоту; Ѓрайдсмен покачал крыльЯми и повернул, он сделал
то же самое, за это времЯ можно было довести "виккерс" до  ѓермании  или  по
крайней мере до немцев, навести "льюис" на их сектор, обстрелЯть его и снова
пристроитьсЯ к своим. ’еперь майор летел на северо-запад вдоль линии фронта,
продолжаЯ  набор  высоты,  и  внизу  ничто  не  открывало,  не  обнаруживало
передовых, хотЯ он видел их всего два раза и не  смог  узнать  бы  снова,  -
виднелись лишь два привЯзанных аэростата примерно в миле друг от  друга  над
английскими траншеЯми и два почти напротив их, - над немецкими  не  было  ни
пыли, ни черноты, ни разрывов и дымков, бессмысленных, внезапных,  беззвучно
возникающих из ниоткуда, тут же рассеивающихсЯ и тут же  сменЯемых  другими,
ни вспышек орудий, виденных однажды, хотЯ, возможно, на такой высоте их  все
равно было не разглЯдеть; казалось,  это  лишь  коррелЯт  карты,  выглЯдЯщий
мирно, как выглЯдел бы в тот день,  когда,  по  словам  генерала,  последнее
орудие смолкнет за ђейном, пока взметнувшаЯсЯ конвульсивной волной землЯ  не
засыпала этот участок, скрыв его от дневного света и человеческого  взора...
Њайор вышел из виража, он тоже. ’еперь они пересекли линию фронта прЯмо  над
верхним английским аэростатом и взЯли курс прЯмо  на  немецкий,  по-прежнему
набираЯ высоту. Џотом он увидел белый дымок  залпа  далеко  внизу  и  четыре
одиночных разрыва, указывающих, словно четыре звездочки, на восток.  Ќо  ему
некогда было смотреть, куда они указывают, потому что в  эту  секунду  возле
них стали рватьсЯ немецкие зенитные снарЯды, вернее, почти возле них, потому
что майор чуть сбавил высоту, продолжаЯ лететь на восток. Ћднако  он  ничего
не замечал, кроме черного немецкого снарЯда. Љазалось, снарЯд  был  повсюду;
он летел прЯмо через его разрыв, конвульсивно сжимаЯсь, съеживаЯсь от ужаса,
ожидаЯ уже слышанных однажды  грохота  и  воЯ.  Ќо,  возможно,  скорость  их
аэропланов была слишком высока, они с майором пикировали уже  по-настоЯщему,
и он заметил, что Ѓрайдсмена нет, он не представлЯл ни  куда  он  исчез,  ни
когда, и вдруг увидел двухместный  аэроплан,  он  не  знал,  какого  класса,
потому что никогда не  видел  в  воздухе  двухместных  немецких  аэропланов,
точнее, не видел никаких. Џотом Ѓрайдсмен вертикально спикировал  перед  его
носом, и он пошел вслед за Ѓрайдсменом, заметил, что майор исчез, и  тут  же
забыл об этом, они с Ѓрайдсменом шли  вертикально  вниз,  немецкий  аэроплан
находилсЯ  прЯмо  под  ними,  направлЯлсЯ  он  на  запад;  он   видел,   как
трассирующие очереди Ѓрайдсмена били прЯмо в него, пока Ѓрайдсмен  не  вышел
из пике и не отвернул в сторону, потом и его очереди, хотЯ он, казалось,  не
мог попасть в немецкий аэроплан, пока тоже не вышел из пике и не отвернул  в
сторону; зенитные снарЯды уже ждали его, прежде чем он выровнЯл свою машину,
словно немецкие батареи просто стрелЯли вверх, не целЯсь и  даже  не  глЯдЯ.
Ћдин снарЯд, казалось, разорвалсЯ между верхней и нижней правой  плоскостью;
он подумал: _Њожет, Я не слышу никакого  грохота  потому,  что  этот  снарЯд
собьет менЯ, прежде чем Я успею услышать_? Џотом он снова увидел двухместный
аэроплан. ‚ернее, не сам аэроплан,  а  белые  разрывы  английских  снарЯдов,
указывающие ему или им, где  он  находитсЯ,  и  чей-то  "SE"  (должно  быть,
майора; Ѓрайдсмен не мог улететь  так  далеко),  пикирующий  на  них.  Џотом
Ѓрайдсмен снова оказалсЯ рЯдом с  ним,  оба  летели  на  полной  скорости  в
клубЯщейсЯ туче черных взрывов, как два воробьЯ через вихрь  сухих  листьев;
потом он увидел аэростаты и ощутил или вспомнил, или просто заметил солнце.
     Ћн видел из всех - двухместный аэроплан, летЯщий  над  ничейной  землей
аккуратно и точно, прЯмо и ровно по  линии  между  английскими  аэростатами,
майора позади и выше него,  Ѓрайдсмена  и,  возможно,  себЯ  в  черной  туче
взрывов; все четверо напоминали бусины, скользЯщие  по  нитке,  две  из  них
двигались не очень быстро, потому что он и Ѓрайдсмен тут  же  поравнЯлись  с
майором. ‚идимо, у него было такое выражение лица, что майор бросил на  него
торопливый взглЯд и жестом приказал ему и  Ѓрайдсмену  снова  выстроитьсЯ  в
боевой порЯдок. Ќо он  даже  не  сбавил  скорости,  Ѓрайдсмен  тоже,  и  они
обогнали майора, он подумал: _Њожет, Я  ошибсЯ,  может,  снарЯды  гуннов  не
издают грохота, и в тот день Я слышал разрывы наших_. € продолжал думать  об
этом, когда он впереди, Ѓрайдсмен чуть  сзади  пересекли  ничейную  землю  и
влетели  в  белые  разрывы,  окружавшие  немца;  прежде  чем  кто-то  сказал
зенитчикам, что можно прекратить огонь, последний белый клуб  дыма  растексЯ
тонкой струйкой возле него и Ѓрайдсмена, и показалсЯ  двухместный  аэроплан,
летЯщий прЯмо, ровно и спокойно к послеполуденному солнцу; он навел  пулемет
и прошелсЯ очередью вдоль всего аэроплана и обратно - по двигателю,  затылку
летчика, потом наблюдателЯ, невозмутимого, словно едущего  на  автомобиле  в
оперу,  по  молчащему  пулемету,  свисающему   из   гнезда   позади   кабины
наблюдателЯ, будто сложенный зонтик с вешалки: потом наблюдатель неторопливо
повернулсЯ,  взглЯнул  прЯмо  на  пулемет,  прЯмо  на  него  и  одной  рукой
неторопливо приподнЯл очки - у  него  было  прусское  лицо,  лицо  прусского
генерала (за последние три года он видел много  карикатур  на  принца  крови
ѓогенцоллерна и мог узнать прусского генерала), увидев его, а  другой  рукой
вставил в глаз монокль, посмотрел сквозь него, потом вынул монокль  и  снова
отвернулсЯ.
     ’огда он взЯл в сторону и пролетел мимо него; прЯмо под ними  находилсЯ
аэродром, и он вспомнил о зенитной батарее возле деревни, где прошлой  ночью
видел свет фонарика и слышал шум грузовика; резко  спикировав,  он  взглЯнул
вниз на зенитчиков, погрозил им кулаком и закричал:  "‘трелЯйте!  ‘трелЯйте!
ќто ваш последний шанс!" - и снова пошел в пике, наведЯ пулемет на орудие  и
бледные, все еще запрокинутые вверх круги лиц, глЯдЯщих на  него;  когда  он
прекратил стрелЯть, то увидел человека, которого раньше не замечал, стоЯщего
на опушке леса за батареей; легкий нажим на ручку  управлениЯ  -  и  человек
оказалсЯ в перекрестье прицела; перестав стрелЯть  и  выровнЯв  самолет  над
деревьЯми, он знал, что должен был попасть ему в пупок,  словно  в  десЯтку.
‘нова аэродром; он увидел двухместный аэроплан, идущий на посадку, -  и  два
"SE", позади и вверху, сажающие его; сам он был очень высоко и  летел  очень
быстро; даже после сильного скольжениЯ на крыло он рисковал сломать  хрупкое
шасси "SE", это  могло  случитьсЯ  даже  при  спокойной  посадке.  Ќо  шасси
выдержало, не сломалось; машина уже  бежала  по  земле:  сперва  он  не  мог
вспомнить, где видел канистру, потом вспомнил, стал поворачивать, как только
посмел. (Љогда-нибудь на  них  поставЯт  тормоза;  те,  кто  летал  на  этих
аэропланах и осталсЯ в живых, возможно,  увидЯт  это.)  €  повернул.  “видел
проблеск медно-красного где-то возле канцелЯрии и колонну пехоты,  выходЯщую
из-за угла; он теперь быстро катил назад по взлетной  полосе  мимо  ангаров,
откуда трое механиков бегом  бросились  к  нему,  но  он  махнул  им  рукой,
подкатил к углу полЯ, канистра валЯлась там, где  он  видел  ее  на  прошлой
неделе; двухместный аэроплан уже сел; майор и Ѓрайдсмен тоже садились у него
на глазах, и все трое, словно ковылЯющие гуси, покатили  к  канцелЯрии,  где
медно-красное красочно  и  великолепно  сверкало  на  солнце  перед  стоЯщей
пехотой. Ѓежать в летных сапогах было тЯжело,  и,  когда  он  поЯвилсЯ  там,
ритуал уже началсЯ - майор и Ѓрайдсмен были уже на земле, с  ними  адъютант,
’орп, Њонаган и все звено ‚, в центре стоЯли трое  гвардейских  офицеров  из
Џоперинга в медно-красном, с блестЯщими гвардейскими значками, а позади  них
- пехотный офицер со  своим  взводом,  построенным  в  две  шеренги,  и  все
смотрели на немецкий аэроплан.
     -  Ѓрайдсмен,  -  окликнул  он,  но  в  эту  минуту  майор  скомандовал
"‘мирно!", а пехотный офицер крикнул: "Ќа краул!" - и, замерев, он  смотрел,
как немецкий летчик спрыгнул и  вытЯнулсЯ,  а  человек,  сидевший  на  месте
наблюдателЯ, снЯл шлем, очки, бросил их куда-то, откуда-то  достал  фуражку,
надел ее, пустой рукой быстро, сл