дный брат жевал, закрываЯ Ящик.
     -  џ  посылал  за  тобой  еще  два  днЯ  назад, болван, чтоб ты убралсЯ
подобру-поздорову, прежде чем этот толстобрюхий •эмптон начнет рыскать всюду
со  своими  легавыми.  Ћдин  негр  шлЯлсЯ  около  того  болота и достал твое
сволочное ружье, оно и ко дну пойти не успело.
     - Ћно не мое,- сказал он.- “ менЯ нет ружьЯ. ѓде...
     -  „а  ведь  все  знают,  что оно твое, сто чертей твоей матери. ’акого
старьЯ  системы  •эдли десЯтого калибра со скошенными курками во всей округе
ни  у  кого  больше  нет. џ и отпиратьсЯ не стал, этот подлюга •эмптон здесь
сидел  на  скамье,  когда  негр приволок ружье. џ и говорю: "Љонечно же, это
ружье  Њинка.  Ћн  его с самой осени ищет". Ђ потом напустилсЯ на негра. "’ы
что  ж это, чернаЯ образина, говорю, еще по осени выпросил у мистера ‘ноупса
ружье,  чтобы  настрелЯть  белок,  а  потом  утопил его в болоте и врал, что
достать не можешь!" Ќа, держи.
     Ћн  нырнул  под  прилавок, достал ружье и положил его перед Њинком. Ћно
было тщательно обтерто, только на прикладе осталось пЯтно засохшей грЯзи.
     Њинк даже не взглЯнул на ружье.
     - Ћно не мое,- сказал он.- Ђ где...
     -  Ќе  бойсЯ,  теперь все в порЯдке. џ вовремЯ уладил это дело. •эмптон
думал,  что  Я  буду отпиратьсЯ, скажу, что ружье не твое. ’огда ты был бы у
него  в руках. Ќо Я это дело, уладил. •эмптон и рта не успел раскрыть, как Я
все  свалил  на  негра.  Џожалуй,  нынче  или  завтра вечером схожу к нему с
несколькими  ребЯтами  да  исполосую  ему спину возжами или пЯтки поджарю. €
даже  ежели  он  ни  в  чем не сознаетсЯ, люди услышат, что к нему приходили
ночью,  а  •эмптон потерЯет здесь слишком много голосов, ежели станет сидеть
сложа  руки,  так  что  хочешь не хочешь, пускай он даже не рискнет повесить
этого  негра,  он,  по  крайности,  должен  будет  упечь его в тюрьму, и сам
•эмптон  это  прекрасно знает. ’ак что все в порЯдке. Ђ еще Я посылал к тебе
из-за твоей жены.
     - „а,- сказал он.- ѓде...
     -  Ћна  доведет  тебЯ  до  беды. “же довела. Ќе зрЯ этот подлюга шериф,
который  спит  и  видит,  как бы набрать побольше голосов на выборах, торчит
здесь  и  все  принюхиваетсЯ.  Ќегр •ьюстона нашел его лошадь, а сам •ьюстон
вместе со своим псом, как сквозь землю провалилсЯ, но это бы еще полбеды, да
только люди припомнили, как в эту самую ночь она пришла сюда с обоими детьми
и  с  узелком,  а губа расквашена, и даже кровь еще не подсохла, так что тут
уже  все  поневоле узнали, что ты выгнал ее из дому. Ќо и это бы еще ничего,
не вздумай она уверЯть встречного и поперечного, что ты не виноват. Ќи тела,
ни  следов  крови  пока не нашли - только лошадь с пустым седлом, а она знай
стараетсЯ  тебЯ выгородить, всем говорит, что ты не виноват, а в чем - никто
еще  толком и не знает, может, вообще ничего и не было. Љакого дьЯвола ты не
убралсЯ отсюда? Ќеужели у тебЯ не хватило ума уехать в тот же день?
     - Ђ на какие деньги? - сказал он.
     ђазговариваЯ с ним, двоюродный брат быстро моргал. ’еперь его маленькие
глазки перестали моргать.
     - Ќа какие деньги? - переспросил он.
     Њинк  не  отвечал.  Ћн  стоЯл  не  шевелЯсь с тех самых пор, как вошел,
маленький,  неподвижный,  стоЯл  посреди  лавки,  против  двери,  в  которую
заглЯдывало  угасающее  солнце,  пЯтнаЯ  его  всего, с головы до ног, словно
кровью, розовыми брызгами.
     -  •очешь  сказать,  что  у  тебЯ денег нет? •очешь соврать мне прЯмо в
глаза,  будто  у  него  в  карманах  было пусто? ’ак Я тебе и поверил! Ќе на
таковского  напал.  ‚  то  самое утро он у менЯ на глазах открывал бумажник.
…й-богу, у него было всегда при себе не меньше полсотни...
     ѓолос   его   оборвалсЯ,   замер.  Џотом  он  спросил  шепотом,  полным
недоверчивого удивлениЯ:
     - ’ак, значит, ты даже не поглЯдел? „Ђ†… Ќ… ЏЋѓ‹џ„…‹?
     Њинк  не  отвечал.  Ѓыть может, он даже не слышал вопроса, не двигаЯсь,
глЯдЯ  в  пустоту,  а  последние  медно-красные  блики  света,  как  прилив,
поднимаЯсь  по  его телу, на мгновение обагрили Яркой вспышкой бесстрастную,
застывшую,  упрЯмую  маску его лица и угасли, и серый сумрак пополз по рЯдам
полок,  по  темным  углам,  а у него над головой, под потолком, словно туман
забвениЯ, сгустились, собрались застарелые, неистребимые запахи сыра, кожи и
керосина.  Љазалось,  голос его двоюродного брата доноситсЯ из этого тумана,
ниоткуда, из ничего, не облеченный даже легкой плотью дыханиЯ.
     - Људа ты его девал? - „воюродный брат, выйдЯ из-за прилавка, уже стоит
перед  ним  почти  вплотную  и  горЯчо,  едва сдерживаЯсь, дышит ему прЯмо в
лицо.-  …й-богу,  у  него  было  никак  не меньше полсотни долларов. џ знаю.
‘воими глазами видел. ‚от здесь, в лавке. ‘кажи, куда ты его...
     - Ќет,- сказал он.
     - ‘кажи.
     - Ќет.
     ‹ица  их  были  в каком-нибудь футе одно от другого, оба дышали часто и
громко.  Ђ  потом  то,  другое  лицо,  которое  было  шире  и выше, чем его,
отодвинулось и расплылось в сумерках.
     -  Ќу  ладно,-  сказал  двоюродный брат.- ђаз деньги тебе не нужны, тем
лучше.  Џотому  как  ежели ты у менЯ разжитьсЯ думал, то ждать тебе придетсЯ
долгонько.  ‘ам  знаешь, сколько Ѓилл “орнер платит своим приказчикам. ‚от и
считай,  много  ли тот, кто работает на “орнера, может нажить даже за десЯть
лет,  не  то что за два месЯца. ‚ыходит, тебе не нужны и те десЯть долларов,
что припасены у твоей жены. —его уж лучше.
     - „а,- сказал он.- ѓде...
     - Ћна у Ѓилла “орнера.
     Ћн  круто  повернулсЯ  и  пошел  к  двери.  „воюродный  брат сказал ему
вдогонку из темноты:
     -  ‘кажи  ей,  пусть  попросит у Ѓилла или „жоди еще десЯтку вдобавок к
тому, что уже получила.
     •отЯ  еще  не  совсем  стемнело, у “орнера в окнах горел свет. ќто было
видно  даже  издалека,  и  он,  словно  сторонний  наблюдатель,  глЯдел, как
постепенно  сокращаетсЯ  расстоЯние  между  ним  и  светом в окнах. "Ђ там -
конец,  - подумал он.- ‚се эти дни и ночи, которые, казалось, будут тЯнутьсЯ
вечно,  теперь  сошлись здесь на этой пыльной дороге между мною и освещенной
дверью".  € когда он подошел к воротам, взЯлсЯ за них рукой, ему показалось,
что  все  это времЯ она ждала его, глЯдЯ на дорогу. Ћна выбежала на крыльцо,
мелькнув  в  раме  освещенной  двери,  как  в ту ночь, когда он в первый раз
увидел ее в лагере, - как он туда попал, по какой несчастной случайности, он
не  любил  вспоминать  даже  теперь, девЯть лет спустЯ. Ќо и сейчас ощущение
было все то же, оно ничуть не ослабло. € он не боЯлсЯ этого воспоминаниЯ, не
пыталсЯ  от  него избавитьсЯ и не жалел о том, что сделал, потому что ему не
нужно было прощение, он не искал его. Ћн просто не хотел, чтобы ему насильно
напоминали о беде, котораЯ его постигла вслед за тем случаем, оскорбительным
длЯ  тела  и  длЯ  души,  когда ему недостало ни сил, ни решимости, но он не
терзалсЯ  бесполезным  раскаЯнием  и  не огрызалсЯ, потому что он никогда не
огрызалсЯ,  а  неизменно  оставалсЯ холоден, упрЯм и своеволен. ‚ детстве он
кочевал  из  одной наемной лачуги в другую, сменил их более десЯтка, ветхих,
кое-как сколоченных, так как отец его переезжал с фермы на ферму, понЯтиЯ не
имеЯ, куда едет, потому что, прежде чем переехать, не подходил ни к одной из
них  ближе, чем на пЯтнадцать, а то и двадцать миль. Ђ потом, однажды ночью,
ему пришлось покинуть лачугу, которую он звал своим домом, и ту единственную
землю,  тех  единственных  людей,  которых он знал, не успев ни собрать свои
пожитки, если они вообще у него были, ни даже сказать последнее прости, если
у  него  вообще  было  с кем проститьсЯ, и за несколько недель пройти пешком
больше  двухсот  миль.  Ћн шел к морю; в то времЯ он был еще молод, ему было
всего  двадцать  три  года.  ЊорЯ  он  никогда  не  видел;  он  не знал даже
навернЯка,  где  оно,  знал  только, что на юге. Џрежде он совсем не думал о
море  и  сам  теперь  не  понимал,  что  гонит  его  именно  туда, почему он
отрекаетсЯ  от  земли, от суши, где у него недостало сил и ума сделать то, к
чему  пела  его  холоднаЯ,  непреклоннаЯ волЯ, чего он хочет от этой соленой
безбрежности,  от  этой  беспредельности забвениЯ - забвениЯ, которого он не
искал  и никогда не найдет, словно нарочно не желаЯ обрывать нити памЯти, он
наказывал  тело  и  ум, которые ему изменили. Ѓыть может, ему нужен был лишь
этот  посул,  это  обещание беспредельного простора и неисцелимого забвениЯ,
перед которым презреннаЯ суета всего земного трепетала и робко отступала, не
длЯ   того,  чтобы  воспользоватьсЯ  им,  а  чтобы  исчезнуть  в  многоликой
безымЯнности,  в  той  недоступной  гавани, где находЯт приют все затонувшие
золотые  ладьи  и  обитают неуловимые, бессмертные сирены. Ђ потом, когда он
был  почти  у цели, и уже больше суток не ел, он вдруг увидел свет, пошел на
огонек,  услышал громкие голоса и увидел ее в открытой двери, словно в раме,
она  стоЯла  там неподвижнаЯ, прЯмаЯ, безучастнаЯ, а громкие, хриплые голоса
мужчин,  казалось,  плыли к ней, как волны фимиама. € дальше он не пошел. Ќа
другое утро он уже работал там дровосеком, не знаЯ даже, на кого работает, и
лишь  равнодушно  осведомившись у надсмотрщика, который его нанЯл и при этом
без  церемоний  сказал,  что  он  слишком хил и тщедушен, чтобы справитьсЯ с
поперечной  пилой,  сколько  ему  будут  платить. ђаньше он никогда не видел
полосатой арестантской одежды, а потому не сразу, лишь через несколько дней,
сообразил,  где  он,-  целый  массив девственного леса сводил здесь какой-то
крикливый человек лет под пЯтьдесЯт, ростом не выше него самого, с жесткими,
как  проволока,  короткими  седеющими  волосами и толстым брюшком, который с
помощью  всЯких  интриг,  или  взЯток,  или  каким-то  иным  путем откупил у
правительства штата право использовать труд арестантов, обЯзавшись кормить и
содержать  их;  он  был  вдовец,  жена  его умерла много лет назад, рожаЯ их
первенца,  дочку, и он открыто жил с красавицей-квартеронкой, у которой чуть
ли  не  все зубы были золотые, она распорЯжалась на кухне, где тоже работали
арестанты,  и  занимала  вместе  с  вдовцом отдельный дом, выстроенный среди
дощатых,  крытых  брезентом  бараков.  †енщина, стоЯвшаЯ в освещенной двери,
была его дочка. Ћна жила в одном доме с отцом и квартеронкой, в пристройке с
отдельным  входом,  и  волосы у нее тогда были черные, как вороново крыло, -
великолепные,  пышные  и каждый из надзирателей, охранников, арестантов и он
сам, когда подошла его очередь - к тому времени он прекрасно понЯл, длЯ чего
ей  нужен  отдельный  вход,- помогал ей подрезать их бритвой почти по-мужски
коротко. Џолосы торчали густые и жесткие, он видел это и в тот первый вечер,
при свете лампы, и назавтра, в солнечный день, когда он, занесЯ топор, вдруг
обернулсЯ  и  увидел  ее на огромном стройном холеном коне, в комбинезоне, и
глЯдела  она  на него не с затаенным бесстыдством, а пристально и нагло, как
наглый,  привыкший  добиватьсЯ  своего  мужчина.  „а,  вот  что  он увидел,-
привычку  добиватьсЯ  своего,  полное слиЯние воли с чувством, непреоборимую
целеустремленность,  что  придавало ей облик не женский, а мужской, как и ее
одежда, высокий рост, короткие волосы; перед ним была не одержимаЯ страстЯми
женщина,  но  властный повелитель гарема. Ћна не заговорила с ним в тот раз.
Ћна  ускакала  прочь,  и он понЯл, что отдельным входом пользуютсЯ не только
ночью.  €ногда она подъезжала на своем коне, останавливалась, что-то коротко
бросала   надзирателю  и  скакала  дальше.  Ђ  иногда  на  лошади  приезжала
квартеронка,  называла  какое-нибудь  имЯ  и  поворачивала назад, а десЯтник
громко  выкликал  это имЯ, и вызванный бросал топор или пилу и шел следом за
лошадью.  Ђ  он,  не  переставаЯ  работать топором и даже не разгибаЯ спины,
словно  бы  провожал этого человека взглЯдом, видел, как он входит в боковую
дверь,  а  потом выходит оттуда и снова беретсЯ за работу, и так все они без
различиЯ,  разбойник  с  большой  дороги, убийца, вор - среди них не было ни
соперничества,  ни  ревности.  Љак  видно,  это был лишь его удел. Ќо еще до
того,  как  подошла  его очередь, он обуздал ревность и безропотно покорилсЯ
своей  судьбе.  Ћн  был  воспитан  в традиционной вере, что каждому мужчине,
каково бы ни было его прошлое, как бы низко он ни пал, уготована, по крайней
мере,   одна   непорочнаЯ  невеста,  одна  девушка,  которую  он  сам  лишит
невинности.  Ђ  здесь  он видел, что ему нужно боротьсЯ лишь за то, чтобы на
него  обратили внимание, боротьсЯ с людьми, среди которых он чувствовал себЯ
не только ребенком, но ребенком другой расы и породы, и, когда наконец он
     предстанет  перед ней, ему придетсЯ сбросить с нее не только одежду, но
и  незримые  объЯтиЯ  тридцати  или  сорока  мужчин;  и  не  только  в  этот
единственный  раз,  но  и  впредь  (он уже тогда предвидел свою судьбу), без
конца,  всегда; никакаЯ комната, никакаЯ тьма, даже никакаЯ пустынЯ не могла
вместить  их обоих и жеребЯчье ржание этих вездесущих теней. Ќаконец настала
и  его  очередь,  его  вызвали,  как  он  и ожидал. Ћн повиновалсЯ, знаЯ все
наперед,  но  без сожалениЯ. Ћн очутилсЯ не на жарком, никогда не остывающем
ложе бесплодной распутницы, а в простом и жутком логове львицы - ее плоть не
поддавалась, не просила пощады, и он навеки стал однолюбом, подобно тому как
человек,  однажды  отведавший  опиума  или  крови, становитсЯ наркоманом или
убийцей.  ќто  было  днем.  ѓорЯчее  июльское  солнце лилось сквозь окна без
ставень,  даже без занавесок, открытые всем взглЯдам, на грубую, сколоченную
из неоструганных шестидюймовых досок кровать со стальной проволочной сеткой,
и  эта  огромнаЯ  кровать,  словно  легкаЯ, неустойчиваЯ качалка, короткими,
непрерывными  скачками  ездила по полу. Ђ через пЯть месЯцев они поженились.
ќто  не  входило  в  их  намерениЯ.  ‘  тех пор он никогда не упускал случаЯ
уверить  всех,  и  даже  себЯ  самого,  что  она  и не думала, не собиралась
выходить  за  него  замуж.  …е вынудило к этому разорение ее отца, - даже он
понимал,  что  дело  обречено  на  крах, который приближало каждое сваленное
дерево.  Џозже  ему  казалось,  что,  сойдЯсь  в тот день, они как бы подали
сигнал,  по  которому  всЯ  эта  чудовищнаЯ громада из незаконно присвоенной
земли,   охранЯемых   стражниками  бараков,  надрывающихсЯ  людей  и  мулов,
воздвигнутаЯ  в  одну  ночь  из  пустоты,  рухнула  тоже  в одну ночь, снова
превратилась  в  пустоту,  в мертвый хлам,- груды опилок, почерневшие сучьЯ,
пни,  разоренный  и  разграбленный  лес.  Ћн  почти целиком сохранил деньги,
заработанные  за  пЯть  месЯцев.  Ћни  дошли  пешком до ближайшего городка и
зарегистрировались;  мировой  судьЯ  вынул  изо  рта мокрую табачную жвачку,
зажал ее в кулаке, позвал с улицы двоих прохожих, и они стали мужем и женой.
Ћни  поехали к нему на родину, где он взЯл в аренду часть маленькой фермы. “
них  была  стараЯ  печь,  соломенный  тюфЯк, брошенный прЯмо на пол, бритва,
которой он по-прежнему подрезал ей волосы, и еще кое-какой скарб. ‚ то времЯ
им больше ничего и не нужно было. Ћна сказала ему:
     - џ знала сотню мужчин, но никогда еще не жила с осой. €з тебЯ Яд идет.
Ћт  него  во мне все горит. Ћн во мне и детей выжигает. џ от тебЯ никогда не
рожу.
     Ќо  через  три  года  ребенок  родилсЯ. Ђ через пЯть лет у них было уже
двое;  он  смотрел,  как  они  идут по его жалкому полю или покосу, несЯ ему
вместо  обеда  кувшин  холодной  воды,  или  играют деревЯнными чурками, или
ржавыми прЯжками от сбруи, или сломанными плужными болтами, которые даже ему
уже  не  могли  пригодитьсЯ,  в пыли у крыльца наемной лачуги, на котором он
сидел,  потный,  остываЯ  после  работы,  и  в нем снова вспыхивала прежнЯЯ,
жгучаЯ,  неодолимаЯ  злоба,  такаЯ  же  мгновеннаЯ,  лютаЯ и свирепаЯ, как в
первый  раз,  и  он  думал:  "Ќе  дай  бог,  ежели  они  не  мои".  Ђ потом,
успокоившись немного, лежа на соломенном тюфЯке, когда она уже крепко спала,
а  его  измученное тело все еще дрожало и корчилось, он думал, что даже если
они  не  его,  какаЯ  разница.  ‡ато они и ее свЯзывали еще сильнее, чем был
свЯзан  он сам, и она покорилась своей судьбе и в знак своей покорности даже
отрастила длинные волосы и стала их красить.
     ’еперь  она  бежала по дорожке ему навстречу, бежала тЯжело, но быстро.
Ћна  была  у  ворот, прежде чем он успел их отворить, выбежала, чуть не сбив
его с ног, и ухватила его за комбинезон.
     - ЌельзЯ! - крикнула она, но голос ее был не громче шепота.- ЌельзЯ! „а
как ты можешь? ’ебе нельзЯ сюда!
     - Људа захочу, туда и пойду,- сказал он.- ‹эмп говорит...
     Ћн  хотел  высвободитьсЯ,  но  она уже сама выпустила его комбинезон и,
схватив  его  за  руку,  торопливо,  почти  силой  потащила вдоль загородки,
подальше от света. Ћн снова стал вырыватьсЯ, упираЯсь.
     - Џостой,- сказал он.
     -  „урак!  -  сказала  она  хриплым, сдавленным шепотом.- „урак! „ьЯвол
окаЯнный,   нет   на   тебЯ   погибели.-   Ћн   сопротивлЯлсЯ   с  холодной,
сосредоточенной злобой, котораЯ переполнЯла его, но, видно, еще не пришло ей
времЯ  излитьсЯ  наружу. ‚друг он пнул ее ногой, пока еще не желаЯ причинить
ей  боль,  а  лишь  длЯ  того, чтобы освободитьсЯ. Ќо она держала его обеими
руками, повернув лицом к себе. - Џочему ты не уехал в ту же ночь? ѓосподи, а
Я-то  думала,  ты  выйдешь из дому следом за мной! - ‚не себЯ она трЯсла его
словно  ребенка, почти без всЯкого усилиЯ.- Џочему? Џочему, скажи, ради всех
свЯтых!
     - Ђ на какие деньги? - сказал он.- € куда? ‹эмп говорит...
     -  „а, Я знаю, у тебЯ не было денег, да и жрать тоже нечего было, кроме
этого  мусора  в  мучном  бочонке.  Ќо  ты  мог  спрЯтатьсЯ!  ‘хоронилсЯ  бы
где-нибудь  в  лесу,  а  Я бы покуда... Џогибели на тебЯ нет, на дьЯвола. „а
будь  моЯ  волЯ,  Я  бы  тебЯ своими руками удавила! - Ћна трЯсла его, почти
прижавшись   лицом  к  его  лицу,  и  он  чувствовал  ее  тЯжелое,  горЯчее,
прерывистое  дыхание.-  Ќет,  не за то, что ты его убил, а за то, что сделал
это,  когда  у тебЯ денег ни гроша, и уехать не на что, и жрать дома нечего.
Ѓудь  моЯ волЯ, Я бы тебЯ удавила, а потом вынула из петли да снова удавила,
и снова...
     Ћн  опЯть  пнул  ее, на этот раз сильно и Яростно. Ќо она уже отпустила
его и стоЯла на одной ноге, а другую поджала, чтобы удобней было дотЯнутьсЯ.
Ћна  достала что-то из башмака и сунула ему. Ћн сразу понЯл, что это деньги,
бумажка,  сложеннаЯ  в несколько раз, маленькаЯ, квадратнаЯ, еще сохранЯвшаЯ
тепло  ее тела. ‚сего одна бумажка. "ќто доллар",- подумал он, знаЯ, что это
не  доллар.  "ќто  Ђ. Ћ. и ќк", - сказал он себе, знаЯ, что это не они и что
лишь  у  одного человека во всей округе, - ну, самое большее, у двоих, может
оказатьсЯ  десЯть  долларов в одной бумажке; только теперь до него дошло то,
что  сказал  ему  двоюродный  брат,  когда он выходил из лавки четверть часа
назад. Ћн даже не поглЯдел, что у него в руке.
     -  ’ы  продала  Ѓиллу  что-нибудь  или просто вытащила деньги у него из
штанов, когда он заснул? Ђ может, у „жоди?
     -  Ђ  хоть бы и так! џ и еще могу кое-что продать нынче ночью, получить
еще  десЯтку!  ’олько  ради  бога  не  ходи домой. ‘прЯчьсЯ в лесу. Ђ завтра
утром...- Ћн не двигалсЯ; только рука его быстро разжалась, но в ней была не
монета,   котораЯ  звЯкнула  бы,  падаЯ  в  пропыленную  придорожную  траву,
облепленную  клочьЯми  грЯзного  хлопка.  Ќаконец  он  зашагал  прочь, и она
побежала  следом.-  Њинк!  - сказала она. Ђ он все шел, не прибавлЯЯ шагу, и
она бежала рЯдом с ним.- ђади бога,- сказала она.- ђади бога...
     Џотом,  схватим  его за плечо, она силой повернула его к себе. ’огда он
пинком отшвырнул ее, отскочил на обочину, нагнулсЯ, нашарил в траве палку и,
занесЯ  палку, пошел прЯмо на пес, все так же терпеливо, устало и неумолимо,
пока она не повернула назад. Ћн опустил палку, но не двигалсЯ с места до тех
пор,  пока  тень  ее  не  слилась с бледной дорожной пылью. Џотом он швырнул
палку в траву и обернулсЯ. “ него за спиной стоЯл двоюродный брат. Ѓудь ‹эмп
поменьше или он, Њинк, покрупнее, он бы просто прошел по нему, втоптал его в
землю. ‹эмп посторонилсЯ и зашагал рЯдом, хрипло дыша ему в самое ухо.
     -  ‡начит,  ты и эти денежки бросил,- сказал ‹эмп. Њинк не ответил. Ћни
шли рЯдом в глубокой, по щиколотку, пыли, заглушавшей их шаги. - “ него было
не  меньше  полсотни долларов. ѓоворю тебе, Я сам видел. € ты хочешь убедить
менЯ,  что  не  брал их.- Ћн снова ничего не отвечал. Ћни все шли, не спеша,
словно  гулЯЯ.- Ќу ладно. џ сделаю то, чего на моем месте не сделал бы никто
на  свете; Я, так и быть, поверю, что ты этих денег не брал и даже не видел.
Људа  ты  его  девал? - Ћн не отвечал и даже не остановилсЯ. „воюродный брат
удержал  его  за  плечо;  теперь в его тЯжелом, надрывном дыхании, в хриплом
шепоте  сквозило  не  только удивление, но и холодное, бессильное бешенство,
как  у  человека, у которого лопаетсЯ терпение, когда он бьетсЯ, втолковываЯ
что-нибудь  идиоту.  - ’ы что ж, хочешь, чтоб эти полсотни лежали там до тех
пор, покуда •эмптон и его легавые поделЯт их промеж собой?
     Њинк стрЯхнул его руку со своего плеча.
     - ЋтвЯжись.
     -  Ќу  ладно.  „авай  сделаем так. џ сейчас же выкладываю тебе двадцать
пЯть  долларов.  Ђ  потом  мы  пойдем  вместе,  и ты отдашь мне бумажник, не
заглЯдываЯ  в  него. €ли отдашь его штаны, если не хочешь рытьсЯ в карманах.
’ебе  даже  дотронутьсЯ  до  этих денег не придетсЯ, ты их и не увидишь.- Ћн
повернулсЯ,  чтобы идти дальше.- Ќу ладно. …жели тебЯ с души воротит, сам не
можешь, так скажи мне, где он. Ђ Я, когда вернусь, дам тебе десЯть долларов,
хотЯ раз человек швырЯетсЯ десЯтками...- Ћн все шел. ‘нова рука легла ему на
плечо  и заставила его повернутьсЯ; злобный, дрожащий голос исходил ниоткуда
и  отовсюду,  из  затаившейсЯ,  настороженной темноты.- Џостой. ‘лушай менЯ.
‘лушай  внимательно.  Ђ что, ежели Я пойду к •эмптону, он околачивалсЯ здесь
весь  день  и  сейчас  где-нибудь  неподалеку. …жели Я скажу ему, что теперь
вспомнил,  что  ты  не  мог потерЯть ружье прошлой осенью, потому что на той
неделе купил в лавке на никель пороху? ’огда тебе придетсЯ сознатьсЯ, что ты
решил уплатить •ьюстону штраф за корову не деньгами, а порохом...
     Ќа  этот  раз  он не стрЯхнул его руку с плеча. Ћн сразу пошел прЯмо на
него,  терпеливо,  неумолимо и устало, но тому это было невдомек, и шел так,
не  останавливаЯсь,  пока  тот не отступил. € заговорил он тоже не громко, а
как-то вЯло, равнодушно.
     -  Џрошу  тебЯ,  оставь менЯ в покое,- сказал он. - Ќе требую, а прошу.
’ебе же хуже будет. “стал Я. Ћставь менЯ в покое.
     „воюродный брат, отступаЯ, пЯтилсЯ все быстрее, и расстоЯние между ними
стало возрастать. Њинк остановилсЯ, а оно все росло, и, наконец, тот скрылсЯ
из виду, и до него доносилсЯ только шепот, угрожающий и злобный:
     -  Ќу  погоди  у  менЯ,  гаденыш,  душегуб проклЯтый! Џосмотрим, как ты
станешь выкручиватьсЯ...
     €дЯ  назад  к  Ѓалке, он неслышно ступал по пыльной дороге, и в темноте
ему  казалось,  что он топчетсЯ на месте, хотЯ свет в кухонном окне у миссис
‹иттлджон рЯдом с темными контурами лавки - это было единственное освещенное
окно во всей деревне - приближалсЯ. Ђ чуть подальше дорога сворачивала к его
дому,  до него еще четыре мили. "‚от бы куда мне идти, прЯмо в „жефферсон, к
железной  дороге",-  подумал  он; и теперь, когда было уже поздно, когда уже
нечего  надеЯтьсЯ,  что  он  сам  сможет  выбирать  между хитро рассчитанным
побегом  и  слепым,  отчаЯнным,  паническим  бегством,  когда ему предстоЯло
блуждать  по лесной чащобе и болотной топи, как блуждает отощавший, голодный
зверь,  отрезанный  от своей берлоги, он вдруг понЯл, что все эти три днЯ не
просто  надеЯлсЯ,  но  твердо  верил, что у него будет возможность выбора. Ђ
теперь  он  не  только  потерЯл это преимущество, но по воле слепого случаЯ,
из-за  того,  что  его двоюродный брат видел или догадалсЯ, что у •ьюстона в
бумажнике,  даже  худший  выход  в  эту  ночь был длЯ него закрыт. …му стало
казатьсЯ,  что  этот  слабый,  одинокий огонек не только не указывает путь к
конечной цели, пускай даже к худшему, но там, около него, кончаетсЯ надежда,
и  с  каждым  шагом  все  сокращаетсЯ  срок его свободы. "џ-то думал, убьешь
человека,  и  на этом точка,- сказал он себе.- Ќе тут-то было. ’еперь только
оно и началось".
     ‚  дом  он  не пошел, а сразу свернул к поленнице, взЯл топор и постоЯл
немного,  глЯдЯ  на  звезды.  Ѓыл  десЯтый час; он мог ждать до полуночи. Ћн
обогнул  дом  и спустилсЯ на поле. Ќа полпути он остановилсЯ, прислушиваЯсь,
потом пошел дальше. Ќо в балку спускатьсЯ не стал; он спрЯталсЯ за первое же
толстое  дерево,  положил  топор  около ствола, чтобы потом сразу его найти,
притих,  затаилсЯ  и  услышал, как грузный человек, крадучись, пересек поле,
ломаЯ  кукурузу,  и  все  ближе  раздавалось частое, натужное дыхание, потом
бегущий  поравнЯлсЯ  с ним, быстро перевел дух и остановилсЯ, увидев, что он
вышел из-за дерева и пошел вверх, на холм.
     Ћни  шли  через  поле,  футах в пЯти друг от друга. Ћн слышал у себЯ за
спиной  неуклюжие,  спотыкающиесЯ  шаги, треск и шелест кукурузы, и дыхание,
Яростное, клокочущее, сдавленное. ‘ам он шел неслышно, словно был бесплотен,
даже чуткие сухие стебли ни разу не дрогнули.
     -  Џослушай,-  сказал  его  двоюродный брат.- „авай потолкуем как умные
люди...-  Ћни  поднЯлись на холм, пересекли двор и вошли в дом, все так же в
пЯти  футах  друг  от  друга.  Ћн пошел на кухню, засветил лампу и присел на
корточки  у  плиты,  чтобы  развести огонь. „воюродный брат стоЯл на пороге,
тЯжело  дыша,  и  глЯдел, как он набросал в топку щепок, вздул огонь, взЯл с
плиты  горшок  длЯ  кофе,  налил  в  него  воды  из  ведра и поставил горшок
обратно.-  Ќеужто  у  тебЯ и есть нечего? - спросил брат. Ћн не ответил.- Ќо
ведь  кормоваЯ кукуруза длЯ скотины найдетсЯ? „авай хоть ее поджарим.- Ћгонь
в  плите  разгорелсЯ.  Ћн пощупал горшок, хотЯ вода никак не могла нагретьсЯ
так  быстро.  Ѓрат  глЯдел  ему  в  затылок.-  ‘лышишь,-  сказал он.- Џойдем
принесем.
     Њинк убрал руку с горшка. Ћн не оглЯнулсЯ.
     - Ќеси, - сказал он.- Ђ Я не голоден.
     Ѓрат  сопел,  стоЯ  в дверЯх, глЯдЯ на его спокойное, потупленное лицо.
’еперь его сопение походило на слабый скрежет.
     - Ќу ладно,- сказал он.- ‘хожу на конюшню, принесу.
     Ћн  шагнул  за  порог,  тЯжело  затопал  по  коридору,  вышел на заднее
крыльцо,  а  едва ступив на землю, побежал. Ћн бежал, сломЯ голову, в слепой
тьме,  на  цыпочках,  обогнул  дом и притаилсЯ, глЯдЯ из-за угла на переднее
крыльцо,  не  дыша,  потом  подбежал  к крыльцу и заглЯнул в коридор, тускло
освещенный  лампой из кухни, и на миг снова остановилсЯ, замер, глЯдЯ во все
глаза.  "Ђх сукин сын, перехитрил менЯ, - подумал он.- “драл черным ходом",-
и  он  взбежал  по  ступенЯм,  спотыкаЯсь  и  чуть  не падаЯ, прогрохотал по
коридору  к кухне и, когда добежал до кухонной двери, увидел, что Њинк стоит
у  плиты,  на  том же месте, и снова щупает горшок. "‚от гаденыш, сукин сын,
душегуб,-  подумал  он.-  Џросто  не  веритсЯ. Ќе веритсЯ, что человек может
столько вытерпеть, даже за пЯтьсот долларов".
     Ќо  порог  он  переступил,  как  ни в чем не бывало, словно и не уходил
никуда, только дыхание участилось и стало еще более хриплым, скрежещущим. Ћн
глЯдел,  как  Њинк  принес  треснутую  фарфоровую  чашку, толстый стеклЯнный
стакан,  жестЯнку  с сахаром на донышке и ложку; и заговорил он таким тоном,
словно беседовал за чайным столом с супругой своего хозЯина:
     - Ќу, кажетсЯ, наконец вскипел, а?
     Ќо  Њинк  не  ответил.  Ћн налил в чашку кипЯтку, положил сахару и стал
помешивать воду, стоЯ у плиты, потом повернулсЯ боком к двоюродному брату и,
наклонив голову, начал прихлебывать из чашки. Џодождав немного, брат подошел
к плите, налил в стакан воды, положил сахару и отхлебнул с кислой миной, все
его  лицо - глаза, нос, даже рот - побежало от краЯ стакана куда-то вверх ко
лбу,  словно  кожа была прикреплена к черепу только в одном месте, где-то на
затылке.
     -  Џослушай,-  сказал он.- „авай взглЯнем на дело разумно. ќти полсотни
лежат  там, теперь они ничьи. ’ы не можешь пойти и взЯть их без менЯ, потому
что  Я  тебЯ не пущу. Ђ Я не могу взЯть их без тебЯ, потому что не знаю, где
они. € мы здесь за зрЯ терЯем времЯ, а этот подлюга шериф со своими легавыми
каждую минуту может их найти. ’ут уж никак невозможно отступитьсЯ. •очешь не
хочешь,  а надо их взЯть. …сли б Я мог, то, конечно, взЯл бы себе все, как и
ты. Ќо ни ты, ни Я этого но можем. ’олько зрЯ торчим здесь и терЯем...
     Њинк допил чашку и перевернул ее вверх дном.
     - Љоторый час? - спросил он.
     „воюродный  брат достал из-за широкого, потертого поЯса дешевые часы на
     -  „вадцать  восемь  минут  десЯтого. ЌельзЯ же тЯнуть без конца. Њне в
шесть  утра  лавку  открывать. Ђ ведь еще надо пЯть миль пешком идти, покуда
доберусь  до  постели.  Ќо  это неважно. ’ы об этом не думай, мало ли у кого
какие заботы, а дело есть дело. Џодумай о...
     Њинк поставил пустую чашку на плиту.
     - ‘ыграем в шашки?
     -  ...о  себе. ‚едь у тебЯ... —то-о?..- Ћн осексЯ. Ћн смотрел, как Њинк
пошел куда-то в темный угол и достал короткую широкую доску. ‘ полки он снЯл
какую-то  жестЯнку  и  положил  все  на стол. „оска была расчерчена углем на
кривые  черные  и белые квадратики; в жестЯнке оказалась горсть фарфоровых и
стеклЯнных  осколков  двух  цветов,-  видимо,  от разбитой тарелки и бутылки
синего  стекла.  Ћн  пододвинул  доску  к  лампе  и начал расставлЯть шашки.
„воюродный  брат  смотрел  на  него,  не донесЯ стакан до рта. Ќа миг у него
перехватило дыхание. Џотом он совладал с собой.
     -  Ќу  что  ж,  давай,-  сказал  он.  Ћн поставил стакан на плиту и сел
напротив Њинка. Љазалось, его дрЯблое, обрюзгшее тело, словно воздушный шар,
из  которого  выпустили  воздух,  сейчас  накроет  не только стул, но и весь
стол.-  ђазыграем эти пЯтьдесЯт долларов по пЯти центов партиЯ, - сказал он.
- €дет?
     - •оди,- сказал Њинк.
     €  они  начали  играть  - один неторопливо, холодно, рассчитываЯ каждый
ход,  другой - рискованно, с какой-то неловкой поспешностью. Ѓыло в его игре
то  любительское,  почти детское отсутствие обдуманного плана и даже простой
предусмотрительности,  какое  бывает  у  игрока,  который  в  азартных играх
полагаетсЯ  не  на  свой  ум,  а  на  ловкость рук, и даже в простой игре, в
шашках,  где подтасовать нечего, пытаетсЯ мошенничать, и теперь он, не терЯЯ
веры  в успех, так как жульничество давно стало длЯ него чистейшим рефлексом
и  совладать с собой он, как видно, уже не мог, делал быстрые нелепые ходы и
сразу  отдергивал  сжатый  кулак  и  пристально,  не  мигаЯ,  глЯдел прЯмо в
спокойное,  изможденное  лицо  партнера,  склоненное  над столом, болтаЯ без
умолку  о чем угодно, кроме денег и смерти, а кулак лежал на краю стола, все
еще  сжимаЯ  шашку  или дамку, которую он стЯнул с доски. "Ќаказание с этими
шашками,-  думал он.- Ќу что с них возьмешь". —ерез час он обставил Њинка на
тринадцать партий.
     - „авай играть по двадцать пЯть центов, - сказал он.
     -  Љоторый  час?  -  спросил  Њинк.  „воюродный  брат  снова вытащил из
кармашка часы, а потом сунул их обратно.
     - Ѓез четырех минут одиннадцать.
     -  •оди,-  сказал другой. €гра продолжалась. Ѓрат теперь молчал. Ћн вел
счет огрызком карандаша на краю доски. € когда через полчаса он подвел итог,
карандаш  написал уже не число выигранных партий, а сумму, с десЯтыми долЯми
и  значком  доллара в конце, и эта цифра вдруг словно подпрыгнула и оглушила
его,  так  что  он  почти  услышал  удар;-  он  вдруг оцепенел и даже дышать
перестал, думаЯ: "‘то чертей! ‘то чертей! ЏонЯтно, почему он ни разу менЯ не
поймал. ќто он нарочно. Џотому что, когда Я отыграю у него всю его долю, ему
незачем  будет рисковать и идти за деньгами". ’еперь ему пришлось переменить
тактику.  €  впервые  за все это времЯ движение стрелок по циферблату часов,
которые  он  теперь  сам  вынул  и  положил  около доски, приобрело длЯ него
настоЯщий  смысл.  "Ќе  может  же это тЯнутьсЯ без конца,- подумал он, и его
снова  захлестнула  бессильнаЯ  злоба.-  Ќе  может. “ него сил не хватит это
выдержать,  даже  за  все  пЯтьдесЯт  долларов".  €  он  пошел  на попЯтный.
Љазалось,  он  даже  изменил  своей  натуре.  Ћн  делал  нелепые,  намеренно
опрометчивые  ходы;  теперь он зажимал в кулаке собственную шашку или дамку.
Ќо  худаЯ,  цепкаЯ  рука  ловила  его  кулак,  и  партнер  холодным, ровным,
бесстрастным  голосом  доказывал,  что эта шашка никак не могла оказатьсЯ на
том  поле,  где  она  теперь  стоит,  а  иногда  сам  даже ударЯл по кулаку,
лежавшему  на  столе,  и  кулак  разжималсЯ.  Ќо  его брат не оставлЯл своих
попыток,  все  так  же  легкомысленно,  и  отчаЯнье цеплЯЯсь за соломинку, и
попадалсЯ  снова  и  снова, и еще через час его ходы стали даже не детскими,
они походили на игру слабоумного или слепого. Ћн снова заговорил:
     -  Џослушай.  ’ам  лежат эти пЯтьдесЯт долларов, они же ничьи, родных у
него нет, некому их стребовать. Ћни лежат там, и кто их найдет...
     -  •оди,  - сказал Њинк. Ћн двинул шашку.- Ќе так,- сказал тот.- Ѓери.-
Ћн взЯл. ’от двинул еще одну шашку.
     -  Ђ  тебе  нужны деньги, может, они тебЯ от петли спасут, а тебе их не
взЯть,  Я ведь не отступлюсь. ђазве Я могу сейчас пойти домой, лечь спать, а
утром  встать  и  пойти  в  лавку,  если  ты не хочешь показать мне, где эти
деньги...
     - •оди,- сказал тот. Ѓрат двинул шашку.
     -  Ќет,  -  сказал  тот.- Ѓери.- Ћн взЯл. € увидел, как худые волосатые
пальцы,  державшие  осколок  синего стекла, взЯв пЯть шашек подрЯд, очистили
доску.
     -  ‘ейчас  уже  за  полночь. ‚ шесть начнет светать. € тогда •эмптон со
своими легавыми...
     Ћн  осексЯ.  Њинк  теперь стоЯл на ногах, глЯдЯ на него сверху вниз; он
тоже быстро вскочил. Ћни смотрели друг на друга через стол,
     Ќу?  -  сказал  брат.  Ћн  дышал  хрипло,  с  присвистом, чувствуЯ, что
радоватьсЯ  еще  рано.- Ќу? - сказал он снова.- Ќу? - Ќо Њинк уже не смотрел
на  него,  он  опустил  голову,  и  лицо  у  него было неподвижное, пустое и
осунувшеесЯ, как у мертвеца.
     - Џрошу тебЯ, уйди,- сказал он.- Џрошу, оставь менЯ в покое.
     -  Љак  бы  не так, - сказал брат, тоже не повышаЯ голоса.- ‡начит, мне
уйти?  Џосле  всего,  что Я вытерпел? - Њинк повернулсЯ к двери. - Џостой, -
сказал брат. Ќо он не остановилсЯ. Ѓрат задул лампу и догнал его в коридоре.
Ћн  снова  заговорил,  теперь уже шепотом: - ‡рЯ ты не послушалсЯ менЯ шесть
часов  назад.  Њы  бы  давно  все  сделали, вернулись бы и легли спать, а не
торчали  бы  здесь  за  полночь.  Ќе  понимаешь  разве,  что  обоим  нам это
невыгодно? ’ы без менЯ шагу не можешь ступить, а Я без тебЯ. „а куда ж ты? -
’от  не  отвечал.  Ќе  останавливаЯсь,  он  шел  через  двор,  к  конюшне, а
двоюродный брат за ним; он снова слышал у себЯ за спиной тЯжелое насморочное
сопение  и  шепот: - ‘то чертей, ты, может, не хочешь отдавать мне половину,
так  и ведь Я, может, не хочу ни с кем делитьсЯ. Ќо пусть уж лучше половина,
Я как подумаю, что этот подлюга •эмптон со своими легавыми...
     Њинк вошел в конюшню, шагнул в стойло - брат осталсЯ у двери - и снЯл с
гвоздЯ  короткую,  гладко  оструганную  дубовую  палку с петлей из пеньковой
веревки,  пропущенной  в  дырку  на  конце  -  с ней •ьюстон объезжал своего
жеребца,  и  он  нашел  ее,  когда  взЯл в аренду у “орнера заложенную часть
•ьюстоновой  фермы, а потом резко повернулсЯ, одним ударом сшиб брата с ног,
бросил  палку  и подхватил тЯжелое тело, которое само падало в стойло, и ему
оставалось только оттащить его на какой-нибудь фут, чтобы можно было закрыть
дверь. Ћн отстегнул гужи с плуга, свЯзал двоюродного брата по рукам и ногам,
оторвал от подола рубахи лоскут и сделал клЯп.
     ‘пустившись  с  холма, он никак не мог найти дерево, у которого оставил
топор.  €  он  знал,  почему.  ‘ловно  теперь, когда смолкла эта бесконечнаЯ
болтовнЯ,  он  услыхал  не  тишину,  а  потерЯнное  времЯ, словно, когда она
смолкла,  он  вернулсЯ к той минуте, когда все это началось в лавке, в шесть
часов  вечера,  и  осознал,  что  потерЯно  целых шесть часов. "Ѓольно уж ты
надрываешьсЯ,-  сказал  он  себе.- ЌельзЯ так спешить". Ћн постоЯл на месте,
пока  не сосчитал до ста, оглЯнулсЯ назад, соображаЯ, где он - выше или ниже
дерева,  справа  или  слева  от  него.  Џотом он вернулсЯ на середину полЯ и
оттуда  оглЯнулсЯ  на  балку,  стараЯсь найти дерево, под которым он оставил
топор,  по  форме  верхушки  и  другим  приметам,  оглушенный  теперь уже не
тишиной,  а шорохом времени. Ћн решил было спуститьсЯ и, качав заведомо ниже
того  места,  которое  искал,  обшарить  по  очереди все деревьЯ. Ќо поступь
времени  была  слишком  громкой,  и  когда он сделал первый шаг, побежал, то
побежал  не  к дому и не к балке, а в сторону, через холм, через поле, прЯмо
на дорогу, проходившую в полумиле от его дома.
     Ћн  пробежал  по  дороге с милю и очутилсЯ у лачуги, еще более тесной и
убогой,  чем его собственнаЯ. ‡десь жил тот самый негр, который нашел ружье.
“  него  была собака, нечистокровный терьер, немногим больше кошки, шумный и
визгливый,  он сразу выскочил из-под дома, захлебываЯсь лаем, и накинулсЯ на
него с Яростным визгом. Ћн знал собаку, и она тоже должна была его знать; он
стал  ее успокаивать, но она не унималась, и ее лай нессЯ на него из темноты
разом со всех сторон, и тогда он бросилсЯ к ней, и визгливый лай стал быстро
удалЯтьсЯ  к дому. Ќе останавливаЯсь, он побежал к поленнице, - он знал, где
она;  топор  был тут. Љогда он схватил топор, голос из темного дома окликнул
его:
     - Љто там?
     Ћн  не  ответил.  Ћн  бежал  без  оглЯдки, а терьер все лаЯл ему вслед,
теперь  уже из-под дома. Ћн очутилсЯ на поле, кукуруза здесь была лучше, чем
у него. Џробежав поле, он спустилсЯ к балке.
     “  краЯ балки он остановилсЯ и определил дорогу по звездам. Ћн понимал,
что отсюда ему не найти гнилое дерево, и решил выбратьсЯ на старую лесосеку;
там  ему  нетрудно  было  бы  ориентироватьсЯ. ‚ернее всего было выйти вдоль
балки  на  знакомое  место,  хоть  и  пришлось  бы сделать крюк, а оттуда уж
подниматьсЯ к дереву, но, поглЯдев на небо, он подумал: "“же второй час".
     Џрошло  еще  полчаса,  а он все не мог отыскать лесосеку. Ќебо он видел
лишь изредка, а еще реже мог видеть звезду, по которой ориентировалсЯ. Ќо он
был уверен, что не уклонилсЯ слишком далеко. Ћн предостерег себЯ: "’ы можешь
дойти  скорее,  чем  ожидаешь;  не  зевай". Ќо к этому времени он уже прошел
вдвое  больше,  чем следовало. ЏонЯв, убедившись наконец, что он заплуталсЯ,
он не испытал ни тревоги, ни отчаЯниЯ, только злость. Љазалось, подобно тому
как  часа  два  или  три назад бесчестность его брата вдруг против него же и
обернулась, так и сейчас жестокость отступилась от своего ученика, на миг ей
изменившего;  а  ведь  из-за  этого  проклЯтого человеколюбиЯ он потерЯл три
часа,  надеЯсь,  что брат устанет и уйдет, вместо того чтобы стукнуть его по
голове,  когда  тот пробегал мимо дерева, где он оставил топор, а теперь вон
куда завела его эта промашка.
     Џервым  его  побуждением  было  бежать,  бежать  не  в  страхе, а чтобы
опередить эту лавину множившихсЯ секунд, котораЯ теперь стала его врагом. Ќо
он,  слабо  и  непрестанно  дрожа всем своим измученным телом, принудил себЯ
остатьсЯ  на  месте до тех пор, пока наконец не убедилсЯ, что теперь мускулы
не  подведут  его,  не заставЯт бежать. € тогда он стал медленно и осторожно
поворачиватьсЯ,  пока  ему  не  показалось, что он стоит лицом в ту сторону,
откуда  пришел,  и  двинулсЯ  назад  по своему же следу. ‚скоре он набрел на
прогалину,   откуда   было   видно  небо.  ‡везда,  по  которой  он  заметил
направление, когда спустилсЯ в балку, была прЯмо впереди. "Ђ ведь уже третий
час ночи",- подумал он.
     ’еперь он пустилсЯ бегом, верней, старалсЯ бежать как можно быстрее. Ћн
не  мог совладать с собой. "Ќадо найти лесосеку сейчас же,- думал он.- Ќе то
пойдешь  назад,  все  придетсЯ  начинать  сызнова,  рассветет,  а Я не успею
выбратьсЯ  из балки". € он все бежал, молча продираЯсь сквозь колючие кусты,
заслонЯЯ  лицо  рукой, задыхаЯсь, ничего не видЯ, мускулы около глаз ныли от
напрЯжениЯ, но глаза были бессильны перед мрачным, непроницаемым ликом тьмы,
и  вдруг  землЯ  исчезла  у  него  из-под  ног; он сделал еще шаг в пустоту,
почувствовал,  что  падает,  а через мгновение он уже лежал на спине, тЯжело
дыша. Ћн был на лесосеке. Ќо в каком месте - этого он не знал. "џ ведь ее не
переходил,- подумал он.- џ еще на западной стороне. € уже третий час".
     ’еперь  он снова знал направление. …сли встать к лесосеке спиной и идти
все  прЯмо,  то  скоро будет балка. € тогда станет Ясно, куда он забрел. …ще
раньше,  почувствовав,  что  падает,  он  отбросил  топор. ’еперь, ползаЯ на
четвереньках,  он  нашарил  его,  выбралсЯ  вверх  по откосу и пошел дальше.
Ѓольше он не бежал. Ћн знал, что заблудитьсЯ еще раз ему нельзЯ. Љогда через
час  он  поднЯлсЯ  по  холму,  то  очутилсЯ  на  краю  полЯ.  Џоле  было его
собственное:  землЯ,  до  сих  пор  зыбкаЯ  и  ненадежнаЯ, снова отвердела и
застыла,  все  обрело  прежние  размеры  и  встало  на свои места. Ћн увидел
низенькую  крышу  своей  лачуги  и  снова  побежал,  спотыкаЯсь,  меж рЯд