,  дышит,  смотрит  из-за
каждой ветки и листа, как он поворачиваетсЯ, шагает прочь с холма.
   Њешкать он не стал, здесь не усыпальница, ни ‘эм, ни ‹ев не мертвы,  не
скованно почиют они под землей, а свободно движутсЯ в ней,  с  ней,  входЯ
неисчислимо дробной, но непогибшей частицей в лист и ветку, присутствуЯ  в
воздухе и солнце, в дожде и  росе,  в  желуде,  дубе  и  снова  желуде,  в
рассвете, закате  и  снова  рассвете,  бессмертные  и  целостные  в  своей
неисчислимости и дробности - и ‘тарый Ѓен, ‘тарый Ѓен тоже! Ћни вернут ему
лапу, непременно вернут - и снова бросЯт вызов, и долгой будет  охота,  но
ни сердца рвущегосЯ, ни тела израненного... Ћн остановилсЯ как  вкопанный.
Ћторвал уже ногу от земли длЯ следующего шага и так застыл, замер не дыша,
в мозгу пронеслось предостережение ќша, в ушах Ясно прозвучал его голос, и
нахлынул, остро ударил знакомый страх, идущий с  тех  времен,  когда  его,
Ђйзека Њаккаслина, на свете не было, - древний  страх,  но  не  испуг,  не
трусость, - при взглЯде на змею. Ћна не свилась еще кольцом, не  застучала
гремушкой, только выбросив вбок длЯ опоры толстую быструю петлю (тоже  без
испуга, с тихой пока лишь угрозой) на уровень колен,  взнесла  чуть  назад
отведенную голову меньше чем в шаге от  него  -  длиннаЯ,  футов  шесть  с
лишним, и стараЯ: ЯркаЯ когда-то расцветка молодости  потускнела  на  ней,
стерлась, не режет уже глаз на фоне леса, где ползает и таитсЯ она,  тварь
обособленнаЯ, издревле проклЯтаЯ, гибельнаЯ; и запах ее даже слышен ему  -
слабый, тошнотный запах гниющих огурцов и чего-то еще безымЯнного, чего-то
от усталого всеведеньЯ, отверженности, смерти. ‡меЯ наконец  шевельнулась.
‚се так же высоко и косо несЯ голову, заскользила прочь, и  казалось,  что
голова вместе с поднЯтой третью туловища  составлЯет  отдельное  существо,
движущеесЯ двуного вопреки законам тЯжести и равновесиЯ,  -  не  верилось,
что и всЯ эта тень, струЯщаЯсЯ по земле за уходЯщей головой, что  все  это
одна змеЯ, уползающаЯ, уползшаЯ; бессознательно он кончил шаг  и,  стоЯ  с
поднЯтой рукой, повторил индейские слова, что  вырвались  у  ‘эма  в  день
посвЯщениЯ его в охотники шесть лет назад, когда ‘эм вот так  же  стоЯл  и
смотрел вслед оленю: "ђодоначальник. Џраотец".
   ’рудно сказать, когда именно до него впервые донессЯ звук, не сразу  им
воспринЯтый, - тЯжело и звучно лЯзгающие  удары,  словно  где-то  ружейным
стволом били по рельсу, не слишком часто, но с некой злостью, как если  бы
стучавший - человек крепкий и взЯвшийсЯ за  дело  всерьез  -  был  выведен
чем-то из себЯ. ‘тучали шагах в трехстах и, значит, не на  линии,  котораЯ
проходила по меньшей мере в двух милЯх отсюда, хотЯ и в той же стороне.  €
сейчас же он понЯл, где стучат: кто б ни был стучавший и что бы ни означал
стук, но раздавалсЯ он на опушке, по соседству с деревом, где назначил ему
встречу Ѓун.
   „о сих пор он шел неспешным и бесшумным шагом охотника,  шарЯ  взглЯдом
по земле и деревьЯм. ’еперь же,  разрЯдив  ружье  и  держа  его  прикладом
вперед и вниз, чтоб легче было проносить сквозь заросли, он двинулсЯ через
гущу подлеска навстречу  непрестанному,  злобному,  странно  истерическому
лЯзгу металла о металл и вышел на полЯну, прЯмо к тому одинокому дереву. ‘
первого взглЯда ему почудилось, что дерево ожило. Ћно кишело  беснующимисЯ
белками, штук сорок или пЯтьдесЯт их носилось и прыгало с ветки на  ветку,
обратив крону в сплошной зеленый вихрь  обезумевших  листьев;  то  и  дело
оттуда вырывались два-три  зверька,  но,  мотнувшись  вниз  по  древесному
стволу, на лету изворачивались и бросались назад, словно всосанные обратно
Яростным беличьим водоворотом. ‡атем он увидел Ѓуна. Ѓун сидел  прислонЯсь
к дереву спиной, нагнув голову и остервенело стуча. Љолотушкой  был  ствол
разъЯтого на части дробовика, и колотил им Ѓун по  казеннику,  зажатому  в
коленЯх. Љругом валЯлись прочие разобранные части, числом до полудюжины, а
Ѓун, нагнув багровое, облитое потом корЯвое лицо, сидел и стучал стволом о
казенник исступленно, как помешанный. Ћн и не поднЯл голову взглЯнуть, кто
идет. ЉолотЯ, задыхаЯсь, хрипло заорал:
   - Љатись отсюда! Ќе трожь ни единой! Ћни мои! ‚се мои!