ни,  а  там,  где  дорога  спускалась в долину и
затвердевшаЯ  на  морозе  колеЯ  звенела  металлическим  звоном под копытами
Џерри,   их   зловещие  темные  вершины,  увенчанные  оголенными  деревьЯми,
вздымались  в  звездное  небо.  ‚  одном  месте,  где  на дорогу просочилась
холоднаЯ  зимнЯЯ  струйка,  Џерри,  почуЯв  воду, с треском раздавил хрупкую
тонкую наледь. ЃаЯрд опЯть приложилсЯ к кувшину.
     Ќеловко  нащупав  спичку  онемевшими  от  холода пальцами, он закурил и
отодвинул манжету на запЯстье. Џоловина двенадцатого.
     --  Ќу  что  ж,  Џерри,  --  сказал  он,  --  пожалуй, пора нам подумать о
ночлеге.
     ѓолос  его  неожиданно  громко  прозвучал  в  холодной и темной тишине,
Џерри  поднЯл  голову и фыркнул, как будто понЯл его слова, как будто охотно
готов  был  разделить мрачное одиночество, в котором пребывал его седок. Ћни
снова поскакали в гору.
     ‡десь  темнота рассеЯлась, и, разрываЯ монотонный рЯд деревьев, кое-где
стали  поЯвлЯтьсЯ  полЯ,  освещенные  смутным  светом звезд, и вскоре, когда
ЃаЯрд,  опустив  поводьЯ  на  шею  Џерри,  сунул  в карманы руки, пытаЯсь их
согреть,   у   дороги   показалсЯ   вросший  в  землю  сарай  длЯ  хлопка  с
посеребренной  инеем крышей. "Ќу, теперь уже недолго", -- сказал он про себЯ,
нагнулсЯ  вперед  и,  положив  руку  на  шею Џерри, ощутил неутомимое биение
теплой крови.
     -- ‘коро жилье, Џерри, смотри в оба.
     €  опЯть,  словно в ответ на его слова, Џерри тихонько заржал и свернул
с  дороги,  а  когда ЃаЯрд, натЯнув поводьЯ, хотел было повернуть его назад,
он  тоже  увидел  еле  заметную колею от фургона, ведущую к смутно маЯчившей
группе низкорослых деревьев.
     -- Њолодец, Џерри, -- сказал он, снова отпускаЯ поводьЯ.
     Џоказалась  хижина.  ‚  ней  было  темно.  €з-под крыльца вылезла тощаЯ
собака,  залаЯла  на  ЃаЯрда  и  не  умолкала,  пока  он  привЯзывал Џерри и
онемевшей  рукой  стучалсЯ  в дверь. Ќаконец из хижины послышалсЯ голос, Ѓ а
Ярд крикнул:
     -- ‡дорово! -- и добавил: -- џ заблудилсЯ. Ћткройте.
     ‘обака  все  еще заливалась лаем. Ќаконец дверь чуть-чуть приоткрылась,
из  щели  блеснул  отсвет  тлеющих углей, пахнуло острым запахом негров, и в
теплой струе воздуха показалась чьЯ-то голова.
     --  ќй, „жули, заткни свою пасть! -- скомандовала голова. ‘обака послушно
умолкла, но все еще ворча, скрылась под крыльцом.г-- Љто там?
     -- џ заблудилсЯ, -- повторил ЃаЯрд. -- Њожно, Я переночую у вас в сарае?
     --  Ќет  у менЯ никакого сараЯ, -- отвечал негр. -- ’ам подальше будет еще
один дом.
     --  џ  заплачу,  -- сказал ЃаЯрд. Ћн пошарил онемевшей рукой в кармане. --
ЊоЯ лошадь выбилась из сил.
     ѓолова  негра  четко  выделЯлась  на  фоне  проникавшего  сквозь щель в
дверЯх огнЯ.
     --  Ќу  что  же ты, дЯдюшка, человека на морозе держишь, -- с нетерпением
промолвил ЃаЯрд.
     -- Љто вы, белый человек?
     --  ЃаЯрд  ‘арторис  из  „жефферсона. Ќа, возьми. -- Ћн протЯнул руку, но
негр даже не шевельнулсЯ.
     -- ‚ы из тех ‘арторисов, которые банкиры?
     -- „а. Ѓери же.
     -- Ћбождите минутку.
     „верь  закрылась. ЃаЯрд натЯнул поводьЯ, и Џерри с готовностью двинулсЯ
вокруг  дома,  ступаЯ  по  сухим  промерзшим  стеблЯм хлопка, которые больно
щелкали  седока  по  коленЯм. Љогда ЃаЯрд спрыгнул на мерзлую неровную землю
возле  зиЯющей  двери,  свет  фонарЯ  вырвал  из  темноты  обломки стеблей и
огромные  ножницы  человеческих  ног, и негр с бесформенным тюком под мышкой
направил фонарь на ЃаЯрда, который расседлывал Џерри.
     --  €  как  вы, белый человек, ухитрились забратьсЯ так далеко от дома в
такой поздний час? -- с любопытством спросил он.
     -- ‡аблудилсЯ, -- коротко буркнул ЃаЯрд. -- Људа мне поставить лошадь?
     Ќегр  осветил фонарем стойло. Џерри осторожно переступил через порог, и
в  полосе  света  от  фонарЯ  глаза  его загорелись фосфорическим блеском, а
ЃаЯрд,  войдЯ  за  ним  следом,  принЯлсЯ растирать его сухим концом попоны.
Ќегр  исчез.  ‚скоре он снова поЯвилсЯ с охапкой кукурузных початков, бросил
их в кормушку Џерри, и лошадь с жадностью зарылась в них мордой.
     -- Џожалуйста, будьте осторожны с огнем, белый человек, -- сказал негр.
     -- ‹адно. џ просто не буду зажигать спичек.
     --  “  менЯ  тут  всЯ  скотина,  инструменты  и  корм, -- поЯснил негр. --
ЌельзЯ, чтоб они сгорели. ‘траховой агент так далеко от города не ездит.
     --  ‹адно,  --  повторил  ЃаЯрд. Ћн закрыл Џерри в стойле, под любопытным
взглЯдом  негра  взЯл мешок, который уже раньше прислонил к стене, и вытащил
кувшин. -- —ашка у тебЯ найдетсЯ?
     Ќегр  снова исчез; сквозь щели в противоположной стене ЃаЯрду был виден
свет  фонарЯ;  потом он снова ЯвилсЯ, держа в руке ржавую жестЯнку; он дунул
в  нее, и оттуда вырвалось облачко мЯкины. Ћни выпили. Џозади жевал кукурузу
Џерри. Ќегр подвел ЃаЯрда к лестнице на сеновал.
     -- ‚ы не забудете про огонь, белый человек? -- озабоченно спросил он.
     -- Ќе бойсЯ, не забуду, -- отвечал ЃаЯрд. -- ‘покойной ночи.
     Ћн  взЯлсЯ  рукой  за  лестницу,  но  негр  остановил  его  и  дал  ему
бесформенный тюк, который принес с собою из хижины.
     --  “  менЯ  только  одно  лишнее  одеЯло,  но все же лучше, чем ничего.
ЏридетсЯ вам сегоднЯ померзнуть.
     ђваное  заскорузлое стеганое одеЯло было насквозь пропитано характерным
запахом негров.
     -- ‘пасибо, -- сказал ЃаЯрд. -- ‚есьма тебе обЯзан. ‘покойной ночи.
     -- ‘покойной ночи, белый человек.
     ”онарь  замелькал, вперекрест освещаЯ удалЯющиесЯ ноги, и ЃаЯрд полез в
темноту,  из которой пахнуло прЯным запахом сухого сена. Ћн вырыл себе нору,
забралсЯ  в  нее, закуталсЯ в грЯзное вонючее одеЯло, сунул ледЯные руки под
рубашку  и  прижал  их  к  дрожащей  груди. —ерез некоторое времЯ руки стало
покалывать,  и они начали медленно согреватьсЯ, хотЯ все тело еще дрожало от
холода  и  усталости.  ‚низу,  в  темноте,  неустанно и мирно жевал кукурузу
Џерри,  временами топаЯ копытом, и ЃаЯрд постепенно успокоилсЯ. “же засыпаЯ,
он  выпростал  из-под  одеЯла  руку  и взглЯнул на светЯщийсЯ циферблат. —ас
ночи. ђождество уже настудило.


     ‘олнце,  проникавшее  красными  полосами  через щели в стене, разбудило
его,  и  он  немного  полежал  на  своем жестком ложе, ощущаЯ на лице чистый
ледЯной  воздух  и не понимаЯ, где он находитсЯ. Џотом вспомнил, шевельнулсЯ
и  почувствовал,  что тело его онемело от стужи, но кровь начинает двигатьсЯ
по  жилам  маленькими  шариками  наподобие  дробинок.  Ћн вытащил из пахучей
постели  ноги,  но, так как он спал в сапогах, они совершенно одеревенели, и
ему  пришлось  некоторое времЯ сгибать их и разгибать, пока колени и лодыжки
ожили и их закололо, словно острыми иголками.
     Ќеуклюже  передвигаЯ застывшие члены, он медленно и осторожно спустилсЯ
с  лестницы  в  море  алого  солнечного света, которое, словно торжественный
голос  трубы,  вливалось  в  проход  между  стойлами.  Ћгромное солнце, едва
поднЯвшись  над  горизонтом,  осветило  крышу хижины, частокол, в беспорЯдке
разбросанный  по  двору  ржавый  сельскохозЯйственный  инвентарь  и  мертвые
стебли  хлопка, поле которого подступало вплотную к заднему крыльцу; красные
лучи  превратили  покрывавший  все  предметы  серебристый  иней  в блестЯщую
розовую  глазурь,  какой  украшают праздничный пирог. Џерри просунул в двери
стойла  свою  изЯщную  морду  и, дыша парой, радостным ржанием приветствовал
хозЯина,  и  ЃаЯрд поговорил с ним, погладив его по холодному носу. Џотом он
развЯзал  мешок  и  приложилсЯ к кувшину. ‚ дверЯх показалсЯ негр с молочным
ведром.
     --  ‘  рождеством,  белый  человек,  --  сказал он, поглЯдываЯ на кувшин.
ЃаЯрд  угостил  его.  --  ‘пасибо, сэр. ‚ы ступайте в дом, к огню. џ накормлю
вашу лошадь. ‘таруха уже сготовила вам завтрак.
     ЃаЯрд  взЯл мешок; из колодца за хижиной он достал ведро ледЯной воды и
плеснул себе в лицо.
     ‚   полуразвалившемсЯ   очаге   среди   золы,   обгорелых   поленьев  и
беспорЯдочно  расставленных  горшков  пылал  огонь.  ЃаЯрд  закрыл  за собой
дверь,  оставив  снаружи  чистый  холодный  воздух,  и густаЯ, теплаЯ, сыраЯ
затхлость  обволокла  его,  как  дурман.  †енщина,  склонившаЯсЯ над очагом,
робко  отозвалась  на  его  приветствие.  ’рое негритЯт неподвижно застыли в
углу  и  уставились  на  него,  вращаЯ  глазами.  ‘реди  них  была девочка в
засаленных  лохмотьЯх, с грЯзными разноцветными лоскутками в тугих косичках.
‚торого  негритенка  с одинаковым успехом можно было принЯть и за мальчика и
за  девочку.  ’ретий  малыш, в хламиде, сшитой из шерстЯного мужского бельЯ,
был  совершенно  беспомощным  --  он  еще  не  умел  ходить  и  в  бесцельной
сосредоточенности  ползал по полу; блестЯщие сопли, стекавшие из его ноздрей
к подбородку, напоминали следы улиток.
     †енщина,  угрюмо  стараЯсь  держатьсЯ  в  тени, поставила к очагу стул.
ЃаЯрд сел и протЯнул замерзшие ноги к огню.
     -- ’ы уже выпила по случаю рождества, тетушка? -- спросил он.
     --  Ќет,  сэр.  Ќынче  у нас и выпить нечего, -- отозвалась она откуда-то
сзади.
     ЃаЯрд подвинул в ее сторону мешок.
     -- “гощайсЯ. ’ут на всех хватит.
     „ети неподвижно сидели на корточках у стены и молча смотрели на гостЯ.
     --  ђождество  пришло, ребЯта, -- сказал он им, но они только смотрели на
него  серьезно,  как зверюшки, пока наконец женщина не подошла и укоризненно
с ними не заговорила.
     --  Џокажите  белому  дЯде, что нам ‘анта-Љлаус принес, -- сказала она. --
‘пасибо вам, сэр.
     Ћна  положила  ему  на  колени оловЯнную тарелку и поставила на печку у
его ног надтреснутую фарфоровую чашку.
     --  Џокажите  скорей. Ђ то дЯдЯ подумает, что ‘анта-Љлаус к нам и дороги
не знает.
     „ети  зашевелились  и  из  темного  угла, куда они при поЯвлении ЃаЯрда
спрЯтали  было  свои подарки, вытащили маленький оловЯнный автомобиль, нитку
разноцветных  деревЯнных бус, зеркальце и длинную, облепленную грЯзью мЯтную
конфету,  которую  тут  же  принЯлись  с  серьезным видом по очереди лизать.
†енщина  налила  в  чашку кофе из стоЯвшего на углЯх кофейника, снЯла крышку
со  сковороды  и,  подцепив  вилкой,  положила ему на тарелку толстый ломоть
шипЯщего  мЯса,  потом, покопавшись кочергой в золе, извлекла какой-то серый
предмет,  разломила  его  пополам  и  тоже  положила  на тарелку. ЃаЯрд съел
солонину  и  кукурузную  лепешку,  запиваЯ  бледной  безвкусной жидкостью из
кофейника.  „ети  тихонько  возились со своими рождественскими подарками, но
времЯ  от  времени  он  замечал,  что  они  не  отрываЯсь исподлобьЯ на него
смотрЯт. ‚скоре пришел с ведром молока хозЯин.
     -- ‘таруха вас накормила? -- осведомилсЯ он.
     -- „а. ‘колько отсюда до ближайшей железнодорожной станции?
     -- ‚осемь миль.
     --  ’ы  можешь  сегоднЯ  доставить менЯ туда, а потом как-нибудь на этой
неделе отвести мою лошадь к Њаккалемам?
     --  џ одолжил зЯтю мулов, -- отозвалсЯ негр. -- “ менЯ всего одна упрЯжка,
и Я ее ему одолжил.
     -- џ заплачу тебе пЯть долларов.
     Ќегр  поставил  на  пол  ведро,  и  женщина  подошла  и  унесла его. Ћн
медленно почесал затылок.
     -- ЏЯть долларов, -- повторил ЃаЯрд.
     -- ‡ачем так торопитьсЯ на рождество, белый человек?
     --  „есЯть  долларов, -- с нетерпением сказал ЃаЯрд. -- ђазве ты не можешь
забрать своих мулов у зЯтЯ?
     --  Џожалуй,  могу. џ так думаю, что к обеду он их сам приведет. ’огда и
поедем.
     --  Ђ  сейчас  ты почему не можешь? ‚озьми мою лошадь и поезжай за ними.
Њне надо успеть на поезд.
     --  ‘егоднЯ рождество, белый человек. Љруглый год работаешь, так хоть на
рождество отдохнуть-то надо.
     ЃаЯрд мрачно выругалсЯ, но сказал:
     --  Ќу  ладно.  ’олько  сразу же после обеда. ЏозаботьсЯ, чтоб твой зЯть
заранее их привел.
     -- Ћни будут на месте, вы не беспокойтесь.
     -- ‹адно. ‚ы тут с тетушкой угощайтесь, вот вам кувшин.
     -- ‘пасибо, сэр.
     ’ЯжелаЯ  духота притупила его чувства, тепло потихоньку просачивалось в
кости,  усталые  и  одеревеневшие  после  студеной  ночи. Ќегры двигались по
комнате  --  женщина  хлопотала  со  стрЯпней  у очага, негритЯта забавлЯлись
жалкими   игрушками  и  грЯзной  конфетой.  ‘идЯ  на  жестком  стуле,  ЃаЯрд
продремал  все  утро  --  он как будто и не спал, но времЯ затерЯлось где-то,
где  не  было  времени, и, долго пребываЯ в каком-то смутном состоЯнии между
сном  и Явью, он не сразу заметил, что кто-то безуспешно пытаетсЯ проникнуть
в  его мирную отрешенность. ‚ конце концов эти попытки увенчались успехом, и
до его сознаниЯ дошел голос, возвестивший, что обед готов.
     Ќегры   выпили   с   ним  дружески,  хотЯ  и  немного  смущенно  --  два
непримиримых  начала,  разделенных  Љровью,  расой,  природой  и  средой, на
какое-то  мгновенье вдруг соприкоснулись, слившись воедино в общей иллюзии --
род  человеческий,  на  один-единственный  день  забывший  свои  вожделениЯ,
алчность и трусость.
     -- ‘ рождеством, -- робко промолвила женщина, -- ‘пасибо вам, сэр.
     Џотом  обед:  опоссум  с  Ямсом,  еще  одна  сераЯ  кукурузнаЯ лепешка,
безвкуснаЯ  спитаЯ  жидкость из кофейника, десЯток бананов, зубчатые ломтики
кокосовых  орехов.  ђебЯтишки,  почуЯв  еду, словно щенЯта, копошились у ног
ЃаЯрда.  ‚  конце  концов  он  понЯл,  что все ждут, когда он кончит есть, и
уговорил  их  пообедать  вместе  с ним. Џосле обеда внезапно поЯвились мулы,
словно  чудом  доставленные  так и не материализовавшимсЯ зЯтем, и, усевшись
на  дно  фургона  и  поставив почти опорожненный кувшин между колен, ЃаЯрд в
последний  раз  оглЯнулсЯ  на  хижину,  на  стоЯвшую  в  дверЯх женщину и на
поднимавшуюсЯ из трубы прЯмую струйку дыма.
     ђванаЯ  сбруЯ  бренчала  и  позвЯкивала на тощих ребрах мулов. ‚ теплом
воздухе   веЯло   неуловимой  прохладой,  котораЯ  усилитсЯ  с  наступлением
темноты.   „орога  шла  по  светлой  равнине.  Џорою  в  блестЯщих  зарослЯх
бородачевника  или  из-за  бурых  обнаженных лесов раздавалсЯ печальный звук
ружейного   выстрела;  временами  навстречу  попадались  люди  на  повозках,
верхами  или  пешком,  и кто-нибудь приветственно махал темной рукой негру в
застегнутой  доверху  армейской шинели, исподлобьЯ бросаЯ короткий взглЯд на
сидевшего  рЯдом  с  ним  белого.  "‡дорово, с рождеством!" Ќа горизонте, за
желтыми  зарослЯми  бородачевника  и  бурыми  верхушками деревьев, уходили в
бездонное небо голубые холмы. "‡дорово".
     Ћни  остановились,  выпили,  и  ЃаЯрд угостил возницу папиросой. ‘олнце
теперь  стоЯло  у  них  за  спиной,  в безмЯтежной бледной синеве не было ни
облачка,  ни  ветерка,  ни  птицы.  "„ни  нынче  короткие!  …ще четыре мили.
‚еселей,  мулы!"  ‘ухой  стук  копыт  по  расшатанным мосткам, под которыми,
журча,  переливалсЯ  и  сверкал ручей меж неподвижных ив, упорно не желавших
расставатьсЯ  с  зеленою листвой. ђыжаЯ лента дороги поползла вверх, на фоне
неба  с  обеих  сторон  бастионами встали зубчатые сосны. ”ургон поднЯлсЯ на
гребень  холма,  и  перед  ними  открылось  плато  с  узором  из  блестЯщего
бородачевника,  темных вспаханных полей, бурых пЯтен леса и разбросанных тут
и  там  одиноких хижин; оно уходило в мерцающую лазурь, а над низкой полосою
горизонта  стоЯло  густое облака дыма. "…ще две мили". Џозади висело солнце,
словно медный шар, привЯзанный к небу. Џутники снова выпили.
     Љогда  они  посмотрели  вниз,  в  последнюю  долину, где блестЯщие нити
рельсов  терЯлись  среди  деревьев и крыш, солнце уже коснулось горизонта, и
воздух медленно донес до них глухие раскаты далекого взрыва.
     -- ‚се еще празднуют, -- сказал негр.
     ‘  солнечных  холмов  они  спустились  в  сиреневые  сумерки, в которых
украшенные   венками  и  бумажными  фонариками  окна  отбрасывали  блики  на
усыпанные  хлопушками  ступени.  „ети  в  разноцветных  свитерах  и  куртках
носились  по  улицам  на сайках, в повозках и на коньках. ‚ полумраке где-то
впереди   снова   послышалсЯ   глухой  взрыв,  и  они  выехали  на  площадь,
по-воскресному  тихую  и тоже усыпанную обрывками бумаги. ’о же самое всегда
бывало  и дома -- мужчины и юноши, которых ЃаЯрд знал с детства, точно так же
проводили  рождество: немного выпивали, зажигали фейерверк, наделЯли мелочью
негритЯнских   мальчишек,   которые,   пробегаЯ   мимо,   поздравлЯли  их  с
рождеством.  Ђ  дома  -- рождественское дерево в гостиной, чаша гоголь-моголЯ
возле  камина,  и  вот уже ‘аймон с неуклюжей осторожностью, затаив дыхание,
на  цыпочках  входит в комнату, где они с „жонни лежат, притворЯЯсь спЯщими,
и,  улучив  минутку,  когда  он,  забыв  об осторожности, наклонЯетсЯ над их
постелью,  во  все  горло кричат: "‘ рождеством!", а он обиженно ворчит: "Ќу
вот,  опЯть  они  менЯ  перехитрили!"  Ќо  к  полудню  он  утешитсЯ, к обеду
разразитсЯ  длинной,  добродушной,  бессмысленной речью, а к ночи станет уже
совсем  hors  de  combat  {Etre hors de combat -- выйти из строЯ --фр.}, между
тем  как  тетЯ  „женни  будет  в  Ярости  бегать  по  комнатам и, призываЯ в
свидетели  самого ћпитера, клЯстьсЯ, что, покуда у нее достанет силы, она ни
за  что не позволит превращать свой дом в трактир длЯ бездельников негров. Ђ
когда  стемнеет,  в  каком-нибудь  доме  начнутсЯ  танцы,  и  там тоже будут
остролист,  омела  и  серпантин,  и  девочки,  которых  он знал всю жизнь, с
новыми  браслетками,  веерами  и  часами,  среди  веселых  огней,  музыки  и
беззаботного смеха".
     Ќа  углу  стоЯло  несколько  человек, и когда фургон проезжал мимо, они
внезапно  бросились  врассыпную, в сумерках блеснуло желтое пламЯ, и громкий
взрыв  ленивыми  раскатами  прокатилсЯ  меж  молчаливых стен. Њулы дернули и
ускорили  шаг,  и фургон, дребезжа, покатилсЯ быстрее. €з освещенных дверей,
увешанных  фонариками и венками, настойчиво зазвучали мЯгкие голоса, и дети,
неохотно  отвечаЯ  на  зов,  печально  росли  по  домам.  Ќаконец показалась
станциЯ;  возле  нее  стоЯл  автобус  и несколько автомобилей. ЃаЯрд слез, и
негр подал ему мешок.
     -- Џремного благодарен, -- сказал ему ЃаЯрд. -- Џрощай.
     -- Џрощайте, белый человек.
     ‚  зале  ожиданиЯ  горела  докрасна раскаленнаЯ печка, вокруг толпились
веселые  люди  в  лоснЯщихсЯ  меховых  шубах  и в пальто, но заходить ему не
хотелось.  Џрислонив  мешок  к  стене,  он  зашагал  по  платформе, стараЯсь
согретьсЯ.  ‚доль  путей  с  обеих  сторон ровным светом горели зеленые огни
стрелок;  на  западе,  над  самыми верхушками деревьев, словно электрическаЯ
лампочка  в стеклЯнной стене, мерцала вечернЯЯ звезда. Ћн шагал взад-вперед,
заглЯдываЯ  сквозь  светившиесЯ  красноватым  светом окна в зал ожиданиЯ длЯ
белых,  где  в  праздничном  воодушевлении беззвучно жестикулировали веселые
люди  в  шубах  и  в  пальто,  и  в  зал ожиданиЯ длЯ негров, где пассажиры,
тихонько  переговариваЯсь,  терпеливо  сидели  в тусклом свете вокруг печки.
Џовернув  туда,  он  вдруг  услышал,  как  в  темном углу возле двери кто-то
застенчиво  и  робко  проговорил: "‘ рождеством, хозЯин". Ќе останавливаЯсь,
он  вытащил  из  кармана  монету.  Ќа  площади  снова  раздалсЯ глухой взрыв
фейерверка,  в  небо  дугою взмыла ракета; мгновенье провисев в воздухе, она
раскрылась,  словно  кулак, беззвучно растопырив бледнеющие золотые пальцы в
спокойной синеве небес.
     Ќаконец   подошел  поезд,  со  скрежетом  остановились  вагоны  с  Ярко
освещенными  окнами,  ЃаЯрд  взЯл свой мешок и среди веселой ватаги, котораЯ
громко  прощалась,  посылаЯ  приветы  и  поручениЯ отсутствующим, поднЯлсЯ в
вагон.  Ќебритый,  в  исцарапанных  сапогах,  в  грЯзных  военных  брюках, в
потрепанной  дымчатой  твидовой  куртке  и  измЯтой фетровой шлЯпе, он нашел
свободное место и поставил под ноги кувшин.








         * —Ђ‘’њ Џџ’Ђџ  * 


        1 


     "...Ђ  поскольку  сущность  весны  --  это  одиночество, легкаЯ грусть и
чувство  некоторого  разочарованиЯ,  Я  полагаю,  что  очищение переживаетсЯ
значительно  острее,  если длЯ большей полноты ко всему этому добавить еще и
известную  долю  ностальгии.  Љогда  Я  дома,  мне всегда приходЯт на памЯть
Яблони,  или  зеленые лужайки, или цвет морЯ где-нибудь в далеких краЯх, и Я
предаюсь  грусти  оттого,  что  не могу находитьсЯ везде одновременно, и еще
оттого,  что  в одной весне нельзЯ изведать все вместе, сразу, как уста всех
женщин   мира   у   Ѓайрона.   Ќо  теперь  Я,  кажетсЯ,  обрел  цельность  и
сосредоточилсЯ   на  одном  вполне  определенном  предмете,  что,  очевидно,
свидетельствует  в мою пользу". Џеро •ореса остановилось, сам оп вперил взор
в  страницу,  испещренную  его почти совершенно неразборчивыми каракулЯми, а
изысканные  слова,  которые  он  только  что  написал, все еще звучали в его
мозгу,  причудливо  и  немного  грустно,  между  тем как он сам покинул свой
письменный  стол,  и  комнату,  и  город,  и  всю ту грубую, крикливую новую
обстановку,  в  которую  забросила его судьба, и его неуемнаЯ фантастическаЯ
ущербность  уже  опЯть  беспрепЯтственно  витала  в  пустынных  запредельных
далЯх,  соединив  там  воедино  все  свои несовместимые элементы. Ќа толстых
плетЯх,  увивавших карнизы веранды, уже, наверно, набухают сиреневые бутоны,
и  он  без  всЯкого  усилиЯ  Ясно  увидел  знакомую  лужайку под виргинскими
можжевельниками,  сверкающую белыми и желтыми звездами нарциссов и жонкилей,
между которыми в ожидании своей очереди зацвести стоЯт высокие гладиолусы.
     Ќо  тело  его  оставалось  недвижимым,  и  рука  с остановившимсЯ пером
замерла   на   исписанном   листе.  Ѓумага  лежала  на  желтой  полированной
поверхности  его  нового  письменного стола. ‘тул, на котором он сидел, тоже
был  новый,  как  и всЯ комната с ее мертвенно-белыми стенами и панелЯми под
дуб.  –елый  день в ней палило солнце, не умерЯемое никакими шторами. ђанней
весною  это  было  даже приЯтно, как, например, сейчас, когда солнечные лучи
вливались  в  комнату  через  выходившее  на  запад окно, освещаЯ письменный
стол,  на  котором  цвел  белый  гиацинт  в  глазурованном  глинЯном горшке.
‡адумчиво   глЯдЯ  в  окно  на  толевую  крышу,  как  губка,  впитывавшую  и
излучавшую  зной,  за  которой,  прислонЯсь  к кирпичной стене, стоЯла кучка
усыпанных  жалкими  цветками  адамовых  деревьев,  •орес  со страхом думал о
Ясных  летних  днЯх,  когда  солнце  будет  раскалЯть крышу прЯмо у него над
головой,  и вспоминал темный затхлый кабинет в своем доме, где всегда тЯнуло
ветерком,  где  сомкнутыми  рЯдами  стоЯли нетронутые пыльные книги, которые
даже  в самые знойные дни, казалось, излучали прохладу и покой. €, думаЯ обо
всем  этом,  он снова отвлексЯ от той вульгарной новой обстановки, в которой
пребывало его тело.
     Џеро опЯть задвигалось по бумаге.
     "‚ероЯтно,  длЯ  множества  людей,  которые  ютЯтсЯ в темных норах, как
кроты,  или живут, как совы, не нуждаЯсь даже в пламени свечи, сила духа -- в
конечном  счете всего лишь жалкаЯ имитациЯ чего-то действительно ценного. Ќо
не  длЯ  тех,  кто носит мир в себе, подобно пламени свечи, несущему свет. џ
всегда  был  во власти слов, но мне кажетсЯ, что, слегка обманув собственную
трусость,  Я  могу  даже  придать ей некоторую уверенность. Џолагаю, что ты,
как  всегда,  не  сможешь прочитать это письмо, а если даже ты его прочтешь,
оно  тебе ничего не скажет. Ќо все равно ты выполнишь свое предназначенье, о
целомудреннаЯ дева тишины".
     "’ы  была  счастливее  в  своей клетке, правда?" -- подумал •орес, читаЯ
написанные  им  слова,  в  которых  он, как обычно, перемывал косточки одной
женщины  в  доме  другой.  ‚  комнату  внезапно  ворвалсЯ легкий ветерок; он
принес  с  собой  чуть  сладковатый  запах  белой  акации;  бумага  на столе
зашевелилась,  он  встрепенулсЯ  и,  как  человек, внезапно пробудившийсЯ от
сна, посмотрел на часы, сунул их на место и стал быстро писать дальше:
     "Њы  очень  довольны,  что  маленькаЯ Ѓелл с нами. …й здесь нравитсЯ; в
соседнем  доме  целаЯ орава белобрысых девчушек с косичками мал мала меньше,
перед  которыми маленькаЯ Ѓелл, по правде говорЯ, немножко задирает мое, она
им  покровительствует,  как,  впрочем,  ей  и надлежит по праву старшинства.
Љогда  в  доме есть дети, вое выглЯдит совершенно иначе. Ћчень жаль, что они
не  предусмотрены  в  квартирах,  которые сдаютсЯ внаем. Ћсобенно такие, как
маленькаЯ  Ѓелл  --  серьезнаЯ,  лучезарнаЯ, как-то удивительно рано и быстро
развившаЯсЯ.  Ќо  ведь ты ее почти не знаешь. Њы оба очень довольны, что она
с  нами.  џ  думаю,  что  ѓарри..." Џеро остановилось, и, не выпускаЯ его из
поднЯтой  руки  в  поисках слов, которые так редко от него ускользали, •орес
вдруг   понЯл,  что  говорить  неправду  о  других  можно,  легко  и  быстро
импровизируЯ,  тогда  как  неправда,  сказаннаЯ  о  самом  себе,  требует  и
осмотрительности  и  тщательного  выбора выражений. Џотом он снова посмотрел
на  часы,  вычеркнул  последнюю  фразу,  добавил:  "Ѓелл шлет тебе привет, о
ЃезмЯтежнаЯ",   промокнул  письмо,  сложил  его,  быстро  сунул  в  конверт,
надписал  адрес,  наклеил  марку,  встал  и взЯл шлЯпу. …сли побежать бегом,
можно еще успеть к четырехчасовому.





        2 



     ‚  Январе  мисс  „женни  получила  от ЃаЯрда открытку из ’ампико, месЯц
спустЯ  пришла  телеграмма из Њехико-сити с просьбой выслать ему туда денег.
€  это  было  последним  признаком,  что он собираетсЯ провести в каком-либо
месте  столько  времени,  сколько  нужно  длЯ получениЯ вестей из дому; хотЯ
иногда  в  присущей  ему  мрачной  и  грубой  манере  он  Яркими алЯповатыми
открытками  извещал  их  о том, где побывал. ‚ апреле получилась открытка из
ђио,  затем  последовал  долгий  промежуток,  в  течение которого можно было
подумать,  что  он  окончательно  исчез;  и мисс „женни с Ќарциссой спокойно
провели  это  времЯ дома, сосредоточив все свои помыслы на будущем младенце,
коего мисс „женни уже заранее окрестила „жоном.
     Њисс  „женни  считала,  что  старый  ЃаЯрд  надсмеЯлсЯ над ними, что он
изменил  своим предкам и романтическому ореолу фамильного рока, скончавшись,
как  она  выразилась,  по  сути  дела,  "шиворот-навыворот". € так как из-за
этого  он  впал  у  нее  в  немилость,  а  молодой  ЃаЯрд  пребывал в нетЯх,
находЯсь,  так  сказать,  между  небом  и  землей, она стала все чаще и чаще
говорить  о  „жоне.  ‚скоре после смерти старого ЃаЯрда, внезапно охваченнаЯ
желанием  рытьсЯ  во всевозможной рухлЯди -- она называла это зимней уборкой,
--  она  нашла  среди  реликвий  матери  близнецов миниатюрный портрет „жона,
сделанный  одним нью-орлеанским художником, когда мальчикам было восемь лет.
Њисс  „женни  вспомнила, что в то времЯ были сделаны портреты обоих братьев,
и  ей  казалось,  что  после смерти их матери она спрЯтала их вместе. Ћднако
второй  портрет так и не нашелсЯ. Џоэтому она предоставила ‘аймону приводить
в  порЯдок учиненный ею разгром, а сама понесла портрет вниз, в кабинет, где
сидела Ќарцисса, и обе принЯлись его рассматривать.
     „аже   в   этом   раннем   возрасте   волосы   у   него   были  густого
рыжевато-коричневого оттенка и притом довольно длинные.
     --  џ помню тот день, когда они первый раз вернулись домой из школы. Ћба
в  крови,  как  дикие  кабаны,  --  после драки с другими мальчиками, которые
сказали,  что  они похожи на девчонок. Њать умыла их, приласкала, но им было
не  до  нее  -- они хвастались своими подвигами перед ЃаЯрдом и ‘аймоном. "‚ы
бы  только  на них поглЯдели", -- твердил „жон. ЃаЯрд, конечно, рассвирепел и
сказал,  что это позор -- выпускать мальчишку на улицу с длинными локонами, и
наконец  заставил  бедную  женщину  согласитьсЯ,  чтобы  ‘аймон их остриг. €
знаете  что?  Ќи  тот,  ни  другой  не  позволили  даже притронутьсЯ к своим
волосам.  ЉажетсЯ,  в школе осталось еще несколько мальчишек, которых они не
успели  отколотить,  а они решили заставить всю школу признать, что, если им
нравитсЯ,  они  могут носить волосы хоть до пЯт. € навернЯка им это удалось,
потому  что  после  нескольких  кровавых  побоищ  они в один прекрасный день
вернулись  наконец домой без свежих ран и тогда разрешили ‘аймону остричь им
волосы,  а  их  мать  сидела  в  гостиной  за роЯлем и плакала. € это было в
последний  раз  --  в  здешней  школе  они  больше  не  дрались. Ђ почему они
дрались,  когда  уехали  отсюда  в  университет, Я не знаю, но причина у них
всегда  находилась. ‚ конце концов нам пришлось их разлучить, и из ‚иргинии,
где  учились  оба, перевести „жонни в Џринстон. ’огда они бросили жребий или
устроили  еще  что-то в этом роде, наверно, длЯ того, чтобы решить, которого
из  них исключат раньше, и когда „жонни проиграл, стали примерно раз в месЯц
встречатьсЯ  в Ќью-‰орке. џ нашла у ЃаЯрда в столе письма, которые начальник
нью-йоркской   полиции   писал   профессорам   Џринстонского  и  ‚иргинского
университетов  с  просьбой  не  пускать  их  больше  в  Ќью-‰орк. ќти письма
профессора  переслали нам. Ђ однажды ЃаЯрду пришлось за какие-то их проделки
уплатить  полторы  тысЯчи  долларов  не  то  какому-то  полицейскому,  не то
официанту.
     Њисс  „женни  продолжала  говорить,  но  Ќарцисса  ее  не  слушала. Ћна
рассматривала  лицо  на  миниатюре.  ‹ицо,  смотревшее  на  нее,  было лицом
ребенка  и  в  то же времЯ лицом ЃаЯрда, но в нем уже угадывалось не мрачное
высокомерие,   так  хорошо  ей  знакомое  по  лицу  мужа,  а  нечто  глубоко
искреннее,  непосредственное,  нечто  теплое,  открытое  и  щедрое,  и когда
Ќарцисса  сидела,  держа  в  руке маленький овальный медальон, с которого на
нее   серьезно   смотрели  спокойные  голубые  глаза,  а  лицо,  окаймленное
золотистыми  кудрЯми с гладкой кожей и детским ртом, светилось таким мЯгким,
веселым  и  безыскусным  сиЯньем,  перед  ней.  с  небывалой доселе Ясностью
раскрылась  слепаЯ трагедиЯ человеческой жизни. Ќарцисса сидела неподвижно --
мисс  „женни  думала, что она просто смотрит на медальон, а между тем она со
всею  силой  пробудившейсЯ  душевной  стойкости  лелеЯла  ребенка у себЯ под
сердцем;  казалось, она уже различала черную тень рока, который сама на себЯ
навлекла  и  который  в  ожидании  своего  часа притаилсЯ рЯдом с ее стулом.
"Ќет,  нет", -- со страстным протестом шептала Ќарцисса, обволакиваЯ будущего
ребенка  волнами  той силы, что с каждым днем все выше поднималась в ее душе
и  теле,  и расставлЯЯ на своих крепостных стенах непобедимые гарнизоны. Ћна
даже  радовалась, что мисс „женни показала ей портрет, -- ее предостерегли, и
она теперь вооружена.
     Њисс   „женни   между    тем  продолжала   называть  ребенка  „жоном  и
вспоминать  разные  забавные  случаи  из  детства  того, другого „жона, пока
Ќарцисса  наконец понЯла, что она их путает, и с ужасом обнаружила, что мисс
„женни  стареет  и  что  в  конце  концов  даже ее неукротимое старое сердце
начинает  понемногу сдавать. Ћткрытие это ее ужаснуло -- ведь дрЯхлость никак
не  ассоциировалась длЯ нее с мисс „женни, с сухопарой, стройной, подвижной,
непреклонной  и  доброй мисс „женни, распорЯжавшейсЯ в доме, который никогда
ей  не  принадлежал,  в который ее насильственно пересадили, с корнем вырвав
из  родной  земли  в том далеком краю, где нравы, обычаи и даже самый климат
так  разительно  отличались  от  здешних, в доме, в котором она поддерживала
порЯдок   с   неиссЯкаемой   энергией   при   помощи   одного-единственного,
безответственного, как малое дитЯ, глупого старого негра.
     €  тем  не  менее  она продолжала поддерживать порЯдок в доме, словно и
старый  ЃаЯрд,  и  молодой  ЃаЯрд все еще в нем жили. Ќо вечерами, когда они
обе  сидели  у  огнЯ  в  кабинете,  а  времЯ  неуклонно двигалось вперед и в
комнату  уже  опЯть  вливалсЯ  вечерний  воздух,  напоенный  густым и прЯным
ароматом  белых  акаций,  пеньем  пересмешников  и  вечным  лукавством вновь
народившейсЯ  проказницы весны, когда наконец даже мисс „женни признала, что
больше  незачем растапливать камин, -- теперь, когда они беседовали, Ќарцисса
стала  замечать,  что  она  уже не вспоминает о своем далеком девичестве и о
„жебе  ‘тюарте  с  его  алым  шарфом,  мандолиной и увитым гирлЯндами гнедым
конем,  а  что  ее  воспоминаниЯ  простираютсЯ не дальше того времени, когда
ЃаЯрд  и  „жон  были  детьми.  Љазалось,  будто  жизнь  ее, подходЯ к концу,
устремлена  была  не  в  будущее,  а  в  прошлое  --  подобно  нити,  которую
наматывают обратно на катушку.
     €  Ќарцисса вновь обрела безмЯтежный покой -- заранее предупрежденнаЯ об
опасности,  она  сидела  в  своих бастионах и слушала мисс „женни, более чем
когда-либо   прежде  преклонЯЯсь  перед  неукротимой  силою  духа,  который,
вселившись   в   тело   женщины,  досталсЯ  в  наследство  легкомысленным  и
безрассудным  мужчинам, очевидно, с одною лишь целью заботливо подвести этих
мужчин  к  их  ранней насильственной смерти в период истории, когда ее муж и
братьЯ  погибли  в  одном  и  том же бесполезном крушенье людских начинаний;
когда,  словно в каком-то кошмаре, не проходЯщем ни во сне, ни наЯву, основы
ее  жизни  поколебались,  а  корни были в буквальном смысле слова вырваны из
той  земли,  где,  уповаЯ  на  чистоту человеческих побуждений, спали вечным
сном  ее  предки,  --  в период, когда сами эти мужчины, несмотрЯ на всю свою
надменную  и  дерзкую  беспечность,  непременно дрогнули бы, если бы роль их
была  лишь  пассивной,  а  уделом их было одно ожиданье. € Ќарцисса думала о
том,  насколько  эта доблесть, никогда не опускавшаЯ клинка пред недоступным
длЯ  меча  врагом,  и  эта  безропотнаЯ стойкость никем не воспетых (и, увы,
неоплаканных)  женщин  возвышеннее,  чем  затмивший их мишурный и бесплодный
блеск  мужчин.  "€  вот  теперь  она  стремитсЯ  сделать  менЯ одной из этих
женщин,  стремитсЯ  сделать  из  моего ребенка еще одну из тех ракет, что на
мгновенье вспыхивают в небе и тотчас угасают".
     Ќе  она  вновь  погрузилась  в  свою безмЯтежность, и по мере того, как
приближалсЯ  срок,  дни  ее  все  больше и больше сосредоточивались, а голос
мисс  „женни  превращалсЯ  всего  лишь  в  звук  -- утешительный, но лишенный
смысла.  Љаждую  неделю  она  получала  эксцентричные,  утонченно остроумные
письма  от  •ореса,  но  и  их она читала с невозмутимой отчужденностью -- то
есть  читала  то,  что  ев  удавалось  расшифровать.  ЏисаниЯ  •ореса всегда
казались   ей   непонЯтными,   и   даже   те  их  части,  которые  удавалось
расшифровать,  ничего  ей  не  говорили.  ‚прочем, она знала, что этого он и
ожидал.
     Ќо  вот  уже  весна  окончательно  вступила  в  свои  права.  …жегодные
весенние  пререканиЯ  мисс „женни с Ђйсомом начались снова и Яростно, хотЯ и
безобидно,  шли  своим  чередом под окном у Ќарциссы. Ћни достали из погреба
луковицы  тюльпанов,  с  помощью  Ќарциссы  высадили  их  в  грунт, вековали
остальные  клумбы, распеленали розы и пересаженный жасмин. Ќарцисса съездила
в  город  и  увидела,  что  на заброшенное лужайке расцвели первые жонкили --
совсем  как  в  те  дни,  когда она и •орес еще жили дома; и она послала ему
Ящик  жонкилей,  а  потом  нарциссов.  Ќо  когда зацвели гладиолусы, она уже
почти  не  выходила  из  дому  и  только  под  вечер гулЯла с мисс „женни по
цветущему  саду,  наполненному пеньем пересмешников и запоздалых дроздов, по
длинным  аллеЯм,  где  медленно  и неохотно сгущались сумерки, и мисс „женни
все толковала ей о „жоне, путаЯ еще не родившегосЯ младенца с покойником.
     ‚  начале  июнЯ  они  получили  от ЃаЯрда письмо с просьбой выслать ему
денег  в  ‘ан-”ранциско,  где он наконец ухитрилсЯ стать жертвой ограблениЯ.
„еньги  мисс  „женни  отправила.  "‚озвращайсЯ домой", -- телеграфировала она
ему тайком от Ќарциссы.
     --  Ќу,  теперь-то уж он вернетсЯ, -- сказала она. -- ‚от увидишь. •отЯ бы
длЯ того, чтобы заставить нас поволноватьсЯ.
     Ќо  прошла  неделЯ,  а  он все не приезжал, и тогда мисс „женни послала
ему  срочную  телеграмму-письмо.  Ќе  когда эту телеграмму передавали, ЃаЯрд
был  в.  —икаго,  а  когда  она  пришла  в  ‘ан-”ранциско,  он  сидел  среди
саксофонов,  накрашенных  дам  и  их  пожилых  мужей  за столом, который был
беспорЯдочно  уставлен  грЯзными  бокалами,  залит  виски и усыпан пеплом от
сигарет,  в  обществе  двоих  мужчин  и  девицы.  Ћдин из мужчин был в форме
армейского  пилота  с  эмблемой в виде крыльев. ‚торой, коренастый, с седыми
висками  и  безумными  глазами  фанатика,  был одет в потертый серый костюм.
„евица,  высокаЯ  и стройнаЯ, казалось, состоЯла из одних длинных ног; у нее
были  Ярко накрашенные губы, холодные глаза и сверхмодное бальное платье, и,
когда  еще  двое  мужчин  подошли и обратились к ЃаЯрду, она с плохо скрытой
настойчивостью  уговаривала  его выпить. ‘ейчас она танцевала с летчиком, то
и  дело  оглЯдываЯсь  на  ЃаЯрда,  который  не переставаЯ пил, между тем как
человек в потертом костюме что-то ему втолковывал.
     -- џ его боюсь, -- твердила девица.
     —еловек  в  потертом  костюме  говорил, с трудом сдерживаЯ возбуждение;
сложив  две  салфетки в узкие ленты, он пыталсЯ что-то наглЯдно объЯснить, и
на  фоне  бессмысленного рева барабанов и труб голос его звучал настойчиво и
хрипло.  ‚начале  ЃаЯрд,  пристально  глЯдЯ  на  собеседника  своим  мрачным
взглЯдом,   еще   кое-как   прислушивалсЯ,   но   теперь   он   уставилсЯ  в
противоположный  конец  зала  и  вовсе  перестал  обращать на него внимание.
ђЯдом  с ним стоЯла бутылка, и он все времЯ пил виски с содовой. ђука у него
была  еще  твердой,  но  по  лицу  разлилась  смертельнаЯ  бледность, он был
совершенно  пьЯн,  и,  то и дело оглЯдываЯсь на него, девица твердила своему
партнеру:
     --  ѓоворю  вам, что Я его боюсь. ѓосподи, когда вы с вашим другом к нам
подошли,  Я  уже совсем не знала, что и делать. Ћбещайте, что вы не уйдете и
не оставите менЯ с ним.
     --  ќто  ты-то  боишьсЯ?  --  с  издевкой  спросил  летчик, однако все же
оглЯнулсЯ  и  посмотрел  на  бледное  надменное  лицо ЃаЯрда. -- Ћн же совсем
ручной, тебе ничего не стоит с ним справитьсЯ.
     --  ‚ы  его не знаете, -- сказала девица, хватаЯ его за руку и прижимаЯсь
к нему дрожащим телом.
     Џлечо  его напрЯглось, а рука, лежавшаЯ у нее на спине, опустилась чуть
пониже,  и,  хотЯ  они  были  зажаты  в  шаркающей ногами толпе танцующих, и
потому их не было видно, он быстро и опасливо проговорил:
     --  ‘покойно,  малютка,  он  смотрит  в  нашу  сторону. „ва года назад Я
видел,  как он выбил два зуба австралийскому капитану, который всего-навсего
пыталсЯ  заговорить  с  его  девушкой  в  одном  лондонском  кабаке.  --  Ћни
продвигались  дальше,  пока  не  очутились  на  противоположной  от оркестра
стороне  зала.  --  —его ты боишьсЯ? Ћн же не индеец; сиди тихо, и он тебЯ не
тронет.  Ћн  парень  что  надо. џ его давно знаю и видел его в таких местах,
где плохих не бывает, можешь мне поверить.
     -- ‚ы не знаете, -- повторЯла она. -- џ...
     Ћркестр  взревел  и  умолк;  в неожиданно наступившей тишине за ближним
столиком  резко  прозвучал  голос  человека  в потертом костюме: "Њне только
удалось заставить одного из этих жалких трусов летчиков..."
     ѓолос  его  снова  потонул  в  какофонии  пьЯных  выкриков,  визгливого
женского  смеха  и  скрежета  передвигаемых  по  полу  стульев, но когда они
подошли  к  столику,  человек в потертом костюме все еще говорил, сдержанно,
но  отчаЯнно жестикулируЯ, тогда как ЃаЯрд, не сводЯ глаз с противоположного
конца зала, беспрерывно пил. „евица схватила летчика за руку.
     --  ‚ы  должны  помочь  мне напоить его до потери сознаниЯ, -- взмолилась
она. -- ѓоворю вам, Я боюсь с ним ехать.
     --  Ќапоить  ‘арториса  до  потери сознаниЯ? …ще не родилсЯ тот мужчина,
который  бы  это  сумел, а женщина тем более. ‘тупай-ка ты обратно в детский
сад,  малютка.  --  Ћднако,  убедившись  в ее полной искренности, он все-таки
спросил: -- Џослушай, а что он тебе сделал?
     --  Ќе знаю. Ћн может что угодно сделать. Љогда мы ехали сюда, он бросил
пустую бутылку в регулировщика. ‚ы должны...
     -- ’ихо! -- скомандовал летчик.
     —еловек  в  потертом костюме умолк и с досадой поднЯл голову. ЃаЯрд все
еще не сводил взглЯда с противоположного конца зала.
     --  ’ам  зЯть,  -- сказал он, медленно и старательно выговариваЯ слова. --
Ќе разговаривает с семейством. ‡ол на нас. Ћтбили у него жену.
     ‚се обернулись и посмотрели в ту сторону.
     -- ѓде? -- спросил летчик и подозвал официанта. -- Џоди сюда, „жек.
     --  ‚он  тот, с бриллиантовой фарой, -- сказал ЃаЯрд, -- Ќичего парень. Ќо
говорить с ним Я не стану. …ще в драку полезет. Љ тому же с ним подруга.
     ‹етчик снова посмотрел в ту сторону.
     --  ‘тарикан  какой-то,  -- сказал он, снова подозвал официанта и спросил
девицу:  --  …ще  коктейль?  --  Ћн  взЯл  бутылку, наполнил свой бокал, налил
ЃаЯрду и посмотрел на человека в потертом костюме: -- Ђ ваш бокал где?
     —еловек в потертом костюм