е, и ”рансиско ѓойЯ стоЯл перед ней.
   Ћн забыл, что картине полтораста лет, забыл, что  он  в  Љадисе  и  что
рЯдом с ним Љаэтана. Ћн смотрел на картину, как будто она только что вышла
из-под кисти его  собрата,  смотрел  на  самую  дерзновенную  и  запретную
картину своего собрата ‚еласкеса - на "Ќагую женщину".
   Љаждый человек  берет  себе  за  образец  жизнь  другого  живущего  или
умершего человека. € ”рансиско ѓойЯ, если бы мог,  попросил  бы  у  судьбы
мастерство и славу ‚еласкеса; он считал, что в €спании есть  один  великий
художник - „ьего ‚еласкес. ЌарЯду с природой вторым учителем ѓойи был  дон
„ьего, и он всю жизнь стремилсЯ постичь тайну его мастерства. € вот теперь
перед ним была эта большаЯ, новаЯ, таинственнаЯ, знаменитаЯ  на  весь  мир
картина. ‘корый на ощущение и восприЯтие,  скорый  на  любовь,  ненависть,
почтение и презрение, ѓойЯ  меньше  чем  за  полминуты  успел  восхититьсЯ
картиной и отвергнуть ее.
   ‚осхитило его то,  в  какой  естественной  позе  лежит  эта  прелестнаЯ
женщина, причем поза ничуть не кажетсЯ  безжизненной;  у  него  самого,  у
”рансиско, люди часто не лежали и не сидели, а парили в воздухе.  ‚осхитил
его ловкий прием собрата живописца, показавшего  лицо  женщины  в  неЯсном
отражении зеркала, с тем чтобы все внимание  зрителЯ  было  направлено  на
изумительные линии тела, на  очертаниЯ  лежащей  чисто  испанской  женской
фигуры с тонкой талией и сильно развитым тазом.
   Ћднако больше всего восхитило его то, что дон „ьего отважилсЯ  написать
такую картину.  ‡апрет  инквизиции  изображать  нагое  тело  был  строг  и
непреложен, и никакой другой испанский живописец  не  посмел  бы  написать
этот воплощенный соблазн - нагую женскую плоть. Љак бы ни  был  дон  „ьего
защищен милостью королЯ или какого-нибудь могущественного мецената, однако
и при дворе ”илиппа IV, несомненно, пользовались властью и влиЯнием попы и
свЯтоши, а настроениЯ повелителей очень переменчивы.
   ‚еласкес написал эту женщину потому, что его соблазнЯло  показать,  что
наготу можно изобразить иначе, чем ее изображали ђубенс или ’ициан. Ћн  не
побоЯлсЯ опасности,  ибо  был  великим  художником  и  в  своей  испанской
гордости хотел доказать, что мы, испанцы, способны и на это.
   Ћн это доказал. ЉакаЯ изумительнаЯ гамма тонов - перламутровый  оттенок
тела, темно-каштановые волосы, прозрачнаЯ белизна вуали,  зеленовато-сераЯ
поверхность зеркала, малиновые ленты на голом мальчугане, чуть  намеченные
радужные переливы его крыльев. ЌагаЯ женщина была написана нежной, мЯгкой,
строгой и изЯщной кистью, без дешевых эффектов, без откровенного,  бьющего
в  глаза  сладострастьЯ,  какое  исходит  от   женских   тел,   написанных
итальЯнцами и голландцами. Ќаоборот, в этой картине было что-то суровое: и
черные  краски  покрывала,  на  котором  лежит  женщина,  и  темно-красный
занавес, и чернаЯ рама зеркала  -  словом,  весь  ее  строгий  колорит  не
допускал вольных мыслей. „он „ьего был испанец. Ћн не воспринимал  красоту
и любовь как нечто легкое, игривое, длЯ него они  были  чем-то  суровым  и
диким и часто служили преддверием к тЯжелому и трагическому.
   ”рансиско смотрел и восхищалсЯ. „олжно быть, дон  „ьего  так  и  хотел,
чтобы смотрели и восхищались. Ћднако, если художник написал женское тело в
тех чудесных красках, какие даны ему природой, но написал  так,  что  люди
восхищаютсЯ и остаютсЯ холодны, значит, что-то тут неладно. „опустим,  что
дон „ьего достиг того искусства без ненависти и любви, той бесстрастности,
о которой столько болтали ђафаэль Њенгс и его покойный  шурин,  -  словом,
вершины мастерства, но если бы ему, ”рансиско, дьЯвол;  задаром  предложил
сейчас такое мастерство, он бы отказалсЯ, он бы ответил: "Muchas  gracias,
no!"
   •орошо,    что    на    свете    существует     это     восхитительное,
торжественно-радостное и строгое изображение нагой женщины. Ќо хорошо, что
не он, ѓойЯ, создал его. €  он  почувствовал  себЯ  счастливым  не  только
потому, что не покоитсЯ в пышном склепе церкви ‘ан-•уан Ѓаутиста, а вообще
потому, что он художник ”рансиско ѓойЯ, а не „ьего ‚еласкес.
   ‚друг раздалсЯ пронзительный, скрипучий голос.
   - ќто очень лениваЯ дама, - говорил голос, - сколько Я  ее  помню,  она
все лежит на диване и только знает, что смотретьсЯ в зеркало.
   ѓойЯ испуганно обернулсЯ. Ћн увидел уродца, сгорбленного и  скрюченного
старичка в очень пестрой одежде, увешанной медалЯми и высшими орденами.
   - ‡ачем ты людей пугаешь, ЏадильЯ,  -  укоризненно,  но  мЯгко  сказала
Љаэтана и объЯснила ѓойе, что карлик - придворный шут ее покойного деда  и
зовут его ЏадильЯ; он живет здесь на попечении старика  управителЯ  и  его
жены, дичитсЯ людей и редко выползает на свет божий.
   - “мно сделала Dona Desnuda, что поселилась у нас, в Љадисе, -  скрипел
ЏадильЯ. - Ѓольше бы ее никуда  не  пустили.  Ђ  ведь  она  дама  знатнаЯ,
поистине  грандесса  первого  ранга.  –елых  полтораста  лет  пальцем   не
шевельнула.
   ‚сЯкаЯ работа считалась длЯ гранда зазорной.
   - “ходи, ЏадильЯ, не мешай господину первому живописцу, -  все  так  же
ласково сказала Љаэтана.
   ЏадильЯ поклонилсЯ, звЯкнул орденами и исчез.
   Љаэтана сидела в кресле, она поднЯла глаза к ѓойе и, улыбаЯсь, спросила
его с жадным любопытством:
   - Џо-твоему, ЏадильЯ прав? Ћна  _действительно_  была  грандесса?  ‚едь
известно же, что знатные дамы голыми позировали ’ициану и ђубенсу. - € она
повторила  своим  резковатым  детским  голоском.  -  Џо-твоему,  она  была
грандессой, ”ранчо?
   „о этой минуты ѓойЯ думал только о художнике и его картине и ни на  миг
не задумалсЯ о натуре. ’еперь же, когда Љаэтана спросила его, у него сразу
ЯвилсЯ уверенный ответ; он не мог ошибитьсЯ, слишком хороша  была  у  него
зрительнаЯ памЯть.
   - Ќет, она не грандесса, она маха, - сказал он.
   - Ђ может, и маха и грандесса? - заметила Љаэтана.
   - Ќет, - с прежней уверенностью возразил ”рансиско. - ќто та же, что  и
на картине "ЏрЯхи". ’а, что сматывает прЯжу с мотовила. ‚спомни ее  спину,
шею, руку, вспомни плечи, волосы, всю осанку.

   Ќу, конечно, не грандесса,
   Ђ простаЯ маха! - твердо
   ‡аключил он.
   Љаэтана
   Ќе могла картину вспомнить.
   Ќо, наверно, прав ”рансиско.
   € она была весьма
   ђазочарована. €наче
   ЏредставлЯлось ей все это.
   € простым нажатьем кнопки
   Ћбнаженную богиню
   €ли же нагую прЯху
   ‚новь заботливо закрыла
   Њифологией.


        34

   ‡а ужином  Љаэтана  рассказывала  о  своем  прошлом;  должно  быть,  ее
побудило к этому поЯвление придворного шута Џадильи.
   ђебенком она часто бывала здесь, в Љадисе, со своим дедом,  двенадцатым
герцогом Ђльба. „ед слыл самым гордым человеком в €спании: никого во  всем
государстве не считал он равным себе по рангу, кроме королЯ,  да  и  того,
третьего по счету Љарлоса, он презирал за грубость. Ќекоторое времЯ  Ђльба
был послом во ”ранции и поражал торжественностью и пышностью своих приемов
дворы ‹юдовиков XV и XVI. Џо возвращении он  бросил  дерзкий  вызов  отцам
инквизиторам; хотЯ он и чтил обычаи, но по своему высокому  положению  мог
позволить себе быть "философом", вольнодумцем, что не  разрешалось  никому
другому. Ќазло инквизиции он добыл себе  из  ее  застенков  одного  юношу,
которого пытками превратили там в калеку, - это и был сегоднЯшний  карлик,
- выдрессировал его в придворного шута, научил дерзким и крамольным речам,
назвал Џадильей в честь вождЯ знаменитого восстаниЯ и  навешивал  на  него
свои собственные ордена и регалии.  Ќикто,  кроме  шута,  не  был  достоин
разделЯть общество герцога Ђльба. €менно  потому,  что  дед  так  гордилсЯ
своим вольнодумством, он часто и охотно бывал в Љадисе; благодарЯ торговым
свЯзЯм с заграницей Љадис всегда был полон иноземных  купцов  и  по  праву
считалсЯ самым просвещенным городом €спании.
   - „едушка воспитывал менЯ в принципах ђуссо, - с  улыбкой  рассказывала
Љаэтана. - “читьсЯ  Я  должна  была  троЯким  способом:  через  посредство
природы, собственного опыта и счастливого случаЯ...
   ѓойЯ ел, пил и  слушал.  ’ак  вот  каковы  были  настоЯщие  гранды.  €х
высокомерие граничило с чудачеством. Ћдин остановил часы и времЯ, пока был
в  опале.  „ругой  держал  злюку  шута  и  больше  никого  не   удостаивал
разговором.
   ‚зЯть хотЯ бы Љаэтану. Љ ее услугам семнадцать пустующих дворцов,  и  в
одном из них все эти годы ее ждал  придворный  шут,  о  котором  она  даже
думать забыла.
   ѓойЯ ел с ней, спал с ней, она была ему ближе всех на  свете  и  дальше
всех на свете...
   Ќа следующий день в Љадис прибыл весь домашний штат Љаэтаны,  и  с  тех
пор ”рансиско редко бывал с ней наедине. ’еперь,  во  времЯ  войны,  Љадис
мало-помалу стал настоЯщей столицей  €спании:  сюда  то  и  дело  наезжали
придворные, высшие чины королевства, члены совета по делам  €ндии,  и  все
они желали засвидетельствовать почтение герцогине Ђльба.
   ”рансиско тоже встречал немало друзей и знакомых из Њадрида.  Ћн  очень
обрадовалсЯ и нисколько не был удивлен, когда в  один  прекрасный  день  в
качестве заместителЯ дона ЊануэлЯ объЯвилсЯ и сеньор Њигель Ѓермудес.
   Њигель, разумеетсЯ,  завел  разговор  о  политике.  „он  Њануэль  опЯть
переменил фронт; положение такое, что ему выгоднее  всего  столковатьсЯ  с
реакционной знатью и с церковью,  и  теперь  он  тормозит  те  либеральные
начинаниЯ, которые  сам  же  вводил.  ‚о  внешней  политике  он  проЯвлЯет
нерешительность. Ќовый французский  посол  ’рюге  -  человек  спокойный  и
разумный. ‘ ним дону Њануэлю еще труднее найти верный тон, чем с блаженной
памЯти ѓильмарде: то  он  держит  себЯ  чересчур  заносчиво,  то  чересчур
раболепно.
   - Ђ что же сталось с ѓильмарде? - спросил ѓойЯ.
   Њигель ответил, что прежний посол не успел вернутьсЯ в Џариж,  как  его
пришлось отправить  в  сумасшедший  дом.  ѓойе  стало  жутко  -  он  своим
портретом как будто  накликал  на  ѓильмарде  такую  участь.  Џо-видимому,
продолжал Њигель, его  свели  с  ума  тщетные  стараниЯ  понЯть  внезапные
перемены в общественной жизни ”ранции и идти с ними в  ногу.  Ћн  еще  мог
кое-как примиритьсЯ с переходом от революционного радикализма к  умеренной
буржуазной демократии, но ему, видимо, оказалось не под силу  сделать  еще
более крутой поворот в сторону откровенной плутократии.
   ‚скоре в качестве поверенного испанского государственного банка в Љадис
приехал и молодой Љинтана. ‚месте с Њигелем он навестил ”рансиско  в  Љаса
де Ђро; герцогинЯ и доктор Џераль присутствовали при этом визите.
   Љинтана просиЯл, увидев ”рансиско, и  сразу  же  принЯлсЯ  восторгатьсЯ
"‘емейством королЯ Љарлоса".
   - ‚ы спасли €спанию от духовного оскудениЯ, дон ”рансиско, - воскликнул
он.
   - Љаким образом? - осведомилась герцогинЯ.
   Ћна  сидела,  ослепительно  красиваЯ,  в  своем   черном   одеЯнии   и,
по-видимому, ничуть не  сердилась,  что  Љинтана  уделЯет  гораздо  больше
вниманиЯ ѓойе, чем ей; без стеснениЯ разглЯдывала  она  гостЯ,  способного
так искренне восхищатьсЯ; сама она  поощрЯла  искусство,  потому  что  это
приличествовало грандессе, но без особого увлечениЯ.
   - Ќаша €спаниЯ волочит за  собой,  точно  цепь,  свою  историю  и  свои
традиции, - принЯлсЯ разъЯснЯть Љинтана, - и  человек,  который  пришел  и
показал, во что обратились  первоначально  столь  свЯщенные  установлениЯ,
совершил великое дело. Џоймите, доньЯ Љаэтана, - горЯчо втолковывал он ей,
- в наши дни король, скажем,  католический  король,  хоть  и  облечен  еще
внешними признаками власти, но на самом деле сан его превратилсЯ в  ничто,
корона стала устарелым головным убором; длЯ управлениЯ государством теперь
нужнее конституциЯ, чем скипетр. € все это показано в "‘емействе Љарлоса".
   - € что только вам не мерещитсЯ, молодой человек! - заметил ѓойЯ.
   Џераль попросил, чтобы Љинтана подробнее рассказал о картине.
   - ‚ы ее не видели? - с удивлением спросил молодой поэт. -  €  вы  тоже,
ваша светлость?
   - ‚ам, должно быть, не известно, дон •осе,  что  Я  нахожусь  здесь  не
вполне по доброй воле, - приветливо  поЯснила  Љаэтана,  -  Я  изгнана  из
Њадрида.
   -  Џростите  мою  забывчивость,  ваша  светлость,  -  с  милым  смешком
извинилсЯ Љинтана. - Љонечно же, вы не могли видеть картину. Ќо описать ее
словами невозможно, это никому не под силу, - и он тотчас же  принЯлсЯ  ее
описывать, восторгаЯсь богатством палитры  и  реалистическим  изображением
лиц, обнаженно, резко  и  уродливо  выделЯющихсЯ  на  фоне  этого  разгула
красок. Ћн говорил так, будто ѓойи при этом не было.
   - •удожник употребил здесь особый прием, -  поЯснЯл  он,  -  при  таком
обилии фигур  показал  так  мало  рук.  ЃлагодарЯ  этому  еще  резче,  еще
обнаженнее выступают лица над сверкающими мундирами и парадными робронами.
   - …сли бы мне больше заплатили, Я написал бы больше рук, - сухо вставил
ѓойЯ, - за руки Я беру дорого.
   Ќо поэта это не остановило:
   - ‚се мы считали, что €спаниЯ одрЯхлела. Ќо вот ЯвилсЯ ”рансиско ѓойЯ и
показал  нам,  как  она  еще  молода,  ”рансиско  ѓойЯ  поистине  художник
молодости.
   - Ќу, ну, - запротестовал ѓойЯ; он сидел в кресле, немного сгорбившись,
обрюзгший  пЯтидесЯтилетний  мужчина,  тугой  на  ухо  и  вообще  порЯдком
потрепанный жизнью, и как-то дико было слышать, что Љинтана  называет  его
художником молодости. Ћднако никто не засмеЯлсЯ.
   - Џоследние картины дона ”рансиско свидетельствуют  о  том,  что  нашей
€спании суждено было породить трех  бессмертных  художников  -  ‚еласкеса,
Њурильо и ѓойю - закончил свою речь Љинтана.
   Њигель, неисправимый коллекционер, ухмыльнулсЯ про себЯ при мысли,  что
у него пЯть полотен ѓойи, и пошутил:
   - —увствую, что приказ Љарлоса III, воспрещающего вывозить  за  границу
полотна ‚еласкеса и Њурильо, требует дополнениЯ - в нем  недостает  твоего
имени, ”рансиско.
   - Џри этом ‚еласкесу было куда легче, - рассуждал вслух Љинтана,  -  он
всей душой почитал королЯ и дворЯнство: в его времЯ это было закономерно и
естественно. Ћн мог и должен был чувствовать свое  единство  с  королем  и
двором. ‘ его точки  зрениЯ,  высшей  задачей  испанского  художника  было
прославление монархической идеи, и, чтобы выполнить  свое  призвание,  ему
нужно было самому быть аристократом, сознавать  себЯ  причастным  к  этому
кругу. ѓойЯ  же  насквозь  антиаристократ,  и  это  правильно  длЯ  нашего
времени. Ћн смотрит  на  королЯ  таким  же  проницательным  взглЯдом,  как
смотрел ‚еласкес, но только в нем самом есть что-то  от  махо,  он  -  это
‚еласкес, вышедший из народа, и в живописи его есть живительнаЯ грубость.
   - Ќадеюсь, вы не обидитесь, дон •осе, - благодушно ответил ѓойЯ, - если
Я по своей антиаристократической грубости напомню вам старинную поговорку:
"’ри волоса мне вырвешь - Я смолчу, на четвертом не спущу".
   Љинтана рассмеЯлсЯ, и разговор перешел на другие темы.

   Ђ позднее Љаэтана
   ѓойе весело сказала,
   —то его друзьЯ, конечно,
   Ћбразованные люди.
   Ќо, увы, при всем при этом
   Ќи того и ни другого
   Ќе могла б она представить
   ‚ роли своего кортехо.
   "‘транно, - продолжала Ђльба
   ‘ безграничным простодушьем,
   Ќе смущаЯсь тем, что этот
   ђазговор не из приЯтных
   „лЯ ”рансиско. - Ћчень странно,
   —то такие образованные
   ‹юди, как Ѓермудес,
   €ли твой поэт Љинтана,
   €ли мой Џераль, ни разу
   “ менЯ не вызывали
   Ќикаких желаний..."


        35

   Џрисутствие  герцогини  Ђльба,  самой  знаменитой  женщины  в  €спании,
волновало обитателей  Љадиса,  и  все  домогались  приглашениЯ  к  ней.  “
герцогини был траур - удобный предлог, чтобы принимать  или  не  принимать
кого ей заблагорассудитсЯ.
   ”рансиско с  насмешкой  наблюдал,  как  робели  перед  доньей  Љаэтаной
кадисские горожане. Ђ больше других терЯлсЯ дерзкий, ученый и уверенный  в
себе сеньор ‘ебастьЯн Њартинес, отчего ”рансиско особенно злорадствовал.
   Џод предлогом беседы о картинах длЯ храма ‘анта-Љуэва Њартинес  не  раз
наведывалсЯ к ѓойе в Љаса де Ђро. Џришлось представить сеньора  ‘ебастьЯна
герцогине. Љстати, он  был  принЯт  при  дворе,  вельможи  добивались  его
милостей, несметные богатства, слава о свершенных им подвигах делали этого
сухопарого, скорее некрасивого человека привлекательным длЯ многих женщин;
ходили толки, что временами он  ударЯетсЯ  в  бешеный  разврат.  Ќо  доньЯ
Љаэтана Явно внушила ему с первого же взглЯда мальчишескую,  романтическую
страсть,  и,  разговариваЯ  с  ней,  он,  при   всей   самоуверенности   и
сдержанности, не мог совладать с собой, глаза у него загорались, худощавое
лицо краснело. Љаэтану это смешило, в обращении с ним она усвоила ей одной
присущий любезный и чуть-чуть высокомерный тон.  ‘еньор  Њартинес  обладал
достаточным житейским опытом и не мог не понЯть, что он длЯ нее всего лишь
забава, паЯц, пелеле. Ћднако, наперекор его  купеческой  гордости,  именно
эта врожденнаЯ  надменность  грандессы  и  привлекала  его.  ѓойЯ,  злобно
посмеиваЯсь, утверждал, что когда  этот  высушенный  искатель  приключений
удостаиваетсЯ беседы с герцогиней, он навернЯка перечислЯет в уме  все  ее
древние громкие титулы  и  все  даты  сражений,  выигранных  ее  прадедом,
грозным фельдмаршалом.
   ѓойЯ работал над картинами длЯ ‘анта-Љуэва быстро и умело, без  особого
воодушевлениЯ, но не без выдумки.
   Љ концу второй недели он уже сообщил сеньору Њартинесу, что может сдать
заказ.
   ‘еньор Њартинес обозрел плоды своих щедрот,  своих  восемнадцати  тысЯч
реалов, и высказалсЯ вполне вразумительно.
   ’олько вы, господин первый  живописец,  могли  изобразить  человеческую
толпу как нечто застывшее и в то же времЯ живое, - заЯвил он,  стоЯ  перед
"Ќасыщением пЯти тысЯч"; а перед "’айной вечерей" заметил: -  Ћдин  только
”рансиско ѓойЯ мог позволить себе оторвать апостолов от стола. Ћни упали у
вас наземь в ужасе от слов господа - это совершенно ново,  это  потрЯсение
основ, напиши такое кто  другой,  все  бы  сказали:  это  ересь.  -  €  он
захихикал.
   Ђ потом,  льстиво  и  лукаво  ухмылЯЯсь,  ублаготворенный  коллекционер
спросил, не будет ли все-таки у  господина  первого  живописца  времени  и
охоты написать портрет с него, ‘ебастьЯна Њартинеса, кадисского купца; как
известно дону ”рансиско, он выходит со своей флотилией в плавание лишь  на
следующей неделе.
   - Ќе знаю, будет ли у менЯ в ближайшие дни охота  работать,  -  холодно
ответил ”рансиско, - Я ведь отдыхаю.
   - ЉакаЯ цена может побудить вас прервать отдых днЯ на два,  на  три?  -
спросил сеньор Њартинес.
   - „вадцать пЯть тысЯч реалов, -  не  задумываЯсь  ответил  ”рансиско  и
поразилсЯ собственной наглости.
   - ‘огласен, - так же не задумываЯсь, сказал сеньор Њартинес.
   Ќо потом довольно робко задал вопрос, дозволено ли ему будет пригласить
герцогиню  и  сеньора  ѓойю  к  себе  на  небольшое   празднество.   Џовод
напрашиваетсЯ сам  собой:  картины  длЯ  ‘анта-Љуэва  готовы,  он  завЯзал
деловые отношениЯ с господином  первым  живописцем  и  познакомилсЯ  с  ее
светлостью,  а  сейчас,  к  вЯщей  славе  €спании,   собираетсЯ   прорвать
английскую блокаду и поплыть на своих кораблЯх в Ђмерику.
   - Plus ultra - все дальше вперед, - заключил он хихикаЯ.
   ѓойЯ сухо ответил, что  не  уполномочен  принимать  приглашениЯ  за  ее
светлость. Љстати, ему известно, что на  ближайшие  две  недели  времЯ  ее
светлости расписано, а позднее сеньор Њартинес уже будет,  надо  полагать,
благополучно плыть по морю.
   ‘еньор  Њартинес  с  минутку  помолчал,  его   худощавое   лицо   стало
сосредоточенным. …сли на его долю выпадет  честь  и  счастье  принЯть  под
своим скромным кровом донью Љаэтану и дона ”рансиско, заЯвил он потом,  он
отправит свою флотилию в плавание без себЯ.
   ѓойЯ был ошеломлен. Џожав плечами, он посоветовал:
   - Џереговорите с герцогиней.
   ‚ тесном дружеском кругу, в присутствии доньи  Љаэтаны,  зашла  речь  о
том, что сеньор Њартинес отказалсЯ от намерениЯ сопровождать свои корабли,
чтобы иметь возможность устроить празднество в честь герцогини.
   Љинтана с Явным неодобрением заметил:
   - „лЯ женщины, должно быть, тЯгостно возбуждать вожделение, где бы  она
ни поЯвлЯлась.
   - ‚ы еще очень молоды, сеньор, - сказала герцогинЯ.
   €з вниманиЯ к трауру доньи Љаэтаны  сеньор  Њартинес  пригласил  совсем
немного гостей. ѓойю больше всего заинтересовал господин, которого  сеньор
Њартинес представил как  сеньора  Ѓахера,  судохозЯина  из  Њалаги,  тесно
свЯзанного с ним деловыми  отношениЯми.  Ћднако  выговор  незнакомца  Ясно
выдавал  его  английское  происхождение.  ‘корее  всего  он  был  офицером
английской эскадры, закрывавшей доступ в гавань;  господа  офицеры  любили
переодетыми бывать в Љадисе. ѓойЯ узнал в течение вечера нечто  очень  его
позабавившее: оказалось,  что  сообразительный  сеньор  Њартинес  заключил
деловую сделку  с  английскими  офицерами  и  тем  обеспечил  выход  своей
флотилии в море.
   Ќа  вечере  присутствовал  и  дон  Њигель.  Ћн  симпатизировал  сеньору
Њартинесу, одобрЯл его интерес к истории искусств и его передовые взглЯды.
‡ато молодой Љинтана не  пришел  вовсе;  он  не  мог  простить  ‘ебастьЯну
Њартинесу,  что  тот  ради  хорошенького  личика   отказалсЯ   от   такого
патриотического начинаниЯ, как вывод флотилии в открытое  море  под  своим
командованием.
   Ћбычно столь уверенный в себе ‘ебастьЯн Њартинес и в этот вечер силилсЯ
поддержать свой купеческий престиж. ‘облюдаЯ приличиЯ, он уделЯл герцогине
немногим больше вниманиЯ, чем остальным гостЯм, однако не мог удержатьсЯ и
то и дело обращал к Љаэтане молЯщие  и  восхищенные  взглЯды.  „он  Њигель
вовлек его в обстоЯтельный разговор на антикварные темы.  Ћн  обнаружил  в
библиотеке сеньора Њартинеса старинные изданиЯ книг, довольно сомнительных
в смысле ортодоксальности.
   - Ѓерегитесь, сеньор, -  шутил  он,  -  такой  богатый  и  просвещенный
человек, как вы, - большаЯ приманка длЯ господ инквизиторов.
   - Њои корабли прорвали английскую  блокаду,  -  со  скромной  гордостью
ответил сеньор Њартинес, - так неужто мне не пронести мои книги и  взглЯды
сквозь рогатки инквизиции?
   ѓерцогинЯ и ѓойЯ ожидали, что после ужина гости, как  водитсЯ,  засЯдут
за карты. Ќо у сеньора Њартинеса были другие замыслы.
   - Џозвольте пригласить  вас  в  театральную  залу,  -  обратилсЯ  он  к
герцогине. - ‘ерафина станцует длЯ вас.
   - ‘ерафина? - переспросила она в непритворном изумлении.
   ‘ерафина была знаменитейшаЯ танцовщица  €спании;  народ  боготворил  ее
потому, что она одержала длЯ него огромную победу.  Ќадо  сказать,  что  к
кардиналу-примасу в ’оледо поступали бесконечные жалобы,  главным  образом
от иноземных кнЯзей церкви, по поводу  того,  как  можно  в  благочестивой
€спании терпеть распутные и непристойные танцы вроде фанданго и болеро.  ‚
конце концов кардинал-примас созвал консисториальный совет,  дабы  решить,
нужно ли раз и навсегда запретить эти танцы. ЋпасаЯсь, что подобный запрет
вызовет  недовольство,  особенно  в  Ђндалусии,   архиепископ   ‘евильский
предложил,  чтобы  их  преподобиЯ  духовные  судьи  собственными   глазами
посмотрели упомЯнутые танцы. ‘ерафина и ее партнер Џабло  протанцевали  их
перед всей консисторией. Џрелаты  сами  с  трудом  усидели  в  креслах,  и
фанданго не был запрещен.
   Ќо вскоре после того ‘ерафина исчезла, говорили, что она  вышла  замуж,
во всЯком случае, она уже года два-три не выступала публично.
   €так, герцогинЯ Ђльба переспросила с приЯтным изумлением:
   - ‘ерафина? Њне не послышалось, вы сказали ‘ерафина?
   - Ћна живет теперь в •ересе, - поЯснил сеньор Њартинес, - ее муж -  мой
тамошний поверенный в делах, ‚аргас. Ќелегкое  дело  -  уговорить  сеньору
‚аргас танцевать перед посторонними. Ќо длЯ вашей светлости она станцует.
   ѓости направились в театральную залу. Ћна была так умело  декорирована,
что  создавала  иллюзию  тех  помещений,  где  обычно  выступали  народные
танцоры.  ЌарЯднаЯ  театральнаЯ  зала  была  превращена   в   облупленный,
обветшалый парадный покой полуразрушенного, в  прошлом  аристократического
мавританского дома.  ’ут  висели  истертые,  заплатанные,  когда-то  очень
ценные ковры, стены были затЯнуты грЯзным белым холстом,  потолок  искусно
расписан красными и золотыми  арабесками,  перед  эстрадой  стоЯли  старые
стульЯ с жестким сидением, редкие свечи давали тусклый свет.
   …два гости расселись, как со сцены, из-за опущенного занавеса, раздалсЯ
сухой, зажигательный стук кастаньет. ‡анавес  открылсЯ,  сцена  изображала
грубо намалеванный андалусский ландшафт. Ћдинокий музыкант сидел со  своей
гитарой на табурете в дальнем углу.  ‡вук  кастаньет  стал  громче,  из-за
кулис слева поЯвилсЯ махо, справа - маха, они устремились навстречу друг к
другу, как влюбленные, долго бывшие в  разлуке  и  наконец  обретшие  друг
друга. Џестрый нарЯд их был сшит из самой дешевой ткани  и  сплошь  заткан
золотыми и серебрЯными  блестками,  штаны  юноши  и  юбка  девушки  плотно
облегали бедра, юбка была из тонкой ткани, книзу широкаЯ, но  не  длиннаЯ.
Ћни не обращали вниманиЯ на зрителей, они смотрели только друг  на  друга.
ђаскинув руки, они танцевальным шагом спешили навстречу-Яруг другу.
   ‚се еще ничего не было слышно,  кроме  приглушенного,  влекущего  стука
кастаньет.
   ‚от  танцоры  почти  сблизились.  ’огда  она  отстранилась  и,  танцуЯ,
попЯтилась назад, по-прежнему с раскинутыми руками, он  стал  преследовать
ее,  медленнее,  быстрее,  у  обоих  губы  были  приоткрыты,  это   скорее
напоминало пантомиму, чем танец, они смотрели  то  друг  на  друга,  то  в
землю. Ћна все еще отступала,  но  шаг  ее  замедлилсЯ,  она  манила  его,
заигрывала с ним; он преследовал ее, еще робко, но с  возрастающим  пылом.
‚от  она  повернула  к  нему  навстречу.  ‘тук  кастаньет   стал   громче,
послышались звуки гитары и небольшого невидимого оркестра; танцоры сошлись
друг с другом, уже соприкоснулись их одежды, уже сблизились лица. ‚незапно
на  середине   такта   музыка   умолкла,   умолкли   кастаньеты,   танцоры
остановились, застыли на месте  как  вкопанные.  Џауза  длилась  несколько
секунд, но казалась нескончаемой.
   Џотом снова вступила гитара,  по  телу  девушки  пробежала  дрожь,  она
медленно стрЯхнула с себЯ оцепенение, отступила, снова  приблизилась.  ’ут
встрепенулсЯ и он, пылко устремилсЯ ей  навстречу.  Њедленнее,  но  нежнее
скользит она к нему. „вижениЯ обоих стали резче, взглЯды призывнее, каждый
мускул трепетал от страсти. € вот, закрыв глаза, они пошли друг  к  другу,
но в последний миг отпрЯнули опЯть. € опЯть головокружительнаЯ, волнующаЯ,
сладострастнаЯ пауза. Џотом они разошлись, скрылись за  кулисами;  зрители
знали, что сейчас начнетсЯ та сцена, которую внесла в фанданго  ЂндалусиЯ,
тот сольный номер, должно  быть,  заимствованный  у  цыган  и  у  древнего
‚остока, тот одиночный танец, исполнением которого ‘ерафина, а до нее  еще
многие другие танцовщицы прославились на всю страну.
   ‚от она выходит из-за кулисы, на этот раз одна и без кастаньет.  Ќо  за
сценой монотонно притопывают в такт ногами и хлопают в  ладоши,  и  низкий
грудной голос поет песню на избитые, но вечно мудрые слова:

   ’ак давай же
   ЋкунемсЯ
   ‚ море страсти
   € любви.
   †изнь промчитсЯ,
   ‘ловно птица,
   € от смерти
   Ќе уйти.

   ‚скоре слова становЯтсЯ неразличимы, одинокий голос тЯнет в  такт  одно
лишь монотонное, почти что жалобное, а-а-а, песнЯ льетсЯ  медлительно,  но
Яростно и страстно. € так  же  медлительно,  Яростно  и  страстно  танцует
девушка, все одинаково и все  по-разному,  танцует  спокойно  и  неистово,
танцует  всем  телом;  танцовщица  Явно  преподносит  себЯ  возлюбленному,
показывает ему, сколько наслаждениЯ, неги и дикой страсти сулит ее тело.
   ‡рители сидЯт не шевелЯсь. Њонотонный, неистовый топот будоражит их, но
они не шелохнутсЯ, они застыли в созерцании. Ќичего  предосудительного  не
происходит на сцене, там не видно наготы, но  с  полным  целомудрием  и  в
малейших оттенках изображают там самое естественное из всех  вожделений  -
плотскую страсть, слитую с ритмом танца.
   ‡рители не раз видели этот танец, но не в таком совершенном исполнении.
Љак знатоки и ценители наблюдают ученый Њигель и  начитанный  Њартинес,  с
каким усердием и мастерством, выбиваЯсь из сил, трудитсЯ ‘ерафина.  ‚ерно,
таких именно женщин римлЯне  вывозили  из  распутного  ѓадеса,  чтобы  они
своими  плЯсками  развлекали  искушенных  во  всех  наслаждениЯх   римских
сенаторов и банкиров.  ‚ерно,  таких  именно  женщин  отцы  церкви,  пылаЯ
свЯщенным гневом, сравнивали  в  прошедшие  времена  с  танцующей  дочерью
€родиады, и, несомненно, не лжет традициЯ, утверждающаЯ, будто  танцовщица
’елетуза  из  ѓадеса  служила  моделью   скульптору,   изваЯвшему   ‚енеру
Љаллипигу.
   ‘ерафина танцевала самозабвенно, с высоким мастерством, с врожденной  и
заученной   исступленной   страстностью,   причем   лицо   ее   оставалось
непроницаемо. ‡а сценой притопывали и подпевали в  такт  все  громче,  все
неистовее. € вот к актерам присоединились зрители. ѓранды и богачи  топали
в такт  ногами,  выкрикивали  "оле",  и  даже  клиент  сеньора  Њартинеса,
английский офицер, сперва был шокирован, а теперь тоже топал и  выкрикивал
"оле".  Ђ  ‘ерафина  танцевала.  Џочти   не   сдвигаЯсь   с   места,   она
поворачивалась к зрителЯм то спиной, то боком, то лицом, по  ее  телу  все
чаще пробегала дрожь, руки взлетали вверх и трепетали в воздухе,  и  вдруг
снова наступила пауза, когда вместе с танцовщицей замерли все, и вслед  за
тем началсЯ последний короткий, почти нестерпимый  по  своей  насыщенности
танец - весь трепет, порыв, томление.
   ‘ольнаЯ фигура окончилась, и  в  танцевальной  пантомиме  стремительным
темпом прошли все фазы извечного любовного  поединка:  робость,  томление,
мрачнаЯ решимость, новый  испуг,  нарастающий  пыл,  согласие,  свершение,
освобождение, удовлетвореннаЯ истома и усталость.
   Ќичего  пошлого,  непристойного  не  было  в  этом  танце;   стихийнаЯ,
покорЯющаЯ сила искренней страсти была в нем. ’ак воспринимали его зрители
и так отдавались ему. Ќикакое искусство не могло бы  лучше  выразить,  что
ощущали и переживали эти испанцы, чем песенка с избитыми, но вечно верными
словами, и музыка, похожаЯ не на музыку, а на оглушительный  хаос  звуков.
Џеред  этим  танцем  исчезала  без  следа   способность   рассчитывать   и
взвешивать, превращалась в ничто докучнаЯ логика,  здесь  достаточно  было
смотреть и слушать, здесь можно и должно было отдатьсЯ на волю бури звуков
и вихрЯ движений.
   ѓерцогинЯ Ђльба чувствовала  то  же,  что  остальные.  …е  туфельки  на
высоких каблуках, незаметно длЯ нее,  отбивали  такт,  а  звонкий  детский
голосок выкрикивал "оле". Ћна закрыла глаза,  не  в  силах  вытерпеть  это
наваждение страсти.
   ’Яжелое лицо ѓойи было задумчиво, строго, почти  так  же  непроницаемо,
как  лица  танцоров.  Њного  разноречивых  ощущений  бурлило  в  нем,   не
претворЯЯсь в слово или сознательную мысль. Ћн смотрел на это  андалусское
болеро или как там оно называлось, но про себЯ  отплЯсывал  свою  исконную
арагонскую хоту, этот по-настоЯщему воинственный танец, в котором  мужчина
и женщина выступают как противники, -  танец  без  нежностей,  беспощадный
танец, полный сдержанной страсти. ”рансиско  часто  танцевал  его,  как  и
полагалось, очень  напористо,  словно  шел  в  бой.  Ђ  тут  он  вместе  с
остальными хлопал своими крепкими ручищами в такт плЯске и резким  голосом
выкрикивал "оле".
   ’анец кончилсЯ после того, как танцоры,  ни  разу  не  коснувшись  друг
друга, пережили сами и других заставили пережить все  фазы  земной  любви.
’еперь они под  опускающийсЯ  занавес,  обнЯвшись,  отступали  за  кулисы.
‡рители сидели молча, обессиленные, опустошенные.
   -  џ  счастлив,  ваше  превосходительство,  что   мог   доставить   вам
удовольствие, - обратилсЯ к ѓойе сеньор Њартинес.
   ‚ этих словах был скрыт намек, который возмутил ѓойю; ему было досадно,
что у него всегда так все Ясно написано на лице, вот и сейчас  он  не  мог
скрыть, как его взволновала ‘ерафина. Ќесомненно, и Љаэтана своим  быстрым
взглЯдом уловила его состоЯние. ’ут она как раз сказала:
   - ‚ас, дон ”рансиско, ‘ерафина особенно должна была увлечь. —то ж, вы в
Љадисе  человек  знаменитый.  ђаз  сеньор   Њартинес   уговорил   ‘ерафину
протанцевать длЯ менЯ, ему, без сомнениЯ, удастсЯ расположить ее и в  вашу
пользу.
   -  ‚ашему  превосходительству,  разумеетсЯ,   приЯтнее   будет   писать
‘ерафину, чем какого-то старого купца,  -  подхватил  сеньор  Њартинес.  -
‘еньора ‚аргас почтет за честь  позировать  вам,  в  особенности  если  вы
уступите мне ее портрет. џ ведь, кажетсЯ, говорил вам, что сеньор ‚аргас -
мой поверенный в •ересе?
   Џришла ‘ерафина. …е осыпали похвалами и комплиментами. Ћна  благодарила
спокойно, приветливо, без улыбки, она привыкла к поклонению.
   ѓойЯ ничего не говорил, только не отрываЯсь смотрел на нее. Ќаконец она
обратилась к нему.
   - ‚ы еще  долго  пробудете  в  Љадисе,  господин  первый  живописец?  -
спросила она.
   - Ќе знаю, - ответил он, - должно быть, неделю-другую. Ђ  потом  поживу
некоторое времЯ поблизости в ‘анлукаре.
   - џ тоже живу недалеко отсюда, в •ересе, - сказала она. - џ  собиралась
устроить прием у парадной  постели  поближе  к  зиме.  Ђ  теперь  надумала
сделать это пораньше, в надежде, что вы посетите менЯ.
   ‚ этих  краЯх  было  принЯто,  чтобы  женщины  из  состоЯтельных  семей
ежегодно объЯвлЯли себЯ больными и на неделю, на две ложились в постель, а
друзьЯ и знакомые всЯчески баловали их, навещали, приносили им подарки.  ‚
приданое каждой уважающей себЯ барышни входила параднаЯ  постель,  которой
пользовались только в этих случаЯх.

   ѓойЯ пристально и долго,
   Ќа других не обращаЯ
   Ќи малейшего вниманьЯ,
   ‚глЯдывалсЯ в ‘ерафину.
   € она ему вернула
   ќтот взглЯд. € в них обоих
   ЏродолжалсЯ однотонно
   ‘качущий напев: "„авай же
   ЋкунемсЯ в море страсти.
   ‡автра можем не успеть!"
   Ќаконец, прервав немое
   ‚олшебство, заговорил он,
   ‘ловно махо со своею
   Њахой: "‘лушай, ‘ерафина,
   Ћтмени прием. Љ чему нам
   ќти штуки? Ќарисую
   џ тебЯ и так... ‘ тобою
   ‚стретимсЯ мы без предлога".


        36

   „ва днЯ спустЯ вечером они были одни с  Љаэтаной.  „ул  солано,  душный
ветер из Ђфрики; сквозь порывы ветра  доносились  вечерние  сигналы  обеих
враждующих эскадр, ближней - испанской и дальней - английской.
   ”рансиско был взвинчен и раздражен. Ћн  стремилсЯ  уехать  в  ‘анлукар,
чтобы Љаэтана всецело принадлежала ему. †изнь в  Љадисе  вдруг  прискучила
ему,  прискучили  бесконечные   люди,   с   которыми   приходилось   здесь
встречатьсЯ. Ќеужели он  до  неприличиЯ  затЯгивает  свой  отпуск,  рискуЯ
потерЯть милость двора, только  длЯ  того,  чтобы  беседовать  с  сеньором
Њартинесом и ему подобными? Љаэтане Явно нравитсЯ обожание этого человека.
Ђ до него, до ”рансиско, ей нет дела. •отЯ бы из вежливости, не говорЯ  уж
о чуткости, должна она понЯть, что он не желает торчать здесь.
   Ќе успел он додумать это, как она уже открыла рот:
   - Њожешь ничего не говорить, ”рансиско.
   - Ћ чем? -  с  притворным  равнодушием  переспросил  он.  -  Ћ  чем  не
говорить?
   - …сли не возражаешь,  мы  завтра  же  уедем  в  ‘анлукар,  -  улыбаЯсь
ответила она.
   ‚сЯкую хандру как  рукой  снЯло,  когда  он  снова  очутилсЯ  вдвоем  с
Љаэтаной в ‘анлукаре; он сиЯл от счастьЯ, как  в  те  недели,  что  прожил
здесь до поездки. „а  и  воспоминаниЯ  о  Љадисе  предстали  тут  в  более
радужном свете. Њужчины чествовали его, женщины  в  него  влюблЯлись,  ему
платили такие деньги, каких не получал до него ни один художник; слава его
разнеслась по всему королевству. Џри этом он только начал  показывать,  на
что способен; его искусство на подъеме. Ђ теперь он опЯть здесь  со  своей
чудесной возлюбленной, и она подчинЯетсЯ всем его прихотЯм.  Ћн  сам  себе
доказал, что он молод; он обладает всем, чего можно пожелать.
   "‡а столами золотыми жизни и искусства сидЯ", - звучала у него в голове
стихотворнаЯ строка, которую он услышал, кажетсЯ, от дона ЊигелЯ.
   Ћднажды, нежась в постели, Љаэтана спросила:
   - ’ы по-прежнему не хочешь написать менЯ в виде махи?
   - Ќет, почему же, -  с  готовностью  ответил  он.  €  написал  изЯщную,
жизнерадостную картину, изображавшую их вдвоем на  прогулке.  Ћна  была  в
нарЯде  махи  и  в  черной  мантилье,  он  шел,  немного  отступЯ,  а  она
поворачивалась к нему, кокетливо изогнув осиную талию; в  одной  руке  она
призывно  держала  раскрытый  веер,  а  другой  многозначительным   жестом
показывала на веер, повелительно поднЯв указательный  палец.  ‘ам  же  он,
ѓойЯ, в позе придворного кавалера, учтиво обращалсЯ к ней. Ћдет он  был  в
высшей степени изысканно, даже щегольски: на нем  был  коричневатый  фрак,
дорогие кружева и высокие ботфорты, он казалсЯ до неузнаваемости молодым и
влюбленным, как школьник.
   Ћна понЯла, что он упорно не желает видеть в ней маху,  что  он  и  тут
изобразил ее знатной дамой в нарЯде махи. Ќо картина нравилась Љаэтане.  ‚
ней была безобиднаЯ, шаловливаЯ насмешка, да к тому же и себЯ он  высмеЯл,
как озорной мальчишка.
   Ќа следующий день она рассказала ему, что ей  опЯть  ЯвлЯлась  покойнаЯ
камеристка Ѓригида и опЯть сказала, что она умрет молодой, но  не  раньше,
чем ее изобразЯт в виде махи. ѓойЯ лениво развалилсЯ в кресле.
   - ‡начит, увы! ’воЯ песенка уже спета, - заметил он.
   - Ќе болтай глупостей! - возразила она. -  ’ы  отлично  понимаешь,  что
именно Ѓригида хотела сказать.
   - Џо-моему, это очень хорошее пророчество, - заЯвил ѓойЯ. - Џусть  тебЯ
не пишут в виде махи - и ты проживешь полтораста лет.
   - ђаз Я решила, Я добьюсь того, что менЯ напишут в виде махи, - сказала
она. - Ѓригида это понимает не хуже нас с тобой.
   - Љстати, в чем была твоЯ Ѓригада? - спросил ”рансиско.
   Љаэтана, растерЯвшись, ответила:
   - Ќу, она была одета, как все камеристки. - € вдруг вспылила: -  ‚  чем
была? —то ты допрашиваешь, как инквизитор?
   - џ живописец, - миролюбиво ответил ”рансиско. - ’о, чего  Я  не  вижу,
длЯ менЯ  не  существует.  Џривидение,  которое  Я  не  могу  написать,  -
ненастоЯщее привидение.
   „октор Џераль и в Љадисе держалсЯ  в  тени,  а  тут  и  вовсе  старалсЯ
стушеватьсЯ, когда видел, что в нем не нуждаютсЯ. ‚ообще он был веселым  и
умным собеседником  и  всЯчески  показывал  ѓойе,  с  каким  знанием  дела
восторгаетсЯ его  творчеством.  “  ѓойи  не  укладывалось  в  голове,  как
человек, сыгравший  такую  мрачную  роль  в  смерти  герцога,  может  быть
неизменно весел и доволен. Џри всей скромности своего достатка, Џераль был
наделен такой гордыней, что  считал,  по-видимому,  себЯ  неизмеримо  выше
остальных и  полагал,  что  недозволенное  тупой  толпе  дозволено  ему  -
человеку науки. …сли он был причастен к смерти герцога, а в этом  ѓойЯ  ни
минуты не сомневалсЯ, то сделал свое дело хладнокровно, без  колебаний,  и
даже не подумал, что демоны могли притаитьсЯ по углам и подглЯдывать.
   ‚ свое времЯ ѓойЯ с презрением отказалсЯ писать ЏералЯ.  ’еперь  же  он
был не прочь  поработать  над  портретом  этого  опасного  и  неуловимого,
несмотрЯ  на  четкие  черты  лица,  человека,  хотЯ  бы  длЯ  того,  чтобы
разобратьсЯ в нем. Ћднажды он ни с того ни с сего предложил написать  его.
Џераль был озадачен и попыталсЯ отшутитьсЯ:
   - –ены, которые платит сеньор Њартинес, мне не по карману.
   - Ђ Я напишу на портрете: A mi amigo [моему другу (исп.)],  -  улыбаЯсь
ответил ѓойЯ.
   ќто была традиционнаЯ формула, означавшаЯ, что художник дарит  картину,
и при мысли, что он может стать обладателем такого подаренного  художником
портрета, у страстного коллекционера ЏералЯ забилось сердце.
   - ‚ы очень щедры, дон ”рансиско, - сказал он.
   ѓойЯ работал над портретом долго и старательно.  Ћн  писал  его  в  том
серебристо-сером тоне, секрет которого знал один, и нежность  тона  только
подчеркивала то мрачное, что художник чуЯл за  умным,  невозмутимым  лицом
врача. ѓойЯ ничего не позволил утаить дону •оакину и посадил его так,  что
были видны обе руки.
   - Љак? € руки вы мне тоже дарите? - пошутил Џераль.
   €менно руки, убившие мужа Љаэтаны ѓойЯ и хотел написать.
   Ћбычно же сеансы проходили очень приЯтно. Џераль был разговорчив и  как
будто откровенен,  но  все  же  что-то  в  нем  оставалось  потаенное,  не
поддающеесЯ разгадке, и ѓойЯ живо заинтересовалсЯ  этим  человеком,  можно
сказать, даже полюбил его, хотЯ порой какой-нибудь  случайный  взглЯд  или
жест  вызывал  у  него  отвращение.  Њежду   обоими   мужчинами   возникла
своеобразнаЯ дружба-вражда; они чувствовали себЯ свЯзанными друг с другом,
старались друг друга узнать до конца, им  нравилось  говорить  друг  другу
горькие истины.
   ѓойЯ не упоминал о Љаэтане, и Џераль тоже не произносил  ее  имени.  Ќо
между ними часто заходила  речь  о  любви  вообще.  Ћднажды  врач  спросил
художника, знает ли он,  какое  различие  делали  древние  философы  между
гедониками и эротиками.
   - џ всего-навсего невежественный малЯр, - добродушно ответил ѓойЯ, -  а
вы,  доктор,  человек  ученый,  премудрый  ’уллий   –ицерон.   Џожалуйста,
просветите менЯ.
   - ѓедоник стремитсЯ к высшему  блаженству  длЯ  себЯ  одного,  -  начал
объЯснЯть польщенный Џераль, - а эротик хочет не только испытывать,  но  и
дарить наслаждение.
   - Ћчень любопытно, - сказал ѓойЯ с чувство