ет по  воздуху в  звоне колоколов моЯ  прекраснаЯ
дама, и  в утренней заре развеваютсЯ ее белые, длинные  покрывала. Џотом мне
снилось,  будто  мы вовсе не на  чужбине,  а в  моем селенье, на  мельнице в
густой  тени. Ќо там было тихо и пустынно, как бывает по воскресеньЯм, когда
народ в  церкви и отдаленные  звуки  органа сливаютсЯ с шелестом листвы,-- и
сердце у менЯ  сжалось. ЏрекраснаЯ дама была очень  добра и ласкова ко  мне,
она держала менЯ за руку, прогуливалась со мной и среди этой тишины все пела
чудную песню,  которую она  некогда певала по утрам под  гитару у раскрытого
окна; и Я смотрел, как в недвижной заводи отражаетсЯ она, но только в тысЯчу
раз прекраснее, а глаза ее странно расширены  и  так на менЯ уставились, что
мне  даже  не  по  себе.  ‚друг  мельница пришла  в движение:  сперва  редко
застучало колесо,  потом задвигалось все  быстрее  и быстрее, раздалсЯ  шум,
заводь потемнела и затЯнулась рЯбью,  Я увидел, что  прекраснаЯ дама  совсем
бледна, а покрывала ее казались  мне все длиннее и длиннее и стали, наконец,
развеватьсЯ  длинными волокнами,  поднимаЯсь в небо,  подобно  туману; шум и
свист становились все сильнее,  подчас мне чудилось,  что это швейцар играет
на фаготе, и наконец Я  пробудилсЯ  -- до того у менЯ билось сердце. ‚ самом
деле  поднЯлсЯ ветерок, он и колыхал Яблоню,  под которой  Я  улегсЯ; однако
стучала и шумела совсем не мельница и не швейцар, а тот самый мужик, который
не хотел указать мне  дорогу в €талию. Ћн  снЯл  свое  праздничное платье  и
стоЯл  передо мной в белом камзоле. "—то ты топчешь хорошую траву? -- молвил
он,  пока  Я продирал  глаза. -- €ли здесь  собралсЯ  искать свои померанцы,
вместо того чтобы  идти в церковь, лентЯй ты этакий!" Њне стало досадно, что
грубиЯн  менЯ разбудил. ђассерженный,  Я вскочил и в долгу не  осталсЯ. "—то
такое,  ты еще  бранишьсЯ? -- заговорил Я, --џ  был садовником,  когда ты об
этом  и не мечтал,  и был  смотрителем, и, если бы ты поехал  в город,  тебе
пришлось бы передо мной снЯть свой грЯзный колпак, у менЯ был дом  и красный
шлафрок с желтыми крапинами".  Ћднако неотесанный  мужлан и в ус не  дул; он
подбоченилсЯ и только сказал: "—его же тебе надо?  •е! •е!" ’ут только Я его
разглЯдел:  то был низкорослый, коренастый парень  с кривыми ногами; глаза у
него были  навыкате,  а красный  нос  малость  покривилсЯ. Ђ  так как он все
продолжал твердить свои "хе! хе!" и каждый раз  при  этом приближалсЯ ко мне
на шаг,  менЯ  вдруг охватил такой непонЯтный  и сильный  страх, что  Я живо
перемахнул через  ограду и пустилсЯ  бежать без оглЯдки, что есть духу прЯмо
через поле, так что скрипка зазвенела у менЯ в сумке.
     Љогда  наконец Я остановилсЯ, чтобы перевести дух,  и сад, и всЯ долина
скрылись из  виду, а сам Я оказалсЯ в чудесном лесу. Ќо  Я не обращал на все
это вниманиЯ, так как  очень уж досадовал на  свои злоключениЯ,  особливо на
то, что парень  менЯ все времЯ называл на  "ты"; долго спустЯ Я еще бранилсЯ
про себЯ. ‘ такими мыслЯми Я поспешно пустилсЯ в путь, все больше отклонЯЯсь
от  дороги,  и  наконец  попал в  горы. ‹еснаЯ  дорога,  по которой  Я  шел,
кончилась, и передо мной открылась лишь небольшаЯ, мало исхоженнаЯ тропинка.
Љругом  ни  души, и  полнаЯ тишина. Ђ,  впрочем, идти было довольно приЯтно,
верхушки деревьев шумели, а птицы распевали так славно. џ вручил свою судьбу
всевышнему,  достал скрипку и принЯлсЯ наигрывать свои любимые вещи, которые
весело звучали в одиноком лесу.
     €гра,  однако,  тоже  продолжалась  недолго, Я поминутно  спотыкалсЯ  о
проклЯтые  корни,  да и голод  давал себЯ знать, а  лесу  все не было  видно
конца. ’ак  Я  проблуждал  весь день;  вечернее  солнце  уже освещало косыми
лучами стволы деревьев,  когда  Я  вышел  на небольшую луговину  среди  гор,
усеЯнную  алыми и  желтыми  цветами, над которыми  в  золоте  вечерней  зари
порхали бесчисленные мотыльки. ‡десь  казалось так пустынно, как если бы это
место было за сотни миль от остального  мира. ’олько кузнечики стрекотали да
пастух  лежал в густой траве  и  играл  на свирели так печально,  что сердце
готово было разорватьсЯ от тоски.  "„а,  -- подумал Я про  себЯ,  -- этакому
лентЯю  хорошо живетсЯ! Ђ  нашему брату приходитсЯ  скитатьсЯ  на  чужбине и
держать ухо  востро!"  Њежду нами  пробегала речка, через которую Я  не  мог
перебратьсЯ, а потому Я крикнул  пастуху: "ѓде здесь ближайшее село?"  Ќо он
не  тронулсЯ с места,  только высунул  голову из травы, указал  свирелью  на
другой лес и продолжал спокойно играть.
     <i>џ</i> же усердно  зашагал  дальше,  так как начало уже  смеркатьсЯ.  Џтицы,
щебетавшие при последних лучах  солнца, сразу смолкли,  и менЯ даже  охватил
страх среди  бесконечного  пустынного шума  леса. Ќаконец издали донессЯ лай
собак. џ прибавил шагу, лес стал редеть, и вскоре Я увидел у самой опушки за
деревьЯми  прекрасную  зеленую  полЯну: посреди  полЯны росла большаЯ  липа,
вокруг  которой  резвилось  множество  детей.  Џоодаль,  на  той  же полЯне,
находилась  гостиница,  а  перед  ней  стол,  за  которым  сидело  несколько
крестьЯн: они играли в  карты и курили трубки. ‘  другой стороны, на крыльце
сидели  девушки,  закутав руки в передник; они болтали в вечерней прохладе с
парнЯми.
     Ќедолго думаЯ,  вынул Я из сумки  скрипку  и,  выйдЯ из  леса,  заиграл
веселый  тирольский  танец.  „евушки удивились,  а  старики  захохотали  так
громко, что смех их далеко отозвалсЯ в лесу. Ќо,  когда  Я подошел к липе и,
прислонЯсь к ней, продолжал играть, молодые зашептались и засуетились, парни
отложили  в сторону  трубки,  каждый подхватил  свою  милую,  и, не  успел Я
оглЯнутьсЯ, как молодежь закружилась и заплЯсала вовсю, собаки лаЯли, платьЯ
развевались, а ребЯтишки стали в кружок, с любопытством глЯдЯ,  как Я  ловко
перебираю пальцами.
     …два окончилсЯ первый вальс, Я увидел, как горЯчит кровь добраЯ музыка.
’олько что  перед тем деревенские  парни  потЯгивались  на  лавках, неуклюже
выставив ноги и лениво посасываЯ трубки; сейчас их нельзЯ было  узнать:  они
продели  в петлицы  длинные концы  пестрых платков  и так забавно  увивались
вокруг  девушек, что  любо было  на  них  смотреть.  Ћдин из  молодых  людей
напустил на себЯ важность,  долго шарил в жилетном кармане так, чтобы другим
было видно,-- наконец вынул оттуда серебрЯную монетку и хотел сунуть ее мне.
ЊенЯ это обозлило, хотЯ у менЯ и не было ни  гроша в кармане. џ ответил, что
он может  свои деньги оставить при себе, -- Я, мол, играю просто от радости,
что снова  нахожусь среди людей.  Ќо вслед за этим,  однако, ко  мне подошла
пригожаЯ  девушка  и  поднесла мне  большую  стопу  вина.  "Њузыканты  любЯт
выпить",-- промолвила  она и приветливо улыбнулась, а ее жемчужно-белые зубы
так восхитительно поблескивали, что Я  охотнее всего  поцеловал бы ее в алые
уста. Ћна  пригубила  своим ротиком вино, а глаза стрельнули  в менЯ,  и она
подала мне стопу. џ осушил кубок до дна и со свежими силами принЯлсЯ играть,
а вокруг менЯ снова все радостно завертелись.
     ’ем временем  старики  отложили  карты, а молодежь,  утомившись,  стала
расходитьсЯ,  и мало-помалу  возле  гостиницы воцарились тишина и  безлюдье.
„евушка, поднесшаЯ мне вино, тоже направилась  к селу, но шла она медленно и
все оглЯдывалась, словно что-то забыла. Ќаконец она остановилась, как бы ища
чего-то  на  земле,  но  Я  хорошо  заприметил,  что  она  всЯкий  раз,  как
наклонЯлась,  исподтишка  взглЯдывала  на  менЯ. †ивЯ в замке,  Я достаточно
наловчилсЯ,  а  потому подскочил к ней и  сказал:  "‚ы обронили  что-нибудь,
прелестнаЯ барышнЯ?" -- "Ђх, нет,--проговорила она и при этом зарделась,--то
всего лишь роза --  хочешь ее?"  џ поблагодарил и вдел розу  в  петлицу. Ћна
ласково  на  менЯ  посмотрела и продолжала:  "’ы славно  играешь".--  "„а,--
отвечал Я,-- это дар божий!" -- "Њузыканты  в нашей стороне редки, --  снова
начала девушка,  опустив глаза,  и  запнулась. -- ’ы бы мог здесь заработать
немало  денег -- и отец мой тоже умеет  играть на скрипке и любит, когда ему
рассказывают про чужие страны...--отец  мой  страсть как  богат!"  Ћна вдруг
засмеЯлась и сказала:  "’олько  зачем  ты  выделываешь  такие  смешные штуки
головой, когда играешь?" -- "„ражайшаЯ барышнЯ,-- возразил Я,  -- во-первых:
не  говорите мне все времЯ "ты"; что касаетсЯ  подергиваниЯ  головы,  тут уж
ничего не  поделаешь, это  уж  мы, виртуозы,  так  привыкли".-- "Ђх, вот оно
что", -- успокоилась девушка.  Ћна хотела еще что-то добавить, но в этот миг
в гостинице раздалсЯ отчаЯнный грохот, дверь с шумом распахнулась, и оттуда,
как пулЯ, вылетел сухопарый малый, а дверь немедленно захлопнулась.
     Џри первых криках девушка отскочила, словно лань, и скрылась в темноте.
—еловек  перед дверью  поспешно стал  на  ноги,  обернулсЯ лицом  к  дому  и
принЯлсЯ так шибко ругатьсЯ, что просто удивление.
     "—то?  --  кричал он,-- это Я пьЯн? џ, да не оплачу меловых черточек на
закоптелой двери, говорите вы? ‘отрите  их, сотрите их! ђазве Я не брил вас,
а вы разве не  перекусили мне деревЯнную  ложку, когда  Я  вам  порезал нос?
Ѓритье --  раз,  ложка  -- два, пластырь на нос  -- три,  черт побери, да по
скольким же счетам  Я должен  платить? Ќу хорошо, раз  так,  пусть все село,
весь мир ходит нестриженым. Ћтращивайте себе на здоровье такие бороды, чтобы
в день ‘трашного суда сам  господь  бог не разобрал бы, кто вы такие -- жиды
или  христиане.  „а,  да,  хоть  удавитесь  на собственных  бородах, мужланы
несчастные!" ’ут он разразилсЯ отчаЯнными слезами  и продолжал уже  жалобным
фальцетом: "—то мне, одну воду дуть прикажете, словно рыбе какой несчастной?
€ это называетсЯ любовь к ближнему?  ђазве Я не человек, не ученый фельдшер?
Ђх, сегоднЯ ко мне не подступись!  ‘ердце мое  преисполнено чувством любви к
людЯм!"  ‘ этими словами он стал  постепенно удалЯтьсЯ, так как в доме никто
не  отзывалсЯ. ‡авидев менЯ, он быстро направилсЯ  ко мне  с  распростертыми
объЯтиЯми,--Я  думал, сумасшедший  малый  хочет менЯ обнЯть.  џ  отскочил  в
сторону, а  он, спотыкаЯсь, побрел дальше, и Я  еще  долго слышал, как он  в
темноте разговаривал сам с собой то грубым, то тонким голосом.
     Ђ у  менЯ мысли  роились в  голове.  „евица,  подарившаЯ мне розу, была
молода,  прекрасна и богата -- Я мог составить свое счастье в мгновение ока.
Ђ  бараны  и  свиньи,   индюки  и  жирные  гуси,  начиненные  Яблоками,   --
точь-в-точь, как говаривал  швейцар: "Ќе робей, смотритель, не робей! †енись
смолоду --  не раскаешьсЯ, кому  посчастливитсЯ,  тот возьмет  себе пригожую
невесту, сиди дома и вволю кормись!" ‘ такими философическими мыслЯми присел
Я на камне посреди опустевшей полЯны,-- постучатьсЯ в гостиницу Я не решалсЯ
-- ведь у менЯ совсем не было денег. џрко светил месЯц, в тишине ночной было
слышно, как в горах шумЯт дубравы, по временам доносилсЯ лай собак  из села,
которое  было словно погребено в  лесистой долине, озаренной луной. џ следил
бег луны сквозь  редкие  облака и смотрел, как на  небе  нет-нет,  да упадет
далекаЯ звезда. "‚от так месЯц светит и над  отцовской мельницей и над белым
замком  графа,  -- думал  Я.  --  €  в  замке давно  настала тишина, госпожа
почивает, а водометы  и  деревьЯ в  саду шумЯт,  как и прежде, и всем им нет
дела до того, там ли Я, или на чужбине, или и вовсе умер". ’ут весь  мир мне
показалсЯ  вдруг  таким  бесконечно  далеким  и  огромным,  а  сам  Я  таким
покинутым, что в глубине души мне захотелось плакать.
     ‚ это времЯ Я внезапно услыхал вдали, в лесу,  конский топот.  џ затаил
дыхание и стал прислушиватьсЯ: топот  все  близилсЯ, и Я  уже мог  различить
храп  коней.  €  действительно,   вскоре  из-за  деревьев  показалось   двое
всадников;  они остановились у лесной опушки и, насколько Я мог различить по
их тенЯм, внезапно задвигавшимсЯ на лунной полЯне, оживленно стали шептатьсЯ
друг с другом, указываЯ при  этом длинными темными руками  то туда, то сюда.
„ома,  когда моЯ  покойнаЯ матушка  рассказывала мне  про  дремучие  леса  и
свирепых  разбойников, Я  всегда  втайне желал,  чтобы  со мной приключилась
подобнаЯ историЯ. ‚от и поплатилсЯ Я  за  свои неразумные и дерзкие мысли! џ
растЯнулсЯ во  всю  длину под  той  самой  липой, где  сидел,  и  как  можно
незаметнее  дополз  до  первого  попавшегосЯ  сука,  по   которому  проворно
взобралсЯ наверх. Ќо, как только Я повис животом на суку и занес ногу, чтобы
перелезть выше, один из всадников  быстро  поскакал по  полЯне прЯмо по моим
следам. џ зажмурил  глаза и висел в темной зелени, притаившись и неподвижно.
"Љто здесь?"-- раздалось вдруг  совсем близко  от менЯ. "Ќикого!"-- изо всех
сил  закричал  Я со  страху,  что  он  менЯ  все-таки  настиг. џ не  мог  не
посмеЯтьсЯ про себЯ, когда подумал, что эти молодцы будут  обмануты в  своих
расчетах, вывернув  мои пустые карманы. "Ђи,  аи,--  продолжал разбойник,--а
чьи это ноги свешиваютсЯ?" „елать было нечего.--"Ќоги бедного заблудившегосЯ
музыканта, и только",--отвечал Я. ‘  этими словами Я  соскочил на землю, ибо
мне стыдно было торчать на суку, точно сломанные вилы.
     ‹ошадь испугалась,  когда Я внезапно спрыгнул.  ‚садник похлопал ее  по
шее  и,  смеЯсь, молвил: "€ мы также заблудились, значит,  мы  товарищи; мне
думаетсЯ,  ты  мог  бы  нам  помочь  отыскать  дорогу  в  Ѓ.  ‚  накладе  не
останешьсЯ". ’щетно Я старалсЯ доказать, что вовсе не знаю, где лежит  Ѓ., и
что  Я  лучше  пойду спрошу в гостинице или проведу их в селенье.  Њалый  не
давал  себЯ  урезонить.   Ћн  преспокойно  вытащил  из-за  поЯса   пистолет,
внушительно  сверкнувший  в  лунном  сиЯнии.  "€так, любезный, -- дружелюбно
обратилсЯ он ко  мне, то отираЯ дуло  пистолета, то разглЯдываЯ  его,--итак,
любезный, ты будешь столь добр и сам укажешь нам путь в Ѓ.".
     „елать было  нечего. …сли Я найду дорогу, Я попаду в шайку разбойников,
где менЯ навернЯка поколотЯт, так как при мне  нет денег; если  Я  не  найду
дороги -- менЯ точно так  же поколотЯт. Ќе долго  думаЯ, свернул Я по первой
попавшейсЯ тропинке, котораЯ тЯнулась от  гостиницы, минуЯ селенье.  ‚садник
подскакал  к  своему спут-  <i>&lt;</i> нику, и оба шагом  последовали на известном
расстоЯнии  за  мной. €так,  озаренные  лунным светом,  двинулись мы в путь,
можно сказать наудачу. ‹еснаЯ  дорога  вела все времЯ  вдоль горного склона.
‚ременами  сквозь верхушки сосен, тЯнувшихсЯ снизу и  шелестевших  во мраке,
открывалсЯ далекий  вид на тихие долины, кое-где  щелкал соловей, в  дальних
селах слышалсЯ лай собак. €з  глубины  доносилсЯ  шум  горной речки,  иногда
поблескивавшей  в  сиЯнии  луны. ‚добавок  к  этому --  мерный топот  копыт,
отрывистые   и  непонЯтные  слова,  которыми   беспрестанно  перебрасывались
всадники, и, наконец, Яркий лунный свет и длинные тени деревьев, попеременно
падающие на обоих мужчин, так что они казались мне то темными, то  светлыми,
то маленькими, то огромными. “ менЯ  помутилось в голове, как  если бы Я был
погружен в глубокое забытье  и никак  не мог пробудитьсЯ.  џ продолжал бодро
шагать вперед. ‚едь  должны  же мы наконец выбратьсЯ из этого  леса и мрака,
думалось мне.
     ‚друг на небе местами  показались  длинные красноватые  отсветы, сперва
незаметно,  будто  дыханье на зеркале, а  высоко над тихой  долиной зазвенел
первый  жаворонок. ‘ наступлением  утра  у  менЯ отлегло от сердца  и прошел
всЯкий страх.  ‚садники же  вытЯгивали  шеи, повсюду озираЯсь, и,  казалось,
только  сейчас  увидали, что мы  находимсЯ  не  на  верном  пути.  Ћни снова
заболтали  без  умолку,  и  Я понЯл, что  они  говорЯт  про  менЯ; мне  даже
показалось, будто один  из них  опасаетсЯ, не мошенник ли Я, который заведет
их  в лесу  куда-нибудь.  ЊенЯ это  позабавило:  чем более редела чаща,  тем
храбрее становилсЯ Я, особенно, когда мы вышли на открытую лесную полЯну.  џ
дико  оглЯнулсЯ по  сторонам, засунул в  рот  пальцы и  раза два свистнул на
манер воров, когда они хотЯт подать друг другу знак.
     "‘той!" -- закричал  вдруг один из всадников, да так, что у менЯ душа в
пЯтки ушла. Ћбернувшись, Я увидел, что они оба спешились и привЯзали лошадей
к дереву. Ћдин  из  них подбежал ко  мне, поглЯдел  на  менЯ в упор и  вдруг
разразилсЯ  неудержимым хохотом. „олжен сознатьсЯ,  дурацкий смех очень менЯ
раздосадовал.  Ђ  он проговорил:  "„а ведь  это садовник,  то  есть, Я хотел
сказать, смотритель из усадьбы".
     џ  вытаращил глаза на  него, но не смог его  припомнить,  да  и слишком
много дела  было  бы у  менЯ запоминать всех молодых  господ замка, гулЯвших
там.  Ђ он продолжал хохотать: "„а ведь это чудесно! ’ы, насколько вижу, без
дела, ну а нам нужен слуга; оставайсЯ у  нас, и у тебЯ будет не больно много
работы". џ было совсем оторопел и наконец  вымолвил, что как раз намереваюсь
предпринЯть путешествие в €талию.  "‚ €талию? -- обрадовалсЯ незнакомец.  --
’уда и мы направлЯемсЯ!" -- "Ђх, если так, Я согласен!" -- воскликнул Я и на
радостЯх  достал из  сумки свою  скрипку и заиграл так, что разбудил  птиц в
лесу.  Ђ господин между  тем схватил  другого господина и как  безумный стал
вальсировать с ним по траве.
     ‚друг они  остановились. "—естное слово,--  воскликнул один из  них, --
вон там уже виднеетсЯ колокольнЯ Ѓ.! Ќу, теперь мы скоро будем на месте". Ћн
вынул  часы с репетицией  и  нажал кнопку,  затем  покачал  головой и  снова
запустил их.  "Ќет,--  молвил он,--  так  дело не  пойдет, эдак мы  прибудем
слишком рано, это может плохо кончитьсЯ!"
     Ћни достали с седел пироги, жаркое и вино, разостлали на зеленой  траве
пеструю  скатерть,  расположились  на  привал  и  принЯлись  с удовольствием
закусывать, щедро наделив при этом и менЯ,  что было совсем неплохо, так как
Я уже  несколько  дней, можно сказать, не ел. "„а будет  тебе  известно...--
обратилсЯ  ко  мне  один  из них,-- но  ты  ведь нас  не знаешь?" џ  покачал
головой. "€так, да будет тебе известно: Я -- художник ‹еонгард, а он -- тоже
художник, по имени ѓвидо".
     ’еперь, в утреннем свете, Я мог лучше разглЯдеть обоих художников. Ћдин
из них, господин  ‹еонгард,  был  высокого  роста,  стройный,  темноволосый;
взглЯд  у  него был  веселый,  пламенный. „ругой  казалсЯ много моложе, ниже
ростом и тоньше; одет он был, по выражению швейцара, на старонемецкий манер,
в  белых  воротничках,  открывавших  шею; длинные  темные  кудри  то и  дело
нависали  ему  на  миловидное  лицо,  так что  их  приходилось  беспрестанно
откидывать. ‚доволь насытившись, он взЯл мою скрипку, лежавшую рЯдом со мной
на  земле, присел на срубленное  дерево  и стал перебирать струны. €  тут он
спел песенку, звонко, словно леснаЯ пташка, так что мне она проникла в самое
сердце:

     ’олько утра первый луч
     „олетит в долину с круч --
     ‡ашумЯт леса ветвЯми:
     "‚высь! ‘мелей! ‚змахни крылами!"

     Џутник шлЯпою взмахнет
     € в восторге запоет:
     "Џеснь крылата, как и птица, --
     Џусть она свободно мчитсЯ!"

     Џри  этом алый луч зари играл  на  его томном лице  и черных влюбленных
глазах. џ же до того устал, что и слова и ноты -- все спуталось у менЯ, и  Я
крепко уснул, пока он пел.
     Љогда  Я  стал пробуждатьсЯ, Я  услыхал  все  еще  в  полусне, что  оба
художника продолжают свою беседу и птицы поют надо  мной, а сквозь сомкнутые
веки Я ощущал утренние лучи, и было не светло и не темно, как если бы солнце
просвечивало сквозь  красные  шелковые  занавески.  "‘ome   bello!" /Љак  он
красив! <i>(итал.)/ --</i> раздалось возле менЯ. џ раскрыл глаза и увидал  молодого
художника, склонившегосЯ  надо  мной в  Ярком  утреннем  блеске;  кудри  его
свесились так, что виднелись одни только большие черные глаза.
     џ вскочил; уже совсем рассвело. ѓосподин ‹еонгард, казалось, был  не  в
духе, на лбу у него прорезались две гневные морщины,  и он стал торопить нас
в  путь.  „ругой  художник  только   откидывал  кудри  с  лица  и  продолжал
невозмутимо напевать свою песенку, пока  он  взнуздывал конЯ; кончилось тем,
что ‹еонгард громко рассмеЯлсЯ, схватил бутылку, стоЯвшую на траве, и разлил
по стаканам остаток  вина. "‡а счастливое прибытие!" --  воскликнул он;  оба
чокнулись так, что стекло зазвенело. ‡атем ‹еонгард подбросил пустую бутылку
вверх, и она весело сверкнула в лучах зари.
     Ќаконец они  сели на коней,  а Я  с новыми силами  последовал за  ними.
ЏрЯмо  перед  нами  расстилалась  необозримаЯ   долина,  в  которую  -мы   и
спустились.  Љак там все сверкало и шумело, искрилось  и ликовало! Ќа душе у
менЯ было так привольно и радостно, словно Я  с  горы  готов был унестись на
крыльЯх в чудесный край.

        ѓ‹Ђ‚Ђ —…’‚…ђ’Ђџ

     €так, прощайте и мельница, и  замок, и швейцар! Њы неслись  так,  что у
менЯ шлЯпу чуть не срывало ветром. ‘права и слева мелькали села, и города, и
виноградники  --  просто  в  глазах рЯбило; позади менЯ  -- оба художника  в
карете, впереди -- четверка лошадей, которыми правил великолепный кучер, а Я
водрузилсЯ высоко на козлах и часто подпрыгивал на аршин вверх.
     „ело  было  так: когда мы  подъехали  к Ѓ., нас встретил  уже у околицы
длинный, сухопарый господин мрачного вида, одетый в зеленую фризовую куртку.
Ћн отвесил  множество низких поклонов господам художникам  и  проводил нас в
село.  “  самой  почтовой  станции, под  сенью высоких лип, нас уже  ожидала
роскошнаЯ карета, запрЯженнаЯ  четверкой  лошадей. ѓосподин ‹еонгард заметил
еще  в  дороге, что  мое платье  мне коротко.  Ћн тотчас  достал  другое  из
дорожной  сумки,  и  Я оделсЯ  в совершенно  новый нарЯдный  фрак и  камзол,
которые мне были отменно к лицу, только слишком длинны да широки и  порЯдком
на мне болтались. џ получил также новехонькую шлЯпу; она блестела на солнце,
словно ее смазали свежим маслом. “грюмый  незнакомец взЯл лошадей под уздцы,
художники прыгнули в карету,  Я -- на козлы, и лошади тронулись; станционный
смотритель в ночном колпаке выглЯнул из окна, кучер весело затрубил в рожок,
и мы быстро помчались прЯмо в €талию.
     Ќа козлах мне было  привольно, словно птице в воздухе, притом же мне не
надо  было  самому летать.  „ела у  менЯ было только, что сидеть день и ночь
наверху,  да иногда приносить в  карету кое-какую снедь, которую Я забирал в
попутных гостиницах, ибо художники  нигде не делали привала, а  днем даже до
того плотно занавешивали окна кареты, как будто боЯлись  солнечного удара. €
только подчас  прелестнаЯ  головка господина ѓви-до высовывалась в окошко, и
он принималсЯ  ласково болтать со мной и  смеЯлсЯ над господином ‹еонгардом,
который этого терпеть не мог и всЯкий раз сердилсЯ на долгий разговор.  ђаза
два Я чуть не  подосадовал на  своих  господ. Џервый раз,  когда Я  чудесной
звездной ночью  вздумал, сидЯ на козлах, поиграть на  скрипке, да  потом еще
раз -- по случаю спаньЯ. Ќо это было поистине удивительно.  Њне так хотелось
вдоволь налюбоватьсЯ  на  €талию, и Я  каждую минуту  как встрепанный широко
раскрывал  глаза.  Ћднако стоило мне  немного поглЯдеть, как все шестнадцать
лошадиных  ног спутывались,  переплетались и  перекрещивались,  точно  узоры
кружев; глаза  у  менЯ начинали слезитьсЯ, и под конец Я погружалсЯ в  такой
крепкий,  непробудный сон, что  просто  одно отчаЯние, да и только. „нем ли,
ночью ли,  в ненастье  ли, в Ясную  ли погоду,  в ’ироле  или в €талии --  Я
неизменно  свешивалсЯ с козел то направо,  то налево, то назад,  а иногда до
того  перегибалсЯ,  что  слетала шлЯпа  и господин  ѓвидо  в  карете  громко
вскрикивал.
     ’аким образом Я,  сам  не знаЯ как, проехал пол-€талии, или, как ее там
называют,  ‹омбардии,   пока  мы  наконец,   в  один  прекрасный  вечер,  не
остановились у сельской гостиницы.
     Џочтовые лошади  должны  были прибыть с ближайшей  станции только через
несколько  часов,  господа  художники  вылезли и  проследовали  в  отдельную
комнату  --  малость передохнуть  и написать  кое-какие письма. џ  был  этим
весьма обрадован и  немедленно  отправилсЯ в общую  комнату,  чтобы  наконец
спокойно поесть и попить в свое  удовольствие. Љомната имела довольно жалкий
вид.  Ќечесаные,  растрепанные служанки, в  косынках, небрежно накинутых  на
желтоватые плечи,  сновали взад и вперед. ‡а  круглым столом ужинали слуги в
синих  блузах, по  временам искоса  поглЯдываЯ на менЯ. “ них были короткие,
толстые  косицы,  и  все они  держали  себЯ так важно, как  будто  сами были
настоЯщими барчуками. "‚от наконец, -- думал Я,  продолжаЯ  усердно есть, --
вот  наконец  и ты в той стране, откуда  к нашему свЯщеннику приходили такие
чудные  люди  с  мышеловками, барометрами  и  картинками.  € чего  только не
увидишь, если высунешь нос из своей норы!"
     Џока  Я  ел  и  размышлЯл,  из  темного  угла  комнаты  вдруг  выскочил
человечек, сидевший до того за стаканом  вина, и  напустилсЯ  на  менЯ,  как
паук.  ’о был  горбатый  карапуз с огромным  отвратительным  лицом,  большим
орлиным  носом, совсем как у древних римлЯн, и жидкими  рыжими бакенбардами;
напудренные  волосы дыбом  торчали во все  стороны, будто по  ним только что
пронеслась  бурЯ.  Ћн  был  одет  в  старомодный,  выцветший фрак,  короткие
плюшевые панталоны и совершенно  порыжелые шелковые чулки. Ћн когда-то был в
ѓермании и воображал, что невесть как хорошо говорит по-немецки.  Ћн  подсел
ко  мне  и, беспрестанно нюхаЯ  табак, принЯлсЯ  расспрашивать о  том о сем:
занимаю  ли  Я должность  servitore при господах  /слуги  <i>(итал.)/</i>? Љогда мы
аrrivare? /приедем на место/  <i>(итал.)/</i> ЌаправлЯемсЯ ли  мы в Roma?  Ќо всего
этого Я  и сам  не  знал, а кроме того, ничего не понимал в его тарабарщине.
"Parlez-vous fran ais?"  /ѓоворите  ли вы по-французски? <i>(франц.)/</i>  -- робко
проговорил Я  наконец.  Ћн покачал своей  громадной головой, и это мне  было
очень  на  руку,  так  как Я  и  сам не понимал по-французски. Ќо и  это  не
помогло. Ћн вплотную занЯлсЯ мною и продолжал  расспрашивать; чем больше  мы
беседовали, тем менее понимали друг друга; под конец мы оба разгорЯчились, и
мне уже  начало казатьсЯ,  что этот синьор желает клюнуть менЯ своим орлиным
носом; так  продолжалось,  пока  девицы,  слушавшие это вавилонское смешение
Языков,  не  поднЯли нас на смех. џ поскорее положил нож и  вилку и вышел за
дверь. ’еперь, когда  Я очутилсЯ на чужбине, мне  представилось,  что  Я, со
своим немецким Языком,  погружен в море на тысЯчи саженей глубины  и всЯкого
рода чудища извиваютсЯ и снуют вокруг, глазеЯ на  менЯ и стараЯсь  схватить.
‘тоЯла  теплаЯ  летнЯЯ  ночь;  в  такую  ночь  хорошо  бывает   погулЯть.  ‘
виноградников еще доносилась изредка  песнЯ, вдали кое-где сверкали зарницы,
и все кругом трепетало  и шелестело в сиЯнии луны. Џорою мне чудилось, будто
чьЯ-то длиннаЯ, темнаЯ тень проходит перед домом и,  крадучись за орешником,
выглЯдывает из  листвы --  затем  снова все стихало.  ‚ этот  миг на балконе
гостиницы  поЯвилсЯ  господин ѓвидо. Ћн менЯ не заметил  и принЯлсЯ  искусно
играть  на цитре, которую,  верно,  нашел  где-нибудь в доме,  и  стал петь,
словно соловей:

     ‘молкли голоса людей,
     Њир стихает необъЯтный
     € о тайне, сердцу внЯтной,
     епчет шорохом ветвей,
     „ней минувших вереницы,
     ‘ловно отблески зарницы,
     ‚спыхнули в груди моей.
     <sup></sup>
     Ќе  знаю, спел ли он еще что-нибудь, -- Я  растЯнулсЯ на скамье у самых
дверей и от сильного утомлениЯ крепко заснул в тиши этой теплой ночи.
     ’ак, наверное,  прошло несколько  часов; вдруг  менЯ  разбудил почтовый
рожок; Я и сквозь сон слышал его веселый наигрыш. Ќаконец Я вскочил; в горах
уже  занималсЯ день, и утренний холодок пронизывал менЯ. ’ут  только  пришло
мне в голову, что мы об эту пору должны были быть уже далеко. "Ђх,-- подумал
Я,-- нынче настал мой черед будить да посмеиватьсЯ. Џосмотрю Я, как выскочит
господин ѓвидо, заспанный, взлохмаченный, когда услышит, как Я  пою  и играю
во дворе!" € Я прошел в палисадник, стал прЯмо под окнами, где ночевали  мои
господа, потЯнулсЯ еще разок как следует на утреннем холодке и звонко запел:

     ‚ час, когда кричит удод,
     Ѓелый день настает,
     ‚ час, когда зарЯ блеснет,
     ‘ладок сон, точно мед.

     Ћкно было  раскрыто, но  наверху  царила полнаЯ  тишина, и лишь ветерок
шелестел в лозах  винограда, тЯнувшихсЯ до самого окна.  "Ћднако что все это
означает?"  --  изумленно воскликнул  Я,  поспешил  в  дом  и  по  пустынным
переходам  дошел  до комнаты.  Ќо тут у менЯ  не на шутку  екнуло  сердце: Я
распахнул дверь, и что же? --  в комнате было совершенно пусто  -- ни фрака,
ни шлЯпы,  ни  сапог. Ќа стене висела цитра,  та самаЯ, на которой  господин
ѓвидо  играл вчера, посреди  комнаты  на  столе  лежал  новый, туго  набитый
кошелек, на котором была  прилеплена записка. џ  поднес  кошелек к окну и не
поверил своим глазам  --  не  оставалось ни малейшего сомнениЯ  --  большими
буквами было написано: "„лЯ господина смотрителЯ".
     Ќо  на что мне деньги, если  со мной нет моих  милых, веселых господ? џ
опустил кошелек в карман, и  он ухнул туда, словно в глубокий  колодезь, так
что от этого  груза менЯ всего порЯдком перетЯнуло назад. ‡атем  Я  пустилсЯ
бежать, произведЯ страшный шум и  перебудив в доме всех  слуг.  ’е не знали,
чего  мне надо, и  подумали,  что  Я  сошел с ума. “видав,  однако,  наверху
разоренное  гнездо, они были немало удивлены.  Ќикто ничего не знал про моих
господ.  € только одна из служанок  кое-как  объЯснила мне  знаками,  что ей
удалось видеть  следующее: когда господин  ѓвидо вчера вечером  распевал  на
балконе, он  вдруг  громко вскрикнул и  опрометью  бросилсЯ  в комнату,  где
находилсЯ другой господин.  Џроснувшись после  того ночью,  она услышала  на
дворе конский топот. Ћна поглЯдела в окошко и увидала горбатого синьора, так
много разговаривавшего давеча со мной,--  он при лунном свете  нессЯ по полю
на белом коне, то и дело подскакиваЯ в седле чуть ли не на аршин, и служанка
даже  перекрестилась  --  ибо ей представилось, что это оборотень  скачет на
трехногом коне. ’ут уж Я и подавно стал в тупик.
     Њежду  тем  запрЯженнаЯ  карета  давно   стоЯла  у  крыльца,   и  кучер
нетерпеливо трубил в рожок,  так что  у него  чуть не лопнули щеки: ему надо
было  к  положенному  часу  поспеть   на  ближайшую  станцию  без  малейшего
промедлениЯ, ибо  в  подорожных все  было  рассчитано до  минуты. џ  еще раз
обежал  всю гостиницу,  клича художников,  но ответа  не было; на  крик  мой
поЯвились  все бывшие  в  доме  и  стали глазеть  на  менЯ,  кучер  отчаЯнно
бранилсЯ, лошади храпели, и вот  Я, озадаченный, вскакиваю  в  карету, слуга
захлопывает  за  мной  дверцу, кучер  щелкает  бичом, и  Я уношусь дальше  в
незнакомый край.

        ѓ‹Ђ‚Ђ Џџ’Ђџ

     Њы мчались  по  горам и  долам день и  ночь  напролет.  џ  никак не мог
опомнитьсЯ, ибо, куда бы мы ни приехали, повсюду нас уже ожидали запрЯженные
лошади,  говорить Я не  мог ни  с кем,  и все мои объЯснениЯ ни  к  чему  не
приводили; часто, когда  Я  сидел в гостинице  и уплетал за обе щеки,  кучер
трубил в  рожок, и мне приходилось бросать еду и спешить в карету, сам же Я,
в сущности,  толком не знал, куда  и зачем  качу Я  с  такой  исключительной
быстротой.
     ‚ остальном Я не мог пожаловатьсЯ: Я располагалсЯ, как на диване,  то в
одном, то  в другом углу  кареты, знакомилсЯ с людьми и страной,  а когда мы
проезжали   через   какой-нибудь  город,  облокачивалсЯ  обеими   руками  на
подоконник  кареты  и  благодарил прохожих, вежливо снимавших при виде  менЯ
шлЯпу, или, как старый знакомец, раскланивалсЯ с девушками, с удивлением и с
любопытством глЯдевшими мне вслед из окон.
     Џод  конец  Я  сильно  оробел.   џ  никогда  не  пересчитывал  денег  в
доставшемсЯ  мне   кошельке,  станционным   смотрителЯм  и  гостиницам   мне
приходилось помногу платить, и не успел Я оглЯнутьсЯ, как мой кошелек совсем
истощилсЯ.  ‚начале  Я  решил,  как  скоро мы попадем в густой  лес,  быстро
выпрыгнуть  из  кареты  и  скрытьсЯ.  Џотом мне  стало  жаль  упустить такую
прекрасную карету, в которой Я мог доехать и до краЯ света.
     €  вот Я сидел  в раздумье, не знаЯ, чем помочь горю, как  вдруг карета
свернула с большой дороги.  џ крикнул кучеру: куда  он, собственно, едет? Ќо
что Я ни говорил ему, парень неизменно отвечал:  "Si, Si, signore!" /„а, да,
сударь<b><i>(итал.)</i></b>/-- и нессЯ во весь опор, так что менЯ швырЯло из угла  в угол.
’еперь Я уже ничего не мог понЯть;  до этого мы ехали живописной местностью,
и большаЯ дорога уходила прЯмо вдаль, туда, где закатывалось солнце, заливаЯ
все кругом  сиЯнием  и  блеском.  ‚ той же стороне,  куда мы  ехали  теперь,
виднелись  пустынные  горы  с мрачными ущельЯми, в  которых  было уже совсем
темно. —ем дальше мы  ехали, тем  глуше и  безлюднее становилась  местность.
Ќаконец из-за туч  показалась луна и так осветила деревьЯ и утесы, что стало
как-то  не по себе. Њы медленно продвигались по узким, каменистым ущельЯм, а
мерный,  однообразный стук  колес  гулко отдавалсЯ  в ночной тишине,  и было
похоже на  то,  что  мы  въезжаем в  огромный склеп.  Џод нами  в лесу стоЯл
невообразимый   шум  от  бесчисленных,  незримых  водопадов,  а  вдалеке  не
переставаЯ кричали совы: "Љ нам иди, к нам иди!" ’ут мне показалось, что мой
возница, который, как  Я только теперь  заметил, не носил  формы и вообще не
был настоЯщим  кучером,  стал  .  боЯзливо  озиратьсЯ  и  погнал лошадей;  Я
высунулсЯ и увидал всадника, который выскочил из-за кустов, проехал вплотную
мимо нас по дороге  и тотчас  же исчез по  другую  сторону  в лесу. џ совсем
смутилсЯ, ибо, насколько Я мог различить при свете луны, на белом коне сидел
тот  самый  горбатый человечек, который  тогда  в гостинице старалсЯ клюнуть
менЯ своим орлиным носом. Ључер только головой покачал и громко засмеЯлсЯ на
безрассудную  езду,  потом обернулсЯ ко  мне,  стал  что-то много  и  быстро
говорить, чего Я, к сожалению, не понЯл, а затем покатил еще быстрее.
     џ обрадовалсЯ,  заметив издалека огонек. ‚скоре замелькали еще огоньки,
они становились все крупнее и Ярче, и наконец мы увидали  две-три закоптелые
хижины, которые  лепились на скалах,  подобно ласточкиным гнездам. Ќочь была
теплаЯ,  и  двери стоЯли настежь, так что видны были освещенные горницы и  в
них  какие-то оборванцы, сидевшие  у очага.  Њы подъехали к каменной  тропе,
ведущей на высокую гору. “щелье то порастало высокими деревьЯми и свисающими
кустарниками, то  сразу открывалось  небо и в глубине  спЯщие  горы,  леса и
долины, сомкнутые в  широкий круг. Ќа  вершине горы  в  лунном  сиЯнье стоЯл
большой старинный замок со множеством башен. "Ќу, слава богу!" -- воскликнул
Я и в душе повеселел, ожидаЯ, куда-то менЯ теперь доставЯт.
     Џрошло добрых  полчаса, прежде нежели мы достигли ворот замка. Ќад ними
высилась  широкаЯ,  круглаЯ башнЯ, сверху  почти  разрушеннаЯ.  Ључер трижды
щелкнул бичом, по  сводам  замка раздалось эхо, и целый рой вспугнутых галок
показалсЯ из оконниц и щелей и  с диким криком пронессЯ в воздухе. ‚след  за
тем карета с грохотом  въехала в  длинный, темный проезд за воротами. Љопыта
засверкали по камнЯм, залаЯл большой  пес, стук колес громом  отдавалсЯ  под
каменными сводами, галки продолжали кричать -- вот с каким неимоверным шумом
вкатили мы в узкий мощеный двор замка.
     "‡абавное пристанище!" --  подумал Я про себЯ, когда мы наконец  стали.
„верцу открыли снаружи, и долговЯзый старик, держа в руках небольшой фонарь,
угрюмо  поглЯдел на менЯ  из-под  нависших бровей. ‚след за тем он взЯл менЯ
под руку  и помог выйти из  кареты, совсем как знатному  барину.  Ќа  пороге
входной двери стоЯла  стараЯ, весьма безобразнаЯ женщина; на ней была чернаЯ
безрукавка и юбка, белый передник и черный чепец, ленты которого свешивались
до самого  носа. Ќа поЯсе у  нее  висела большаЯ свЯзка ключей, а в руке она
держала  старомодный  канделЯбр с двумЯ зажженными восковыми свечами. “видев
менЯ, она принЯлась низко приседать и  стала много говорить и расспрашивать.
џ ничего не понЯл из  того, что она говорила, и все только расшаркивалсЯ, но
должен сознатьсЯ, что мне стало жутко.
     ‘тарик  тем временем осветил фонарем карету со всех сторон и все ворчал
и покачивал  головой,  не  найдЯ ни сундуков, ни другой  поклажи.  Ључер, не
потребовав   с  менЯ  ничего  на  водку,  отвез  экипаж  в  старый  сарай  с
распахнутыми  воротами,  который  находилсЯ тут  же  в  стороне.  ‘таруха же
знаками весьма  учтиво пригласила  менЯ последовать за ней.  ЋсвещаЯ  дорогу
канделЯбром,  она  повела менЯ сперва  длинным  узким переходом, а  затем по
крутой  каменной лесенке. Љогда мы  проходили мимо кухни, две-три девушки  с
любопытством выглЯнули в полураскрытую дверь и принЯлись смотреть на менЯ во
все глаза,  перемигиваЯсь и перешептываЯсь между  собой,  как если  бы они в
жизни своей  не  видали  мужчины. Ќаконец  старуха отперла  наверху какую-то
дверь;  Я  остановилсЯ  пораженный: это была  громаднаЯ,  пышнаЯ  комната  с
прекрасными, золотыми украшениЯми на  потолке, на  стенах  висели  роскошные
гобелены  со всевозможными фигурами  и  цветами. Џосреди комнаты был  накрыт
стол с обильными Яствами -- тут стоЯло жаркое, пироги, салат, фрукты, вино и
конфеты, так что любо было глЯдеть на все это. Њежду окон от потолка до пола
висело зеркало небывалых размеров.
     „олжен  сознатьсЯ,  все  это  мне  пришлось  чрезвычайно  по  вкусу.  џ
потЯнулсЯ раза два и принЯлсЯ  медленно и важно  прохаживатьсЯ по комнате. џ
не  мог устоЯть, и мне захотелось посмотретьсЯ в такое громадное зеркало. Џо
правде  сказать, новое платье, подаренное  господином  ‹еонгардом, было  мне
очень  к  лицу,  в €талии у менЯ  поЯвилсЯ этакий огонь  в глазах, а во всем
прочем  Я был еще порЯдочный молокосос, таков, каким был дома,  только разве
на верхней губе показалсЯ пушок.
     ‘таруха  все  продолжала  шамкать  беззубым  ртом,  как  если   бы  она
пожевывала  собственный свисший нос.  ‡атем она усадила менЯ, погладила менЯ
костлЯвыми пальцами по подбородку,  назвала poverino /беднЯжка <i>(итал.)</i>/, так
плутовато взглЯнув на менЯ своими красными глазами, что у нее перекосило все
лицо, и наконец удалилась, сделав в дверЯх глубокий книксен.
     џ  сел за накрытый стол, и вскоре поЯвилась молодаЯ красиваЯ девушка --
прислуживать мне  за  ужином. џ завел с  ней любезный разговор,  но  она  не
понимала  и  все поглЯдывала  на  менЯ  искоса,  дивЯсь, что Я  ем  с  таким
аппетитом;  кушаньЯ, надо  сказать, были  очень вкусны.  Љогда Я  насытилсЯ,
служанка взЯла  со  стола свечу  и  проводила менЯ в  соседнюю комнату.  ’ам
находилась софа, небольшое зеркало и роскошнаЯ кровать под зеленым  шелковым
балдахином.  џ знаками спросил  девушку, могу ли Я  здесь лечь? Ћна кивнула:
"„а",-- однако это было невозможно, так как  служанка стоЯла возле менЯ, как
пригвожденнаЯ к месту.  Љончилось  тем, что Я принес из соседней комнаты еще
стакан  вина и  крикнул: "Felicissima  notte!" <i>/</i>‘покойной ночи!  <i>(итал.)/ --</i>
настолько  Я уже  знал  по-итальЯнски.  Ќо,  увидев, как Я  залпом опрокинул
стакан,  она вдруг  начала тихонько  хихикать,  густо  покраснела,  вышла  в
столовую и  заперла за  собой дверь. "Ќу, что тут  смешного? -- подумал Я  с
изумлением. -- Њне сдаетсЯ, в €талии все люди с ума спЯтили".
     џ все еще побаивалсЯ  кучера -- вот-вот он начнет  трубить. џ постоЯл у
окна, но на дворе все было тихо. "Џусть себе трубит", -- подумал Я, разделсЯ
и улегсЯ в роскошную постель. Њне казалось будто Я поплыл по молочной реке с
кисельными берегами.
     Џод  окнами, на дворе,  шумела  стараЯ липа,  порою галка взлетала  над
крышей, и наконец Я погрузилсЯ в блаженный сон.

        ѓ‹Ђ‚Ђ …‘’Ђџ

     Љогда  Я   проснулсЯ,  первые  утренние  лучи  уже  играли  на  зеленых
занавесЯх.  џ  хорошенько не  понимал,  где  Я,  собственно,  нахожусь.  Њне
казалось, будто Я все еще еду в карете и мне снитсЯ сон про замок, озаренный
луной, про старую ведьму и про ее бледную дочку.
     Ќаконец  Я  проворно  вскочил с постели и оделсЯ, продолжаЯ  оглЯдывать
комнату.  ’ут  только увидал Я  потайную дверцу, которой  совсем не приметил
накануне. Ћна была слегка притворена, Я открыл ее, и  взорам  моим предстала
опрЯтнаЯ горенка, в  которой на  рассвете  казалось весьма  уютно. Ќа  стуле
кое-как было брошено женское платье,  а рЯдом, на  постели,  лежала девушка,
прислуживавшаЯ  мне  вчера вечером.  Ћна мирно почивала,  положив голову  на
обнаженную  белую руку,  на которую  свешивались черные кудри. "…сли бы  она
знала, что дверь отперта", --  сказал Я про себЯ  и воротилсЯ в спальню,  не
забыв  тщательно запереть за собой, дабы девушка, проснувшись, не испугалась
бы и не застыдилась.
     Ќа  дворе все было тихо. Ќи звука.  ‹ишь раннЯЯ леснаЯ пташка  сидела у
моего окна на кусте, росшем в расселине стены, и распевала утреннюю песенку.
"Ќет,  --сказал  Я,--не воображай, пожалуйста, будто ты одна в  такой ранний
час  славишь  бога".  џ  живо  достал  скрипку, которую накануне  оставил на
столике, и вышел из комнаты. ‚ замке царила мертваЯ тишина,  и прошло немало
времени, пока Я выбралсЯ из темных переходов на волю.
     ‚ыйдЯ  из замка, Я очутилсЯ в  большом  саду, спускавшемсЯ террасами до
половины  горы.  Ќо  что  это  был  за сад!  Ђллеи поросли  высокой  травой,
затейливые  фигуры  из  букса  не  были  подстрижены,  и  длинные  носы  или
остроконечные шапки, в аршин  величиной, торчали, словно привидениЯ, так что
в  сумерках  их  можно  было