более решительно. Ќа  лысом  месте  не  оставалось  ни  одного  волоска.
’олстый офицер, замыкавший перспективу, нюхал табак в огромных количествах.
     ‚незапно послышались звуки труб. "‘мирно!" - скомандовали у пехотинцев.
Ћни направились к эшафоту и окружили его. „рагуны галопом помчались к  своим
ближним стоЯнкам. ѓильотина оказалась в центре леса ощетинившихсЯ  штыков  и
сверкающих сабель. Ќарод подалсЯ немного вперед, во фланг солдатам.  „линный
поток мужчин и мальчишек, сопровождавших процессию от самой тюрьмы, разлилсЯ
на открытом пространстве. ‹ысое место перестало быть различимым, слившись со
всем остальным. Џродавец сигар и пирожник отбросили на времЯ всЯкие  помыслы
о торговле и, отдавшись  полностью  удовольствию,  занЯли  хорошие  места  в
толпе. Џерспектива теперь замыкалась  отрЯдом  драгун.  ’олстый  офицер,  со
шпагой в руке, смотрел прЯмо перед собой, на  церковь,  котораЯ  была  видна
ему, но не толпе.
     Ќемного погодЯ, к эшафоту со  стороны  этой  церкви  подошло  несколько
монахов, а над их головами медленно поплыла увитаЯ черным фигура  •риста  на
кресте. …е обнесли вокруг эшафота и поставили перед ним,  повернув  лицом  к
осужденному, чтобы тот мог видеть его до последней минуты.
     …два распЯтие было установлено, как на помосте показалсЯ  осужденный  -
босой, со свЯзанными руками; ворот его рубахи был обрезан почти до плеч. ќто
был молодой человек двадцати шести лет, крепко и хорошо сложенный. ‹ицо  его
было бледно; у него были маленькие черные усики и темно-каштановые волосы.
     Ћн требовал, как передавали, последнего свиданиЯ с женой и  отказывалсЯ
от исповеди, пока не добилсЯ своего. Џришлось послать за  ней,  и  это  было
причиной задержки.
     Ћн тотчас же стал на колени, прЯмо под ножом  гильотины.  ‡атем  вложил
шею в отверстие, вырезанное длЯ  этого  на  поперечной  доске,  прикрываемой
сверху другой доской, как на позорном столбе; прЯмо  под  ним  был  подвешен
кожаный мешок, и туда мгновенно скатилась его голова.
     Џалач поднЯл ее за волосы и понес  вокруг  эшафота,  показываЯ  народу,
прежде чем глухой стук упавшего ножа дошел до моего сознаниЯ.
     Џосле того как голову обнесли вокруг эшафота, ее поднЯли на шесте перед
ним - небольшой черно-белый комок, на который будет глазеть улица и садитьсЯ
мухи. ѓлаза были обращены вверх, словно он старалсЯ не видеть кожаного мешка
и все времЯ  смотрел  на  распЯтие.  ‹ицо  было  матовым,  холодным,  белым,
восковым; все краски жизни сразу покинули его. ’аким же было и тело.
     Љрови было очень много. ЋтойдЯ  от  окна,  мы  приблизились  к  эшафоту
вплотную. „вое людей окатывали его водой; один из них, подходЯ  ко  второму,
чтобы помочь уложить труп в грубо сколоченный гроб, шел по  помосту,  словно
пробираЯсь по грЯзи. Џоражало исчезновение шеи. ѓолова была срезана у самого
основаниЯ, так что, казалось, еще  немного  -  и  нож  раздробил  бы  нижнюю
челюсть или отсек ухо; а у тела был такой вид, точно над плечами  решительно
ничего не осталось.
     Ќикто не был потрЯсен происшедшим, никто не был даже взволнован.  џ  не
заметил ни малейших проЯвлений отвращениЯ, жалости, негодованиЯ или  печали.
‚ толпе, у самого подножиЯ эшафота, пока тело  укладывали  в  гроб,  в  моих
пустых карманах несколько  раз  пошарили.  ќто  было  безобразное,  гнусное,
бессмысленное, тошнотворное зрелище, кроваваЯ бойнЯ - и ничего больше,  если
не считать минутного интереса к горемыке-актеру. „а! ‚от единственный  смысл
этого зрелища и единственное заключенное в нем предостережение. џ не  должен
забывать о нем. ‡авсегдатаи лотереи, устроившись в удобных местах, вели счет
каплЯм  крови,  падавшим  кое-где  с   эшафота,   чтобы   купить   билет   с
соответствующим номером. ‘прос на него бывает большой.
     ’ело было увезено на телеге, нож тщательно вытерт, помост  разобран,  и
все отвратительные  приспособлениЯ  убраны.  Џалач  -  человек,  ex  officio
поставленный вне закона (какаЯ сатира на то, что зоветсЯ возмездием!) и  под
страхом смерти не смеющий перейти  мост  св.  Ђрхангела  *,  кроме  как  длЯ
исполнениЯ своих обЯзанностей, - удалилсЯ в свою  берлогу,  и  представление
было окончено.

     ‘реди римских палаццо, в которых хранЯтсЯ художественные  собраниЯ,  на
первом  месте  стоит  ‚атикан  со  своими  сокровищами   искусства,   своими
грандиозными галереЯми, лестницами  и  бесконечными  анфиладами  огромнейших
зал. ‡десь - множество благородных изваЯний и чудесных картин, но тут  же  -
пусть это не покажетсЯ кощунством - и изрЯдное количество  хлама.  …сли  длЯ
любой древней статуи, вырытой из земли, в галерее неизменно находитсЯ место,
независимо от ее действительных достоинств, но исключительно потому, что она
древнЯЯ, и она находит сотни поклонников не почему-нибудь, а только  потому,
что она туда попала, в галереЯх всегда окажетсЯ немало вещей, плохих с точки
зрениЯ того, кто глЯдит на них своими глазами, хотЯ  мог  бы,  вместо  этого
грубого инструмента, надеть очки лицемериЯ и  прослыть  человеком  отменного
вкуса.
     Џризнаюсь откровенно, что Я не могу оставлЯть у входа  во  дворец  -  в
€талии или где бы то ни было - свое  естественное  восприЯтие  правдивого  и
естественного, как оставлЯл бы башмаки, если бы путешествовал по ‚остоку.  џ
не могу забыть, что существуют  определенные  выражениЯ  лица,  свойственные
определенным страстЯм, и  столь  же  неизменные,  как  львинаЯ  поступь  или
паренье орла; Я не могу отказатьсЯ от определенных, усвоенных мною  познаний
о нормальных пропорциЯх человеческих рук,  ног  и  голов;  и  когда  Я  вижу
произведениЯ, совершающие насилие над всем, что  известно  мне  по  опыту  и
воспоминаниЯм, то где бы они ни хранились, Я не  могу  искренне  восхищатьсЯ
ими и считаю, что лучше заЯвить об этом прЯмо, вопреки высокомудрому  совету
критиков: изображать восхищение, хоть мы и не всегда испытываем его.
     Џоэтому Я во всеуслышание заЯвлЯю, что, когда Я вижу дюжего  лодочника,
изображенного в виде херувима, или ломового Ѓэрклей  и  Џеркинса  *  в  виде
евангелиста, Я не понимаю, что тут хвалить и  чем  восхищатьсЯ,  как  бы  ни
прославлЯли написавшего их художника.  Ќе  питаю  Я  также  склонности  и  к
карикатурам на ангелов, играющих на скрипках или фаготах  в  назидание  Явно
пьЯным  монахам,  распростертым  на  земле;  или  к  св.  ‘ебастьЯну  и  св.
”ранциску, этим "м-сье ’онсонам" * каждой картинной галереи;  хотЯ  оба  они
обладают какими-то необычайными достоинствами, если судить  по  бесчисленным
копиЯм, сделанным с них итальЯнскими живописцами.
     Њне кажетсЯ также, что пылкие и неумеренные восторги, которым предаютсЯ
иные из критиков, несовместимы с правильною оценкой действительно великих  и
вечных творений. џ не могу представить себе, например, как рьЯный  поклонник
какой-нибудь незаслуженно славЯщейсЯ картины способен поднЯтьсЯ до пониманиЯ
пленительной красоты хранЯщегосЯ в ‚енеции великого полотна ’ициана "“спение
богородицы"; или как  человек,  по-настоЯщему  взволнованный  возвышенностью
этого произведениЯ или способный ощутить красоту великого полотна ’инторетто
"–арство блаженных", хранЯщегосЯ там же, может находить  в  "‘трашном  суде"
Њикеланджело в ‘икстинской  капелле  *  хоть  какую-нибудь  общую  идею  или
руководЯщую мысль, которые соответствовали  бы  этому  грандиозному  сюжету.
’от, кто, после созерцаниЯ шедевра ђафаэлЯ "Џреображение", перейдЯ в  другой
зал того же ‚атикана, увидит другую работу того же ђафаэлЯ, изображающую  (в
невероЯтно карикатурном виде) чудесное  прекращение  большого  пожара  папою
‹ьвом —етвертым, и заЯвит при этом, что  считает  обе  картины  гениальными,
тот, по-моему, не понимает либо первой картины, либо второй -  скорее  всего
той, котораЯ обладает подлинно высокими достоинствами.
     ‘омнениЯ - дело не трудное, но Я сильно сомневаюсь, всегда ли искусство
должно с такой неуклонностью соблюдать правила и так ли уж хорошо и  приЯтно
знать наперед, где эта  фигура  будет  повернута  так-то,  а  где  та  будет
уложена, а где драпировка будет обЯзательно в складках и  т.  д.,  и  т.  п.
Љогда в  итальЯнских  собраниЯх  живописи  Я  замечаю  на  хороших  картинах
недостойные их сюжета головы, Я не упрекаю в этом художника, ибо подозреваю,
что эти великие люди, которые поневоле во многом зависели от  свЯщенников  и
монахов, писали этих свЯщенников и  монахов,  пожалуй,  чересчур  часто.  €,
когда Я вижу на картинах подлинно  талантливых  головы,  недостойные  ни  их
сюжета, - ни живописца, Я неизменно обнаруживаю,  что  эти  головы  отмечены
печатью монастырЯ и что среди монастырских  обитателей  их  подобиЯ  обильно
представлены и поныне; и Я раз и навсегда решил длЯ себЯ, что в этих случаЯх
виноват не художник, а тщеславие  и  невежество  некоторых  его  заказчиков,
пожелавших стать во что бы то ни стало апостолами - хотЯ бы на полотне.
     €зысканное изЯщество и красота созданного  Љановой,  спокойное  величие
многих античных статуй как в Љапитолии *, так и в собрании ‚атикана, сила  и
вдохновенность многих других, при всем различии  этих  творений,  -  превыше
всЯких  похвал,  доступных   человеческой   речи.   Ћсобенно   чарующими   и
выразительными  кажутсЯ  они  рЯдом  с  работами  Ѓернини   и   его   школы,
изобилующими  в  римских  церквах,   начинаЯ   с   собора   св.   Џетра,   и
представлЯющими собою - Я  твердо  уверен  в  этом  -  самые  отвратительные
изделиЯ, какие только существуют на свете. Ќеизмеримо  большее  удовольствие
мне бы доставили  (как  произведениЯ  искусства)  три  божества  -  Џрошлое,
ЌастоЯщее, Ѓудущее -  китайской  коллекции  *,  чем  лучшие  из  этих  буйно
помешанных, у которых каждаЯ складка одежды вывернута наизнанку,  мельчайшаЯ
вена или артериЯ - толщиной в палец, волосы  похожи  на  клубок  шевелЯщихсЯ
змей, а позы затмевают своей нелепостью все остальное. ‚от почему Я  глубоко
убежден, что во всем мире не  найти  места,  где  было  бы  столько  уродов,
порожденных резцом ваЯтелЯ, сколько их собрано в ђиме.
     ‚ ‚атикане есть также коллекциЯ египетских древностей; потолки в залах,
где они выставлены, расписаны под звездное небо пустыни. ЏодобнаЯ идеЯ может
показатьсЯ причудливой, но это очень эффектно. “грюмые  чудовища  египетских
храмов -  полулюди,  полузвери  -  кажутсЯ  еще  угрюмее  и  чудовищнее  под
темно-синим небом; оно отбрасывает на все предметы  тусклые,  угрюмые  тени,
подчеркивающие их таинственность, и вы покидаете эти залы такими же,  какими
застали их, - погруженными в торжественную, тихую ночь.
     ‚ частных дворцах картины можно рассматривать с  наибольшим  удобством;
обычно в таких галереЯх их не так много, чтобы ваше внимание рассеивалось, а
глаз  утомлЯлсЯ.  ‚ы  обозреваете  их  не  торопЯсь,  и  вам  редко   мешают
посетители. ’ут хранЯтсЯ бесчисленные портреты работы ’ициана, ђембрандта  и
‚ан-„ейка, головы  кисти  ѓвидо,  „оминикино  и  Љарло  „ольчи;  картины  на
разнообразные сюжеты, писанные Љорреджо, Њурильо, ђафаэлем, ‘альватором ђоза
и ‘паньолетто, многие из которых трудно  превознести  сверх  меры  или  даже
оценить по достоинству - таковы их  нежность  и  изЯщество,  их  благороднаЯ
возвышенность, чистота и прелесть.
     Џортрет Ѓеатриче —енчи в палаццо Ѓарберини * - картина, забыть  которую
невозможно. ‘квозь чарующую красоту ее лица просвечивает  нечто  такое,  что
неотступно преследует менЯ. џ и сейчас вижу ее портрет так же отчетливо, как
вот эту бумагу или свое перо. Ќа голову свободно накинуто  белое  покрывало;
из-под складок его выбиваютсЯ прЯди волос. Ћна внезапно обернулась и смотрит
на вас, и в ее глазах,  хотЯ  они  очень  нежны  и  спокойны,  вы  замечаете
какое-то особое выражение, словно  она  только  что  пережила  и  преодолела
смертельный ужас или отчаЯние и в ней  осталось  лишь  упование  на  небеса,
прелестнаЯ печаль и смиреннаЯ земнаЯ беспомощность.  Џо  некоторым  версиЯм,
ѓвидо написал ее в ночь перед казнью; по другим - он писал по памЯти, увидев
ее на пути к эшафоту. Њне хочетсЯ верить, что он изобразил ее так,  как  она
повернулась к  нему,  отвратив  взор  от  рокового  топора,  и  этот  взглЯд
запечатлелсЯ в душе художника, а он в свою очередь запечатлел  его  в  моей,
словно Я стоЯл тогда в толпе рЯдом с  ним.  Џреступный  дворец  семьи  —енчи
медленно разрушаетсЯ, отравлЯЯ своим дыханием целый квартал; в его подъезде,
в темных, слепых глазницах окон, на мрачных  лестницах  и  в  коридорах  мне
чудилось все то же  лицо.  ‡десь,  на  картине  начертана  живаЯ  историЯ  -
начертана самой Џриродой на лице обреченной девушки. Ћдним этим штрихом  как
она возвышаетсЯ (вместо того чтобы  сближатьсЯ  ним)  над  ничтожным  миром,
притЯзающим на родство с нею по праву жалких подлогов!
     ‚ палаццо ‘пада Я видел статую ЏомпеЯ,  статую,  подножиЯ  которой  пал
–езарь. ‘уроваЯ, устрашающаЯ фигура! џ вообразил, что некогда она была  иной
-  тоньше  отделанной,  более  чеканной,  -  и  как  она  расплылась,  терЯЯ
отчетливость очертаний, в помутившихсЯ глазах того, кто истекал кровью у  ее
подножиЯ; а потом застыла, в своем теперешнем мрачном величии,  в  тот  миг,
когда ‘мерть коснулась его запрокинутого лица.
     Џрогулки в окрестностЯх ђима очаровательны, и были  бы  полны  интереса
из-за одних только видов дикой Љампаньи, которые все времЯ  сменЯютсЯ  перед
вами. ЉаждаЯ пЯдь здешней земли богата и природной красотой и  историческими
ассоциациЯми. ‚от Ђльбано с его  прелестным  озером,  лесистыми  берегами  и
вином, которое, надо сказать, не улучшилось со времени ѓорациЯ и в наши  дни
едва ли заслуживает его  панегирика.  ‚от  убогое  ’иволи,  где  река  Ђньо,
отведеннаЯ из своего русла, низвергаетсЯ с высоты восьмидесЯти футов,  чтобы
отыскать  его.  ‡десь  же,  прилепившись   на   высоком   утесе,   виднеетсЯ
живописнейший храм ‘ивиллы; * блестЯт и сверкают на солнце меньшие  водопады
и разевает темную пасть большаЯ пещера, куда река  совершает  свой  страшный
прыжок и бежит  дальше  под  низко  нависшими  скалами.  ‚от  вилла  д'ќсте,
заброшеннаЯ и разрушающаЯсЯ; окруженнаЯ печальными соснами и кипарисами, она
словно лежит на катафалке. ‚от ”раскатти, а  вверху  на  круче  -  развалины
’ускула, где жил и писал –ицерон, украшаЯ полюбившийсЯ ему дом (от  которого
и  сейчас  кое-что  сохранилось),  и  где  родилсЯ  Љатон.  Њы   осматривали
разрушенный амфитеатр ’ускула в серый,  пасмурный  день,  когда  дул  резкий
мартовский ветер, и раскиданные камни древнего  города  лежали  на  одиноком
холме, печальные и мертвые, как пепел давно погаснувшего костра.
     †елаЯ непременно пройтись по древней Ђппиевой дороге, давно заброшенной
и заросшей, мы  как-то,  маленькой  компанией  из  трех  человек,  совершили
пешеходную прогулку по ней до Ђльбано, в четырнадцати милЯх от ђима. ‚ыйдЯ в
половине восьмого утра, мы приблизительно через  час  оказались  в  открытой
Љампанье. –елых двенадцать миль  мы  пробирались  среди  сплошных  развалин,
карабкаЯсь по насыпЯм, грудам и  холмам  битого  камнЯ.  ѓробницы  и  храмы,
разрушенные  и  простертые  на  земле;  небольшие  обломки  колонн,  фризов,
фронтонов;  большие  глыбы  гранита  и  мрамора;  рухнувшие,  осыпающиесЯ  и
заросшие травой арки -  все  вокруг  нас  было  усеЯно  ими:  развалин  было
достаточно, чтобы построить из них порЯдочный город. €ногда мы  упирались  в
стенки, кое-как сложенные пастухами из этих  обломков;  иногда  преодолевали
рвы между двумЯ насыпЯми из разбитых камней; иногда эти обломки,  скатываЯсь
у нас из-под ног, затруднЯли наше продвижение. Ќо всюду были одни развалины.
Њестами древнЯЯ дорога была различима, местами скрыта под травЯным покровом,
точно в могиле, но всюду она шла среди развалин. ‚далеке шагали  по  равнине
своей исполинскою поступью  полуразвалившиесЯ  акведуки,  и  всЯкое  дыхание
долетавшего до  нас  ветерка  колыхало  ранние  цветы  и  траву,  росшие  на
бесконечных  развалинах.  Ќевидимые  жаворонки,   одни   только   нарушавшие
торжественную тишину, гнездились в развалинах; и завернутые в овчинные шкуры
угрюмые пастухи, хмуро глЯдевшие на нас из укрытий, в которых они  ночевали,
тоже были жителЯми развалин. ‚ид безлюдной Љампаньи там,  где  она  наиболее
плоскаЯ,  напомнил  мне  американскую  прерию;  но  что  значит  пустынность
местности, где никогда не жили  люди,  по  сравнению  с  той  пустынею,  где
оставило свои следы могучее, исчезнувшее с лица земли  племЯ;  где  гробницы
его покойников рассыпались в  прах,  как  сами  покойники,  и  где  разбитые
песочные часы ‚ремени - не более чем горсточка праха!
     Љогда на закате мы возвращались назад обычной дорогой и издали смотрели
на наш утренний путь, мне  показалось  (как  и  утром,  когда  Я  видел  его
впервые), что солнце в последний раз взошло над миром, лежащим в развалинах.
     ‚озвращение  в  ђим  лунною  ночью  после  подобной  прогулки  было  ее
достойным завершением. “зкие улицы без тротуаров, заваленные в каждом темном
углу кучами навоза и мусора,  своей  теснотой,  грЯзью  и  тьмой  составлЯют
резкий контраст с широкою площадью перед  каким-нибудь  горделивым  собором,
где в центре выситсЯ испещренный иероглифами обелиск, доставленный из …гипта
в дни императоров, и чуждый всему  окружающему,  или  древний  постамент,  с
которого сброшена чтимаЯ некогда статуЯ и который  служит  теперь  подножием
христианскому свЯтому - св. Џавлу вместо Њарка ЂврелиЯ или св. Џетру  вместо
’раЯна.
     ‚ысокие зданиЯ, сооруженные из камней ЉолизеЯ, словно  горы,  закрывают
собою луну; по местами сквозь обрушенные арки и пробоины  стен  лунный  свет
льетсЯ неудержимо, точно кровь из зиЯющей раны.  ‚от  целый  городок  жалких
лачуг, окруженных стеною и закрытыми на засовы воротами; это  -  квартал,  в
котором запирают на ночь евреев, как только часы пробьют восемь; это - густо
населенное, жалкое, зловонное место, но обитающие в нем люди  трудолюбивы  и
умеют зарабатывать деньги. ЏроходЯ днем по этим узким улицам, вы  видите  их
всех за работою; прЯмо на мостовой чаще, чем в темных и душных  лавках,  они
подновлЯют старое платье или торгуют.
     ‚ыбравшись из этих погруженных в непроглЯдную  тьму  трущоб,  вы  снова
попадаете в полосу лунного света,  и  фонтан  ’реви,  бьющий  сотнею  струй,
низвергаЯ их на искусственные скалы, кажетсЯ одинаково серебристым на глаз и
на слух. ‡а ним, в узкой, как  ущелье,  улочке,  у  лавки,  убранной  Яркими
лампами и золеными ветками, кучка угрюмых римлЯн собралась вокруг  дымЯщихсЯ
котлов с горЯчей похлебкой и вареной цветной капустой,  подносов  с  жареной
рыбой и больших бутылей вина. Љогда наша колЯска, постукиваЯ, делает  крутой
поворот, до  нас  доноситсЯ  какое-то  тЯжелое  громыхание.  Ључер  внезапно
останавливает лошадей и снимает шлЯпу; мимо нас медленно  проезжает  телега;
впереди идет человек, несущий в руках большой крест, факельщик и  свЯщенник;
последний поет на ходу молитвы. ќто - телега  мертвых  с  трупами  беднЯков,
совершающих последний путь к месту своего погребениЯ на  "‘вЯщенных  полЯх",
где их побросают в колодец, который этой же ночью  будет  заложен  камнем  и
запечатан на год.
     ЏроезжаЯ мимо обелисков или колонн,  древних  храмов,  театров,  домов,
портиков или форумов, вы бываете неизменно поражены тем, что  древние  руины
всюду, где только возможно, включены в современные зданиЯ и приспособлены  к
современным нуждам: как забор, жилье, амбар или  конюшнЯ,  -  словом,  нечто
такое, к чему они не были предназначены и  чем  могут  быть  лишь  с  грехом
пополам. Ќо еще больше вы бываете поражены, замечаЯ,  какаЯ  масса  остатков
древних мифологических представлений, пережитков преданий и обрЯдов вошла  в
местный культ христианских свЯтых и как религиЯ ложнаЯ  и  религиЯ  истиннаЯ
соединились в чудовищном, противоестественном сплаве.
     ‚ одном месте из  города  видна  приземистаЯ,  низкаЯ  пирамида  (место
погребениЯ  ѓаЯ  –естиЯ  *,  представлЯющаЯсЯ   в   лунном   сиЯнии   темным
треугольником. „лЯ английского путешественника она,  кроме  того,  указывает
путь к могиле елли, пепел которого похоронен невдалеке, в крошечном садике.
…ще ближе, почти в отбрасываемой ею тени,  покоитсЯ  прах  Љитса,  чье  "имЯ
начертано на воде", мЯгко светЯщейсЯ в пейзаже тихой итальЯнской ночи.

     ‘читаетсЯ, что ‘трастнаЯ неделЯ в ђиме очень интересна длЯ иностранцев;
но интересно лишь празднование ‘ветлого воскресеньЯ, и  Я  не  советовал  бы
тем, кто  едет  в  ђим  ради  его  осмотра,  приезжать  сюда  в  это  времЯ.
ђелигиозные церемонии большей частью в высшей степени скучны и  утомительны;
духота и давка на каждой из них - невыносимы; шум, гам и  сумЯтица  не  дают
вам сосредоточитьсЯ. Њы очень  скоро  отказались  от  этих  зрелищ  и  снова
принЯлись за развалины. Ќо мы все же окунулись  в  толпу,  чтобы  посмотреть
наиболее интересное, и то, что мы видели, Я постараюсь вам описать.
     ‚ среду в ‘икстинской капелле мы увидели весьма мало,  так  как  попали
туда (хоть и прибыли очень рано), когда теснЯщаЯсЯ толпа уже заполнила ее до
дверей и выливалась в соседний зал, где люди  толкались,  жали  друг  друга,
пререкались и устраивали невероЯтную давку, всЯкий раз,  когда  какаЯ-нибудь
дама терЯла сознание и ее  выносили,  словно  полсотни  людей  могли  занЯть
освободившеесЯ  после  нее  место.  Ќад  входом  в  капеллу  висела  тЯжелаЯ
драпировка, и человек двадцать, стоЯвших к ней ближе  всего,  горЯ  желанием
слушать Miserere *, то и дело подхватывали ее, мешаЯ друг другу,  чтобы  она
не опустилась  над  дверью  и  не  заглушила  голосов  хора.  ќто  повело  к
величайшей сумЯтице, и злосчастнаЯ драпировка начала обвиватьсЯ вокруг своих
неосмотрительных жертв, словно змеЯ. ’о в ней запуталась какаЯ-то дама, и ее
никак не могли  вызволить.  ’о  из  недр  ее  слышалсЯ  голос  задыхающегосЯ
джентльмена, умолЯвшего помочь ему выбратьсЯ. ’о в нее попалась пара чьих-то
рук, то ли женских, то ли мужских, рвавшихсЯ из нее, как из  мешка.  Ќаконец
напором толпы драпировку вынесло за двери, в капеллу, где она  распласталась
горизонтально, точно навес. ‘нова оказавшись на прежнем месте,  она  хватила
по  глазу  одного  из  папских  швейцарских  гвардейцев,  ЯвившихсЯ  навести
порЯдок.
     ‘идЯ поодаль, возле нескольких папских придворных, которые очень устали
и считали минуты - как, быть может, и сам его свЯтейшество папа, - мы скорее
располагали  возможностью  наблюдать  это  забавное  зрелище,  чем   слышать
Miserere. €ногда до нас доносилось печальное пение хора, звучавшее патетично
и скорбно, но оно замирало так же внезапно, как раздавалось - и это все, что
мы слышали.

     ‚ другой раз мы присутствовали в соборе св. Џетра, когда там показывали
реликвии. ќто происходило между шестью и семью вечера и  представлЯло  собою
эффектное ‡релище, так как собор был погружен во  тьму  и  казалсЯ  особенно
мрачным, и в нем была масса народу. ђеликвии, выносимые одна за другой тремЯ
свЯщенниками, выставлЯлись на большом балконе возле главного алтарЯ. ‚о всей
церкви это было единственное освещенное место. Џеред алтарем всегда теплЯтсЯ
сто двенадцать лампад и, кроме того, перед черной фигурой св.  Џетра  горели
две высокие свечи, но длЯ такого огромного зданиЯ это все равно что ничто.
     ‚ этом мраке - в том, как все лица обращались  к  балкону,  а  набожные
люди простирались ниц,  когда  над  ними  возносили  какой-нибудь  блестЯщий
предмет - картину или  зеркало,  -  было  нечто  впечатлЯющее,  несмотрЯ  на
нелепую манеру этого назидательного  показа  и  большею  высоту,  с  которой
показывают реликвии, что, казалось бы, лишает людей удовольствиЯ убедитьсЯ в
их подлинности.
     ‚ четверг мы отправились смотреть церемонию  перенесениЯ  папою  свЯтых
даров из ‘икстинской капеллы в Capella Paolina - другую  капеллу  в  том  же
‚атиканском дворце - церемонию, символизирующую положение во гроб  ‘пасителЯ
перед его воскресением. ‚месте с большою толпой (три четверти ее состоЯло из
англичан) мы около часа  ожидали  в  большой  галерее,  пока  в  ‘икстинской
капелле хор пел Miserere. Ћбе капеллы выходЯт в одну галерею, и всЯкий  раз,
когда случайно отворЯлась и затворЯлась дверь той капеллы, куда  должен  был
направитьсЯ папа, это привлекало к себе внимание всех собравшихсЯ.  ‡а  этой
дверью не  было  видно,  однако,  ничего  более  интересного,  чем  человек,
стоЯвший на лестнице и зажигавший свечи, которых тут было великое множество:
но достаточно было  двери  хоть  чуточку  приоткрытьсЯ,  как  все  бросались
взглЯнуть на этого человека и его лестницу, что напоминало атаку  британской
тЯжелой кавалерии  при  ‚атерлоо.  ‚прочем,  ни  человека,  ни  лестницы  не
опрокинули, хотЯ последнЯЯ и проделывала самые  невероЯтные  пируэты,  когда
человек, окончив зажигать свечи, проносил ее среди толпы и  затем  прислонил
весьма непочтительным образом к стене галереи за миг до того. как отворилась
дверь ‘икстинской капеллы и новое песнопение возвестило  о  приближении  его
свЯтейшества папы. ‚ этот решительный момент  папские  гвардейцы,  теснившие
толпу во всех направлениЯх, выстроились по обе стороны галереи  и  между  их
рЯдами двинулась торжественнаЯ процессиЯ.
     ‚переди шло несколько певчих, за ними - множество свЯщенников,  которые
шли по двое; те, что были покрасивее, несли зажженные свечи  так,  чтобы  их
лица были выгодно освещены, ибо помещение было темным. Љто не был  красив  и
не обладал длинною  бородой,  нес  свою  свечу  как  придетсЯ  и  предавалсЯ
благочестивым размышлениЯм. Џение было очень однообразным и невыразительным.
ЏроцессиЯ медленно  входила  в  капеллу,  и  гул  голосов  то  удалЯлсЯ,  то
приближалсЯ, пока не поЯвилсЯ сам  папа,  шествовавший  под  белым  атласным
балдахином, держа в обеих руках прикрытые свЯтые дары: вокруг пего теснились
кардиналы и каноники, и это было  блестЯщее  зрелище.  ѓвардейцы  преклонили
колени, и все стоЯвшие по пути его следованиЯ  отвешивали  поклоны;  так  он
прошел в капеллу; у ее дверей белый атласный балдахин опустили, и над бедною
старою  головой  раскрылсЯ  белый  атласный  зонтик.  …ще   несколько   пар,
замыкавших шествие, также прошли в капеллу. ‡атем дверь капеллы закрылась, и
все было окончено, и каждый ринулсЯ смотреть что-то еще, словно это было длЯ
него вопросом жизни и смерти, а потом  уверЯть,  будто  и  смотреть  было  в
сущности нечего.
     Џолагаю, что наиболее популЯрное  и  наиболее  привлекательное  зрелище
(кроме обрЯдов ‘ветлого воскресеньЯ и понедельника, на  которые  допускаютсЯ
люди  всех  состоЯний)  это  -  омовение  папою  ног   тринадцати   человек,
изображающих двенадцать апостолов и €уду €скариота.  Њесто,  где  происходит
эта благочестиваЯ церемониЯ, - один из приделов собора  св.  Џетра,  который
бывает по этому случаю парадно украшен. ‚се  тринадцать  восседают  "в  один
рЯд" на очень высокой скамье и чувствуют себЯ крайне неловко  под  взглЯдами
несметного количества англичан, французов, американцев, швейцарцев,  немцев,
русских, шведов, норвежцев и иных иностранцев, которые не сводЯт с них глаз.
‚се тринадцать одеты в белое; головы их увенчивают туго накрахмаленные белые
шапочки, похожие на широкие английские кружки длЯ  портера,  но  только  без
ручки. Љаждый держит в руке букет размерами с добрый кочан цветной  капусты,
а на двоих были в тот день очки - что, длЯ исполнЯемых ролей, было несколько
комичным добавлением к их одеЯнию. ‚прочем,  роли  были  распределены  очень
обдуманно. ‘вЯтой €оанн был представлен красивым молодым  человеком,  свЯтой
Џетр - суровым пожилым джентльменом с вьющейсЯ каштановой  бородой,  а  Џуда
€скариот - таким законченным лицемером (хотЯ Я не смог разобратьсЯ, было  ли
выражение его лица подлинным или наигранным), что, если бы он вошел  в  свою
роль настолько. чтобы довести ее до конца и удавитьсЯ, никто бы об  ќтом  не
пожалел.
     Џоскольку  две  вместительных  ложи,  предназначенные  длЯ  дам,   были
переполнены и добратьсЯ до  них  было  делом  безнадежным,  мы  примкнули  к
большой толпе, торопившейсЯ не опоздать к трапезе,  во  времЯ  которой  папа
лично прислуживает тринадцати; после отчаЯнной битвы на лестнице ‚атикана  и
нескольких  столкновений  с  швейцарскою  гвардией,  всЯ  толпа  хлынула   в
помещение, где происходит эта часть  церемонии.  ’о  была  длиннаЯ  галереЯ,
увешаннаЯ белыми и красными драпировками, с еще  одной  вместительной  ложей
длЯ дам (которые обЯзаны в этих  случаЯх  облачатьсЯ  в  черное  и  надевать
черный вуаль), ложей длЯ королЯ Ќеаполитанского и его приближенных  и  самым
столом; накрытый как длЯ  бальною  ужина  и  украшенный  золотыми  фигурками
настоЯщих апостолов, он был установлен на помосте у одной из  стен  галереи.
Џриборы поддельных апостолов были разложены на той стороне стола, что  ближе
к стене, чтобы можно было глазеть на них вполне беспрепЯтственно.
     ЃольшаЯ часть галереи была заполнена мужчинами  -  иностранцами;  толпа
была огромнаЯ, духота страшнаЯ, давка порой просто  невыносимаЯ.  Ћна  стала
окончательно нестерпимой, когда сюда влилсЯ поток тех, кто присутствовал при
омовении ног, и тогда послышались такие выкрики, что на подмогу  швейцарским
гвардейцам спешно ЯвилсЯ отрЯд пьемонтских драгун, который и помог успокоить
разыгравшиесЯ страсти.
     ‘ особым ожесточением боролись за места дамы. Ћдну знакомую  мне  даму,
сидевшую в дамской ложе, схватила за талию и столкнула с места некаЯ матрона
могучего телосложениЯ; другаЯ дама (в заднем рЯду той же ложи) пробилась  на
лучшее место, втыкаЯ большую булавку в спины дам, стоЯвших впереди.
     Њужчины вокруг менЯ жаждали рассмотреть, чем был уставлен стол, и  один
англичанин пустил в ход всю присущую ему от природы энергию, чтобы выЯснить,
была ли там горчица. џ слышал, как, простоЯв бесконечно долго на цыпочках  и
вытерпев при этом множество сыпавшихсЯ со всех сторон толчков и  ударов,  он
сказал приЯтелю: "ЉлЯнусь ћпитером, уксус там есть!  €  оливковое  масло!  џ
вижу их Ясно, они в графинчиках. Ќе может ли кто-нибудь из  стоЯщих  поближе
посмотреть, есть ли на столе и горчица? ‘эр, вы менЯ чрезвычайно обЯжете! Ќе
видите ли вы банки с горчицей?"
     Ђпостолы  и  €уда,  после  долгого  ожиданиЯ  поЯвившиесЯ  на  помосте,
прошествовали перед столом цепочкой с Џетром во главе; публика успела хорошо
рассмотреть  каждого,  пока  они  усердно  нюхали  свои  букеты,   а   €уда,
подчеркнуто шевелЯ губами, читал про себЯ молитву. ‡атем, облаченный в  алую
мантию, с белой атласной ермолкой на голове, в окружении кардиналов и других
церковных сановников, поЯвилсЯ папа; взЯв небольшой ‡олотой кувшин, он полил
из него водой на одну руку Џетра; при этом один из помощников держал золотой
таз, другой - тонкое полотенце, а третий - букет Џетра, отобранный у него на
времЯ этой процедуры. ’о же самое папа с изрЯдной  поспешностью  проделал  с
каждым, стоЯвшим в рЯду (Я заметил, что  €уда  был  особенно  сконфужен  его
снисходительностью), а затем все тринадцать сели  за  стол.  Њолитву  прочел
папа. Џредседательское место занимал Џетр.
     “ них было белое и  красное  вино,  и  обед,  кажетсЯ,  был  на  славу.
Џеремены подавались порциЯми, каждому апостолу отдельно. Љардиналы, стоЯ  на
коленЯх, передавали  их  папе,  который  собственноручно  оделЯл  тринадцать
обедавших. 3а столом €уда окончательно  струсил;  как  он  томилсЯ,  склонив
голову набок и совершенно потерЯв аппетит, не поддастсЯ  никакому  описанию.
Џетр  был  славным,  здравомыслЯщим  стариком  и   решил,   как   говоритсЯ,
"воспользоватьсЯ"; он ел все, что подавали (а ему доставалось самое  лучшее,
так как он был первым в  рЯду),  и  не  произнес  ни  слова.  ЉушаньЯ  были,
кажетсЯ, главным образом рыбные и овощные. Џапа  угощал  обедавших  также  и
вином; и кто-то все времЯ читал что-то вслух по большой книге,  -  очевидно,
библии - чего никто не слышал  и  на  что  никто  не  обращал  ни  малейшего
вниманиЯ. Љардиналы и прочие  прислуживавшие  за  столом  времЯ  от  времени
обменивались взглЯдами и улыбками, словно все это было фарсом; и если они  и
впрЯмь думали так, они были бесспорно  правы.  …го  свЯтейшество  проделывал
все, что полагалось, как разумный человек, выполнЯющий скучный обрЯд, и  был
Явно доволен, когда он окончилсЯ.
     ‚есьма занимательны были также ужины длЯ паломников, во  времЯ  которых
знатные господа и дамы  прислуживали  паломникам  в  знак  самоуничижениЯ  и
вытирали им ноги, предварительно тщательно вымытые их заместителЯми.  Ќо  из
всех зрелищ подобного рода, основанных на опасном доверии к внешним обрЯдам,
которые сами по себе - лишь пустые формы,  ни  одно  не  поразило  менЯ  так
сильно, как Sсala Santa {‘вЯщеннаЯ лестница (итал).}' Я видел  ее  несколько
раз и однажды, к счастью или к несчастью, в ‘трастную пЯтницу.
     ќта ‘вЯщеннаЯ лестница в двадцать восемь  ступеней  находилась  в  доме
Џилата, и по этим самым ступенЯм ‘паситель сошел после судилища.  Ѓогомольны
взбираютсЯ по ней исключительно на коленЯх; она очень крутаЯ; над  нею  есть
небольшаЯ часовнЯ, полнаЯ,  как  говорЯт,  всевозможных  реликвий;  заглЯнув
внутрь этой часовни  через  забранное  железной  решеткой  окно,  богомольны
спускаютсЯ по одной из боковых лестниц, которые уже не свЯщенны и по которым
можно ступать обычным человеческим способом.
     ‚ ‘трастную пЯтницу здесь, по самым скромным  подсчетам,  было  до  ста
человек, одновременно взбиравшихсЯ по лестнице; другие, которые  еще  только
собирались восходить, или только что спустились, или  хотели  проделать  это
вторично, стоЯли внизу у входа,  где  некий  старик,  выглЯдываЯ  из  будки.
непрерывно гремел жестЯной кружкой с  прорезанной  в  ней  щелью,  напоминаЯ
всем, что он собирает деньги. Ѓольшинство состоЯло из  деревенских  жителей,
мужчин  и  женщин.  Ѓыло   тут   еще   не   то   четверо,   не   то   пЯтеро
свЯщенников-иезуитов и  с  полдюжины  нарЯдно  одетых  женщин.  –елаЯ  школа
мальчишек, не меньше двадцати человек, была  уже  на  середине  лестницы  и,
видимо, они получали большое удовольствие. Њальчишки сбились в  кучу,  тесно
прижимаЯсь друг к дружке, но все прочие старались держатьсЯ от мальчишек  по
возможности дальше, так как они позволЯли себе неосторожные движениЯ ногами,
обутыми в сапоги.
     ‡а всю мою жизнь не видел Я более смешного и  одновременно  неприЯтного
зрелища; смешного - потому  что  оно  неотделимо  от  разного  рода  нелепых
происшествий;  неприЯтною  -  потому  что  это   бессмысленное,   ничем   не
оправданное унижение человека.  Ќа  довольно  широкую  площадку  у  подножиЯ
лестницы ведут две ступени. Ќаиболее ревностные из богомольцев проходили  на
коленЯх не  только  лестницу,  но  и  эту  площадку;  и  позы,  которые  они
принимали, передвигаЯсь ползком  по  ровной  поверхности,  описать  поистине
невозможно. Ќадо было видеть, как они выжидали у входа,  чтобы  на  лестнице
освободилось местечко поближе к стенке. €ли как  некий  мужчина  с  зонтиком
(взЯтым, очевидно, длЯ этой цели, ибо погода стоЯла прекраснаЯ) опиралсЯ  на
него, в нарушение правил, когда полз наверх.  €ли  как  степеннаЯ  дама  лет
пЯтидесЯти пЯти то и дело оборачивалась, чтобы убедитьсЯ, не видны ли из-под
платьЯ ее ноги.
     Ќе менее занЯтным  было  различие  в  скорости  продвижениЯ.  Ќекоторые
поднимались с такой быстротой, точно заключили пари покончить с этим делом в
определенное  времЯ;  другие  останавливались  на  каждой   ступени,   чтобы
прочитать молитву. Ћдин прикасалсЯ лбом  к  каждой  ступени  и  целовал  ее,
другой все времЯ чесал в голове. Њальчики поднЯлись  блистательно  и  успели
уже спуститьсЯ, прежде чем стараЯ дама одолела  полдюжины  первых  ступеней.
Ѓольшинство кающихсЯ  спускалось  вниз  очень  бодро  и  оживленно,  как  бы
чувствуЯ, что они совершили что-то  важное,  способное  уравновесить  немало
грехов. €, будьте уверены, старик в будке, со  своей  жестЯной  кружкой,  не
пропускал их мимо, пока они были в столь возвышенном расположении духа.
     ‘ловно этот подъем сам по себе  не  был  занЯтием  в  достаточной  мере
нелепым, на верху лестницы возвышалось деревЯнное распЯтие, установленное на
чем-то вроде большого железного блюда; это распЯтие было до  того  шатким  и
неустойчивым, что всЯкий  раз,  когда  какой-нибудь  восторженный  богомолец
прикладывалсЯ к нему с особым энтузиазмом и бросал на блюдо монету с  особой
готовностью (ибо оно выполнЯло обЯзанность дополнительной денежной  кружки),
распЯтие вздрагивало и громыхало  и  едва  не  опрокидывало  стоЯвшую  рЯдом
лампаду, что отчаЯнно пугало людей на лестнице  и  приводило  в  невыразимое
смущение виновника происшедшего.

     ‚ ‘ветлое воскресенье, как и  в  ‚еликий  четверг,  папа  благословлЯет
народ с балкона собора св. Џетра. ‚ то ‘ветлое воскресенье, о котором Я хочу
рассказать, стоЯл Ясный день, и небо  было  Ярко-синее,  такое  безоблачное,
такое безмЯтежное, такое Ясное, что заставило тотчас забыть о дурной  погоде
последнего времени. Ѓлагословение в ‚еликий четверг Я наблюдал  под  дождем,
барабанившим по сотнЯм зонтиков, и всЯ сотнЯ  римских  фонтанов  -  и  каких
фонтанов! - не вспыхивала ни одной искоркой, а в  это  воскресное  утро  они
струились алмазами.  Ѓесконечные  убогие  улицы,  по  которым  мы  проезжали
(вынужденные отрЯдами папских драгун, выполнЯющих в  подобных  случаЯх  роль
полиции, двигатьсЯ определенным путем), так пестрели  Яркими  красками,  что
ничто на них не могло иметь жалкого или поблекшего вида. Џростой народ надел
свое лучшее платье, кто побогаче - ехал в  щеголеватых  колЯсках,  кардиналы
мчались к церкви Ѓедных ђыбарей в парадных каретах; потрепанное  великолепие
выставлЯло напоказ изношенные ливреи и потускневшие треуголки, и все экипажи
в ђиме были нанЯты, чтобы везти седоков на большую площадь св. Џетра.
     ‘обралось по меньшей мере  полтораста  тысЯч  человек,  но  здесь  всем
хватало места. ‘колько съехалось экипажей, мне  неизвестно,  но  и  длЯ  них
нашлось место, и притом в избытке. ирокие ступени  у  входа  в  собор  были
усеЯны густою толпой. Ќа этой  стороне  площади  собралось  много  contadini
{ЉрестьЯне (итал ).} из Ђльбано, питающих особое пристрастие к  красному,  и
смешение Ярких красок в толпе выглЯдело на редкость красиво. ‚низу  лестницы
выстроились солдаты. Ќа этой величественной площади они  казались  цветочной
клумбой.  “грюмые  римлЯне,  бойкие  крестьЯне   из   окрестностей,   группы
паломников из отдаленных  частей  €талии,  иностранные  туристы  всех  наций
жужжали на вольном воздухе, как рои бесчисленных  насекомых;  а  высоко  над
ними, плескаЯсь, кипЯ и играЯ на солнце всеми цветами радуги,  два  чудесных
фонтана щедро вскидывали и низвергали потоки поды.
     ‘ балкона свисало что-то похожее на Яркий ковер, а  большое  окно  было
украшено с обеих сторон малиновой драпировкой.  Ќад  балконом  был  растЯнут
навес, чтобы укрыть старика папу от лучей знойного солнца. ЃлизилсЯ полдень,
и все глаза устремились на это окно. ‚  положенное  "времЯ  к  краю  балкона
поднесли кресло, а за ним - два  гигантских  опахала  из  павлиньих  перьев.
ЊаленькаЯ фигурка (балкон расположен на очень большой  высоте),  сидевшаЯ  в
кресле, поднЯлась во весь рост  и  простерла  над  толпой  крошечные  ручки;
мужчины на площади снЯли при этом шлЯпы, некоторые,  но  никоим  образом  не
большинство, преклонили колени. € тотчас же пушки  с  укреплений  замка  св.
Ђнгела  возвестили,  что  благословение  состоЯлось;   затрещали   барабаны,
послышались звук фанфар и  лЯзг  оружиЯ,  и  несметнаЯ  толпа  под  балконом
зашевелилась, разделЯЯсь на кучки и растекаЯсь ручейками,  как  разноцветный
песок.
     ‚ какой ослепительный полдень мы возвращались назад! ’ибр  был  уже  не
желтым, а синим. ‘тарые мосты покрылись румЯнцем, и от  этого  помолодели  и
посвежели.  Џантеон   с   его   величественным   фасадом,   облупившимсЯ   и
изборожденным морщинами, как лицо старика, был залит потоками летнего света,
игравшими на его израненных временем стеках. ‚сЯкаЯ  грЯзнаЯ  и  заброшеннаЯ
лачуга ‚ечного ѓорода (призываю в свидетели любой мрачный старый дворец,  до
чего грЯзен и нищ  его  плебейский  сосед,  раз  времЯ  не  пощадило  и  его
патрицианскую голову!) казалась новой и свежей в лучах солнца.
     „аже тюрьма на людной улице - в толчее экипажей  и  пешеходов  -  и  та
ощущала в какой-то мере великолепие этого днЯ, заглЯдывавшею  в  нее  сквозь
щели и трещины; и несчастные узники, которые из-за частых оконных решеток не
могли повернуть лицо к солнцу, прильнули к ржавым прутьЯм, высовывали наружу
руки и поворачивали их,  ладонЯми  вниз,  к  разлившемусЯ  уличному  потоку,
словно это был веселый огонь н он мог уделить им частичку своего тепла.
     Ќаступила ночь без единого облачка, от  которого  могло  бы  померкнуть
сиЯние полной луны - и какаЯ не  забываемаЯ  картина  предстала  пред  нами,
когда мы увидели споил заполненною Ѓольшую соборную площадь и  самый  собор,
освещенный,   от   креста   до   земли,   несметным   количеством   фонарей,
обрисовывавших его очертаниЯ и мерцавших и светившихсЯ по всей колоннаде  на
площади. Љаково  было  наше  восхищение,  радость,  восторг,  когда  большой
колокол пробил половину восьмого, и тотчас  же  с  вершины  купола  к  самой
верхушке креста взметнулось большое Ярко-красное  пламЯ,  а  вслед  за  этим
сигналом на всей колоссальной  церкви  вспыхнули  бесчисленные  и  столь  же
ослепительные красные  огни,