итать и секунд, а наш  домовой  уже
вскочил,  сверкаЯ  глазами,  вмиг  оказалсЯ  посредине  зала  и,  размахиваЯ
смуглыми руками, показывал, как вертелось  страшное  колесо.  "‚от  как  оно
вертелось! ' " - кричит домовой. ’ук, тук тук! Ќепрерывно действуют  тЯжелые
молоты.  ’ук,  тук,  тук!  Ћни  обрушиваютсЯ  на  руки  и  ноги  страдальца.
"‚зглЯните на это каменное корыто! - выкрикивает она.  -  ќто  длЯ  -  пыток
водой!"  ‹ейсЯ,  журчи,  раздувай,  рви  тело  мученика  во   славу   нашего
искупителЯ! ‘оси, еретик, кровавую трЯпку! ‘  каждым  своим  вздохом  давись
кровавою жижей, всасывай ее  в  свое  поганое  тело!  €  когда,  пропитаннаЯ
сокровенными соками образа и подобиЯ божьего, она будет, наконец,  извлечена
палачом изо рта твоего, признай  нас  избранными  слугами  господа,  глубоко
чтЯщими Ќагорную проповедь, верными учениками того, кто творил  одни  только
чудеса исцелениЯ, кто  никогда  не  поражал  человека  параличом,  слепотой,
глухотой, немотой, безумием  или  каким-либо  другим  бичом  человечества  и
протЯгивал свою благословенную руку только  затем,  чтобы  подать  помощь  и
облегчение.
     ‘мотрите, кричит наш домовой, смотрите, здесь был горн. ‡десь раскалЯли
щипцы. ‚ эти углублениЯ вставлЯлсЯ заостренный на концах  шест,  к  которому
подвЯзывали пытаемых, и они корчились на весу у потолка. "Ђ  приходилось  ли
monsieur, - шепчет мне на ухо домовой, - слышать об этой  башне?  „а?  ’огда
пусть monsieur взглЯнет вниз!"
     ‘труЯ холодного воздуха, несущаЯ с собой запах сырой земли,  ударЯет  в
лицо monsieur, ибо домовой успел, уже обращаЯсь к нему с  вопросом,  открыть
дверцу люка в стене. Monsieur заглЯдывает в него. Ћн смотрит  вниз,  смотрит
вверх, видит основание и вершину круто вздымающейсЯ, темной, высокой  башни.
Џалач инквизиции, сообщает между тем домовой, тоже высовываЯсь в люк, бросал
туда тех, кто не  выдерживал  пытки.  "‚идите,  monsieur,  темные  пЯтна  на
стене?" „остаточно оглЯнутьсЯ на домового, чтобы по направлению ее  горЯщего
взглЯда найти эти пЯтна - даже без помощи  указующего  ключа.  "—то  же  это
такое?" - "Љровь!"
     ‚ октЯбре 1791 года, в наиболее бурный длЯ Ђвиньона  момент  революции,
тут было убито шестьдесЯт человек-мужчин и женщин ("€ свЯщенников, - говорит
наш домовой, - да, да, свЯщенников!"). Њертвых и умирающих сбросили  в  этот
ужасный колодец и засыпали негашеною известью.  ‘трашные  улики  этой  резни
вскоре бесследно исчезли. Ќо пока хоть  один  камень  крепкого  зданиЯ,  где
свершилось это черное дело, покоитсЯ на другом,  воспоминание  о  несчастных
будет жить в памЯти  человеческой  с  такой  же  отчетливостью,  с  какою  и
посейчас еще видны на стене брызги их крови.
     Ќе было ли предусмотрено великим планом ‚озмездиЯ, чтобы эта жестокость
была совершена именно здесь;  чтобы  злодеЯниЯ  и  чудовищные  установлениЯ,
посредством которых на протЯжении стольких лет тщились изменить человеческую
природу, именно здесь  сослужили  свою  последнюю  службу,  соблазнив  людей
готовыми способами удовлетворениЯ их звериной  Ярости;  чтобы  именно  здесь
люди смогли проЯвить себЯ в разгар своего безумиЯ  нисколько  не  хуже,  чем
величественное, мрачное и законное учреждение на вершине своего  могущества?
Ќисколько не  хуже!  Ќапротив,  неизмеримо  лучше!  Ћни  использовали  Ѓашню
‡абытых во имЯ ‘вободы, как они  ее  понимали,  то  есть  земного  созданиЯ,
взращенного в грЯзи казематов и рвов Ѓастилии и невольно изобличающего  свое
низкое происхождение, - а ведь €нквизициЯ пользовалась тою же башней во  имЯ
неба.
     Џалец домового вновь  поднЯт  вверх,  и  она,  все  так  же  крадучись,
проходит в часовню свЯтой инквизиции. ’ам она  останавливаетсЯ  у  одной  из
плит, которыми выложен пол. ќто - главный номер ее программы. Ћна ждет, пока
все  окажутсЯ  в  сборе.  Ћна  мечет  на  Ѓравого  курьера,  который  что-то
объЯснЯет, испепелЯющий взглЯд;  она  звонко  ударЯет  его  по  шлЯпе  самым
большим из своих ключей и призывает его к молчанию. Ћна собирает нас  вокруг
небольшого люка в полу, и мы  стоим  там,  как  над  могилой.  "Voila"  {‚от
(франц.).}. Ћна с быстротой молнии склонЯетсЯ над  кольцом,  укрепленным  на
дверце,  и,  взЯвшись  за  него  со  всей  энергией  домового,  с   грохотом
распахивает ее, хоть она и немало весит: "Voila les  oubliettes'  Voila  les
oubliettes"!  {‚от!..  ‚от   темницы   пожизненно   заключенных!   (франц.)}
Џодземные!  †уткие!  ’емные!  ‘трашные!  Ќеумолимые!   Les   oubliettes   de
l'inquisition! {‚от темницы судилища инквизиции! (франц.)}
     Љровь застыла у менЯ в жилах, когда, отведЯ глаза от нашего домового, Я
заглЯнул вниз, под своды, где забытые люди, мучимые воспоминаниЯми о внешнем
мире - о женах, детЯх, братьЯх, друзьЯх, - умирали голодною  смертью  и  где
только камни отзывались на их безнадежные  стоны.  Ќо  волнение,  которое  Я
ощутил, глЯдЯ на проклЯтую стену - обрушенную и проломанную - и на солнечный
свет, проникавший в ее разверстые раны, было радостным волнением победителЯ.
џ радовалсЯ и гордилсЯ, что живу в наши измельчавшие времена и  могу  видеть
все это. џ чувствовал себЯ как герой, свершивший великий  подвиг.  ‘олнечный
свет под скорбными сводами был символом света, озарившего  и  разоблачившего
всЯческие преследованиЯ во имЯ господне, но  все  еще  не  достигшего  своей
полуденной  силы.  „аже  слепцу,  только  что  прозревшему,  он  не  мог  бы
показатьсЯ прекраснее, чем он  кажетсЯ  путешественнику,  видЯщему,  как  он
спокойно и величаво рассеивает мрак этого адского колодца.

       €з Ђвиньона в ѓеную

     Џоказав нам темницы, домовой в юбке почувствовал, что ее  главный  coup
{“дар (франц.).} нанесен. Ћна отпустила упавшую с грохотом дверцу и стала на
ней, уперев руки в бока и громко сопЯ.
     Џо окончании осмотра дворца, желаЯ купить у нее краткую историю зданиЯ,
Я прошел вместе с ней до ее жилища, расположенного в  проезде  под  внешними
воротами  крепости.  …е  кабачок  -  темное,  низкое  помещение,  освещенное
маленькими оконцами, пробитыми в толстой стене;  царивший  в  нем  полумрак;
очаг, похожий на кузнечный горн, стойка, уставленнаЯ бутылками, графинами  и
стаканами; домашнЯЯ утварь и одежда,  развешанные  по  стенам,  а  у  дверей
степеннаЯ женщина с вЯзаньем - то-то, надо полагать, беспокойно ей живетсЯ с
нашим домовым, - все было как на картине Ћстаде *.
     џ обошел здание снаружи, все еще пребываЯ как во сне, но вместе с тем с
радостью чувствуЯ, что страшный сон окончилсЯ, - и уверенность  в  этом  мне
внушил солнечный свет под сводами. ЌевиданнаЯ толщина  и  головокружительнаЯ
высота  стен,  невероЯтнаЯ   прочность   и   массивность   башен,   огромнаЯ
протЯженность зданиЯ, его гигантские размеры, его мрачный облик и варварскаЯ
ассиметричность поражают и устрашают. ‚споминаЯ, чем только оно  не  было  в
старину:  неприступной  крепостью,  роскошным  дворцом,   ужасной   тюрьмой,
застенком и судилищем инквизиции - в одно и то же  времЯ  домом  празднеств,
битвы, молитв и пыток, - проникаешьсЯ мучительным интересом к каждому камню,
из которых сложена эта громада, и  начинаешь  по-новому  объЯснЯть  себе  ее
несуразность. ‚прочем, и тогда и значительно позже Я думал только о  солнце,
проникшем в его подземельЯ. ‚ том, что  дворец  превращен  в  жилище  шумных
солдат, что под сводами его раздаетсЯ их грубаЯ речь и привычнаЯ брань, а на
его грЯзных окнах вывешена длЯ просушки их  одежда,  -  во  всем  этом  было
некоторое умаление его былого величиЯ, но также и нечто радовавшее душу.  Ќо
дневной свет в его каменных клетках, Ясное небо над его застенками - вот где
подлинное его поражение и унижение. …сли 6 Я увидел его объЯтым  пожаром  от
рвов до зубцов его стен, то и тогда бы Я знал, что никакой  огонь  не  может
произвести в нем такого опустошениЯ, какое произвел  солнечный  свет  в  его
темницах и в секретных помещениЯх инквизиции.
     Џрежде чем покинуть папский дворец, позвольте перевести отрывок из  той
краткой его истории, о которой Я только что упоминал, -  небольшой  анекдот,
тесно свЯзанный с ним и имеющий прЯмое отношение к его судьбам.
     "‘таринное предание повествует, что  в  1441  году  племЯнник  папского
легата Џьера де  ‹юд  жестоко  оскорбил  нескольких  знатных  дам  Ђвиньона,
родственники которых в отместку напали на юношу и безжалостно его изувечили.
‚ течение многих лет легат  вынашивал  мысль  о  мести  и  был  непоколебимо
уверен, что когда-нибудь все-таки  насладитсЯ  ею.  ‘  течением  времени  он
первый сделал шаги к полному примирению и, когда поверили в  его  притворную
искренность, устроил в этом самом дворце роскошное пиршество,  пригласив  на
него некоторые семьи -  целые  семьи,  которые  решил  уничтожить.  Ќа  этом
празднестве царило ничем не омрачаемое веселье, но меры легата были  отлично
продуманы. Љогда был подан десерт, к легату подошел  швейцарец-телохранитель
и сообщил, что  один  из  иностранных  послов  испрашивает  у  него  срочную
аудиенцию. ‹егат, извинившись перед гостЯми, удалилсЯ в сопровождении свиты.
—ерез несколько минут после этого пЯтьсот человек были превращены  в  пепел.
‘трашный взрыв поднЯл на воздух целое крыло зданиЯ".
     Ћсмотрев церкви (Я не стану на этот раз докучать вам  церквами),  мы  в
тот же день после полуднЯ покинули Ђвиньон. †ара была невыносимаЯ, и  дороги
за пределами городских стен были усеЯны спЯщими, которые  спали  всюду,  где
была хоть крошечнаЯ полоска тени,  а  также  праздными  качками  полусонных,
подубодрствующих, ожидавших, когда же солнце опуститсЯ, наконец,  достаточно
низко, чтобы они могли поиграть в шары между выжженных зноем деревьев  и  на
пыльной дороге. “рожай был почти полностью убран, и мулы и  лошади  молотили
хлеб на гумнах. ‘ наступлением  сумерек  мы  оказались  в  дикой,  холмистой
местности, некогда славившейсЯ разбойниками, и медленно тащились по  крутому
подъему. ’ак мы ехали до одиннадцати часов вечера, пока не  остановились  на
ночлег в городе ќксе (два перегона от ЊарселЯ).
     Ќа следующее утро мы обнаружили,  что  наша  гостиница  удобна  и  даже
прохладна благодарЯ наглухо опущенным шторам и ставнЯм, ограждавшим  нас  от
наружного света и зноЯ; да и город был очень опрЯтен. Ќо было так  знойно  и
солнце сиЯло так Ярко, что, выйдЯ в полдень на  улицу,  Я  испытал  ощущениЯ
человека,  внезапно  попавшего  из  полутемной  комнаты  в   голубые   Языки
греческого огнЯ. „аль была  настолько  прозрачна,  что  казалось,  будто  до
холмов  и  скалистых  вершин  всего  какой-нибудь  час  ходьбы,   а   город,
заслоненный от менЯ голубоватою дымкой,  был  раскален,  как  мне  чудилось,
добела и отражал от своей поверхности пышущий жаром воздух.
     Њы покинули ќкс под вечер и направились по дороге в Њарсель. „о чего же
пыльной  была  эта  дорога!  „ома  стоЯли  с  наглухо  закрытыми   ставнЯми,
виноградники были точно напудрены. “ порога почти каждой  хижины  женщины  с
глинЯными мисками на коленЯх чистили и крошили лук к ужину. ќтим  делом  они
были занЯты и накануне вечером, когда мы  ехали  из  Ђвиньона.  Њы  миновали
два-три укрытых в тени сумрачных замка, окруженных деревьЯми  и  прохладными
водоемами. ‘мотреть на них было тем приЯтнее, что подобных поместий  нам  до
тех пор попадалось немного. ЏодъезжаЯ  к  Њарселю,  мы  стали  встречать  на
дороге много празднично одетых людей.  ‚озле  таверн  группы  людей  курили,
выпивали, играли в карты и шашки, а один  раз  мы  видели  и  танцующих.  Ќо
повсюду пыль, пыль и пыль. ‡атем мы  проехали  по  бесконечному  грЯзному  и
кишевшему народом предместью.  ‘лева  от  нас  подымалсЯ  унылый  склон,  на
котором, громоздЯсь друг  на  друга  без  малейших  признаков  какого-нибудь
порЯдка,  толпились   ослепительно   белые   загородные   дома   марсельских
негоциантов, обращенные передними, боковыми и задними фасадами на все четыре
стороны света. € вот, наконец, мы въехали в город.
     џ побывал в нем раза два-три и впоследствии - и в хорошую  погоду  и  в
слЯкоть - и могу утверждать с уверенностью, что  это  грЯзное  и  неприЯтное
место. Ќо вид с укрепленных высот  на  прекрасное  ‘редиземное  море  с  его
живописными скалами и островами - просто восхитителен. ќти высоты - желанный
приют, и притом по причинам менее всего эстетического  порЯдка:  сюда  можно
бежать от отвратительных  запахов,  непрестанно  подымающихсЯ  над  обширною
гаванью,  полной  стоЯчей  воды  и  загрЯзнЯемой  отбросами  с  бесчисленных
кораблей  с  самыми  различными  грузами  -  что  в  жаркие  дни  совершенно
нестерпимо.
     Ќа улицах толпились иностранные  морЯки,  представители  всех  стран  и
народов, в красных рубашках,  синих  рубашках,  светло-коричневых  рубашках,
темно-коричневых рубашках и рубашках оранжевого цвета;  в  красных  беретах,
синих беретах, зеленых беретах; с длинными бородами и вовсе  без  бороды;  в
турецких тюрбанах, клеенчатых английских шлЯпах  и  неаполитанских  головных
уборах. Ѓыли тут и  горожане,  которые  сидели  кучками  на  тротуарах,  или
проветривались на крышах своих домов, или шагали взад  и  вперед  по  самому
тесному и душному из бульваров. ‘лонЯлись тут, кроме того,  и  целые  ватаги
подозрительных личностей, которые с наглым видом то и дело  преграждали  нам
путь. Ќа самом шумном  месте  стоЯл  городской  сумасшедший  дом  -  низкое,
покосившеесЯ, убогое здание, выходЯщее безо всЯкой ограды или двора прЯмо на
улицу. —ерез ржавые решетки на окнах выглЯдывали сумасшедшие обоего  пола  и
несли какую-то чушь, обращаЯсь к глазевшим на них снизу зевакам;  а  солнце,
пронизываЯ их крошечные клетушки косыми, но все  еще  безжалостными  лучами,
казалось иссушало их мозги и причинЯло им такие терзаниЯ, точно  их  травили
собаками.
     Њы недурно устроились в гостинице "ђай", расположенной на узкой улице с
высоченными домами. Ќапротив нас была парикмахерскаЯ, где в одной из  витрин
красовались две восковые дамы в натуральную величину, непрерывно кружившиесЯ
на месте;  это  настолько  пленЯло  самого  парикмахера,  что  и  он  и  его
семейство, в легком домашнем платье, восседали в креслах  на  тротуаре  и  с
ленивым  достоинством  наслаждались  восхищением   и   похвалами   прохожих.
Џарикмахерское семейство отправилось на покой одновременно с нами, тоесть  в
полночь, но сам парикмахер, дородный мужчина в суконных домашних туфлЯх, все
еще сидел, вытЯну в перед собой ноги, у своего заведениЯ и никак, видимо, не
решалсЯ затворить ставни.
     Ќа следующий день мы отправились  в  гавань,  где  матросы  всех  наций
разгружали или грузили всевозможные товары: фрукты, вина,  оливковое  масло,
шелк, бархат и все,  что  может  быть  предметом  торговли.  ЌанЯв  одну  из
бесчисленных юрких лодочек с  веселым  полосатым  навесом,  мы  поплыли  под
кормой больших кораблей, под буксирными канатами и цепЯми, навстречу  другим
лодкам и очень часто чрезмерно близко к судам, от которых пахло апельсинами,
пробираЯсь к "Њарии-Ђнтуанетте", нарЯдному пароходу, готовому к  отплытию  в
ѓеную и стоЯвшему в дальнем конце гавани, близ выхода из нее. ‚скоре и  наша
карета,  этот  громоздкий  "пустЯчок  из   Џантехникона",   погруженнаЯ   на
плоскодонную баржу и толкавшаЯ все и всех, вызываЯ бесчисленные проклЯтиЯ  и
выразительнейшие гримасы, неуклюже уткнулась в борт парохода, и в пЯть часов
вечера мы вышли в открытое море. Џароход сиЯл чистотой; обед был  подан  под
навесом на палубе; вечер был Ясным и спокойным, море  и  небо  -  невыразимо
прекрасны.
     ђанним утром мы миновали Ќиццу и весь день плыли вдоль побережьЯ,  всею
в нескольких милЯх от дороги, называемой Љарнизом, о которой будет подробнее
сказано дальше. “же к трем часам пополудни показалась ѓенуЯ; мы следим,  как
постепенно возникает из воды роскошный ее амфитеатр, как терраса поднимаетсЯ
над  террасой,  сад  над  садом,  дворец  над  дворцом,  возвышенность   над
возвышенностью, это занЯтие поглотило все наше  времЯ,  пока  мы  не  вошли,
наконец, в ее великолепную гавань. Џодивившись на капуцинов, наблюдавших  на
набережной за тем, чтобы правильно отвешивались дрова, мы выехали в Ђльбаро,
до которого было две мили и где мы заранее снЯли дом.
     Ќаш путь проходил по главным улицам, но в этот  раз  мы  не  видели  ни
‘трада Ќуова, ни ‘трада  Ѓальби  -  прославленных  улиц,  застроенных  почти
сплошь дворцами. Ќикогда в жизни не бывал Я еще в такой мере сбит  с  толку.
ЏоразительнаЯ новизна всего представшего  предо  мной,  непривычные  запахи,
неописуемаЯ грЯзь (хотЯ ѓенуЯ и считаетсЯ самым чистым из  городов  €талии);
беспорЯдочное нагромождение грЯзных домов - один на крыше другого;  переулки
еще теснее и неопрЯтнее, чем в ‘ент-„жайлсе или старом Џариже,  из  которых,
однако,  поЯвлЯютсЯ  не  жалкие  оборванцы,  но  нарЯдные  женщины  в  белых
мантильЯх и с большими веерами; отсутствие всЯкого сходства между тем, что Я
видел когда-либо прежде и здешними жилыми домами, стенами, тумбами и опорами
крытых аркад, а также удручающее  зловоние,  неустроенность  и  запущенность
ошеломили менЯ. џ впал в мрачное уныние. ‚споминаю, что предо мной, словно в
лихорадочном и диком бреду мелькали на перекрестках алтари свЯтых и мадонны,
множество монахов различных орденов и солдат, огромные  красные  занавеси  в
дверЯх церквей; помню, что мы поднимались все времЯ вверх,  и  всЯкаЯ  новаЯ
улица или проезд вели все выше и выше; что Я видел  лотки  с  фруктами,  над
которыми висели вплетенные в гирлЯнды из виноградных листьев свежие лимоны и
апельсины, кордегардию, подъемный мост и какие-то ворота, продавцов воды  со
льдом, рассевшихсЯ со своими подносами па краю канавы, - и это все, что  мне
запомнилось, пока менЯ не доставили в запущенный, угрюмый,  заросший  сорной
травою сад к какому-то розовому зданию тюремного вида и не сказали, что  это
- мой дом.
     ‚ тот день Я едва ли предполагал, что когда-нибудь полюблю самые  камни
на улицах ѓенуи и буду вспоминать этот город, в котором провел  долгие  часы
покоЯ и счастьЯ, с чувством нежной привЯзанности. Ќо таковы были мои  первые
впечатлениЯ, и Я честно поведал о них; о том, какие изменениЯ они претерпели
впоследствии, Я расскажу ниже. Ђ теперь, после столь долгого и утомительного
путешествиЯ, давайте переведем дух.

       ѓенуЯ и ее окрестности

     џ хорошо понимаю, что первые впечатлениЯ от такого места  как  пригород
ѓенуи Ђльбаро, в котором, по выражению моих американских  друзей,  Я  сейчас
"квартирую", едва ли могут  не  быть  мрачными  и  разочаровывающими.  Ќужны
известное времЯ и привычка, чтобы преодолеть чувство подавленности при  виде
стольких развалин  и  подобной  запущенности.  Ќовизна,  большинством  людей
воспринимаемаЯ как нечто приЯтное, пленЯет менЯ, Я полагаю, как никого. €меЯ
возможность предаватьсЯ своим  фантазиЯм  и  занЯтиЯм,  Я  нелегко  поддаюсь
унынию;  к   тому   же,   Я,   по-видимому,   наделен   врожденным   уменьем
приспосабливатьсЯ  к  окружающим  обстоЯтельствам.  €  все  же,   бродЯ   по
окрестностЯм и заглЯдываЯ во все дыры и закоулки, Я до сих  пор  пребываю  в
состоЯнии растерЯнности и, возвращаЯсь к себе на виллу  -  виллу  ЃаньЯрелло
(это звучит романтически, но синьор ЃаньЯрелло всего лишь соседний  мЯсник),
Я бываю поглощен вплоть  до  следующего  своего  похода  обдумыванием  новых
впечатлений и сопоставлением их -  что  начало  забавлЯть  менЯ  -  с  моими
надеждами и ожиданиЯми.
     ‚илла ЃаньЯрелло, или ђозоваЯ тюрьма - более выразительное название длЯ
моего обиталища, - расположена  как  нельзЯ  лучше.  Ѓлагородный  ѓенуэзский
залив и темно-синее ‘редиземное  море  простираютсЯ  у  наших  ног;  повсюду
виднеютсЯ огромные старые, заброшенные дома и дворцы; слева нависают высокие
холмы,  вершины  которых  зачастую  скрываютсЯ   в   облаках,   с   грозными
укреплениЯми, венчающими их обрывистые краЯ; а впереди, от самых  стен  дома
до разрушенной часовни, стоЯщие на  крутых  и  живописных  бережных  скалах,
расстилаютсЯ зеленые виноградники, где вы  можете  бродить  целыми  днЯми  в
полутени лоз, вьющихсЯ на неуклюжих шпалерах.
     Љ этому уединенному месту можно  добратьсЯ  лишь  узкими  переулками  -
настолько узкими, что в таможне нас поджидали люди, смерившие наиболее узкий
из них, чтобы сравнить свою мерку с шириной нашей кареты. ќта церемониЯ была
с превеликою важностью выполнена на улице в нашем присутствии, и мы,  затаив
дыхание, наблюдали за ней. ‚ыЯснилось, что карета сможет проехать, хотЯ и  с
большим трудом; об этом мне ежедневно напоминают многочисленные  и  довольно
большие дыры, выдавленные ею на стенах по обеим сторонам переулка.  ѓоворЯт,
что мы оказались счастливее  некоей  пожилой  дамы,  котораЯ  недавно  снЯла
поблизости дом и накрепко застрЯла в своей карете посреди  одного  из  таких
переулков; так как не было ни  малейшей  возможности  открыть  дверцу,  даме
пришлось претерпеть бесчестие и  дать  извлечь  себЯ,  словно  какого-нибудь
арлекина, через одно из крошечных передних окошек.
     Њиновав  узкие  переулки,  вы  окажетесь  перед  аркой,  не   полностью
перегороженной старыми проржавленными воротами, - это  и  есть  мои  ворота.
Џроржавленные ворота снабжены столь же ржавой  ручкой  от  колокольчика,  но
дергайте ее сколько угодно: никто не отзоветсЯ, так как между  нею  и  домом
нарушена всЯкаЯ  свЯзь.  Ќо  тут  есть  еще  старый,  проржавленный  дверной
молоток, настолько расшатанный, что вертитсЯ у вас под  рукой,  но  если  вы
освоитесь с ним и будете стучать достаточно долго, кто-нибудь в конце концов
все-таки ЯвитсЯ. џвитсЯ бравый курьер и впустит вас. ‚ы попадаете в  жалкий,
одичавший и заросший сорной травой маленький садик,  за  которым  начинаютсЯ
виноградники; пройдЯ через садик, входите в квадратный, похожий  на  погреб,
вестибюль и поднимаетесь по полуразрушенной мраморной  лестнице  в  огромную
комнату со сводчатым потолком и выбеленными стенами, не лишенную сходства  с
методистской часовней. ќто зал. ‚ нем пЯть окон и пЯть дверей, и он  украшен
картинами,  способными  порадовать  сердца  тех  лондонских   реставраторов,
которые  пользуютсЯ  в  качестве  вывески   наполовину   отмытой   картиной,
разделенной пополам, как изображение Љрасавицы и ‘мерти в  лубочном  издании
известной старой баллады, так что не поймешь - отмыл ли искусный мастер одну
половину или, наоборот, закоптил другую. Њебель в этом  зале  обита  красной
парчой. Љресла здесь таковы, что сдвинуть их с места решительно  невозможно,
а диван весит несколько тонн.
     Ќа этом же этаже, примыкаЯ к залу, находЯтсЯ также столоваЯ, гостинаЯ и
несколько спален, каждаЯ - с бесчисленными дверЯми  и  окнами.  ќтажом  выше
расположено еще несколько мрачных комнат и кухнЯ; внизу  -  втораЯ  кухнЯ  с
разными диковинными приспособлениЯми длЯ сжиганиЯ древесного  углЯ,  похожаЯ
на лабораторию алхимика;  кроме  того  насчитываетсЯ  еще  добрых  полдюжины
маленьких комнаток, где  в  этот  знойный  июль  слуги  могут  отдохнуть  от
кухонного  жара  и  где  бравый  курьер  играет  весь  вечер  на   различных
музыкальных  инструментах  собственного  изготовлениЯ.  ‚   общем,   это   -
громадный, старый, неприкаЯнный, населенный привидениЯми, гулкий, мрачный  и
пустой дом, каких Я никогда прежде не  видел  и  даже  не  рисовал  в  своем
воображении.
     €з гостиной можно попасть  на  небольшую,  увитую  виноградом  террасу;
прЯмо под этой террасой, образуЯ  одну  из  стен  садика,  находитсЯ  бывшаЯ
конюшнЯ. ’еперь это коровник, и в нем три коровы, так что свежего  молока  у
нас хоть отбавлЯй. Ќикакого пастбища поблизости нет,  и  коровы  никогда  не
выходЯт на воздух, а все времЯ лежат в коровнике и  насыщаютсЯ  виноградными
листьЯми, проводЯ весь  день  -  настоЯщие  итальЯнские  коровы  -  в  dolce
far'niente. {‘ладостном ничегонеделании (итал.).} ‡а  ними  присматривают  и
спЯт вместе с ними старик, по имени Ђнтоньо, и его сын - оба местные  жители
с загаром цвета жженой сиены *, с голыми по колено ногами и босые; на каждом
из них рубашка, короткие штаны и красный шарф, а  на  шее  не  то  свЯщенные
реликвии, не то амулеты, похожие на леденцы  с  крещенского  пирога.  ‘тарик
жаждет обратить менЯ в католичество и частенько мне проповедует.  Њы  иногда
сидим вечерком на камне у двери - как ђобинзон Љрузо и ЏЯтница, поменЯвшиесЯ
ролЯми, - и он, в целЯх моего обращениЯ, вкратце  рассказывает  историю  св.
Џетра, главным образом, Я полагаю, из-за неизъЯснимого удовольствиЯ, которое
доставлЯет ему подражание петуху *.
     ‚ид из нашего  дома,  как  Я  говорил,  восхитительный;  но  весь  день
приходитсЯ держать жалюзи закрытыми, иначе солнце  может  свести  с  ума;  а
когда зайдет солнце, приходитсЯ наглухо закрывать окна, иначе москиты  могут
вас довести до самоубийства. ’ак что в это времЯ года  не  очень-то  удаетсЯ
наслаждатьсЯ окрестным пейзажем, не выходЯ из дому. —то касаетсЯ мух, то  на
них вы не обращаете никакого вниманиЯ; то же можно сказать и о блохах,  хотЯ
они чудовищного размера и имЯ им - легион, и они населЯют каретный  сарай  в
таких несметных количествах, что каждый день Я ожидаю  увидеть,  как  оттуда
торжественно выкатываетсЯ наша карета, которую усердно тащат мириады блох  в
упрЯжи. Ћт крыс нас спасают десЯтки тощих  котов,  которые  рыщут  по  саду.
џщерицы, конечно, никого не пугают; они резвЯтсЯ на солнце  и  не  кусаютсЯ.
Њаленькие скорпионы проЯвлЯют  вполне  невинное  любопытство.  †уки  немного
запаздывают, и их пока не  заметно.  ‹Ягушки  служат  тут  развлечением.  €х
питомник находитсЯ по соседству, и с  наступлением  сумерек  кажетсЯ,  будто
вереницы женщин шлепают деревЯнными калошами по влажной  каменной  мостовой.
’аков в точности шум, подымаемый ими.
     ђазрушеннаЯ часовнЯ, стоЯщаЯ в прекрасном и живописном месте на  берегу
морЯ, была некогда  часовней  св.  €оанна  ЉрестителЯ.  ЉажетсЯ,  существует
поверье, что кости св. €оанна после того, как их доставили в ѓеную -  они  и
поныне находЯтсЯ там, - были торжественно помещены именно  в  этой  часовне.
Љогда на море разражаетсЯ особенно сильнаЯ бурЯ,  их  выносЯт  и  выставлЯют
наружу, и бурЯ тотчас стихает. Џо причине этих свЯзей св. €оанна с  городом,
большое число простолюдинов получает при крещении  имЯ  „жованни-Ѓатиста  *,
причем в генуэзском говоре втораЯ часть этого имени  произноситсЯ  "Ѓачича",
что очень  похоже  на  звук,  издаваемый  при  чихании.  €  слышать,  как  в
воскресенье или в какой-нибудь  праздник,  когда  на  улицах  полно  народу,
всЯкий зовет другого Ѓачичей, - удивительно и забавно длЯ иностранца.
     ‚ узкие переулки выходЯт обширные виллы, стены которых (Я имею  в  виду
наружные) щедро  расписаны  всевозможными  мрачными  сценами  из  свЯщенного
писаниЯ. Ќо времЯ и морской воздух стерли их почти  начисто,  и  сейчас  эти
стены выглЯдЯт как вход в сады лондонского ‚оксхолла  *  в  солнечный  день.
„воры домов густо заросли травой. ‚севозможные  отвратительного  вида  пЯтна
испещрЯют цоколи статуй, и кажетсЯ, будто  они  поражены  какой-то  накожной
болезнью. Ќаружные ворота  проржавели,  и  все  железные  решетки  на  окнах
нижнего этажа едва держатсЯ  и  вот-вот  выпадут.  ‚  залах,  где  могли  бы
хранитьсЯ  сокровища,  навалены  кучи  дров:  каскады  заглохли  и  высохли;
фонтаны, слишком вЯлые, чтобы играть, и  слишком  ленивые,  чтобы  работать,
все-таки сохранЯют кое-какие воспоминаниЯ о том, чем они  были  когда-то,  и
погруженные в сон исподволь заболачивают окрестности; и нередко на  все  это
по нескольку дней подрЯд дует сирокко, дышащий жаром,  как  гигантскаЯ  печь
совершающаЯ прогулку.
     Ќедавно здесь праздновали день матери девы Њарии. Њестные юноши,  надев
на себЯ зеленые венки из виноградной  лозы,  прошли  какой-то  процессией  и
затем купались в таком виде целой гурьбой. ќто  было  необычное  и  красивое
зрелище. „олжен, впрочем, признатьсЯ, что, не  знаЯ  тогда  о  празднике,  Я
решил - и был вполне удовлетворен своею догадкой, - что они надели эти венки
длЯ того же, длЯ чего их надевают на лошадей, а именно, ради защиты от мух.
     ‚скоре был еще один праздник, день некоего св. Ќадзаро. Ћдин из молодых
людей Ђльбаро, Явившись вскоре  после  первого  завтрака  с  двумЯ  большими
букетами. поднЯлсЯ в наш зал и собственноручно поднес их нам. ќто был способ
собирать взносы на  музыку  в  честь  названного  свЯтого:  мы  вручили  его
посланнику некую толику денег, и он удалилсЯ, чрезвычайно довольный. ‚ шесть
часов вечера мы отправились в церковь - совсем рЯдом с нами, очень  нарЯдную
и сплошь увешанною гирлЯндами и Яркими драпировками; от алтарЯ и до  главною
входа она была заполнена сидЯщими женщинами.
     ‡десь не носЯт шлЯпок,  довольствуЯсь  длинными  белыми  покрывалами  -
mezzero; и такой бесплотной и воздушной  паствы  Я  никогда  еще  не  видел.
Њестные девушки, вообще говорЯ, не так уж  красивы,  но  в  их  поразительно
плавной походке, в манере держатьсЯ и заворачиватьсЯ в свое покрывало  много
врожденного изЯщества и благородства. Џрисутствовали тут  и  мужчины,  но  в
небольшом числе, причем некоторые из них стоЯли на коленЯх в  приделах,  так
что всЯкий спотыкалсЯ о них. ‚ церкви горели бесчисленные свечи,  и  кусочки
серебра и  олова  на  образах  (и  особенно  в  ожерелье  мадонны)  сверкали
ослепительным блеском; свЯщенники сидели у  главного  алтарЯ;  громко  играл
орган, а также оркестр; в небольшой галерее напротив оркестра регент колотил
нотным свитком по стоЯвшему перед ним пюпитру, а  безголосый  тенор  силилсЯ
петь. Ћркестр гнул свою линию,  органист  -  свою,  певец  избрал  длЯ  себЯ
третью, а несчастный регент все стучал, стучал и размахивал  своим  свитком,
по-видимому довольный общим звучанием. Ќикогда  еще  Я  не  слышал  подобной
разноголосицы. Љ тому же стоЯла нестерпимаЯ духота.
     “ самой церкви мужчины в красных  шапочках  и  с  накинутыми  на  плечи
куртками (они никогда не надевают их в рукава) играли  в  шары  и  раскупали
всевозможные сласти.  Ћкончив  партию,  они  входили  группами  в  церковный
придел, кропили себЯ свЯтою водой,  опускались  на  мгновение  на  колено  и
тотчас же снова выходили сыграть еще партию. Ћни поразительно наловчились  и
играют где придетсЯ - в каменистых переулках, па улицах и на самой  неровной
и неблагоприЯтной длЯ этого занЯтиЯ почве  с  такою  же  ловкостью,  как  на
бильЯрдном столе. Ќо самаЯ  излюбленнаЯ  игра  -  это  национальнаЯ  "мора",
которой они предаютсЯ с неистовым пылом  и  ради  которой  готовы  рисковать
всем, что имеют. ќто чрезвычайно азартнаЯ игра, длЯ которой требуютсЯ десЯть
пальцев и ничего больше, а они - Я не собиралсЯ отпустить каламбур -  всегда
под рукой.
     €грают  двое.  Ћдин  из  них  называет  какое-нибудь  число,   например
наивысшее - десЯть. Ћдновременно  тремЯ,  четырьмЯ  или  пЯтью  пальцами  он
обозначает, какую долю его он берет на себЯ; второй игрок, наугад,  не  видЯ
руки партнера, должен в с кою очередь показать столько пальцев, чтобы числа,
обозначенные обоими игроками, составили в сумме названное первоначально.  €х
глаза и руки до того наловчились, и они проделывают это с такой  невероЯтною
быстротой, что непосвЯщенному наблюдателю почти невозможно уследить за ходом
игры. Ќо посвЯщенные, которые всегда тут как тут, с жадным вниманием  следЯт
за игрой. € так как зрители неизменно готовы примкнуть в случае спора к  той
или другой стороне и часто разделЯютсЯ на враждебные партии,  здесь  нередко
поднимаетсЯ неистовый крик. „а и сама игра  никоим  образом  не  может  быть
названа тихой, так как числа выкликаютсЯ  пронзительно-резкими  голосами,  и
притом так стремительно сыплютсЯ одно за другим, что еще немного, и их  было
бы не учесть. ‚ праздничный вечер, стоЯ у окна, или прогуливаЯсь в саду, или
даже бродЯ где-нибудь в пустынных местах, вы слышите, как в эту игру  играют
сразу во множестве кабачков, и, взглЯнув поверх кустов винограда или обогнув
какой-нибудь угол, обЯзательно обнаружите кучку отчаЯнно горланЯщих игроков.
‡амечено, что у большинства людей существует ЯвнаЯ склонность называть  иные
числа чаще  других;  и  наблюдать  настороженность,  с  которою  два  зорких
партнера изучают друг друга, чтобы обнаружить в противнике  эту  слабость  и
приспособитьсЯ  к   ней,   весьма   любопытно   и   занимательно.   ќффекту,
производимому  этой  игрой,  в  немалой  мере  способствует  внезапность   и
порывистость  жестикулЯции;  играющие  ставЯт   по   полфартинга   с   такой
страстностью, как если б ставкою была их жизнь.
     Ќевдалеке от нас находитсЯ просторный палаццо,  некогда  принадлежавший
одному  из  представителей  рода  Ѓриньоле,  а  теперь  сдаваемый  на   лето
иезуитской коллегии. Љак-то вечером перед заходом  солнца  Я  забрел  в  эти
запущенные владениЯ и некоторое времЯ прохаживалсЯ взад и вперед,  задумчиво
рассматриваЯ представшую передо мною картину, котораЯ повторЯетсЯ,  впрочем,
повсюду, куда бы вы ни направились.
     џ прогуливалсЯ под колоннадою, образующей две стороны заросшего  травою
двора, тогда как  дом  образует  третью,  а  невысокаЯ  терраса,  с  которой
открываетсЯ вид на сад и прилегающие холмы, четвертую его сторону. „вор  был
мощеный, но на нем не осталось, полагаю, ни одной целой плиты. ‚ центре  его
стоЯла унылаЯ статуЯ, до того испещреннаЯ трещинами и другими изъЯнами,  что
казалась оклеенной липким пластырем и затем припудренной. Љонюшни,  каретные
сараи, службы - все было пусто, все разрушено, все заброшено.
     „вери были без петель и держались на  одних  щеколдах;  стекла  выбиты,
цветнаЯ штукатурка облупилась и лежала кучками  возле  стен;  куры  и  кошки
настолько завладели пристройками, что мне невольно вспомнились сказки о злых
волшебниках, и, разглЯдываЯ  всех  этих  тварей,  Я  не  мог  удержатьсЯ  от
подозрениЯ, уж не заколдованные ли это домочадцы и слуги,  ожидающие,  когда
же их,  наконец,  расколдуют.  Ћдин  старый  кот,  взлохмаченный,  дикий,  с
голодным  блеском  в   зеленых   глазах   (очевидно,   какой-нибудь   бедный
родственник), все времЯ вертелсЯ вокруг менЯ, словно надеЯсь, что  Я  -  тот
самый герой, которому суждено женитьсЯ на молодой госпоже  и  навести  здесь
порЯдок. Ќо  обнаружив  свое  заблуждение,  он  внезапно  угрюмо  фыркнул  и
удалилсЯ, так грозно задрав хвост, что не мог пролезть в крошечную дыру, где
обитал, и вынужден был выждать снаружи, пока не улЯжетсЯ его  негодование  и
вместе с ним - хвост.
     ‚  чем-то  вроде  беседки,  расположенной  внутри  колоннады,  обитали,
подобно червЯм в орехе, несколько англичан, но иезуиты велели им  выбратьсЯ,
и они выбрались, и это помещение также  теперь  заколочено.  ‘ам  палаццо  -
какое-то неприкаЯнное, гулкое, похожее на огромную казарму строение с окнами
первого этажа, заделанными, как обычно, решетками,  -  стоЯл  с  распахнутой
настежь дверью, и Я нисколько не  сомневаюсь,  что  мог  бы  войти  в  него,
отправитьсЯ спать и отправитьсЯ на тот свет, и никто бы об  этом  ничего  не
узнал. ‹ишь  несколько  комнат  верхнего  этажа  были  заселены,  и  оттуда,
разносЯсь в безмолвии вечера, лилсЯ звонкий и  сильный  голос  юной  певицы,
бойко разучивавшей бравурную арию.
     џ сошел в сад, который,  судЯ  по  всему,  был  когда-то  затейливым  и
нарЯдным  -  с  аллеЯми,  террасами,  апельсиновыми  деревьЯми,  статуЯми  и
каменными водоемами; но все тут было незрелым, чахлым, одичавшим, недоросшим
или, наоборот, переросшим, влажным, покрытым ржавчиной  и  грибками,  и  эта
липкаЯ плесень была единственным проЯвлением жизни. ‚о всей этой картине  не
было ничего светлого, кроме одного-единственного светлЯчка,  казавшегосЯ  на
фоне темных кустов последним  отблеском  былого  великолепиЯ;  но  и  он  то
взлетал  вверх,  то  стремглав  нессЯ  вниз,  вычерчиваЯ  неожиданные  углы,
срываЯсь вдруг с места и возвращаЯсь в ту же самую точку с такой  судорожной
стремительностью, точно разыскивал былое великолепие и дивилсЯ (и было  чему
дивитьсЯ, видит бог!), что же с ним сталось.

     Џрошло два месЯца и смутные хаотические впечатлениЯ,  подавлЯвшие  менЯ
вначале, стали привычными и реальными, и Я начинаю думать,  что  через  год,
когда кончитсЯ мой длительный отдых  и  настанет  пора  уезжать,  мне  будет
отнюдь не легко расстатьсЯ с ѓенуей.
     ќто - место, к которому привЯзываешьсЯ с каждым днем все больше. ‚  нем
всегда можно найти что-то новое. ‡десь к  вашим  услугам  самые  невероЯтные
переулки и закоулки, где можно бродить в свое удовольствие.  ‚ам  ничего  не
стоит, если вы того пожелаете, заблудитьсЯ раз двадцать за день (а какое это
удовольствие, когда вам нечего делать!) и снова найти дорогу, сталкиваЯсь  с
самыми  неожиданными  и  невообразимыми  трудностЯми.   ќтот   город   полон
контрастов.  Ќа  каждом  шагу  пред  вашими  взорами  предстает  прекрасное,
безобразное, жалкое, величественное, чарующее и отвратительное.
     Љто хочет насладитьсЯ  красотами  ближайших  окрестностей  ѓенуи,  тому
следует взобратьсЯ в Ясную погоду на Monte-Faccio * или хотЯ  бы  проехатьсЯ
вокруг городских укреплений: последнее выполнить  много  проще.  Ќет  ничего
живописнее и прелестнее, чем вид на гавань и на долины двух рек Џольчеверы и
Ѓизаньо, открывающийсЯ с высот, вдоль которых тЯнутсЯ крепкие стены -  точно
ЉитайскаЯ стена в миниатюре. Ќа одном из живописных отрезков этого  маршрута
находитсЯ превосходный образец настоЯщей генуэзской таверны, где  посетитель
может  хорошо  угоститьсЯ  настоЯщими  генуэзскими   кушаньЯми:   тальЯрини,
равиоли, немецкой чесночной колбасой, которую нарезают ломтиками и  едЯт  со
свежими  зелеными  фигами;  петушиными  гребешками  и   бараньими   почками,
подаваемыми в изрубленном  виде  вместе  с  бараньей  котлетою  и  печенкой;
кусочками  какой-то   неведомой   части   телЯтины,   свернутыми   колечком,
поджаренными и выложенными  на  большом  блюде,  как  это  делают  с  мелкой
рыбешкой.  ‚  этих  пригородных  тратториЯх  нередко  потчуют   французским,
испанским или португальским вином, привозимым шкиперами  небольших  торговых
судов. …го покупают по такой-то цене за бутылку, не спрашиваЯ названиЯ и  не
стараЯсь запомнить его, если оно и  было  указано  продавцом,  и  делЯт  всю
партию на две половины, из которых одна получает Ярлык шампанского, а другаЯ
- мадеры. Џод  этими  общими  рубриками  объединЯетсЯ  множество  вин  самых
различных  букетов,  достоинств,  стран,  возрастов  и  урожаев.  ЉриваЯ  их
качества идет  по  меньшей  мере  вверх  от  холодного  овсЯного  киселЯ  до
выдержанной марсалы, а оттуда обратно до Яблочного чаЯ.
     Ѓольшинство улиц так узко, как только могут быть узки улицы, где  людЯм
(даже если они итальЯнцы) надо жить и  передвигатьсЯ;  это  скорее  проходы,
местами  расширЯющиесЯ  наподобие  колодца  -  очевидно,  чтобы   было   где
вздохнуть. „ома чрезвычайно  высоки,  выкрашены  во  все  мыслимые  цвета  и
находЯтсЯ на самых различных стадиЯх разорениЯ, загрЯзненности  и  ветхости.
Ћбычно их сдают целыми  Ярусами  или  этажами,  как  это  принЯто  в  старых
кварталах ќдинбурга и нередко в Џариже. ’ут очень мало дверей, выходЯщих  на
улицу;  вестибюли  считаютсЯ   общественной   собственностью,   и   умеренно
предприимчивый мусорщик мог бы нажить состоЯние, очищаЯ их времЯ от  времени
от разного хлама. Џоскольку экипажам  на  эти  улицы  не  проникнуть,  здесь
широко пользуютсЯ портшезами, с позолотой или более скромными, которые можно
нанЯть в различных местах.
     ‡нать и дворЯнство держат изрЯдное число собственных  портшезов,  и  по
вечерам они снуют во всех направлениЯх, предшествуемые  слугами  с  большими
фонарЯми, сделанными из натЯнутого на каркас полотна. Џортшезы  и  фонари  -
законные преемники длинных верениц терпеливых и  нещадно  избиваемых  мулов,
проходЯщих весь день, позвЯкиваЯ бубенчиками, по этим тесным улицам.  Џервые
сменЯют вторых с такою же регулЯрностью, с какою звезды сменЯют солнце.
     ‘могу ли Я когда-нибудь забыть улицы дворцов - ‘трада Ќуова  и  Ѓальби!
Ћсобенно ‘трада Ќуова в летний солнечный день, когда Я впервые увидел ее под
самым Ярким и самым синим, какое только бывает,  летним  безоблачным  небом,
которое в просвете между громадами зданий  имело  вид  узенькой  драгоценной
полоски Яркого света, смотревшей вниз,  в  густую  непроглЯдную  тень.  ќтот
Яркий свет, если разобратьсЯ как следует, не  такаЯ  уж  обычнаЯ  длЯ  ѓенуи
вещь, ибо, говорЯ по правде, небо тут было синим  не  более  восьми  раз  за
столько же недель в разгар лета, если  не  считать  ранних  утренних  часов;
тогда, смотрЯ на море, Я  видел  воду  и  твердь  небесную  слитыми  в  одну
нераздельную густую и сверкающую синеву. ‚ прочее времЯ облаков  и  туманной
дымки было достаточно, чтобы  заставить  ворчать  англичанина  даже  на  его
собственном острове.
     Ѓесконечные детали этих роскошных дворцов - некоторые  из  них  увешаны
внутри шедеврами ‚ан „ейка, - большие тЯжелые  каменные  балконы,  один  над
другим и Ярус над Ярусом, а  местами  какой-нибудь  больше  других  -  целаЯ
мраморнаЯ  платформа,  -  громоздитсЯ  выше  всех.  ‚естибюли  без   дверей,
заделанные  прочными  решетками  окна  нижнего  этажа,   огромные   парадные
лестницы, могучие мраморные опоры,  монументальные,  похожие  на  крепостные
ворота арки и мрачные, гулкие  сводчатые  комнаты,  среди  которых  терЯетсЯ
взглЯд - ибо за одним дворцом возникает другой, а  между  ними,  на  высоких
уступах, на двадцать, тридцать и сорок футов выше  улицы,