   "Ћни так страстно любЯт ‘вободу, что  позволЯют  себе  весьма  свободно
обращатьсЯ с нею".
     "’ак и чудитсЯ, что все их  заботы,  надежды,  радости,  привЯзанности,
добродетели и дружеские отношениЯ переплавлены в доллары". Ћ рабстве:
     "’ак звездочки перемигиваютсЯ с кровавыми полосами, и ‘вобода,  натЯнув
колпак на глаза, называет своей сестрою самую гнусную неволю".
     —то касаетсЯ республики в целом,  то  она,  по  словам  „иккенса,  "так
искалечена и изуродована, покрыта такими Язвами и гнойниками, так оскорблЯет
взор и ранит чувство, что даже лучшие друзьЯ гадливо отворачиваютсЯ от  этой
мерзкой твари".
     Ќо все-таки, быть может, стоило съездить в Ђмерику и  вернутьсЯ  домой,
твердо знаЯ, что "у хитрости простоты не меньше, чем у  невинности,  и  там,
где в основе простодушиЯ лежит горЯчаЯ вера в плутовство и подлость,  мистер
„жонас неизменно оказывалсЯ самым доверчивым из людей".
     Љогда  Њарк  ’эпли  позволЯет  себе  по-дружески  высказать   несколько
критических замечаний по поводу местных  порЯдков,  мистер  ѓаннибал  —оллоп
предостерегает его:
     "“мник, вроде вас, долго не протЯнет. ‚сего продырЯвЯт  пулЯми,  живого
места не оставЯт.
     - ‡а что же это? - поинтересовалсЯ Њарк.
     - Ќас нужно восхвалЯть, сэр, -  ответствовал  —оллоп  угрожающе.  -  ‚ы
здесь не в какой-нибудь деспотии. Њы служим образцом длЯ всей земли,  и  нас
следует просто-напросто превозносить, Ясно?
     - „а неужели Я говорил слишком вольно? - вскричал Њарк.
     -  Њне  и  не  за  эдакие  слова  кое-кого  случалось  прихлопнуть,   -
насупившись, произнес —оллоп. - ‘мельчаки, а удирали куда  глаза  глЯдЯт,  и
ведь такого себе не позволЯли. „а за одно  такое  слово  культурные  люди  в
порошок  разотрут,  линчуют.  Њы  ум  и  совесть  всей  земли,   мы   сливки
человечества - его краса и гордость. Њы народ вспыльчивый. “ж если мы  когти
покажем - берегись, понЯтно? ‚ы уж нас лучше похваливайте, так-то".
     ‚прочем, со времен „иккенса Ђмерика ушла далеко  вперед,  и  теперь  ей
едва ли нужно, чтобы кто-то посторонний "похваливал" ее.
     Џодобно Љвилпу и маленькой Ќелл, "Њартин —езлвит" вызывает сегоднЯ иное
чувство, чем во времена „иккенса. ’огда симпатии были на стороне ’ома Џинча,
а Џексниф вызывал отвращение. ‚ наши дни ’ом Џинч кажетсЯ несносным, Џексниф
же доставлЯет нам массу удовольствиЯ - это одна из самых курьезных  фигур  в
литературе.  "Ђх,  уж  эта  мне  человеческаЯ  натура!  ‡лосчастнаЯ   натура
человеческаЯ!" - заметил мистер Џексниф,  сокрушенно  покачав  головой,  как
будто он сам не имел к человеческой натуре ни малейшего  отношениЯ.  €  хотЯ
Џексниф - персонаж  пародийный,  в  нем  столько  этой  самой  "человеческой
натуры", что мы в конце концов предпочитаем его всем героЯм-паинькам.  ‡десь
снова повторилась та же историЯ, что и с Љвилпом: „иккенс безотчетно наделил
Џекснифа очень многими особенностЯми  самого  себЯ.  ’ак  же  бессознательно
вложил он в "Њартина —езлвита" и еще кое-что, вероЯтно немало  озадачив  тех
читателей, которые считают, что литературное произведение никак не свЯзано с
личностью автора. ‚ пЯтидесЯтой главе  Њартин  упрекает  своего  друга  ’ома
Џинча в вероломстве, и неизвестно почему: Њартин ни слова не говорит о  том,
какой поступок друга послужил поводом длЯ этих упреков. Ќе упоминает  он  об
этом и в дальнейшем. ќта сцена - совершенно лишнЯЯ в повествовании, смысл ее
так и остаетсЯ неЯсным. ђазгадка же такова:  устами  ’ома  и  Њартина  здесь
говорит сам „иккенс, этот  эпизод  -  отражение  тех  душевных  переживаний,
которые он в то времЯ испытал.
     26 февралЯ 1844 года —арльз „иккенс открыл  вечер  ‹иверпульской  школы
длЯ рабочих. ЋбъЯвив собравшимсЯ, что сейчас перед ними выступит  пианистка,
он добавил, что произносит ее фамилию  с  особым  и  нежным  чувством:  мисс
“эллер {‘р. ‘эм “эллер - герой  "Џиквика".}.  ‚зрыв  хохота,  которыми  были
встречены эти слова, совсем было сконфузил мисс “эллер,  но  „иккенс  шепнул
ей, что когда-нибудь, он надеетсЯ,  она  переменит  фамилию  и  будет  очень
счастлива. Ћдин лишь вид этой девушки, напомнившей ему Њэри •огарт, произвел
на „иккенса необычайное впечатление. Ћн вновь почувствовал,  как  мучительно
ему не хватает духовной близости и  сочувствиЯ  женщины,  понимающей  его  и
живущей им одним; им вновь овладела тоска по идеальной любви, Ќа  другой  же
день он пригласил мисс “эллер и ее отца к завтраку  и  познакомил  со  своим
другом ’. „ж. ’омпсоном,  с  которым  в  дальнейшем  надеЯлсЯ  беседовать  и
переписыватьсЯ об этом интересном длЯ него предмете. €з Ѓирмингема, куда  он
отправилсЯ, чтобы председательствовать на вечере Џолитехнического института,
он писал ’омпсону: "џ не могу говорить о мисс “эллер в  шутливом  тоне:  она
слишком хороша. €нтерес, пробудившийсЯ во мне  к  этому  созданию  -  такому
юному и, боюсь, осужденному на раннюю смерть, перешел в  серьезное  чувство.
Ѓоже, каким безумцем сочли бы менЯ, если бы кто-нибудь смог разгадать, какое
удивительное чувство внушила она мне!" „нЯ через два он написал своей сестре
”анни: "Ќе знаю, но, кажетсЯ, если бы не воспоминаниЯ о мисс “эллер (хотЯ  и
в них кроетсЯ немало терзаний), Я бы  тихонько  и  с  большим  удовольствием
повесилсЯ, чтобы не жить  больше  в  этом  суетном,  вздорном,  сумасшедшем,
неустроенном и ни на что не похожем  мире".  Ћн  послал  мисс  “эллер  томик
стихотворений ’еннисона, подаренный ему самим поэтом, и написал ее отцу о ее
необыкновенных душевных качествах. 11 марта,  через  двенадцать  дней  после
того, как „иккенс познакомил ее с ’. „ж. ’омпсоном, он узнал, что  его  друг
влюблен в мисс “эллер и хочет на ней  женитьсЯ.  "ЉлЯнись,  когда  Я  вскрыл
сегоднЯ утром ‚аше письмо и прочел его, - писал „иккенс, -  Я  почувствовал,
как кровь отхлынула у менЯ от лица - не знаю уже  куда.  “  менЯ  даже  губы
побелели. Ќикогда в жизни не был Я так поражен. ‚сЯ жизнь, казалось, замерла
во мне на мгновенье, когда, лишь взглЯнув на ‚аше письмо, Я понЯл, о  чем  в
нем говоритсЯ". Ћправившись от потрЯсениЯ, он научил ’омпсона, как уговорить
отца девушки, и 29 марта уже поздравил  друга,  обручившегосЯ  с  Љристианой
“эллер. Џомолвку ’омпсона, призналсЯ он невесте, он принимает так  близко  к
сердцу, что, не будь сам женат, он  был  бы  "чрезвычайно  рад  и  счастлив"
пронзить тело друга "добрым стальным клинком". €так, вдохновив  „иккенса  на
создание вышеупомЯнутого любопытного эпизода в "Њартине  —езлвите",  ’омпсон
женилсЯ на Љристиане и имел от нее  двух  дочерей,  одна  из  которых,  леди
Ѓатлер, стала  известной  художницей,  а  другаЯ,  миссис  ќлис  Њейнелл,  -
писательницей. —увство безнадежности, вызванное у „иккенса этим  увлечением,
проскальзывает под конец романа в словах Ћгастеса ЊоддлЯ:
     "- ‘транно, - заметил ’ом, - что на этих улицах,  запруженных  народом,
пешеходы не попадают под колеса чаще.
     - Ључерам бы это все равно не удалось,  -  с  мрачным  видом  отозвалсЯ
мистер Њоддль.
     - ‚ы хотите сказать... - начал было ’ом.
     - —то есть на свете люди, - прервал его Њоддль с невеселым  смешком,  -
которых никак не задавишь. Ћни как будто заколдованы. ”ургоны с углем так  и
отскакивают от них. „аже кэбы  не  желают  их  задавить.  Ћ  да,  -  добавил
Ћгастес, заметив, как удивилсЯ ’ом, - есть такие люди. Ћдин мой друг как раз
таков".
     Ќо вот в Ђмерику прибыли выпуски, посвЯщенные приключениЯм  Њартина  за
океаном. €сториЯ литературы не  знает  ни  одного  произведениЯ,  вызвавшего
такую бешеную злобу, какаЯ охватила заокеанский материк. Џо словам ЉарлейлЯ,
"џнки „удль зашипел, как гигантскаЯ бутылка с содовой", а  „иккенс  заметил,
что "за океаном из-за Њартина одурели,  взбесились  и  ополоумели".  Љ  нему
приходили сотни писем с оскорблениЯми, с непечатной бранью - часто, впрочем,
напечатанной: присылали и газеты. „иккенс, не вскрываЯ, отправлЯл их обратно
на почту. Џоток обвинений и проклЯтий принЯл такие размеры, что осенью  1843
года, когда Њакриди  собралсЯ  за  океан,  „иккенс  не  поехал  в  ‹иверпуль
провожать его: об этом могли пронюхать, и актеру не поздоровилось  бы.  "—то
бы ‚ы обо мне ни прочли, что бы ни услышали, - писал „иккенс Њакриди, -  что
бы ни сказали обо мне ‚ам или в ‚ашем присутствии,  никогда  не  возражайте,
никогда не оскорблЯйтесь, не называйте менЯ своим другом и никоим образом не
заступайтесь за менЯ. џ не только совершенно освобождаю ‚ас от  этих  услуг,
но убедительно прошу ‚ас считать молчание ‚ашим долгом перед теми,  кому  ‚ы
близки и дороги. ‘ менЯ довольно и того, что Я буду с ‚ами в  ‚ашем  сердце,
быть еще и у ‚ас на устах Я не желаю... „алее: не шлите мне писем по  почте,
а, когда будете писать другим, вкладывайте в конверт письма ко мне, и  пусть
они доходЯт  до  менЯ  таким  образом.  „а  смотрите  держитесь  твердо,  не
проговоритесь как-нибудь из дружеских чувств  ко  мне".  Њакриди,  считавший
прежде, что „иккенс обошелсЯ с американцами слишком круто, убедилсЯ, что был
не прав. "‹учше черстваЯ корка в Ђнглии,  чем  столы,  уставленные  Яствами,
здесь, - писал он в 1848 году из Ѓостона. - ‹учше умереть в Ђнглии,  даже  в
грЯзной канаве, чем на нью-йоркской ЏЯтой авеню".
     Ђнгличане оказались менее чувствительны к  насмешкам,  чем  американцы:
Џексниф - воплощение слабых черточек английской нации - лишь  позабавил  их.
‚прочем, если судить по тому, как книга расходилась, он  все-таки  показалсЯ
им недостаточно забавным.  €з  первых  выпусков  разошлось  всего  тысЯч  по
двадцать экземплЯров, а ведь "Џиквика" и "Ќикльби" расхватывали по  сорок  и
пЯтьдесЯт тысЯч, а еженедельные выпуски "Ѓарнеби ђаджа" и "‹авки древностей"
- по шестьдесЯт и семьдесЯт. „иккенс был больно задет: он-то чувствовал, что
"Њартин" гораздо лучше его прежних романов. Ђ тут еще —эпмен и •олл  подлили
масла в огонь, потребовав на основании одного  из  пунктов  договора,  чтобы
автор возместил им разницу между своим ежемесЯчным гонораром и  выручкой  от
продажи романа. „иккенс, и без  того  крайне  раздосадованный,  окончательно
рассвирепел. "ЊенЯ так раздражают, так бьют по самым больным местам, - писал
он ”орстеру, - что в груди моей бушует огонь - и вовсе  не  творческий".  Ћн
стал немедленно искать  себе  другого  издателЯ,  попросил  ”орстера  начать
переговоры с фирмой "Ѓредбери и ќванс" и объЯвил о  своем  решении  уплатить
—зпмену и •оллу все деньги и выложить им все, что о них думает.
     Џлачевный финансовый итог его следующей книги, "ђождественской  песни",
еще больше усложнил положение вещей. ќтот  рассказ  был  начат  осенью  1843
года, то есть именно в то времЯ, когда рождалсЯ в муках "—езлвит", и овладел
„иккенсом безраздельно. Ћн "рыдал и смеЯлсЯ  и  снова  рыдал",  работаЯ  над
"Џеснью", и, взволнованный, "не раз вышагивал по пЯтнадцать, а то и двадцать
миль по темным улицам ночного ‹ондона, когда  все  здравомыслЯщие  люди  уже
давним-давно улеглись спать". —тобы обуздать непомерный  аппетит  —эпмена  и
•олла, „иккенс решил издать "ђождественскую песнь" на комиссионных  началах:
то есть все расходы по ее  изданию  взЯть  на  себЯ  и  заплатить  издателЯм
комиссионные от продажи. Ћднако его расчеты не  оправдались.  Џовесть  имела
большой успех, но вместо желанной тысЯчи фунтов стерлингов  принесла  автору
тысЯчи лестных отзывов от самых различных читателей.  „иккенс,  естественно,
заключил, что издатели "умышленно  раздули  издержки,  чтобы  запугать  менЯ
непомерными затратами и заставить вернутьсЯ к прежним условиЯм". Ќа самом же
деле выручка от продажи  небольшой  книжки,  по-видимому,  просто  не  могла
покрыть расходов по ее изданию, а издана она была роскошно. Љак  бы  там  ни
было, но только „иккенс, глЯдЯ на растущие счета, тревожилсЯ  не  на  шутку:
"Њало сказать, что мне ставЯт палки в колеса, Я вообще того и глЯди  окажусь
в тупике. Ќежданно-негаданно - и такаЯ неприЯтность!  ‘о  мной  в  жизни  не
случалось ничего подобного!" Ћн уже видел  себЯ  окончательно  разоренным  и
решилсЯ сдать свой дом, уехать вместе с семьей за границу и зажить скромной,
размеренной жизнью. Ќо прежде всего нужно было все-таки порвать с —эпменом и
•оллом. ”орстер был у них литературным консультантом, так  что  все  хлопоты
пришлось поручить другу юности ’омасу Њиттону.
     Џечатники Ѓредбери и ќванс сначала с опаской  отнеслись  к  перспективе
стать  издателЯми.  Џрельстила  их  в  конце  концов   другаЯ   перспектива:
возможность выкачать неплохой капиталец из —арльза „иккенса. €так,  Ѓредбери
и ќванс рискнули. ‡а две тысЯчи восемьсот фунтов „иккенс обЯзалсЯ отдать  им
четвертую долю всего, что заработает за ближайшие восемь лет. Љогда и что он
будет писать, полностью предоставлЯлось решать ему  самому.  ‚се  расчеты  с
—эпменом и •оллом были закончены, и их деловые отношениЯ с „иккенсом - тоже.
Ђ между тем каких-либо семь лет назад он уверЯл  их  в  том,  что  "все  мои
усилиЯ  сейчас  направлены  на   то,   чтобы   упрочить   наше   приЯтнейшее
содружество".
     ’е, кто строго осуждает „иккенса за его  манеру  обращатьсЯ  со  своими
издателЯми, просто страдают недостатком воображениЯ. ‚едь без этого горЯчего
темперамента - причины всех его "взрывов" - он не был бы  „иккенсом.  ’е  же
самые качества, которые помогали  ему  создавать  его  поразительные  книги,
мешали ему сохранЯть спокойствие, когда  он  считал,  что  с  ним  поступают
несправедливо.  ќто  был  человек  легковозбудимый,  с   резко   менЯющимисЯ
настроениЯми,  иногда  мЯгкий  и  жалостливый,  а  иногда   непреклонный   и
беспощадный.  ќтим  и  объЯснЯетсЯ  отчасти   необыкновенное   богатство   и
разнообразие его творчества. ‡а работой это был не один человек, а двадцать;
в нем поЯвлЯлись двадцать разных качеств, казалось бы никак между  собою  не
свЯзанных. „а и в жизни с ним случались не менее  удивительные  превращениЯ.
’ак он мог до глубины души растрогать читателей - а заодно и самого  себЯ  -
невзгодами Љрэтчитов  из  "ђождественской  песни";  написать  проникновенную
проповедь о том, что любовь к деньгам страшное  зло,  а  потом  рассвирепеть
лишь из-за того, что получил за эту самую "ђождественскую песнь" меньше, чем
рассчитывал. —то  касаетсЯ  —эпмена  и  •олла,  они  имели  вполне  законные
основаниЯ длЯ того, чтобы обЯзать автора выполнить условиЯ договора.  Џервые
выпуски "—езлвита" расходились плохо, и не было никаких признаков того,  что
дела поправЯтсЯ. Ќо —эпмен и •олл действовали неумно и неблагородно.  Ќеумно
потому, что не понЯли, как отнесетсЯ к их поступку человек,  отдающий  своей
работе все: мозг, душу - лучшее, на что он  способен;  неблагородно  потому,
что на его книгах они  нажили  целое  состоЯние.  Њногочисленное  семейство,
которое нужно кормить: отец, мать, братьЯ, жена и дети! ѓости, которых нужно
принимать, хочешь ты этого или нет! ‘ознание своей крепшей силы и  вместе  с
этим уверенность в том, что твои издатели зарабатывают на твоих трудах  куда
больше, чем ты сам! „а „иккенс был бы просто ангелом, если ответил  бы  этой
паре скруджей в духе Ѓоба Љрэтчита. „иккенс не был ангелом, и  осуждать  его
мог бы разве что свЯтой,  если  он  к  тому  же  и  гений,  изнемогающий  от
непомерной  работы.  ЏотерЯв  „иккенса,  —эпмен  и  •олл  лишь  получили  по
заслугам.
     ‘тремЯсь поправить собственные дела,  „иккенс  не  забывал  и  о  своих
собратьЯх по перу. "“словиЯ, на которых ‚ы заключили  договор,  -  писал  он
’омасу •уду, - позорны. џ  хочу  сказать,  позорны  длЯ  мистера  Љольберна,
издателЯ. Ќет сомнений в том. что он поступил как  ростовщик,  как  биржевой
спекулЯнт, как еврей-старьевщик, как скрЯга, выжимающий  из  ‚ас  все  соки,
воспользовавшись ‚ашими временными трудностЯми".
     Љое-кто был не прочь поживитьсЯ и за счет „иккенса,  считаЯ,  что  если
некоторым его героЯм свойственны доверчивость и  великодушие,  то  и  автор,
должно  быть,  безудержно  щедр.  ’аких  людей  ждало   быстрое   и   полное
разочарование. Ћни попросту не учли,  что  самые  веские  причины  выступать
против алчности и крохоборства имеет человек, добывающий хлеб свой  насущный
в борьбе с вымогателЯми и шейлоками. Љакой-то бойкий еженедельник,  посрамив
даже  литературно-театральных  "пиратов",  напечатал  "сокращенный"  вариант
"ђождественской песни". „иккенс потребовал, чтобы этот  номер  еженедельника
был запрещен, а владельцы изданиЯ возместили  ему  убытки  -  тысЯчу  фунтов
стерлингов. ’огда к нему ЯвилсЯ ходатай  от  издателей,  заЯвивший,  что  он
взывает к его лучшим чувствам, в существовании которых  он  не  сомневаетсЯ,
ибо в книгах мистера „иккенса выражены чувства, которые позволЯют  верить..,
и так далее и тому подобное. „иккенс возразил,  что  вышеупомЯнутые  чувства
вовсе не означают, что автор разрешает грабить себЯ со всех сторон.  —увства
были истолкованы неверно, и автор  надеетсЯ  это  доказать.  ’огда  издатели
поспешили объЯвить себЯ  банкротами,  и  „иккенсу  пришлось  уплатить  около
семисот фунтов судебных  издержек.  €з  этой  истории  он  извлек  длЯ  себЯ
полезный урок: лучше иметь дело с грабителем, чем с  правосудием;  грабитель
только запустит руку тебе в карман, а правосудие оберет до нитки.
     ђаботаЯ над "Њартином —езлвитом", „иккенс не забывал и о  развлечениЯх,
предаваЯсь им с присущим ему жаром и  энергией.  ‚  Ѓродстерсе  он  совершал
дальние прогулки - миль за двадцать, почти не сбавлЯЯ  шагу.  ‚  ‹ондоне  он
иногда в хорошую погоду доходил до •емпстеда и обедал с ”орстером и Њаклизом
в "„жек ‘троз Љасл". Ѓывал он и на светских вечерах,  но  увеселениЯ  такого
рода не слишком привлекали его. Ќа одном из вечеров в мае 1843  года  его  с
женою встретил ’еккерей. "Ќе помню, писал ли Я ‚ам о шумном  бале  у  миссис
Џроктер, о том, как великолепна была  миссис  „иккенс  в  розовом  атласе  и
мистер „иккенс в желто-красном жилете и пышных  кудрЯх".  ‹егко  представить
себе, как поразились бы гости, услышав,  что  думает  о  них  джентльмен  "в
желто-красном и  в  кудрЯх".  "’оржественно  заЯвлЯю,  что,  попадаЯ  в  так
называемое "высшее общество", всЯкий раз чувствую, что  оно  менЯ  утомлЯет,
что Я ненавижу, презираю, отвергаю ею. Љакое  неслыханное  тщеславие,  какое
невообразимое невежество во всем, что происходит за его дверью! —ем больше Я
наблюдаю его, тем глубже проникаюсь уверенностью, что близитсЯ времЯ, когда,
не сумев избавитьсЯ от собственных пороков, высшее общество будет  вынуждено
подчинитьсЯ людЯм, которые раз и навсегда избавЯт его от пороков, стерев его
с лица земли". ‘траницы его книг, рисующие жизнь "света", также дышат далеко
не добрым чувством.
     ‚ремЯ  от  времени  писателю  приходилось  бывать  на  так   называемых
"благотворительных обедах", где, икаЯ от обильной и вкусной еды,  толкуют  о
пожертвованиЯх в пользу беднЯков, - и эти обеды  тоже  не  приводили  его  в
восторг: "‘илы небесные! Џосидели бы  ‚ы  со  мной  в  этот  понедельник  на
благотворительном обеде! ’ам были  аристократы  нашего  ‘ити,  произносившие
такие спичи! ‹юбой мало-мальски сообразительный дворник сгорел бы со  стыда,
если бы ему пришло в  голову  что-нибудь  подобное.  Џрилизанные,  слюнЯвые,
толстобрюхие,  перекормленные,  краснорожие  и  сопЯщие   скоты!   €   гости
вскакивали с мест от восторга! Ќикогда в жизни  не  видел  более  наглЯдного
доказательства власти ’угой Њошны! Ќикогда не видел и не слышал ничего более
отталкивающего и унизительного". Љак правило, он был  слишком  занЯт,  чтобы
посещать подобные сборища. ‚ разгар работы над  очередным  романом  заманить
его куда-нибудь на званый обед могло лишь  нечто  "совершенно  из  рЯда  вон
выходЯщее - как если бы в Љитае у менЯ объЯвилсЯ брат-близнец, приехавший на
родину всего на один день. Ќо такое ведь случаетсЯ не часто".  ЏодготавливаЯ
к  печати  очередной  выпуск  книги,  он  был  вынужден  отказывать  себе  в
удовольствии встречатьсЯ с друзьЯми;  более  того:  у  себЯ  дома  ему  тоже
приходилось жить в тишине и одиночестве. Ћднажды он чуть было не  сбежал  из
Ѓродстерса из-за того, что в соседнем доме оказалось пианино,  "каждаЯ  нота
которого - сплошнаЯ пытка".
     Ќо было у него одно развлечение, которому он предавалсЯ так искренне  и
непосредственно, что  его  радость  сообщалась  окружающим  и  все  невольно
заражались его весельем. „жейн Љарлейль  рассказывает  об  одном  безудержно
веселом празднике, душою и заводилой которого был не кто иной, как  „иккенс.
Ћн заранее купил  себе  полный  набор  "магических"  предметов,  необходимых
фокуснику, и у  себЯ  в  комнате,  один,  каждый  вечер  училсЯ  проделывать
таинственные и загадочные вещи. Ћн заставлЯл карманные часы исчезать и вновь
поЯвлЯтьсЯ неведомо откуда совсем в другом месте. Џо его велению  деньги  из
правого кармана  вдруг  оказывались  в  левом.  Ћн  сжигал  носовые  платки,
дотрагивалсЯ до золы волшебной палочкой - и платки были снова целехоньки. Ћн
мог превратить Ящик с отрубЯми в живую морскую свинку,  насыпать  в  мужскую
шлЯпу муки, добавить сырых Яиц и еще кое-каких специй, подержать все это  на
большом огне и затем извлечь из шлЯпы горЯчий, дымЯщийсЯ пудинг с изюмом,  а
шлЯпу возвратить владельцу целой и  невредимой.  21  декабрЯ  1843  года  на
Љларенс-’еррас справлЯли день рождениЯ Ќины,  дочери  Њакриди.  ‘ам  Њакриди
находилсЯ в то времЯ в Ђмерике, и это было очень кстати, потому  что  с  ним
такого весельЯ не получилось бы. Ћбычно,  если  верить  „иккенсу,  отпрыскам
Њакриди разрешалось показыватьсЯ, только "когда  подавали  сладкое.  Љаждому
полагалось  печенье  и  стакан  воды,  причем  Я  глубоко  уверен,  что  сей
прохладительный напиток они неизменно пили с зубовным  скрежетом:  "—тоб  им
лопнуть, этим прожорливым и жадным взрослым!" Џоэтому  более  чем  вероЯтно,
что даже  день  рождениЯ  в  присутствии  Њакриди  был  бы  омрачен  печатью
послушаниЯ. Ќо актер был в Ђмерике, и  можно  было  резвитьсЯ  вовсю.  Џеред
знаменательным событием „жейн Љарлейль целую неделю мучилась от бессонницы и
чувствовала  себЯ  совершенно  разбитой.  “езжаЯ  на  Љларенс-’еррас,  „жейн
выслушала утешительное напутствие своего супруга: "“ж не желтуха ли у  тебЯ?
—то за вид: лицо зеленое, глаза налиты кровью!" Ќо  „жейн  говорит,  что  ни
одно лекарство не помогло бы ей лучше, "чем  эта  вечеринка,  на  которую  Я
отправилась с тайным содроганием. €з всех вечеров, на которых Я  побывала  в
‹ондоне, этот  оказалсЯ,  бесспорно,  самым  приЯтным".  Џомогать  фокуснику
„иккенсу вызвалсЯ ”орстер, и оба "так старались, что пот лил с них градом, и
они как будто охмелели от  возбуждениЯ!"  ‹учшего  фокусника,  чем  „иккенс,
„жейн, по ее словам, никогда не видела. Ћн откалывал такие номера,  что  мог
бы отлично зарабатывать, выступаЯ перед широкой публикой.
     Џотом начались танцы. "„иккенс чуть ли не  на  коленЯх  упрашивал  менЯ
станцевать с ним вальс. џ, по-моему, и без того неплохо справилась со  своей
ролью: болтала несусветный вздор с ним,  ”орстером,  ’еккереем  и  Њаклизом.
‘тоило ли еще искушать судьбу, пробуЯ совершить невозможное? € тем не  менее
после ужина,  когда  мы  разошлись  вовсю,  оглушенные  треском  хлопушек  и
бесчисленными тостами, одурманенные шампанским, кто-то предложил  контрданс,
и ”орстер, обхватив менЯ за талию, увлек на середину круга, в самую  толчею,
и заставил танцевать. џ закружилась в водовороте, иначе  менЯ  бы  стерло  в
порошок! “лучив минутку, Я взмолилась: "Ћтпустите менЯ, ради всех свЯтых! ‚ы
разобьете мне голову о створку двери!"  Ќа  что  он  возразил  (можете  себе
представить, каким тоном): "•м, голову! Љому тут какое дело до голов?  Џусть
катЯтсЯ ко всем чертЯм!"
     ‘казать по  правде,  все  это  уже  становилось  похожим  на  похищение
сабинЯнок!.. Ќо тут кто-то взглЯнул на часы и воскликнул: "“же  двенадцать!"
Џосле чего все мы ринулись в гардеробную,  где  веселье  вспыхнуло  с  новой
силой, перекинулось в прихожую и бушевало до  последней  минуты.  „иккенс  с
женой  забрали  к  себе  ’еккереЯ  и  ”орстера  "скоротать  вечерок   дома".
‚оображаю, что это будет за тихий  вечерок.  ‡авершитсЯ  он,  чего  доброго,
визитом в полицейский участок". ‚ заключение „жейн пишет, что самое  веселое
общество - это нахалы и головорезы, вернее сказать, те,  у  кого  достаточно
нахальства, чтобы не считатьсЯ  с  "приличиЯми  и  всЯческими  церемониЯми".
‚ернувшись домой, она "заснула как убитаЯ": вечер,  очевидно,  действительно
оказалсЯ длЯ нее лучшим лекарством. Ђ "доктор „иккенс" снова выступил в роли
фокусника  -  под  Ќовый  год  у  ”орстера,  а  потом  вместе  с  ним  и  на
„евоншир-’еррас, где, облачившись  в  "магические  одеЯниЯ",  они  выступали
перед целой толпой детей и взрослых, собравшихсЯ на день рождениЯ  его  сына
—арли.
     ‚скоре после всех этих празднеств „иккенс выступил с речами в ‹иверпуле
и Ѓирмингеме перед питомцами  технических  училищ  длЯ  рабочих,  причем  во
втором случае длЯ бодрости духа выпил за обедом пинту  шампанского  и  пинту
хереса. ‚ыступать длЯ  слушателей  учебных  заведений  он  был  готов  когда
угодно, и  толпы  народа,  привлеченные  его  громкой  славой,  с  восторгом
убеждались в том, что великий писатель может быть и превосходным оратором  ‘
радостью и не жалеЯ сил он бралсЯ за дела, которых  писатели  обычно  боЯтсЯ
больше всего  на  свете:  устраивал  званые  обеды;  добывал  деньги,  чтобы
заплатить долги своего папеньки; сочинЯл стихи в  альбом  леди  Ѓлессингтон;
обследовал тюрьмы; собирал средства в помощь семерым детЯм какого-то актера,
попавшего в нужду; давал советы писателЯм; написал введение к  книге  одного
рабочего; принимал большое участие в организации школы длЯ детей беднЯков  и
вел оживленную переписку с районным инспектором  о  неисправном  дымоходе  в
доме на „евоншир-’еррас. „иккенс просил инспектора прийти и  посмотреть  его
камин; инспектор возразил, что не имеет никакого отношениЯ к каминам.
     €нспектор предложил „иккенсу прийти к нему, на что „иккенс ответил, что
таскать с собой камины  крайне  неудобно.  Џусть  лучше  все-таки  инспектор
пожалует к нему, обследует камин  и  скажет,  в  порЯдке  ли  он.  €нспектор
продолжал упорствовать, а камин на „евоншир-’еррас - дымить.
     ‚о времЯ работы над "—езлвитом" „иккенс не жаловалсЯ на здоровье,  если
не считать простуды, от которой у него "оба уха оглохли, горло охрипло,  нос
покраснел, а физиономиЯ позеленела, глаза слезЯтсЯ и  терпение  лопаетсЯ  по
каждому  поводу".  ‚прочем,  это  не  мешало  ему  воевать  с  издателЯми  и
"литературными пиратами". Ќо  здоровье  здоровьем,  а  все-таки  нужно  было
отдохнуть и переменить обстановку; не мешало сократить и расходы, и  „иккенс
решил вместе со всем своим семейством на год уехать за границу. Ћн сдал свой
дом, нанЯл курьера по  имени  ‹уи  ђош,  купил  подходЯщую  длЯ  путешествиЯ
огромную карету и начал с  увлечением  готовитьсЯ  к  прощальному  обеду  на
Ћснабург-’еррас, где провел две недели перед отъездом: в его собственный дом
>же въехали новые жильцы. Џрощальный обед удалсЯ на славу,  но  с  одним  из
гостей, ‘иднеем ‘митом, „иккенс, не знаЯ того, прощалсЯ  навсегда:  пока  он
жил в €талии, ‘идней ‘мит умер. …ще один  обед  -  только  длЯ  мужчин  -  в
ѓринвиче, и „иккенсы приплыли в Ѓулонь, где глава  семьи  пошел  в  банк  за
деньгами и долго и мучительно объЯснЯл  по-французски  цель  своего  визита,
пока чиновник не спросил  его  на  великолепном  английском  Языке:  "Љакими
купюрами прикажете, сэр?"
     €,  звенЯ  колокольцами,  громыхаЯ  колесами,  покатилась   по   …вропе
вместительнаЯ карета, уносЯ —арльза „иккенса, его жену, своЯченицу,  пЯтерых
его детей, трех слуг, курьера и нЯню.
        
        
        ^T’ђ…‚Ћѓ€ € ‚Ћ‹Ќ…Ќ€џ^U        
        
     ‚ средних числах июлЯ 1844 года путешественники  прибыли  в  приморский
пригород ѓенуи - Ђльбаро и поселились на вилле ди ЃаньЯрелло,  которую  снЯл
длЯ них Ђнгус ”летчер, уплатив раза в четыре больше, чем следовало. ”летчеру
они отдали первый  этаж,  а  сами  занЯли  остальную  часть  дома.  „ом  был
просторный, пустой, неудобный и горЯчо любимый  жуками,  комарами,  блохами,
мухами, скорпионами, Ящерицами,  лЯгушками,  крысами  и  великим  множеством
кошек. ‡ато из окон открывалсЯ божественный  вид.  „иккенс  привез  с  собою
рекомендательные письма ко многим именитым генуэзцам, но  не  воспользовалсЯ
ими, а вскоре именитые жители ѓенуи и сами пожаловали к нему и в их числе  -
английский и французский консулы. "џ очень часто прибегаю к  своему  старому
верному приему: скрываюсь от гостей и  предоставлЯю  Љэт  принимать  их",  -
рассказывал „иккенс. Ћн купалсЯ, обследовал окрестности,  гулЯл  по  холмам,
забиралсЯ в глухие уголки ѓенуи, и у него  создалось  впечатление,  что  всю
страну заполонили свЯщенники, причем самого  гнусного  вида.  (’о  же  самое
наблюдали в  романских  стенах  и  другие  англичане  -  как  тогда,  так  и
шестьдесЯт лет спустЯ.)
        
                  € в добродетели крупица зла бывает,         
                  ‹ишь следует получше присмотретьсЯ... -        
        
     как мог бы сказать по этому поводу експир. —то касаетсЯ  „иккенса,  то
ему были в равной  степени  отвратительны  как  зловещие  отцы  католической
церкви, так и велеречивые пастыри его родной  Ђнглии.  Ќе  в  пример  прочим
английским путешественникам  он  с  усердием  принЯлсЯ  изучать  Язык  чужой
страны: занималсЯ каждый день, нашел себе итальЯнца, который приходил с  ним
разговаривать, и в конце концов стал чувствовать себЯ  "на  улицах  храбрым,
как лев. “дивительно, с какой наглостью  начинаешь  изъЯснЯтьсЯ,  знаЯ,  что
другого выхода нет". € хотЯ все здесь глаз  ласкало  -  и  мерзок  был  лишь
человек *, - климат на первых порах тоже не оправдал  его  ожиданий.  ‘тоЯла
такаЯ гнетущаЯ жара, что  он  чувствовал  непреодолимое  желание  "свалитьсЯ
где-нибудь - все равно где, - да так и лежать". Ќебо  здесь  было  не  более
лазурным, чем  над  •емпстед-•ит,  но  ‘еверное  море  все-таки  значительно
уступало по синеве ‘редиземному. ‚се прочее, начинаЯ от насекомых  и  кончаЯ
людьми, имело здесь по сравнению с Ђнглией гораздо более  внушительный  вид.
Љузнечики были, очевидно, из ‘траны великанов, судЯ по тому, как громко  они
стрекотали.  …сли  двое  генуэзцев  останавливаютсЯ  посреди  улицы,   чтобы
"потолковать по-дружески, кажетсЯ, что они вот-вот кинутсЯ друг на  друга  с
ножами". „аже в прачечной к делу относились с южной страстью:  "—ерез  шесть
недель после первого знакомства с прачечной мои белые брюки могли бы отлично
сойти за рыбацкую сеть".
     ЌеизменнаЯ любознательность и  живой  темперамент  не  давали  „иккенсу
усидеть на месте, и по крайней мере раза два он поплатилсЯ за это. Ќа званом
обеде у французского генерального консула какой-то итальЯнский  маркиз  стал
читать свои стихи в его честь. ‚ стихах торжественным  слогом,  столь  милым
сердцу патриота, говорилось о взЯтии ’анжера †уанвилем,  и  „иккенсу  стоило
немалого труда,  сдерживаЯ  улыбку  и  сохранЯЯ  на  лице  выражение  самого
крайнего восторга, внимательно смотреть в рот чтецу, как будто  стараЯсь  не
пропустить ни слова. “силиЯ его, видимо, увенчались полным  успехом:  маркиз
пригласил его к себе на  пышный  вечер.  „иккенс  пришел.  ‘начала  все  шло
сносно: мороженое, танцы... Ќо когда стало  Ясно,  что  в  ближайшие  четыре
часа, кроме танцев  и  мороженого,  ждать  нечего,  „иккенс  решил  спастись
бегством до полуночи, пока не закроютсЯ  генуэзские  ворота.  ‘пускаЯсь  под
гору в темноте, он на бегу споткнулсЯ о шест,  перекинутый  через  улицу,  и
растЯнулсЯ. ‚скочив, весь белый от  пыли,  он  ощупал  себЯ,  убедилсЯ,  что
костюм порван, но сам он, кажетсЯ, невредим, и успел  добежать  до  ворот  в
самый последний момент. „о дому он  дошел  пешком.  ‚се  бы  ничего,  но  от
сильного удара у него началсЯ приступ той самой  "нестерпимой  и  неописуемо
мучительной боли в боку", от которой он страдал с детства.
     Ђ три недели спустЯ он перенес настоЯщее потрЯсение. …го брат ”редерик,
приехавший к нему в гости, купаЯсь,  попал  в  полосу  сильного  течениЯ  и,
конечно, утонул бы, если бы не  рыбачье  суденышко,  как  раз  в  это  времЯ
выходившее из гавани. ќто происшествие разыгралось прЯмо на  глазах  у  всей
семьи: "‡а эти четыре-пЯть страшных минут мы пережили целую вечность ужаса и
отчаЯниЯ".
     ‚ октЯбре „иккенсы приехали из Ђльбаро в ѓеную и поселились  в  Џалаццо
Џескьера („ворце рыбных прудов), одном из красивейших итальЯнских дворцов  с
изумительным видом на город и гавань. Ћкруженный парком дворец,  с  огромным
залом  в  пЯтьдесЯт  футов  высотой  и  фресками,  написанными   итальЯнским
художником, тезкой Њнкеланджело,  с  фонтанами,  террасами  и  благоухающими
садами, очаровал „иккенса. Ћн был похож на "дворец из волшебной  сказки",  и
„иккенс часто и подолгу простаивал в холле, любуЯсь видом, "как  в  каком-то
счастливом сне". Џлатил он за дворец пЯть фунтов в неделю: оказалось, что  в
€талии можно жить по-царски на те деньги, которых едва хватило бы  на  жизнь
бедному поэту в Ђнглии. “ „иккенсов поЯвилась ложа в опере, завелись  друзьЯ
и знакомые, погода тоже наладилась, и все-таки „иккенс никак не мог  взЯтьсЯ
за работу, скучаЯ по ‹ондону и чувствуЯ себЯ, как рыба на песке: "Џисал ли Я
вам, сколько у нас здесь фонтанов?  Ќо  что  толку!  „аже  если  бы  из  них
струилсЯ нектар, они не понравились бы мне так, как наши, вест-миддлсскские,
на „евоншир-’еррас". Ѓез лондонских улиц и лондонской толпы у него пропадало
вдохновение. "Џоставьте менЯ часов в восемь вечера на мост  ‚атерлоо,  дайте
побродить, сколько мне вздумаетсЯ, и Я, как ‚ы знаете, вернусь  домой,  горЯ
желанием работать и работать Ђ здесь все как-то не по мне. Ќе  могу  взЯтьсЯ
за дело".
     Џрошло уже более года, как он задумал написать новую  книгу,  опЯть  на
рождественскою тему, "возвысить голос в защиту беднЯков", но с тех пор,  как
он поселилсЯ в €талии, он еще не написал ни строчки. —то сказать - он  знал,
но как? Ћднажды он сидел за столом, пытаЯсь  заставить  себЯ  работать,  как
вдруг раздалсЯ благовест.  ‡абили,  затрезвонили  все  генуэзские  колокола,
мешаЯ ему сосредоточитьсЯ, наполнЯЯ  бессильной  Яростью.  Ќо  вот  перезвон
затих, „иккенс успокоилсЯ, и в голове у него зазвучала фраза ”альстафа: "„а,
приходилось нам слышать, как бьет полночь,  мистер  Џустозвон".  €  с  этого
момента он уже был целиком во власти своих "Љолоколов". ‚скоре в  ѓенуе  был
устроен раут по случаю приезда  губернатора.  „иккенс  попросил  английского
консула объЯснить, что он не может прийти.
     - Ђ где же великий бард? - спросил губернатор. - џ хочу видеть великого
барда.
     - ‚еликий бард работает, ваше  превосходительство.  Ћн  пишет  книгу  и
просит вас извинить его.
     - €звинить? - воскликнул губернатор. - ’акому занЯтию Я не  решилсЯ  бы
помешать ни за что на свете. Џожалуйста, передайте  синьору  „иккенсу,  что,
когда бы он ни решил почтить менЯ  своим  присутствием,  мой  дом  длЯ  него
открыт. Ќо только когда  ему  удобно,  не  иначе.  €  пусть  никто  из  вас,
джентльмены, не нарушает покой синьора „иккенса, пока  не  станет  известно,
что он свободен.
     ‚от  хороший  пример  того,  как  правителЯм   следует   относитьсЯ   к
художникам.
     „иккенса больше не беспокоили  колокола:  "Џусть  теперь  звонЯт  себе,
сколько им вздумаетсЯ, во всех церквах и монастырЯх ѓенуи: Я ничего не вижу,
кроме старинной лондонской колокольни, куда Я их перенес". "‚се в порЯдке, -
сообщил он ”орстеру. - Ћдержим "Љолоколами". ‚стаю  в  семь.  •олодный  душ,
завтрак, и часов до трех работаю, работаю как безумный. ‚ три обычно кончаю,
если нет дождЯ... €з-за этой книги стал здесь, на чужбине, бледен  как  мел.
™еки,  начинавшие  уж  было  округлЯтьсЯ,  снова  провалились,  глаза  стали
огромными, волосы повисли  безжизненными  прЯдЯми,  а  в  голове  под  этими
прЯдЯми горЯчо и туманно. Џеречтите сцену в конце третьей части. џ ни за что
на свете не написал бы ее снова. џ пережил  столько  горЯ  и  волнений,  как
будто все это случилось наЯву. Љнига будила менЯ по ночам. „описав ее вчера,
Я был вынужден заперетьсЯ в доме, потому что мое лицо распухло, стало  почти
вдвое больше обычного, и Я имел невообразимо нелепый вид.  Џойду  прогулЯюсь
как следует,  чтобы  голова  стала  Ясной.  „оработалсЯ:  все  плывет  перед
глазами. Ќа сегоднЯ  достаточно".  4  ноЯбрЯ,  проливаЯ  горькие  слезы,  он
дописал "Љолокола". "‘юда вросли, вплелись все мои страсти и  привЯзанности,
- говорил он. - ЏотрЯсающаЯ книга!  "ђождественскаЯ  песнь"  -  ничто  перед
нею".
     …го так волновала судьба "Љолоколов", что он решил съездить  в  ‹ондон,
держать корректуру, отобрать иллюстрации и прочесть повесть в  тесном  кругу
друзей у ”орстера. Џеред отъездом он побывал в нескольких  городах  северной
€талии: в Џарме, Ѓолонье и ‚ероне - и был "слегка обескуражен", увидев,  что
ЊантуЯ - место изгнаниЯ ђомео - находитсЯ всего за двадцать миль от  ‚ероны.
‡аехал он и в ‚енецию, котораЯ поразила его больше любого города  на  свете:
"‚еликолепие и красота ‚енеции  не  поддаютсЯ  описанию.  ’акого  города  не
увидит во сне курильщик опиума. „аже  волшебные  чары  не  в  силах  создать
видение более пленительное... …е  нельзЯ  видеть  без  слез...  Џрелесть  ее
невыразима. Ќикогда прежде не видел города, о котором  страшно  говорить.  џ
чувствую, что рассказать о ‚енеции невозможно". Љисть, перо, карандаш -  все
это могло дать лишь самое  общее  представление  о  невообразимо  прекрасной
действительности. ЏамЯть о ‚енеции осталась с ним на всю жизнь. "ќти три днЯ
были подобны сказкам "’ысЯчи и одной ночи", но только в тысЯчу  и  один  раз
необычайнее и фантастичнее". †ена и своЯченица на несколько дней приехали  к
нему в Њилан и вернулись в  ѓеную.  „иккенс  переправилсЯ  через  ‘имплон  и
поехал через ‘трасбург и Џариж в ‹ондон.
     ‘разу же по приезде он отправилсЯ на Љовент-гарден в  кафе  "ЏьЯцца"  и
"попал прЯмехонько в объЯтиЯ" Њаклиза и ”орстера. „ве из иллюстраций  к  его
рождественскому рассказу - гравюры ђичарда „оила  и  „жона  ‹ича  -  ему  не
понравились. Ћн  пригласил  обоих  художников  позавтракать  вместе  с  ним.
"Џустил в ход то неотразимое обаЯние, с которым ты хорошо знакома,  -  писал
он жене, - и оба в отличнейшем расположении  духа  взЯлись  сделать  гравюры
заново". ‘остоЯлось и чтение у ”орстера. Џришли Љарлейль, Њаклиз,  ‘тэнфилд,
Њакриди, ‹аман Ѓленчард, „углас „жеролд и еще кое-кто. ђассказ имел успех, о
чем „иккенс незамедлительно сообщил жене: "…сли бы  ты  видела,  как  плакал
вчера Њакриди, как он рыдал, не стыдЯсь  своих  слез,  ты  почувствовала  бы
вместе со мною, что значит власть  над  людьми".  ‚последствии  это  желание
наслаждатьсЯ ощущением своей власти значительно сократило ему жизнь.
     ‚скоре после этого чтениЯ Њакриди приехал в Џариж, чтобы играть  там  в
шекспировских спектаклЯх, и „иккенс на обратном пути в ѓеную несколько  дней
провел вместе с другом в столице ”ранции. ‚ день его отъезда Њакриди написал
в дневнике: "‘ нами обедал „иккенс. ‚ половине шестого  он  уехал,  так  что
это, очевидно, мой последний хороший день в Џариже". „ело  было  в  середине
декабрЯ, всю дорогу стоЯл лютый холод. „иккенс  пишет,  что  в  Њарселе  его
вынули из кареты "совершенно окоченевшим и принЯли за часть багажа.  Ќо,  не
обнаружив на мне почтового адреса, решили осмотреть менЯ более тщательно  и,
наконец, заметили "признаки жизни", выражаЯсь Языком газет. Џотом  на  борту
парохода менЯ одолел такой приступ морской болезни,  что  мне  по-настоЯщему
следовало бы тут же написать завещание - если бы у менЯ было  что  завещать.
Џравда, у менЯ был тазик, но с ним Я в те минуты расстатьсЯ не мог".
     ‚озвратившись в свой дворец, он снова захотел поближе  познакомитьсЯ  с
€талией и в конце ЯнварЯ 1845 года поехал вместе с женою на юг. „лЯ Љэт  эта
поездка сложилась не особенно удачно: в ђиме они встретили чету де лЯ  ђю  и
дальше  путешествовали  вместе.  ‘  банкиром  де  лЯ   ђю,   швейцарцем   по
национальности, и с его  женой  англичанкой  „иккенсы  познакомились  еще  в
ѓенуе. Ћбо всем остальном написал сам „иккенс двадцать пЯть лет  спустЯ:  "џ
близко сошелсЯ с ее мужем... “знав, что она ужасно страдает от невралгии  (о
том, что у нее есть и другие болезни, Я в то времЯ  не  знал),  Я  призналсЯ
ему, что обладаю животным магнетизмом редкостной силы (в  его  эффективности
при нервных расстройствах Я уже имел возможность убедитьсЯ). џ  сказал,  что
буду рад помочь ей. Ќи одного из обычных Явлений у нее  не  было,  но  через
месЯц она стала спать  по  ночам,  хотЯ  уже  много  лет  не  спала,  и  так
поразительно изменилась, что даже ее мать  была  потрЯсена.  Џотом  она  мне
призналась, что ее давно уже  преследуют  мириады  кровавых  видений,  самых
чудовищных, но теперь они все поблекли и опустили покрывала на лица.  ‘  тех
пор  она  с  мужем  сопровождала  менЯ  во  всех  поездках  по   €талии.   џ
гипнотизировал  ее  ежедневно,  иногда  где-нибудь  под  оливой,  иногда   в
винограднике, в экипаже, а то и в  придорожной  таверне  в  час  полуденного
зноЯ. Ћднажды ночью, в ђиме, менЯ вызвал к ней ее муж.  “  нее  был  нервный
припадок. Ћна лежала, свернувшись плотным  клубком,  и  понЯть,  где  у  нее
голова, можно было, лишь проведЯ рукою по ее длинным волосам  и  нащупав  их
корни. Џрежде такой  припадок  продолжалсЯ  у  нее  по  крайней  мере  часов
тр