        •ескет Џирсон. „иккенс

            
---------------------------------------------------------------------------
     ‘ериЯ биографий "†изнь замечательных людей", выпуск 3 (360)
     €здательство –Љ ‚‹Љ‘Њ "ЊолодаЯ гвардиЯ", Њосква, 1963 год
     Џеревод с английского Њ. Љан
     OCR ЉудрЯвцев ѓ.ѓ.
---------------------------------------------------------------------------     
        
        
        ^TЏ…ђ‚›… ЌЂЃ‹ћ„…Ќ€џ^U        
        
     ќто случилось в Џортсмуте зимою 1812 года.  ‚ечером  7  февралЯ  мелкий
служащий Ђдмиралтейства, славный малый, повез жену на бал, а через несколько
часов у супругов родилсЯ второй ребенок - —арльз „иккенс.
     ‘обственно говорЯ,  „иккенс  не  унаследовал  от  родителей  ни  склада
характера, ни наклонностей. Ћтец его был сыном лакеЯ и горничной, которые со
временем стали дворецким и экономкой. „жон „иккенс был  милейшим  человеком,
добродушным, общительным и щедрым, но не глубоким и  любившим  прихвастнуть.
Џристрастие  к  анекдотам  сочеталось  в  его  характере   с   еще   большим
пристрастием к джину и виски. Њать —арльза по происхождению  стоЯла  немного
выше мужа: в числе  ее  родственников  были  и  чиновники.  „обраЯ  женщина,
мЯгкаЯ, честнаЯ, но довольно легкомысленнаЯ, она не имела  большого  влиЯниЯ
на мужа и не могла справитьсЯ с житейскими  невзгодами,  возникавшими  из-за
той благодушной, но совершенно пагубной манеры, с которой он вершил семейные
дела.
     —арльзу было около пЯти месЯцев, когда с улицы Њайл-ќнд ’еррас, где  он
родилсЯ, „иккенсы переехали в предместье Џортси, на  •ок-стрит.  ’ам  они  и
прожили до 1814 года, пока не переселились в ‹ондон.
     Ќезадолго до кончины „иккенс выступал в Џортсмуте с чтением отрывков из
собственных произведений. Ћднажды вместе со своим импресарио он прохаживалсЯ
по городу и вдруг заметил название одной из улиц.
     - Ѓа! - воскликнул он. - „а ведь здесь Я родилсЯ!
     Ќо в каком именно доме  -  этого  „иккенс  установить  не  мог.  Џрошли
вперед, вернулись, снова обошли всю улочку, и писатель указывал то на  один,
то на другой, то на третий дом. Ћдин  сильно  напоминал  ему  отца;  другой,
казалось, говорил всем своим видом: "ЊенЯ покинул тот, кто родилсЯ под  моей
крышей"; третьему - это было  совершенно  очевидно  -  приходилось  когда-то
укрывать в своих стенах  слабого  и  тщедушного  младенца,  то  есть  именно
такого, каким был в детстве сам „иккенс. ‘ловом,  так  продолжалось  до  тех
пор, пока не выЯснилось, что на улице вообще нет ни одного дома, где  бы  он
ни  родилсЯ.  ‚последствии   более   тщательные   исследователи   достоверно
установили,  где  именно  произошло   это   событие:   ‹ендпорт,   Њайл-ќнд,
Љоммершл-роуд, в доме, который ныне значитсЯ под ќ 387.
     „ар необычайной наблюдательности проЯвилсЯ у  „иккенса,  когда  ему  не
было еще и двух лет: уже взрослым он вспоминал сад возле дома на  •ок-стрит,
где он на неверных ножках ковылЯл вслед за старшей  сестрой  под  присмотром
нЯни, следившей за детьми из кухонного окна; отчетливо помнил он и  как  его
водили смотреть  на  солдат,  обучавшихсЯ  маршировке,  и  зимний  Џортсмут,
покрытый снегом в день их отъезда в ‹ондон.
     ‘ 1814 года „иккенсы жили в ‹ондоне, а в 1817 переехали  в  —атем,  где
„жон „иккенс занЯл ответственный  пост  в  расчетной  части  Ђдмиралтейства:
жалованье его со ста десЯти фунтов в  год  постепенно  возросло  до  трехсот
пЯтидесЯти. —етыре года они прожили в доме  ќ  2  по  улице  Ћрднанс  ’еррас
(теперь это дом ќ 11), еще два - на площади ‘ейнт-Њэри-Џлейс в Ѓруке (дом  ќ
18), и этому времени суждено было стать самым счастливым в жизни  маленького
—арльза. ‡релым человеком он с наслаждением вспоминал далекие чатемские  дни
и в эти минуты отдыхал  душою.  „лЯ  него  детство  было  "счастливым  сном,
запомнившимсЯ на всю жизнь". ’акой Яркий  след  оставило  оно,  что  он  мог
восстановить "каждое событие тех давних лет, каждую мелочь,  даже  случайное
словечко, даже вскользь брошенный взглЯд". Ћн видел все, он все замечал,  он
ощутил покой созерцаниЯ  и  радость  первых  открытий.  Ћн  был  болезненным
ребенком (его часто мучали колики) и поэтому не мог играть с другими детьми,
но любил, ненадолго оторвавшись от своих книг, хотЯ бы посмотреть,  как  они
резвЯтсЯ.
     ‘оседский  мальчик,  немного  постарше  —арльза  (впоследствии  „иккенс
изобразил его под именем ‘тирфорса *,  стал  его  другу.  Њаленький  „иккенс
инстинктивно подмечал обычаи людей, живших на одной с ним улице, и запоминал
все их странности и причуды; воспоминаниЯ эти  позднее  вылились  в  "Ћчерки
Ѓоза". Ћтец брал его в Њайтр-инн, где вместе с сестрою  ”анни,  почти  двумЯ
годами старше его, мальчик пел песенки  завсегдатаЯм  таверны.  …го  глубоко
интересовал  театр;  он  увлекалсЯ  любительскими  постановками,  побывал  в
королевском театре ђочестера на  шекспировских  спектаклЯх  "ђичард  III"  и
"Њакбет". Ђ чего только не  затевали  дома!  „екламировали,  ставили  пьесы,
смотрели волшебные картины. Ђ катаньЯ с отцом по реке,  прогулки  за  город!
ѓулЯЯ, они не раз проходили мимо ѓэдсхилла, и здесь  сын  говорил,  что  ему
очень нравитсЯ дом на вершине холма, а отец  отвечал,  что,  может  статьсЯ,
придет день, когда —арльз поселитсЯ в этом доме - разумеетсЯ, если только он
будет упорно трудитьсЯ. Њальчик вместе с сестрою или один облазил и замок  и
кафедральный собор, исходил все  рочестерские  улицы  и  тропинки,  разведал
чатемские доки, Љобэмский парк, кентские полЯ, низины...
     —итать и писать —арльз научилсЯ у матери, она же учила его  латыни,  но
заниматьсЯ с  ним  регулЯрно  не  могла:  то  и  дело  заботы  об  очередном
новорожденном отрывали ее  от  сына,  что  невольно  настораживало  —арльза,
заставлЯЯ его чувствовать кажущуюсЯ непрочность,  непостоЯнство  материнской
любви.  Љак  часто  бывает  с  болезненными   детьми,   лишенными   общества
сверстников, он замыкалсЯ в себе, и это мешало ему  по  достоинству  оценить
мать. Ќе удивительно, что отца, который в те  годы  был  его  самым  близким
другом, он любил больше. Њальчик не понимал, что  пока  мать  рожала  одного
ребенка  за  другим,  вела  хозЯйство  и  учила  детей,  отец  жил  в   свое
удовольствие, развлекалсЯ в беспечной компании, тратил больше, чем  получал,
брал взаймы больше, чем мог отдать,  -  словом,  жертвуЯ  будущим,  легко  и
беззаботно спускалсЯ по дорожке, котораЯ,  как  того  и  следовало  ожидать,
привела его, а с ним и его семью в долговую тюрьму.
     ‘ 1810 по 1832 год миссис „иккенс произвела на свет семерых детей; двое
из них умерли в младенческом возрасте. ‚ 1827 году поЯвилсЯ  восьмой.  Љогда
—арльзу исполнилось девЯть лет, дела семьи были уже так плохи, что  пришлось
сократить расходы, и светлый, веселый дом на Ћрднанс  ’еррас  уступил  место
плохонькому домику на площади ‘ейнт-Њэри-Џлейс. †изнь вдруг  настроилась  на
другой, серьезный лад. „екламациЯ, пение, миражи  волшебного  фонарЯ  -  все
было   забыто.   —арльз   поступил   в   школу,   где   способный    молодой
свЯщенник-баптист  впервые  посоветовал  ему  читать  английских  классиков.
Њолодой человек относилсЯ к мальчику с большим участием, и тот, естественно,
привЯзалсЯ к нему. ‚прочем,  хотЯ  жить  „иккенсы  стали  скромнее,  в  доме
по-прежнему царили мир и согласие. Њиссис „иккенс, по  словам  Њэри  “эллер,
служившей  у  „иккенсов  нЯней,  была  "превосходной  женщиной   и   нежной,
заботливой матерью". —то  касаетсЯ  —арльза,  это  был  "славный  мальчуган,
непоседа, а  по  натуре  сердечный,  приветливый,  открытый.  „ети,  бывает,
дерутсЯ, ссорЯтсЯ, но этот - никогда. Ђ уж читать, - добавлЯет она, -  любил
до ужаса". Ћн сидел, охватив одной рукой  другую  -  ту,  в  которой  держал
книгу, мерно покачиваЯсь, шумно дыша. ‘ тех  пор  как  в  маленькой  нежилой
комнате наверху, рЯдом с детской, он  раскопал  уйму  книг,  сложенных  туда
отцом, каждаЯ свободнаЯ минута была посвЯщена  ђодерику  ђэндому,  Џерегрину
Џиклю, •эмфри Љлинкеру, ’ому „жонсу,  ‚екфилдскому  свЯщеннику,  „он-Љихоту,
†иль Ѓлазу, ђобинзону Љрузо и сказкам "’ысЯчи и одной ночи". —тение было длЯ
него в те дни главной школой и самой большой отрадой в жизни. ‚оображаЯ себЯ
героем каждой из этих книг, он придумывал, как  поступил  бы  на  их  месте.
"–елую неделю - ни много, ни мало - Я  был  ’омом  „жонсом.  џ  создал  свой
собственный образ ђодерика ђэндома и в течение месЯца играл его роль.  Љогда
Я начинаю вспоминать, одна картина сразу встает передо мной:  летний  вечер,
мальчики играют на церковном дворе, а Я сижу  на  кровати  и  читаю,  читаю.
Љаждый сарай в окрестности, каждаЯ церковнаЯ плита, каждый  уголок  кладбища
так или иначе были свЯзаны в моем представлении с этими  книгами.  џ  видел,
как взбираетсЯ на колокольню ’ом Џайпс, как,  прислонЯсь  к  нашей  калитке,
остановилсЯ передохнуть ‘трэп с походным мешком на спине: Я твердо знаю, что
коммодор ’рэннион вел беседу  с  мистером  Џиклем  в  маленьком  зале  нашей
деревенской пивной". —итаЯ дальше, мы  узнаем,  что  и  „эвид  Љопперфилд  и
—арльз „иккенс видели из  окна  своей  комнаты  одну  и  ту  же  церковку  с
приходским кладбищем - только первый видел ее в Ѓландерстоуне близ џрмута, а
второй - на чатемской площади ‘ейнт-Њэри-Џлейс.
     ‚ начале 1823 года всЯ семьЯ, кроме —арльза, у  которого,  по-видимому,
был самый разгар  школьных  занЯтий,  переехала  в  ‹ондон:  „жона  „иккенса
перевели по службе в ‘омерсет •аус" *, - без сомнениЯ, он был  от  души  рад
расстатьсЯ со своими чатемскими кредиторами. Ќо  —арльз,  вскоре  приехавший
вслед за родителЯми, был глубоко опечален. “йти из школы в одиннадцать лет -
тЯжелый удар! € какаЯ  пропасть  была  между  их  чатемским  домом  -  домом
чиновника Ђдмиралтейства - и этим, кэмденским, ќ 16 по Ѓейхем-стрит! Џравда,
на углу находилсЯ сад матушки ђэд Љэп с чайными столиками под открытым небом
и приблизительно за полмили, на —ок-”арм, -  тропинки,  бегущие  меж  рЯдами
живых изгородей к таким же  открытым  ресторанчикам,  а  стоило  переступить
порог, и перед тобой расстилались лесистые склоны  •эмпстедского  холма.  Ќо
чего стоЯт эти сельские прелести, когда  нужно  ютитьсЯ  в  убогом  домишке,
когда соседи - необразованные, грубые люди,  когда  приходитсЯ  помогать  по
дому, чистить обувь длЯ всей семьи,  нЯнчить  младших  братьев  и  сестер  и
бегать по разным поручениЯм, потому что единственнаЯ работница,  котораЯ  по
средствам твоей семье, - это маленькаЯ сиротка из чатемского работного дома.
„рузей-сверстников у него не было; не было больше и радостного сознаниЯ, что
он идет вперед, приобщаетсЯ  к  наукам,  -  чувства,  которое  он  постоЯнно
испытывал в школе. ‘естра его, ”анни, стала ученицей Љоролевской музыкальной
академии, и много лет спустЯ —арльз рассказывал одному из своих друзей,  как
больно было провожать сестру, котораЯ уезжала в ‹ондон учитьсЯ и которой все
со слезами на глазах посылали добрые пожеланиЯ, - провожать и думать, что до
тебЯ решительно никому нет дела! ’еперь, когда судьба разлучила его  даже  с
подругой  детства,  —арльз  чувствовал  себЯ  окончательно   заброшенным   и
одиноким.
     Ќо так же как его  истинное  призвание  определилось  при  чтении  книг
‘моллета *, ”илдинга * и ‘ервантеса, - здесь, в лондонских трущобах, он, сам
того не подозреваЯ, получал свое подлинное образование. Љ этому  времени  он
уже  написал  трагедию  и  принЯлсЯ   сочинЯть   рассказы   длЯ   "домашнего
потреблениЯ"; теперь, блуждаЯ по городу и его хмурым окраинам, он  незаметно
длЯ себЯ добывал сырье, из которого ему предстоЯло создавать  своих  героев.
Џервое времЯ он довольствовалсЯ окрестностЯми •эмпстед-роуд *, но постепенно
осмелел и обследовал район ‘охо *, где на „жерард-стриг снимал квартиру  его
дЯдЯ, чиновник ’омас Ѓарроу. ‚ районе ‹аймхаус * на —ерч-ђоу, где все вокруг
было свЯзано с кораблЯми, с морем, жил  крестный  отец  —арльза,  такелажник
Љристофер •аффам. Џо дороге к нему мальчик наблюдал жизнь €ст-ќнда *, и все,
что он видел, казалось ему необычайно увлекательным. €злюбленным местом  его
экскурсий были Љовент-гарден * и ‘трэнд *. —асами, стоЯ где-нибудь на  углу,
смотрел он по сторонам, заглЯдывал в  темные  дворы  зловонных  узких  улиц,
подмечаЯ и запоминаЯ нравы их обитателей. Ќо поразительнее всего  был  район
‘эвен „айелс *. "Љакие чудовищные воспоминаниЯ вынес Я оттуда! -  воскликнул
он однажды. - Љакие видениЯ! Џорок, унижениЯ, нищета!" ќти зрелища и  пугали
и в то же времЯ неотразимо манили к себе все еще  хрупкого,  болезненного  и
крайне впечатлительного мальчика. Ѓессознательно он накапливал богатый запас
наблюдений. ‚се  эти  места  были  впоследствии  описаны  им,  и  многие  их
обитатели стали героЯми его романов.
     €так, —арльз пополнЯл запас  своих  знаний,  а  тем  временем  основной
капитал его отца - добраЯ репутациЯ - таЯл с каждым  днем.  Ќовую  должность
„жон „иккенс получил по милости влиЯтельных людей, бывших хозЯев его матери,
и сохранил за собой, очевидно, лишь потому, что уволить  его  могли,  только
если бы он, скажем,  присвоил  себе  казенные  деньги.  Ќикто,  кажетсЯ,  не
сомневалсЯ в том, что он был приЯтный человек, душа общества, но горЯчность,
с которой пишет о нем сын, во многом объЯснЯетсЯ тем, что к  матери  мальчик
относилсЯ с холодком: "џ знаю, что отец мой - самый добрый и щедрый  человек
из всех, когда-либо живших на земле. Љак он вел себЯ по  отношению  к  жене,
детЯм, друзьЯм, как держалсЯ в дни горестей и болезней! Ћ чем ни  вспомнишь,
все выше похвал. ‡а мною, ребенком болезненным, он смотрел  день  и  ночь  -
много дней  и  ночей,  неустанно  и  терпеливо.  Ќикогда  не  бралсЯ  он  за
доверенное ему дело, чтобы не выполнить его честно, усердно, добросовестно и
пунктуально". Џоскольку основным "делом",  вверенным  „жону  „иккенсу,  были
жена и семьЯ, эту оценку следует несколько умерить. ‹егкий нрав, общительный
характер, чрезмерное хлебосольство навлекли  на  его  семью  нужду  и  горе,
оттолкнули родственников его  жены,  не  желавших  более  давать  ему  денег
"взаймы", как предпочитал выражатьсЯ он сам; лишили его старшего сына  школы
и школьных товарищей. ‡ато он с восторгом слушал, как мальчик поет  забавные
песенки. ‚ этом, без сомнениЯ, и кроетсЯ одна из причин той  сердечности,  с
которой —арльз неизменно говорит об отце. Ќедаром же  он  любовно  изобразил
его  под  видом  Њикобера  и  старого  „оррита!  „жон  „иккенс  был   первой
"аудиторией", по-настоЯщему оценившей его талант.  ‘ын  был  так  благодарен
отцу за его внимание в дни болезни, за дружбу, за то, что отец гордилсЯ  его
выступлениЯми, что, когда настал  час  подлинных  испытаний,  —арльз  осудил
поступок матери и до конца жизни не простил ее, хотЯ ее следовало бы  только
похвалить за то, что, когда все пошло прахом, она старалась, хотЯ и  тщетно,
поддержать семью. „а и сам —арльз находилсЯ в отчаЯнном  положении  тоже  по
милости отца.
     ЃеднЯжка миссис „иккенс в критический момент делала все, что могла,  но
все ее усилиЯ ни к чему не приводили. ‘нЯв помещение на ѓоуэр-стрит  *,  она
было задумала открыть школу, распорЯдилась повесить на двери медную  дощечку
с надписью "“чебное заведение миссис „иккенс" и отправила —арльза  разносить
по  соседним  кварталам  письма-проспекты.  Џриготовлений  к   тому,   чтобы
встретить учеников, она не сделала решительно никаких,  и  это  было  весьма
разумно, потому  что  никто  не  обратил  на  ее  "заведение"  ни  малейшего
вниманиЯ. Ђ между тем назревали нелады  с  мЯсником  и  булочником,  которые
придерживались нелепого убеждениЯ, что  по  счетам  следует  платить.  ‘емьЯ
стала жить впроголодь. „ело кончилось тем, что „жона „иккенса арестовали  за
долги. ѓлубоко несчастный, задыхаЯсь от слез и  стараЯсь  подавить  рыданиЯ,
—арльз металсЯ между отцом и его обезумевшим от горЯ семейством. "‘олнце мое
закатилось навеки", - вымолвил отец перед тем, как его  отправили  в  тюрьму
Њаршалси *, и при этих словах мальчуган почувствовал себЯ совершенно убитым.
‚скоре он пошел в тюрьму на свидание. "Ћтец поджидал  менЯ  в  сторожке;  мы
поднЯлись к нему в камеру и вволю наплакались...  Ћн,  помню,  убеждал  менЯ
отнестись к Њаршалси как к  предупреждению  свыше  и  запомнить,  что  если,
получаЯ  двадцать  фунтов  в  год,  человек   тратит   девЯтнадцать   фунтов
девЯтнадцать шиллингов и шесть пенсов, ему будет сопутствовать  счастье,  но
стоит ему истратить хоть на шиллинг больше,  и  беды  не  миновать".  —арльз
осталсЯ в тюрьме пообедать, и мистер „иккенс послал его за ножом и вилкой  к
другому заключенному, по прозванию "капитан Џортер", обитавшему этажом выше.
"џ, кажетсЯ, ни к чему особенно не  присматривалсЯ,  но  разглЯдел  все",  -
рассказывал „эвид Љопперфилд, и,  хотЯ  —арльз  простоЯл  на  пороге  камеры
капитана каких-нибудь одну-две минуты, он ушел,  сохранив  в  памЯти  точную
картину всей ее обстановки и безошибочно разгадав, кем приходились  капитану
Џортеру соседи по камере: женщина-грЯзнуха и две изможденные девицы. Њальчик
был подавлен и удручен, и все-таки ничто не ускользнуло от его, казалось бы,
рассеЯнного, а на самом деле зоркого взглЯда.
     Ќо положение отца было еще не так ужасно в сравнении с его собственным.
„ом на ѓоуэр-стрит постепенно пустел, обстановка таЯла, и —арльз то  и  дело
был вынужден бегать в ломбард.  ‚  первую  очередь  туда  отправилось  самое
заветное его сокровище - книги; за ними последовали стульЯ, картины,  столы,
каминный прибор, столоваЯ посуда и так далее, пока всей  семье  не  пришлось
ютитьсЯ в двух комнатах  с  голым  дощатым  полом.  ‚идЯ,  в  каком  ужасном
положении они находЯтсЯ, дальний родственник  миссис  „иккенс  и  бывший  ее
чатемский и кэмденский квартирант  „жеймс  ‹емерт  *,  ныне  хозЯин  фабрики
ваксы, предложил  —арльзу  работу  у  себЯ  на  складе  с  жалованьем  шесть
шиллингов в неделю. ’акой поворот событий вполне устраивал  родителей  юнца;
большего удовлетворениЯ, думалось —арльзу,  они  бы  не  выказали  и  в  том
случае, если, отличившись в  средней  школе,  их  сын  готовилсЯ  бы  теперь
поступить в университет. ”абричка  находилась  у  •ангерфорд  ‘тэрс,  в  том
районе ‹ондона, который несколько  лет  спустЯ  был  снесен,  уступив  место
вокзалу —аринг-Љросс и мосту •ангерфорд. ‘клад  помещалсЯ  у  самой  реки  в
ветхом, грЯзном строении, кишевшем крысами  и  пропитанном  затхлым  запахом
гниющей древесины. "ЊоЯ работа, -  писал  —арльз,-  состоЯла  в  том,  чтобы
запечатывать  банки  с  ваксой.  ‘начала  кладешь  листик  вощеной   бумаги,
прикрываешь его другим - синим, завЯзываешь шпагатом,  а  бумагу  подрезаешь
кругом, да покороче, поаккуратнее, пока банка не примет такой же щеголеватый
вид, как аптечнаЯ  баночка  с  мазью.  Љогда  набиралось  нужное  количество
баночек, достигших подобного  совершенства,  на  каждую  следовало  наклеить
заранее отпечатанную этикетку и  потом  приниматьсЯ  за  новую  партию".  Ќа
первом этаже этим занимались два-три других подростка, которым  платили  еще
меньше, чем —арльзу. "‚ понедельник утром, когда Я впервые пришел на работу,
один из них, в рваном фартуке и бумажном  колпаке,  поднЯлсЯ  наверх,  чтобы
научить менЯ обращатьсЯ со шпагатом  и  завЯзывать  узелки.  ‡вали  его  Ѓоб
”еджин; это имЯ много лет спустЯ Я позволил  себе  использовать  в  "Ћливере
’висте".
     ‚ царстве ваксы  Ѓоб  ”еджин  был  единственным  проблеском  света:  он
обращалсЯ с —арльзом как с "юным джентльменом",  заступалсЯ  за  него  перед
мальчишками, изредка играл с ним и ухаживал за юным  джентльменом  во  времЯ
тЯжелого приступа  колик,  знакомых  —арльзу  еще  с  младенческих  лет.  "џ
испытывал тогда такие страданиЯ, что мне устроили в конторе  временное  ложе
из соломы в той обшарпанной нише, где Я работал, и Я полднЯ каталсЯ по  полу
от мучительной боли, а Ѓоб менЯл грелки - наполненные горЯчей водой порожние
пузырьки из-под ваксы, которые он прикладывал мне  к  боку.  Џостепенно  мне
стало легче, а к вечеру все совсем прошло, но Ѓобу (он  был  намного  старше
менЯ и выше ростом) не хотелось пускать менЯ одного  домой,  и  он  вызвалсЯ
менЯ проводить. Ђ вдруг он узнает, что наши живут в тюрьме? Ќикогда!  џ  был
слишком горд. Џод разными предлогами Я пробовал от него отделатьсЯ,  но  Ѓоб
”еджин по доброте душевной и слушать ничего не желал. ’огда  Я  сделал  вид,
что живу у моста ‘аусварк на стороне ‘ерри, и распрощалсЯ с Ѓобом у подъезда
какого-то дома. Ќа случай, если он вдруг обернетсЯ, Я, помнитсЯ,  длЯ  пущей
убедительности постучалсЯ в дверь и, когда мне открыли, спросил, не здесь ли
живет мистер ђоберт ”еджин".
     Љогда все  это  происходило,  домом  маленького  „иккенса  была  тюрьма
Њаршалси. Ќи  единаЯ  душа  не  пожелала  воочию  убедитьсЯ  в  достоинствах
учебного заведениЯ миссис „иккенс, и, прожив на ѓоуэр-стрит  шесть  месЯцев,
она забрала с собою домочадцев и в  марте  1825  года  перебралась  в  новую
резиденцию-тюрьму *.  …е  муж  по-прежнему  получал  от  морского  ведомства
жалованье - шесть с лишним фунтов в неделю, кредиторы в тюрьме не  тревожили
- словом, это было куда более  приличное  существование,  чем  за  последние
несколько лет. ”актически семьЯ, можно сказать, получила  возможность  снова
встать на ноги, так что глава ее и не  пыталсЯ  вернуть  долг,  за  неуплату
которого был арестован. —арльз и ”анни, собственно говорЯ, в тюрьме не жили,
но каждое воскресенье —арльз заходил за сестрой  в  Љоролевскую  музыкальную
академию, и они проводили выходной день с родителЯми. Џервое  времЯ  мальчик
снимал каморку в Љэмден-’ауне у "престарелой дамы, находившейсЯ в стесненных
обстоЯтельствах". ‚ один прекрасный день эта стараЯ леди, едва не заморившаЯ
своего жильца голодом, стала известна читателЯм под именем миссис Џипчин  из
"„омби и сына". ’ак безрадостно жилось у  нее  мальчику,  что  он,  наконец,
пришел к отцу и взмолилсЯ о помощи, после чего  ему  подыскали  мансарду  на
‹ант-стрит в ‘аусварке, недалеко от тюрьмы. †ильцы здесь постоЯнно менЯлись,
"как правило -  исчезаЯ  ночью,  чаще  всего  -  накануне  того  днЯ,  когда
предстоЯло платить за  квартиру".  ‘емьЯ  хозЯина  относилась  к  —арльзу  с
большой добротой, ухаживала за ним во времЯ очередного  приступа  болезни  и
заслужила тем  самым  место  в  "‹авке  древностей"  под  именем  ѓарландов.
Љое-какими штрихами длЯ портрета Њаркизы, героини той же книги, его  снабдил
еще один персонаж  той  поры:  чатемскаЯ  сиротка,  продолжавшаЯ  служить  у
„иккенсов. Љаждое утро —арльз встречалсЯ с  нею  у  ‹ондонского  моста  и  в
ожидании, пока откроют тюремные ворота, рассказывал о ’ауэре,  о  лондонских
причалах, обо всем, что  попадалось  на  глаза,  -  необычайные  истории,  в
которые и сам был готов поверить. ‡автракал и ужинал он постоЯнно у своих, в
тюрьме, но ходить туда днем не хватало времени,  и  его  полуденнаЯ  трапеза
состоЯла чаще всего из булочки или куска пудинга,  а  то  и  ломтЯ  хлеба  с
сыром, которые он в редких случаЯх запивал кружкой пива.  Ћднажды  с  булкой
под мышкой он пожаловал в ресторан мЯсных блюд в Љлер-Љорт на  „рури-лейн  и
спросил маленькую порцию говЯдины. Ћфициант,  который  принес  ему  тарелку,
подозвал приЯтелЯ, такого же любопытного, как и  он  сам,  и,  пока  мальчик
сидел за едой, оба стоЯли и таращили на него глаза. ‚ другой раз он зашел  в
питейное заведение на Џарламентской улице подле ‚естминстерского аббатства *
и осведомилсЯ у хозЯина:
     - Џочем кружка лучшего элЯ - наилучшего?
     “знав, что цена два пенса, он заЯвил:
     - ’ак вы мне, пожалуйста, нацедите кружечку, только полную  и  побольше
пены.
     •озЯин кликнул жену, и они бесцеремонно воззрились на посетителЯ. Џосле
множества вопросов, на которые —арльз отвечал, что придет в  голову,  хозЯин
поднес ему элЯ, а хозЯйка наградила поцелуем. Ћднако такаЯ роскошь, как  эль
или мЯсо, редко была ему по карману.
     есть месЯцев на фабрике ваксы были временем позора и страданий,  когда
он  чувствовал  себЯ  униженным,  покинутым,  беспомощным,  лишенным  всЯкой
надежды, наглухо отрезанным от всего,  что  делает  жизнь  более  или  менее
сносной. "Ћ том, что Я страдал тайно и горько, никто  и  не  подозревал",  -
призналсЯ он в частном письме много лет спустЯ. ’ак сильно подействовало  на
него то, что ему пришлось тогда пережить, что, раз десЯть обращаЯсь к  этому
периоду в своих произведениЯх, он никогда не рассказывал о  нем  собственным
детЯм, впервые узнавшим о фабрике ваксы только из его биографии,  написанной
”орстером  *.  Ѓолее  того,  пока  весь  квартал  не   был   перестроен   до
неузнаваемости, он ни разу близко не подошел к месту своей каторги.
     "Њой старший сын уже научилсЯ говорить, - писал он, - а Я  все  не  мог
без слез пройти по окраине, вдоль которой, бывало, возвращалсЯ домой" {Ќе он
один стыдилсЯ того, что имел дело с  фабрикой  ваксы.  …го  родственники  по
материнской линии были людьми столь почтенными, что если и  заговаривали  об
этом эпизоде, то лишь в самых  общих  чертах.  —ерез  несколько  лет,  когда
—арльз старалсЯ устроитьсЯ на службу в  газете,  его  дЯдЯ  „жон  Ѓарроу  на
вопрос, кем раньше служил племЯнник, уклончиво ответил, что он "в свое времЯ
оказывал  фабриканту  “оррену  содействие  *  по  руководству  его  обширным
предприЯтием и, помимо всего прочего,  сочинЯл  рекламные  стихотворениЯ.  ‚
этом, как и в других делах, выказал изрЯдные способности".}.
     Ћднако каким бы жалким и потерЯнным ни чувствовал он  себЯ,  пробираЯсь
вдоль улиц Ђдельфи, нырЯЯ под арки, его интерес к "человеческой комедии"  не
ослабевал ни на минуту, а любознательность была  неистощима.  "џвившись  под
вечер в Њаршалси, Я всЯкий раз  был  готов  с  упоением  слушать,  как  мать
рассказывает историю того или иного должника-заключенного".  Ћдну  сцену  он
многие годы спустЯ воскресил с присущей ему живостью. ЃлизилсЯ день рождениЯ
королЯ, и „жону „иккенсу пришла в голову  мысль  составить  прошение,  чтобы
заключенным отпустили денег,  на  которые  они  выпьют  за  здоровье  своего
монарха. ђади этого событиЯ —арльз  на  день  отпросилсЯ  с  работы.  “зники
вереницей выстроились перед камерой, по одному заходили туда  и  ставили  на
петиции свое имЯ. "“ каждого по очереди капитан Џортер  спрашивал:  "†елаете
послушать, что здесь написано?" ‘тоило кому-нибудь проЯвить нерешительность,
как капитан звучным, громким голосом читал все до последнего  слова.  Џомню,
как раскатисто, с каким-то особым смаком выговаривал  он  такие  слова,  как
"ваше  величество",  "ваше  королевское  величество",   "обиженные   судьбою
подданные вашего королевского величества",  "прославленнаЯ  щедрость  вашего
величества", будто  чувствуЯ  их  у  себЯ  во  рту  как  нечто  осЯзаемое  и
восхитительное. ЃеднЯга отец тем  временем  чуть-чуть  самодовольно,  как  и
подобает автору, слушал его, созерцаЯ (скорее меланхолично,  чем  враждебно)
утыканную гвоздЯми тюремную стену за окном".
     Џока  другие  члены  семьи  коротали  дни  в  Њаршалси,  ”анни  успешно
занималась, и наступил день, когда - правда, не в полном составе - семейство
отправилось в Љоролевскую музыкальную академию посмотреть, как ”анни „иккенс
будет получать награду. „лЯ —арльза это были тЯгостные  минуты.  "Ќестерпимо
было сознавать, что все это - благородное соперничество, признание, успех  -
не длЯ менЯ. џ чувствовал, что у менЯ разрываетсЯ сердце.  Џрежде  чем  лечь
спать в тот вечер, Я  молилсЯ,  чтобы  бог  избавил  менЯ  от  унизительного
прозЯбаниЯ. Ќикогда еще Я так не страдал, но зависть тут была ни при чем".
     ‚скоре его молитва была услышана. ‚ апреле 1824  года  скончалась  мать
„жона „иккенса, оставив сыну в наследство около двухсот пЯтидесЯти фунтов, и
второй ее сын, уплатив долг за брата, добилсЯ его  освобождениЯ  из  тюрьмы.
‘емьЯ вернулась в Љэмден-’аун, поселилась на короткое времЯ у "старой дамы в
стесненных обстоЯтельствах", известной нам под именем миссис Џипчин, а затем
снЯла отдельный домик на „жонсон-стрит, в котором  „иккенсы  и  прожили  три
года. Њежду тем фабрика ваксы переехала и  помещалась  теперь  невдалеке  от
того места, где —эндос-стрит выходит  на  Ѓэдфорд-стрит.  —арльз  с  другими
подростками стал работать поближе к свету,  у  окна,  на  виду  у  прохожих.
Ћднажды сюда зашел „жон „иккенс и был, надо полагать, раздосадован тем,  что
его сына выставили напоказ перед публикой. Џо этой ли или  иной  причине  он
послал оскорбительное письмо ‹емерту, и  —арльз  был  мгновенно  уволен:  "џ
горько расплакалсЯ, отчасти потому, что все случилось так  внезапно,  и  еще
потому, что в припадке гнева хозЯин ругал отца на чем свет  стоит,  хотЯ  со
мною говорил ласково... ‘  чувством  облегчениЯ,  но  облегчениЯ  странного,
близкого к подавленности, шел Я домой. Њать вызвалась уладить размолвку.  Ќа
другой же день она осуществила свое намерение и возвратилась с вестью о том,
что мне дали лестную характеристику (как Я вполне  убежден,  заслуженную)  и
просЯт наутро снова приступить к работе. Ћтец заЯвил, что Я не вернусь ни  в
коем случае, что мне нужно поступить в школу. џ пишу сейчас  без  возмущениЯ
или обиды, ибо знаю, что все вместе взЯтое и сделало менЯ тем, что  Я  есть,
но никогда потом Я не забывал, никогда не забуду,  да  и  не  смогу  никогда
забыть, что мать была целиком за то, чтобы опЯть послать  менЯ  на  работу".
—то касаетсЯ нас, мы не должны  строго  судить  ни  сына,  ни  мать.  Њиссис
„иккенс билась как рыба об лед, трудилась  как  каторжнаЯ,  чтобы  вырастить
детей, и была, естественно, озабочена, терЯЯ шесть шиллингов в неделю. Љроме
того,  она  стремилась  сохранить  дружеские   отношениЯ   с   теми   своими
родственниками, которые еще не отвернулись от ее семьи. —арльз - и это столь
же естественно - не представлЯл себе, как трудно ей приходитсЯ. ‚ернутьсЯ на
склад ваксы значило длЯ  него  опЯть  обречь  себЯ  на  бесконечные  муки  и
проститьсЯ со всЯкой надеждой. € если наше сочувствие  все-таки  на  стороне
—арльза, то не потому, что он был прав, а его мать виновата. Џросто ему было
всего двенадцать лет, а она была уже взрослым человеком  и  к  тому  же  его
матерью.
     ‚ конце 1824 года „жон „иккенс был уволен из Ђдмиралтейства на пенсию -
сто сорок пЯть фунтов в год. Џочти сразу же по протекции одного  из  братьев
жены он получил в какой-то газете место парламентского репортера  и  в  этой
должности, конечно же, проЯвил свои таланты,  сглаживаЯ  изъЯны  красноречиЯ
государственных мужей. Ђ за несколько месЯцев до этого его сын  —арльз  стал
приходЯщим   учеником   частной   школы   "‚еллингтон-•аус    Ђкэдеми"    на
•эмпстед-роуд,  где  проучилсЯ  более  двух  лет.  ќто   были,   несомненно,
счастливые годы. Љак сильно  отличались  (с  точки  зрениЯ  социальной)  его
нынешние приЯтели от тех, которых он только что покинул! Љак  разительно  не
похож был (с точки зрениЯ познавательной)  грамматический  разбор  латинских
предложений на расклейку этикеток! „иректор школы, "еф", как  его  прозвали
ученики, во всем, кроме применениЯ розги, был  человеком  до  такой  степени
невежественным, что коллеги его, по контрасту, казались просто  всеведущими.
"еф", пишет „иккенс, был неизменно  вежлив  с  преподавателем  французского
Языка, "потому что (как мы были уверены) посмей "еф" чем-нибудь задеть его,
он тотчас же заговорил бы по-французски и навсегда посрамил  обидчика  перед
школьниками, показав им,  что  ни  понЯть,  ни  ответить  "еф"  не  может".
ЌесмотрЯ на несоответствие директора занимаемому положению  (а  может  быть,
как раз вследствие этого), судьба припасла длЯ  него  сюрприз,  какой  очень
редко выпадает на долю директора школы: "еф" превратилсЯ в  мистера  ЉриклЯ
из "„эвида Љопперфилда".
     „ела „иккенса-младшего в школе подвигались  успешно:  обучали  его  там
английскому Языку и литературе, искусству  танца,  латыни  и  математике,  а
главное - внушали глубокое почтение к  деньгам.  —арльз  добилсЯ  нескольких
наград и стал в конце концов первым  учеником.  ќто  был  теперь  миловидный
подросток, всеобщий любимец, курчавый, подвижной, находчивый, приветливый  и
дерзкий. ‚месте с одним из своих товарищей он стал выпускать на  страничках,
вырванных из тетради, еженедельную газету, которую давал читать каждому, кто
был готов внести за это  плату  в  виде  шариков  или  огрызков  грифельного
карандаша. ѓрифель служил в школе главной ходовой  монетой,  и  каждый,  кто
владел солидным запасом грифелЯ, считалсЯ богачом.  —арльз  писал  и  ставил
пьесы. Ћдна,  в  белых  стихах,  посвЯщалась  зверствам,  учиненным  любЯщим
папашей какого-то школьника, - чистый вымысел, разумеетсЯ, но автор за  него
поплатилсЯ. Ќе обошел он вниманием  и  дрессировку  белых  мышей  -  любимое
развлечение  его  товарищей  -  и  достиг  полного  совершенства  в   умении
изъЯснЯтьсЯ  на  диковинном  Языке,  абсолютно  недоступном  длЯ   пониманиЯ
взрослых. Љороче говорЯ, он отлично проводил времЯ.
        
        
        ^TЏ…ђ‚Ђџ ‹ћЃЋ‚њ^U        
        
     ‚есною 1827 года, в возрасте пЯтнадцати лет,  „иккенс  кончил  школу  и
вплотную столкнулсЯ с миром, жестокость которого уже успел испытать. ‘обытиЯ
раннего детства представлЯлись ему теперь сценами из  какой-то  иной  жизни.
"Ћни были  поистине  волшебными,  -  говорит  он,  -  ибо  детскаЯ  фантазиЯ
расцвечивает радужными красками эти неуловимые, как сама  радуга,  видениЯ".
‘начала  -  несколько  недель  -  он  служил  рассыльным  у  стрЯпчего  *  в
‘аймонс-инн, где, по-видимому, и  познакомилсЯ  с  клерком  той  же  конторы
’омасом Њиттоном, ставшим его другом на всю жизнь.
     ‚ мае того же года (опЯть не без помощи матушкиной родни)  он  сделалсЯ
клерком, а вернее  сказать,  тем  же  рассыльным  фирмы  стрЯпчих  "ќллис  и
Ѓлекмор", находившейсЯ в ѓрейс-инн, ђеймонд Ѓилдингз,  ќ  1,  где  прослужил
полтора года, причем жалованье  его  возросло  за  это  времЯ  с  тринадцати
шиллингов в неделю до  пЯтнадцати.  Ѓудущему  писателю  было  очень  полезно
поработать в таком месте:  не  один  чудаковатый  клиент  фирмы  перекочевал
отсюда на страницы  "Џиквика"  и  других  книг.  Џри  содействии  очередного
"дежурного" у замочной  скважины  конфиденциальные  беседы  передавались  из
кабинета стрЯпчего в комнату клерков. Ћдин клиент, ведЯ счетные книги своего
хозЯина, не проЯвил "тупой пунктуальности", которую обычай сделал -  увы!  -
столь  необходимой".  „ругой  требовал,   чтобы   закон   оградил   его   от
посЯгательств некоего индивидуума, высказавшегосЯ по его адресу в  следующих
выражениЯх: "џ тебЯ так разукрашу, что роднаЯ мать не узнает! “видишь себЯ в
зеркале - ахнешь: "ѓосподи, да Я ли это!"
     ‚ присутственных местах ѓрейс-инн было полно  клопов  и  пыли.  „иккенс
вспоминает одну контору, до того  запущенную,  что  ему  "ничего  не  стоило
запечатлеть точнехонький отпечаток  собственной  фигуры  на  любом  предмете
обстановки, стоило лишь на несколько мгновений прислонитьсЯ к нему.  ЏечатаЯ
- если можно так выразитьсЯ - самого  себЯ  по  всем  комнатам,  Я,  бывало,
втихомолку развлекалсЯ. ќто был мой первый большой тираж".
     ‘ приЯтелем-сверстником он шаталсЯ по  лондонским  улицам;  вместе  они
бегали в театр, пили пиво, пока хватало денег; дурачились вовсю: то  острили
и смеЯлись, то напускали на себЯ чинный  вид,  все  вокруг  находили  ужасно
забавным и казались самим себе  очень  интересными  людьми.  ’еперь  квартал
‘эвен „айелс не был уж  больше  средоточием  ужасов,  он  стал,  как  вскоре
поЯснил „иккенс, местом потешных сценок: "‹юбой, кому случитсЯ жарким летним
вечером пройти через „айелс и  увидеть,  как  судачат  у  парадного  крыльца
хозЯйки из разных квартир, может, пожалуй, вообразить, что здесь все тишь да
гладь и что больших простачков, чем обитатели  квартала,  свет  не  видывал.
“вы! ‹авочник тиранит свою семью,  выбивальщик  ковров  "набивает  руку"  на
спине собственной жены, комната второго этажа  (окна  на  улицу)  непрерывно
воюет с комнатой третьего из-за того, что в этой последней упорно затеваютсЯ
танцы над головой второго,  когда  он  (второй  этаж)  со  своим  семейством
укладываетсЯ спать; комната третьего этажа (окна  на  двор)  ни  за  что  не
отвЯжетсЯ от детишек из другой комнаты - с кухней на  улицу;  ирландец,  как
вечер, так, глЯдишь, пожаловал домой пьЯным и на всех кидаетсЯ; а в  комнате
второго с окнами на двор, только и знают что орать. ‘соры скачут с этажа  на
этаж, подвал и тот подает  голос,  как  будто  не  хуже  других.  Њиссис  Ђ.
шлепнула наследника миссис Ѓ., "чтоб не строил рожи". Њиссис  Ѓ.  немедленно
плеснула холодной водой на отпрыска миссис Ђ.,  "чтобы  не  смел  ругатьсЯ".
‚мешиваютсЯ мужьЯ, ссора разрастаетсЯ; результат ее  -  потасовка,  финал  -
поЯвление  полицейского".  ‡десь  говоритсЯ  о  летней  жаре,  но  погода  в
двадцатых годах девЯтнадцатого века была, очевидно, не менее капризной,  чем
в сороковых годах двадцатого: "—етыре днЯ хорошей погоды крЯду  -  и  это  в
‹ондоне!   €звозчики   воспылали   революционным   духом,   дворники   стали
сомневатьсЯ, есть ли на свете господь бог".
     †ил он, как и прежде, вместе со своими, теперь уже  в  ‘омерс-’ауне  *.
Ћтец его знал стенографию - вот почему, очевидно, и сын решил овладеть  этим
искусством:  с  блокнотом  парламентского  репортера  он  надеЯлсЯ  войти  в
журналистику. ‚ооружившись учебником ѓерни,  он  рьЯно  принЯлсЯ  изображать
английскую речь в  виде  значков,  головоломных,  как  китайские  иероглифы.
„авалось это ему нелегко, и даже во сне его  преследовали  точки,  кружочки,
закорючки и еще какие-то штуки, похожие на  паутину,  на  хвост  ракеты,  на
мушиные лапки. Ќо он не отступал. —ерез полтора года он преуспел  настолько,
что бросил своих стрЯпчих и в ожидании подходЯщей работы  решил  испробовать
свое искусство на практике в „окторс-Љоммонс *.
     ‚ „окторс-Љоммонс тогда велись дела по рассмотрению духовных  завещаний
(потом их стали разбирать в Џроубиткорт-канцелЯрии).  "‡десь  изнывающие  от
любви парочки получали брачные лицензии *,  а  неверные  супруги  -  развод,
здесь  оформлЯли  завещаниЯ  тех,  кому  было  что  завещать,  и  наказывали
джентльменов, которые сгорЯча, не выбираЯ выражений,  проехались  по  адресу
своей дамы". „ела морские и религиозные  вершили  одни  и  те  же  судьи,  и
„иккенс не переставал удивлЯтьсЯ,  отчего  это  знатоков  церковных  законов
принЯто считать специалистами и по флотским делам. ‚первые, но уже навсегда,
глазам его открылись все уродство и нелепость  английского  судопроизводства
*. ‚ арсенале писателЯ слуги закона и их ремесло занЯли почетное место, и ни
в одну профессию еще не проникал взглЯд более  острый.  Ќемало  удовольствиЯ
ему доставлЯли ужимки судей и адвокатов, но,  кроме  того,  он  сделал  одно
любопытное открытие: оказываетсЯ, наиболее суетные, разнообразные,  а  стало
быть, и  забавные  черточки  человеческой  натуры  обнаруживаютсЯ  во  времЯ
свидетельских показаний, и впоследствии „иккенс справедливо заключил, что  с
наибольшей пользой провел времЯ, наблюдаЯ жизнь в  „окторс-Љоммонс.  ‘начала
ему, к сожалению, приходилось довольствоватьсЯ только  наблюдениЯми.  Ћн  не
был свЯзан ни с одной редакцией и, чтобы заручитьсЯ работой у адвокатов, или
поверенных, как их именовали в церковном суде, должен был рассчитывать  лишь
на собственную расторопность. ‡атем одна  фирма  пригласила  его  составлЯть
репортаж о судебных заседаниЯх,  и  он  взЯлсЯ  за  работу  с  новым  жаром,
ухитрЯЯсь как-то  существовать  на  свой  скромный  заработок  и  все  более
совершенствуЯсь в стенографии.
     ѓода три он регулЯрно, изо днЯ в день, посещал „окторс-Љоммонс, но  это
не мешало ему  еще  и  учитьсЯ.  ‚се  это  времЯ  он  прилежно  занималсЯ  в
Ѓританском музее. Љроме того, испытываЯ сильное влечение к театру,  он  брал
уроки у актера-профессионала, обучавшего его искусству говорить и  держатьсЯ
на сцене, выучил немало ролей и часами сидел перед  зеркалом,  тренируЯсь  в
уменье садитьсЯ, вставать, входить и выходить, раскланиватьсЯ,  здороватьсЯ,
придавать своему лицу выражение то презрительное, то обаЯтельное, изображать
любовь и ненависть,  надежду  и  отчаЯние.  Ќаконец  он  обратилсЯ  в  театр
"Љовент-гарден" * с просьбой устроить ему пробу,  но  в  решающий  день  так
тЯжело заболел, что не смог прийти,  а  к  началу  нового  сезона  стал  уже
преуспевающим парламентским репортером,  так  что  с  мыслью  о  театральной
карьере пришлось расстатьсЯ. Ћднако за эти же три года в его жизни случилось
нечто гораздо более  важное,  чем  уменье  изЯщно  целовать  перед  зеркалом
собственную руку, - он влюбилсЯ.
     ‚ 1829 году дела у „иккенсов шли вполне сносно.
     Ћтец,  помимо  пенсии,  получал  еще  и  жалованье  в  газете,   —арльз
зарабатывал достаточно, чтобы помогать семье, так  что  ”анни  могла  теперь
устраивать длЯ знакомых музыкальные вечера, на которых пели все, у кого  был
хотЯ бы маленький голос. Љ  этим  певчим  птицам  залетал  порой  и  молодой
джентльмен по имени ѓенри Љолле, нареченный жених одной из дочерей директора
банка Ѓиднелла. „очерей у банкира было три, и все три - музыкантши. ЊладшаЯ,
ЊариЯ, играла на арфе,  и  именно  ею  —арльз  увлексЯ  с  первого  взглЯда.
“влечение быстро перешло в любовь, но  без  взаимности.  ‡абавы  ради  ЊариЯ
кокетничала с ним напропалую, сводЯ  с  ума  своим  непостоЯнством:  сег