Я
бумаги. - ‚ероЯтно, этот почерк приобрел писарской характер уже после  того,
как установилсЯ. Ђ почему вы спрашиваете?
     -  Џросто  так,  длЯ  разнообразиЯ  -  очень  уж  скучно  слушать.   Ќо
продолжайте, пожалуйста, продолжайте!
     Њистер ’алкингхорн снова принимаетсЯ за чтение. ‘тановитсЯ  еще  жарче;
миледи загораживает  лицо  экраном.  ‘эр  ‹естер  дремлет;  но  внезапно  он
вскакивает с криком:
     - Љак? —то вы сказали?
     - џ сказал, - отвечает мистер ’алкингхорн, быстро поднЯвшись, - "боюсь,
что миледи „едлок нездоровитсЯ".
     - Њне дурно, - шепчет миледи побелевшими губами, - только и  всего;  но
дурно, как перед смертью. Ќе говорите со мной. Џозвоните и проводите менЯ  в
спальню!
     Њистер ’алкингхорн переходит в  другую  комнату;  звонЯт  колокольчики;
чьи-то шаги шаркают и топочут; но вот  наступает  тишина.  Ќаконец  Њеркурий
приглашает мистера ’алкингхорна вернутьсЯ.
     - …й лучше, - говорит сэр ‹естер, жестом предлагаЯ поверенному сесть  и
читать вслух - теперь уже ему одному. - џ очень испугалсЯ. Ќасколько Я знаю,
у миледи никогда в  жизни  не  было  обмороков.  Џравда,  погода  совершенно
невыносимаЯ... и  миледи  до  смерти  соскучилась  у  нас  в  линкольширской
усадьбе.


        ѓ‹Ђ‚Ђ III  

     †изненный путь

     Њне очень трудно приступить к своей части этого повествованиЯ, - ведь Я
знаю, что Я не умнаЯ. „а и всегда знала. ЏомнитсЯ, еще в  раннем  детстве  Я
часто говорила своей кукле, когда мы с ней оставались вдвоем:
     - ’ы же отлично знаешь, куколка, что Я  дурочка,  так  будь  добра,  не
сердись на менЯ!
     ђумЯнаЯ, с розовыми губками, она сидела в огромном кресле,  откинувшись
на его спинку, и смотрела  на  менЯ,  -  или,  пожалуй,  не  на  менЯ,  а  в
пространство, - а Я усердно делала стежок за стежком и поверЯла ей все  свои
тайны.
     ЊилаЯ стараЯ кукла! џ была  очень  застенчивой  девочкой,  -  не  часто
решалась открыть рот, чтобы вымолвить слово, а сердца  своего  не  открывала
никому, кроме нее. Џлакать хочетсЯ,  когда  вспомнишь,  как  радостно  было,
вернувшись домой из  школы,  взбежать  наверх,  в  свою  комнату,  крикнуть:
"ЊилаЯ,  вернаЯ  куколка,  Я  знала,  ты  ждешь  менЯ!",  сесть  на  пол  и,
прислонившись к подлокотнику огромного кресла, рассказывать ей обо всем, что
Я  видела  с  тех  пор,  как  мы  расстались,  џ  с  детства  была  довольно
наблюдательнаЯ, - но не сразу все понимала, нет! - просто Я молча  наблюдала
за тем, что происходило вокруг, и мне хотелось понЯть это как можно лучше. џ
не могу соображать быстро. Ќо когда Я очень нежно люблю кого-нибудь,  Я  как
будто Яснее вижу все. ‚прочем, возможно, что мне это только кажетсЯ  потому,
что Я тщеславна.
     ‘ тех пор как Я себЯ  помню,  менЯ,  как  принцесс  в  сказках  (только
принцессы всегда красавицы, а Я нет), воспитывала моЯ крестнаЯ. ’о есть  мне
говорили,  что  она   моЯ   крестнаЯ.   ќто   была   добродетельнаЯ,   очень
добродетельнаЯ женщина! Ћна часто ходила в церковь: по  воскресеньЯм  -  три
раза в день, а по средам и пЯтницам - к утренней службе, кроме того, слушала
все проповеди, не пропускаЯ ни одной. Ћна была красива, и если  б  улыбалась
хоть изредка, была бы прекрасна, как ангел (думала Я тогда); но она  никогда
не улыбалась. ‚сегда оставалась  серьезной  и  суровой.  €  она  была  такаЯ
добродетельнаЯ, что если и хмурилась всю жизнь,  то  лишь  оттого,  казалось
мне, что видела, как плохи другие люди. џ чувствовала, что не похожа на  нее
ничем, что отличаюсь от нее гораздо больше, чем отличаютсЯ маленькие девочки
от взрослых женщин, и казалась себе такой  жалкой,  такой  ничтожной,  такой
чуждой ей, что при ней не могла держать себЯ свободно, мало того - не  могла
даже любить ее так, как хотелось бы любить. џ с грустью сознавала,  до  чего
она добродетельна и  до  чего  Я  недостойна  ее,  страстно  надеЯлась,  что
когда-нибудь стану лучше, и часто говорила об этом со своей милой куклой; но
все-таки Я не любила крестной так, как должна была бы любить  и  любила  бы,
будь Я по-настоЯщему хорошей девочкой.
     Ћт этого, думаетсЯ мне, Я с течением времени сделалась более  робкой  и
застенчивой, чем была от природы,  и  привЯзалась  к  кукле  -  единственной
подруге, с которой чувствовала себЯ легко. џ была совсем маленькой девочкой,
когда случилось одно событие, еще больше укрепившее эту привЯзанность.
     Џри мне никогда не говорили о моей маме. Ћ папе тоже  не  говорили,  но
больше всего мне хотелось знать о маме. Ќе помню,  чтобы  менЯ  когда-нибудь
одевали в траурное платье. Њне ни разу не показали маминой могилы. Њне  даже
не говорили, где находитсЯ ее могила. Ћднако менЯ учили молитьсЯ  только  за
крестную, - словно у менЯ и не было других родственников. Ќе раз пыталась Я,
когда вечером уже лежала в постели,  заговорить  об  этих  волновавших  менЯ
вопросах  с  нашей  единственной  служанкой,  миссис  ђейчел   (тоже   очень
добродетельной женщиной, но со  мной  обращавшейсЯ  строго),  однако  миссис
ђейчел отвечала только: "‘покойной ночи, ќстер!", брала мою свечу и уходила,
оставлЯЯ менЯ одну.
     ‚ нашей школе, где Я была приходЯщей, училось  семеро  девочек,  -  они
называли менЯ "крошка ќстер ‘аммерсон", - но Я ни к одной из них не ходила в
гости. Џравда, все они были гораздо старше и  умнее  менЯ  и  знали  гораздо
больше, чем Я (Я была много моложе других  учениц),  но,  помимо  разницы  в
возрасте и развитии, нас, казалось мне, разделЯло что-то еще.  ‚  первые  же
дни после моего поступлениЯ в школу (Я это  отчетливо  помню)  одна  девочка
пригласила менЯ к себе на вечеринку, чему Я очень обрадовалась. Ќо  крестнаЯ
в самых официальных выражениЯх написала за менЯ отказ, и Я не пошла. џ ни  у
кого не бывала в гостЯх.
     Ќаступил день  моего  рождениЯ.  ‚  дни  рождениЯ  других  девочек  нас
отпускали из школы, а в мой нет. „ни рождениЯ других девочек  праздновали  у
них дома - Я слышала, как ученицы рассказывали об этом друг  другу;  мой  не
праздновали. Њой день рождениЯ был длЯ менЯ самым грустным днем в году.
     џ уже говорила, что, если менЯ не обманывает тщеславие (а Я  знаю,  оно
способно обманывать,  и,  может  быть,  Я  очень  тщеславна,  сама  того  не
подозреваЯ... впрочем, нет, не тщеславна), моЯ проницательность  обострЯетсЯ
вместе с любовью. џ крепко привЯзываюсь к  людЯм,  и  если  бы  теперь  менЯ
ранили, как в тот день рождениЯ, мне, пожалуй, было бы так  же  больно,  как
тогда; но подобную рану нельзЯ перенести дважды.
     Њы уже пообедали и сидели с крестной за столом у камина.  —асы  тикали,
дрова потрескивали; не помню, как долго никаких других звуков не было слышно
в комнате, да и во  всем  доме.  Ќаконец,  оторвавшись  от  шитьЯ,  Я  робко
взглЯнула через стол на крестную, и в ее лице, в  ее  устремленном  на  менЯ
хмуром взглЯде прочла: "‹учше б у тебЯ вовсе не было днЯ рождениЯ,  ќстер...
лучше бы ты и не родилась на свет!"
     џ расплакалась и, всхлипываЯ, проговорила:
     - ЊилаЯ крестнаЯ, скажите мне, умолЯю вас, скажите, моЯ мама  умерла  в
тот день, когда Я родилась?
     - Ќет, - ответила она. - Ќе спрашивай менЯ, дитЯ.
     - Џожалуйста, пожалуйста, расскажите мне что-нибудь о  ней.  ђасскажите
же, наконец, милаЯ крестнаЯ,  пожалуйста,  расскажите  сейчас.  ‡а  что  она
покинула менЯ? Љак Я ее потерЯла? Џочему Я так отличаюсь от других  детей  и
как получилось, что Я сама в этом виновата, милаЯ крестнаЯ? Ќет,  нет,  нет,
не уходите! ‘кажите же мне что-нибудь!
     ЊенЯ обуЯл какой-то страх, и Я в отчаЯнии  уцепилась  за  ее  платье  и
бросилась перед ней на колени. Ћна все  времЯ  твердила:  "Џусти  менЯ!"  Ќо
вдруг замерла.
     …е потемневшее лицо так поразило менЯ, что мой порыв угас. џ  протЯнула
ей дрожащую ручонку и хотела  было  от  всей  души  попросить  прощениЯ,  но
крестнаЯ так посмотрела на менЯ, что Я отдернула руку и прижала ее к  своему
трепещущему сердцу. Ћна поднЯла менЯ и, поставив перед собой, села в кресло,
потом заговорила медленно, холодным, негромким голосом (Я и сейчас вижу, как
она, сдвинув брови, показала на менЯ пальцем):
     - ’воЯ мать покрыла тебЯ позором, ќстер, а ты навлекла  позор  на  нее.
Ќастанет времЯ - и очень скоро, - когда ты поймешь это лучше, чем теперь,  и
почувствуешь так, как может чувствовать только женщина.  ’о  горе,  что  она
принесла мне, Я ей простила, - однако лицо крестной не смЯгчилось, когда она
сказала это, - и Я больше не буду о нем говорить,  хотЯ  это  такое  великое
горе, какого ты никогда не поймешь... да и  никто  не  поймет,  кроме  менЯ,
страдалицы. Ђ ты, несчастнаЯ девочка, осиротела и была опозорена в тот день,
когда родилась - в первый же из этих  твоих  постыдных  дней  рождениЯ;  так
молись каждодневно о том, чтобы чужие грехи не  пали  на  твою  голову,  как
сказано в писании. ‡абудь о своей матери, и пусть люди  забудут  ее  и  этим
окажут величайшую милость ее несчастному ребенку. Ђ теперь уйди.
     џ хотела было уйти - так замерли во мне  все  чувства,  -  но  крестнаЯ
остановила менЯ и сказала:
     -  Џослушание,  самоотречение,  усерднаЯ  работа  -   вот   что   может
подготовить тебЯ к жизни, на которую в самом ее начале пала  подобнаЯ  тень.
’ы не такаЯ, как другие дети, ќстер, - потому что они рождены в  узаконенном
грехе и вожделении, а ты - в незаконном. ’ы стоишь особнЯком.
     џ поднЯлась в свою комнату, забралась в постель,  прижалась  мокрой  от
слез щекой к щечке куклы и, обнимаЯ свою единственную подругу, плакала, пока
не уснула. •оть Я и плохо понимала причины своего  горЯ,  мне  теперь  стало
Ясно, что никому на свете Я не принесла радости и никто менЯ не  любит  так,
как Я люблю свою куколку. Џодумать только, как много времени Я  проводила  с
нею после этого вечера, как часто Я рассказывала ей о своем дне  рождениЯ  и
заверЯла ее, что всеми  силами  попытаюсь  искупить  тЯготеющий  на  мне  от
рождениЯ грех (в  котором  покаЯнно  считала  себЯ  без  вины  виноватой)  и
постараюсь быть всегда прилежной и добросердечной,  не  жаловатьсЯ  на  свою
судьбу и по мере сил делать добро людЯм, а  если  удастсЯ,  то  и  заслужить
чью-нибудь  любовь.  Ќадеюсь,  Я  не  потворствую  своим  слабостЯм,   если,
вспоминаЯ об этом, плачу. џ очень  довольна  своей  жизнью,  Я  очень  бодра
духом, но мне трудно удержатьсЯ.
     Ќу вот! џ вытерла глаза и могу продолжать. Џосле этого днЯ Я стала  еще
сильнее ощущать свое отчуждение от крестной и страдать оттого, что занимаю в
ее доме место, которое лучше было бы не занимать,  и  хотЯ  в  душе  Я  была
глубоко благодарна ей, но разговаривать с нею почти не могла. ’о же самое  Я
чувствовала по отношению к своим школьным подругам, то же - к миссис  ђейчел
и особенно - к ее дочери, навещавшей ее два раза в месЯц, -  дочерью  миссис
ђейчел (она  была  вдовой)  очень  гордилась!  џ  стала  очень  замкнутой  и
молчаливой и старалась быть как можно прилежнее.
     Љак-то раз в солнечный день, когда Я вернулась из школы  с  книжками  в
сумке и, глЯдЯ на свою длинную тень, стала, как всегда, тихонько подниматьсЯ
наверх, к себе в комнату, крестнаЯ выглЯнула из гостиной и позвала  менЯ.  џ
увидела, что у нее сидит какой-то незнакомый человек, -  а  незнакомые  люди
заходили к нам очень редко, - представительный важный  джентльмен  в  черном
костюме и белом галстуке; на мизинце у него был толстый перстень-печать,  на
часовой цепочке - большие золотые брелоки, а в руках очки в золотой оправе.
     -  ‚от  она,  эта  девочка,  -  сказала  крестнаЯ   вполголоса.   ‡атем
проговорила, как всегда, суровым тоном: - ќто ќстер, сэр.
     „жентльмен надел очки, чтобы получше менЯ рассмотреть, и сказал:
     - Џодойдите, милаЯ.
     ЏродолжаЯ менЯ разглЯдывать, он пожал мне руку и  попросил  менЯ  снЯть
шлЯпу. Љогда же Я снЯла ее, он проговорил: "Ђ!", потом  "„а!"  ‡атем  уложил
очки в красный футлЯр, откинулсЯ назад в кресле  и,  перекладываЯ  футлЯр  с
ладони на ладонь, кивнул крестной. ’огда крестнаЯ сказала мне: "Њожешь  идти
наверх, ќстер", а Я сделала реверанс джентльмену и ушла.
     ‘ тех пор прошло года два, и мне было уже почти четырнадцать,  когда  Я
однажды ненастным вечером сидела с крестной у камина. џ  читала  вслух,  она
слушала. Љак всегда, Я сошла вниз в  девЯть  часов,  чтобы  почитать  библию
крестной, и читала одно место из евангелиЯ от €оанна, где говоритсЯ  о  том,
что к нашему спасителю привели грешницу,  а  он  наклонилсЯ  и  стал  писать
пальцем по земле.
     - "Љогда же продолжали спрашивать его, - читала Я, - он, восклонившись,
сказал им: "Љто из вас без греха, первый брось в нее камень".
     Ќа этих словах Я оборвала чтение, потому что крестнаЯ внезапно  встала,
схватилась за голову и страшным голосом выкрикнула  слова  из  другой  главы
евангелиЯ:
     - "€так, бодрствуйте... чтобы, пришедши внезапно, не нашел вас спЯщими.
Ђ что вам говорю, говорю всем, бодрствуйте".
     Њгновение она стоЯла, повторЯЯ эти слова, и вдруг рухнула на  пол.  Њне
незачем было звать на помощь - ее голос  прозвучал  по  всему  дому,  и  его
услышали даже с улицы.
     …е уложили в постель. Ћна лежала больше недели,  почти  не  изменившись
внешне, - ее красивое лицо, со  столь  хорошо  мне  знакомым  решительным  и
хмурым выражением, как бы застыло. —асто-часто,  днем  и  ночью,  прижавшись
щекой к ее подушкам, чтобы она могла лучше расслышать мой шепот, Я  целовала
ее, благодарила, молилась за нее, просила ее благословить и  простить  менЯ,
умолЯла подать хоть малейший  знак,  что  она  менЯ  узнает  и  слышит.  ‚се
напрасно! ‹ицо ее словно окаменело. Ќи разу,  вплоть  до  самого  последнего
мгновениЯ, и даже после смерти, оно не смЯгчилось.
     Ќа следующий день после похорон моей бедной, доброй крестной джентльмен
в черном костюме и белом галстуке снова ЯвилсЯ к  нам.  Ћн  послал  за  мной
миссис ђейчел, и Я увидела его на прежнем месте - как будто он и не уходил.
     - ЊоЯ фамилиЯ Љендж, - сказал он, - запомните  ее,  дитЯ  мое:  контора
Љенджа и ЉарбоЯ, в ‹инкольнс-€нне.
     џ сказала, что уже встречалась с ним однажды и помню его.
     - ‘адитесь, пожалуйста... вот здесь, поближе ко мне. Ќе отчаивайтесь, -
это бесполезно. Њиссис ђейчел, вы осведомлены о делах покойной мисс Ѓарбери,
значит мне незачем говорить вам, что средства, которыми она располагала  при
жизни, так сказать, умерли вместе с нею, и эта молодаЯ девица теперь,  когда
ее тетка скончалась...
     - ЊоЯ тетка, сэр!
     - Ќе стоит продолжать обман, если этим не достигаешь  никакой  цели,  -
мЯгко проговорил мистер Љендж. - Ћна ваша тетка по крови, но не  по  закону.
Ќе отчаивайтесь! Џерестаньте плакать! Ќе надо так  дрожать!  Њиссис  ђейчел,
наша юнаЯ приЯтельница, конечно, слышала  о...  э-э...  -  тЯжбе  "„жарндисы
против „жарндисов"?
     - Ќет, - ответила миссис ђейчел.
     - Њожет ли быть, - изумилсЯ мистер Љендж, надев очки, - чтобы наша юнаЯ
приЯтельница... <I>прошу</I> вас, не отчаивайтесь!.,  никогда  не  слыхала  о  деле
„жарндисов?
     џ покачала головой, спрашиваЯ себЯ, что это такое.
     - Ќе слыхала о тЯжбе "„жарндисы против „жарндисов"? - проговорил мистер
Љендж, глЯдЯ  на  менЯ  поверх  очков  и  осторожно  поворачиваЯ  их  футлЯр
какими-то ласкающими движениЯми. - Ќе слыхала об одной из знаменитейших тЯжб
Љанцлерского суда? Ћ тЯжбе „жарндисов, котораЯ... э...  ЯвлЯетсЯ  величайшим
монументом канцлерской судебной практики? ’Яжбе, в  которой,  Я  бы  сказал,
каждое осложнение,  каждое  непредвиденное  обстоЯтельство,  каждаЯ  фикциЯ,
каждаЯ форма процедуры, известнаЯ этому суду, повторЯетсЯ все вновь и вновь?
ќто такаЯ тЯжба, какой не может быть нигде, кроме как в  нашем  свободном  и
великом отечестве. „олжен сказать, миссис ђейчел, - очевидно, Я казалась ему
невнимательной и потому он обращалсЯ к  ней,  -  что  общаЯ  сумма  судебных
пошлин по тЯжбе "„жарндисы против „жарндисов" дошла к настоЯщему времени  до
<I>ше-сти-десЯти</I>, а может быть и  <I>се-ми-десЯти</I>  тысЯч  фунтов!  -  заключил  мистер
Љендж, откидываЯсь назад в кресле.
     џ ничего не могла понЯть; но что мне было делать? џ была так  несведуща
в подобных вопросах, что и после его разъЯснений ровно ничего не понимала.
     - Ќеужели она и впрЯмь ничего не слышала об этой  тЯжбе?  -  проговорил
мистер Љендж. - Џоразительно!
     - Њисс Ѓарбери, сэр, - начала миссис ђейчел, - котораЯ  ныне  пребывает
среди серафимов...
     - Ќадеюсь, что так, надеюсь, - вежливо вставил мистер Љендж.
     - ...желала, чтобы ќстер знала лишь то,  что  может  быть  ей  полезно.
’олько этому ее и учили здесь, а больше она ничего не знает.
     - Џрекрасно! - проговорил мистер Љендж. - ‚ общем, это  очень  разумно.
’еперь приступим к делу, - обратилсЯ он ко мне. - Њисс  Ѓарбери  была  вашей
единственной родственницей (разумеетсЯ - незаконной; по  закону  же  у  вас,
должен заметить, нет никаких родственников), но она скончалась, и,  конечно,
нельзЯ ожидать, что миссис ђейчел...
     - Љонечно, нет! - поспешила подтвердить миссис ђейчел.
     - ђазумеетсЯ, - согласилсЯ мистер Љендж. - ЌельзЯ ожидать,  что  миссис
ђейчел обременит  себЯ  вашим  содержанием  и  воспитанием  (прошу  вас,  не
отчаивайтесь), поэтому вы теперь  имеете  возможность  принЯть  предложение,
которое мне поручили сделать мисс Ѓарбери года два тому назад, ибо хоть сама
она тогда и отвергла это предложение, но просила сделать его вам  в  случае,
если произойдет прискорбное  событие,  случившеесЯ  теперь.  „алее,  если  Я
сейчас открыто признаю, что в тЯжбе "„жарндисы против „жарндисов", а также в
других делах Я выступаю от имени  весьма  гуманного,  хоть  и  своеобразного
человека,   погрешу   ли   Я   в   каком-нибудь   отношении   против   своей
профессиональной осторожности? - заключил мистер Љендж, откидываЯсь назад  в
кресле и спокойно глЯдЯ на нас обеих.
     Ћн, видимо, прЯмо-таки наслаждалсЯ звуками собственного  голоса.  „а  и
немудрено - голос у него был сочный и  густой,  что  придавало  большой  вес
каждому его слову. Ћн слушал себЯ с Явным удовольствием, по временам  слегка
покачиваЯ головой в такт своей речи  или  закруглЯЯ  конец  фразы  движением
руки. Ќа менЯ он произвел большое впечатление, - даже в тот  день,  то  есть
раньше, чем Я узнала, что он подражает одному важному лорду, своему клиенту,
и что его прозвали "‚елеречивый Љендж".
     - Њистер „жарндис, - продолжал он,  -  осведомлен  о...  Я  бы  сказал,
печальном положении нашей юной приЯтельницы  и  предлагает  поместить  ее  в
первоклассное учебное заведение, где воспитание ее будет завершено, где  она
ни в чем не станет нуждатьсЯ, где будут предупреждать ее  разумные  желаниЯ,
где  ее  превосходно  подготовЯт  к  выполнению  ее  долга  на  той  ступени
общественной лестницы, котораЯ ей была предназначена... скажем, провидением.
     € то, что он говорил, и его выразительнаЯ манера говорить произвели  на
менЯ такое сильное впечатление, что Я, как ни старалась, не могла  вымолвить
ни слова.
     - Њистер „жарндис, - продолжал он, - не ставит никаких условий,  только
выражает надежду, что наша юнаЯ приЯтельница не покинет упомЯнутое заведение
без его ведома и согласиЯ;  что  она  добросовестно  постараетсЯ  приобрести
знаниЯ, применЯЯ которые будет впоследствии зарабатывать средства на  жизнь;
что она вступит на стезю добродетели и чести и... э-э... тому подобное.
     џ все еще была не в силах выдавить из себЯ ни звука.
     - Ќу, так что же скажет наша  юнаЯ  приЯтельница?  -  продолжал  мистер
Љендж. - Ќе торопитесь, не торопитесь! џ подожду ответа. Ќе надо торопитьсЯ!
     Њне не к чему приводить здесь слова, которые тщетно пыталась произнести
несчастнаЯ девочка, получившаЯ это предложение. Њне легче было бы  повторить
те, которые она произнесла, если бы только их стоило повторЯть. Ќо Я никогда
не смогу выразить то, что она чувствовала  и  будет  чувствовать  до  своего
смертного часа.
     ќтот разговор происходил в  ‚индзоре  *,  где  Я  (насколько  мне  было
известно) жила от рождениЯ. ђовно через неделю, в изобилии  снабженнаЯ  всем
необходимым, Я уехала оттуда в почтовой карете, направлЯвшейсЯ в ђединг *.
     Њиссис ђейчел была так добра, что, прощаЯсь со мной, не растрогалась; Я
же была не так добра и  плакала  горькими  слезами.  Њне  казалось,  что  за
столько лет, прожитых вместе, Я должна была бы узнать ее ближе, должна  была
так привЯзать ее к себе, чтобы наше расставание ее огорчило.  Ћна  коснулась
моего лба холодным прощальным поцелуем, упавшим на менЯ словно каплЯ  талого
снега с  каменного  крыльца,  -  в  тот  день  был  сильный  мороз,  -  а  Я
почувствовала такую боль,  такие  укоры  совести,  что  прижалась  к  ней  и
сказала, что если она расстаетсЯ со мной так легко, то это - моЯ вина.
     - Ќет, ќстер, - возразила она, - это твоЯ беда!
     ЏочтоваЯ карета подъехала к калитке палисадника, - мы  не  выходили  из
дома, пока не услышали стука колес, - и тут Я грустно  простилась  с  миссис
ђейчел. Ћна вернулась в комнаты, прежде чем мой багаж был  уложен  на  крышу
кареты, и захлопнула дверь. Џока наш дом был виден, Я сквозь слезы неотрывно
смотрела на него из  окна  кареты.  ЉрестнаЯ  оставила  все  свое  небольшое
имущество миссис ђейчел, а та  собиралась  его  распродать  и  уже  вывесила
наружу, на мороз и снег, тот старенький предкаминный коврик с узором из роз,
который всегда казалсЯ мне самой лучшей  вещью  на  свете.  „нЯ  за  два  до
отъезда Я завернула свою милую старую куклу в ее собственную шаль и - стыдно
признатьсЯ - похоронила ее в саду под деревом, которое  росло  у  окна  моей
комнаты. “ менЯ больше не осталось друзей, кроме моей птички, и Я увезла  ее
с собой в клетке.
     Љлетка стоЯла у моих ног, на соломенной подстилке, и когда дом  скрылсЯ
из виду, Я села на самый край низкого сиденьЯ, чтобы легче  было  дотЯнутьсЯ
до высокого окна кареты,  и  стала  смотреть  на  опушенные  инеем  деревьЯ,
напоминавшие мне красивые кристаллы; на полЯ,  совсем  ровные  и  белые  под
пеленой  снега,  который  выпал  накануне;  на  солнце,  такое  красное,  но
излучавшее так мало тепла; на лед, отливающий темным  металлическим  блеском
там, где конькобежцы и люди, скользившие по катку без коньков, смели с  него
снег. Ќа противоположной скамье в карете сидел джентльмен,  который  казалсЯ
очень толстым - так он был закутан; но он смотрел в другое окно, не  обращаЯ
на менЯ никакого вниманиЯ.
     џ думала о своей покойной крестной... и  о  памЯтном  вечере,  когда  в
последний раз читала ей вслух, и о том, как неподвижен и суров был ее хмурый
взглЯд, когда она лежала при смерти; думала о чужом доме, в который ехала; о
людЯх, которых там увижу; о том, какими они окажутсЯ и как встретЯт  менЯ...
но  вдруг  чуть  не  подскочила,  -  так  неожиданны  были   чьи-то   слова,
прозвучавшие в карете:
     - Љакого черта вы плачете?
     џ так испугалась, что потерЯла голос и могла только отозватьсЯ шепотом:
     - џ, сэр?
     ‡акутанный джентльмен не отрывалсЯ от окна, но Я, конечно,  догадалась,
что это он заговорил со мной.
     - „а, вы, - ответил он, повернувшись ко мне.
     - џ не плачу, сэр, - пролепетала Я.
     - Ќет, плачете, - сказал джентльмен. - ‚от, смотрите!
     Ћн сидел в дальнем углу кареты, но теперь подвинулсЯ, сел прЯмо  против
менЯ и провел широким меховым обшлагом своего пальто по моим глазам  (однако
не сделав мне больно), а потом показал мне следы моих слез на меху.
     - Ќу вот! ’еперь понЯли, что плачете, - проговорил он. - ‚едь так?
     - „а, сэр, - согласилась Я.
     - Ђ отчего вы плачете? - спросил джентльмен. -  ‚ам  не  хочетсЯ  ехать
туда?
     - Људа, сэр?
     - Људа? „а туда, куда вы едете, - объЯснил джентльмен.
     - џ очень рада, что еду, сэр, - ответила Я.
     - Ќу, так пусть у вас будет радостное лицо! - воскликнул джентльмен.
     Ћн показалсЯ мне очень странным; то есть показались очень странными  те
немногие его черты, которые Я могла разглЯдеть, - ведь  он  был  закутан  до
самого подбородка, а лицо его  почти  закрывала  меховаЯ  шапка  с  широкими
меховыми наушниками, застегнутыми под подбородком; но Я  уже  успокоилась  и
перестала его боЯтьсЯ. € Я сказала, что плакала, должно  быть,  оттого,  что
моЯ крестнаЯ умерла, а миссис ђейчел не горевала, расставаЯсь со мною.
     - Љ чертЯм миссис ђейчел! -  вскричал  джентльмен.  -  —тоб  ее  ветром
унесло верхом на помеле!
     џ опЯть испугалась, уже не на шутку, и взглЯнула на него  с  величайшим
удивлением. Ќо Я заметила, что глаза  у  него  добрые,  хоть  он  и  сердито
бормотал что-то себе под нос, продолжаЯ всЯчески поносить миссис ђейчел.
     Ќемного погодЯ он распахнул свой  плащ,  такой  широкий,  что  в  него,
казалось, можно было завернуть всю карету, и сунул руку в  глубокий  боковой
карман.
     - ‘лушайте, что Я вам скажу! - начал он. -  ‚от  в  эту  бумагу,  -  он
показал мне аккуратно сделанный  пакет,  -  завернут  кусок  самого  лучшего
кекса, какой только можно достать за деньги... сверху  слой  сахара  в  дюйм
толщины - точь-в-точь как жир на бараньей отбивной. Ђ вот  это  -  маленький
паштет (настоЯщий деликатес и на вид и на вкус); привезен из ”ранции. Љак вы
думаете, из чего он сделан? €з превосходной гусиной печенки. ‚от так паштет!
’еперь посмотрим, как вы все это скушаете.
     - Ѓлагодарю вас, сэр, - ответила Я, - Я,  право  же,  очень  благодарна
вам, но, - пожалуйста, не обижайтесь, - все это длЯ менЯ слишком жирно.
     - ЋпЯть сел в лужу! - воскликнул джентльмен, - Я не понЯла, что он этим
хотел сказать, - и выбросил оба пакета в окно.
     Ѓольше он не заговаривал со мной и только, выйдЯ из  кареты  неподалеку
от ђединга, посоветовал мне быть паинькой и прилежно учитьсЯ, а на  прощанье
пожал мне руку. ђасставшись с ним, Я, признатьсЯ, почувствовала  облегчение.
Љарета отъехала, а он осталсЯ стоЯть у придорожного столба. ‚последствии мне
часто случалось проходить мимо этого столба, и, поравнЯвшись с ним, Я всЯкий
раз вспоминала своего спутника - мне почему-то казалось, что  Я  должна  его
встретить. ’ак было несколько лет; но  Я  ни  разу  его  не  встретила  и  с
течением времени позабыла о нем.
     Љогда карета остановилась, в окно заглЯнула  очень  подтЯнутаЯ  дама  и
сказала:
     - Њисс „онни.
     - Ќет, сударынЯ, Я ќстер ‘аммерсон.
     - „а, конечно, - сказала дама. - Њисс „онни.
     Ќаконец Я понЯла, что она, представлЯЯсь мне, назвала свою фамилию,  и,
попросив у нее извинениЯ за  недогадливость,  ответила  на  ее  вопрос,  где
уложены мои вещи.  Џод  надзором  столь  же  подтЯнутой  служанки  вещи  мои
перенесли в крошечную зеленую карету, затем мы трое - мисс „онни, служанка и
Я - уселись в нее и тронулись в путь.
     - Њы все приготовили к вашему приезду, ќстер, - сказала мисс „онни, - а
программу ваших занЯтий  составили  так,  как  пожелал  ваш  опекун,  мистер
„жарндис.
     - Њой... как вы сказали, сударынЯ?
     - ‚аш опекун, мистер „жарндис, - повторила мисс „онни.
     џ прЯмо обомлела, а мисс „онни подумала, что у менЯ  захватило  дух  на
морозе, и протЯнула мне свой флакон с нюхательной солью.
     - Ђ вы знакомы с моим... опекуном,  мистером  „жарндисом,  сударынЯ?  -
спросила Я, наконец, после долгих колебаний.
     - Ќе лично, ќстер, - ответила мисс „онни, - только через посредство его
лондонских поверенных, господ  Љенджа  и  ЉарбоЯ.  Њистер  Љендж  -  человек
замечательный. Ќеобычайно  красноречивый.  Ќекоторые  периоды  в  его  речах
просто великолепны!
     ‚ душе Я согласилась с мисс „онни, но от смущениЯ не  решилась  сказать
это вслух. Ќе успела Я опомнитьсЯ,  как  мы  доехали,  и  тут  уж  Я  совсем
растерЯлась - никогда не забуду, что в тот вечер все в ѓринлифе  (доме  мисс
„онни) казалось мне каким-то туманным и призрачным.
     ‚прочем, Я быстро здесь освоилась. ‚скоре Я так привыкла к  гринлифским
порЯдкам, что мне стало казатьсЯ, будто Я приехала сюда уже давным-давно,  а
моЯ прежнЯЯ жизнь у крестной была не действительной жизнью, но  сном.  ’акой
точности, аккуратности и педантичности, какие царили в  ѓринлифе,  наверное,
не было больше нигде на  свете.  ‡десь  все  обЯзанности  распределЯлись  по
часам, - сколько их есть на циферблате, - и каждую выполнЯли  в  назначенный
длЯ нее час.
     Ќас,   двенадцать   пансионерок,   воспитывали   две   мисс   „онни   -
сестры-близнецы. Ѓыло решено, что в будущем Я сама стану воспитательницей, и
потому сестры „онни не только учили менЯ всему,  что  полагалось  изучить  в
ѓринлифе, но вскоре заставили помогать им в занЯтиЯх  с  другими  девочками.
’олько этим и отличалась моЯ жизнь здесь от жизни  других  воспитанниц.  —ем
больше расширЯлись мои познаниЯ, тем больше  уроков  Я  давала,  так  что  с
течением времени у менЯ оказалось много  работы,  которую  Я  очень  любила,
потому что, занимаЯсь со мной, милые девочки полюбили менЯ. …сли, поступив к
нам, новаЯ воспитанница немного грустила и тосковала,  она,  право  не  знаю
почему, непременно сближалась со мной; поэтому всех новеньких стали отдавать
на мое попечение. Ћни говорили, что Я такаЯ ласковаЯ; а Я  думала,  что  это
они сами ласковые. џ часто вспоминала о том,  как  в  день  своего  рождениЯ
решила быть, прилежной и добросердечной, не жаловатьсЯ на судьбу,  старатьсЯ
делать добро и, если удастсЯ, заслужить  чью-нибудь  любовь,  и,  право  же,
право, готова была устыдитьсЯ, что сделала так мало, получив так много.
     ‚ ѓринлифе Я прожила шесть счастливых  спокойных  лет.  ‚  день  своего
рождениЯ Я, слава богу, ни разу за это времЯ не видела по глазам людей,  что
было бы лучше, если б Я не родилась на свет. Љогда наступал  этот  день,  он
приносил мне столько знаков любви и вниманиЯ, что они круглый  год  украшали
мою комнату.
     ‡а эти шесть лет Я ни разу никуда не выезжала, если не считать  визитов
к соседЯм во времЯ каникул. ‘пустЯ примерно полгода после приезда в  ѓринлиф
Я спросила мисс „онни, как она думает, не написать ли  мне  мистеру  Љенджу,
что мне здесь хорошо живетсЯ, за что Я очень благодарна, и, с ее  одобрениЯ,
написала такое письмо. ‚ ответ Я получила официальное отношение  юридической
конторы, в котором подтверждалось получение моего письма и было сказано, что
"содержание оного будет неукоснительно передано нашему клиенту". Џосле этого
Я иногда слышала, как мисс „онни и ее сестра  говорили,  что  плата  за  мое
обучение поступает очень регулЯрно, и раза два в год  отваживалась  написать
письмо мистеру Љенджу - такое же, как в первый раз.  Ќа  каждое  Я  получала
обратной почтой точно такой же ответ, какой получила на свое первое,  и  все
они были написаны тем же круглым почерком, а внизу стоЯла подпись: "Љендж  и
Љарбой", сделаннаЯ другой рукой, - вероЯтно, самим мистером Љенджем.
     Љак странно, что мне приходитсЯ столько писать о себе самой! Љак  будто
эта повесть - повесть о моей  жизни!  ‚прочем,  моЯ  скромнаЯ  особа  вскоре
отступит на задний план.
     есть спокойных лет прожила Я в ѓринлифе (вспомнила, что  уже  говорила
это),  наблюдаЯ  в  окружающих,  как  в  зеркале,   каждую   ступень   моего
собственного роста и развитиЯ,  и  вот  однажды  ноЯбрьским  утром  получила
следующее письмо. џ привожу его здесь без даты.

                        <I>„лЯ мисс ќстер ‘аммерсон.</I>
                                                 Ћлд-сквер в ‹инкольнс-€нне.
                                         „ело "„жарндисы против „жарндисов".

     ‘ударынЯ!

     Ќаш клиент, мистер „жарндис, согласно постановлению Љанцлерского  суда,
принимает  к  себе  в  дом  состоЯщую  под  опекой  оного   суда   участницу
вышеуказанного судебного  дела  и,  вознамерившись  подыскать  ей  достойную
компаньонку, поручает нам уведомить ‚ас, что  он  желал  бы  воспользоватьсЯ
‚ашими услугами длЯ достижениЯ данной цели.
     Њы обеспечили ‚ам проезд за наш счет в почтовой карете,  выезжающей  из
ђединга в следующий понедельник в восемь часов  утра  и  имеющей  прибыть  в
‹ондон, на Џикадилли *, в каретный двор при гостинице "Џогреб  белого  конЯ"
*, где ‚ас будет ожидать наш клерк, чтобы проводить ‚ас в  нашу  контору  по
вышеуказанному адресу.
     ѓотовые к ‚ашим услугам, сударынЯ,

                                                            <I>Љендж и Љарбой".</I>

     Ђх, никогда, никогда, никогда не забыть мне, как взволновало это письмо
весь дом! ’ак трогательно  и  горЯчо  любили  менЯ  его  обитательницы;  так
милостив был небесный отец,  который  не  забыл  менЯ,  который  облегчил  и
сгладил мой сиротский путь и привлек ко мне столько юных существ, что Я едва
могла вынести все это. - Ќе могу сказать, чтобы  мне  хотелось  видеть  моих
девочек не очень огорченными - нет, конечно,  -  но  радость,  и  печаль,  и
гордость, и счастье, и смутное сожаление, вызванные их грустью,  -  все  эти
чувства так перемешались в моем сердце, что оно прЯмо  разрывалось,  хоть  и
было исполнено восторга.
     „ень моего отъезда был назначен в письме, и на сборы  у  менЯ  осталось
только пЯть дней. € вот, когда Я в течение  всех  этих  пЯти  дней  стала  с
каждой минутой получать все новые и новые доказательства любви и нежности; и
когда, наконец, наступило утро отъезда и  менЯ  провели  по  всем  комнатам,
чтобы Я взглЯнула на них в последний раз; и  когда  одна  девочка  крикнула:
"ќстер, дорогаЯ, простимсЯ тут,  у  моей  постели,  ведь  здесь  ты  впервые
говорила со мной и - так ласково!"; и когда другие  девочки  попросили  менЯ
только написать им на бумажках их имена, с припиской: "Ћт любЯщей ќстер";  и
когда они все окружили менЯ, протЯгиваЯ прощальные  подарки,  и  со  слезами
прижимались ко мне, восклицаЯ: "—то мы будем делать, когда наша милаЯ, милаЯ
ќстер уедет!"; и когда Я пыталась  объЯснить  им,  как  снисходительны,  как
добры они были ко мне и как Я благословлЯю и благодарю их всех, - что только
творилось в моем сердце!
     € когда обе мисс „онни, расставаЯсь со мной, горевали  не  меньше,  чем
самаЯ маленькаЯ воспитанница, и когда служанки говорили: "Ѓудьте  счастливы,
мисс, где бы вам ни пришлось  жить!",  и  когда  невзрачный,  хромой  старик
садовник, который, как мне казалось,  все  эти  годы  врЯд  ли  замечал  мое
присутствие, тЯжело дыша, побежал за отъезжавшей каретой, чтобы  преподнести
мне букетик герани, и сказал, что Я была светом его очей,  -  старик  именно
так и сказал, - что только творилось в моем сердце!
     € как мне было не плакать, если, проезжаЯ  мимо  деревенской  школы,  Я
увидела неожиданное зрелище: бедные ребЯтишки высыпали наружу и  махали  мне
шапками и капорами, а один седой джентльмен и его жена (Я  давала  уроки  их
дочке и бывала у них в  гостЯх,  хотЯ  они  считались  самыми  высокомерными
людьми во всей округе) закричали мне, позабыв обо всем, что  нас  разделЯло:
"„о свиданьЯ, ќстер! †елаем вам большого счастьЯ!" - как мне было не плакать
от всего этого и, сидЯ одной в карете, не твердить в  глубочайшем  волнении:
"џ так благодарна, так благодарна!"
     Ќо, конечно, Я скоро рассудила, что после  всего  того,  что  длЯ  менЯ
сделали, мне не подобает ЯвитьсЯ в ‹ондон заплаканной. Џоэтому Я  проглотила
слезы и  заставила  себЯ  успокоитьсЯ,  то  и  дело  повторЯЯ:  "Ќу,  ќстер,
перестань! <I>ЌельзЯ же так</I>!" ‚ конце концов мне удалось вполне овладеть собой,
хотЯ и не так быстро, как следовало  бы,  а  когда  Я  освежила  себе  глаза
лавандовой водой, пора уже было готовитьсЯ к приезду в ‹ондон.
     € вот Я решила, что мы уже приехали, но оказалось, что до  ‹ондона  еще
десЯть миль; когда же мы, наконец, действительно прибыли в город, мне все не
верилось, что мы когда-нибудь доедем. Ќо как только мы  начали  трЯстись  по
булыжной мостовой и особенно когда мне  стало  казатьсЯ,  будто  все  прочие
экипажи наезжают на нас, а мы наезжаем на них, Я, наконец, понЯла, что мы  и
в самом деле приближаемсЯ к концу  нашего  путешествиЯ.  Ќемного  погодЯ  мы
остановились.
     Ќа тротуаре стоЯл какой-то молодой человек,  который,  должно  быть  по
неосторожности, вымазалсЯ чернилами; он обратилсЯ ко мне с такими словами:
     - џ от конторы Љендж и Љарбой в ‹инкольнс-€нне, мисс.
     - Ћчень приЯтно, сэр, - отозвалась Я.
     Ћн оказалсЯ весьма предупредительным - приказал  перенести  в  пролетку
мой багаж, потом усадил в нее менЯ, и тут Я  спросила,  уж  не  вспыхнул  ли
где-нибудь большой пожар, - спросила потому, что в городе  стоЯл  необычайно
густой и темный дым - ни зги не было видно.
     - Ќу, что вы, мисс! Љонечно,  нет,  -  ответил  молодой  человек.  -  ‚
‹ондоне всегда так. џ была поражена.
     - ќто туман, мисс, - объЯснил он.
     - ‚от как! - воскликнула Я.
     Њы медленно двигались по  улицам,  самым  грЯзным  и  темным  на  свете
(казалось мне), и  на  каждой  из  них  было  такое  столпотворение,  что  Я
удивлЯлась, как можно здесь не потерЯть головы; но вот шум внезапно сменилсЯ
тишиной, -  проехав  под  какими-то  старинными  воротами,  мы  покатили  по
безлюдной площади  и  остановились  в  углу  у  подъезда  с  широкой  крутой
лестницей, такой, какие бывают перед входом в церковь. € как по соседству  с
церковью нередко видишь кладбище, так и здесь Я, поднимаЯсь наверх,  увидела
в окно окаймленный аркадами двор, а в нем могилы с надгробными плитами.
     ‚ этом доме помещалась контора Љенджа и ЉарбоЯ. Њолодой человек  провел
менЯ через канцелЯрию в кабинет мистера Љенджа, где сейчас никого не было, и
вежливо пододвинул кресло  к  огню.  Џотом  он  показал  мне  на  зеркальце,
висевшее на гвозде сбоку от камина.
     - Њожет, вам с дороги захочетсЯ привести себЯ в  порЯдок,  мисс,  перед
тем как представитьсЯ канцлеру. ‚прочем, в этом вовсе нет  надобности,  смею
заверить, - галантно проговорил молодой человек.
     - ЏредставитьсЯ канцлеру? - промолвила Я в недоумении.
     - ЏростаЯ формальность, мисс, -  объЯснил  молодой  человек.  -  Њистер
Љендж сейчас в суде. Ћн просил вам кланЯтьсЯ... не желаете ли  подкрепитьсЯ,
- Я увидела на столике печенье и графин  с  вином,  -  а  также  просмотреть
газету? - Њолодой человек подал мне газету. ‡атем помешал угли  в  камине  и
ушел.
     ‚се в этой комнате казалось мне таким странным - особенно  потому,  что
здесь среди бела днЯ  царил  ночной  мрак,  свечи  горели  каким-то  бледным
пламенем и от всех предметов веЯло сыростью и холодом, - и так все это  было
непривычно, что, взЯв газету, Я читала слова, не  понимаЯ  их  значениЯ,  и,
наконец, поймала себЯ на том, что перечитываю одни и те же строки  несколько
раз подрЯд. Џродолжать в том же духе не имело  смысла,  поэтому  Я  отложила
газету, посмотрела в зеркало, хорошо ли на мне сидит  шлЯпа,  затем  окинула
взглЯдом полутемную комнату, потертые, покрытые пылью столы, кипы исписанной
бумаги,  книжный  шкаф,   набитый   книгами   самого   невзрачного,   самого
непривлекательного вида. Џотом Я стала думать, и все думала, думала, думала;
а огонь в камине все горел, и горел, и горел, а свечи мигали и  оплывали,  -
щипцов длЯ сниманиЯ нагара не было, пока молодой человек  не  принес  щипцы,
очень грЯзные, - и так Я просидела целых два часа.
     Ќаконец прибыл мистер Љендж. Љто-кто, а он ничуть не изменилсЯ; зато он
нашел во мне резкую перемену, которой, видимо, был удивлен и очень доволен.
     - Џоскольку вам предстоит сделатьсЯ компаньонкой  той  молодой  девицы,
что сейчас сидит в кабинете канцлера, мисс ‘аммерсон,  -  сказал  он,  -  мы
полагаем,  что  вам  сейчас  следует   находитьсЯ   при   ней.   Џрисутствие
лорд-канцлера вас не смутит, не правда ли?
     - Ќет, сэр, не думаю, - ответила Я, поразмыслив, но  так  и  не  понЯв,
почему, собственно, Я могу смутитьсЯ.
     €так, мистер Љендж  взЯл  менЯ  под  руку,  и  мы,  выйдЯ  на  площадь,
завернули за угол, миновали колоннаду какого-то зданиЯ и вошли в него  через
боковую дверь. Џотом мы прошли по коридору и, наконец,  очутились  в  хорошо
обставленной комнате, где Я увидела девушку и  юношу  у  камина,  в  котором
жарко горели и громко трещали дрова. Њолодые люди разговаривали,  стоЯ  друг
против друга и опираЯсь на экран, поставленный перед камином.
     Љогда Я  вошла,  они  оба  взглЯнули  на  менЯ,  и  девушка,  озареннаЯ
пламенем, показалась мне необычайно красивой, -  у  нее  были  такие  густые
золотистые волосы, такие нежные  голубые  глаза,  такое  светлое,  невинное,
доверчивое лицо!
     - Њисс Ђда, - сказал мистер Љендж, -  разрешите  представить  вам  мисс
‘аммерсон.
     ‡дороваЯсь со мной, она приветливо  улыбнулась  и  протЯнула  было  мне
руку, но вдруг передумала и поцеловала менЯ. ‘кажу  коротко:  она  была  так
естественна, так мила и обаЯтельна, что уже спустЯ несколько минут мы с  ней
уселись в оконной нише, освещенной пламенем камина, и принЯлись  болтать  до
того непринужденно и весело, будто век были подругами.
     “ менЯ точно гора с плеч свалилась! Љак отрадно было сознавать, что она
доверЯет мне и что Я ей нравлюсь! Љак мило она отнеслась ко мне  и  как  это
менЯ ободрило!
     ћноша был ее дальний родственник, ђичард Љарстон, - она  сама  мне  это
сказала. Љрасивый, с Ясным, открытым лицом, он удивительно хорошо смеЯлсЯ, а
когда Ђда подозвала его, он стал возле нас и тоже озаренный пламенем  камина
стал разговаривать с нами весело, словно беззаботный мальчик. ‹ет  ему  было
немного - девЯтнадцать, не больше, может быть меньше; Ђда была почти на  два
года моложе. Ћба они потерЯли  родителей,  а  познакомились  друг  с  другом
только сегоднЯ (что показа