 страшными, а потом прыгнул
- немного вверх и как можно дальше от борта - и тут же закричал:
     - Џомогите! Џомогите!
     Џотом он ударилсЯ о воду и скрылсЯ из виду.
     Љогда послышалсЯ первый крик о помощи, женщина, стоЯвшаЯ возле поручнЯ,
вздрогнула от удивлениЯ.  Ћна быстро  оглЯделась и увидела, как мимо  нее по
воздуху, разбросав руки и ноги, с криками летит тот самый человек небольшого
роста в  белых шортах  и теннисных туфлЯх.  Џоначалу казалось, она не знает,
что  делать:  бросить  ли  спасательный круг,  бежать за  помощью или просто
стоЯть на месте и кричать. Ћна отступила на шаг от поручнЯ, резко обернулась
в  сторону  капитанского  мостика  и  застыла  в напрЯжении,  не  знаЯ,  что
предпринЯть. Ќо почти тотчас ею овладело  равнодушие  - так могло показатьсЯ
со  стороны.  Џерегнувшись через  поручни,  она  стала  смотреть на  воду, в
кильватер  за  судном.  ‚скоре в  морской пене  поЯвилась крошечнаЯ  круглаЯ
чернаЯ голова, рЯдом с ней поднЯлась рука -  один раз, другой. ђука отчаЯнно
махала,  и  откуда-то издалека доносилсЯ голос, но слов  было  не разобрать.
†енщина наклонилась еще дальше,  стараЯсь  не  упускать  из  виду  маленькое
качающеесЯ  на  волнах черное  пЯтнышко,  но скоро,  очень  скоро,  оно  уже
оказалось так далеко, что она не могла поручитьсЯ, было ли оно на самом деле
или нет.
     ‘пустЯ  какое-то времЯ на  палубу  вышла другаЯ  женщина  -  сухопараЯ,
угловатаЯ, в очках в роговой  оправе. ‡аметив  первую женщину, она подошла к
ней, ступаЯ по палубе решительной, марширующей походкой старой девы.
     - ’ак вот ты где, - сказала она.
     †енщина  с  толстыми  лодыжками  обернулась  и  взглЯнула  на  нее,  но
промолчала.
     - џ давно тебЯ ищу, - продолжала сухопараЯ женщина. - ‚езде искала.
     - Ћчень странно,  -  сказала женщина с  толстыми лодыжками. -  Љакой-то
мужчина только что прыгнул за борт в одежде.
     - …рунда!
     - „а нет же. Ћн говорил, что хочет размЯтьсЯ, и прыгнул в воду, но даже
не удосужилсЯ раздетьсЯ.
     - Џойдем-ка лучше вниз, - сказала сухопараЯ женщина.
     Ќеожиданно  она  заговорила  твердым  голосом, черты  лица  ее  принЯли
суровое выражение, любезный тон исчез.
     - € никогда больше не гулЯй одна по палубе. ’ы же прекрасно знаешь, что
без менЯ тебе - никуда.
     -  „а,  Њэгги,  -  ответила женщина  с толстыми  лодыжками  и  еще  раз
улыбнулась ласково и доверчиво. Ћна взЯла руку другой женщины и позволила ей
увести себЯ с палубы.
     - ’акой приЯтный мужчина,  -  произнесла  она.  -  Ћн  еще  и рукой мне
помахал.


        ”ЋЉ‘‹€-‘ЉЂЉ“Ќ

     ‚от  уже  тридцать  шесть лет пЯть раз в неделю Я езжу в ‘ити  поездом,
который  отправлЯетсЯ в  восемь  двенадцать.  Ћн никогда не бывает  чересчур
переполнен и  к тому же доставлЯет  менЯ прЯмо  на станцию  Љэннон-стрит,  а
оттуда всего одиннадцать  с половиной минут ходьбы до  дверей моей конторы в
Ћстин-”райерз.
     Њне всегда нравилось ездить ежедневно на работу из пригорода в город  и
обратно:  каждаЯ  часть  этого   небольшого   путешествиЯ   доставлЯет   мне
удовольствие. ‚ нем есть  какаЯ-то  размеренность,  успокаивающаЯ  человека,
любЯщего  постоЯнство, и  в придачу оно служит своего рода артерией, котораЯ
неспешно, ко уверенно выносит менЯ в водоворот повседневных деловых забот.
     ‚сего лишь девЯтнадцать-двадцать человек собираютсЯ  на нашей небольшой
пригородной  станции,  чтобы  сесть  на  поезд,   отправлЯющийсЯ   в  восемь
двенадцать.  ‘остав  нашей  группы  редко  менЯетсЯ,  и  когда на  платформе
поЯвлЯетсЯ  новое  лицо, то это  всЯкий раз вызывает  недовольство,  как это
бывает, когда в клетку к канарейкам сажают новую птицу.
     Џо  утрам,  когда Я  приезжаю  на станцию  за четыре  минуты  до отхода
поезда, они  обыкновенно уже  все там - добропорЯдочные, солидные, степенные
люди, стоЯщие на своих обычных местах с неизменными зонтиками, в шлЯпах, при
галстуках, с одним  и тем  же  выражением  лиц и с  газетами  под мышкой, не
менЯющиесЯ  с  годами, как  не  менЯетсЯ мебель  в  моей гостиной.  Њне  это
нравитсЯ.
     Њне также нравитсЯ сидеть в своем углу у окна и читать "’аймс" под стук
колес. ќта часть путешествиЯ длитсЯ тридцать две минуты, и, подобно хорошему
продолжительному массажу,  она действует успокоительно на мою душу  и старое
больное  тело.  Џоверьте мне, чтобы сохранить спокойствие  духа, нет  ничего
лучше размеренности и постоЯнства. ‚ общей  сложности  Я  уже  почти  десЯть
тысЯч раз проделал это утреннее путешествие  и  с каждым днем наслаждаюсь им
все больше и больше. џ и сам (это  отношениЯ к делу  не имеет, но любопытно)
стал  чем-то вроде часов. џ могу без труда сказать, опаздываем ли мы на две,
три или четыре минуты,  и мне  не нужно  смотреть в  окно, чтобы сказать, на
какой станции мы остановились.
     Џуть от конца  Љэннон-стрит  до моей конторы ни долог, ни короток - это
полезнаЯ  длЯ здоровьЯ небольшаЯ прогулка по улицам,  заполненным такими  же
путешественниками, направлЯющимисЯ  к  месту  службы по  тому же неизменному
графику,  что  и  Я.  “  менЯ  возникает  чувство уверенности  оттого, что Я
двигаюсь среди этих заслуживающих довериЯ, достойных людей,  которые преданы
своей  работе,  а  не  шатаютсЯ  по  белу  свету.  €х  жизни,  подобно моей,
превосходно  регулирует минутнаЯ стрелка точно идущих  часов, и очень  часто
наши пути ежедневно пересекаютсЯ на улице в одно и то же времЯ  на  одном  и
том же месте.
     Љ   примеру,  когда   Я   сворачиваю  на  ‘ент-‘визинз-лейн,  неизменно
сталкиваюсь с благообразной дамой средних лет в серебрЯном пенсне и с черным
портфелем  в руке. Ќаверное,  это образцовый  бухгалтер,  а может,  служащаЯ
какой-нибудь  текстильной фабрики.  Љогда Я по  сигналу  светофора  перехожу
через ’реднидл-стрит, в девЯти случаЯх из десЯти Я прохожу мимо джентльмена,
у которого каждый день в петлице какой-нибудь новый садовый  цветок. Ќа  нем
черные брюки  и  серые гетры. ќто  определенно  человек педантичный,  скорее
всего  - банковский  работник или, возможно, адвокат,  как  и  Я.  ’оропливо
проходЯ  мимо друг  друга, мы несколько  раз за последние двадцать пЯть  лет
обменивались мимолетными взглЯдами в знак взаимной симпатии и расположениЯ.
     Њне знакомы по  меньшей мере  полдюжины лиц, с которыми  Я встречаюсь в
ходе этой небольшой прогулки.  € должен сказать, все  это добрые лица, лица,
которые мне нравЯтсЯ, все это симпатичные мне люди - надежные, трудолюбивые,
занЯтые,  и  глаза их не горЯт  и не бегают беспокойно, как  у всех этих так
называемых   умников,  которые  хотЯт   перевернуть   мир  с  помощью  своих
лейбористских правительств, государственного здравоохранениЯ и прочего.
     €так,  как видите,  Я  в  полном смысле  этого слова ЯвлЯюсь  довольным
путешественником. Ћднако не правильнее ли будет сказать, что Я был довольным
путешественником?    ‚   то   времЯ,   когда   Я   писал    этот   небольшой
автобиографический  очерк, который вы только  что  прочитали, -  у менЯ было
намерение  распространить  его  среди сотрудников нашей  конторы в  качестве
наставлениЯ и примера  - Я совершенно правдиво описывал свои чувства. Ќо это
было целую неделю назад, а за это времЯ произошло нечто необычное. Џо правде
говорЯ, все  началось во вторник на прошлой неделе, в то самое утро, когда Я
направлЯлсЯ в столицу  с черновым  наброском своего очерка в  кармане, и все
сошлось  столь неожиданным образом,  что мне не остаетсЯ ничего другого, как
предположить, что  тут  не обошлось  без  ЏровидениЯ.  ѓосподь  Ѓог, видимо,
прочитал мое  небольшое  сочинение и сказал про себЯ:  "—то-то  этот Џеркинс
становитсЯ чересчур уж самодовольным. Џора бы мне проучить его".  џ искренне
верю, что так оно и было.
     Љак Я  уже сказал, это произошло во вторник на прошлой неделе, в первый
вторник  после  Џасхи.  Ѓыло теплое  светлое  весеннее  утро,  и  Я  шагал к
платформе нашей небольшой  станции с "’аймс"  под мышкой и наброском  очерка
"„овольный  путешественник"  в кармане,  когда менЯ  вдруг пронзила  мысль -
что-то не так. џ  прЯмо-таки физически ощутил ропот, прошедший по рЯдам моих
попутчиков. џ остановилсЯ и оглЯделсЯ.
     Ќезнакомец стоЯл посередине платформы, расставив ноги и сложив на груди
руки, глЯдЯ на  окружающее  так,  словно  все  вокруг принадлежало ему. ќтот
большой,  плотный  мужчина  даже со  спины умудрЯлсЯ производить впечатление
человека высокомерного и надменного. Ћпределенно этот человек не принадлежал
к  нашему  кругу. Ћн  держал  трость  вместо зонтика,  башмаки  на  нем были
коричневые,  а  не черные, шлЯпа  серого цвета сидела  набекрень, но  что-то
все-таки обнаруживало в нем  лоск. Ѓолее Я  не  утруждал себЯ разглЯдыванием
его  персоны. џ  прошел мимо него с высоко поднЯтой  головой,  добавив  -  Я
искренне надеюсь,  что это так, - настоЯщего морозцу в атмосферу, и без того
достаточно холодную.
     Џодошел  поезд.  Ђ теперь  постарайтесь, если можете, вообразить, какой
ужас  менЯ  охватил,  когда  этот новый человек  последовал  за мной  в  мое
собственное  купе. ’акого  никто еще не проделывал в продолжение  пЯтнадцати
лет. Њои спутники всегда  почитали мое превосходство. Ћдна из моих небольших
привилегий состоит в том, что Я сижу  наедине с  собой  хотЯ бы одну, иногда
две  или  даже  три  остановки.  Ђ  тут,  видите  ли,  место  напротив  менЯ
оккупировал  этот  незнакомец,   который   принЯлсЯ  сморкатьсЯ,   шелестеть
страницами "„ейли мейл", да еще закурил свою отвратительную трубку.
     џ  опустил "’аймс"  и вглЯделсЯ в  его  лицо.  Ћн, видимо, был  того же
возраста, что и Я, - лет шестидесЯти  двух или трех, однако у него было одно
из тех неприЯтно  красивых загорелых  напомаженных лиц,  которые  нынче то и
дело видишь на рекламе мужских рубашек: тут тебе и охотник на львов, и игрок
в поло, и альпинист, побывавший  на  ќвересте, и  исследователь  тропических
джунглей, и Яхтсмен  одновременно;  темные  брови, стальные  глаза,  крепкие
белые зубы, сжимающие трубку.  ‹ично Я недоверчиво отношусь ко всем красивым
мужчинам.  ‘омнительные удовольствиЯ  будто  сами находЯт  их, и по миру они
идут,  словно лично  ответственны  за свою привлекательную  внешность. џ  не
против, если красива женщина. ќто другое. Ќо мужскаЯ красота, вы уж простите
менЯ, совершенно оскорбительна. Љак бы то ни было, прЯмо напротив менЯ сидел
этот самый человек, а Я глЯдел на него поверх  "’аймс", и вдруг он посмотрел
на менЯ, и наши глаза встретились.
     - ‚ы не против того, что Я курю трубку? - спросил он, вынув ее изо рта.
     ’олько  это  он  и  сказал. Ќо голос его  произвел  на менЯ неожиданное
действие. Њне даже показалось,  будто Я вздрогнул. Џотом Я как бы замер и по
меньшей мере с минуту пристально смотрел на него, прежде чем  смог совпадать
с собой и ответить.
     - ќто вагон длЯ курЯщих, - сказал Я, - поэтому поступайте как угодно.
     - Џросто Я решил спросить.
     €  опЯть  этот  удивительно  рассыпчатый знакомый голос, проглатывающий
слова, а потом  сыплющий ими, - маленькие и жесткие, как зернышки, они точно
вылетали  из крошечного пулеметика. ѓде Я его слышал? € почему каждое слово,
казалось, отыскивало самое уЯзвимое место в закоулках моей памЯти? Ѓоже мой,
думал Я. „а возьми же ты себЯ в руки. —то еще за чепуха лезет тебе в голову!
     Ќезнакомец снова  погрузилсЯ в чтение газеты.  џ сделал вид, будто тоже
читаю. Ћднако  теперь Я уже был  совершенно  выбит из колеи и  никак  не мог
сосредоточитьсЯ. џ то и дело бросал на него взглЯды поверх газеты, так и  не
развернув  ее.  “  него  было  поистине  несносное  лицо,  вульгарно,  почти
похотливо красивое, а маслЯнистаЯ кожа блестела попросту непристойно. Ћднако
приходилось  ли мне все-таки когда-нибудь видеть это лицо или  нет? џ  начал
склонЯтьсЯ к тому, что  уже видел его,  потому что теперь, глЯдЯ на него,  Я
начал ощущать какое-то беспокойство, которое  не могу толком описать, -  оно
каким-то образом было свЯзано  с болью, с применением силы, быть может, даже
со страхом, когда-то испытанным мною.
     ‚  продолжение  поездки мы больше  не разговаривали,  но  вам  нетрудно
вообразить, что мое спокойствие исчезло. ‚есь день был  испорчен, и  не  раз
кое-кто из товарищей по службе слышал от  менЯ в тот день колкости, особенно
после обеда, когда ко всему добавилось еще и несварение желудка.
     Ќа следующее утро он снова стоЯл посередине платформы со своей тростью,
трубкой, шелковым шарфиком и  тошнотворно красивым лицом. џ прошел мимо него
и приблизилсЯ  к некоему мистеру ѓраммиту, биржевому маклеру,  который ездил
со  мной в  город и  обратно вот уже  более  двадцати восьми  лет.  Ќе  могу
сказать, чтобы Я  с ним когда-нибудь прежде разговаривал -  на нашей станции
собираютсЯ  обыкновенно  люди  сдержанные,  - но в  сложившейсЯ  критической
ситуации вполне можно вступить в разговор.
     - ѓраммит, - прошептал Я. - Љто этот прохвост?
     - ЏонЯтиЯ не имею, - ответил ѓраммит.
     - ‚есьма неприЯтный тип.
     - Ћчень.
     - Џолагаю, он не каждый день будет с нами ездить.
     - “паси бог, - сказал ѓраммит.
     € тут подошел поезд.
     Ќа этот раз, к моему великому облегчению, человек сел в другое купе.
     Ћднако на следующее утро он снова оказалсЯ рЯдом со мной.
     -  „а-а, -  проговорил он, устраиваЯсь прЯмо  напротив менЯ. - Ћтличный
денек.
     € вновь  что-то закопошилось на  задворках  моей  памЯти,  на этот  раз
сильнее,  и  уже  почти  всплыло  на  поверхность,  но  ухватитьсЯ  за  нить
воспоминаний Я так и не смог.
     ‡атем  наступила  пЯтница, последний рабочий  день недели. Џомню,  что,
когда Я ехал на станцию, шел дождь, один из тех теплых искрЯщихсЯ апрельских
дождичков,  которые идут лишь  минут пЯть или  шесть, и когда Я поднЯлсЯ  на
платформу, все  зонтики были уже сложены, светило  солнце,  а  по небу плыли
большие  белые  облака.  ЌесмотрЯ  на  все  это,  у  менЯ  было  подавленное
состоЯние.  ‚ путешествии Я  уже не находил удовольствиЯ. џ знал, что  опЯть
ЯвитсЯ этот  незнакомец. € вот пожалуйста, он уже был тут как тут; расставив
ноги,  он ощущал  себЯ здесь хозЯином, и на сей раз к тому же еще и небрежно
размахивал своей тростью.
     ’рость! Ќу конечно же! џ остановилсЯ, точно оглушенный.
     "„а это же  ”оксли!  -  воскликнул Я про себЯ.  - ”оксли-‘какун!  €  он
по-прежнему размахивает своей тростью!"
     џ  подошел  к нему поближе, чтобы получше  разглЯдеть.  Ќикогда прежде,
скажу Я вам, не испытывал такого потрЯсениЯ. ќто  и в самом деле был ”оксли.
Ѓрюс ”оксли, или ”оксли-‘какун, как мы его называли. Ђ в последний раз Я его
видел... дайте-ка подумать... „а, Я тогда еще училсЯ в школе, и мне было лет
двенадцать-тринадцать, не больше.
     ‚ эту минуту подошел  поезд, и, бог свидетель, он снова оказалсЯ в моем
купе. Ћн  положил шлЯпу и трость на  полку, затем повернулсЯ, сел и принЯлсЯ
раскуривать  свою  трубку.  ‚зглЯнув  на  менЯ  сквозь  облако  дыма  своими
маленькими холодными глазками, он произнес:
     - ЏотрЯсающий денек, не правда ли? ЏрЯмо лето.
     ’еперь  Я его голос  уже не  спутаю  ни с каким  другим.  Ћн совсем  не
изменилсЯ. ђазве что другими стали слова.
     "Ќу что ж, Џеркинс, - говорил он когда-то. - —то ж, скверный мальчишка.
ЏридетсЯ мне поколотить тебЯ".
     Љак  давно  это было?  „олжно  быть,  лет  пЯтьдесЯт назад.  ‹юбопытно,
однако,  как мало изменились черты его  лица.  ’от  же  надменно  вздернутый
подбородок, те же  раздутые ноздри,  тот же  презрительный взглЯд маленьких,
пристально глЯдЯщих глаз, посаженных -  видимо длЯ удобства - слишком близко
друг  к другу; все та же манера  приближать к вам свое лицо, наваливатьсЯ на
вас, как  бы загонЯть  в  угол; даже  волосы его Я помню - жесткие и  слегка
завивающиесЯ,  немного  отливающие  маслом,   подобно  хорошо  заправленному
салату. Ќа его  столе всегда стоЯл пузырек с экстрактом длЯ волос (когда вам
приходитсЯ вытирать в комнате пыль, то вы навернЯка знаете, что где стоит, и
начинаете ненавидеть  все находЯщиесЯ  в  ней предметы),  и на этом пузырьке
красовалась  этикетка  с   королевским   гербом  и   названием  магазина  на
Ѓонд-стрит,  а   внизу  мелкими  буквами  было   написано:  "€зготовлено  по
специальному распорЯжению  длЯ  парикмахеров его  величества королЯ  ќдварда
VII".  џ  это  помню особенно  хорошо, поскольку мне  казалось забавным, что
магазин гордитсЯ тем, что ЯвлЯетсЯ  поставщиком длЯ парикмахеров  того,  кто
практически лыс - пусть это и сам монарх.
     €  вот  теперь  Я  смотрел  на ”оксли, который  откинулсЯ на  сиденье и
принЯлсЯ за чтение газеты.  ЊенЯ охватило какое-то  странное чувство оттого,
что Я  сидел всего лишь в  Ярде от  человека,  который  пЯтьдесЯт лет  назад
сделал  менЯ настолько несчастным, что Я помышлЯл о самоубийстве. ЊенЯ он не
узнал, потому что Я отрастил усы; да Я и  не боЯлсЯ его теперь. џ чувствовал
себЯ вполне уверенно и мог рассматривать его, сколько мне было угодно.
     ЋглЯдываЯсь  назад,  Я теперь  не сомневаюсь, что изрЯдно пострадал  от
Ѓрюса ”оксли уже  в первый год  учебы в школе,  и,  как  ни  странно,  этому
невольно  споспешествовал мой  отец.  Њне  было двенадцать с половиной  лет,
когда Я  впервые попал в эту замечательную  старинную школу. ЉажетсЯ, в 1907
году. Њой отец,  в шелковом цилиндре и визитке,  проводил менЯ до вокзала, и
до  сих пор помню, как мы стоЯли на платформе среди груды Ящиков и чемоданов
и,  наверное, тысЯч  очень больших  мальчиков,  теснившихсЯ вокруг  и громко
переговаривавшихсЯ, и тут  кто-то,  пытаЯсь протиснутьсЯ  мимо  нас,  сильно
толкнул моего отца в спину и чуть не сшиб его с ног.
     Њой  отец,  человек небольшого роста,  отличавшийсЯ  обходительностью и
всегда державшийсЯ  с  достоинством,  обернулсЯ с поразительной  быстротой и
схватил виновника за руку.
     - ђазве вас в школе не учат хорошим манерам, молодой человек? - спросил
он.
     Њальчик, оказавшийсЯ на голову выше отца, посмотрел на него сверху вниз
холодным взором, но ничего не сказал.
     - ‘даетсЯ мне, - заметил мой отец, столь же пристально глЯдЯ на него, -
что недурно было бы извинитьсЯ.
     Ћднако мальчик продолжал смотреть  на него свысока, при этом  в уголках
его  рта  поЯвилась  надменнаЯ улыбочка,  а подбородок  все  более  выступал
вперед.
     - Џо-моему, ты мальчик дерзкий и невоспитанный, - продолжал мой отец. -
€ мне остаетсЯ лишь искренне надеЯтьсЯ, что в школе  ты исключение. Ќе хотел
бы Я, чтобы кто-нибудь из моих сыновей выучилсЯ таким же манерам.
     ’ут этот большой мальчик  слегка повернул  голову в мою сторону, и пара
небольших холодных, довольно близко посаженных  глаз заглЯнула в мои  глаза.
’огда Я  не особенно испугалсЯ - Я  еще ничего не знал о том,  какую  власть
имеют  в школах старшие  мальчики над младшими, и  помню, что,  полагаЯсь на
поддержку своего отца, которого Я очень любил и уважал, взглЯд Я выдержал.
     Њой   отец  принЯлсЯ  было  еще  что-то  говорить,  но  мальчик  просто
отвернулсЯ и неторопливо пошел по платформе среди толпы.
     Ѓрюс  ”оксли не  забыл этого  эпизода;  но,  конечно,  самое неприЯтное
выЯснилось в школе: мы с  ним оказались в одном общежитии и в одной комнате.
Ћн  училсЯ в  соседнем  классе  и  был  старостой,  а  будучи  таковым, имел
официальное  разрешение  колотить  всех  "шестерок".  {‚  английских  школах
младший  ученик,  прислуживающий  старшекласснику.}  Ћказавшись  же  в   его
комнате, Я автоматически сделалсЯ его особым личным рабом. џ был его слугой,
поваром,  горничной и мальчиком на  побегушках, и  в мои обЯзанности входило
следить, чтобы он и пальцем не пошевелил, если только в этом не было крайней
необходимости.  Ќасколько  Я  знаю, нигде в  мире слугу не угнетают до такой
степени,  как  угнетали  нас, несчастных  маленьких  "шестерок",  старосты в
школе. Ѓыл ли мороз, шел  ли снег, в любую погоду каждое утро после завтрака
Я принужден был сидеть на стульчаке в туалете  (который находилсЯ во дворе и
не обогревалсЯ) и греть его к приходу ”оксли.
     џ помню, как он своей изысканно-расхлЯбанной походкой ходил по комнате,
и если на пути ему попадалсЯ стул, то он отбрасывал его ногой в сторону, а Я
должен был подбежать  и  поставить его на место. Ћн носил шелковые рубашки и
всегда  прЯтал шелковый платок в  рукаве,  а  башмаки его были от  какого-то
‹обба (у  которого тоже этикетки с королевским  гербом). џ обЯзан был каждый
день в течение пЯтнадцати минут тереть остроносые  башмаки костью, чтобы они
блестели.
     Ќо самые худшие воспоминаниЯ у менЯ свЯзаны с раздевалкой.
     џ и сейчас  вижу себЯ, маленького бледного мальчика, сиротливо стоЯщего
в этой огромной комнате в  пижаме, тапочках  и халате из верблюжьей  шерсти.
…динственнаЯ Ярко  горЯщаЯ электрическаЯ лампочка свисает с потолка, а вдоль
стен развешаны черные и желтые футболки, наполнЯющие комнату запахом пота, и
голос,  сыплющий  словами, жесткими, словно  зернышки, говорит:  "’ак как мы
поступим на сей раз? есть раз в халате или четыре без него?"
     џ так  никогда и не  смог заставить себЯ  ответить на  этот  вопрос.  џ
просто  стоЯл, глЯдЯ в грЯзный пол, - от страха у менЯ кружилась голова -  и
только о том и думал, что скоро этот большой мальчик будет бить менЯ длинной
тонкой  белой палкой, будет  бить  неторопливо, со  знанием  дела,  искусно,
законно, с видимым удовольствием, и у менЯ пойдет кровь.  ЏЯть часов назад Я
не смог  разжечь огонь в комнате.  џ  истратил все свои карманные деньги  на
коробку специальной растопки, держал газету  над камином, чтобы была тЯга, и
дул что было мочи на каминную решетку - угли так и не разгорелись.
     - …сли  ты настолько упрЯм, что не хочешь  отвечать,  -  говорил  он, -
тогда мне придетсЯ решать за тебЯ.
     џ  отчаЯнно хотел ответить  ему, потому что знал, что  мне нужно что-то
выбрать.  ќто  первое,  что  узнают,  когда  приходЯт  в  школу. ЋбЯзательно
оставайсЯ в  халате и лучше стерпи  лишние  удары. ‚ противном  случае почти
навернЯка поЯвЯтсЯ раны. ‹учше три удара в халате, чем один без него.
     - ‘нимай халат и отправлЯйсЯ в дальний угол. ‚озьмись руками  за пальцы
ног. ‚сыплю тебе четыре раза.
     џ медленно  снимаю халат и кладу его на шкафчик длЯ обуви. €  медленно,
поеживаЯсь  от холода и  неслышно ступаЯ,  иду в  дальний угол в одной  лишь
хлопчатобумажной  пижаме, и неожиданно  все вокруг  заливаетсЯ Ярким светом,
точно  Я  глЯжу  на  картинку  в  волшебном  фонаре,  и предметы  становЯтсЯ
непомерно большими и нереальными, и перед глазами у менЯ все плывет.
     - „авай же возьмись руками за пальцы ног. Љрепче, еще крепче.
     ‡атем  он направлЯетсЯ в другой  конец раздевалки, и Я  смотрю на него,
расставив ноги  и опустив голову,  а он  исчезает в дверЯх и  идет через так
называемый умывальный коридор, находЯщийсЯ всего лишь в двух шагах. ќто было
помещение с каменным полом и с умывальниками, тЯнувшимисЯ вдоль одной стены;
отсюда  можно  было попасть в ванную.  Љогда  ”оксли исчез, Я понЯл, что  он
отправилсЯ в дальний конец умывального коридора. ”оксли всегда так делал. Ќо
вот он скачущей походкой возвращаетсЯ назад, стуча ногами по каменному  полу
так, что дребезжат  умывальники, и Я вижу, как он одним прыжком преодолевает
расстоЯние  в  два  шага,  отделЯющее коридор  от  раздевалки, и  с  тростью
наперевес  быстро  приближаетсЯ ко мне. ‚  такие моменты  Я закрываю  глаза,
дожидаЯсь удара, и говорю себе: только не разгибайсЯ, как бы ни было больно.
     ‚сЯкий,  кого  били  как  следует,  скажет,  что  по-настоЯщему  больно
становитсЯ только  спустЯ восемь - десЯть секунд после удара. ‘ам удар - это
всего лишь резкий глухой шлепок, вызывающий полное онемение (говорЯт, так же
действует пулЯ). Ќо потом  - о боже,  потом! - кажетсЯ, будто к твоим  голым
Ягодицам прикладывают раскаленную докрасна кочергу, а ты не можешь протЯнуть
руку и схватить ее.
     ”оксли  отлично  знал,  как  выдержать паузу:  он  медленно преодолевал
расстоЯние,  которое  в  общей  сложности  составлЯло  Ярдов,  должно  быть,
пЯтнадцать, прежде чем нанести очередной удар;  он выжидал,  пока  Я  сполна
испытаю боль от предыдущего удара.
     Џосле четвертого удара Я обычно разгибаюсь. Ѓольше Я не могу.  ќто лишь
защитнаЯ реакциЯ  организма,  предупреждающаЯ,  что больше тело  вынести  не
может.
     - „а ты струсил, - говорит ”оксли. - Џоследний удар не считаетсЯ. Ќу-ка
наклонись еще разок.
     ‚ следующий раз надо будет не забыть покрепче ухватитьсЯ за лодыжки.
     Џотом он смотрит, как Я иду, держась за спину, не в силах ни согнутьсЯ,
ни разогнутьсЯ.  ЌадеваЯ халат, Я  всЯкий  раз пытаюсь отвернутьсЯ от  него,
чтобы он не видел моего лица. џ уже собралсЯ было уйти, но тут слышу:
     - ќй ты! ‚ернись-ка!
     џ останавливаюсь в дверЯх и оборачиваюсь.
     - €ди сюда. Ќу, иди же сюда. ‘кажи, не забыл ли ты чего-нибудь?
     …динственное,  о  чем  Я  сейчас  могу  думать,  -  это  то,  что  менЯ
пронизывает мучительнаЯ боль.
     - Џо-моему,  ты  мальчик  дерзкий и невоспитанный, - говорит он голосом
моего отца. - ђазве вас в школе не учат хорошим манерам?
     - ‘па-а-сибо,  -  заикаЯсь, говорю Я. - ‘па-а-сибо зато... что ты побил
менЯ.
     € потом Я поднимаюсь по  темной лестнице в спальню,  чувствуЯ  себЯ уже
гораздо лучше, потому что все кончилось, боль проходит, и вот менЯ обступают
другие ребЯта и принимаютсЯ расспрашивать с каким-то грубоватым сочувствием,
рожденным из собственного опыта.
     - ќй, Џеркинс, дай-ка посмотреть.
     - ‘колько он тебе всыпал?
     - Џо-моему, раз пЯть. Ћтсюда слышно было.
     - Ќу, давай показывай свои раны.
     џ снимаю пижаму и  спокойно  стою, даваЯ возможность  группе  экспертов
внимательно осмотреть нанесенные мне повреждениЯ.
     - Ћтметины-то далековато друг от друга. Џохоже на ”оксли.
     - Ђ вот эти две рЯдом. Џочти касаютсЯ друг друга. Ђ эти-то - глЯди - до
чего хороши!
     - Ђ вот тут внизу он смазал.
     - Ћн из умывального коридора разбегалсЯ?
     - ’ы, наверное, струсил, и он тебе еще разок всыпал, а?
     - …й-богу, Џеркинс, старина ”оксли на тебе душу отвел.
     - Љровь-то так и течет. ’ы бы смыл ее, что ли.
     ‡атем открываетсЯ дверь и поЯвлЯетсЯ  ”оксли. ‚се  разбегаютсЯ и делают
вид,  будто  чистЯт  зубы  или  читают молитвы,  а  Я между тем стою посреди
комнаты со спущенными штанами.
     -  —то  тут происходит?  -  говорит  ”оксли,  бросив быстрый  взглЯд на
творение  своих рук.  - ќй ты,  Џеркинс! Џриведи себЯ в  порЯдок и  ложись в
постель.
     ’ак заканчиваетсЯ день.
     ‚  течение  недели  у менЯ  не было ни одной  свободной минуты.  ‘тоило
только  ”оксли  увидеть,  как Я беру в руки какой-нибудь  роман или открываю
свой альбом  с марками, как он тотчас же  находил мне занЯтие.  Ћдним из его
любимых выражений - особенно когда шел дождь - было следующее:
     -  Џослушай-ка,  Џеркинс,  мне кажетсЯ, букетик ирисов  украсил  бы мой
стол, как ты думаешь?
     €рисы  росли только  возле Ђпельсиновых прудов.  —тобы туда  добратьсЯ,
нужно было пройти  две мили по  дороге, а потом свернуть в поле и преодолеть
еще полмили. џ поднимаюсь со  стула, надеваю плащ и соломенную шлЯпу, беру в
руки  зонтик и отправлЯюсь в долгий путь,  который мне предстоит проделать в
одиночестве. Ќа улице  всегда нужно было  ходить  в  соломенной шлЯпе, но от
дождЯ  она быстро терЯла форму, поэтому, чтобы сберечь ее, и нужен зонтик. ‘
другой  стороны,  нельзЯ  бродить по  лесистым  берегам в поисках  ирисов  с
зонтиком над головой, поэтому, чтобы предохранить шлЯпу от порчи, Я кладу ее
на землю и раскрываю  над ней зонтик, а сам иду собирать цветы. ‚ результате
Я не раз простужалсЯ.
     Ќо  самым страшным  днем  было  воскресенье. Џо  воскресеньЯм  Я убирал
комнату,  и как же  хорошо мне запомнилось, какой ужас менЯ охватывал  в  те
утренние часы, когда после остервенелого выколачиваниЯ пыли и уборки Я ждал,
когда придет ”оксли и примет мою работу.
     - ‡акончил? - спрашивал он.
     - „-думаю, что да.
     ’огда  он идет  к  своему  столу,  вынимает из  Ящика  белую  перчатку,
медленно  натЯгивает  ее  на правую руку и при  этом шевелит каждым пальцем,
проверЯЯ, хорошо ли она надета, а Я стою и с дрожью смотрю, как он двигаетсЯ
по комнате,  проводЯ указательным пальцем  по  верху развешанных  по  стенам
картинок в  рамках, по плинтусам, полкам, подоконникам,  абажурам. џ не могу
отвести глаз от  этого  пальца. „лЯ  менЯ  это перст судьбы. Џочти всегда он
умудрЯлсЯ отыскать какую-нибудь  крохотную щелку, которую Я не заметил или о
которой, быть может, и  не подумал вовсе. ‚  таких  случаЯх ”оксли  медленно
поворачивалсЯ,  едва  заметно  улыбаЯсь этой  своей  не предвещавшей  ничего
хорошего  улыбкой,  и выставлЯл  палец  так, чтобы и  Я  мог видеть  грЯзное
пЯтнышко на белом пальце.
     - ’ак, - говорил он. - ‡начит, ты - ленивый мальчишка. Ќе правда ли?
     џ молчу.
     - Ќе правда ли?
     - Њне кажетсЯ, Я везде вытирал.
     - ’ак все-таки ты ленивый мальчишка или нет?
     - „-да.
     - Ђ  ведь твой отец  не хочет, чтобы ты рос таким. ’вой отец ведь очень
щепетилен на этот счет, а?
     џ молчу.
     - џ тебЯ спрашиваю: твой отец ведь щепетилен на этот счет?
     - Ќаверное... да.
     - ‡начит, Я сделаю ему одолжение, если накажу тебЯ, не правда ли?
     - џ не знаю.
     - ’ак сделать ему одолжение?
     - „-да.
     - ’огда давай встретимсЯ попозже в раздевалке, после молитвы.
     Ћстаток днЯ Я провожу в мучительном ожидании вечера.
     Ѓоже праведный,  воспоминаниЯ совсем одолели менЯ.  Џо  воскресеньЯм мы
также писали письма.  "„орогие  мама  и  папа, большое  вам спасибо  за ваше
письмо.  џ  надеюсь, вы  оба  здоровы. џ  тоже  здоров,  правда, простудилсЯ
немного,  потому что попал под дождь, но  скоро простуда пройдет.  ‚чера  мы
играли с командой  русбери и выиграли у них  со счетом 4:2. џ  наблюдал  за
игрой, а  ”оксли, который, как  вы знаете,  ЯвлЯетсЯ нашим  старостой, забил
один гол. Ѓольшое вам спасибо за торт. ‹юбЯщий вас “ильЯм".
     Џисьмо Я обычно писал в туалете, в чулане или же в ванной - где угодно,
лишь бы только туда не мог заглЯнуть ”оксли. Ћднако много времени у  менЯ не
было. —ай мы пили в половине пЯтого, и к этому времени должен был быть готов
гренок  длЯ ”оксли. џ каждый день  жарил длЯ ”оксли ломтик хлеба, а в будние
дни  в  комнатах  не  разрешалось  разводить  огонь, поэтому все "шестерки",
жарившие хлебцы длЯ хозЯев своих комнат, собирались вокруг небольшого камина
в  библиотеке,  и при  этом  каждый выискивал возможность первым протЯнуть к
огню длинную металлическую вилку.  € еще Я должен был следить за тем,  чтобы
гренок   ”оксли  был:   во-первых,  хрустЯщим,   во-вторых,   неподгоревшим,
в-третьих, горЯчим и  подан точно вовремЯ. Ќесоблюдение какого-либо  из этих
требований рассматривалось как "наказуемый проступок".
     - ќй ты! —то это такое?
     - ѓренок.
     - Џо-твоему, это гренок?
     - Ќу...
     - ’ы, Я вижу, совсем обленилсЯ и толком ничего сделать не можешь.
     - џ старалсЯ.
     - ‡наешь, что делают с ленивой лошадью, Џеркинс?
     - Ќет.
     - Ђ ты разве лошадь?
     - Ќет.
     - ’ы, по-моему, просто осел - ха-ха! -  а это, наверное, одно и  то же.
Ќу ладно, увидимсЯ попозже.
     Ћх  и тЯжелые  были  денечки! „ать ”оксли  подгоревший  гренок - значит
совершить "наказуемый  проступок". ‡абыть  счистить  грЯзь  с бутс  ”оксли -
значит  также  провинитьсЯ.  €ли  не развесить его  футболку  и  трусы.  €ли
неправильно  сложить зонтик.  €ли  постучать в  дверь его комнаты,  когда он
занималсЯ. €ли наполнить  ванну слишком горЯчей водой.  €ли не  вычистить до
блеска пуговицы  на  его  форме.  €ли, надраиваЯ пуговицы, оставить  голубые
пЯтнышки  раствора  на  самой  форме.  €ли  не начистить  до блеска  подошвы
башмаков. €ли  не  прибрать вовремЯ в  его комнате. „лЯ ”оксли Я, по  правде
говорЯ, и сам был "наказуемым проступком".
     џ посмотрел в  окно. Ѓог ты  мой,  да  мы уже почти  приехали. —то-то Я
совсем  разнюнилсЯ и  даже не раскрыл  "’аймс". ”оксли  по-прежнему  сидел в
своем  углу  и   читал  "„ейли  мейл",  и   сквозь  облачко  голубого  дыма,
поднимавшегосЯ из его трубки, Я мог  разглЯдеть  половину лица над  газетой,
маленькие сверкающие глазки, сморщенный лоб,  волнистые, слегка напомаженные
волосы.
     ‹юбопытно было  разглЯдывать его теперь, по прошествии стольких лет.  џ
знал,  что  он  более  не опасен, но  воспоминаниЯ не  отпускали менЯ,  и  Я
чувствовал  себЯ  не  очень-то уютно  в его присутствии.  ќто все  равно что
находитьсЯ в одной клетке с дрессированным тигром.
     —то за чепуха лезет тебе в голову, спросил Я себЯ. Ќе будь же  дураком.
„а  стоит тебе только захотеть, и ты можешь взЯть  и сказать ему все,  что о
нем думаешь, и он тебЯ и пальцем не тронет. ЌеплохаЯ мысль!
     ђазве что... как бы это сказать... зачем это нужно? џ  уже слишком стар
длЯ подобных штук и к тому же не уверен, так ли уж он мне ненавистен.
     Ќо как  же все-таки быть? Ќе могу ведь  Я просто сидеть и  смотреть  на
него как идиот!
     € тут мне пришла в голову озорнаЯ мысль.  "‚от что Я сделаю, - сказал Я
себе, - протЯну-ка Я руку, похлопаю  его слегка по колену и скажу ему, кто Я
такой.  Џотом  понаблюдаю за  выражением  его лица.  Џосле  этого  пущусь  в
воспоминаниЯ  о школе,  а говорить буду достаточно громко, чтобы  менЯ могли
слышать и те, кто ехал в нашем вагоне. џ  весело напомню ему, какие шутки он
проделывал со мной, и, быть  может, поведаю  и  об  избиениЯх  в раздевалке,
чтобы вогнать его в  краску. …му не повредит, если  Я его немного подразню и
заставлю поволноватьсЯ. Ђ вот мне это доставит массу удовольствиЯ".
     Ќеожиданно он  поднЯл глаза и увидел, что Я  пристально  глЯжу на него.
ќто случилось уже не  первый раз,  и Я заметил,  как  в его  глазах вспыхнул
огонек раздражениЯ.
     € тогда Я улыбнулсЯ и учтиво поклонилсЯ.
     -  Џрошу  простить менЯ, - громким голосом произнес Я. - Ќо  Я бы хотел
представитьсЯ.
     џ  подалсЯ  вперед  и  внимательно  посмотрел  на   него,  стараЯсь  не
пропустить реакции на мои слова.
     - ЊенЯ зовут Џеркинс, “ильЯм Џеркинс, в тысЯча девЯтьсот седьмом году Я
училсЯ в ђептоне.
     ‚се, кто ехал в  вагоне,  затихли, и  Я чувствовал, что они  напрЯженно
ждут, что же произойдет дальше.
     - ђад познакомитьсЯ  с вами, - сказал он, опустив  газету на колени.  -
ЊенЯ зовут ”ортескью, „жоселин ”ортескью. џ закончил €тон в тысЯча девЯтьсот
шестнадцатом.


        ЉЋ†Ђ

     ‚  том  году -  1946-м  - зима  слишком  затЯнулась. •отЯ  наступил уже
апрель, по  улицам  города гулЯл ледЯной  ветер, а  по  небу  ползли снежные
облака.
     ‘тарик, которого звали „риоли, с трудом брел по улице ђиволи. Ћн дрожал
от холода,  и вид у него был  жалкий;  в своем грЯзном  черном пальто он был
похож на дикобраза, а над поднЯтым воротником видны были только его глаза.
     ђаскрылась дверь какого-то кафе,  и на  него пахнуло жареным цыпленком,
что вызвало у него в животе судорогу от приступа голода. Ћн двинулсЯ дальше,
равнодушно посматриваЯ  на  выставленные  в  витринах  вещи:  духи, шелковые
галстуки  и  рубашки,  драгоценности,  фарфор,  старинную  мебель,  книги  в
прекрасных переплетах.  ‘пустЯ  какое-то  времЯ он  поравнЯлсЯ  с  картинной
галереей. ђаньше  ему  нравилось бывать в картинных галереЯх. ‚  витрине был
выставлен один холст. Ћн остановилсЯ и  взглЯнул на него. Џотом повернулсЯ и
пошел было дальше, но тут же еще раз остановилсЯ  и оглЯнулсЯ;  и вдруг  его
охватила легкаЯ  тревога,  всколыхнулась памЯть,  словно вспомнилось  что-то
далекое,  виденное давным-давно. Ћн снова посмотрел на  картину. Ќа ней  был
изображен пейзаж - купа деревьев, безумно клонившихсЯ в одну сторону, словно
согнувшихсЯ под Яростным порывом ветра; облака вихрем  кружились  в небе.  Љ
раме была прикреплена  небольшаЯ  табличка, на  которой было написано: "•аим
‘утин (1894 - 1943)".
     „риоли уставилсЯ на картину,  пытаЯсь сообразить,  что в ней показалось
ему знакомым. †уткаЯ картина,  подумал он. ЉакаЯ-то  страннаЯ и жуткаЯ... Ќо
мне она нравитсЯ... •аим ‘утин... ‘утин... Ѓоже мой! - неожиданно воскликнул
он.  - „а это  же  мой маленький калмык, вот  кто это  такой! Њой  маленький
калмык,  это  его картина выставлена  в одном из  лучших парижских  салонов!
Џодумать только!
     ‘тарик приблизилсЯ  к витрине.  Ћн  отчетливо  вспомнил  этого юношу  -
да-да, теперь он вспомнил его. Ќо когда  это  было? ‚се остальное  не так-то
просто было  вспомнить. ќто было так  давно. Љогда же  все-таки? „вадцать  -
нет, больше тридцати лет назад, пожалуй, так. Ќет-нет, погодите-ка. ќто было
за год до войны, Џервой мировой войны, в 1913 году. €менно  так.  ’огда он и
встретил  ‘утина,  этого  маленького  калмыка,  мрачного,  вечно   о  чем-то
размышлЯющего юношу, которого он тогда полюбил - почти  влюбилсЯ в него, - и
непонЯтно за что, разве что, пожалуй, за то, что тот умел рисовать.
     €  как рисовать!  ’еперь  он все вспомнил гораздо  четче: улицу, баки с
мусором, запах гнили, рыжих кошек, грациозно бродЯщих по свалке, и  женщин -
потных жирных  женщин, сидевших на порогах домов и выставивших свои  ноги на
булыжную мостовую. —то это была за улица? ѓде жил этот юноша?
     ‚  ‘ите-”альгюйер,  вот  где!  ‘тарик  несколько  раз  кивнул  головой,
довольный тем, что вспомнил название. € там была студиЯ с одним-единственным
стулом и грЯзной красной кушеткой, на  которой юноша  устраивалсЯ на ночлег;
пьЯные  сборища,  дешевое белое вино,  Яростные  споры и  вечно мрачное лицо
юноши, думающего о работе.
     ‘транно,  подумал „риоли,  как легко ему  все  это  вспомнилось,  будто
каждаЯ незначительнаЯ подробность тотчас тЯнула за собой другую.
     ‚от, скажем, эта глупаЯ затеЯ с татуировкой. Ќо ведь это же было просто
безумие,  каких мало. ‘ чего все началось? Ђх  да,  как-то  он разбогател  и
накупил  вина, именно так оно и было. Ћн Ясно вспомнил тот день, когда вошел
в  студию  с  пакетом  бутылок  под  мышкой,  при  этом  юноша  сидел  перед
мольбертом, а его („риоли) жена стоЯла посреди комнаты, позируЯ художнику.
     -  ‘егоднЯ мы  будем  веселитьсЯ, -  сказал  он.  -  “строим  небольшой
праздник втроем.
     - Ђ что  мы  будем праздновать?  - спросил юноша,  не  поднимаЯ глаз. -
Њожет, то, что ты решил развестись с женой, чтобы она вышла замуж за менЯ?
     - Ќет, - отвечал „риоли. - ‘егоднЯ мы отпразднуем то, что  мне  удалось
заработать кучу денег.
     - Ђ вот Я пока ничего не заработал. ќто тоже можно отметить.
     - Љонечно, если хочешь.
     „риоли стоЯл возле стола, раскрываЯ пакет. Ћн  чувствовал себЯ усталым,
и ему хотелось скорее  выпить вина. „евЯть клиентов за день -  очень хорошо,
но с  глазами  это может сыграть  злую шутку. ђаньше у  него никогда не было
девЯти человек  за день.  „евЯть пьЯных солдат,  и -  что замечательно -  не
меньше  чем семеро смогли расплатитьсЯ наличными. ‚ результате он разбогател
невероЯтно.  Ќо  напрЯжение было очень велико. „риоли  от усталости прищурил
глаза, белки которых были  испещрены  красными  прожилками,  а  за  глазными
Яблоками  будто  что-то  ныло. Ќо наконец-то наступил  вечер,  он  чертовски
богат,  а в пакете три бутылки -  одна  длЯ его жены,  другаЯ  длЯ друга,  а
третьЯ длЯ него  самого.  Ћн отыскал штопор и принЯлсЯ откупоривать бутылки,
при этом каждаЯ пробка, вылезаЯ из горлышка, негромко хлопала.
     ћноша отложил кисть.
     - Ћ господи! - произнес он. - „а разве при таком шуме можно работать?
     „евушка  подошла к картине.  ЏриблизилсЯ  к  картине и „риоли, держа  в
одной руке бутылку, в другой - бокал.
     -  Ќет!  -  вскричал  юноша,  неожиданно  вскипев.  -  Џожалуйста,   не
подходите!
     Ћн схватил  холст с мольберта  и поставил  его к стене.  Ћднако  „риоли
успел кое-что разглЯдеть.
     - Ђ мне нравитсЯ.
     - ќто ужасно.
     -  ‡амечательно. Љак и все, что ты делаешь, это  замечательно. Њне  все
твои картины нравЯтсЯ.
     - ‚сЯ беда в том, - хмурЯсь, проговорил юноша, - что сыт ими не будешь.
     - € все же они замечательны.
     „риоли протЯнул ему полный бокал светло-желтого вина.
     - ‚ыпей, - сказал он. - ќто тебЯ взбодрит.
     Ќикогда еще, подумал он, не приходилось ему видеть ни более несчастного
человека,  ни более  мрачного лица. Ћн встретил юношу в  кафе  месЯцев  семь
назад, тот  сидел и  пил в одиночестве, и, поскольку он  был похож то ли  на
русского, то ли на выходца из Ђзии, „риоли подсел к нему и заговорил:
     - ‚ы русский?
     - „а.
     - Ћткуда?
     - €з Њинска.
     „риоли вскочил с места и обнЯл его, громко заЯвив, что он и сам родилсЯ
в этом городе.
     -  ‚ообще-то  Я родилсЯ не в Њинске, - сказал тогда юноша, - а недалеко
от него.
     - ѓде же?
     - ‚ ‘миловичах, милЯх в двенадцати от Њинска.
     - ‘миловичи!  -  воскликнул „риоли,  снова обнимаЯ его.  - Њальчиком  Я
бывал там несколько раз.
     Џотом он снова уселсЯ, с любовью глЯдЯ в лицо своему собеседнику.
     -  ‡наешь,  -  продолжал  он, - а  ты  не похож на  русских, живущих на
‡ападе. ’ы больше  похож на татарина или на калмыка. „а,  ты самый настоЯщий
калмык.
     ’еперь, в студии, „риоли  снова посмотрел на юношу, который взЯл у него
бокал с вином и осушил его залпом. „а,  точно,  лицо у него как у  калмыка -
широкоскулое,  с  широким  крупным  носом.  ирокоскулость  подчеркивалась и
ушами, которые торчали  в  разные стороны.  € еще  у него были  узкие глаза,
черные  волосы, толстые  губы  калмыка,  но вот  руки -  руки  юноши  всегда
уди