и в прогулках вокруг
башни.  Џолученные  известиЯ  взволновали  его.  ‚оспоминаниЯ,  приглушенные
уединенной  деревенской  жизнью,  всплывали  теперь так отчетливо, как будто
относились  к  событиЯм  вчерашнего  днЯ. Љафе на Ѓорне! ЏриЯтели по казино!
‚ернутьсЯ  туда,  сразу  окунутьсЯ  в городскую жизнь после почти дикарского
затворничества  в  башне!.. Ћн тронетсЯ в путь как можно скорее, это решено.
Ћн уедет завтра же, с обратным рейсом парохода, привезшего письмо.
     Ћбраз  Њаргалиды  возник в его памЯти - словно длЯ того, чтобы удержать
его  здесь, на острове. Ћн видел белизну ее кожи, ее очаровательные округлые
формы,  ее  стыдливо  опущенные  глаза,  скрывающие, словно нечто греховное,
темный  блеск своих зрачков. Џокинуть ее! Ќикогда больше не увидеть!.. Ђ она
достанетсЯ  одному  из этих грубиЯнов, который иссушит ее красоту на полевых
работах и постепенно превратит в почерневшую от зноЯ сморщенную крестьЯнку с
мозолистыми руками, влачащую полуживотное существование!..
     Ћднако  мрачнаЯ  уверенность прервала вскоре его мучительные колебаниЯ:
Њаргалида  не  любит  его, не может любить. “дручающее молчание и загадочные
слезы  -  вот  все,  чего  он мог добитьсЯ в ответ на свои признаниЯ. Љ чему
стремитьсЯ  овладеть  ею,  когда  все  считают  это невозможным? ‡ачем нужна
глупаЯ  борьба  со  всем  островом  из-за женщины, в любви которой он сам не
уверен?..
     ђадость  от  полученных известий вернула ”ебреру его скептицизм: "Ќикто
не  умирает  от любви". …му, конечно, будет стоить больших усилий расстатьсЯ
на  следующий  же  день  с  этими  местами:  он ощутит глубокую тоску, когда
потерЯет из виду Љан-Њайорки, сверкающий африканской белизной. Ќо как только
он  почувствует себЯ не свЯзанным больше с островом, с жизнью среди простого
люда,  и  вернетсЯ  к  прежнему существованию, быть может у него останетсЯ о
Њаргалиде  лишь  бледное  воспоминание,  и он будет первый смеЯтьсЯ над этой
страстью к атлоте, дочери бывшего арендатора его семьи.
     Ћн  перестал колебатьсЯ. Ќочь он проведет один в башне, как первобытный
человек,  как  один  из тех, кого на каждом шагу подстерегали опасности, кто
был  всегда  готов к смертельной борьбе. Ђ завтра вечером он будет сидеть за
столиком  кафе,  при  электрическом  свете,  и смотреть на проезжающие вдоль
тротуара экипажи и на гулЯющих посреди Ѓорна женщин, гораздо более красивых,
чем  Њаргалида.  Ќа  Њайорку!  Ћн  не будет жить во дворце; огромный особнЯк
”ебреров  потерЯн  длЯ  него навсегда в силу решительных и благотворных мер,
принЯтых  его  другом  ‚альсом. ‡ато у него будет маленький и чистый домик в
’еррено  или  другом  приморском  квартале,  где  мадо  ЂнтониЯ  окружит его
материнской  заботой. ’ам ему не надо ждать ни горЯ, ни стыда. Ћн будет даже
избавлен  от присутствиЯ дона Ѓенито ‚альса и его дочери, которых он покинул
так  неучтиво,  даже  не  извинившись письменно. Ѓогатый чуэт, как сообщал в
письме  его  брат,  живет теперь в Ѓарселоне, чтобы несколько поправить свое
здоровье.  Џо  мнению капитана Џабло, этот переезд был, несомненно, совершен
длЯ  того,  чтобы подыскать себе зЯтЯ вдали от тех суеверных толков, которые
шли о его соплеменниках на острове.
     ‚ечером  пришел  Љапелланчик,  несЯ  корзину  с  ужином. Џока ”ебрер, в
котором  от  радости  проснулсЯ  хороший  аппетит,  поглощал  пищу,  мальчик
расхаживал  по  комнате,  пытливо стараЯсь отыскать письмо, возбуждавшее его
любопытство.  Ќет,  не  видно.  ‚еселое  настроение  сеньора  в конце концов
передалось  и  ему:  он  тоже стал беспричинно смеЯтьсЯ, считаЯ своим долгом
быть в хорошем расположении духа, как и дон •айме.
     ”ебрер пошутил по поводу его скорого отъезда в семинарию. Ћн собираетсЯ
сделать  ему подарок, но подарок, какого он себе и представить не может и по
сравнению  с  которым его нож ничего не стоит. €, говорЯ это, он взглЯнул на
ружье, висевшее на стене.
     Љогда  мальчик  ушел,  •айме  запер  дверь  и  при  свете  ночника стал
рассматривать   и  перебирать  вещи,  наполнЯвшие  его  комнату.  ‚  большом
деревЯнном  сундуке  с  грубой  ручной  резьбой  лежало платье, в котором он
приехал  с  Њайорки  и  которое  Њаргалида  заботливо  пересыпала  душистыми
травами. Ћн наденет его завтра утром. ‘ некоторым ужасом подумал он о пытке,
которую  ему причинЯт ботинки и воротничок после длительной вольготной жизни
в  деревне,  но  ему хотелось уехать с острова таким, каким он сюда приехал.
Ћстальное  он  подарит Џепу, а ружье - его сыну. Ћн, смеЯсь, представил себе
физиономию  маленького  семинариста  при  виде  этого  несколько запоздалого
подарка...  Џусть  поохотитсЯ  с  ним,  когда  станет свЯщенником в одном из
квартонов острова.
     Ћн  снова  вынул  из кармана письмо ‚альса и с удовольствием, не спеша,
перечитал  его,  словно  находЯ  в  нем  нечто новое. ЏробегаЯ эти страницы,
ставшие  уже  знакомыми, он вновь пережил большую внутреннюю радость. „обрый
друг  Џабло!  Љак  своевременны  его  советы!.. Ћн вытЯгивает его из €висы в
самую  нужную  минуту,  когда ему пришлось вступить в открытую войну с этими
грубыми  людьми,  желающими  смерти  чужеземцу. Љапитан не ошибаетсЯ. —то он
делает  здесь  в  роли  нового  ђобинзона, который не может даже насладитьсЯ
спокойствием  одиночества?..  ‚альс,  как  всегда,  вовремЯ избавлЯет его от
опасности.
     Ќесколько  часов  тому  назад, когда письмо еще не было получено, жизнь
казалась  ему нелепой и смешной. ’еперь он стал другим человеком. ‘ чувством
сожалениЯ  и  стыда в душе и улыбкой на устах он припоминал безумца, который
накануне  с  ружьем  на  плече  отправилсЯ  горной дорогой на поиски бывшего
арестанта, чтобы вызвать его на варварский поединок в глухом лесу. Љак будто
всЯ  жизнь  нашей планеты оказалась сосредоточенной на маленьком островке и,
чтобы уцелеть, нужно совершить убийство. ‘ловно нет ни жизни, ни цивилизации
по  ту  сторону голубой равнины, окружающей этот клочок земли, где горсточка
людей  с  первобытными  взглЯдами окаменела в нравах минувших веков!.. Љакое
безумие.  Џоследнюю  ночь  он живет как дикарь. ‡автра все случившеесЯ с ним
будет  лишь клубком любопытных воспоминаний, которые послужат забавной темой
длЯ бесед с приЯтелЯми на Ѓорне.
     ”ебрер  внезапно прервал ход своих размышлений и отвел глаза от бумаги.
‚зглЯд  его  скользнул  по  комнате, одна половина которой тонула во тьме, а
другаЯ  была  слабо  освещена  красноватым отблеском, заставлЯвшим трепетать
окрестные предметы; ему показалось, что он вернулсЯ из далекого путешествиЯ,
куда  его  увлекло  воображение.  €так,  он  все  еще в башне Џирата, вокруг
по-прежнему  мрак  и  уединение, наполненное шорохами природы; он в каменном
мешке, стены которого овеЯны зловещей тайной.
     ‡а  окном  башни  раздалсЯ какой-то звук: не то крик, не то ауканье, но
несколько  иное,  чем  в  ту  памЯтную  ночь, - пожалуй, более глухое. •айме
почудилось,  что  этот  крик  доносилсЯ откуда-то поблизости. …го, вероЯтно,
издавал человек, спрЯтавшийсЯ в кустах тамарисков.
     Ћн  прислушалсЯ,  и оклик вскоре повторилсЯ. ќто было такое же ауканье,
как  и  тогда,  ночью,  но  приглушенное, тихое, хриплое, как будто тот, кто
кричал,  опасалсЯ,  что его крик разнесетсЯ слишком далеко, и, приложив руки
ко рту, наподобие рупора, направлЯл звук прЯмо в башню.
     Љогда  первое изумление прошло, ”ебрер молча улыбнулсЯ и пожал плечами.
Ћн  и  не  думал двигатьсЯ с места. —то ему до этих допотопных обычаев, этих
сельских  вызовов  на поединок? "Ђукай, приЯтель, кричи, пока не устанешь, Я
все равно не слышу".
     €,  чтобы  отвлечьсЯ, он снова начал перечитывать письмо, находЯ особое
наслаждение  в  длинном списке кредиторов: имена их вызывали у него в памЯти
то гневные картины, то комические сцены.
     Ђуканье  продолжалось  с  большими  перерывами, и всЯкий раз, когда его
хриплый,  пронзительный звук нарушал тишину, ”ебрер вздрагивал от нетерпениЯ
и  возмущениЯ.  Ѓоже  мой!  Ќеужели придетсЯ провести ночь вот так, без сна,
слушаЯ эту наглую серенаду?
     …му  пришло  в  голову,  что, может быть, враг, спрЯтавшись в зарослЯх,
видит  свет сквозь щели в двери и потому так настойчив в своих действиЯх. Ћн
потушил  свечу  и  лег на кровать; растЯнувшись в темноте на мЯгком шуршащем
тюфЯке,  он  испытал  блаженное  ощущение.  Џусть  этот  грубиЯн кричит хоть
несколько часов, пока окончательно не охрипнет! Ћн не пошевельнетсЯ. —то ему
до этих оскорблений!.. € он засмеЯлсЯ, испытываЯ чисто физическую радость от
того,  что  лежит  на  мЯгкой постели, а тот в это времЯ надрываетсЯ, сидЯ в
кустах,  не  смыкаЯ  глаз  и  держа оружие наготове. Ќу и шутку сыграет он с
соперником!..
     Џриглушенные крики мало-помалу убаюкали его, и он почти заснул.
     “  двери  им заранее была устроена та же баррикада, что и в позапрошлую
ночь.  Џока  раздавалось  ауканье, он был уверен, что ему ничто не угрожает.
‚друг  он  сильно  вздрогнул,  выпрЯмилсЯ  и  стрЯхнул  с  себЯ дремоту, уже
переходившую   в   сон.   Љриков   больше  не  было  слышно.  …го  заставило
насторожитьсЯ  таинственное  молчание, гораздо более угрожающее и тревожное,
чем враждебные оклики.
     Ћн поднЯл голову, и сквозь смутные шорохи, сливавшиесЯ в единое дыхание
ночи,  ему  послышалсЯ  какой-то  шаркающий звук, легкий скрип дерева, нечто
похожее  на легкую поступь кошки, котораЯ крадетсЯ со ступеньки на ступеньку
по лестнице и подолгу останавливаетсЯ.
     •айме  нащупал  револьвер и сжал его в руке. …му показалось, что оружие
дрожит  в его пальцах. …го постепенно охватывал гнев, свойственный человеку,
уверенному в своих силах и угадывающему присутствие врага у себЯ за дверью.
     Њедленные  шаги  заглохли,  быть  может  на  середине лестницы, и после
долгого  молчаниЯ  отшельник услышал тихий голос, звучавший длЯ него одного.
Ћн  узнал  его:  это был голос Љузнеца. ’от приглашал ”ебрера выйти, называл
его  трусом  и  к  этому  оскорблению добавлЯл другие ругательства по адресу
ненавистного ему острова, родины •айме.
     ЏовинуЯсь  безотчетному порыву, •айме вскочил с постели, и тюфЯк громко
зашуршал  под  его  ногами.  ‘тоЯ  в  темноте  во  весь  рост и держа в руке
револьвер, он пожалел о своем внезапном движении и снова почувствовал острое
презрение  к  врагу.  Љ  чему обращать на него внимание? Ќужно опЯть лечь...
Џоследовала  другаЯ  пауза:  противник,  по-видимому, услышал хруст тюфЯка и
ждал,  что хозЯин башни выйдет с минуты на минуту. Џрошло некоторое времЯ, и
хриплый,  наглый  голос  снова  раздалсЯ  в  ночной  тиши.  Ћн  снова назвал
майоркинца трусом и предлагал ему показатьсЯ: "‚ыходи, шлюхино отродье!"
     “слышав это оскорбление, ”ебрер задрожал и сунул револьвер за поЯс. …го
мать!  …го  беднаЯ мать, бледнаЯ, больнаЯ, не уступающаЯ по кротости свЯтой,
подвергаетсЯ худшему из поношений со стороны каторжника!..
     Ћн  инстинктивно  устремилсЯ  к  двери,  но наткнулсЯ на стол и стульЯ,
нагроможденные  перед  нею.  Ќет,  только  не через дверь... Ќа темной стене
виднелось  квадратное пЯтно туманного голубоватого света. •айме открыл окно.
‘иЯние  звездного неба слабо озарило его судорожно искаженное лицо с печатью
холодного отчаЯниЯ и жестокости; в эту минуту он был похож на командора дона
Џриамо  и  других  мореплавателей,  несших  войну и разрушение, чьи портреты
покрывались пылью в особнЯке на Њайорке.
     Ћн  сел  на  подоконник,  перекинул  ноги  и  стал медленно спускатьсЯ,
нащупываЯ  впадины  в  стене, чтобы отваливающиесЯ от нее камни не скатились
вниз и не выдали бы его своим шумом.
     Ћчутившись  на земле, он вытащил из-за поЯса револьвер и, наклонившись,
почти  ползком, опираЯсь на руку, стал пробиратьсЯ, стараЯсь обогнуть башню.
Ќоги  его  задевали за обнаженные ветром корни тамарисков, которые стелились
по песку, словно черные змеи. Љаждый раз как он наталкивалсЯ на препЯтствие,
заставлЯвшее  его  тратить большие усилиЯ длЯ продвижениЯ вперед, каждый раз
как  скатывались  или  хрустели под его тЯжестью камни, он замирал на месте,
затаив  дыхание.  …го  охватывала  дрожь,  но  не  от  страха, а от сильного
беспокойства и тревоги, как нетерпеливого охотника, который боитсЯ опоздать.
Ћ,  если  бы  напасть  на  врага  внезапно, у самой двери, когда он бормочет
вполголоса свои страшные оскорблениЯ!..
     ђаспластавшись  на  ходу,  как  зверь,  едва  касаЯсь  земли, он увидел
наконец нижнюю часть лестницы, затем верхние ступеньки, а там и черную дверь
в  центре  башни,  казавшуюсЯ  белой  при  свете  звезд. Ќикого! ‚раг спассЯ
бегством.
     Ћт  неожиданности  он  выпрЯмилсЯ и стал тревожно вглЯдыватьсЯ в темное
неподвижное  пЯтно,  сползавшее по склону. ‘мотрел он недолго. Ќеподалеку от
него  из-за  тамарисков  сверкнула краснаЯ змейка, короткий огненный зигзаг,
вслед  за этим взвилось белое облачко и раздалсЯ гром. •айме почудилось, что
его  ударили  в  грудь булыжником, раскаленным камнем, который, по-видимому,
отскочил рикошетом от выстрела.
     "Ќичего!" - подумал он.
     Ќо в ту же минуту он, сам не знаЯ как, очутилсЯ на земле, распростертый
навзничь.
     "Ќичего!" - снова подумал он.
     Ћн  машинально  перевернулсЯ  на  грудь,  оперсЯ на одну руку и вытЯнул
вперед другую, державшую револьвер.
     Ћн  чувствовал  себЯ  сильным  и  мысленно  повторЯл  себе, что все это
пустЯки;  но тело его внезапно отЯжелело и отказалось повиноватьсЯ его воле.
Љазалось, оно приросло к земле в силу какой-то болезненной тЯги. Ќа глазах у
него  кусты  раздвинулись,  словно  их  потревожил  неведомый,  осторожный и
злобный  зверь.  ‚от  и враг: сначала показалась голова, затем - туловище по
поЯс, и наконец он выпростал ноги из хрустЯщих ветвей.
     Џеред  ”ебрером  на краткий миг мелькнуло видение, одно из тех, которые
сопутствуют  последним  минутам  тонущего или агонизирующего человека, когда
беглые  воспоминаниЯ  всей  минувшей  жизни  сливаютсЯ  в  единый клубок; он
вспомнил,  как  молодым  человеком  в  саду он стрелЯл из пистолета, лежа на
земле,  притворЯЯсь  раненным  на  воображаемом  поединке.  ќта  причудливаЯ
предосторожность должна сейчас оказать ему услугу.
     Ћн  отчетливо  видел  черный  силуэт  врага,  застывший перед дулом его
револьвера.  ‘илуэт  становилсЯ  все  более  неЯсным  и расплывчатым, словно
ночной  сумрак  постепенно  сгущалсЯ. ’огда он нажал на спуск - раз, другой,
третий,  полагаЯ, что оружие не действует, так как выстрелов не было слышно,
и  ожидаЯ,  что враг, пользуЯсь его беззащитностью, вот-вот нападет на него.
Ќо  враг  не  показывалсЯ. Ѓелый туман застилал глаза ”ебрера, в ушах у него
звенело...  Ќо  когда  ему  показалось,  что противник уже около него, туман
рассеЯлсЯ, он снова различил мЯгкий голубой сумрак ночи и в нескольких шагах
от себЯ - чье-то тело, распростертое на земле так же, как и его собственное,
тело,  которое  извивалось, корчилось, царапало землю с мучительным стоном и
предсмертным хрипом.
     •айме  не  мог понЯть этого чуда. Ќеужели в самом деле он стрелЯл?.. Ћн
хотел  было  поднЯтьсЯ,  и  руки  его,  ощупываЯ землю, погрузились в густую
теплую  грЯзь.  Ћн  дотронулсЯ  до  груди,  и она оказалась смоченной чем-то
теплым и липким, что стекало тонкими непрерывными струйками. †елаЯ встать на
колени, он попыталсЯ согнуть ноги, но они не повиновались ему. ’олько теперь
он понЯл, что ранен.
     ѓлаза  его  затуманились... ЃашнЯ стала двоитьсЯ, троитьсЯ, затем целаЯ
вереница  каменных  башен,  возникших на берегу, скатилась в море. Ћн ощутил
едкий вкус во рту и на губах. …му показалось, будто он пьет что-то горЯчее и
крепкое,  но в силу странной причуды его организма, пьет не ртом, а страннаЯ
жидкость подступает к горлу, поднимаЯсь изнутри. —ернаЯ фигура, извивавшаЯсЯ
и  хрипевшаЯ  в  нескольких  шагах от него, становилась все больше и больше,
конвульсивно  подпрыгиваЯ  на  земле.  ќто был уже какой-то апокалиптический
зверь, ночное чудовище, которое, выгибаЯсь дугой, доставало до самых звезд.
     ‘обачий   лай   и   людские  голоса  рассеЯли  эти  кошмары,  навеЯнные
одиночеством. ‚о мраке вспыхнули огни.
     - „он —ауме! „он —ауме!
     —ей это женский голос? ѓде он его уже слышал?..
     Ћн  увидел несколько темных фигур, которые двигались, наклонЯсь к земле
и  держа  в руках красные звезды. Ћн различил человека, пытавшегосЯ удержать
другого,  поменьше,  в руках которого сверкала белаЯ молниЯ - вероЯтно, нож,
которым он собиралсЯ прикончить корчившеесЯ в судорогах чудовище.
     Ѓольше  ничего  он  не  увидел. Ћн ощутил лишь, как чьи-то мЯгкие руки,
нежные  и теплые, взЯли его за голову. ’от же самый голос, дрожащий от слез,
зазвенел  у него в ушах, вызываЯ трепет, разлившийсЯ, казалось, по всему его
телу:
     - „он —ауме! „он —ауме!
     Ћн  ощутил  на  своих  губах  нежное прикосновение, что-то сладостное и
ласкающее,  как шелк. Њало-помалу это прикосновение усилилось и превратилось
наконец в неистовый поцелуй, полный отчаЯниЯ и безумной скорби.
     Џрежде  чем  взор  его помутилсЯ, раненый слабо улыбнулсЯ, увидав перед
собой заплаканные глаза, полные любви и тоски, глаза Њаргалиды.


        IV


     ЏридЯ  в  себЯ  в  комнате  хозЯина  Љан-Њайорки,  на  высокой  постели
Њаргалиды, ”ебрер попыталсЯ уЯснить себе все случившеесЯ.
     Ћн  дошел до хутора с помощью Џепа и его сына, чувствуЯ на своих плечах
ласковое прикосновение чьих-то дрожащих рук. ќто были туманные, расплывчатые
ощущениЯ,  подернутые  беловатой дымкой; нечто похожее на то, что остаетсЯ в
памЯти о словах и поступках на следующий день после попойки.
     …му  припомнилось,  что,  смертельно  усталый,  он  старалсЯ  оперетьсЯ
головой  о  плечо  Џепа,  что  силы  постепенно  оставлЯли его, словно жизнь
ускользала  вместе с горЯчей и липкой струей, стекавшей вдоль груди и спины.
Ћн  припомнил  также,  что слышал за собой глухие вздохи и отрывистые слова,
взывавшие  к  заступничеству  всех  сил  небесных. Ђ он, охваченный странной
слабостью,  со  звоном  в  висках,  близкий  к обмороку, делал усилиЯ, чтобы
сосредоточить  всю  энергию  в  ногах,  подвигаЯсь шаг за шагом, под страхом
остатьсЯ  навсегда  среди  дороги. Ћ, как бесконечен спуск в Љан-Њайорки! Ћн
продолжалсЯ  часы, даже дни; в его неЯсной памЯти этот переход представлЯлсЯ
ему таким же длинным, как всЯ его прошлаЯ жизнь.
     Љогда  дружеские  руки  помогли ему лечь на постель и при свете ночника
стали освобождать его от одежды, ”ебрер испытал ощущение блаженства и покоЯ.
Ћ,  если  бы  никогда  не  вставать  с  этого  мЯгкого ложа! ЋстатьсЯ бы тут
навсегда!..
     Љровь!.. Џовсюду ее безобразные красные следы - на пиджаке, на рубашке,
которые,  словно  жалкие лохмотьЯ, упали к ногам кровати, на строгой белизне
грубых  простынь,  в  ведре  с  водой,  сделавшейсЯ  красной, когда намочили
трЯпку, чтобы обмыть раненую грудь. ‘ любой части одежды, снЯтой с его тела,
капал  словно  мелкий  дождь.  Ѓелье  пришлось  отдирать от тела, и от этого
бросало  в дрожь. ЉолеблющеесЯ пламЯ ночника выделЯлось в темноте назойливым
красным пЯтном.
     †енщины  заливались  слезами.  Њать  Њаргалиды,  забыв  о благоразумии,
всплескивала   руками  и  возводила  к  небу  глаза,  полные  ужаса.  –арица
небеснаЯ!..   ”ебрер,   которому  отдых  в  постели  вернул  невозмутимость,
удивлЯлсЯ  этим  восклицаниЯм.  Ћн  чувствовал  себЯ  хорошо.  Ћтчего же так
волнуютсЯ  женщины?  Њаргалида,  в широко раскрытых глазах которой отражалсЯ
страх,  молча  ходила  взад  и  вперед,  перебираЯ  платьЯ и отпираЯ Ящики с
     „обрЯк  Џеп, хмурый, с зеленоватой бледностью на смуглом лице, ухаживал
за  раненым и тут же отдавал распорЯжениЯ. Љорпии! Џобольше корпии! †енщины,
помолчите!  Љ  чему  эти крики и причитаниЯ? †ене бы надо поискать баночку с
чудесной  мазью,  что хранитсЯ на всЯкий случай еще со времен его почтенного
отца, грозного верро, привыкшего получать раны.
     Љогда  мать,  оглушеннаЯ  этими  гневными  приказаниЯми,  пыталась было
вместе  с  Њаргалидой  отыскать лекарство, муж снова потребовал ее к постели
раненого. Ќужно поддержать сеньора: он положил его на бок, чтобы осмотреть и
в  то  же времЯ обмыть грудь и спину. Њиролюбивый Џеп еще в юности навидалсЯ
гораздо  более опасных случаев и кое-что понимал в ранах. ‘мываЯ капли крови
мокрой  трЯпкой,  он  обнаружил  два углублениЯ на теле дона •айме - одно на
груди,  а  другое  на спине... Џрекрасно! ЏулЯ прошла навылет, стало быть не
нужно ее извлекать. ќто ускорит выздоровление.
     ‘воими  грубыми  руками,  которым он старалсЯ придать женскую нежность,
Џеп  с  трудом  свертывал  тампоны  и  вкладывал  их в рваные кровавые раны,
которые все еще продолжали медленно сочитьсЯ.
     Њаргалида,  нахмурившись  и отвернувшись, чтобы не встречатьсЯ взглЯдом
с  глазами раненого, вмешалась и отстранила отца: "Џозволь!"  Њожет быть, ей
удастсЯ лучше. € •айме показалось, что он ощутил на своем воспаленном, остро
восприимчивом   теле,  содрогавшемсЯ  от  сильной  саднЯщей  боли,  какую-то
свежесть  и  сладостное  успокоение,  когда  тампоны  были  введены пальцами
девушки.
     •айме  лежал  неподвижно,  ощущаЯ  на  спине  и  на груди груду бинтов,
наложенных женщинами, приходившими в ужас при виде крови.
     Љ  нему вернулась бодрость, котораЯ поддержала его в ту минуту, когда у
него  подогнулись  колени  и  он  упал у подножиЯ башни. ђазумеетсЯ, все это
пустЯки:  рана  незначительна,  и  он  чувствует  себЯ  уже  лучше. …му было
досадно,  что  все  присутствующие  так  некстати грустны и молчаливы. †елаЯ
ободрить  их,  он  улыбнулсЯ  и  попыталсЯ даже заговорить, но при первых же
словах почувствовал сильное утомление.
     ЉрестьЯнин  остановил его: "’ихо, дон •айме, не нужно шевелитьсЯ. ‘коро
придет доктор. ‡а ним в ‘ан •осе поскакал Џепет на самом лучшем коне".
     ‚идЯ,  что  дон  •айме,  широко  раскрыв  глаза,  продолжает  ободрЯюще
улыбатьсЯ, Џеп решил занЯть раненого разговором.
     ‘ам  он спал тЯжелым, глубоким сном, когда его разбудили вопли и толчки
жены  и  крики  детей,  которые бросились к двери и хотели выбежать из дома.
ѓде-то  за хутором, со стороны башни, слышались выстрелы. ЋпЯть нападение на
сеньора,  как  и  в  позапрошлую  ночь!..  “слыхав последние выстрелы, Џепет
заметно повеселел: это дон •айме, он знает звук его револьвера.
     Ћн,  Џеп,  зажег  фонарь,  с  которым  обычно  ходит в поле, жена взЯла
светильник,  и все побежали на гору, к башне, не думаЯ об опасности. Џервый,
на  кого  они  наткнулись,  был  Љузнец;  тот  был при смерти, из головы его
струилась  кровь,  он  кричал  и  извивалсЯ, как дьЯвол. „а сжалитсЯ над ним
господь! Ћтец чуть не вступил в рукопашную с сыном: мальчишка, разъЯренный и
злой,  как  обезьЯна, увидев умирающего, выхватил из-за поЯса нож, собираЯсь
его  добить.  Ћткуда взЯлось у Џепета это оружие? Ќу и черти эти молокососы!
Ќичего   себе  игрушка  длЯ  семинариста!..  Ћтец  указал  глазами  на  нож,
подаренный ”ебрером Љапелланчику, валЯвшийсЯ теперь на стуле.
     Џотом  они  нашли  сеньора,  упавшего  ничком возле лестницы, ведущей в
башню.  „а,  дон  •айме, как перепугались и он и его домашние! Ћни подумали,
что  сеньор  мертв. ’олько в таком горе и поймешь, как тебе дорог человек! €
добрый  крестьЯнин  со слезами на глазах ласково смотрел на раненого, словно
желаЯ  его  обнЯть, а обе женщины, стоЯвшие вплотную к кровати, как бы молча
вторили Џепу и старались своими взглЯдами ободрить больного.
     ќти  ласковые  и  подернутые  печалью взглЯды было последним, что видел
”ебрер.  ѓлаза его закрылись, и он незаметно погрузилсЯ в дремоту, без снов,
без бреда, в туманное блаженство небытиЯ, словно его мысль уснула
     раньше тела.
     Љогда  он  снова  открыл глаза, в комнате уже не было красного огонька.
Ќочник  висел  на  прежнем месте с почерневшим и потухшим фитилем. •олодный,
синеватый  свет  проникал  сквозь  окошечко  спальни:  брезжило  утро. •айме
почувствовал  озноб.  Џокрывавшие  его простыни были откинуты; чьи-то ловкие
руки  ощупывали  повЯзки  на  его  ранах.  ’ело, еще недавно бесчувственное,
вздрагивало  и  трепетало  теперь при малейшем прикосновении от острой боли,
вызывавшей невольные стоны.
     ‘ледЯ затуманенным взором за этими мучившими его руками, раненый увидел
черные   рукава,   затем   галстук,   воротничок   рубашки,  не  похожий  на
крестьЯнский, а над ними - лицо с седыми усами, которое он часто встречал во
времЯ  прогулок,  но теперь никак не мог припомнить, кто это. Њало-помалу он
стал  его  узнавать. ќто, должно быть, доктор из ‘ан •осе, которого он часто
видел верхом или в повозке, старый врач-практик, носивший на деревенский лад
альпаргаты,  но отличавшийсЯ от крестьЯн галстуком и крахмальным воротничком
и тщательно подчеркивавший всегда эти признаки своего превосходства.
     Љакую  пытку  причинЯл  ему  этот  человек, ощупываЯ его тело, которое,
ожесточившись  и  став  более  чувствительным,  болезненно  чувствительным и
боЯзливым,  съеживалось  от  малейшего  прикосновениЯ  воздуха!.. Љогда лицо
доктора  исчезло  и  пытка  прекратилась,  •айме  снова  погрузилсЯ  в тихую
дремоту.  Ћн закрыл глаза, но в темноте слух его как бы обострилсЯ. ‚ кухне,
по  соседству  с  комнатой,  слышались приглушенные голоса, и раненый уловил
только несколько фраз из этого неЯсного разговора. ‘реди тЯгостного молчаниЯ
выделЯлсЯ  незнакомый  голос,  очевидно  голос  врача.  Ћтрадно было, по его
мнению,  что  пулЯ  не осталась в теле: она, несомненно, только прошла через
легкое.  ’ут  послышались сдержанные возгласы удивлениЯ и сожалениЯ, и снова
прежний  голос  заверил:  "„а,  легкое,  но  пугатьсЯ  нечего. ‹егкое быстро
рубцуетсЯ, это самый неприхотливый орган нашего тела. Ќужно только опасатьсЯ
травматической пневмонии".
     ‘лушаЯ  это,  раненый  продолжал  сохранЯть  свою  бодрость:  "‚се  это
пустЯки,  пустЯки".  €  он  опЯть  мЯгко  погрузилсЯ  в  полузабытье, словно
окунулсЯ  в  море, безбрежное, ровное, бездонное, где все видениЯ и ощущениЯ
тонули без зыби, без следа.
     ‘    этой   минуты   ”ебрер   утратил   представление   о   времени   и
действительности.  Ћн  все  еще жил: он был в этом уверен, но жизнь его была
какаЯ-то  ненормальнаЯ,  страннаЯ, бесконечнаЯ полоса мрака и беспамЯтства с
редкими  проблесками света. Ћн открывал глаза и замечал, что наступила ночь:
окошко  чернело, и пламЯ ночника выхватывало из темноты окружающие предметы,
казавшиесЯ  тревожно  плЯсавшими  красными пЯтнами. Ћн снова открывал глаза,
предполагаЯ,  что  прошло  лишь  несколько  минут,  но  наступал  уже  день:
солнечный  луч  проникал  в  комнату, чертЯ золотые узоры на полу у кровати.
’аким-то  образом с фантастической быстротой сменЯлись длЯ него день и ночь,
как  будто  течение  времени изменилось раз и навсегда. Љогда же эта быстраЯ
смена   тьмы   и   света  прекращалась,  наступало  томительное  и  гнетущее
однообразие.  ‘тоило  раненому  очнутьсЯ  -  и он видел ночь, и только ночь,
словно мир был обречен на нескончаемый мрак; иногда же, наоборот, непрерывно
сиЯло  солнце,  как  в  полЯрных  странах,  где раздражающий дневной свет не
прекращаетсЯ целыми месЯцами.
     Ћднажды,  когда  •айме  пришел в себЯ, он увидел Љапелланчика. ЏолагаЯ,
что   сеньору   стало  внезапно  лучше,  мальчик  заговорил  с  ним,  правда
вполголоса, чтобы не навлечь на себЯ гнев отца, приказавшего ему молчать.
     Љузнеца  уже  похоронили.  ’еперь  этот  храбрец унавоживает землю. Љак
метко  стрелЯет  дон  •айме!  ЉакаЯ  твердаЯ  у него рука!.. Ћн пробил верро
голову.
     ћноша  припоминал все случившеесЯ с гордостью человека, которому выпала
честь  присутствовать  при  исторических событиЯх. €з города приехал судьЯ с
палочкой,  увешанной  кистЯми,  офицер  гражданской  гвардии и два сеньора с
бумагой  и  чернильницами. €х сопровождали солдаты в треуголках и с ружьЯми.
ќти  всемогущие  особы,  отдохнув  в  Љан-Њайорки,  поднЯлись  к  башне, все
осмотрели,  все  исследовали,  бегаЯ  взад и вперед по всей площадке, словно
желаЯ ее измерить, и наконец заставили Љапелланчика лечь на то место, где он
застал  дона  •айме,  и  принЯть  ту  же позу. Џотом благочестивые соседи, с
разрешениЯ  судьи,  отнесли  труп  Љузнеца на кладбище ‘ан •осе, а почтенные
представители  правосудиЯ  спустились к хутору, чтобы допросить раненого. Ќо
говорить  с  ним  было  нельзЯ. Ћн спал, а когда его будили, смотрел на всех
блуждающими  глазами  и  тут же снова их закрывал. ‘еньор, верно, этого и не
помнит?..  …го  допросЯт  в другой раз, когда он поправитсЯ. ЃеспокоитьсЯ не
надо:  все  честные люди, так же как и блюстители закона, "расположены в его
пользу". “ Љузнеца нет близких родственников, которые бы хотели отомстить за
него, да и многим он был противен, поэтому соседЯм не было корысти молчать и
все  говорили правду. ‚ерро две ночи подкарауливал сеньора у башни, а сеньор
только  защищалсЯ.  …му,  наверно,  ничего  и  не  будет. ’ак утверждает он,
Љапелланчик,  который,  при  всех  своих  воинственных  склонностЯх, смыслил
кое-что  и  в  правосудии.  "‘амозащита,  дон  •айме..." Ќа острове только и
говорЯт об этом происшествии. ‚ городских кафе и казино все его оправдывают.
Ќаписали  даже  в Џальму отчет обо всем случившемсЯ длЯ публикации в газете.
‘ейчас его друзьЯ на Њайорке уже все знают.
     „ело  не  затЯнетсЯ. …динственно, кого увезли в €вису, чтобы упрЯтать в
тюрьму  за  все  его угрозы и ложь, - это Џевца. Ћн пыталсЯ уверить, что сам
выслеживал  ненавистного  майоркинца,  и  превозносил  Љузнеца  как невинную
жертву. Ќо с минуты на минуту его, вероЯтно, выпустЯт на свободу: его уловки
и  увертки  всем  надоели.  Њальчик  говорил о нем с презрением. ќтой мокрой
курице  не  под  силу  такаЯ  роскошь,  как  убийство человека. ‚се это одна
комедиЯ.
     Џорою,  открываЯ  глаза, раненый видел неподвижную и съежившуюсЯ фигуру
жены  Џепа.  Ћна  пристально смотрела на него бессмысленным взором, шевелила
губами,   словно  молилась,  и  прерывала  это  немое  бормотание  глубокими
вздохами. ‘тоило ей заметить остановившийсЯ взглЯд ”ебрера, как она бежала к
столику,  уставленному бутылками и стаканами. …е нежность проЯвлЯлась в том,
     Љогда •айме, не вполне очнувшись от забытьЯ, смотрел на лицо Њаргалиды,
он испытывал сладостное чувство, которое помогало ему лежать некоторое времЯ
с  открытыми глазами. ‚зглЯд девушки был полон немого обожаниЯ и опасениЯ за
здоровье  раненого.  Ћна,  казалось,  молила  о  милосердии  к  нему  своими
заплаканными,   обведенными   синевой   глазами,  выделЯвшимисЯ  на  нежном,
монашески  бледном  лице.  "€з-за менЯ, из-за менЯ!" - словно говорила она в
немом раскаЯнии.
     Ћна  подходила  к  •айме  робко,  неуверенно, но бледные щеки ее уже не
вспыхивали:  необычайные  обстоЯтельства, видимо, победили ее застенчивость.
Ћна поправлЯла простыни, скомканные раненым, давала ему пить и по-матерински
заботливо приподнимала ему голову, чтобы взбить подушку. …сли ”ебрер пыталсЯ
заговорить, она подносила палец к губам, заставлЯЯ его молчать.
     Ћднажды  раненый  схватил  на лету ее руку и поднес к губам, прильнув к
ней   долгим  поцелуем.  Њаргалида  не  посмела  ее  отдернуть.  Ћна  только
отвернулась,  как  бы  желаЯ  скрыть  слезы, выступившие на глазах, и тЯжело
вздохнула. ђаненому показалось, что он слышит те же слова раскаЯниЯ, которые
порой  он  читал  в ее взоре: "Џо моей вине!.. ‚се по моей вине!.." Џри виде
этих слез •айме испытал глубокую радость. Ћ нежный –веток миндалЯ!..
     Ћн  уже не видел ее тонкого, бледного лица и мог различать только блеск
ее  глаз,  подернутых  серой  дымкой, как солнечный свет в ненастное утро. ‚
висках  у  него  жестоко  стучало,  взглЯд  помутилсЯ.  Ќа  смену сладостной
дремоте,  блаженной  и бездумной, как небытие, ЯвилсЯ сон, полный бессвЯзных
очертаний,  огненных  видений,  витающих  над бездонным провалом, и страшных
мучений,  исторгавших  из  его  груди  пугливые  стоны и тревожные крики. Ћн
бредил. Ќе раз среди этих кошмаров он на мгновение пробуждалсЯ, но только на
одно мгновение, и тогда он сознавал, что стараетсЯ приподнЯтьсЯ на постели и
чьи-то  руки,  лежащие  на  его  руках,  пытаютсЯ  его  удержать. € он снова
погружалсЯ  в  этот  мир  теней,  населенный  ужасами.  ‚  эти редкие минуты
пробуждениЯ,  подобные  мимолетному  проблеску в темноте тоннелЯ, он узнавал
опечаленные  лица  обитателей  Љан-Њайорки,  склонившиесЯ над ним. €ногда он
встречалсЯ  взглЯдом с доктором, а однажды ему даже почудилось, что он видит
седые  бакенбарды  и маслЯнистые глаза своего друга Џабло ‚альса. "”антазиЯ!
Ѓезумие!" - подумал он, снова впадаЯ в беспамЯтство.
     Џорою,  когда  его  глаза  устремлЯлись  в  этот мрачный мир, в котором
кошмары  чертили,  подобно  кометам,  красные  следы,  до  его  слуха  слабо
доносились  слова,  звучавшие, казалось, далеко, очень далеко и вместе с тем
произносимые  тут же, возле его постели: "’равматическаЯ пневмониЯ... Ѓред".
‘лова  эти  повторЯлись разными голосами, но он не сомневалсЯ в том, что они
относились  к нему. Ћн чувствовал себЯ хорошо; то, что с ним происходит, это
пустЯки.  …му только очень хочетсЯ лежать, отречьсЯ от жизни, с наслаждением
застыть  на  месте  и  оставатьсЯ  так до самой смерти, которой он ничуть не
боитсЯ.
     …го  лихорадочно  возбужденный  мозг,  казалось, кружилсЯ, и кружилсЯ с
каким-то  бешеным  безумием,  и этот круговорот вызывал в его памЯти смутный
образ,  когда-то  его сильно привлекавший. Ћн видел колесо, огромное колесо,
необъЯтное,  как  земной шар: верхнЯЯ часть его терЯлась в облаках, а нижнЯЯ
растворЯлась  в  звездной  пыли,  сверкавшей на черном небосводе. Ћбод этого
колеса  состоЯл  из  живых тел, миллионов и миллионов человеческих созданий,
скученных,  спаЯнных  воедино и жестикулирующих свободными конечностЯми; они
шевелили  ими,  желаЯ  убедитьсЯ  в том, что они не свЯзаны и вольны в своих
движениЯх,  тогда  как  их  тела  были  прикованы друг к другу. ‘пицы колеса
привлекали  внимание ”ебрера своими причудливыми формами. ’ут были и шпаги с
окровавленными  клинками,  увитыми лавровыми гирлЯндами - эмблемой героизма;
иные    казались   золотыми   скипетрами,   увенчанными   королевскими   или
императорскими коронами; далее виднелись жезлы правосудиЯ, золотые столбики,
составленные   из   монет,  положенных  одна  на  другую;  посохи,  усеЯнные
драгоценными  камнЯми,  -  символы божественной пастырской власти с тех пор,
как  люди  сгрудились  в  стада и стали боЯзливо блеЯть, устремив свои взоры
ввысь.  –ентром  этого  колеса  был  череп, белый, чистый, блестЯщий, как из
полированного  мрамора;  огромный  череп,  величиной с планету, остававшийсЯ
неподвижным,  когда  все  вокруг  него  кружилось;  череп, светлый как луна,
казалось  злобно  подмигивавший,  точно  молча  насмехавшийсЯ  над всем этим
движением.
     Љолесо вращалось и вращалось. Њиллионы существ, насильно втЯнутых в его
непрестанный   круговорот,   кричали   и   махали   руками,   восхищенные  и
разгорЯченные этой быстротой.
     •айме  видел,  как  они  то и дело взлетали вверх и тотчас устремлЯлись
головою  вниз.  Ќо  они  в  своем  ослеплении  полагали, что движутсЯ прЯмо,
восторгаЯсь  при  каждом  взлете  видом  новых пространств, новых вещей. Ћни
считали  чем-то  новым  и изумительным то самое место, где были за минуту до
этого.  ‚  полном  неведении того, что центр, вокруг которого все вращалось,
неподвижен,  они были искренне убеждены, что их движение поступательно. "Љак
мы  летим! ѓде остановимсЯ?" € ”ебрер снисходительно улыбалсЯ их простодушию
при  виде  того,  как  они  самодовольно упивались быстротой своего движениЯ
вперед,  оставаЯсь  при  этом  на  месте,  и  скоростью подъема, который они
совершали   уже   в   тысЯчный   раз   и   за   которым  неизбежно  следовал
головокружительный спуск вниз головой.
     ‚незапно ”ебрер почувствовал, что его толкает какаЯ-то неодолимаЯ сила.
Ѓольшой  череп  насмешливо  улыбалсЯ  ему: "Ђ, и ты тоже? Љ чему противитьсЯ
судьбе?"  €  он  тут  же  оказалсЯ  прижатым  к  колесу,  растворилсЯ в этой
доверчивой  и  ребЯческой человеческой толпе, не испытываЯ, однако, утешениЯ
от  сладкого  обмана. Ђ ближайшие спутники оскорблЯли, оплевывали и били его
за  то,  что  он  упорно  и нелепо продолжает отрицать движение, считаЯ, что
сомневатьсЯ в очевидном впору только сумасшедшему.
     Љолесо   лопнуло,   наполнив  черное  пространство  дымом,  пламенем  и
неисчислимыми   миллиардами  судорожных  криков,  исторгнутых  человеческими
существами,  увлеченными  в  тайну  вечности.  €  ”ебрер полетел вниз, падаЯ
целыми  годами  и веками, пока не почувствовал под собой мЯгкой постели. ’ут
он  открыл  глаза. Њаргалида стоЯла у изголовьЯ при свете ночника и с ужасом
смотрела  на  больного.  ЃеднаЯ  девушка  удерживала  его  дрожащими руками,
испуганно восклицаЯ:
     - „он —ауме! Ћ дон —ауме!
     Ћн  кричал  как  сумасшедший,  наклонЯлсЯ  с  кровати,  упорно стремЯсь
свалитьсЯ на пол, и говорил о колесе и черепе.
     - —то это с вами, дон —ауме?..
     Ѓольной   почувствовал   ласковое  прикосновение  нежных  рук,  которые
поправлЯли  сбитые  простыни,  поднимали  их  и  натЯгивали  ему  на плечи с
трогательной материнской заботливостью, словно он был ребенок.
     Џрежде  чем  снова  впасть  в  бессознательное состоЯние и снова пройти
сквозь  огненные врата бреда, ”ебрер увидел совсем близко затуманенные глаза
Њаргалиды, обведенные синими кругами, все более и более печальные от готовых
нахлынуть  слез; вдруг он ощутил на своем лице ее теплое дыхание, и губы его
вздрогнули  от  шелковистого  и  влажного  прикосновениЯ, от нежной и робкой
ласки,  похожей  на  веЯнье крыла. "‘пите, дон —ауме!" ‘еньору надо спать. €
при  всем том, что в словах ее, обращенных к раненому, чувствовалась большаЯ
почтительность,  им была свойственна уже ласковаЯ близость, словно дон •айме
стал длЯ нее другим человеком с тех пор, как их сблизило несчастье.
     ‹ихорадочный  бред  уносил  больного  в  странные  миры, где не было не
малейшего  намека  на  реальность.  ‚ременами он видел себЯ в своей одинокой
башне. Њрачный остов ее был сложен уже не из камнЯ, а из черепов, сцепленных
воедино  раствором  из  праха  костей.  €з  костей  были  также  и  холмы, и
прибрежные  скалы,  и  морские  валы,  увенчанные пенными гребнЯми, казались
белыми  скелетами.  ‚се, что было доступно взору - деревьЯ и горы, корабли и
отдаленные  острова,  -  все  как  бы  окостенело  и  сверкало ослепительной
белизной  ледЯного  ландшафта.  —ерепа с крыльЯми, походившие на херувимов с
картин   религиозного   содержаниЯ,   носились   в   пространстве  и  своими
провалившимисЯ  ртами  распевали  хриплыми голосами гимны великому божеству,
чей  саван  окутывал складками все окружающее и чьЯ голова уходила в облака.
‘ам  он  чувствовал, как чьи-то невидимые когти сдирали с него мЯсо, он дико
кричал  от  боли,  когда  окровавленные куски, принадлежавшие ему всю жизнь,
внезапно  отделЯлись  от  его  тела. Џотом он видел себЯ в виде очищенного и
сверкающего белизной скелета, и далекий голос нашептывал ему в отсутствующие
уши  чудовищное  заклЯтие:  "Ќастал  час истинного величиЯ, ты перестал быть
человеком  и  превратилсЯ  в  мертвеца.  ђаб  прошел  через  великий искус и
преобразилсЯ  в полубога". Њертвые повелевают. „остаточно взглЯнуть, с каким
суеверным трепетом, с каким угодническим страхом живые в городах поклонЯютсЯ
тем, кто отошел в вечность. ‡натный обнажает голову перед нищим.

<img src="mertwye_10.jpg" alt=""  hspace="100" border="1">

     ‚сеобъемлющим  взором  своих  пустых  и  черных глазниц, длЯ которых не
существовало   ни   расстоЯний,   ни   препЯтствий,  он  окинул  всю  земную
поверхность.  Њертвые, мертвые повсюду! €ми заполнено все. Ћн видел судебные
заседаниЯ  с  людьми,  одетыми в черное: прищурив глаза и придав себе важный
вид,  они  слушали о бедствиЯх и безумных поступках себе подобных, а за ними
виднелись  другие  огромные  скелеты,  что,  с  сознанием  векового величиЯ,
облаченные в тоги, водили руками судей, писавших по их указанию, и диктовали
им  шепотом  на  ухо  свои приговоры. Њертвые судЯт. Ћн видел большие залы с
верхним  светом  и  скамьЯми,  стоЯвшими полукругом, а на них - сотни людей,
которые  говорили,  кричали  и жестикулировали, создаваЯ при этом шуме новые
законы.  ‡а  ними  скрывались  истинные  законодатели  - мертвецы, депутаты,
одетые  в саван, но их присутствие оставалось незамеченным этими тщеславными
краснобаЯми,  воображающими,  что  они всегда говорЯт только по собственному
вдохновению.   Њертвые   диктуют   законы?   ‚  минуту  сомнениЯ  достаточно
кому-нибудь  вспомнить  о  том,  что  в свое времЯ думали мертвецы, и тотчас
водворитсЯ  порЯдок,  ибо  все  согласЯтсЯ  с  его  мнением.  Њертвые  - это
единственное,  что  реально,  вечно  и  неизменно.  ‹юди  во  плоти  -  лишь
преходЯщаЯ случайность, ничтожный пузырь, лопающийсЯ от пустой чванливости.
     €  он  видел  белые  скелеты,  стоЯщие, подобно мрачным ангелам, у врат
созданных  ими  городов,  стерегущие  загнанное в ограду стадо и отгонЯющие,
словно нечистых животных, всех непочтительных безумцев, которые отказывались
признавать  их власть. Ћн видел у подножиЯ больших памЯтников, под картинами
в  музеЯх  и  под  полками  библиотек  оскаленные  черепа, чьЯ немаЯ улыбка,
казалось,  говорила  людЯм: "Џолюбуйтесь: это создано нами, и все, что бы вы
ни  делали, будет лишь подражанием". ‚есь мир принадлежал мертвецам. Џов