Њорис Ѓланшо. ‚зглЯд ЋрфеЯ

Ћцените этот текст:
Њорис Ѓланшо. ‚зглЯд ЋрфеЯ


---------------------------------------------------------------
     €зд.: Њорис Ѓланшо. Ћжидание забвение.  ‘Џб.: "Ђмфора", 2000
     OCR : Ђлександр „рунин, snd@tepkom.ru
---------------------------------------------------------------

     Љогда Ћрфей спускаетсЯ к ќвридике, искусство ЯвлЯет собой власть, перед
которой раскрываетсЯ ночь. ‘илой  искусства ночь его  привечает,  становитсЯ
привечающей близостью, пониманием и согласием первой ночи. Ќо сошел Ћрфей  к
ќвридике:  длЯ  него ќвридика --  предел, которого может достичь  искусство;
сокрытаЯ  под  прикрытием имени и покровом вуали, она --  та бездонно-темнаЯ
точка, к которой,  похоже, тЯнутсЯ искусство, желание, смерть и ночь. Ћна --
мгновение, когда сущность ночи близитсЯ как другаЯ ночь.
     Ћднако деЯние  ЋрфеЯ  состоит не  только в  том,  чтобы,  погружаЯсь  в
глубины, обеспечить приближение к этой "точке".  …го деЯние -- про-изведение
ее  назад к  дневному свету,  с тем  чтобы в  свете днЯ  облечь ее в  форму,
очертаниЯ и Явь. Ћрфей может все -- только  не глЯдеть прЯмо на эту "точку",
не заглЯнуть в центр ночи в ночи. Ћн может спуститьсЯ к ней, он может -- еще
большаЯ власть -- привлечь ее к себе и увлечь за собою  наверх, но только от
нее  отвернувшись.  ЋтвернутьсЯ   --  его   единственное  средство   к   ней
приблизитьсЯ: таков раскрывающийсЯ в ночи смысл сокрытиЯ. Ќо в порыве своего
перехода Ћрфей забывает о произведении, которое должен завершить, забывает с
неизбежностью, поскольку главное требование его порыва вовсе не в том, чтобы
имелось произведение, но чтобы  кто-то предстал перед этой "точкой", ухватил
ее сущность там,  где она ЯвлЯетсЯ, где  она сущностна  и  по сути Явлена: в
сердце ночи.
     ѓреческий  миф гласит:  в  творчестве  преуспеешь, лишь  если  отдашьсЯ
безмерному  опыту глубины (опыту,  признававшемусЯ греками  необходимым  длЯ
созиданиЯ; опыту, в котором произведение испытует сама его безмерность) ради
него са-  мого. ѓлубина  не  уступает себЯ,  представаЯ  лицом  к лицу;  она
раскрываетсЯ, лишь сокрываЯ себЯ в произведении. Ћсновной, неумолимый ответ.
Ќо  миф указывает также и  на  то, что  Ћрфею  не суждено  подчинитьсЯ этому
последнему  закону,  --  и   конечно  же,  оборачиваЯсь  к  ќвридике,  Ћрфей
уничтожает произведение, оно тут же разрушаетсЯ, а ќвридика вновь обращаетсЯ
в   тень;   под   его   взглЯдом   сущность   ночи   раскрываетсЯ  в   своей
несущественности. ’ак он предает и произведение, и ќвридику, и ночь. Ќо и не
обернувшись,  он  тоже  не  избежит  предательства,  выказав  неверность  по
отношению  к безмерной  и  безрассудной силе своего  порыва, котораЯ требует
ќвридику  не  в  ее  дневной  истине  и  обыденном  очаровании, а  в  ночной
затемненности, в ее удаленности, с  замкнутым телом и  запечатанным лицом; к
силе, котораЯ  взыскует  узреть  ќвридику,  не когда она  видима,  но  когда
незрима,  и  не  в близости  обыденной  жизни, но  как  чуждость  того,  что
исключает  всЯкую близость, жаждет не оживить ее, но  обладать  в ней  вживе
полнотой ее смерти.
     ’олько за этим  он  и спустилсЯ в преисподнюю.  ‚сЯ слава его творений,
всЯ власть его искусства, само желание счастливой жизни в прекрасной Ясности
днЯ принесены в жертву одной-единственной  заботе: разглЯдеть в ночи то, что
ночью сокрываетсЯ, -- иную ночь, ЯвлЯемое сокрытие.
     Ѓесконечно  проблематичный  порыв,  осуждаемый  днем  как неоправданное
безумие либо как искушение  чрезмерностью. „лЯ днЯ  сошествие в преисподнюю,
порыв  к  тщете  глубин --  уже  излишество. €  Ћрфей неизбежно пренебрегает
законом,  воспрещающим  ему  обернутьсЯ,  поскольку закон этот нарушен им  с
первым  шагом к царству теней. Ћтсюда  возникает предчувствие, что на  самом
деле Ћрфей  был все  времЯ  обращен  к ќвридике:  он  видел ее  незримой;  к
нетронутой  прикасалсЯ  к  ней  в  ее  отсутствии  тени,  в  том  затененном
присутствии,  которое  не  сокрывало  ее  отсутствиЯ,  было  присутствием ее
бесконечного отсутствиЯ. Ќе взглЯнув на нее, он не увлек  бы ее  к  себе, и,
несомненно, она  -- не здесь, да и  сам он отсутствует  в  этом  взглЯде, не
менее  мертвый, нежели она, мертвый не безмЯтежной  смертью мира, котораЯ --
покой, тишина и конец, но той иной смертью, каковаЯ есть  смерть без  конца,
опыт отсутствиЯ конца.
     ЋсуждаЯ затею ЋрфеЯ, день к тому  же упрекает его в Явном нетерпении. €
ошибка ЋрфеЯ,  похоже, в желании,  побуждающем его видеть ќвридику, обладать
ею, тогда  как ему суждено лишь ее  воспевать. Ћн Ћрфей лишь в  своей песне,
отношениЯ с ќвридикой возможны длЯ него только в гимне, он  обретает жизнь и
истину лишь после  стиха и стихом, и ќвридика представлЯет не что иное,  как
эту магическую зависимость, обращающую его вне пениЯ в тень, дозволЯющую ему
быть свободным, живым, исполненным власти только в пространстве, соразмерном
Ћрфею.  „а, так  оно и  есть:  только в  пении  обретает  Ћрфей  власть  над
ќвридикой,  но и в песне  же  ќвридика  уже  утрачена, а  сам  Ћрфей --  это
расчлененный,  рассеЯнный  Ћрфей,  "бесконечно  мертвый"  Ћрфей, в  какового
отныне превращает  его сила песни. Ћн утрачивает  ќвридику, поскольку желает
ее  вне  отмеренных  песне  пределов,  и  пропадает  сам,  но  это  желание,
утраченнаЯ  ќвридика и  рассеЯнный  Ћрфей  необходимы  песне,  как необходим
деЯнию произведениЯ опыт вечного бездельЯ.
     Ћрфей  виновен в нетерпении. …го ошибка в том, что он намерен исчерпать
бесконечность,  что он  полагает предел  беспредельному, не  может без конца
поддерживать порыв собственного заблуждениЯ. Ќетерпение -- ошибка того,  кто
желает избежать отсутствиЯ времени, терпение же -- уловка, попытка подчинить
это  отсутствие, превращаЯ его  в некое  иное, иначе  отмерЯемое  времЯ.  Ќо
истинное терпение не исключает нетерпениЯ,  с которым  оно интимно  свЯзано;
оно  есть  выстраданное и  бесконечно  длимое нетерпение. Ќетерпение  ЋрфеЯ,
стало  быть,  также и  должный  порыв: в нем  начало того,  что  станет  его
страстью, его высочайшим терпением, его бесконечным пребыванием в смерти.

‚дохновение

     …сли  мир осуждает  ЋрфеЯ, произведение его не осуждает, не высвечивает
его  ошибки. Џроизведение ничего не говорит. € все происходит так, как будто
Ћрфей,  не  подчинившись  закону,  взглЯнув  на  ќвридику,  лишь  подчинилсЯ
глубинным  требованиЯм произведениЯ,  будто  он своим  вдохновенным  порывом
зачаровал в преисподней неЯсную тень, неосознанно вывел ее  назад  в широкий
дневной свет произведениЯ.
     ѓлЯдеть на ќвридику, не заботЯсь о песне, в нетерпении и  безрассудстве
забывающего закон  желаниЯ, вот что  такое  вдохновение. ‡начит ли это,  что
вдохновение  превращает  красоту  ночи   в  нереальность  пустоты,  обращает
ќвридику в тень, а ЋрфеЯ -- в нечто бесконечно  мертвое?  ‡начит ли это, что
вдохновение ЯвлЯетсЯ посему тем проблематичным моментом, когда сущность ночи
становитсЯ несущественной, а привечающаЯ  близость первой ночи -- обманчивой
ловушкой ночи иной? €менно так, и не иначе. Њы предчувствуем во  вдохновении
лишь  его провал,  распознаем только не ведающее пути  неистовство.  Ќо если
вдохновение  возвещает, что Ћрфей  потерпел неудачу  и ќвридика  потерЯна им
вторично,  возвещает  незначительность  и  пустоту ночи,  оно  вместе с  тем
необоримым  импульсом понуждает, обращает  ЋрфеЯ  как раз к этому  провалу и
этой  незначительности, словно отказатьсЯ от поражениЯ несравненно  тЯжелее,
чем   отказатьсЯ   от  успеха,   словно   то,   что  мы   зовем  незначимым,
несущественным, ошибочным,  может раскрытьсЯ -- длЯ того, кто пойдет на риск
и свободно и безудержно его примет, -- как источник всЯкой подлинности.
     ‚дохновенный и запретный взглЯд  обрекает  ЋрфеЯ на  утрату всего -- не
только самого  себЯ,  не только  дневной серьезности,  но и сущности ночи --
заведомо   и   неизбежно.   ‚дохновение  сулит   Ћрфею  гибель,   сулит   ей
несомненность,  не  обещаЯ  взамен успеха произведению, как и не утверждаЯ в
нем ни идеального триумфа ЋрфеЯ, ни  оживлениЯ ќвридики. Џроизведение  в той
же  степени  компрометируетсЯ вдохновением, в какой Ћрфей подпадает под  его
угрозу. ‚ этот миг  оно достигает в своей сомнительности предела. ‚от почему
столь часто и с такой силой и сопротивлЯетсЯ  оно тому, что его вдохновлЯет.
€ вот почему оно защищает  себЯ, говорЯ  Ћрфею: "‘охранишь менЯ, только если
на нее не взглЯнешь". Ћднако  этот запретный поступок  и есть именно то, что
Ћрфею   должно   свершить,  чтобы  вывести  произведение  за   пределы   его
обеспечивающего,  то,  что  он  может  свершить,  только  забываЯ  о   самом
произведении, увлекаемый прочь неким  желанием,  пришедшим к  нему из ночи и
свЯзанным с нею как со  своим истоком. Ќа его взглЯд, произведение утрачено.
ќто и  есть то единственное мгновение, когда оно  полностью утрачено,  когда
провозглашаетсЯ и утверждаетсЯ нечто более важное, более важности  лишенное,
нежели  произведение. Џроизведение  длЯ  ЋрфеЯ  все  -- за  исключением того
желанного  взглЯда,  которым оно  утрачено,  так что только  в  этом взглЯде
произведение  и  может  выйти  за  собственные   пределы,  воссоединитьсЯ  с
собственным истоком и утвердить себЯ в невозможности.
     ‚зглЯд ЋрфеЯ -- это его окончательный дар  произведению, дар, в котором
он от него отказываетсЯ, в котором  он  приносит его в жертву, направлЯЯсь в
безмерном порыве желаниЯ к истокам,  и  в коем  он  неосознанно направлЯетсЯ
опЯть-таки к произведению, к истокам произведениЯ.
     € длЯ ЋрфеЯ все меркнет в несомненности поражениЯ, оставлЯЯ взамен лишь
сомнительность   произведениЯ  --   ибо   существует  ли  впрЯмь  когда-либо
произведение? Џеред самым несомненным шедевром, чье начало ослеплЯет блеском
и  уверенностью,  мы, тем  не  менее,  сталкиваемсЯ  с  чем-то  меркнущим --
произведение внезапно опЯть  становитсЯ незримым, его нет и никогда здесь не
было. ќто  внезапное затмение -- отдаленное  воспоминание  о  взглЯде ЋрфеЯ,
ностальгический возврат к сомнительности истока.

„ар и жертва

     …сли бы понадобилось настоЯтельно подчеркнуть, что же именно возвещает,
как кажетсЯ, подобный момент о вдохновении, пришлось  бы сказать: он свЯзует
вдохновение с желанием.
     ‡аботЯсь  о  произведении,  он  приводит  в движение  беззаботность,  с
которой оное приноситсЯ  в жертву: последний закон произведениЯ  преступлен,
оно предано во имЯ ќвридики, во благо тени. ќта беззаботность --  побуждение
к   жертве,  жертвоприношению,  которое  может  быть   только   беззаботным,
легкомысленным, которое, быть  может,  ЯвлЯетсЯ  ошибкой, в качестве каковой
тут же и искупаетсЯ; первооснова его, однако, -- легкомыслие, беззаботность,
неведение:  жертвоприношение  без  церемоний, в котором  беззаботный  взглЯд
(который даже не свЯтотатственен, который лишен тЯжести и тЯготы профанации)
возвращает само  свЯтое,  сакральное  --  ночь  в ее недосЯгаемой глубине --
несущественному,  каковое  отнюдь  не   профанично,  но  подпадает  под  эти
категории.
     ‘ущностнаЯ  ночь,  котораЯ  следует  за  Ћрфеем  -- до его беззаботного
взглЯда, --  сакральнаЯ ночь, которую он зачаровывает песней  и  котораЯ тем
самым  удерживаетсЯ  в рамках  размеренного пространства  песни,  бесспорно,
богаче, величественней, нежели  пустаЯ тщета, в каковую она обращаетсЯ после
взглЯда ЋрфеЯ.  ‘акральнаЯ ночь затворЯет ќвридику, затворЯет в песне нечто,
песнь превосходЯщее. Ћднако и сама она затворена, свЯзана, она  -- спутница,
она и  есть сакральное, обузданное властью ритуала, тем словом, что означает
порЯдок,  справедливость,  право,  путь  дао  и  ось  дхармы.  ‚зглЯд  ЋрфеЯ
развЯзывает ее, разрушает ее пределы, ниспровергает закон, который содержал,
удерживал  сущность. ’ем самым  взглЯд ЋрфеЯ  есть предельный  миг  свободы,
мгновение,  в котором он освобождаетсЯ от самого  себЯ  и,  что более важно,
освобождает  от  своих  забот   произведение,  высвобождает  содержащеесЯ  в
произведении свЯтое, дарует свЯщенное самому себе, свободе его сущности, его
ЯвлЯющейсЯ свободой сущности (потому-то вдохновение и есть дар как таковой).
€так, все поставлено на  карту, когда решаешьсЯ на взглЯд. ‚ этом-то решении
и  приближаешьсЯ к  истокам  -- силой  взглЯда, развЯзывающей сущность ночи,
снимающей  заботы,  прерывающей непрерывное, его  открываЯ,  -- миг желаниЯ,
беззаботности и власти.
     ‚дохновение  свЯзано  взглЯдом  ЋрфеЯ  с  желанием.  †елание свЯзано  с
беззаботностью  посредством  нетерпениЯ.  ‹ишенному  нетерпениЯ  никогда  не
достичь беззаботности  -- момента,  когда  забота соединЯетсЯ с  собственной
прозрачностью; однако тот, кто довольствуетсЯ нетерпением,  никогда не будет
способен на Ћрфеев беззаботный, легкомысленный взглЯд. ‚от почему нетерпение
должно  быть центром  глубочайшего  терпениЯ, чистой молнией, исторгаемой из
его недр нескончаемым ожиданием, безмолвием и запасом терпениЯ, -- не только
зажженной необыкновенным  напрЯжением искрой,  но  и ускользнувшей от  этого
ожиданиЯ сиЯющей точкой, счастливой случайностью беззаботности.

Џрыжок

     Џисьмо начинаетсЯ со взглЯдом ЋрфеЯ, и взглЯд этот  есть порыв желаниЯ,
обрывающий предназначение и заботу песни, в этом вдохновенном и  беззаботном
решении он  достигает истока,  освЯщает  песню. Ћднако  чтобы сойти  к этому
мгновению,  Ћрфей уже  нуждаетсЯ  во власти искусства. —то означает: пишешь,
лишь  достигнув  того  мгновениЯ,  направлЯтьсЯ  к которому  можно только во
вскрытом  движением письма пространстве.  —тобы писать,  уже нужно писать. ‚
этом  противоречии  кроютсЯ  и  сущность  письма,  и тЯготы опыта,  и прыжок
вдохновениЯ.


 €зд.: Њорис Ѓланшо. Ћжидание забвение.  ‘Џб.: "Ђмфора", 2000
 OCR : Ђлександр „рунин, snd@tepkom.ru
Last-modified: Wed, 28 Jun 2000 15:40:23 GMT
Ћцените этот текст: