 самым  к пагубной  длЯ  себЯ мысли: он
свободен,  дверца  его  клетки  открыта,  запретов  не  существует,   и  все
дозволено.
     Џосле моего поЯвлениЯ в  суде газеты писали,  что,  когда  зачитывалось
обвинение, Я не  проЯвил никаких признаков угрызениЯ  совести.  (Ћни что же,
ожидали, что Я  буду рыдать,  рвать на  себе  волосы?!) Ђ впрочем, они  были
по-своему недалеки от истины: ведь угрызениЯ совести предполагают надежду на
прощение;  Я  же  знал  --  то,  что  совершено,  непростительно.  џ  мог бы
изобразить сожаление, печаль,  раскаЯнье -- но с какой целью? „аже если бы Я
и в самом деле от души раскаивалсЯ,  разве б  это что-то изменило? „ело было
сделано -- и все мои  стенаниЯ и покаЯнные слезы сделанного не отменЯли. „а,
дело было сделано, окончательно  и  бесповоротно (в жизни  своей  Я  никогда
ничего не  делал  с такой  окончательностью  и бесповоротностью),  и в то же
времЯ -- Я знал это наперед -- конца этому делу не будет. џ  ощущал на  себе
-- почти  осЯзаемо -- тЯжкое бремЯ ответственности. ‚едь, убив „жози Ѓелл, Я
уничтожил частицу  мира. “дары молотка разрушили совокупность  воспоминаний,
чувств и возможностей, а попросту говорЯ -- человеческую жизнь, котораЯ была
невозвратима,  но которую  каким-то  образом следовало теперь возместить. ‡а
совершенное убийство менЯ  схватЯт и  лишат  свободы  (об этом  Я  думал  со
спокойствием и уверенностью, которые только при парадоксальности мышлениЯ  и
возможны),  а потом скажут,  что  Я свою вину  искупил, полагаЯ, что, бросив
менЯ,  живого, за решетку, они  тем самым добиваютсЯ  известного равновесиЯ.
„а,  они правы  --  но  только если руководствоватьсЯ законами  возмездиЯ  и
искуплениЯ;  такое  равновесие,  однако,   будет  в   лучшем   случае  иметь
отрицательные последствиЯ. Ќет, нет. ’ут  необходима  не  моЯ  символическаЯ
смерть  (Я  сознавал  это,  хотЯ и не  понимал,  что  она  означает),  а  ее
возвращение к жизни. ’олько это, и ничего больше.
     ‚ернувшись в тот вечер, —арли переступил через порог с опаской,  словно
боЯлсЯ, что  ему на голову упадет ведро с водой. џ встретил его покачиваЯсь,
с ехидной, косой улыбочкой. „жин Я к этому времени уже допил и теперь -- без
особого, правда, удовольствиЯ --  перешел  на виски. Џо-настоЯщему пьЯн Я не
был, однако пребывал в состоЯнии какой-то застывшей эйфории, как будто целый
день промучилсЯ  в  кресле  зубного  врача. Џод  воздействием свежей  порции
спиртного вчерашний хмель затаилсЯ в ожидании своего часа. џ чувствовал, как
кожа становитсЯ горЯчей и сухой,  глаза -- опаленными. "Џривет!"  -- гаркнул
Я, глупо засмеЯвшись, и в унисон смеху в стакане моем застучали кубики льда.
—арли покосилсЯ на  мой нарЯд. "Ќадеюсь, вы не против? -- спросил Я. --  ‚от
уж  не думал, что у  нас с  вами одинаковый  размер". -- "„а,  --  отозвалсЯ
—арли, -- да, ничего удивительного, Я ведь  усох от старости, понимаешь?"  €
он разразилсЯ кладбищенским смехом. Ћн Явно рассчитывал,  что вечером, когда
вернетсЯ, менЯ уже не  застанет. џ  вышел  следом за  ним в прихожую, где он
снЯл свою букмекерскую  шапчонку,  положил ее  вместе с портфелем на  низкий
комод  мореного дуба, после  чего прошел  в столовую  и налил  себе скромную
порцию  виски, разбавив ее  выдохшейсЯ содовой из бутылки  с завинчивающейсЯ
пробкой. Ћн сделал глоток и  некоторое времЯ, словно забывшись, молча стоЯл,
сунув  руку в  карман  и хмуро глЯдЯ себе  под  ноги. ‘воим  присутствием  Я
нарушал  его  вечерний распорЯдок. Ѓутылку виски он убрал, даже не предложив
наполнить мой стакан. Џосле этого мы вместе потащились на  кухню, где —арльз
вновь нацепил фартук и начал рытьсЯ в буфете и по полкам в поисках всего
     необходимого длЯ приготовлениЯ тушеного мЯса.  ‘трЯпаЯ, он одновременно
разговаривал со мной, глЯдЯ через плечо, держа сигарету в углу рта и жмурЯсь
от  табачного  дыма.  ђассказывал он  о том, какую  картину  удалось сегоднЯ
продать, какую купить, что-то в  этом роде. „умаю, говорил  он исключительно
из страха, как  бы не воцарилось  молчание. ‚прочем, слушал Я  его  вполуха,
зато внимательно  смотрел,  как  он щедрой  рукой  плеснул в тушившеесЯ мЯсо
полбутылки "поммеро-лЯ" ценой в пЯтьдесЯт  фунтов. “годил в горшочек с мЯсом
и пепел от  сигареты, и  —арли, цокаЯ  Языком с  досады, долго и  безуспешно
пыталсЯ  его  оттуда выудить. "Њожешь себе представить, -- говорил между тем
он, -- что такое  длЯ менЯ расставатьсЯ  с  живописью!" џ  с серьезным видом
кивал,  сам  же  представил себе, как в своей убогой  галерее —арли потирает
руки  и расшаркиваетсЯ  перед какой-то  стервой  в  мехах.  Ћт стервы  несет
дорогой  пудрой и потом; ее  муженек  дал  ей денег,  чтобы она купила  себе
какую-нибудь безделушку  на  день  рождениЯ. Ќеожиданно  длЯ  самого себЯ  Я
расстроилсЯ и сник.
     ЏерекладываЯ мЯсо  на блюдо, —арли  несколько  кусков  уронил  на  пол.
‚ообще с кухонной утварью  он был не в ладах:  подносы, половники, прихватки
оживали  в  его  руках и  начинали  жить  своей,  самостоЯтельной, жизнью --
норовили  выпрыгнуть, вывернутьсЯ,  выскользнуть у  него из рук.  Њы отнесли
наши приборы в столовую и сели за стол, под чучелом совы, не сводившей с нас
своего   злобного  остекленевшего   взглЯда.  Њы  допили   початую   бутылку
"поммеролЯ", и —арльз откупорил другую. Ћн по-прежнему изо всех сил старалсЯ
избегать моего  взглЯда и  ради этого улыбалсЯ абсолютно всем окружавшим его
предметам: полу,  мебели, каминным щипцам, как будто все привычное, избитое,
каждодневное предстало ему в совершенно  новом, непривычном свете. ‚ высоком
окне у менЯ  за спиной пламенело  заходЯщее солнце.  Ќа вкус мЯсо напоминало
жженый  мех.  џ отодвинул тарелку, повернулсЯ к окну и посмотрел  на гавань.
—ерез  все окно длинной трещиной  проходила  огненнаЯ  нить  заката.  —то-то
напомнило мне  Љалифорнию:  и солнце, и маленькие  Яхты, и вечернЯЯ позолота
морЯ. џ так устал,  так  устал, что  мог бы, кажетсЯ, все  бросить  и, точно
морской ветер,  вылететь из  этих  стен и растворитьсЯ в летних сумерках  --
никому не ведомый, беззаботный, свободный. —арли раздавил намокший  окурок о
край тарелки. "—итал про Ѓинки Ѓеренса?" -- спросил  он. џ подлил себе вина.
"Ќет, а что случилось, —арльз?"
     Љстати,  что  бы Я делал во  всей этой истории  без  спиртного, без его
притуплЯющего действиЯ? ‚ те дни  Я стремительно переходил из одного пьЯного
равновесиЯ  в  другое,  наподобие  того,  как  беглец,  спасаЯ  свою  жизнь,
перепрыгивает, скользЯ  и спотыкаЯсь, с камнЯ на  камень. „аже  цвет выпивки
(синий -- джина и  красный --  бордо) --  не  ЯвлЯетсЯ  ли он символом моего
дела, моих  свидетельских показаний? ’еперь,  когда  Я  отрезвел навсегда, Я
вспоминаю это  времЯ  (да  и всю  свою прошлую жизнь тоже), как непрерывную,
хотЯ и не особенно веселую попойку, котораЯ  рано или  поздно кончитсЯ --  Я
это  знал наперед  -- мучительной  головной  болью.  —то  ж,  всЯкаЯ  пьЯнка
кончаетсЯ похмельем, и тут уж ничего не поделаешь.
     Ћстаток вечера, насколько Я помню, ЯвилсЯ длЯ менЯ целой серией тЯжелых
нокаутирующих ударов.  ’огда-то Я  и узнал впервые,  что у  моего отца  была
любовница. ‘перва Я  очень удивилсЯ,  потом --  обиделсЯ.  ‚ыходит,  менЯ он
использовал  в качестве алиби, прикрытиЯ!  Џока  Я  часами сидел  на  заднем
сиденье машины, неподалеку от Яхт-клуба, в  „ун-‹эаре, он  занималсЯ любовью
со  своей  красоткой.  ‡вали  красотку  Џенелопа  --  вы  только  подумайте,
Џенелопа! € где же, интересно  знать, они встречались, где эти голубки свили
свое  укромное  гнездышко, с  розочками  над дверью  и зеркалом  на  потолке
спальни? —арли пожал плечами, "Ћни приходили  сюда", -- сказал он. ‘начала Я
даже  не понЯл, что он говорит. "‘юда?! ‘юда? Ќо как же... " Ћн  снова пожал
плечами и изобразил  на лице  нечто вроде  улыбки.  "Њама  ничего  не  имела
против.  €ногда она даже оставлЯла их пить чай. Ћни с Џенелопой обменивались
журналами   по  вЯзанью.  Џонимаешь,  она  знала...   --  ’ут  —арли  умолк,
потрескавшаЯсЯ кожа  у него  на щеках слегка покраснела, и он засунул  палец
под  воротничок  рубашки.  џ ждал.  -- Ћна знала,  что  Я... неравнодушен  к
твоей... к  „олли",  -- выговорил он  наконец. “ менЯ  голова шла кругом.  џ
хотел было что-то сказать, но  —арли перебил менЯ, сообщив, что Ѓинки Ѓеренс
тоже ухаживал за моей матерью; он стал рассказывать,  как Ѓинки приглашал ее
вместе с  моим  отцом в “айтуотер и спаивал отца, чтобы  тот  не замечал его
игривого взглЯда и  нескромных прикосновений.  Ђ потом моЯ мать рассказывала
все ”ренчу,
     и они вместе покатывались со смеху... —арли покачал головой и вздохнул:
"Ѓедный Ѓинки... " џ  сидел, изо всех сил пытаЯсь прЯмо  держать бокал, и не
верил своим ушам, Я  был  ошеломлен,  Я чувствовал  себЯ  ребенком,  впервые
услышавшим о свершениЯх богов. Ћни, эти несообразные, устаревшие и далеко не
безгрешные  персонажи  со  своими   тайнами,  одиночеством  и   невероЯтными
увлечениЯми,  толпились  в  моей бедной, гудевшей от  выпитого голове. —арли
говорил обо всем этом как о чем-то само собой разумеющемсЯ -- с сожалением и
в то же времЯ не без некоторого удовольствиЯ. ѓоворил так, будто менЯ тут не
было,  воспринимаЯ  мои удивленные  повизгиваниЯ  и  похрюкиваньЯ  с  легким
недоумением. "Ђ вы, -- начал было Я, -- что было у вас с моей... " ќту мысль
мне  трудно было выразить словами.  —арли бросил на менЯ игривый и в  то  же
времЯ отрешенный взглЯд.
     "„авай, -- сказал он, -- допивай бутылку".
     Џо-моему,  в тот вечер  он что-то рассказал  мне о моей матери,  но что
именно  -- не помню.  ‡ато хорошо  помню, как, уже  совсем поздно вечером, Я
звонил ей  в Љулгрейндж, сидЯ на полу в темной прихожей и  поглаживаЯ, точно
кошку,  лежавший  на  коленЯх  телефон.  ‘лышно  было  плохо,  голос  матери
доносилсЯ откуда-то издалека, терЯлсЯ, пропадал. "”редди, -- сказала она, --
ты  пьЯн.  --  Ћна спросила,  почему  Я не вернулсЯ. -- ‡абрал хотЯ  бы свой
чемодан". -- "Њать, как же Я могу теперь вернутьсЯ домой", -- подмывало менЯ
сказать  ей. ‘  минуту мы молчали, а потом она сообщила,  что звонила „афна,
спрашивала, где Я, чем занимаюсь. „афна! ‡а  последние  дни Я не  вспомнил о
ней ни  разу.  „верь на кухню была открыта, и из прихожей Я видел, как —арли
наводит порЯдок, как гремит горшками и кастрюлЯми, делаЯ вид, что не слышит,
о  чем Я  говорю.  џ вздохнул,  и вздох этот перерос  в легкий, едва слышный
стон. "Њать, -- сказал  Я, -- у менЯ неприЯтности, большие  неприЯтности". ‚
трубке  (а  может, у  менЯ в  голове?) раздалсЯ  треск, как будто много птиц
одновременно громко  захлопали крыльЯми.  "—то? -- переспросила она. -- —то?
Ќе слышу  -- что ты  сказал?" џ  засмеЯлсЯ, и по щекам  у менЯ  сбежали  две
большие слезы.  "Ќичего! --  прокричал Я. -  Ќичего,  не важно!  -- Ђ  потом
спросил: -- Џослушай, ты знаешь, кто такаЯ Џенелопа? ’ебе это имЯ что-нибудь
говорит?" џ  был потрЯсен  собственным вопросом.  ‡ачем было  спрашивать  об
этом, причинЯть ей боль? Ћна помолчала, а потом рассмеЯлась.  "ќта сука?  --
сказала она. -- ђазумеетсЯ, Я про нее знала". —арли, с трЯпкой в одной  руке
и с недомытой тарелкой в  другой, остановилсЯ в дверЯх  и уставилсЯ на менЯ.
‘вет  падал сзади,  и лица его Я разглЯдеть не  мог.  Џоследовала  очереднаЯ
пауза.  "’ы не щадишь себЯ, ”редди,  -- сказала наконец  мать далеким, чужим
голосом, -- ты совсем себЯ  не щадишь". џ не понЯл,  что она имеет в виду. €
не понимаю до сих пор.  џ немного подождал, но она больше ничего не сказала,
Я же  говорить был  не  в  силах.  ќто были  последние  слова,  которыми  мы
обменЯлись. џ осторожно  положил  трубку  и не  без труда поднЯлсЯ на  ноги.
‡атекло колено.  џ прихромал на кухню, где —арли, с закатанными рукавами и в
расстегнутом  на  спине жилете,  мыл  посуду, согнувшись над раковиной и  не
выпускаЯ  изо  рта сигарету. Ќебо  за  окном было  каким-то сине-фиолетовым;
такую красоту Я видел, кажетсЯ, впервые в жизни.
     "—арли, -- сказал Я покачиваЯсь, -- дай мне взаймы".
     џ и  всегда-то  легко плакал, теперь же  от  любого  проЯвлениЯ доброты
распускал  нюни,  словно младенец.  Љогда  —арли присел за  кухонный стол  и
выписал  чек  (он  хранитсЯ  у  менЯ до сих  пор:  корЯвый  почерк,  подпись
неразборчива, в углу, там, где он придерживал чек большим пальцем, -- жирное
пЯтно),  Я попыталсЯ, кажетсЯ, схватить его желтую руку  и поцеловать. Џосле
этого —арли произнес короткую речь, которую Я почти не запомнил. Џомню лишь,
что в  ней фигурировала моЯ мать. € „афна тоже. …сли мне не изменЯет памЯть,
упомЯнул он даже  Џенелопу. ‹юбопытно, а сам —арли был пьЯн? Ћн то попадал в
фокус моего зрениЯ, то вновь исчезал -- и не столько из-за  того, что у менЯ
все  мешалось  перед  глазами,  сколько  из-за его  осторожных,  неуверенных
движений. Ћх, —арли, вам бы надо было прислушатьсЯ к закравшемусЯ подозрению
и выставить менЯ за дверь, каким бы пьЯным и беззащитным Я ни был.
     Џотом,  помню, Я стоЯл на коленЯх в уборной и у менЯ изо рта извергалсЯ
могучий  красновато-коричневый  поток:  вино  вперемешку с волокнами мЯса  и
ломтиками моркови. Џоток этот почему-то вызывал у менЯ удивление, словно это
была  не блевотина,  а нечто очень ценное и  странное, темнаЯ струЯ руды  из
глубокого рудника  моих  внутренностей. Џотом все завертелось перед глазами,
наступила кромешнаЯ  тьма, а из  тьмы мимо менЯ понеслись какие-то предметы,
как будто
     менЯ  катали, круг за кругом, на шаткой,  сделанной из стекла карусели.
‡атем Я лежал на  спине на  большой  неубранной  кровати, в комнате наверху;
менЯ знобило, Я обливалсЯ потом. ѓорел электрический свет, и окно смотрелось
огромной  черной дырой. џ уснул, а когда проснулсЯ (мне показалось, что спал
Я  всего несколько минут), уже  Ярко  светило  солнце. ‚ доме стоЯла тишина,
только  откуда-то раздавалсЯ  тоненький  непрерывный  перезвон, который Я не
столько слышал, сколько чувствовал.  ‚лажные простыни сбились. „вигатьсЯ  не
хотелось  --Я ощущал себЯ хрупким, будто хрусталь.  ‹омкими были даже волосы
-- прЯмые, тонкие,  ощетинившиесЯ.  џ слышал, как  быстро и  тЯжело -- точно
ртуть -- несетсЯ по  жилам  кровь. ‹ицо мое было распухшим, горЯчим, гладким
на  ощупь,  как  у  куклы.  Љогда  Я  закрывал глаза,  под  веками  начинало
пульсировать  какое-то  малиновое  пЯтно,  похожее  на  остаточное  свечение
взорвавшегосЯ  в темноте снарЯда. ‘тоило  мне проглотить  слюну, как звон  в
ушах  становилсЯ  глуше. џ  задремал,  и  мне  приснилось,  что  Я  лежу  на
поверхности горЯчего  озера. Љогда Я проснулсЯ, день уже клонилсЯ к  вечеру;
свет в окне, густой, спокойный, без всЯкой тени, проникал прЯмо из прошлого.
ђот, казалось, набит  был ватой,  голова --  воздухом. ‘  самого детства  не
испытывал  Я столь упоительного  страданиЯ.  ќто  была  не столько  болезнь,
сколько своего рода отдохновение. џ долго лежал, почти неподвижно,  смотрел,
как менЯетсЯ свет, прислушивалсЯ к звукам извне. Ѓагровое  солнце постепенно
поблекло,  небо из сиреневого сделалось розовато-лиловым, зажглась  одинокаЯ
звезда.  Џотом  вдруг  опустилась ночь,  Я лежал в  полудреме, погруженный в
мЯгкий  летний  мрак, и  ничуть  не  удивилсЯ  бы, если  б вдруг  в  комнате
поЯвилась моЯ  мать, молодаЯ,  улыбающаЯсЯ, в шуршащем шелковом  платье: она
прикладывает палец к губам, она  пришла  пожелать  мне спокойной  ночи перед
уходом в гости.  ‚  действительности же поЯвилась  не мать,  а всего-навсего
—арли; он с опаской приоткрыл скрипЯщую дверь и, вытЯнув черепашью свою шею,
уставилсЯ на менЯ. џ тут  же закрыл глаза, а он на цыпочках вышел из комнаты
и, скрипЯ  половицами, спустилсЯ вниз. € тут Я увидел другую  дверь и другую
тьму  --  чье-то чужое воспоминание,  чужое,  не  мое -- и стал, затаившись,
ждать, не поЯвитсЯ ли что-нибудь или кто-нибудь. Ќо ничего не поЯвлЯлось.
     ќтим приступом горЯчки закончилсЯ, думаетсЯ мне, первый этап моей новой
жизни,  жизни  убийцы.  Љ  утру  второго  днЯ  температура упала.  џ  лежал,
разбросав руки, на  влажных, скомканных простынЯх  и  глубоко  дышал. “ менЯ
было  ощущение,  будто  Я  долго, мучительно  бежал  по поЯс в воде,  но вот
наконец  выбралсЯ на  берег  -- измученный,  дрожащий  с ног  до  головы, но
умиротворенный. џ выжил. ‚ернулсЯ к самому себе. ‡а окном, в поисках матушки
”ренч,  истошно кричали  чайки;  они  подымались  и падали на прЯмых, широко
разбросанных  крыльЯх, точно  были подвешены  на  резинках.  џ поднЯлсЯ и на
нетвердых ногах  подошел к окну. ‚етер,  солнце, ослепительное,  жгуче-синее
море. ‚низу,  в маленькой каменной  гавани, покачивались  на приколе Яхты. џ
отвернулсЯ.  ‚  веселом этом, многоцветном пейзаже скрывалсЯ какой-то  упрек
мне. џ надел халат —арли и спустилсЯ на  кухню. ‚ ровном утреннем свете  все
казалось  неподвижным,  словно  бы  околдованным. Ћ  том,  чтобы  что-нибудь
съесть, не могло быть и  речи.  џ  наплел в  холодильнике  открытую  бутылку
"аполлинариса" и  допил  ее.  ‘лабый  металлический  привкус.  ‘ел  за стол,
подперев голову  руками. Љожа была  шероховатой  на ощупь, как будто верхний
слой ее стерсЯ в порошок. Ќа столе стоЯла не убраннаЯ после завтрака посуда,
повсюду валЯлсЯ пепел, в блюдце лежало несколько окурков.  ѓазеты, которые Я
купил в четверг,  торчали из мусорного ведра.  ‘егоднЯ  суббота.  ‚ыходит, Я
пропустил -- сколько?  -- почти два  днЯ; за два днЯ могло накопитьсЯ немало
новых улик. џ поискал глазами пластиковый мешок, куда Я бросил  свою одежду,
но не нашел его. Ќаверное, —арли отдал его мусорщикам, и теперь он  валЯетсЯ
на помойке.  Ѓыть может, какой-нибудь нищий копаетсЯ сейчас  в этом мешке. џ
задохнулсЯ  от ужаса и стал ходить взад-вперед по кухне, сцепив  руки, чтобы
они не дрожали. —то-то надо делать. •оть что-нибудь. џ побежал наверх и стал
метатьсЯ по комнатам, точно  безумный  король, в своем длинном развевающемсЯ
халате.  Џотом, глЯдЯ  на  себЯ  в  маленькое, точно  рыбий глаз, зеркальце,
побрилсЯ, опЯть  надел рубашку и  брюки —арли,  открыл его  секретер, извлек
оттуда наличные и  бумажник  с  кредитными карточками,  сбежал, перескакиваЯ
через ступеньки, вниз по лестнице и как ошпаренный вылетел на улицу.
     € замер.  ‚се было  на  месте: и лодки в гавани, и  шоссе, и белые дома
вдоль побережьЯ, и далекий мыс, и облачка на горизонте, однако... однако все
это отличалось  от  того,  что ожидал увидеть  Я;  не соответствовало  моему
внутреннему представлению о том, как должен выглЯдеть мир. € тут только менЯ
осенило: на месте все, кроме менЯ самого.
     ‚  книжный магазин Я вошел  с той же судорогой страха и жжениЯ в груди,
как  и в  прошлый раз.  Љогда  Я взЯл газеты, на руках  у менЯ  отпечаталась
типографскаЯ краска, монетки выскальзывали из потных пальцев. ЏрыщаваЯ опЯть
исподлобьЯ на менЯ воззрилась. ‚зглЯд  у нее был любопытный и в  то же времЯ
какой-то вЯзкий;  казалось, она одновременно смотрит и на менЯ, и мимо менЯ.
"‚от-вот начнутсЯ месЯчные --  отсюда и  напрЯженный взглЯд, и возбуждение",
-- подумал Я, повернулсЯ к ней спиной и пробежал газеты глазами. ‡а эти  дни
мое  дело,  потеснив историю со взрывом, котораЯ постепенно выдохлась  (все,
кто должен был умереть, уже умерли), перешло, разрастаЯсь, словно  пЯтно, на
первые  полосы.  Ќа  одной  из фотографий Я  узнал  свою машину,  похожую на
раненого  гиппопотама;  возле  нее  стоЯли  двое,  флегматичный  охранник  и
детектив в высоких  сапогах, который на  что-то показывал. ‚ этом же  номере
поместили  интервью  с мальчишками, которые  и нашли машину. Џомнили  ли они
менЯ,  бледного  незнакомца,  сидЯщего  в прострации на перроне  заброшенной
железнодорожной станции? „а,  помнили;  они  менЯ  описали:  пожилой, черные
волосы,  густаЯ  борода.  †енщина,  котораЯ  подошла  ко  мне  у  светофора,
напротив, утверждала, что мне никак не больше  двадцати пЯти, что  Я  хорошо
одет, что у менЯ усы и пронзительный взглЯд. ‚ысказались обо мне и туристы в
“айтуотере, которые видели,  как Я  уехал с картиной, и, разумеетсЯ (как без
них!), ђок со своей матушкой, и недоумок в комбинезоне, и жгучаЯ брюнетка из
гаража,  где Я взЯл  напрокат  машину. -- при этом каждый настаивал на своей
версии,  отчего в  результате  Я  размножилсЯ,  превратившись в целую  банду
усатых головорезов, многоликих, вездесущих и страшных, как хор разбойников в
итальЯнской   опере.  џ  чуть  не  засмеЯлсЯ.  €   вместе   с   тем  испытал
разочарование.  „а,  представьте,  разочарование. •отел  ли  Я,  чтобы  менЯ
поймали? ЌадеЯлсЯ  ли,  что мое имЯ  наберут  аршинными  буквами  на  первых
страницах газет?  „умаю, да. Њне  кажетсЯ,  где-то в глубине души мне  очень
хотелось  предстать  перед судом  присЯжных  и выдать  им все  свои  жалкие,
маленькие  секреты. „а,  быть выслеженным,  схваченным, избитым,  раздетым и
брошенным в ревущую толпу  было моим самым сильным и сокровенным желанием. џ
уже слышу, как в суде недоверчиво хмыкают и вздыхают. Ќо скажите, разве сами
вы, уважаемые господа присЯжные,  не  испытывали того же  желаниЯ? —тобы вас
поймали  с поличным?  —тобы тЯжелаЯ  рука  легла  вам  на плечо  и  раздалсЯ
громовой  голос  блюстителЯ  закона: "‚аша  песенка  спета"?  —тобы  с  вас,
попросту  говорЯ,  сорвали  маску?  ‡адайте  себе  этот  вопрос.  џ  ручаюсь
(ручаюсь!): дни, предшествовавшие моему аресту, были - и,  видимо, останутсЯ
-- самыми захватывающими в моей жизни. “жасными, верно, но  и захватывающими
тоже. Ќикогда прежде мир не казалсЯ мне таким ненадежным, а  мое положение в
нем  таким  отчаЯнно  рискованным.  ‘амого себЯ Я  ощущал грубо,  обнаженно:
большаЯ, теплаЯ сыраЯ  вещь, завернутаЯ в чужую  одежду.  ‚ любой момент они
могли  поймать менЯ;  возможно даже, они  следЯт за мной и сейчас  -- что-то
бубнЯт в свои  рации и делают знаки притаившимсЯ на крыше снайперам. ‘начала
будет паника, потом -- боль. ‡ато, когда все кончитсЯ, когда все достоинство
и  притворство  выветрЯтсЯ  без   остатка,  какаЯ  наступит  свобода,  какаЯ
легкость! Ќет, не то Я говорю, не легкость, а, наоборот, тЯжесть, весомость,
уверенность -- наконец-то! -- в завтрашнем дне. € вот тогда Я сделаюсь самим
собой, перестану играть  роль, которую играл всю жизнь. џ  буду настоЯщим. џ
буду самым одушевленным из всех неодушевленных предметов.
     џ сел в  автобус и поехал в город. ‘ошел Я  на той улице, где когда-то,
много лет назад, жил студентом, и двинулсЯ вдоль ограды парка. Ќад головой у
менЯ шумели деревьЯ, в лицо дул теплый ветер. ‘ердце мое томительно сжалось.
Џосреди  тротуара стоЯл  человек  в  кепке,  с жуткими, тусклыми  глазами  и
выкрикивал ругательства вслед проезжавшим мимо машинам. џ ему позавидовал. џ
бы тоже с удовольствием стоЯл вот так и бранилсЯ, чтобы излить переполнЯвшие
менЯ гнев, боль, возмущение. ’ри смеющиесЯ девушки в летних платьЯх выбежали
прЯмо передо мной из  книжного магазина;  на какое-то  мгновение Я  оказалсЯ
между ними и оскалилсЯ в испуганной ухмылке -- чудовище среди граций. ‚ Ярко
освещенном,
     недавно открывшемсЯ магазине Я  купил себе пиджак и брюки, две рубашки,
несколько галстуков,  нижнее белье  и  --  с вызовом всему миру -- красивую,
хотЯ и несколько претенциозную шлЯпу.  Њне показалось, что  продавец немного
напрЯгсЯ, когда  Я  достал  кредитные  карточки  —арли (ѓосподи, неужели они
знают  его?  Ќеужели  он ходит сюда?), но Я  блеснул  своим  безукоризненным
произношением, лихим росчерком пера поставил ею подпись, и напрЯжение спало.
ЊенЯ этот  эпизод не  особенно встревожил.  џ вообще пребывал в  приподнЯтом
настроении,  веселилсЯ, как мальчишка на  дне рождениЯ (есть, значит, что-то
такое в  магазинах,  раз  покупки  доставлЯют  мне  столько  удовольствиЯ?).
Љазалось, Я не шел, а плыл по улицам, плыл стоЯ, как морской конек, разрезаЯ
грудью воздух.  ‚ероЯтно, у менЯ еще была температура. ‹юди вокруг выглЯдели
чужими -- - то бишь более чужими, чем обычно. ЊенЯ не покидало ощущение, что
Я  больше  не принадлежу  к человеческому роду, будто что-то случилось с тех
пор, как Я последний раз шел в этой толпе,  будто  во мне произошла какаЯ-то
перемена,   крошечный,   поразительно  быстрый,   но   весьма   существенный
эволюционный сдвиг. џ  шел среди них, как некое чудо природы.  Ћни отставали
от  менЯ,  они не смели до  менЯ дотронутьсЯ -- а может,  и  не видели менЯ,
может, Я был вне полЯ их зрениЯ? ‡ато Я буквально пожирал их глазами, следил
за ними  голодным и любопытным взглЯдом. Ћни словно  бы спотыкались об менЯ,
смотрели прЯмо перед собой, тупо и испуганно,  как беженцы. џ  видел себЯ со
стороны:  на  голову выше их всех -- переодетый, одинокий,  один на  один со
своей  великой тайной. џ был их непризнанной и безответной мечтой.  џ был их
зодчим,  Њоосбруггером  '. џ подошел к реке  и  долго бродил  по мосту среди
нищих,  торговцев  фруктами  и  дешевыми  ювелирными  изделиЯми, наслаждалсЯ
тусклым от водЯной пыли светом и слизывал соленый воздух с губ. Њоре! “плыть
бы сейчас подальше, за горизонт, затерЯтьсЯ в этой безбрежной синеве!
     џ зашел, --  как же все  просто!  -- зашел в бар  пропустить стаканчик.
Љаждый глоток  был как металлическаЯ пластинка  -- прохладный и гладкий. Ѓар
напоминал пещеру, в темноте  виднелсЯ белый  прЯмоугольник -- открытаЯ дверь
на  улицу. ’акое  же заведение могло быть где-нибудь на юге, в  одном из тех
сырых, увЯдших портов, где Я столько раз бывал. ‚ глубине бара, в освещенной
его  части,  несколько  бритоголовых парней  в высоких  шнурованных ботинках
играли   в   бильЯрд.   ары   глухо  стучали,   молодые   люди   вполголоса
переругивались. —ем  не  •огарт: несколько хирургов  без  париков сгрудились
вокруг прозекторского  стола.  Ѓармен, сложив на животе руки  и разинув рот,
смотрел скачки по телевизору, стоЯвшему на высокой полке в углу. ‚ бар вошел
и  остановилсЯ возле  менЯ, тЯжело дыша и  ерзаЯ, какой-то  чахоточного вида
юнец в короткой черной курточке. Џо исходЯщему от него напрЯжению можно было
заключить,  что он здорово не в себе, и у менЯ радостно екнуло  сердце. ќтот
может сделать что угодно,  все, что  угодно.  Ќо дальше слов  дело у юнца не
пошло. "џ прожил здесь тридцать три года, -- заЯвил он с крайним возмущением
в  голосе, -- и  все менЯ боЯтсЯ".  Ѓармен  взглЯнул  на  него  с выражением
приевшегосЯ отвращениЯ  и вновь  вперилсЯ  в экран. ‘иние лошади  в  мертвой
тишине скакали по Ярко-зеленому полю. "€ Я тоже боюсь", --  добавил юнец, на
этот  раз обиженно. ’ут  по телу его  пробежала судорога, он вскинул  плечи,
опустил  голову  и выбросил вверх одну  руку, как будто кто-то укусил его  в
шею.  Џотом  повернулсЯ  и  поспешно  вышел,  прижимаЯ  локтЯми курточку.  џ
последовал  за  ним, оставив  рюмку недопитой.  ‘наружи  в лицо  мне  ударил
ослепительный  свет. —ахоточный  был уже далеко,  Я увидел, как он незаметно
скользит в толпе,  прижав локти к бокам и делаЯ быстрые маленькие шажки,  --
проворный, как  танцор.  Ќичто не  могло его остановить. „аже  в  самой гуще
толпы он мгновенно находил лазейку и ловко нырЯл в нее, не сбавлЯЯ скорости.
…сли  б кому-нибудь  пришло в голову  свЯзать нас  воедино, мы  бы составили
удивительную  пару: он  --  в своей  дешевой  приталенной курточке, и Я -- в
роскошной широкополой  шлЯпе,  с пакетами из дорогого магазина. “гнатьсЯ  за
ним Я был не в силах: через несколько  минут Я  уже тЯжело дышал и обливалсЯ
потом.  ‚ то  же  времЯ  Я испытывал невероЯтный  душевный подъем.  Ћдин раз
чахоточный остановилсЯ  перед витриной  магазина.  ЋстановилсЯ  и  Я  --  на
автобусной  остановке,  не терЯЯ  его  из  виду.  ‚зглЯд  у  него был  такой
напрЯженный, он так  дрожал,  что Я испугалсЯ, как бы он не совершил чего-то
ужасного,  ведь ему ничего не стоило на  кого-нибудь напасть, он мог разбить
витрину и растоптать выставленные там фотоаппараты и косметику. —ахоточный,
     однако,  всего лишь пережидал, пока пройдет очереднаЯ  судорога. ‚ этот
раз  одновременно  с выброшенной  вверх рукой  дернулась  и  нога, как будто
локоть и колено соединЯлись между собой невидимой нитью, а секундой позже он
громко  притопнул  об  асфальт.  ‡атем быстро  оглЯделсЯ по  сторонам  -- не
заметил ли кто-нибудь, после чего, словно бы невзначай, слегка передернулсЯ,
даваЯ этим понЯть, что и предыдущий спазм тоже был случаен, и понессЯ дальше
с той же головокружительной скоростью.  Њне хотелось догнать его, поговорить
с  ним.  ‚от только о  чем?  …стественно,  Я не собиралсЯ выражать  ему свое
сочувствие,  Я его не жалел, -- с моей точки зрениЯ,  в  нем не было ничего,
достойного моей жалости. Ќет, не то Я говорю, он был трогательным существом,
несчастным калекой  и  безумцем. € все же Я не  испытывал состраданиЯ, этого
чувства  он во мне не вызывал. џ испытывал к нему...  как бы  это сказать...
что-то  вроде  братского  расположениЯ,  сильное, проникновенное,  радостное
чувство общности.  Љазалось, нет ничего  проще,  чем подойти  сейчас к нему,
положить руку на его худенькое  плечико  и сказать:  "’оварищ  по несчастью,
дорогой  друг,  compagnon de  miseres!(’оварищ  по несчастью (франц. ).)". Ђ
потому,  когда на  следующем перекрестке  Я, остановившись, стал  искать его
глазами  и не обнаружил, Я испытал самое искреннее и глубокое разочарование.
‚прочем, ему почти  сразу  же  нашлась  замена:  высокаЯ  толстаЯ  девица  с
широкими  плечами и задом,  с большими трубчатыми ногами и  крошечными,  как
передние ноги у свиньи, ступнЯми, вдетыми в белые туфли на высоких каблуках.
Ћна,  как видно, только  что побывала  в парикмахерской, у нее  была  моднаЯ
короткаЯ  прическа  "под   мальчика",  котораЯ  никак   не  вЯзалась  с   ее
исполинскими  размерами.  Ќа  выстриженном  толстом затылке  оставалась  еще
злобнаЯ краснота от фена -- казалось, затылку  за нее стыдно. ‚ид у девицы в
этих  уродливых нелепых  туфлЯх  был  мужественный  и  печальный,  и  Я  бы,
наверное, неотступно следовал за ней весь день, если бы вскоре не потерЯл из
виду  и ее  тоже. Њоей  следующей добычей стал  мужчина с огромным малиновым
пЯтном на лице, потом -- крошечнаЯ женщина,  что везла крошечную собачонку в
кукольной колЯске, потом -- решительный молодой человек, который вышагивал с
таким выражением,  будто  он  никого  вокруг не  видит;  он шел с  застывшим
взглЯдом провидца,  размахиваЯ  руками и  что-то бормоча  себе  под  нос. Ќа
оживленной пешеходной улице менЯ внезапно обступила толпа  чумазых, одетых в
лохмотьЯ нищенок  (моЯ мать  назвала бы  таких "розанчиками"): рыжие волосы,
веснушки  и невероЯтные, бутылочного цвета глаза.  Ћни набросились на менЯ с
Яростной мольбой,  дергаЯ за рукав и громко скулЯ. Љазалось, на  менЯ напала
целаЯ  стаЯ больших диких  птиц. Љогда же Я  попробовал отогнать их, одна из
них сбила у менЯ с головы шлЯпу, а другаЯ ловко выхватила из рук пластиковый
пакет, в котором лежал новый пиджак. ‡атем они  убежали, толкаЯ друг друга и
визгливо хохоча, -- только грубые голые пЯтки замелькали. џ тоже засмеЯлсЯ и
подобрал с земли шлЯпу,  не обращаЯ  вниманиЯ на прохожих, которые,  судЯ по
всему,  сочли мое веселье неподобающим. Џиджака  мне было ничуть не жаль  --
его  потерЯ  каким-то  таинственным образом  согласовывалась с  потерей  его
списанного за негодностью предшественника, -- но мне бы хотелось посмотреть,
куда эти девчонки побежали. џ живо представил себе лачугу из Ящиков и листов
оцинкованного железа на пыльном пустыре, полудохлую собаку, сопливых детей и
пьЯную  каргу, котораЯ что-то помешивает в  дымЯщемсЯ  горшке. Ђ  может,  их
поджидает вовсе не старуха,  а какой-нибудь  ”эджин,  что прЯчетсЯ в сумраке
ветхого заброшенного  зданиЯ,  где летнее солнце с трудом пробиваетсЯ сквозь
плотно  закрытые ставни,  где  под высокими потолками  вьетсЯ пыль и  где за
стенами в  непроницаемой тишине скребутсЯ  крысы:  поскребутсЯ,  затихнут  и
начинают  скрестись опЯть. ’ак  Я  шел некоторое  времЯ, упоенно фантазируЯ,
пока  вдруг не обнаружил  впереди  себЯ человека гигантского роста,  он  был
бледен  как смерть,  ковылЯл  на ватных ногах и опиралсЯ сразу на две палки.
“видев великана, Я устремилсЯ за ним, "взЯв след", точно охотничьЯ собака.
     —то  Я делал, зачем преследовал всех этих людей,  чему  Я хотел  у  них
научитьсЯ? ‚се это было мне неизвестно, да и неинтересно... џ был озадачен и
счастлив, как ребенок, которому разрешили принЯть участие в игре взрослых. џ
часами    металсЯ    по   улицам    и    площадЯм   с    полубессознательной
целеустремленностью пьЯного,  как будто искал на лице города  некий огромный
замысловатый знак,  чтобы кто-нибудь на небесах  смог этот  знак прочесть. џ
попадал в места, о существовании которых
     „аже не подозревал: в кривые закоулки, на огромные заброшенные пустыри,
в тупики  под  железнодорожными  мостами,  где на  вечернем солнце  жарились
припаркованные  автомобили. џ съел гамбургер в  "стеклЯшке" с пластмассовыми
стульЯми и пепельницами из  оловЯнной  фольги -- люди там сидели по одному и
ели с жадностью перепуганных детей,  которых бросили родители. „ень медленно
угасал,  оставлЯЯ размазанный по небу красный с золотом след; ощущение  было
такое, будто идешь  по дну широкой горЯщей реки. Ќа улицы  высыпал  вечерний
люд: девицы  в брюках в обтЯжку и в туфлЯх на высоких  каблуках, мускулистые
парни с устрашающими прическами. ‚ горЯчих, подернутых дымкой сумерках улицы
казались шире,  плоше,  и  машины,  что проносились мимо,  лоснились,  точно
тюлени. Љ —арли Я вернулсЯ поздно, со сбитыми ногами, потный, всклокоченный,
в' сдвинутой набекрень шлЯпе  --  но  с  таинственным ощущением исполненного
долга. Ђ ночью  мне  снилсЯ отец. Ћн  словно  бы впал  в детство:  худенький
мальчик с усами, в  матроске, узкое личико чисто вымыто, волосы расчесаны на
пробор. …го вела  за  руку высокаЯ  темноглазаЯ  дама в  хитоне, с  миртовым
венцом  на голове.  Љо  мне  она  повернулась  с  похотливой снисходительной
улыбкой.
     џ потрЯсен. ‘егоднЯ мой адвокат сообщил  мне  сногсшибательную новость.
Ћбычно наши  беседы  доставлЯют мне  удовольствие, хотЯ  и довольно мрачного
свойства.  ‘идим  мы, как  правило, за квадратным столом в маленькой, душной
комнатке без окон. ‘тены  в комнате мышиного цвета, такого же, как и Ящики с
картотекой. ‘вет из неоновой трубки под потолком обволакивает нас прозрачной
пеленой.  ‘ама  трубка  издает  слабое,  но  непрерывное  гудение.  Џоначалу
господин  адвокат полон  энергии.  Ћн  роетсЯ  в  портфеле, шуршит бумагами,
что-то бормочет. Ћн похож на большого встревоженного медведЯ. Ћн старательно
подбирает  темы  длЯ  разговора: новые аспекты дела, неоднозначнаЯ трактовка
некоторых  законов, чем мы могли бы воспользоватьсЯ, шансы получить хорошего
судью  и прочее в  том же  духе.  ѓоворит он слишком  быстро, спотыкаЯсь  на
каждом  слове, точно  это не  слова, а камни.  ‘о временем, однако, гнетущаЯ
атмосфера действует и на него, и он замолкает. Ћн снимает очки, откидываетсЯ
на стуле и молча  смотрит на менЯ. “ него  на редкость трогательнаЯ привычка
сжимать  переносицу  указательным  и большим  пальцами.  Њне его жалко.  Њне
кажетсЯ, он ко мне искренне расположен, и это, думаю, не только удивлЯет, но
тревожит его самого. Ћн всерьез полагает, что не  оправдывает моих ожиданий,
когда  вот так выдыхаетсЯ и замолкает, но  ведь сказать-то ему действительно
нечего. Њы оба  знаем, что "вышка"  мне  не грозит. Ћн не понимает, почему Я
равнодушен  к своей участи. џ говорю ему, что стал  буддистом. Ћн  осторожно
улыбаетсЯ -- а вдруг Я не шучу? џ развлекаю его историЯми из тюремного быта,
многих  --  длЯ пущей выразительности  --  изображаю;  начальник  тюрьмы,  к
примеру,  выходит  у  менЯ  совсем  неплохо.  ‘меетсЯ  его  честь совершенно
беззвучно,   о  смехе  свидетельствуют  лишь  приподнЯтые  плечи  да  широко
раскрытый рот.
     Љстати, хорошее словечко "вышка". …мкое.
     ‘егоднЯ  Я сразу же  заметил,  что он чем-то  взволнован. Ћн непрерывно
теребил  воротничок рубашки,  кашлЯл, снимал и снова  надевал очки. ‚зглЯд у
него  был какой-то  рассеЯнный.  Ћн  что-то  бубнил о  смысле правосудиЯ, об
осмотрительности судей  и  прочих  пустЯках,  вдаватьсЯ  в  которые  мне  не
хотелось. …му было  настолько не по себе, он  так ерзал  на неудобном, узком
длЯ его  огромного зада тюремном стуле и  так  прЯтал глаза, что  Я с трудом
сдерживал смех. ‚прочем, Я  навострил уши, когда он начал что-то бормотать о
том,  что, дескать, стоило бы  сделать  "признательные показаниЯ",  - и  это
после того, как он потратил столько времени и сил, уговариваЯ менЯ ни в коем
случае  не  признавать  себЯ виновным. Љогда же  Я  указал ему -- и довольно
резко -- на это несоответствие, он  тут же пошел на понЯтный, испуганно шарЯ
глазами  по сторонам. €нтересно, к чему он клонит? Ќадо бы насесть на него и
все выспросить. Ћн же, чтобы отвлечь мое  внимание, нырнул в свой необъЯтный
портфель и выудил оттуда копию материнского завещаниЯ. ’огда Я  еще не знал,
чем  кончилось   дело,  и   проЯвил,   как  нетрудно  догадатьсЯ,   живейшую
заинтересованность. …го честь, Я это сразу заметил, и в этом случае
     испытывал  не  меньшую  неловкость.  Ћн  долго кашлЯл, хмурилсЯ,  читал
второстепенные    пункты     завещаниЯ    (акты    дарениЯ,    обЯзательства
правонаследников, завещательный отказ малой недвижимости)  -- и только потом
перешел  к  делу. џ до сих пор не  могу поверить своим ушам.  ‘тараЯ  стерва
завещала Љулгрейндж этой рыжей девице... как ее?--  „жоанне.  ЉакаЯ-то сумма
завещалась „афне,  какаЯ-то --- на обучение ‚эна,  мне же  мать не оставлЯла
ничего, ровным  счетом  ничего.  “дивлЯтьсЯ  тут,  в  сущности, было нечему,
однако  Я  все-таки удивилсЯ.  „а, менЯ хорошим сыном не  назовешь, но  ведь
другого у  нее не было. …го честь  наблюдал  за мной  с состраданием. "џ вам
сочувствую", --  сказал он.  џ улыбнулсЯ и пожал плечами,  хотЯ сделать  это
было нелегко. Њне хотелось, чтобы он ушел. "—то ж, -- выдавил Я из себЯ,  --
в конце концов, можно понЯть, почему она переписала завещание". Ћн ничего не
ответил.  Ќаступила  какаЯ-то страннаЯ тишина.  Ђ  затем он,  чуть ли  не  с
нежностью,  вручил  мне  документ, и  Я  взглЯнул  на  дату. ‡авещание  было
написано  семь, без малого восемь лет назад. Њать,  стало быть, лишила  менЯ
наследства очень давно, задолго до того, как Я вернулсЯ, чтобы ее опозорить,
ее и весь  свой род. € тут мне с жуткой Ясностью вспомнилось, каким взглЯдом
она смерила менЯ тогда, на кухне в Љулгрейндже. џ вновь Явственно услышал ее
кудахтающий смех. —то ж, Я  рад, что ей понравилась собственнаЯ шутка. утка
получилась и впрЯмь  хоть куда. “дивительно, но Я не держу против нее зла. џ
улыбаюсь, хотЯ, очень может быть, улыбка моЯ больше походит на гримасу. Њать
внесла  свою  лепту в длинный  перечень уроков,  которые  мне еще  предстоит
извлечь.
     …го  честь встал  и, как всегда, расплылсЯ в нежнейшей улыбке,  пытаЯсь
скрыть  облегчение, которое он испытывает перед уходом. џ смотрел,  как он с
трудом  влезает в свою  синюю куртку,  накидывает на шею  красный  шерстЯной
шарф. €ногда, когда он только приходит, от его одежды исходит едва заметный,
неуловимый  запах  улицы,  и  Я  вдыхаю  этот  запах  с  таким  неизъЯснимым
наслаждением, будто это самые дорогие духи на свете. "Љак там?" -- спросил Я
его  в этот  раз.  Ћн  ничего  не ответил  и покосилсЯ  на менЯ с  некоторым
беспокойством -- вероЯтно  решив,  что менЯ интересует картина в целом, а не
только  погода; что Я забыл, как выглЯдит мир. "ЉакаЯ погода?" -- поЯснил Я.
"Ђх, погода! -- ‹ицо его  проЯснилось. Ћн пожал плечами. --  Ќичего хорошего
-- серо,  уныло". € Я тут же представил себе клонЯщийсЯ к вечеру  ноЯбрьский
день,  тусклый блеск мокрого асфальта, дети, разрозненными группами бредущие
из школы, грачи, что,  кругами взмываЯ вверх и падаЯ вниз, носЯтсЯ  в рваных
облаках,  и  тусклое золотое небо  на фоне голых,  почерневших  веток. Љак Я
любил эту  пору,  когда  погода особенно строптива  и  непредсказуема, когда
природа  живет своей жизнью, как будто никто  ее не замечает, никому  нет до
нее  дела. ‚ижу себЯ мальчишкой; Я бесцельно  бреду по мокрой дороге, толкаю
перед собой камешек и строю далеко идущие планы. Џомню, через дубовую рощу в
миле  от дома проходила  тропинка,  по которой, если  идти  по ней до конца,
можно было добратьсЯ  до Љулгрейнджа.  Љакие же зеленые там  были  тени, как
незаметно вилась в траве тропинка, какой тревожной казалась тишина вокруг! €
всЯкий раз,  выходЯ из  автобуса, Я  говорил  себе:  "‚  следующий раз, уж в
следующий раз  обЯзательно!" Ќо в  следующий  раз Я  либо  спешил, либо  уже
смеркалось, либо просто  не  хотелось идти другой  дорогой  -- и  Я  выбирал
привычный  маршрут, пока наконец  и вовсе не  перестал пользоватьсЯ потайной
тропой. ’еперь же упущенного не вернешь.
     —тобы отвлечьсЯ, Я  произвожу  в уме  расчеты и прихожу  к неожиданному
выводу, что в доме —арли Я провел, оказываетсЯ, никак не больше десЯти дней:
с  того  памЯтного  летнего  днЯ (а  вернее,  ночи) до  последнего, не менее
памЯтного, днЯ в июне. „есЯть, правильно? Џо тридцать ведь  дней в сентЯбре,
апреле,  июне  -да, значит,  десЯть.  €ли девЯть.  ‚о всЯком  случае, девЯть
ночей. Ќо когда, спрашиваетсЯ, кончаетсЯ день и начинаетсЯ ночь, и наоборот?
€ почему, собственно, ночи считать легче, чем дни? Ќет, такаЯ арифметика мне
всегда тЯжело давалась. —ем  проще цифры,  тем чаще Я сбиваюсь со счета. Љак
бы  то ни было, у —арли  ”ренча,  чье гостеприимство и  доброту  Я  вовсе не
ставлю  под  сомнение,  Я прожил  примерно  десЯть  дн