дке вещей  ждать  в  надежде
сердца того днЯ, когда спадут с женщин  социальные  и  политические  цепи  и
свобода человеческаЯ сразу вырастет вдвое.
     Ќарод всего мира, установи равенство до пределов твоей  великой  жизни.
“станови  ђеспублику  республик,  -  иными   словами,   установи   на   всем
пространстве, где ты дышишь, общественное и  открытое  руководство  внешними
делами, установи единый закон: о труде, производстве, торговле.
     ’ак   называемаЯ   нераздельнаЯ   общность    национальных    интересов
распадаетсЯ при малейшей попытке это проверить. ‘уществуют  только  интересы
индивидуумов и единый общий интерес. Љогда говорЯт  "Я"  -  это  значит:  Я;
когда говорЯт  "мы"  -  это  значит:  люди.  €  до  той  поры,  пока  единаЯ
ђеспублика не охватит весь  мир,  всЯкие  национальные  раскрепощениЯ  будут
лишь зачинаниЯми и сигналами подлинного освобождениЯ.
     €так, ты разоружишь  страны,  ты  придашь  идее  родины  то  социальное
значение,  которое  она  должна  иметь.  ’ы  уничтожишь  военные  границы  и
экономические и торговые заставы, - они еще  вреднее.  Џротекционизм  вносит
насилие в развитие труда; в нем гнездитсЯ та  же  гибельнаЯ  неустойчивость,
что  и  в  милитаризме.  ’ы  уничтожишь   все   то,   что   оправдывают   во
взаимоотношениЯх народов  и  что  в  отношениЯх  между  индивидуумами  носит
название  убийства,   грабежа,   конкуренции   нечестными   средствами.   ’ы
уничтожишь конфликты не столько прЯмыми мерами надзора  и  порЯдка,  сколько
уничтожением причин, порождающих конфликты.  Ђ  главное,  ты  их  уничтожишь
потому, что делать это всюду будешь ты, один ты: ведь силы твои неодолимы  и
твое Ясное сознание не осквернено корыстью.  ’ы  не  объЯвишь  войны  самому
себе.
     ’ебЯ не запугают древние заклинаниЯ и  храмы.  ’вой  гигантский  разум,
перестроив понЯтие родины, свергнет идола, душившего  своих  почитателей.  ‚
последний раз ты  отдашь  честь  знаменам.  ‘тарому  энтузиазму,  баюкавшему
ребЯчество дедов, ты спокойно  скажешь  решительное  прости.  ‚  прошлом  во
времена кровавых бедствий бывали трогательные часы. Ќо истина выше всего,  и
на земле так же не существует границ, как и на море!


     ЊироваЯ ђеспублика есть неизбежное следствие равенства права на  жизнь.
€сходЯ из понЯтиЯ равенства, приходишь  к  идее  интернационализма.  …сли  к
этому не приходишь, значит, путь мышлениЯ шел  не  по  прЯмой.  ’е,  которые
исходЯт из противоположных понЯтий: бог, божественное право пап,  королей  и
дворЯн, авторитет, традициЯ,  -  приходЯт  фантастическими  путЯми,  но  без
погрешностей  против  логики,  к  противоположным   выводам.   Ќадо   твердо
запомнить, что в наше времЯ существуют  лишь  две  противостоЯщие  доктрины.
‚се подчинено разуму, который искалеченное и раненное в  глаза  человечество
обоготворило в облаках.


        x x x

     ’ы уничтожишь право мертвецов, преемственность  какой  бы  то  ни  было
власти по праву наследованиЯ - право наследованиЯ  на  всех  своих  ступенЯх
несправедливо: в него внедрЯетсЯ традициЯ, это - покушение на строй труда  и
равенства. ’руд - великий гражданский долг, который  каждый  и  каждаЯ,  без
исключениЯ, должны выполнЯть под страхом морального падениЯ. ќто  разделение
труда  сделает  труд  посильным  длЯ  каждого  и  не   даст   ему   пожирать
человеческие жизни.


     ’ы не допустишь права собственности государств на колонии,  испЯтнавшей
карту обоих полушарии и не оправдываемой никакими разумными  основаниЯми,  и
ты уничтожишь это коллективное рабство. ’ы сохранишь  существование  частной
собственности лишь в малых размерах - в форме трудовой собственности  живых.
ќто будет вполне справедливо, потому  что  в  нашем  человеческом  состоЯнии
потребность в собственности нам свойственна  и  потому  что  бывают  случаи,
когда право собственности неотъемлемо от самого права; и любовь  к  вещам  -
такое  же  чувство,  как  и  любовь  к  живым  существам.  –ель   социальной
организации не в том, чтобы уничтожить чувства и радость жизни,  но  в  том,
чтобы способствовать их расцвету, в пределах, не причинЯющих ущерба  другим.
‘праведливо наслаждатьсЯ тем, что Явно заработано своим трудом. €  уже  одна
эта разумнаЯ постановка вопроса обрушиваетсЯ на  старый  порЯдок  вещей  как
проклЯтие.
     €згони  повсюду  и  навсегда  дурных  учителей  из  школы.  Ћбразование
постоЯнно обновлЯет цивилизацию. €нтеллект ребенка -  большаЯ  ценность,  он
должен  быть  под  охраной  общества.  ‘таршие  в  семье  также  не   вольны
обрабатывать по своей прихоти неведение,  с  которым  молодость  вступает  в
жизнь;  никто  не  давал  им  этой  свободы  против  свободы.   ђебенок   не
принадлежит душой и телом родителЯм;  ребенок  -  личность,  и  уши  терзает
кощунство - пережиток деспотических римских традиций -  кощунство  тех,  кто
говорит о своих убитых на войне  сыновьЯх:  "џ  отдал  своего  сына".  †ивое
существо нельзЯ отдать - мыслЯщее существо прежде всего принадлежит разуму.
     Ќи  одной  школы,  где  насаждают  идолопоклонство,  где  будущие  воли
выращиваютсЯ в страхе несуществующего бога, в  традициЯх  и  шовинистическом
политеизме, не должно больше существовать.  Ќигде  ни  единого  учебника,  в
котором все самое ненавистное и унизительное в  прошлом  народов  наделЯетсЯ
невесть каким обаЯнием.  ’олько  всеобщие  истории,  только  общие  черты  и
вершины, свет и тени хаоса, вот уже шесть тысЯч  лет  отмечающие  путь  двух
миллиардов людей.
     ’ы уничтожишь повсюду  публичное  исповедание  культов,  ты  упразднишь
черные одежды свЯщенников. Џусть  каждый  верующий  хранит  свою  религию  в
себе, и пусть свЯщенники остаютсЯ в  пределах  стен.  ’ерпимо  относитьсЯ  к
заблуждению - еще большее заблуждение.
     ’е, которые объЯвили мораль  •риста  своим  достоЯнием  и  сфабриковали
религию, - отравили истину и, помимо того, за две тысЯчи лет  доказали,  что
они свои кастовые интересы ставЯт  выше  свЯщенного  закона  добра.  Ќикакие
слова, никакие цифры не смогут никогда дать представление о том,  какое  зло
церковь причинила людЯм. Љогда она сама не угнетала и силой не  поддерживала
мрак,  она  поддерживала  своим  авторитетом  угнетателей  и   освЯщала   их
действиЯ; и поныне еще она всюду тесно свЯзана с теми, кто не  хочет  власти
неимущих. Љак шовинисты напевают о сладости семейной  колыбели,  подготовлЯЯ
войны,  так  и  церковь  взывает  к  поэзии  …вангелий;  но  церковь   стала
аристократической  партией,  подобной  другим  партиЯм,  и  каждое  крестное
знамение - пощечина •ристу. ‹юбовь к родной земле превратили в  национализм,
а из €исуса сделали иезуита.


     ’олько  величие  €нтернационала  позволит  наконец  вырвать  с   корнем
закоснелые заблуждениЯ, умноженные, запутанные  и  упроченные  национальными
перегородками.  ЃудущаЯ  хартиЯ  -  приметы  которой  смутно  намечаютсЯ,  и
предпосылками которой служат великие  моральные  принципы,  поставленные  на
свое место, и опора которой коренитсЯ в массах,  тоже  поставленных  наконец
на свое место, - принудит газеты использовать все свои  возможности.  ѓоворЯ
Языком юным, простым и скромным, она  объединит  народы  -  пленников  самих
себЯ. Ћна  уничтожит  гнусную  путаницу  судебной  процедуры  с  ее  травлей
человека и даже изгонит из  суда  адвокатов,  вносЯщих  в  Ясный  и  простой
механизм правосудиЯ дипломатию  и  мелодраматические  приемы  краснобайства.
‘праведливый должен решитьсЯ сказать, что  в  судах  нет  места  милосердию:
величие логики приговора,  осуждающего  виновного  ради  устрашениЯ  каждого
потенциального преступника (но не ради какой-либо иной цели), - выше  самого
прощениЯ.  ‚  силу  этой  хартии  закроют  кабаки,  запретЯт  продажу  Ядов,
обуздают торгашей, готовых погубить в мужчинах и юношах красоту  будущего  и
царство разума. € вот какаЯ представлЯетсЯ глазам моим заповедь,  высеченнаЯ
на скале:  твердый  закон,  обЯзанный  карать  неуклонно  всех  расхитителей
общественной собственности, всех  крупных  и  мелких  циников  и  лицемеров,
которые по  своему  положению  или  профессии  эксплуатируют  несчастье  или
спекулируют на нужде. Ќадо выработать новую иерархию  ошибок,  проступков  и
преступлений: истинную.
     Ќикто  не  подозревает,  какую  можно   создать   красоту!   Ќикто   не
подозревает, какую пользу могли бы извлечь из  расточаемых  сокровищ,  каких
высот   может   достичь   возрожденнаЯ   человеческаЯ   мысль,    заблудшаЯ,
подавленнаЯ,   постепенно   удушаемаЯ   постыдным    рабством,    проклЯтием
заразительной необходимости вооруженных нападений и оборон  и  привилегиЯми,
унижающими человеческое достоинство; никто не  подозревает,  что  она  может
открыть в будущем и перед  чем  преклонитсЯ.  Џри  верховной  власти  народа
литература и искусство, симфоническаЯ форма  которых  едва  еще  намечаетсЯ,
приобретут   неслыханное   величие,   как,   впрочем,   и   все   остальное.
Ќационалистические группировки культивируют узость и  невежество  и  убивают
самобытность,  а  национальные  академии,  авторитет  которых  покоитсЯ   на
неизжитых суевериЯх, - лишь пышное обрамление развалин:  куполы  €нститутов,
вблизи как  будто  величественные,  просто  смешны,  как  колпаки,  которыми
гасили  свечи.  Ќадо  расширЯть,   интернационализировать   неустанно,   без
ограничениЯ, все, что только возможно. Ќадо разрушить преграды,  пусть  люди
увидЯт  Яркий  свет,  великолепные  просторы;  надо  терпеливо,   героически
расчистить путь от человека к  человечеству:  он  завален  трупами  идей,  и
каменные изваЯниЯ заслонЯют  дугу  далекого  горизонта.  „а  будет  все  это
преобразовано по законам простоты!  ‘уществует  только  один  народ,  только
один народ!


        x x x

     …сли ты это сделаешь, ты сможешь сказать, что в тот  момент,  когда  ты
сорганизовал  свои  силы  и  принЯл  решение,  ты  спас  род   человеческий,
насколько это возможно на земле. ’ы не кузнец счастьЯ. ‘офисты  не  запугают
нас, проповедуЯ покорность и бездействие, под  тем  предлогом,  что  никакие
социальные перемены не принесут счастьЯ; пусть их  играют  этими  серьезными
вопросами. ‘частье - часть внутренней жизни: это  сокровенный,  личный  рай,
нечаЯнное  или  гениальное  озарение,  неприметно  рождающеесЯ  из  близости
людей, и это также - чувство славы. Ќет, оно не в твоих руках и, значит,  ни
в чьих.  Ќо  чтобы  построить  укромный  дом  счастьЯ,  человеку  необходима
спокойнаЯ и  организованнаЯ  жизнь;  а  смерть  -  страшное  соприкосновение
преходЯщих событий с глубинами нашего "Я".  Њир  внешний  и  мир  внутренний
различны по своей природе, но они свЯзаны покоем и смертью.


     —тобы мудро завершить великий труд,  чтобы,  как  статую,  изваЯть  все
здание, не строй ничего в  расчете  на  невозможные  изменениЯ  человеческой
природы, не жди ничего от состраданиЯ.
     Њилосердие - преимущество, оно должно исчезнуть.  ‚прочем,  как  нельзЯ
любить незнакомцев, так нельзЯ и сострадать им. Њысль  человеческаЯ  создана
длЯ  бесконечности;  сердце  -  нет.  —еловек,  переживающий  по-настоЯщему,
сердцем, а не только разумом, страдание людей, которых  он  не  видит  и  не
знает, - это человек с болезненной  чувствительностью,  и  служить  примером
длЯ  обобщениЯ  он  не  может.  Ћскорбление  разума  терзает   мысль   более
плодотворно. Љак ни проста социальнаЯ наука, она - геометриЯ.  Ќе  допускай,
чтобы слово "гуманность" приобретало сентиментальный  смысл,  и  скажи,  что
проповедь  братства  и  любви  -  напрасна;  слова  эти   терЯют   силу   от
столкновениЯ с  большими  числами.  —еловечество  нельзЯ  прижать  к  своему
сердцу. ‚  беспорЯдочном  смешении  чувств  и  идей  всегда  скрыта  утопиЯ.
‘олидарность  и  взаимность  -  интеллектуальны.  ‡дравый   смысл,   логика,
методическаЯ   суровость,   нерушимый   порЯдок,   неуклонное,   беспощадное
совершенствование Ясности!
     ‚зволнованный, из глубины своей бездны, Я громко произнес эти  слова  в
тишине. ЊоЯ великаЯ мечта слилась, словно  в  „евЯтой  симфонии,  с  голосом
самой судьбы.


        x x x

     џ облокотилсЯ на подоконник. ‘мотрю в ночь, нависшую над землей и  надо
мной, хотЯ Я - только Я, а она - ночь бесконечнаЯ. Њне кажетсЯ,  что  Я  все
теперь понЯл. ‚ещи свЯзаны между собою; они освободЯт  одна  другую,  и  все
придет в порЯдок.
     Ќо Я снова испытываю горчайшую из своих  тревог:  Я  боюсь,  что  массы
удовольствуютсЯ  мелкими  подачками,  которые  им  бросЯт  повсюду...  —тобы
помешать народу сначала понЯть, а  затем  хотеть,  враги  вооружатсЯ  против
него своим цепким и изощренным могуществом. ‚  день  победы  его  опьЯнЯт  и
ослепЯт, вложат в его уста крик,  почти  сверхчеловеческий:  "Њы  освободили
человечество,  мы  -  солдаты  Џрава!"  -  не  разъЯснЯЯ,   какие   огромные
обЯзательства и созидающий гений таит в  себе  подобное  утверждение,  какое
оно таит уважение к великим народам, кто бы они ни были, и  благодарность  к
тем,  которые  стараютсЯ  освободитьсЯ.  ‘нова  вернутсЯ  к  своей  извечной
миссии: ослаблЯть великие сознательные силы и отвлекать их от  цели.  Ќачнут
взывать к единению, миру, терпению,  оппортунизму,  указывать  на  опасность
слишком быстрых перемен или на  опасность  вмешиватьсЯ  в  дела  соседей,  -
прибегнут к любым софизмам в этом же духе. ЏостараютсЯ высмеЯть и  опорочить
тех,   кого   подкупленные   газеты   называют   мечтателЯми,    фанатиками,
предателЯми; снова пустЯт в  ход  все  свои  старые  талисманы.  Ќесомненно,
предложат установить международное право  и  под  модными  словами  протащат
официальные пародии на  справедливость,  которые  когда-нибудь  рухнут,  как
театральные  декорации,  ибо  это  будет  урезанное  право   с   несколькими
ребЯческими оговорками ж  чудовищным  попустительством,  похожее  на  кодекс
чести  бандитов.  ‡ло,  обезвреженное  в  странах  Явной  автократии,  будет
созревать  в  мнимых  республиках,  в   странах,   будто   бы   либеральных,
маскирующих свою игру. “ступки народу дадут  возможность  обрЯдить  в  новые
одеЯниЯ старую, прогнившую автократию  и  продлить  ее  существование.  Ћдин
империализм сменит другой и заклеймит железом будущие поколениЯ. ‘олдат,  из
какой  бы  страны  ты  ни  был,  памЯть  о  тебе  попытаютсЯ   стереть   или
использовать, исказив истину; но  забвение  истины  -  перваЯ  форма  твоего
несчастьЯ! „а не будут против тебЯ ни поражение, ни победа. ’ы выше  и  того
и другого, потому что ты - весь народ.


        x x x

     Ќебеса населены звездами; гармониЯ эта окрылЯет разум и влечет мысль  к
волнующей идее целого, но что она дарует нам - надежду или сомнение?
     Њы в сумерках мира. Ќадо знать, проснемсЯ ли мы  завтра.  Ќам  помогает
лишь одно: мы знаем, из чего создана ночь. Ќо сумеем  ли  мы  сообщить  нашу
Ясную веру, ведь глашатаи ее всюду в меньшинстве, и даже самые  обездоленные
жертвы  ненавидЯт  и  называют  утопией  единственный  неутопический  идеал!
Ћбщественное мнение,  переменчивое  и  покорное  воле  ветров,  скользит  по
поверхности  народов  и  наделЯет  гибкими  убеждениЯми  и  гибкой  совестью
большинство людей. Ћно обрушиваетсЯ на глашатаев и  кричит  о  свЯтотатстве,
потому что ему открывают, в его же собственных смутных мыслЯх, то,  что  оно
не сумело в них разглЯдеть; оно кричит, что мысль его  искажают,  но  нет  -
мысль расшифровывают.


     џ не боюсь, как боЯтсЯ  многие  и  как  Я  сам  когда-то  боЯлсЯ,  быть
поруганным и растерзанным.  џ  не  ищу  длЯ  себЯ  самого  ни  уважениЯ,  ни
признательности. Ќо Я не  хотел  бы,  чтобы  люди,  если  Я  дойду  до  них,
проклЯли менЯ. Џочему же не хочу, если Я не боюсь? …динственно  потому,  что
Я убежден в своей правоте. џ убежден в принципах,  которые  вижу  в  истоках
всего: справедливость, логика, равенство - все это  величайшие  человеческие
истины, воплощенные в недрах жизни, в  эксплуатируемых  массах,  и  контраст
между ними и "истиной", осуществлЯемой теперь, - чудовищный, и  Я  хотел  бы
призвать всех  вас  и  передать  вам,  как  приказание  и  как  мольбу,  эту
уверенность,  переполнЯющую  менЯ  трагической  радостью.   Ќет   нескольких
способов достигнуть этой уверенности и свЯзать жизнь с истиной: есть  только
один способ - прЯмота. Џерестроить порЯдок вещей верховным  контролем  мысли
и отдатьсЯ безграничной смелости разума. џ такой же человек, как  и  другие,
такой же, как вы все. ‚ы, которые, слушаЯ менЯ, покачаете головой и  пожмете
плечами, мы двое, мы все - почему мы так чужды друг другу,  когда  мы  вовсе
не чужие?


     џ верю, невзираЯ ни на что,  в  победу  истины.  џ  верю  в  значимость
отныне ощутимую, тех немногих  людей,  подлинно  братьев,  которые  во  всех
странах мира, среди свистоплЯски разнузданных национальных  эгоизмов,  стоЯт
неколебимо, как  великолепные  статуи  права  и  долга.  Ћтныне  Я  верю,  Я
убежден,  что  новое  общество  будет   построено   на   этом   человеческом
архипелаге. „аже если нам суждено страдать еще долгое  времЯ,  идеЯ,  как  и
сердце человеческое, уже не приостановит своего биениЯ, не перестанет  жить,
и волю, уже проЯвлЯющую себЯ, нельзЯ будет сокрушить.
     џ возвещаю  неминуемое  пришествие  мировой  ђеспублики.  Ќи  временнаЯ
реакциЯ, тьма и террор, ни трагическаЯ трудность  всколыхнуть  мир  сразу  и
всюду не помешают осуществлению истины €нтернационала.  Ќо  если  силы  тьмы
окажут упорное сопротивление,  если  предостерегающие  голоса  затерЯютсЯ  в
пустыне, о, народы, неутомимые жертвы позорной €стории,  Я  взываю  к  вашей
справедливости, к вашему гневу. Ќад расплывчатыми  дискуссиЯми,  заливающими
кровью побережьЯ, над  пиратскими  нападениЯми  на  корабли,  над  обломками
кораблекрушений и рифами,  над  дворцами  и  монументами,  воздвигнутыми  на
песке,  Я  вижу  приближение  великого  прилива.  €стина  революционна  лишь
потому, что заблуждение беспорЯдочно. ђеволюциЯ - это порЯдок.


        XXIII

        ‹€–ЋЊ Љ ‹€–“

     ‘квозь стекло - Я часто подхожу к окнам - смотрю на улицу. ‡атем иду  в
комнату Њари, оттуда  видны  полЯ.  Љомната  узенькаЯ;  проходЯ  к  окну,  Я
задеваю тщательно прибранную постель, и она на секунду занимает  мою  мысль.
Љровать - вещь, котораЯ никогда не  кажетсЯ  холодной,  неодушевленной;  она
живет отсутствием.
     Њари хлопочет внизу, Я слышу, как она передвигает мебель,  задевает  ее
щеткой, и стучит совочком о ведро,  когда  сбрасывает  сор.  Ћбщество  плохо
организовано, если обрекает почти всех женщин на  положение  служанок.  Њари
не хуже менЯ ничем, но она растрачивает жизнь, убираЯ  мусор,  сгибаЯсь  над
пылью, вдыхаЯ горЯчий жар и копоть в темных закоулках дома.  џ  находил  все
это естественным. ’еперь Я думаю, что это неестественно.
     џ не слышу шума, Њари кончила уборку. Ћна подымаетсЯ  наверх,  подходит
ко мне. Њы ищем друг друга и ловим каждую минуту,  чтобы  быть  вместе;  так
повелось с того днЯ, когда нам Ясно  стало,  что  мы  друг  друга  не  любим
больше!
     Ћпершись о подоконник друг подле  друга,  смотрим,  как  угасает  день.
‚идны дома на окраине  города,  у  выхода  в  долину:  низенькие  домики  за
оградами,  дворы,  сады,   застроенные   лачугами.   Ћсень   вернула   садам
прозрачность и, обнажив деревьЯ и живые изгороди, обратила их в  ничто;  все
же, здесь и там, она великолепно расцветила листву. Ќе пейзаж нас  увлекает.
Ќам нравитсЯ отыскивать каждый домик и пристально его разглЯдывать.
     „омики предместьЯ невелики и небогаты; но вот над  тем  домиком  вьетсЯ
дым и наводит на мысль об умершем дереве, оживающем в очаге,  и  о  рабочем,
сидЯщем пред очагом; наконец-то руки его познали отдых. Ђ вот этот,  хоть  и
неподвижен, ходуном ходит от детворы: ветерок рассыпает ее смех и как  будто
с ним играет; на песчаных прогалинах частые  следы  детских  ног.  Џровожаем
глазами письмоносца, который возвращаетсЯ домой, он справилсЯ  героически  с
работой и завершает свой долгий путь; целый день  разносил  он  письма  тем,
кто их ждет, а теперь несет самого себЯ своим  близким,  которые  также  его
поджидают: семьЯ знает цену отцу; он толкает калитку, входит  в  палисадник,
наконец-то у него пустые руки!
     ‚доль  старой  серой  стены  бредет  старик  ќйдо,  неутешный   вдовец;
неотвЯзнаЯ, невеселаЯ мысль, которой он одержим, замедлЯет  его  шаг;  и  он
занимает больше места, чем, казалось бы, должен был занимать. Ќавстречу  ему
идет женщина; в сумерках быстраЯ, легкаЯ поступь изобличает  и  подчеркивает
ее молодость. ќто Њина. Ћна идет на свидание. Ћна накрест стЯнула косынку  и
прижимает ее к сердцу; чувствуешь, как расстоЯние ласково сокращаетсЯ  перед
ней, а она бежит, чуть согнувшись, и улыбаетсЯ сочным ртом.
     ‘умрак постепенно сгущаетсЯ. ’еперь видны только белые предметы:  новые
части  домов,  стены,  широкаЯ  дорога,  свЯзаннаЯ  с   другой   тропинками,
исчертившими черное поле, глыбы  белых  камней,  похожих  на  кротких  овец,
водопой, отсвет которого неожиданно белеет  в  темной  низине.  ‡атем  видны
только светлые предметы:  пЯтна  рук,  лиц,  -  вечером  лица  видны  долго,
дольше, чем полагалось бы по логике вещей, и кажутсЯ фантастическими.
     ‘осредоточенные,  возвращаемсЯ  мы  в  комнату,  садимсЯ:  Я  на   край
кровати, она - на стул у раскрытого окна, спиной к перламутру неба.
     Ћна думает о том же, о  чем  и  Я,  потому  что,  обернувшись  ко  мне,
говорит:
     - Ђ мы?..


        x x x

     Ћна вздыхает. …е преследует какаЯ-то мысль. Ћна хочет  молчать,  но  ей
надо высказатьсЯ.
     - Ќе любим больше, - говорит она, подавленнаЯ огромностью того,  о  чем
она говорит. - Ќо любили, и Я хочу снова увидеть нашу любовь.
     Ћна встает, открывает шкаф, достает Ящичек, садитсЯ. Ћна говорит:
     - ‚от они! ‚от наши  письма.  Ќаши  письма,  наши  чудесные  письма!  -
говорит она. - Њожно смело сказать - они  не  сравнимы  ни  с  чьими...  Ћни
известны нам наизусть, но хочешь, мы их перечитаем? —итай  ты,  еще  не  так
темно, дай мне взглЯнуть, как мы были счастливы.
     Ћна протЯгивает Ящичек, где хранЯтсЯ письма,  которые  мы  писали  друг
другу, когда были влюблены.
     - ‚от, - говорит она, - твое первое письмо.  Џервое  ли?  „а...  Ќет...
—то ты там говорил?
     Ѓеру письмо, читаю  про  себЯ,  затем  вслух.  ‚  письме  говорилось  о
будущем: "Љак мы будем счастливы позже!"
     Ћна придвигаетсЯ, наклонЯет голову, читает дату и тихо говорит:
     - ’ысЯча девЯтьсот второй... ’ринадцать лет как  это  письмо  умерло...
’ак  давно...  Ќет,  недавно...  Ќеизвестно  что  должно  было  быть.  —итай
другое...
     џ перебираю письма. ‘коро открываетсЯ, как ошибались  мы,  говорЯ,  что
они известны нам наизусть. Ќа одном нет даты:  только  день  -  понедельник;
тогда казалось, этого  было  достаточно.  ‘ейчас  это  -  анонимное  письмо,
затерЯвшеесЯ среди других и ненужное.
     - Ќе помню больше наизусть, - сознаетсЯ Њари. - ‚спомнить себЯ...  …сли
бы можно было все это сохранить в памЯти!


        x x x

     —тение это напоминало чтение книги, уже прочитанной  когда-то.  Ћно  не
могло воскресить прилежных и отрадных часов, когда двигалось перо, а  вместе
с ним слегка и губы. ЃеспорЯдочно, с глубокими провалами,  оно  воссоздавало
событиЯ, пережитые на земле другими: другими, которыми были мы. ‚  одном  из
писем Њари говорилось о будущих ласках. Ћна пробормотала:  "’а,  что  писала
это письмо, осмелилась говорить так!" Ќо она не покраснела и не смутилась.
     ‡атем она покачала головой и сказала жалобно:
     - —его только не носим мы в себе помимо нашей воли! ЉакаЯ  сила  должна
быть в человеке, чтобы настолько все позабыть!..
     Ћна начинала смутно угадывать глубину  пропасти  и  отчаиватьсЯ.  ‚друг
она перебивает:
     - „овольно! Ќемыслимо перечитывать. Ќеизвестно, что там  еще  написано.
„овольно! Ќе отнимай у менЯ обольщений.
     Ћна говорила,  как  та  жалкаЯ  сумасшедшаЯ  бродЯжка,  и  совсем  тихо
добавила:
     - “тром, когда Я открыла Ящичек с письмами, оттуда вылетела моль.
     Ќа минуту прекращаем чтение и смотрим на письма. Џрах  жизни!  ’о,  что
вспоминаешь, - почти ничто. ‚оспоминаниЯ переживают нас, но они  тоже  живут
и умирают. ќти письма, эти засохшие цветы, эти обрывки  кружев  и  бумаги  -
что это? —то остаетсЯ вокруг этих суетных предметов? Њы оба  держим  Ящичек.
’ак мы целиком умещаемсЯ в ладонЯх наших рук.


        x x x

     € все же  продолжаем  читать.  Ћдин  конверт  надорван...  џ  было  его
отбросил, но почувствовал, что все это неповторимо, мне  жаль  письма,  и  Я
его спасаю.
     Џродолжаем читать.
     Ќо нечто странное  понемногу  ширитсЯ  и  горестно  изумлЯет  нас:  все
письма говорЯт о будущем.
     ‘колько бы Њари ни говорила: "„альше... „ругое..." -  в  каждом  письме
говорилось: "Љак мы будем любить друг друга позже, когда наша  жизнь  станет
общей... Љак хороша будешь ты, когда все времЯ будешь со  мной...  Џозже  мы
поедем путешествовать, позже мы осуществим этот план, позже..."
     Њы только об этом и говорили!
     Ќезадолго  до  свадьбы  говорилось,  что  вдали  друг   от   друга   мы
растрачиваем дни и что мы несчастны.
     - —то ты, - говорит Њари с каким-то ужасом, - неужели так  и  написано?
Ђ дальше, дальше...
     „альше в письме, от которого ожидалось все, говорилось:
     "‘коро мы не будем больше расставатьсЯ. Ќаконец-то начнетсЯ  жизнь!"  -
и говорилось о рае, о будущем...
     - Ђ дальше?
     - „альше ничего больше нет: это последнее письмо.


        x x x

     Ќичего больше нет. Љак театральнаЯ развЯзка, котораЯ вскрывает  истину.
Ќичего нет общего между  раем  ожидаемым  и  потерЯнным  раем.  Ќичего  нет,
потому что всегда жаждут того, чего  не  имеют.  ЌадеешьсЯ,  потом  жалеешь.
ЌадеешьсЯ  на  будущее,  потом  бежишь  в  прошлое  и,  украдкой,   страстно
начинаешь сожалеть о прошлом! „ва чувства, самые сильные  и  самые  живучие,
надежда  и  сожаление,  оба  опираютсЯ  на  небытие.  Џросить,  просить,  не
получать! —еловечество точь-в-точь как нищета.  ‘частью  нет  времени  жить;
действительно, нет времени, чтобы исчерпать то, что есть. ‘частье - это  то,
чего нет, и все же, в какой-то день, его уже не существует!
     џ вижу, она опустилась на стул, вздыхает, мечетсЯ, раненнаЯ насмерть.
     џ беру ее за руку, как недавно. ѓоворю, чуть смущенно и наудачу:
     - ‹юбовью тел не исчерпываетсЯ любовь.
     - ќто любовь! - отвечает Њари.
     џ не отвечаю.
     - Ђ-а! - говорит она. -  Њы  пытаемсЯ  играть  словами,  но  от  истины
укрытьсЯ нельзЯ.
     - €стина!.. џ скажу тебе, чем Я был на самом деле...


        x x x

     Ќагнувшись к ней, Я не мог удержатьсЯ, чтобы не сказать, не  выкрикнуть
это  громким  и  дрожащим  голосом.  Ќе  сейчас  стала  назревать   во   мне
трагическаЯ  форма  моего  нечаЯнного  признаниЯ.  ЊенЯ  обуревало  какое-то
безумие искренности и простоты.
     € Я разоблачаю перед ней мою жизнь,  протекавшую  все  же  рЯдом  с  ее
жизнью; всю мою жизнь, со всеми грехами и грубостью. џ открываюсь перед  ней
в своих желаниЯх, потребностЯх, падениЯх.
     Ќикогда не обрушивалась на женщину исповедь более  откровеннаЯ.  „а,  в
совместных судьбах мужчин и женщин, чтобы не лгать, надо  быть  чуть  ли  не
безумцем. џ ворошу прошлое, перечислЯю похождениЯ, сменЯвшие одно другое,  и
даже неудавшиесЯ. џ был обыкновенным человеком, не хуже, не лучше других,  -
вот Я, вот мужчина, вот любовник.


     џ вижу, она привстает в этой  маленькой,  вдруг  потускневшей  комнате.
Ћна боитсЯ истины! Ћна смотрит  на  менЯ,  как  смотрЯт  на  свЯтотатца.  Ќо
истина овладела мной и не может больше менЯ освободить. џ вызываю  в  памЯти
то, что было: и та, и эта, и все те, кого Я любил, не  потрудившись  никогда
узнать того, что  каждаЯ  приносила  мне,  приносЯ  свое  тело.  €  свирепый
эгоизм, который ничто не утолЯло, и  дикость  моей  жизни  рЯдом  с  ней.  џ
говорю все, даже не пытаЯсь ослабить удары, умолчать о грубых  подробностЯх,
словно выполнЯЯ до конца жестокий долг.
     Ћна то шепчет, как бы вздыхает: "џ это знала". ’о, чуть  ли  не  рыдаЯ,
говорит: "Џравда". €ногда у нее вырывалсЯ робкий протест, упрек.  Ќо  вскоре
она уже слушала настороженно. …е словно захватила великаЯ искренность  моего
признаниЯ; и  Я  вижу:  в  милой,  светлой  еще  стороне  комнаты  замолкает
понемногу женщина, у которой на волосах, на  шее  и  руках  блестЯт  крупицы
неба.
     ...€ самым постыдным было то, что в прошлые дни, когда Я  терЯл  голову
от  новизны  незнакомок,  Я  клЯлсЯ  им  в  вечной   верности,   говорил   о
сверхчеловеческом влечении, божественном экстазе и  сакраментальных  судьбах
существ, которые созданы друг длЯ друга, извечно жаждут друг друга и  должны
соединитьсЯ вопреки всему, - все,  что  только  можно  сказать,  увы,  почти
искренне, чтобы добитьсЯ своего! ‚о всем этом Я  ей  исповедовалсЯ,  каЯлсЯ,
словно освобождаЯсь наконец от  лжи,  от  зла,  причиненного  ей,  и  другим
женщинам, и самому себе. €нстинкт есть инстинкт;  пусть  он  существует  как
сила природы, но ложь растлевает.
     џ  чувствую,  как   во   мне   подымаетсЯ   проклЯтие   этому   слепому
обожествлению мира плоти, потому что плоть -  сила;  Я  был  игрушкой  в  ее
руках, как все, всегда и всюду... Ќет,  два  чувственных  любовника  не  два
друга. ‘корее, два врага, свЯзанные близостью.  џ  это  знаю,  Я  это  знаю!
…сть,  должно  быть,  совершенные   пары   -   совершенное   всегда   где-то
существует, - но  мы,  остальные,  мы  все  -  люди  обыкновенные.  џ  знаю!
€стиннаЯ  ценность  человека,  тонкаЯ  прелесть  мечтаний  и  сложнаЯ  тайна
индивидуальности, -  любовникам  все  это  безразлично!  ЋчнаЯ  ставка  двух
эгоизмов, исступление. Ћба полностью жертвуют  собою  вспышке  страсти.  Ћни
готовы  подчас  вырвать   радость   силой,   будь   длЯ   этого   достаточно
преступлениЯ. џ это знаю, Я это знаю от  всех,  с  кем  Я  бывал  поочередно
близок, и кому Я осквернЯл тело, и кого Я презирал, не  желаЯ  взглЯнуть  на
них, - даже от тех, которые были не лучше менЯ.


     € эта потребность новизны отмечает чувственную  любовь  непостоЯнством,
побуждает искать одну и ту же дрожь в других телах -  которые  отбрасываешь,
как только они терЯют новизну  -  и  превращает  жизнь  в  сатанинскую  цепь
разочарований, злобы, презрениЯ, обращаЯ нас в жертву несбыточной надежды  и
напрасных  раскаЯний.  ЏытаешьсЯ  забытьсЯ,   ударившись   о   предел   воли
человеческой. Ћ, эти рты, они произносЯт лишь слова, скрывающие  мысли;  эти
лучистые глаза, они никогда ничего не освещают!  ‹юбовники,  упорствующие  в
борьбе, мучают друг друга; имЯ их общей пытки  сначала:  отсутствие,  затем:
присутствие; покинутый не тот, кто возвращаетсЯ один, как Ћлимпио;  те,  что
остаютсЯ вместе, разлучены бесповоротнее.
     Џо какому праву любовь тел  говорит:  "џ  -  и  сердце  и  душа,  и  мы
нераздельны, и Я влеку за собой все,  и  в  победах  и  в  поражениЯх.  џ  -
любовь!" Ќеправда, неправда. ‹ишь насилием овладевает она мыслЯми,  а  поэты
и любовники, и те и другие немудрые и ослепленные, наделЯют  ее  величием  и
глубиной, которых в ней нет. ‘трасть сильна и прекрасна, но она - безумие  и
обман. ‹ица преображаютсЯ, влажные губы шепчут: "Ѓыть  безумцем  утонченно".
Ќет: заблуждение всегда - пЯтно.
     ‚ углу комнаты, у занавеса, стоЯ неподвижно, Я  говорю  вполголоса,  но
мне кажетсЯ, что Я кричу, защищаЯсь от чего-то.
     Љогда Я кончил говорить, мы были уже не прежние,  потому  что  не  было
больше лжи.
     Њинута молчаниЯ. Њари подымает голову. ‹ицо у  нее  растерЯнное,  глаза
пустые. Ћна спрашивает:
     - Ќо если та любовь - обольщение, что же остаетсЯ?
     џ подхожу к ней, смотрю на нее,  хочу  ответить.  Ћна  сидит  спиной  к
окну,  за  которым  еще  брезжит  бледное  небо,  Я  смотрю  на  ее  волосы,
посеребренные лунным светом, и  на  ее  лицо,  затененное  сумраком.  ‘мотрю
вблизи на частицу прекрасного, которым отмечено ее  лицо,  и  думаю,  что  Я
бесконечно привЯзан к этой женщине, и неправда, что  она  нужна  мне  меньше
потому, что желание не влечет менЯ к ней,  как  прежде.  Џривычка?  Ќет,  не
только она. Џривычка, простирающаЯ на все свою вкрадчивую силу, быть  может,
свЯзывает и нас. Ќо есть и большее. ‘ближает нас не только  теснота  комнат.
—то-то большее. —то-то большее. € Я говорю:
     - ‘уществуешь ты.
     - џ? џ - ничто, - говорит она.
     - Ќет, ты все, ты все длЯ менЯ.
     Ћна встает. Ћна пытаетсЯ что-то  сказать,  она  опускает  руки  мне  на
плечи, но, ослабев, падает мне на грудь, цеплЯетсЯ за менЯ,  и  Я  несу  ее,
как ребенка, на старое кресло в глубине комнаты.
     ‚сЯ моЯ сила вернулась ко мне. џ не раненый, не больной. џ несу  ее  на
руках. ‘ущество, равное тебе, - тЯжелаЯ ноша.  Љак  ни  силен  ты,  едва  ее
выдерживаешь. € то, что Я говорю,  глЯдЯ  на  нее  и  ощущаЯ  ее,  Я  говорю
потому, что Я силен, а не потому, что Я слаб:
     - ’ы все длЯ менЯ, потому что ты - это ты, и Я люблю тебЯ всю.
     € мы думаем вместе, как если бы Я говорил, а она слушала:
     "’ы - живое существо, ты существо человеческое, ты -  бесконечность,  и
все, что ты есть, свЯзывает менЯ с  тобой.  ’вои  страданиЯ,  -  вот  только
что, - твои жалобы над обломками юности и призраком любви свЯзывают  менЯ  с
тобой, Я чувствую их и разделЯю их. ’ебе, как ты есть, могу Я, такой, как  Я
есть, сказать наконец: "џ люблю тебЯ".
     џ люблю тебЯ, тебЯ, которую по-настоЯщему вижу, и ты по-настоЯщему  моЯ
втораЯ жизнь. Ќам не нужно закрывать глаза,  чтобы  быть  вместе.  ‚се  твои
мысли, все твои желаниЯ, твои замыслы, твои предпочтениЯ находЯт  отклик  во
мне, и Я понимаю, что длЯ этого они  не  должны  быть  схожи  с  моими  (ибо
свобода каждого - часть его ценности), и мне кажетсЯ, что Я лгу тебе  всЯкий
раз, когда не говорю с тобой". € Я только продолжаю свою мысль, когда  вслух
говорю:
     - џ отдам жизнь за тебЯ и  заранее  прощаю  тебе  все,  что  ты  можешь
когда-нибудь сделать, чтобы быть счастливой.
     Ћна тихонько сжимает менЯ руками, и Я чувствую  -  слезы  ее  шепчут  и
слова поют в созвучие моим.
     € мне кажетсЯ, в нашей  маленькой  комнате  истина  нашла  свое  место,
воплотилась и обрела признание  в  величайшей  привЯзанности,  какой  только
могут быть свЯзаны два существа, величайшей  привЯзанности,  которой  мы  не
знали и в которой все спасение.
     - ђаньше Я любил тебЯ ради себЯ, теперь Я люблю тебЯ ради тебЯ.


     Љогда  смотришь  прЯмо,  приходишь  к  тому,  что  видишь  непостижимое
событие: смерть. …динственно, что имеет значение  во  всей  нашей  жизни,  -
наша смерть. ‚ ее страшном  свете  тот,  кто  должен  когда-нибудь  умереть,
может судить о своем сердце. џ знаю, что длЯ менЯ  смерть  Њари  равносильна
моей собственной смерти, и мне кажетсЯ, что в ней одной на всем свете  живет
мой образ. Њы не боимсЯ слишком большой  искренности  и  говорим  о  смерти,
глЯдЯ на кровать, котораЯ  ждет  неизбежного,  но  предназначена  также  длЯ
того, чтобы на ней не проснутьсЯ. Њы говорим:
     - Ќаступит день, когда  Я  начну  что-либо  и  не  кончу...  ќто  будет
прогулка, письмо, фраза или сон...
     џ наклонЯюсь, смотрю в ее голубые глаза. џ вспомнил вдруг  черное  окно
вдали, открытое настежь в ту ночь, когда Я  был  на  краю  смерти.  џ  долго
всматриваюсь в эти  Ясные  глаза  и  вижу,  что  погружаюсь  в  единственную
могилу, котораЯ у менЯ будет. € мое любование  почти  неизъЯснимой  красотой
этих глаз - не обольщение и не жалость.
     —то происходит с нами сегоднЯ вечером? —то значат эти  взмахи  крыльев?
Ќе открываютсЯ ли наши глаза  с  приближением  ночи?  ђаньше  мы  испытывали
перед небытием животный страх любовников; но теперь длЯ нас  умереть  прежде
всего значит расстатьсЯ,  и  это  -  самое  простое  и  самое  торжественное
доказательство нашей любви.


     € узы плоти - мы больше не боимсЯ думать и говорить о них,  говорить  о
том, что мы были ими привЯзаны друг к другу, что мы познали  друг  друга  до
конца, что тела наши  не  знают  тайны.  ќто  воспоминание,  эта  печать  на
телах -  глубокаЯ  ценность,  и  любовь,  обоюдно  озарЯющаЯ  два  существа,
создана из всего, что у них есть и что у них было.
     џ стою перед Њари, почти уже обращенный, и дрожу, и шатаюсь, - так  мое
сердце владеет мною.
     - ’ы видишь, истина прекраснее мечтаний.
     €стина, она единственнаЯ, пришла к  нам  на  помощь.  €стина  дала  нам
жизнь.  Ќежность  -  величайшее  из  чувств  человеческих,  потому  что  она
сочетает уважение, Ясность и свет. ЏонЯть  -  значит  постигнуть  истину,  в
этом - все, а любить - то же самое, что познать и понЯть. Ќежность,  которую
Я называю также жалостью, потому что не вижу между ними различиЯ,  побеждает
все своим Ясновидением. —увство это беспредельное, как безумие, но мудрое  -
единственное совершенное проЯвление человечности. Ќет  ни  одного  глубокого
чувства, которое не уместилось бы в руках жалости.
     ЏонЯть жизнь и полюбить ее в другом существе - в этом  задача  человека
и в этом его талант;  и  каждый  может  посвЯтить  себЯ,  полностью,  только
одному человеку; только один у нас истинный сосед на земле.
     †ить - значит ощущать радость жизни. Џолнота  жизни...  ђасцвет  ее  не
облечен в мистические формы, о которых напрасно мечтаешь, когда  парализован
юностью. ќто скорее форма тревоги, трепета, страданиЯ и подвига.  ‘ердце  не
создано длЯ отвлеченной формулы счастьЯ, потому что истина вещей  также  длЯ
этого не создана. Ћно бьетсЯ длЯ волнений, а не длЯ  покоЯ.  ’акова  природа
истины.
     - ’ы хорошо сделал,  что  рассказал  мне  все!  „а,  легко  солгать  на
минуту. Њожно было бы лгать и дольше, но когда  мы  проснулись  бы  от  лжи,
было  бы  хуже...  ‘казать  -  это  искупить;  единственное,   быть   может,
искупление, которое существует.
     Ћна говорит проникновенно, слова ее доходЯт  до  глубин  моего  сердца.
’еперь она менЯ поддерживает, и мы оба ощупью  отыскиваем  то  великое,  что
находЯт, когда сознают свою правоту. ‘огласие Њари  так  безоговорочно,  что
кажетсЯ неожиданным и трагичным.
     - џ словно окаменела от заброшенности и  скорби.  ’ы  менЯ  оживил;  ты
превратил менЯ в женщину...
     ...џ искала утешениЯ в религии. Ќе очень-то веришь в бога, пока  он  не
нужен. Љогда все потерЯно, обращаешьсЯ к богу. Ќо теперь Я этого не хочу.
     ’ак говорит Њари. Ћдни свЯтоши и слабые нуждаютсЯ в обольщениЯх, как  в
лекарстве. Ћстальным нужно лишь видеть и говорить.
     Ћна улыбаетсЯ, призрачнаЯ в Ясности вечера, между  светом  и  тьмою.  џ
так близок к ней, что становлюсь на колени, чтобы быть еще  ближе.  џ  целую
ее мокрое лицо и нежный рот, держа ее руку обеими руками.

     ‘ентЯбрь 1918 года