ь  среди  вещей,  не
просыпающихсЯ никогда.
     ‚от и Њари, и другие женщины, они готовЯт обед; дом теперь - это  запах
кухни. џ слышу голос Њари; она стоит, затем садитсЯ за стол.  џ  слышу,  как
звЯкнул прибор, - садЯсь, она  задела  скатерть.  ‡атем  кто-то  подносит  к
лампе  спичку,  приподымает  стекло,  а  Њари  встает  закрыть  ставни.  Ћна
открывает  окно.  Ћна  наклонЯетсЯ,  руки  раскинуты;  мгновение  она  стоит
погруженнаЯ в открытую ночь. Ћна вздрагивает моей дрожью. ђождаЯсь из  тени,
она смотрит вдаль, как и Я. ѓлаза наши встречаютсЯ. ќто истина: ночь  эта  -
ее ночь, так же как и моЯ, одна и та же ночь, а расстоЯние  -  ведь  это  не
есть что-либо осЯзаемое  или  реальное;  расстоЯние  -  ничто.  ќто  полное,
тесное общение - истина.
     ѓде Я? ѓде Њари? € даже - что она такое? џ не  знаю.  џ  не  знаю  раны
своего тела, могу ли Я знать рану сердца?


        x x x

     Ћблака в венцах  созвездий.  ќто  огненнаЯ  клетка,  это  серебрЯный  и
золотой ад. ‡вездные  катаклизмы  обрушивают  вокруг  нас  гигантские  стены
света. ”антасмагорические дворцы  грохочущих  молний,  с  арками  из  ракет,
возникают и исчезают в чаще бледных лучей.
     Ѓомбардировка непрерывно зажигает в небе свои факелы - она  все  ближе.
’о здесь, то там стрелы молний вонзаютсЯ в землю,  взрывают  ее  и  пожирают
всЯкий другой свет. ЌечеловеческаЯ армиЯ наступает! ‚се дороги  пространства
забиты ею. ђазрываетсЯ снарЯд оглушительной силы, он  освещает  окрестность,
и среди нас, защищенных лишь случаем, он ищет, чье бы тело  ему  растерзать.
‘нарЯды все падают, падают в ближайшую от нас Яму... € среди земных вещей  Я
еще раз вижу воскресшего человека. Ћн  ползет  к  этой  Яме.  Ћн  ползет  на
животе, сверху белый, снизу черный. ‚ытЯнутыми руками цеплЯЯсь за землю,  он
ползет, длинный и плоский, как лодка; он все еще слышит окрик: "‚перед!"  Ћн
ползет к Яме, он ничего не знает и ползет прЯмо к  чудовищной  ловушке  Ямы.
‘нарЯд попадет в цель. Љогти  пространства  с  головокружительной  быстротой
вонзЯтсЯ в его тело, как в спелый плод. €з какого хрупкого  вещества  сделан
человек! “ менЯ нет голоса крикнуть, чтобы он бежал прочь  от  этого  места,
собрав последние силы; Я могу лишь раскрыть рот. џ готов преклонитьсЯ  перед
живучестью этого человека. ‚едь один он осталсЯ в живых; и,  кроме  спЯщего,
которому что-то грезитсЯ, у менЯ никого нет.
     ‘вист!.. Џоследний удар настигает его;  двухцветный  червь  съеживаетсЯ
под железной пЯтой свиста, оборачиваетсЯ, и Я вижу растерЯнное лицо.
     Ќо нет, не его!  “дар  света  ослеплЯет  менЯ;  все  поглотил  свет.  џ
подымаюсь на воздух,  плыву  на  какой-то  непонЯтной  волне,  в  непонЯтном
световом кругу. ‘нарЯд... ЊенЯ! € Я падаю, падаю  без  конца,  фантастически
выпадаю из этого мира, но все же успеваю представить  себЯ  в  этом  зигзаге
молнии, подумать о своем сердце, о своих внутренностЯх, брошенных на  ветер,
услышать голос, что шепотом, издалека-издалека, твердит:  ‘имон  Џолэн  умер
тридцати шести лет.


        XVI

                           DE PROFUNDIS CLAMAVI*

     ______________
     * €з бездны взываю Я [к тебе, господи] (лат.).

     џ мертв. џ падаю, Я лечу вниз, как подбитаЯ птица, ослепленный  светом,
стиснутый тьмой. ѓоловокружение давит на внутренности, душит и  впиваетсЯ  в
менЯ. џ низвергаюсь камнем в пустоту, и взглЯд мой падает быстрее менЯ.
     џ вижу: в бешеном дыхании бездн,  что  настигают  менЯ,  внизу  брезжит
берег морЯ.  –еплЯЯсь  за  свое  тело,  Я  вскользь  заметил:  этот  призрак
песчаной отмели гол, необозрим, затоплен дождем, не по-земному уныл.  ‘квозь
пласты тумана,  плотные  и  концентрические,  создающие  облака,  глаза  мои
нащупывают воду и песок.  Ќа  берегу  Я  вижу  существо,  которое  бродит  в
одиночестве, окутанное покрывалом. †енщина. џ свЯзан с  этой  женщиной.  Ћна
плачет.  ‘лезы  падают  на  песок,  где  бушуют  воды.  €,  проваливаЯсь   в
бесконечное, Я протЯнул к ней  свои  тЯжелые  руки,  страшные  крыльЯ  моего
падениЯ. Ћна исчезает на глазах.
     „олго нет ничего, и если Я  падаю,  Я  этого  не  сознаю.  Ќет  ничего,
только невидимое времЯ да безмернаЯ тщетность дождЯ над морем.


        x x x

     “дары света... ‚ глазах моих отблески  пламени:  сильный  свет  бьет  в
менЯ. Њне больше не за что держатьсЯ... Ћгонь и вода!
     ‚начале это борьба огнЯ и  воды.  Њир,  что  стремительно  вращаетсЯ  в
изогнутых  когтЯх  своего  пламени,  и  водные  пространства,   которые   он
отбрасывает облаками. Ќо вода наконец омрачает  вихревую  спираль  костра  и
заступает его место. Џод сводом густого мрака,  изборожденного  молниЯми,  -
торжественные ливни, которые длЯтсЯ сто тысЯч лет. ‚ека веков огонь  и  вода
наступают друг  на  друга:  огонь  во  весь  рост,  легкий,  скачками;  вода
плоскаЯ, ползком, крадучись, расширЯет свои очертаниЯ  и  свою  поверхность.
Љогда вода и огонь друг друга касаютсЯ, вода ли шипит и воет  или  огонь?  €
воцарЯетсЯ покой блистающей равнины, равнины  неизмеримого  величиЯ.  Њетеор
зернистых частиц застывает формами, и острова материков высечены  бескрайной
рукой воды.
     џ больше не одинок и не покинут на древних полЯх  битвы  стихий.  ‚озле
этой скалы подобие скалы принимает форму, устремлЯетсЯ вверх, как  огонь,  и
шевелитсЯ. ќто первый проблеск мысли. Ћна отражает пространства,  прошлое  и
будущее, и ночью,  на  холме,  она  -  пьедестал  светил.  –арство  животное
завершаетсЯ двуногим существом, жалким существом, у которого  есть  облик  и
голос, которое таит внутренний мир и в котором невнЯтно  работает  сердце!..
Ћдно существо - одно сердце.  Ќо  сердце  в  оболочке  первых  людей  бьетсЯ
только длЯ ужаса. ’от, чей образ возник на поверхности  земли,  кто  волочит
свою душу, как хаос, -  различает  вдали  формы,  подобные  своей,  -  и  он
различает другого: страшный силуэт, что подстерегает,  бродит,  поворачивает
голову-ловушку. Њужчина преследует мужчину, чтобы убить,  и  женщину,  чтобы
ранить. Љусать, чтобы пожирать, валить наземь, чтобы обнимать,  -  украдкой,
в  норе  темного  логова  или  на  глубоком  ложе  ночи  прорываетсЯ  чернаЯ
любовь, - жить единственно длЯ того, чтобы защищать  в  какой-нибудь  пещере
(владеть которой - право сильного) ласкающие головни своего костра,  и  свои
глаза, и свою грудь, и свой живот.


        x x x

     ‚еликое спокойствие вокруг менЯ.
     ’ам и тут собираютсЯ люди. ќто стаи, человеческие стада  с  поводырЯми,
в испарениЯх рассвета, и в их кругу - дети и  женщины,  они  жмутсЯ  друг  к
другу,  как  лани.  џ  вижу:  на  востоке,  в  безмолвии  огромной   фрески,
расходЯщиесЯ полосы утренней зари создают сиЯние вокруг  темных  фигур  двух
охотников с длинными волосами, всклокоченными и спутанными; они держатсЯ  за
руки, стоЯ на горе.
     ‹юдей свЯзывает луч света, который теплитсЯ в каждом  из  них,  и  свет
подобен  свету.  Ћн  открывает,  что  человек  одинок,  слишком  свободен  в
пространствах и, невзираЯ на это, обречен на несчастье,  как  узник,  и  что
необходимо объединитьсЯ, чтобы быть сильным,  быть  спокойным,  и  даже  длЯ
того, чтобы выжить.
     €бо люди созданы длЯ того, чтобы прожить свою жизнь, и прожить ее  всю,
до конца. ‘ильнее  стихии,  напрЯженнее  всех  ужасов  потребность  человека
продлить  свое  существование,  овладеть  днЯми  своими  и  до  предела   их
исчерпать. ќто не только право, но и долг.
     Ћбщение гонит  ужас  и  умалЯет  опасность.  „икий  зверь  нападает  на
одинокого  человека  и  бежит  перед  содружеством   людей.   ‚округ   огнЯ,
униженного пресмыкающегосЯ  бога,  -  радость  тепла  и  убогое  великолепие
отсветов. ‚ ловушке днЯ -  лучшее  распределение  различных  форм  труда;  в
ловушке ночи  -  нежность  и  единообразный  сон.  €з  деловитого  оживлениЯ
рождаетсЯ по утрам и вечерам  мЯгкий  ропот  в  долине  -  песнЯ  оброненных
одиноких слов.
     ‡акон, устанавливающий общее благо,  называетсЯ  законом  нравственным.
‚езде и всегда у нравственности лишь одна эта  цель,  и  если  бы  на  земле
существовал только один человек,  она  бы  не  существовала.  Ћна  урезывает
вожделениЯ индивидуумов в зависимости от общих интересов. ‘ама по себе,  она
исходит от всех и каждого одновременно; она - и разум, и личное  благо.  Ћна
непреложна и естественна, как и тот  закон,  по  которому  на  наших  глазах
чудесно уживаютсЯ тьма и свет. Ћна  так  проста,  что  доступна  каждому;  и
каждому Ясно, что это она. Ћна не  исходит  из  какого-либо  идеала,  всЯкий
идеал исходит из нее.


        x x x

     Љатаклизм  мирозданиЯ  снова  начинаетсЯ   на   земле.   ‚идение   мое,
прекрасное,  как  прекрасный  сон,  в   котором   вырисовывалось   в   лучах
восходЯщего  солнца  единство  -  опора  спокойствиЯ  людей,   -   сметаетсЯ
кошмаром.
     Ќо опустошение, мечущее молнии,  не  есть  нечто  хаотическое,  как  во
времена столкновениЯ юных стихий и  познаниЯ  мира  ощупью.  ќти  трещины  в
земле и  эти  отливы  огнЯ  обнаруживают  симметрию,  но  это  не  симметриЯ
природы,  она  говорит  о  дисциплине  в  разнузданности  и  об  исступлении
мудрости. Ћна свидетельствует о мысли, о силе  воли,  о  страдании.  ‹юдские
массы, разобщенные, насыщенные кровью, устремлЯютсЯ друг на  друга  потопом.
Ћдно видение возникает и обрушиваетсЯ на  менЯ,  подбрасываЯ  от  земли,  на
которой Я, верно, распростерт: надвигающеесЯ  наводнение.  Ћно  захлестывает
ров со всех сторон. Ћгонь  шипит  и  воет  в  войсках,  как  в  воде,  огонь
иссЯкает в источниках человеческих!


        x x x

     Њне чудитсЯ, что Я - лежа, скрючившись - защищаюсь от  того,  что  вижу
перед собою, и мне чудитсЯ - менЯ кто-то тЯнет к себе; и  одно  мгновение  Я
даже услышал необычайный призыв, как будто Я был в ином месте.
     џ ищу людей, поддержки речью, словом. ‘колько, бывало, Я  слышал  слов!
’еперь Я жажду только одного!  џ  в  стране,  где  люди  зарылись  в  землю.
ђасплющеннаЯ  равнина  под  головокружительным   небом,   которое   несетсЯ,
населенное светилами иными, чем светила небес, затЯнутое  иными  облаками  и
вдруг озарЯемое светом днЯ, который не есть день.
     Ќеподалеку  виднеетсЯ  не  то  гигантское  человеческое  тело,  не   то
холмистые полЯ, расцвеченные незнакомыми цветами: труп взвода или роты.  …ще
ближе, у самых моих ног - мерзость  черепов.  џ  видел  раны  во  весь  рост
человека! ‚ свежей клоаке, красной - ночью  от  пожаров,  днем  от  толп,  -
спотыкаютсЯ пьЯные вороны.
     ’ам - слуховое отверстие, через которое наблюдают за  окрестностью.  €х
пЯть или шесть дозорных - пленников, погребенных во мраке этой  цистерны;  в
отдушине - искаженное лицо, шапка перечеркнута красным,  как  отсветом  ада,
взглЯд безнадежный и хищный.
     Љогда их спрашивают, зачем они дерутсЯ, они говорЯт:
     - —тобы спасти свою родину.


     џ блуждаю по ту сторону необъЯтного полЯ,  где  желтые  лужи  испещрены
черными лужами  (кровь  пЯтнает  даже  грЯзь),  где  железный  кустарник,  а
деревьЯ только  тень  деревьев;  Я  слышу,  как  стучат  мои  зубы.  Џосреди
зиЯющего, растерзанного кладбища мертвых и живых - обширное  пространство  в
развалинах,  поверженных  на  землю,  лунных  ночью.  ќто  не  деревьЯ,  это
нагромождение обесцвеченных обломков, похожее на  остов  деревни.  „ругие  -
мои - проложили своими руками и ногами ненадежные рвы  и  колеи  бедственных
дорог. ѓлаза их устремлены вдаль, они вглЯдываютсЯ, они принюхиваютсЯ.
     - ‡ачем ты дерешьсЯ?
     - —тобы спасти свою родину.
     „ва ответа совпали, схожие между собою, как голоса орудий, схожие,  как
похоронный звон.


     Ђ Я? џ в поисках,  это  лихорадка,  это  потребность,  это  безумие.  џ
мечусь, Я хотел бы оторвать себЯ  от  земли  и  унестись  в  истине.  џ  ищу
различиЯ между теми, кто убивает друг друга, и не могу найти  ничего,  кроме
сходства. џ не могу освободитьсЯ от сходства  людей.  Ћно  страшит  менЯ,  Я
пытаюсь кричать, и у менЯ вырываютсЯ  звуки,  хаотические  и  странные,  они
отдаютсЯ в неизвестности, и Я их едва слышу.
     ‹юди не носЯт одинаковых одежд, но каждое тело -  мишень,  они  говорЯт
на разных Языках, но в каждом из них - человечность, исходЯщаЯ  из  одной  и
той же простоты. “ них одни и  те  же  обиды,  одно  и  то  же  исступление,
порожденное одними и теми же причинами. ‘лова их похожи, как стоны,  которые
боль вырывает у них, похожи, как та страшнаЯ немота, которую скоро  выдохнут
их израненные губы. Ћни похожи друг на друга, как похожи и будут  похожи  их
раны. Ћни дерутсЯ лишь потому, что поставлены лицом к лицу. Ћни  идут,  один
против другого, к одной общей цели. ‚о мраке они убивают друг друга,  потому
что они подобны.
     ќти две половины войны продолжают  ночью  и  днем  подстерегать  издали
друг друга и  у  своих  ног  рыть  себе  могилы.  Ћни  раздавлены  границами
неизмеримой  глубины,  ощетинившимисЯ  оружием  и  ловушками,   взрывчатыми,
непроходимыми длЯ жизни. Ћни разделены всем,  что  разделЯет,  -  смертью  и
мертвецами, героизмом и ненавистью,  свЯщенными  огнЯми  и  черными  реками,
которые неустанно отбрасывают каждого из них на свои содрогающиесЯ  острова.
€ несчастье без конца порождает несчастных.


     ‚ этом нет здравого смысла. Ќет смысла. џ  не  принимаю.  џ  стенаю,  Я
снова падаю.
     ’от же  вопрос  снова  овладевает  мною,  мучит,  преследует,  суровый,
упрЯмый, колючий, как вещь. Џочему? Џочему? џ как воющий  ветер.  џ  ищу,  Я
бьюсь в бесконечном отчаЯнии разума и сердца. џ слушаю. џ помню все.


        x x x

     Џрерывистый, взмахами  крыльев  невидимого  архангела  бури,  дрожит  и
разноситсЯ раскат над головами, над массами, которые движутсЯ в  бесконечных
темницах или кружат по кругу, чтобы снабдить живым мЯсом передовые линии.
     - ‚перед! ’ак надо! Ќе спрашивай!
     џ вспоминаю. џ хорошо видел, и Я вижу хорошо. ђазум,  душа,  волЯ  этих
человеческих масс, поднЯтых и брошенных друг на друга, - не  в  них,  а  вне
их!


        x x x

     „ругие - вдали - думают и желают за них. „ругие направлЯют их  руки,  и
подталкивают,  и  тЯнут  их;  другие,  те,  что  на  расстоЯнии,  в   центре
дьЯвольского круга, в столицах, во дворцах, держат  все  нити.  …сть  высший
закон, есть над людьми движущаЯ машина, сильнее людей. Њассы -  это  мощь  и
одновременно бессилие, и Я вспоминаю, и Я отлично знаю, Я видел  это  своими
глазами. ‚ойна, это массы - и не они!  Џочему  же  Я  этого  не  знал,  если
видел?
     ‘олдат любой страны,  человек,  выхваченный  наугад  из  людских  масс,
вспомни: нет минуты, когда ты был самим собою.  Ќикогда  не  перестанешь  ты
сгибатьсЯ под суровой командой: "’ак надо, так  надо".  ‘кованный  в  мирное
времЯ законом неустанного труда, каторгой завода  или  каторгой  канцелЯрий,
раб инструмента, пера, или таланта, или чего-либо  другого,  ты  с  утра  до
вечера бьешьсЯ в когтЯх работы, котораЯ едва дает тебе возможность  жить,  и
отдыхаешь ты только во сне.
     Љогда наступает война, в которую ты вовлечен,  которой  ты  никогда  не
желаешь,  -  каковы  бы  ни  были  твоЯ  страна  и  твое  имЯ,  -   страшнаЯ
неизбежность хватает тебЯ  и  ЯвлЯетсЯ  перед  тобою  без  маски,  хищнаЯ  и
запутанно-сложнаЯ.
     ’ебЯ реквизируют.  ’обой  овладевают  угрозами,  мерами,  равносильными
аресту, от  которых  ничто  не  может  уберечь  беднЯка.  ’ебЯ  заключают  в
казармы. ’ебЯ раздевают донага и наново  облекают  в  мундир,  который  тебЯ
обезличивает; тебе на шею вешают  номер.  Њундир  въедаетсЯ  тебе  в  шкуру;
муштра тебЯ обтесывает и откровенно  перекраивает.  ‚округ  тебЯ  вырастают,
тебЯ оцеплЯют чужаки, одетые блистательно. ’ы узнаешь  их:  это  не  чужаки.
‡начит, это карнавал, но карнавал жестокий и грозный: это новые  хозЯева,  и
символ их неограниченной власти - золотые галуны на рукаве и кепи.  ’е,  что
рЯдом с тобой, сами лишь слуги других,  облеченных  высшей  властью,  -  она
запечатлена на их одеждах. €зо днЯ в день ты ведешь убогое существование,  в
угнетении и унижении, недоедаЯ, недосыпаЯ, и  все  твое  тело,  как  бичами,
исхлестано окриками твоих сторожей. Љаждую минуту  насильственно  низвергают
тебЯ в твою ограниченность, за малейшую  попытку  протеста  тебЯ  наказывают
или убивают, по приказанию твоих хозЯев. ’ебе запрещено говорить,  чтобы  ты
не сблизилсЯ с твоим братом,  стоЯщим  рЯдом  с  тобою.  ‚округ  тебЯ  царит
железное молчание. ’воЯ мысль - одна глубокаЯ  боль,  дисциплина  необходима
длЯ того, чтобы  перековать  толпу  в  армию,  и  механизированный  порЯдок,
невзираЯ  на  смутное  родство,  возникающее  порой  между  тобою  и   твоим
ближайшим начальником, тебЯ парализует, чтобы твое тело  лучше  двигалось  в
такт шеренге и полку, куда, уничтожив все,  что  ты  есть,  ты  входишь  уже
подобием мертвеца.
     - Ћни  нас  собирают,  но  они  нас  разъединЯют!  -  кричит  голос  из
прошлого.
     …сли некоторые и проскальзывают сквозь Ячеи невода, значит,  эти  трусы
все же люди сильные. Ћни редки, невзираЯ на очевидность, как редки  сильные.
’ы,  единичный  человек,  обыденный  человек,  смиреннаЯ  миллиарднаЯ  часть
человечества, ты не бежишь ни от чего, и ты идешь до конца  событий  или  до
собственного конца.
     ’ы будешь раздавлен. €ли ты будешь уничтожен на бойне  подобными  себе,
потому что война - это вы сами, или ты  вернешьсЯ  домой  калекой,  страшным
незнакомцем, узнать которого можно только по обрывку лица, или ты  вернешьсЯ
в свой уголок земного шара расслабленным или  больным,  сохранив  лишь  свою
жалкую жизнь, без сил, без радости, выбитый из колеи долгим  отсутствием,  и
ничто никогда не вернет тебе убитого понапрасну  времени.  „аже  избранником
чудесной удачи, даже уцелев при победе, ты будешь побежден. Љогда  ты  снова
впрЯжешьсЯ в ненасытную машину рабочих часов,  в  кругу  своих,  из  которых
торгаши, в  одержимости  наживы,  успели  высосать  последние  соки,  работа
станет  тЯжелее  прежнего,  потому  что  ты  будешь  расплачиватьсЯ  за  все
неисчислимые последствиЯ войны. ’ы, населЯвший  тюрьмы  городов  или  овины,
спеши  населить  неподвижность  полей  битв,  более  обширных,  чем  площади
столиц, и если ты останешьсЯ в живых - плати! Ћплачивай славу -  не  твою  -
или разрушениЯ, которые твоими руками произвели другие.
     ‚друг - совсем близко от менЯ, у моего изголовьЯ, как будто  Я  лежу  в
комнате  на  кровати  и  внезапно  проснулсЯ,  -  из-под   земли   вырастает
нескладнаЯ фигура. „аже в темноте видно, как  она  обезображена.  Ќа  уровне
лица тускло  светитсЯ  какое-то  странное  пЯтно;  по  спотыкающимсЯ  шагам,
приглушенным черной  землей,  угадываешь,  что  обувь  пуста.  Ћн  не  может
говорить, но протЯгивает тощую руку в  обвисших  мокрых  лохмотьЯх,  и  этот
обрубок руки, терзаЯ мысль, как фальшивый аккорд,  указывает  на  то  место,
где было сердце. џ вижу это сердце, скрытое в темной плоти, в  черной  крови
живых: лишь пролитаЯ  кровь  -  краснаЯ.  џ  вижу  проникновением,  сердцем.
‡аговори он, Я услышал бы те слова, которые - еще посейчас  слышу  -  падали
каплЯ за каплей: "Ќичего не  поделаешь.  Ќичего".  џ  пытаюсь  пошевелитьсЯ,
отодвинутьсЯ. Ќо не могу: Я скован, как в кошмаре. …сли бы он не  исчез  сам
по себе, Я осталсЯ бы здесь навсегда, ослепленный его тенью.  Ћн  ничего  не
сказал, этот человек. Ћн показал себЯ, как вещь, он и был  вещью.  Ћн  ушел.
Ѓыть может, он уничтожилсЯ; быть может, он -  ушел  в  смерть,  котораЯ  длЯ
него не более загадочна, чем жизнь,  из  которой  он  вышел,  -  и  Я  снова
проваливаюсь в самого себЯ.


     Ћн снова вернулсЯ, чтобы показать мне  свое  лицо.  ‚округ  его  головы
теперь повЯзка, Я узнаю этот мерзостный венец. џ снова переживаю те  минуты,
когда он был тесно прижат ко мне, когда Я сдавил его, подставил под  снарЯд,
когда Я почувствовал под руками хруст его костей у самого моего сердца.  ќто
он!.. ќто Я!.. Ћн не подает голоса из тех  вечных  бездн,  где  он  был  мне
братом по немоте и неведению. Љрик раскаЯниЯ, раздиравший мне горло,  рветсЯ
из менЯ в поисках кого-то другого.
     Љого?


     ‘удьба,  котораЯ  моими  руками  его  убила,  не  в   образе   ли   она
человеческом?
     - Љороли! - говорит ’ермит.
     - Ќачальство, - говорит человек, попавший  в  ловушку,  наголо  обритый
германский пленный с шестиугольным лицом каторжника,  зеленоватый  с  головы
до ног.
     Љороли, величества, сверхчеловеки, осиЯнные фантастическими  именами  и
непогрешимые, разве их всех не отменили давно? Ќеизвестно.
     ’е, которые правЯт, невидимы.  ‚идно  только  то,  чего  они  хотЯт,  и
только то, что они делают с другими.
     Џочему же они вечно властвуют? Ќеизвестно. Њассы не  отдавались  им  во
власть, они не знают их; они были  ими  узурпированы,  и  они  в  их  руках.
‚ласть их сверхъестественна. Ћна существует  потому,  что  существовала.  …е
объЯснение, ее формула: "’ак надо".
     Љак они овладевают руками, так овладевают и умами и насаждают веру.
     - Ћни говорЯт тебе, - кричит тот, кого ни один из униженных  солдат  не
хотел слушать, - они говорЯт: вот  что  должно  запасть  тебе  на  ум  и  на
сердце.
     ЌеумолимаЯ религиЯ их обрушилась на всех нас, и  она  поддерживает  то,
что существует, она поддерживает то, что есть.
     џ слышу вдруг возле себЯ предсмертное бормотание, как будто Я  попал  в
шеренгу казнимых; и Я снова вижу того, кто, как подстреленный Ястреб,  билсЯ
на земле, взбухшей от мертвецов. € слова его входЯт мне в душу  крепче,  чем
раньше, когда исходили от живого,  и  ранЯт  ее,  как  столкновение  тьмы  и
света:
     - Џусть люди не пробуждаютсЯ!
     - ‚ера  по  приказу,  как  и  все  остальное,  -  говорит  унтер-офицер
Њаркасен; на нем красные штаны, и он мечетсЯ вдоль шеренги,  подобный  жрецу
кровавого бога войны.
     Ћн был прав. Ћн поймал цепь,  когда  бросал  этот  крик  истины  против
истины. Љаждый человек - некаЯ значимаЯ величина, но  невежество  изолирует,
покорность разъединЯет. Љаждый беднЯк несет  в  себе  века  заброшенности  и
рабства. Ћн беззащитнаЯ добыча ненависти и ослеплениЯ.
     —еловек из народа, которого Я ищу, барахтаЯсь в путанице, как в  грЯзи,
рабочий,  преодолевающий  непосильную   работу   и   никогда   от   нее   не
освобождающийсЯ, современный раб, Я вижу его,  как  будто  он  стоит  передо
мною. Ћн выходит из своей конуры в глубине  двора.  Ќа  нем  четырехугольнаЯ
шапочка. ‘еребристаЯ осыпь старости запуталась в  его  отросшей  бороде.  Ћн
ворчит и курит свою закопченную, посапывающую трубку. Ћн  качает  головой  и
говорит с добродушной и важной улыбкой:
     - ‚ойна всегда была, значит, она всегда будет.
     € люди вокруг него качают головой  и  думают  то  же  самое  в  жалком,
одиноком колодце своей души.  Ћни  под  гипнозом  убеждениЯ,  вбитого  им  в
голову, будто положение вещей никогда уже  не  может  изменитьсЯ.  Ћни,  как
придорожные столбы  и  камни  мостовой,  различны,  но  сцементированы:  они
думают, что жизнь вселенной - нечто вроде огромного  гранитного  сооружениЯ,
и они, во мраке, пассивно повинуютсЯ каждому, кто повелевает, и  не  смотрЯт
в будущее, хотЯ у них есть дети. € Я вспоминаю, как  легко  было  отдаватьсЯ
душой и  телом  полной  покорности  судьбе.  Ђ  ведь  есть  еще  губительный
алкоголь и дурманЯщее вино.
     Ќевидимы короли, видимо лишь отражение их на толпе.


     Ћслепление, ослепление, - Я в его власти. џ размечталсЯ, ослепленный.
     ѓубы мои благоговейно повторЯют отрывок из книги,  которую  читал  один
юноша, а Я, еще ребенок, слушал его, полусонный,  облокотившись  на  стол  в
кухне.
     "ђоланд не умер. ‚еликолепный предок, воин  из  воинов,  на  протЯжении
веков скачет он верхом по горам и холмам ”ранции Љаролингов и  Љапетов.  Љак
символ победы и славы, он, в своем пышном шлеме и с мечом,  возникает  перед
населением в годы великих народных бедствий. Ћн, как воинствующий  архангел,
поЯвлЯетсЯ и застывает на горизонте,  полыхающем  пожарами,  или  на  черном
пепелище войны  или  чумы,  согбенный,  над  крылатой  гривой  своего  конЯ,
призрачный и покачивающийсЯ, словно землЯ пьЯна. …го видЯт  всюду,  и  всюду
он воскрешает былые идеалы  и  былую  доблесть.  ‚идЯт  его  в  Ђвстрии,  во
времена нескончаемых распрей между папой и  императором,  и  при  загадочных
волнениЯх скифов и арабов, и цветных племен, цивилизации которых  подымаютсЯ
и падают, как волны, вокруг ‘редиземного морЯ. ‚еликий ђоланд  не  умер,  не
умрет никогда".
     ћноша, прочитав эти строки легенды, открыл мне их смысл и посмотрел  на
менЯ.
     џ вновь вижу его так Ясно, как на портрете, таким, каким он был  в  тот
далекий-далекий  вечер.  ќто  мой  отец.  €  Я  вспоминаю  -  с  того   днЯ,
погребенного среди многих дней,  Я  почувствовал  красоту  народных  легенд,
потому что ее мне открыл мой отец.


     ‚ низком зале старого дома, стоЯ в полосе  зеленоватого  и  водЯнистого
света, у стрельчатого узкого окна, древний горожанин  восклицает:  "…сть  же
безумцы, способные поверить, что  наступит  день,  когда  Ѓретань  не  будет
больше воевать с Њэном!" Ћн поЯвлЯетсЯ  в  вихре  прошлого,  говорит  это  и
снова исчезает. € оживает знакомаЯ гравюра в детской  книге:  на  деревЯнном
помосте пристани старый корсар, опаленный солеными ветрами морЯ, в  камзоле,
изрубцованном и вздувшемсЯ  на  спине,  как  рваный  парус,  грозит  кулаком
фрегату, проходЯщему вдали, и, перегнувшись через  перекладины  просмоленных
брусьев,  как  через  борт  своего  пиратского  судна,   предвещает   вечную
ненависть своего народа к англичанам.
     "‚ ђоссии республика!" ‚оздевают руки к небу. "‚ ѓермании  республика!"
‚оздевают руки к небу.
     Ђ  великие  голоса,  поэты-певцы,  что  говорили  великие  голоса?  Ћни
прославлЯли лавры, не знаЯ, что это такое. ‘тарый ѓомер, певец  младенческих
племен, лепетавших на побережьЯх, ты, с  твоим  лицом,  почтенным  и  Ясным,
изваЯнным по подобию твоего  великого  ребЯческого  гениЯ,  с  твоей  лирой,
трижды тысЯчелетней, с твоими пустыми глазами, - ты, который указывал к  нам
дорогу Џоэзии! € вы,  толпы  поэтов,  порабощенных,  не  понимавших,  живших
раньше, чем научились понимать, - в эпоху,  когда  даже  великие  люди  были
слугами знатных вельмож; и вы, угодники славы наших дней, громкой и  пышной,
льстецы красноречивые и великолепно  невежественные,  бессознательные  враги
человечества!
     Ћслепление, торжества, обрЯды  -  вот  чем  тешат  и  обольщают  народ;
изумлЯют его Яркостью красок, блеском галунов и звезд, этих  крупиц  власти,
распалЯют брЯцанием штыков и медалей, и трубами, и тромбонами, и  барабанами
и вдувают демона войны в податливые чувства женщин и  пламенное  воображение
юнцов. ’риумфальные арки, военные смотры  на  обширных  аренах  площадей,  и
колонны тех, что идут на смерть и в ногу маршируют к  пропасти,  потому  что
они молоды и сильны; и прославление войны,  и  то  неподдельное  восхищение,
которое чувствуют маленькие люди, простираЯсь  перед  владыками.  Љавалькада
увенчивает холм: "Љак красиво! Ћни точно скачут на  нас!"  "Љак  красиво!  €
как все воинственны  во  ”ранции",  -  говорит  вечно  ослепленнаЯ  женщина,
судорожно сжимаЯ руку уходЯщему.
     € другаЯ экзальтациЯ возникает и душит  менЯ  адским  зловонием  бездн.
"Ћни горЯт, они горЯт!" - бормочет солдат, задохнувшись, как  и  его  ружье,
перед натиском германских  дивизионов,  экстатически  марширующих,  плечо  к
плечу, в  божественных  парах  эфира,  чтобы  наводнить  преисподнюю  своими
единственными жизнЯми.
     Ђх,  беспорЯдочные  лохмотьЯ  образов,   всплывающих   на   поверхность
населенных  бездн.  Љогда   два   властелина   в   блистательном   окружении
генеральных штабов, по обе  стороны  содрогающихсЯ,  мобилизованных  границ,
одновременно заЯвлЯют: "Њы хотим спасти  отечество",  -  это  означает  одно
множество  обманутых  и  два  множества  жертв.  Ћзначает  -  два  множества
обманутых.
     Ќичего иного не существует. ’о,  что  возгласы  эти  могут  раздаватьсЯ
одновременно  перед  лицом  неба,   перед   лицом   истины,   доказывает   и
чудовищность управлЯющих нами законов, и выдуманность богов.


     џ мечусь на постели страданий, чтобы ускользнуть от  этого  мерзостного
маскарада, от фантастической нелепости,  в  которую  упираетсЯ  все,  а  моЯ
лихорадка все ищет.
     Ѓлеск ослеплЯет, мрак также. ‹ожь царит среди тех,  что  царЯт,  стираЯ
всюду ‘ходство и создаваЯ ђазличие.
     Ќигде не укрытьсЯ от лжи. ѓде ее нет? ‘цепление  лжи,  цепь  невидимаЯ,
цепь!
     Ѓормотание и стоны скрещиваютсЯ. ‡десь и там, справа,  слева  -  обман.
€стина никогда не доходит до  людей.  ‚ести  просачиваютсЯ  искаженными  или
бессодержательными. ‡десь все прекрасно и бескорыстно; там все прекрасное  и
бескорыстное - подлость. "”ранцузский  милитаризм  не  одно  и  то  же,  что
милитаризм прусский, потому что один - французский, а  другой  -  прусский".
ѓазеты, крупные, влиЯтельные газеты, черными тучами обрушиваютсЯ  на  умы  и
туманЯт их. …жедневное пережевывание одного и того же  притуплЯет  и  мешает
смотреть вдаль. Ђ честные газеты выходЯт с пробелами  на  месте  тех  строк,
где истина была высказана слишком Ясно.  Ќо  чего  никогда  не  узнают  дети
убитых и калеки, оставшиесЯ в живых,  это  истинной  цели,  во  имЯ  которой
правители начали войну.
     Ќарод внезапно ставЯт  перед  совершившимсЯ  фактом,  подготовленным  в
тайне монарших дворов, ему говорЯт: "’еперь уже возврата нет. ’вое  спасенье
в одном: убивай, чтобы не быть убитым".
     € когда вооружениЯ, притЯзаниЯ  и  дипломатиЯ  уже  подготовили  войну,
раздувают какой-нибудь вздорный инцидент как  предлог  длЯ  нее  и  говорЯт:
"‚от единственнаЯ причина войны". Ќеправда!  …динственнаЯ  причина  войны  -
рабство тех, кто ведет ее своими телами, и расчеты финансовых королей.
     ‘олдатам говорЯт: "‚от одержим победу по воле наших хозЯев,  и  тираниЯ
сразу же исчезнет, как по волшебству, и наступит мир  на  земле".  Ќеправда!
Њир не наступит до тех пор, пока не придет царство человеческое.
     Ќо  придет  ли  оно  когда-нибудь?  Ѓудет  ли  времЯ  ему   прийти,   -
ослепленное человечество так спешит умереть! ‚сЯ эта  сверкающаЯ  на  солнце
реклама,  все  эти   легковесные   доводы,   лживые,   глупо   или   искусно
сфабрикованные, из которых ни один не  касаетсЯ  благородных  глубин  общего
блага, все эти недостаточные доводы достаточны, чтобы держать  простодушного
человека в скотском невежестве, вооружить его железом и заковать его.
     - Ќе разумом, -  кричал  призрак,  когда  на  поле  битвы  душа  палача
расставалась с  телом,  еще  раззолоченным,  -  не  разумом  создана  библиЯ
€стории.  ‹ибо  закон  величеств  и  богатых  и  древний   спор   знамен   -
сверхъестественной и неприкосновенной природы, либо старый мир  построен  на
принципах безумиЯ.
     Ћн касаетсЯ менЯ  своей  каменной  рукой,  Я  пытаюсь  стрЯхнуть  ее  и
странно  спотыкаюсь,  хотЯ  лежу.  —ей-то  крик  отдаетсЯ  в  висках,  затем
грохочет в ушах, как орудие, затоплЯЯ менЯ, и Я тону в этом крике:
     - ’ак надо! ’ак надо! Ќе спрашивай!
     ќто крик войны, это крик войны.


        x x x

     Џосле этой войны снова начнетсЯ война. €  война  будет  повторЯтьсЯ  до
тех пор, пока вопрос о ней будет решатьсЯ не  теми,  кто  умирает  на  полЯх
сражений, не теми, кто темными  толпами  одушевлЯет  штыки,  когда  они  уже
выкованы. Ћдни и те же причины порождают одни и те же следствиЯ,  почти  все
живые должны оставить всЯкую надежду.
     ЌельзЯ знать,  какие  исторические  комбинации  породЯт  великие  бури,
какие имена собственные будут в то  времЯ  олицетворЯть  изменчивые  идеалы,
навЯзанные человечеству. Џричиной,  быть  может,  всюду  будет  страх  перед
действительной свободой народов. џсно только то, что бури будут.
     ‚ооружениЯ будут год от  году  расти  с  головокружительной  быстротой.
ЌеистоваЯ пытка точности овладевает мною.  Њы  отбывали  три  года  воинской
повинности, дети наши будут отбывать пЯть, будут  отбывать  десЯть  лет.  Њы
платим два миллиарда в год на подготовку войны. ‡аплатим двадцать,  заплатим
пЯтьдесЯт. ‚се, что у  нас  есть,  отнимут;  это  будет  грабеж,  разорение,
банкротство. ЃлагосостоЯние будет убито войной, как  и  люди;  оно  исчезнет
под обломками и в дыму, а золото нельзЯ изобрести, как и солдат.  ђазучились
считать; не знают больше  ничего.  ’риллион  -  миллион  миллионов...  ‘лово
кажетсЯ мне начертанным на волнах  событий.  ‚  отчаЯнии  пытаюсь  Я  понЯть
непостижимость этого нового слова, рожденного вчера войной.
     Ќа земле не будет ничего иного, кроме подготовки к войне. Ћна  поглотит
все живые силы, завладеет  всеми  открытиЯми,  всей  наукой,  всеми  идеЯми.
Ћдного господства  в  воздухе,  овладениЯ  пространством  достаточно  будет,
чтобы  исчерпать  национальные  накоплениЯ,  потому  что   воздушный   флот,
изобретение чудесное и чарующее, от самого  своего  рождениЯ  превратилсЯ  в
кругах завистников в богатую добычу, на которую нашлось много охотников.
     „ругие расходы иссЯкнут раньше расходов на истребительные войны, как  и
другие устремлениЯ, как  и  сама  цель  жизни.  ‚от  смысл  последнего  века
человечества.


        x x x

     ЏолЯ сражений  подготовлены  издавна.  Ћни  покрывают  целые  провинции
одним черным городом, одним огромным металлургическим  заводским  бассейном,
окруженным массивами лесов  из  стальных  деревьев  и  колодцами,  где  спит
остраЯ тень ловушек; там сотрЯсаютсЯ железные  настилы  и  железные  костры,
несутсЯ составы неистовых  поездов  параллельными  и  плотными  рЯдами,  как
штурмовые колонны, падающие горизонтально. Ќа  каком  бы  месте  равнины  ни
находитьсЯ,  -  даже  отвернувшись,  даже  убегаЯ,  -  расходЯщимисЯ  лучами
протЯнуты светлые щупальца рельсов и облачные  нити  проволок  взвиваютсЯ  в
полете. Ќа этом  месте  казни,  от  горизонта  до  горизонта,  подымаетсЯ  и
опускаетсЯ и  работает  такаЯ  сложнаЯ  машина,  что  нет  ей  имени,  такаЯ
огромнаЯ, что нет у нее формы; и только  наверху,  над  вихрЯми  и  громами,
бушующими от востока до запада,  при  свете  струй  расплавленного  металла,
огромных, как снопы света от маЯка, или  мигающих  электрических  созвездий,
едва можно различить, словно наклеенный в небе, профиль  искусственной  цепи
гор. Љолоссальный муравейник удвоен и утроен в  глубинах  другими  подобными
же бассейнами, взгромоздившимисЯ друг над другом  и  недоступными  вражеским
прожекторам - прожекторам таким  мощным,  что  только  шарообразность  земли
преграждает путь их лучам.
     ќтот огромный  город  с  огромными  низкими  домами,  прЯмоугольными  и
темными, - не город: это танки, которые, дрогнув от одного слабого  движениЯ
изнутри, готовы ринутьсЯ и покатитьсЯ на  своих  гигантских  гусеницах.  ќти
дальнобойные орудиЯ, погруженные в  колодцы,  вырытые  до  раскаленных  недр
земного шара и стоЯщие,  чуть  наклонившись,  как  ЏизанскаЯ  башнЯ,  и  эти
наклонные  трубы,  длинные,  как  трубы  фабричные,   такие   длинные,   что
перспектива  искажает  линии  и  порой  как  будто  расширЯет  их  к  краЯм,
наподобие апокалипсических труб, - это не пушки,  это  пулеметы,  насыщаемые
длинными лентами поездов; они пробивают в целых областЯх - если надо,  минуЯ
страну, - недра гор.


     Ќа войне, котораЯ напоминала когда-то деревню,  а  теперь,  из  краЯ  в
край, напоминает город и  даже  одну  гигантскую  фабрику,  почти  не  видно
людей.  Ќа  окружных  путЯх  и  в  казематах,  в  проходах  и  на  подвижных
платформах, среди лабиринта бетонированных пещер,  над  полком,  выстроенным
взводами от глубин земли до ее поверхности,  видны  стада  одичавших  людей,
бледных, согбенных людей, черных и промокших, выползающих из  трЯсины  ночи,
пришедших сюда спасать  свою  страну.  Ћни  окопались  в  какой-нибудь  зоне
перпендикулЯрных укреплений и сидЯт в этом углу, еще  более  проклЯтом,  чем
другие, где свирепствует ураган. —еловеческий материал этот собран,  подобно
преступным тенЯм „анте,  в  глубинах  отполированных  пещер.  Ђдские  взрывы
обнаруживают бесконечные, как  дороги,  линии  окопов,  узкие  содрогающиесЯ
полосы  пространства,  которые  даже  днем,  даже   под   солнцем   остаютсЯ
испачканными мглой и циклопической  грЯзью.  Ћблака  материи,  ураган  секир
обрушиваетсЯ на них,  а  полыхающее  зарево  ежесекундно  освещает  железные
рудники неба над осужденными на вечную пытку, бледные лица их не  изменились
под пеплом. Ћни ждут,  впитываЯ  в  себЯ  торжественность  и  важность  этих
оглушительных, тЯжких раскатов. Ћни залегли здесь, чтобы остатьсЯ  навсегда.
Ћни будут, как и другие до них, заживо  погребены  в  совершенном  забвении.
Љрики их не вырвутсЯ на поверхность земли, как и уста. ‘лава не  покинет  их
бедных тел.


     џ уношусь на одном из аэропланов, флотилиЯ которых омрачает  день,  как
тучи стрел в детских сказках, и образует армию  в  форме  свода.  ”лот  этот
может выгрузить в одну минуту, и безразлично где, миллион  людей  и  все  их
военное  снарЯжение.  Ќемного  лет  назад   услышали   мы   первый   стрекот
аэропланов. ’еперь голос их  покрывает  все  голоса.  ђазвитие  авиации  шло
нормально, и одного этого было достаточно, чтобы  территориальные  гарантии,
которых  требовали  безумцы  прошлых  поколений,  всем  наконец   показались
каким-то шутовством. “носимый  чудовищной  мощью  мотора,  сила  которого  в
тысЯчу  раз  превышает  его   огромный   вес,   мотора,   содрогающегосЯ   в
пространствах  и  наполнЯющего  все  мое  существо  грохотом,  Я  вижу,  как
мельчают холмы, на  которых  гигантские,  вздыбленные  пушки  торчат,  точно
воткнутые булавки. џ мчусь на высоте двух тысЯч  метров.  ‚оздушное  течение
подхватывает менЯ в разрывах туч, и  Я  падаю  камнем,  сдавленный  Яростным
всасыванием воздуха, холодного, как  клинок,  и  распираемый  своим  криком,
вонзившимсЯ в менЯ. џ видел пожары и взрывы  мин  с  гривами  дыма,  которые
треплютсЯ и разматываютсЯ черными длинными  космами,  длинными,  как  волосы
бога войны. џ видел, как концентрические  круги  все  еще  рЯбЯт  множеством
точек.  ЏрикрытиЯ,  изборожденные  подъемными  машинами,  уходЯт   наклонно,
параллелограммами, в глубины. џ видел ужасающей ночью, как враг  затопил  их
неиссЯкаемым потоком воспламененной жидкости. Њне было видение: скалистаЯ  и
чернаЯ  долина  наполнилась  до  краев  ослепительной  расплавленной  лавой,
несущей страшную зарю земную, котораЯ светит всю ночь и заставлЯет  бледнеть
звезды. ‚доль этой трещины землЯ с пылающей  сердцевиной  стала  прозрачной,
точно стекло. Џосреди огненного озера скопища оставшихсЯ в живых,  всплывшие
на каком-то плоту, извиваютсЯ, как осужденные на вечные  муки.  Ђ  там  люди
карабкаютсЯ, виснут гроздьЯми на прЯмоугольных  гребнЯх  долины  мерзости  и
слез. Љишащий мрак  громоздитсЯ  у  краЯ  длинных  бронированных  пропастей,
содрогающихсЯ от взрывов, как пароходы.
     ‚сЯ химиЯ сгорает  фейерверком  в  облаках  или  стелетсЯ  отравленными
полотнищами, равными по площади большим  городам;  против  них  не  убережет
никакаЯ стена, никакие окопы, и убийство подкрадываетсЯ  так  же  незаметно,
как  и  сама  смерть.  Џромышленность  множит  свои  феерии.   ќлектричество
разнуздало  свои  молнии  и  громы  -  и  свое  чудодейственное  могущество,
позволЯющее метать энергию, как снарЯд.
     Љто знает, не изменит ли уже одна эта  необычайнаЯ  мощь  электричества
лицо войны: централизованный  пучок  волн  побежит  по  непреложным  орбитам
сжигать и уничтожать все взрывчатые вещества и срывать с земли  ее  панцири,
загромождать подземные пучины  грузом  обгоревших  людей,  перекатывающихсЯ,
как ненужный шлак, и даже, быть может,  разбудит  землетрЯсениЯ,  вырвет  из
глубин, как руду, центральный огонь.
     “видЯт это еще люди, живущие сегоднЯ, и все же  это  провидение  такого
близкого будущего - лишь  бледнаЯ  тень  того,  что  будет  на  самом  деле.
‘трашно сознавать,  что  наука  совсем  еще  недавно  стала  методической  и
работает производительно. € к тому же разрушение  -  самаЯ  легкаЯ  вещь  на
земле.  Љто  знает,  какие  еще  средства  есть  в  запасе,  кто  знает,  не
используют ли эпидемии, как используют цветущие армии (или не  возникнут  ли
они, непобедимые и  педантичные,  из  армий  мертвецов).  Љто  знает,  после
какого катаклизма будет забыта нынешнЯЯ  война,  котораЯ  бросала  на  землю
лишь двадцать тысЯч человек в день,  изобрела  до  сих  пор  только  орудиЯ,
бьющие на расстоЯние не больше ста двадцати километров, воздушные торпеды  в
одну тонну, аэропланы, покрывающие  пЯтьдесЯт  километров  в  час,  танки  и
подводные лодки, пересекающие Ђтлантику и расходы на которые не  доросли  ни
в одной стране до суммы некоторых частных состоЯний.
     Ќо предугадываемые потрЯсениЯ, изобразить  которые  могут  лишь  цифры,
окажутсЯ сильнее жизни. Ћстервенелому,  свирепому  уничтожению  армий  будет
положен предел. Њы разучились считать, но фатальность событий  подсчитывает.
‚ какой-нибудь день будут убиты все мужчины, женщины и дети. €счезнут  также
и те, которые держатсЯ на бесславной смерти солдат, они  исчезнут  вместе  с
необъЯтным  и  трепещущим  цоколем,  который  они  попирают.  Ќо  они  живут
настоЯщим и думают, что ничто не изменитсЯ, пока существуют  они.  €  каждый
из них в свой черед говорит: "Џосле нас хоть потоп..."
     Ќастанет день, когда всЯкаЯ война  прекратитсЯ,  от