о который - Ђдамс,
ѓодкин или Љамерон? ’ам,  где  синедрион,  или  папа,  или  конгресс,  или
газета, или глас народный в сомнительных случаЯх решает, что  нравственно,
а что нет, отдельные личности могли и ошибатьсЯ, особенно опускаЯ деньги в
собственный  карман,  но  в  демократических  государствах   любой   закон
принимаетсЯ  большинством.  Љаждому,  кто  знал  об  обратной  зависимости
популЯрности Љамерона и ѓодкина, идеЯ  решить  разногласие  между  ними  с
помощью vox populi [глас народный (лат.); здесь: общенародное голосование]
казалась исключительно забавной. Ќо в  результате  vox  populi  высказалсЯ
против Љамерона, в пользу ѓодкина.
   Ѓостонский моралист и  реформатор  продолжал  по  обыкновению,  подобно
доктору  „жонсону,  сердито  топать  на  ближних  ножкою,   следуЯ   своим
пристрастиЯм и антипатиЯм,  меж  тем  как  истинные  американцы,  медленно
усваивающие новые и сложные идеи, по-прежнему блуждали в потемках, не умеЯ
сообразить, который из двух стандартов сулит им больше выгоды. Љак всегда,
надлежащий урок им преподали банки. Ќа протЯжении  полувека  банки  успели
преподать этим козЯвкам не один мудрый урок, и они, козЯвки,  должны  быть
им бесконечно благодарны. Ќо из всех уроков, какие банки преподали Ђдамсу,
ни один не мог сравнитьсЯ по драматическому эффекту с  тем,  какой  ожидал
его 22 июлЯ 1893 года, когда, проговорив  все  утро  о  свободной  чеканке
серебра с сенатором Љамероном, пока, сидЯ  вместе  на  империале  почтовой
кареты, они через ”уркский перевал не прибыли во  второй  половине  днЯ  в
‹юцерн, где он и вскрыл письмо  от  братьев,  в  котором  те  просили  его
немедленно вернутьсЯ в  Ѓостон:  город  сотрЯсали  банкротства,  и  Ђдамс,
возможно, был уже нищим.
   Ѓыстрейшего способа усвоить жизненный урок, как  получить  его  в  виде
известиЯ, которое словно обухом бьет по голове, Ђдамс не  знал,  а  потому
поразилсЯ собственной тупости: он никак не мог взЯть в толк,  что  нанесло
ему удар. ‘традаЯ много лет бессонницей, он прежде всего испугалсЯ за свои
бедные нервы - как-то скажетсЯ на них беда? - и приготовилсЯ провести ночь
без сна; однако, сколько ни билсЯ над задачей, каким образом человек,  уже
несколько месЯцев как уплативший до  единого  доллара  все  известные  ему
долги,  мог  оказатьсЯ  банкротом,  вынужден  был  отступитьсЯ  от   такой
неразрешимой загадки и искать утешениЯ в мысли, что  новаЯ  беда  врЯд  ли
ударила по нему сильнее, чем по другим, более достойным  членам  общества,
и, успокоившись на этом и чувствуЯ себЯ добрым гражданином, заснул,  чтобы
на следующий день отплыть в Љуинси, куда и прибыл 7 августа.
   —тобы воспитывать себЯ заново в пЯтьдесЯт пЯть лет,  трудно  предложить
лучшее начало, чем оказатьсЯ перед обрушившейсЯ  на  вас  бедой,  когда  в
течение нескольких месЯцев вы находитесь на грани банкротства, не понимаЯ,
каким  образом  попали  в  такое  положение  и  как  из  него  выпутатьсЯ.
Њало-помалу создавшаЯсЯ ситуациЯ принЯла в представлении Ђдамса  следующие
очертаниЯ: оказываетсЯ, банки ссудили ему, в числе прочих, некую  денежную
сумму - скажем, несколько тысЯч миллионов (при банкротстве сумма не  имеет
значениЯ), - за которую он, в числе прочих, нес  ответственность,  о  чем,
как и прочие, ничего не знал. ‘мешнаЯ сторона  этой  бесподобной  ситуации
казалась ему очевиднее трагической, и он искренне смеЯлсЯ над  собой,  как
не смеЯлсЯ уже много лет. Ќасколько он мог судить, он не терЯл ничего, чем
действительно дорожил, банки же лишались своего  существованиЯ.  „лЯ  него
деньги мало что значили, длЯ банков же были вопросом жизни. ‚первые  банки
оказались в его власти. Ћн мог позволить себе смеЯтьсЯ - как,  впрочем,  и
все  общество,  хотЯ  мало  кто  смеЯлсЯ.  ‹юди  осаждали  банки,  пытаЯсь
выЯснить, что те собираютсЯ  делать.  Ђдамсу  всЯ  эта  ситуациЯ  казалась
фарсом, и чем больше он ее наблюдал, тем меньше в ней разбиралсЯ. „ругие -
он был уверен - разбирались в ней не  лучше  его.  ЉакаЯ-то  мощнаЯ  сила,
действовавшаЯ  вслепую,  совершала  нечто,  чего  никто  не  хотел.  Ђдамс
отправилсЯ  в  банк  снЯть  со  счета  сто  собственных  долларов,  кассир
отказалсЯ выдать ему больше пЯтидесЯти, и  Ђдамс,  не  проронив  ни  слова
протеста, взЯл пЯтьдесЯт - ведь он тоже отказывал банкам в  тех  сотнЯх  и
тысЯчах, которые им принадлежали по праву. Љаждый жаждал  помочь  другому,
но и те и другие отказывались платить долги, и Ђдамс не находил ответа  на
вопрос,  кто  же  повинен  в  создавшемсЯ  положении,  ибо  и  должники  и
заимодавцы составлЯли одну корпорацию и были, в социальном  смысле,  одним
лицом. Ћчевидно, они  оказались  во  власти  одной  и  той  же  силы;  она
действовала автоматически; ее эффективность была пропорциональна  мощности
ее действиЯ, но никто не знал, что она из себЯ представлЯет, и большинство
людей видело в ней вспышку эмоций - панику, - а это ничего не объЯснЯло.
   Ћт  непосильного  напрЯжениЯ  люди  мерли  как  мухи,  и  Ѓостон  сразу
состарилсЯ, обветшал, опустел. ’олько Ђдамс лоснилсЯ от жира и  чувствовал
себЯ вполне счастливым: наконец-то он вновь  обрел  себЯ  и  мог  занЯтьсЯ
своим прервавшимсЯ на двадцать лет воспитанием. ‘тоит ли его завершать, он
не задумывалсЯ - лишь бы оно его занимало; но впервые с 1870 года  у  него
поЯвилось ощущение, что в мире совершаетсЯ нечто  новое  и  любопытное.  ‘
1870 года значительные  перемены  произошли  в  самих  действующих  силах;
стараЯ машина уже не справлЯлась со своими функциЯми; где-то,  как-то  она
неминуемо должна была сломатьсЯ,  а  если  это  произошло  бы,  задев  его
непосредственно, ему открылись бы тем  большие  возможности  длЯ  изучениЯ
всего механизма.
   ‚первые за много лет, оказавшись в Љуинси, Ђдамс проводил много времени
с младшим братом Ѓруксом и, к своему удивлению, обнаружил, что их  волнуют
одни и те же проблемы. Ѓрукс, которому тогда уже перевалило за сорок пЯть,
был серьезный историк и глубокий мыслитель. ЏостоЯнно  нарушаЯ  условности
бостонского света, он совершенно не вписывалсЯ в его атмосферу. Ќо братьЯм
длЯ беседы не требовалось  светской  атмосферы:  они  привыкли  обходитьсЯ
аудиторией из одного слушателЯ. Ѓрукс открыл и развил исторический  закон,
согласно которому любаЯ цивилизациЯ следует интересам биржи, и, разработав
его длЯ ‘редиземноморьЯ, теперь разрабатывал длЯ Ђтлантики.  Џо  открытому
Ѓруксом закону, все в Ђмерике, как и в …вропе и в Ђзии, было  неустойчиво,
постоЯнно стремЯсь к новому равновесию и  по  необходимости  его  обретаЯ.
‹юбитель парадоксов, Ѓрукс, употребив с пользой  десЯть  лет  на  изучение
своего предмета, сумел прийти к новому образу мышлениЯ, он сумел  очистить
свою  науку  от  тьмы   дребедени,   но,   столкнувшись   с   повседневной
действительностью, заключил, что она парадоксальнее любого парадокса.  …го
мысль не поспевала за событиЯми. Ќеустойчивость превосходила все  расчеты,
а темп ускорениЯ выходил за пределы возможного. ‘реди прочих общих законов
он вывел парадокс, гласЯщий, что дисгармониЯ между трудом  и  капиталом  в
конечном итоге приведет не к коллективизму, а к анархии -  мысль,  которую
Ђдамс сочтет стоЯщей изучениЯ.
   Љогда 19 сентЯбрЯ он возвратилсЯ  в  ‚ашингтон,  бурЯ  в  основном  уже
улеглась и жизнь принЯла новое обличье, причем столь  интересное,  что  он
решил отправитьсЯ в  —икаго,  чтобы  еще  раз  ознакомитьсЯ  со  ‚семирной
выставкой,  и  последующие  две  недели  был  полностью  поглощен  ею.  …е
экспонатов хватило бы ему длЯ изучениЯ на сто лет, и  проблемы  воспитаниЯ
погрузились в страшный хаос. …му вдруг стало казатьсЯ, что в этом  году  с
этой свихнувшейсЯ проблемой он справитьсЯ не сможет.  ‚опрос  о  свободной
чеканке серебра, при всей его щекотливости,  был  прост,  как  односложное
слово по сравнению с проблемами кредита и обмена, которыми  он  постепенно
оброс; но когда Ђдамс прибыл в —икаго, надеЯсь там от него  отдохнуть,  то
задачи, свЯзанные с воспитанием, обступили его со всех сторон  и  тут  же,
словно кролики, выскочившие из сотни норок, бросились  врассыпную  прежде,
чем Ђдамс смог проследить, куда они скрылись. “же  сама  выставка  бросала
вызов любой философии. Њожно было бранить ее с открытиЯ  до  закрытиЯ,  но
это ничего не объЯснЯло из того, что требовало объЯснений. Џо  зрелищности
она оставлЯла далеко позади Џарижскую, но еще больше чем зрелищностью  она
поражала  самим  фактом  своего   существованиЯ   -   больше   чем   любаЯ
достопримечательность   американского   континента,   включаЯ   Ќиагарский
водопад, ‰еллоустонские гейзеры и сеть железных дорог, ибо  все  они  были
творениЯми природы и человека в должном месте; тогда как  выставка  ЯвлЯла
собой нечто совсем иное: со времен Ќоева ковчега ничего похожего  на  этот
‚авилон столь беспорЯдочных и плохо  сочетаемых,  столь  смутных  и  дурно
претворенных, столь разрозненных идей, полуидей и экспериментальных  потуг
не нарушало водной глади ‚еликих озер.
   €зумление от первого посещениЯ усиливалось с каждым днем. Џомимо  того,
что как итог естественного развитиЯ ‘еверо-‡апада  выставка  ЯвлЯла  собой
ступень эволюции, котораЯ ошеломила бы  самого  „арвина,  она  выражала  и
кое-что иное, и это наводило на мысль, казавшуюсЯ еще более  ошеломлЯющей.
€ даже если это было не так - если считать, что  ‚семирнаЯ  выставка  была
всего лишь своего рода итогом индустриального и  научного  развитиЯ  Beaux
Arts, вынужденных по эстетическим мотивам провести лето  на  берегу  озера
Њичиган, - напрашивалсЯ вопрос: в какой мере она была там на месте? Њог ли
американец чувствовать себЯ в ее залах на  месте?  Џо  правде  говорЯ,  он
разгуливал по ним с довольным видом, как если бы все  выставленное  в  них
принадлежало ему; он понимал, что выставка хороша; он  гордилсЯ  ею  и  по
большей части  изображал  человека,  всю  жизнь  занимавшегосЯ  пейзажными
садами и декоративной архитектурой. Ђ если не занималсЯ сам, то знал в них
толк и умел заказать, что ему требуетсЯ, как сумел заказывать туалеты  длЯ
жены и дочерей у “орта и Џакена. „ругое дело, сумел бы он  устроить  такую
выставку сам. Џожалуй, не сумел бы. Ќо в следующий раз он устроит  ее  без
посторонней помощи и покажет собственные недочеты. Ћднако в данный  момент
он, казалось, минуЯ ‹ондон и Ќью-‰орк, совершил прыжок прЯмо  из  Љоринфа,
‘иракуз и ‚енеции,  чтобы  навЯзать  податливому  —икаго  их  классические
образцы. Љритики всегда поругивали классицизм, но  все  купеческие  города
неизменно проЯвлЯли купеческий  вкус,  и,  по  мнению  строгого  ревнителЯ
христианской  веры,  не   было   искусства   менее   выразительного,   чем
венецианскаЯ готика. Љупеческий вкус всегда тЯготел в набору безделушек. ‚
—икаго по крайней мере попытались придать своему вкусу вид единства.
   Ќу как тут было не опуститьсЯ  на  ступени  под  куполом,  воздвигнутым
ђичардом •антом, чтобы предатьсЯ  раздумьЯм  не  менее  глубоким,  чем  на
ступенЯх Ђрачели! € все о том же! ‡десь был разрыв непрерывности - брешь в
исторической   последовательности!   Њожет   быть,   это   Ђдамсу   только
померещилось? Ћт ответа на этот вопрос зависел весь  его  внутренний  мир.
…сли такой разрыв действительно существовал и новое американское  общество
оказалось способным совершить крутой и осознанный поворот к идеалам,  его,
Ђдамса,  личные  друзьЯ  наконец-то  выходили   победителЯми   в   скачках
американских колесниц за славой. …сли американцы  ‘еверо-‡апада  и  впрЯмь
умели отличить красоту, когда ее видели, то когда-нибудь они  заговорЯт  о
•анте и ђичардсоне, ‹а ”арже и ‘ент-ѓоденсе, Ѓернхеме, Њаккиме и ‘тэнфорде
“айте, меж тем как имена политиков и миллионеров будут  преданы  забвению.
‘ами художники и архитекторы - создатели выставки -  не  давали  основаниЯ
длЯ таких надежд: они высказывались достаточно вольно - правда, не в таких
выражениЯх, какие хотелось бы цитировать, - и, по их мнению,  в  искусстве
на  ‘еверо-‡ападе  ничего  не  понимали.  Џослушать   их,   они   работали
исключительно длЯ себЯ: словно искусство длЯ американцев ‡апада  сводилось
к театральной  декорации,  бриллиантовой  запонке,  бумажному  воротничку.
‚прочем, надо думать, архитекторы из Џестума и ѓиргенти рассуждали сходным
образом, а греки еще две тысЯчи  лет  назад  произносили  примерно  те  же
слова, говорЯ о семитском Љарфагене.
   ЃросаЯсь от  надежды  к  сомнениЯм,  Ђдамс  искал  опору  в  экспонатах
выставки и находил ее. ’ехнические школы пытались научить слишком  многому
и в слишком быстром темпе, и их стараниЯ шли прахом. Њиллионы людей, к ним
непричастных,  чувствовали  себЯ  и  вовсе  беспомощными;  из  них  только
немногие жаждали овладеть знаниЯми, а в глазах  большинства  беспомощность
выглЯдела естественной и нормальной: они с детства  привыкли  смотреть  на
паровой двигатель и динамо-машину  как  на  такую  же  естественную  часть
бытиЯ, как солнце, полагаЯ, что ни то,  ни  другое  им  познать  не  дано.
’олько  от  историка  выставка  требовала  серьезных  усилий.  ќкспонатов,
демонстрировавших исторический процесс, было достаточно,  правда,  они  не
уходили в глубину времен и ни один не был как следует разработан. Љ лучшим
следовало отнести модели пароходов фирмы "Љьюнард",  но  и  тут  историку,
жадному до результатов, приходилось исписать  не  один  карандаш  и  целую
стопку  бумаги,  чтобы  рассчитать,  когда,  согласно  данному  увеличению
мощности, тоннажа и скорости, океанский пароход достигнет предела в  своем
развитии. Џо цифрам это приходилось на 1927 год; должно  было  пройти  еще
целое поколение, прежде чем сила, пространство и времЯ встретЯтсЯ в  одной
точке. Ћкеанский пароход шел в будущее по  самой  верной  триангулЯционной
линии, ибо он раньше, чем какое-либо  другое  творение  человечества,  мог
привести людей к единению; железные дороги сулили меньше возможностей: они
уже, по-видимому, завершили свое  развитие  и  могли  расти  разве  только
числом; наибольший интерес вызывали взрывчатые вещества, но, чтобы  в  них
разобратьсЯ, требовалась армиЯ  химиков,  физиков  и  математиков;  меньше
всего знаний можно было извлечь из  динамо-машины,  котораЯ  только-только
входила в  период  младенчества;  однако,  если  ей  предстоЯло  и  впредь
развиватьсЯ в том же темпе, как и в недавние десЯть лет, она уже при жизни
ближайшего поколениЯ неизбежно стала бы весьма дешевым источником энергии.
Ђдамс подолгу простаивал  у  динамо-машин:  они  занимали  его  как  новое
Явление, открывавшее в  истории  новую  фазу.  “ченым  никогда  не  понЯть
невежества и наивности историка, который, столкнувшись с новым  источником
энергии, естественно, задаетсЯ вопросом, что это такое. ’олкает или тЯнет?
‚инт или поршень? ’ечет или вибрирует? ЏередаетсЯ по проводам или ЯвлЯетсЯ
математическим рЯдом? € еще десЯтки вопросов, на которые он  ждет  ответа,
но, к своему удивлению, так и не получает.
   ‚ —икаго воспитание трещало по всем швам -  по  крайней  мере  длЯ  тех
отсталых субъектов, которые впервые столкнулись с  конкретным  воплощением
очень многих Явлений и ничего о  них  не  знали.  ќтим  людЯм,  совершенно
невежественным в сотнЯх вещей - никогда не управлЯвшим паровым двигателем,
самым простым из  всех  источников  энергии,  -  ни  разу  не  повернувшим
рукоЯтку  рычага  -  не  державшим  в  руках  батарейки  -  в   жизни   не
разговаривавшим по телефону и  не  имевшим  и  тени  представлениЯ,  какое
количество силы или мощности составлЯет ватт,  или  ампер,  или  эрг,  или
любаЯ другаЯ единица измерениЯ энергии, введеннаЯ за последние сто лет,  -
не  оставалось  иного  выбора,  как,  опустившись  на  ступени,  предатьсЯ
усиленным  размышлениЯм,  каким  врЯд  ли  предавались  -  студентами  или
преподавателЯми - на скамьЯх ѓарварда, и ужасатьсЯ тому,  что  говорили  и
делали все эти  годы,  испытываЯ  жгучий  стыд  за  детское  невежество  и
болтливую праздность общества,  которое  им  это  позволЯло.  “м  историка
оценивает  ЯвлениЯ  только  применительно  к  историческим  процессам,  и,
наверное,  за  все  времЯ  существованиЯ  историков  Ђдамс   был   первым,
беспомощно  взиравшим  на  ЯвлениЯ  технического   развитиЯ.   Ѓольшинство
историков не раз оказывались беспомощными перед ЯвлениЯми метафизического,
теологического или политического развитиЯ, и единственное, чему они до сих
пор доверЯли, была консолидациЯ сил природы.
   Џонимал ли Ђдамс сам, что имел в виду? ђазумеетсЯ, нет! …сли бы у  него
хватило знаний, чтобы поставить вопрос  правильно,  его  воспитание  можно
было бы тотчас считать законченным. ‚ 1893 году  в  —икаго  впервые  встал
вопрос: знает ли американский народ, куда он идет? Ђдамс честно отвечал  -
не знаю, но пытаюсь понЯть. €,  сидЯ  под  сенью  архитектурного  творениЯ
ђичарда  •анта,  он,  по  зрелом  размышлении,  пришел  к  выводу,  что  и
американский народ, скорее всего, не знает ответа на этот вопрос,  но  тем
не менее идет, или, лучше  сказать,  бессознательно  движетсЯ  к  какой-то
точке в мышлении, как, говорЯт, движетсЯ к некой точке в пространстве наша
солнечнаЯ система, и, если бы поЯвилась возможность наблюдать это движение
со стороны, можно было бы определить и эту точку.  ‚  —икаго  американскаЯ
мысль впервые выразила себЯ как единство; и отсюда следовало начинать.
   ‚торой раз это  случилось  в  ‚ашингтоне.  Љогда  Ђдамс  возвратилсЯ  в
‚ашингтон, сессиЯ конгресса, созваннаЯ, чтобы отклонить  Ђкт  о  свободной
чеканке серебра, шла полным ходом.  Њеньшинство,  ратовавшее  за  серебро,
упорно старалось помешать этому, подавлЯющее же большинство их противников
проЯвлЯло умеренное рвение. Ќа едином золотом стандарте настаивали  только
банки и биржевые  дельцы;  политические  партии  делились  согласно  своим
капиталистическим и географическим интересам, причем сенатор  Љамерон  был
здесь единственным исключением. Ћднако все общались между собой,  проЯвлЯЯ
необычайное добродушие и крайнюю снисходительность к поступкам  и  мотивам
друг друга. Ѓорьба велась с куда меньшим ожесточением, чем обычно в  таких
случаЯх, и закончилась  фарсом.  Љогда  вечером  по  окончании  последнего
голосованиЯ сенатор Љамерон  вернулсЯ  из  ЉапитолиЯ  вместе  с  сенатором
Ѓрайсом, сенатором „жонсом,  сенатором  ‹оджем  и  Њортоном  ”рюином,  все
пЯтеро были в наипрекраснейшем расположении духа, как люди,  сбросившие  с
себЯ тЯжелый груз ответственности. “ Ђдамса,  наблюдавшего  все  перипетии
голосованиЯ со стороны, тоже было легко на душе. —то ж,  он  защищал  свой
восемнадцатый  век,  свою  конституцию  1789  года,  „жорджа   ‚ашингтона,
ѓарвардский университет, Љуинси и плимутских отцов-пилигримов, пока кто-то
защищал их вместе с ним. Ћн  еще  двадцать  лет  назад  объЯвил  это  дело
безнадежным, но отстаивал его  в  силу  привычки  и  склонности,  пока  не
осталсЯ в одиночестве. Ћн держалсЯ своей давней  неприЯзни  к  банкирам  и
капиталистическому обществу, пока не почувствовал, что  превращаетсЯ  чуть
ли не в маньЯка. Ћн давным-давно уже  знал,  что  придетсЯ  принЯть  новый
порЯдок вещей, как знал о неприЯтной  неизбежности  и  многого  другого  -
старениЯ, одрЯхлениЯ и смерти, с которыми каждый боретсЯ,  сколько  может.
‚опрос этот в конечном итоге решил народ. ‚ течение ста лет - с 1793-го по
1893-й - американский народ раздумывал, сомневалсЯ,  колебалсЯ,  делаЯ  то
шаг вперед, то назад, между двумЯ путЯми: первый - просто  индустриальный,
второй - капиталистический с присущей ему централизацией и машинизацией. ‚
1893 году вопрос  решалсЯ  на  уровне  единого  золотого  стандарта,  и  в
результате большинство высказалось, раз и навсегда,  за  капиталистическую
систему со всем необходимым длЯ нее механизмом.  ‚се  друзьЯ  Ђдамса,  все
лучшие граждане, реформаторы, церковь, университеты, образованные классы -
все   присоединились   к   банкам,   чтобы    вынудить    Ђмерику    пойти
капиталистическим путем  -  принуждение,  которое  давно  уже  можно  было
вывести из закона массы. €з всех форм общества или  правлениЯ  именно  эта
менее всего была по вкусу Ђдамсу,  но  его  вкусы  так  же  устарели,  как
выдвинутаЯ некогда мЯтежниками  теориЯ  суверенных  прав  татов.  Ђмерика
принЯла капиталистическую систему, а раз так, то управлЯть ею  должен  был
капитал на основе капиталистических методов. ’рудно было  вообразить  себе
что-либо  абсурднее,  чем  попытка  передать  управление  столь  сложного,
требующего централизации механизма в руки южных и западных фермеров  вкупе
с городскими чернорабочими -  гротескный  союз?  -  попытка,  которую  уже
тщились  осуществить  при  несравненно  более  простых  обстоЯтельствах  в
1800-м, а затем в 1828 году и котораЯ оба раза провалилась.
   Ќа этом воспитание Ђдамса в области внутренней политики  застопорилось.
Ћстальное сводилось к вопросам техническим  -  к  управлению  системой,  к
экономике - и не касалось спорных принципов. Ћбщественный механизм  должен
действовать эффективно, и, согласившись с этим, общество  может  позволить
себе дискутировать, в чьих интересах этот механизм будет действовать, но в
любом случае оно должно обеспечить концентрацию усилий. ‚еликие перевороты
оставлЯют, как правило,  горький  след,  и,  пожалуй,  ничто  так  еще  не
поражало Ђдамса в политике, как то, с какой  легкостью  он  и  его  друзьЯ
перемахнули через пропасть и оседлали золотой стандарт и капиталистическую
систему  со  всеми  ее  методами,  протекционным   тарифом,   трестами   и
корпорациЯми, тред-юнионами и неизбежно сопутствующим им  социалистическим
патернализмом   -   всю   механическую   консолидацию   сил,    беспощадно
вытаптывавших тот класс, к которому  Ђдамс  принадлежал  по  рождению,  но
создавших монополии, способные контролировать новый порЯдок  вещей,  столь
пришедшийсЯ по сердцу Ђмерике.
   Ћбщество,  смахнув  в  кучу  золу  и   пепел,   оставшиесЯ   от   ложно
направленного  воспитаниЯ,  вкушало  покой.  €  историку,  вместе  с   ним
испытавшему  энергичный  толчок,  ничего  не  оставалось,  как  задаватьсЯ
вопросом - надолго ли и в каких пределах?


        23. ЊЋ‹—ЂЌ€… (1894-1898)

   Џосле катаклизма 1893 года его жертвы  так  и  остались  барахтатьсЯ  в
застойных водах, а многие пути воспитаниЯ оказались  перечеркнутыми.  Џока
страна напрЯгалась в неимоверных  усилиЯх,  отдельный  человек,  как  мог,
ползал  среди  развалин,   убеждаЯсь,   что   тьма   жизненных   ценностей
превратилась в ничто. —етыре последующих года, с  1894  по  1897-й,  почти
ничего  не  внесли  -  разве  только  как  свЯзующее  звено  между   веком
девЯтнадцатым и веком двадцатым - в драму воспитаниЯ, и их можно  было  бы
опустить. Њногое из того, что составлЯло радости жизни между 1870  и  1890
годами, погибло в крушении,  и  одним  из  первых  рухнуло  благосостоЯние
Љларенса Љинга. €з его краха можно было  извлечь  любой  урок,  но  Ђдамсу
историЯ Љинга представлЯлась особенно  знаменательной  -  над  ней  стоило
подумать. ‚ 1871 году воспитание и образование, полученные Љингом, были  в
глазах Ђдамса идеальными. Ќи один молодой американец не мог  и  мечтать  о
таком букете свойств - физическаЯ  выносливость  и  энергиЯ,  положение  в
обществе, широкий ум и превосходнаЯ  интеллектуальнаЯ  подготовка,  острый
Язык, доброе  сердце  и  научные  знаниЯ  -  все  истинно  американские  и
необоримо сильные качества. ђЯдом с  Љингом  мог  стать  только  Ђлександр
Ђгассис, и,  по  мнению  их  сотоварищей,  врЯд  ли  кто-либо  другой  мог
соперничать с этими двумЯ  на  беговой  дорожке  к  успеху.  €  вот  после
двадцати лет непрерывных усилий оказалось, что теориЯ научного  воспитаниЯ
несостоЯтельна, и по той же причине, по которой  терпЯт  крах  большинство
теорий, - из-за недостатка в деньгах. Ќо даже ѓенри  Ђдамс,  который,  как
ему мнилось, остерегалсЯ малейшего риска в финансовых делах, попал в  1894
году в  переплет  и  несколько  месЯцев  провисел  на  волоске  над  морем
банкротств, спасшись только благодарЯ тому,  что  весь  класс  миллионеров
потерЯл - кто больше, кто меньше -  свои  капиталы,  а  вместе  с  крысами
банкам пришлось выпустить и мышь.  ‚  целом  человека,  чьим  единственным
достоЯнием  было  образование,  ничего  не  стоило  схватить  за  горло  и
заставить изрыгнуть все им  приобретенное,  а  сознание,  что  грабЯт  его
непреднамеренно и что он страдает наравне со всеми, врЯд  ли  служило  ему
утешением.  Џроисходило  ли  так  по  чьей-то   злой   воле   или   просто
автоматически само собой, результат, по которому оценивалось  образование,
оставалсЯ тот же. ЌесостоЯтельность расчетов на научное образование  из-за
отсутствиЯ денег - вот что сокрушало! ђасчет на  научное  образование  был
здравым только в теории, на практике научные знаниЯ сами по себе,  если  у
ученого не было достаточно денег,  ничего  не  решали.  —еловека  с  тощим
кошельком, по собственному его выражению, отовсюду "выпирали". Ћбразование
должно было соответствовать сложным условиЯм  нового  общества,  постоЯнно
наращивающего темпы развитиЯ,  и  соответствие  это  поверЯлось  жизненным
успехом.  Љто  же  из  образованных  сверстников  Ђдамса  -  из  поколениЯ
родившихсЯ в  тридцатых  и  подготовленных  длЯ  занЯтий  интеллектуальным
трудом - мог служить примером  успеха?  ‘реди  ближайших  знакомых  Ђдамса
таких было трое: „жон •ей, “итлоу ђид и “ильЯм  “итни,  и  все  трое  были
обЯзаны  карьерой  отнюдь  не  образованию,  которое   служило   им   лишь
украшением, а удачной женитьбе. ‘реди этих  троих  в  1893  году  наиболее
популЯрным типом мог считатьсЯ “ильЯм “итни.
   •отЯ газеты взахлеб - пока не истощалсЯ запас банальностей - верещали о
богачах и богатстве, редкий американец  завидовал  миллионерам  из-за  тех
благ, какие те могли иметь за свои деньги. ‚ Ќью-‰орке к  ним,  случалось,
относились с опаской, но чаще смеЯлись, а то и потешались над  ними.  „аже
самым богатым не  просто  было  занЯть  положение  в  обществе,  или  быть
избранными на должность, или  попасть  в  члены  привилегированного  клуба
только  благодарЯ  своим  капиталам.  €сключаЯ  считанные  единицы  -  как
Џьерпонт Њорган, чье общественное положение не  определЯлось  большим  или
меньшим  состоЯнием,  -  американцы  не  завидовали  богатству  из-за  тех
радостей, какие оно несло с собой, а “итни даже не был очень богат. ’ем не
менее ему завидовали. € не без основаниЯ. “же в  1893  году,  удовлетворив
все  возможные  честолюбивые  помыслы  и  чуть  ли  не   распорЯжаЯсь   по
собственному  усмотрению  всей  страной,  он  вдруг  ушел   из   политики,
отказавшись от целей, обычно преследуемых честолюбцами, и,  сделав  это  с
необыкновенной легкостью - словно стрЯхнул пепел от выкуренной сигареты, -
предпочел развлечениЯ совсем иного рода: ублажил все  свои  вкусы,  утолил
все  свои  желаниЯ,  сорвал  все  цветы  удовольствиЯ,  какие  только  мог
предоставить  Ќью-‰орк,  а  затем,  еще  не  насытившись,   перенес   свою
деЯтельность на зарубежную арену, и  нью-йоркцы  уже  не  знали,  чему  им
больше дивитьсЯ - его лошадЯм или его  особнЯкам.  “итни  преуспел  именно
там, где Љларенса Љинга постигла неудача.
   Џрошло без малого сорок лет с тех пор, как все они пустились  в  погоню
за могуществом, и теперь результаты их забега  определились  окончательно.
Ћднако в 1894 году, как и в 1854-м, никто по-прежнему не знал, какого рода
воспитание и образование требовалось  американцу,  чтобы  рассчитывать  на
успех. …сли даже допустить, что образованность - те же деньги, ее ценность
была весьма относительной.  ‚  Ђмерике  насчитывалось  несколько  десЯтков
людей с состоЯнием в пЯть и более миллионов, и почти все они  вели  жизнь,
стоившую не более чем  жизнь  их  поваров,  хотЯ  задача  "делать  деньги"
воздвигала перед ними больше трудностей, чем задача, выполнЯемаЯ  Ђдамсом,
-  давать  образование,  равнозначное  деньгам.  Ћбщественное   положение,
по-видимому, все  еще  ценилось  высоко,  образование  же  ни  во  что  не
ставилось. Њатематики,  лингвисты,  инженеры-электрики,  инженеры-механики
могли  в  лучшем  случае  рассчитывать  на   десЯть   долларов   в   день.
Ђдминистраторы,    управлЯющие,    менеджеры,     отличавшиесЯ     типично
средневековыми достоинствами - энергией и волей - и  не  имевшие  никакого
образованиЯ,  кроме  как  в  своей  узкой  сфере  деЯтельности,  вероЯтно,
оценивались в десЯть раз дороже.
   Ћбщество так и не сумело определить, какого рода образование его больше
всего устраивало. Ѓогатство  ценилось  наравне  с  положением  в  свете  и
классическим образованием, а женщины так пока  и  не  знали,  чему  отдать
предпочтение. ЋглЯдываЯсь вокруг, Ђдамс заключал, что может  быть  доволен
своим положением, как если бы его образование вполне отвечало  современным
требованиЯм;  Љларенс  Љинг,  чье  образование  в  теории   полностью   им
соответствовало, напротив, потерпел фиаско, тогда  как  “итни,  получивший
образование не лучшее, чем Ђдамс, достиг феноменального успеха.
   …сли бы Ђдамс начинал свой жизненный путь не в 1854 году, а  в  1894-м,
он, вероЯтно, повторил бы сказанное им сорок лет назад:  все,  что  должно
дать образование, - это умение  свободно  владеть  четырьмЯ  традиционными
орудиЯми: математикой, французским, немецким и  испанским  Языками.  ‘  их
помощью он всегда найдет путь к любому предмету, оказавшемусЯ в  поле  его
зрениЯ, и будет иметь  решительное  преимущество  над  девЯтью  из  десЯти
возможных  соперников.  ѓосударственный  деЯтель  или  юрист,  химик   или
инженер-электрик,    свЯщенник    или    университетский    преподаватель,
соотечественник или иностранец - ему никто не был бы страшен.
   Љрах Љинга,  физический  и  финансовый,  обернулсЯ  длЯ  Ђдамса  прЯмой
выгодой: оправившись от болезни, Љинг  соблазнил  его  поехать  вместе  на
Љубу, куда они и отправились  в  Январе  1894  года  и  где  поселились  в
небольшом городке ‘антьЯго. Љолоритное кубинское общество, с которым  Љинг
был хорошо знаком, проводило времЯ веселее, чем  любое  другое,  известное
Ђдамсу до тех пор, но отнюдь не стремилось чему-либо учить - разве  только
кубинскому диалекту испанского Языка и danza [танец (исп.)]; но  Ђдамс  не
искал в нем ни длЯ себЯ, ни длЯ Љинга более высокой науки, чем  наблюдать,
как парЯт над равниной канюки, уносЯсь вместе с  пассатом  к  „ос  Ѓокасу,
или, взобравшись на ѓран Џьедра, смотреть, как в лучах восходЯщего  солнца
менЯютсЯ краски на берегу и на море.  Ћднако,  словно  повторЯЯ  те  годы,
когда им обоим было всего по двадцать, а революциЯ так же  юна,  как  они,
кубинское государственное здание, и  прежде  не  отличавшеесЯ  прочностью,
рухнуло им прЯмо на головы и увлекло за  собой  в  океан  бед.  ‚о  второй
половине века - с 1850-го по 1900-й - государственные  зданиЯ  то  и  дело
рушились людЯм на голову, и из  всех  возможных  уроков  эти  беспрерывные
политические  конвульсии  были  самыми  бесплодными.  ‘о  времен   ђамсеса
революции неизменно порождали сомнений больше, чем их разрешали, но иногда
имели то достоинство, что заставлЯли тех, кто их  пережил,  сменить  точку
зрениЯ. ’ак, благодарЯ  кубинскому  восстанию  порвалась  последнЯЯ  нить,
свЯзывавшаЯ  Ђдамса  с  администрацией  демократов.  Ђдамс  полагал,  что,
исполни президент Љливленд свой долг, он мог бы уладить кубинский  вопрос,
не развЯзываЯ войны. ’акого же  мнениЯ  придерживалась  и  демократическаЯ
партиЯ в целом, и это вкупе  с  напрЯженностью  в  экономике  и  принЯтием
золотого стандарта развалило старый  порЯдок  вещей,  не  оставлЯЯ  выбора
между партиЯми. Ќовый американец, осознанно или неосознанно, поворачивалсЯ
спиной к  девЯтнадцатому  веку,  даже  не  дожидаЯсь  его  конца;  золотой
стандарт, протекционные тарифы и законы массы врЯд  ли  могли  привести  к
иному итогу, и, как это  почти  всегда  происходило  и  прежде,  движение,
ускорившеесЯ с  целью  противостоЯть  попыткам  его  задержать,  приобрело
дополнительную жестокую черту: оно сметало все на  своем  пути  -  доброе,
равно как и злое.
   ќто был давний урок -  столь  давний,  что  уже  успел  приестьсЯ.  …го
усвоили с самого детства и были сыты им по горло. ’ем не менее Ђдамса  еще
год кружило  по  окраинам  охваченной  вихрем  зоны  -  среди  примитивных
обитателей  ‡емли,  еще  не  втЯнутых  в  общее  коловращение  и  особенно
привлекательных именно тем, что они застыли в своем развитии. ЏроведЯ зиму
вместе с Љингом на островах ‚ест-€ндии, лето он  провел  в  ‰еллоустонском
парке вместе с •еем, хотЯ  ничего  стоЯщего  изучениЯ  там  не  оказалось.
ѓейзеры никому не были внове, о реке ‘нейк  успели  уже  опубликовать  все
статистические  данные  -  исключаЯ  разве  число  переправ;  даже  тетоны
демонстрировали тихий и приЯтный нрав, а  вапити  и  медведи,  не  имеющие
пристрастиЯ к тайной войне, ни на кого  не  нападали  исподтишка.  ‚  свою
очередь нагрЯнувшаЯ в ‰еллоустон компаниЯ  обращалась  с  его  обитателЯми
очень  нежно.  Ќикогда  еще  менее  кроваваЯ  и  кровожаднаЯ  команда   не
фланировала по крыше американского континента. •ею, как и  Ђдамсу,  всегда
претило свежевать и разделывать туши убитых животных; даже охота на уток -
это солидное, созерцательное  развлечение  пожилых  -  не  доставлЯла  ему
удовольствиЯ, так же как и ловлЯ форели, которую он считал слишком  легкой
добычей. ‘ам  •оллет  ”иллипс,  возглавлЯвший  экспедицию,  хотЯ  и  любил
изображать из себЯ индейца-охотника,  охотилсЯ  разве  только  на  полевых
мышей; геологу €ддингсу пришлось ограничитьсЯ дичью, необходимой длЯ  еды,
и лишь простодушный лепет Ѓилли •офера напоминал о прелестЯх  естественной
жизни. Џо сравнению со ‘калистыми горами, где Ђдамс побывал в  1871  году,
‰еллоустонский парк уже утратил свою первозданность, и никаких  опасностей
- разве только сломать себе шею, гонЯЯсь за серой  лисицей,  -  в  нем  не
обозначалось. ‹ишь умницы пони нет-нет  да  и  нюхали  воздух,  чуЯ  запах
дружелюбного и общительного медведЯ.
   Љогда компаниЯ покинула ‰еллоустон, Ђдамс один  направилсЯ  в  ‘иэтл  и
‚анкувер, чтобы ознакомитьсЯ с только что построенной, но еще не введенной
в действие веткой американской железной дороги. Ћба города мало что  могли
ему открыть, и, едва завершив свой  разгул  по  северно-западным  долам  и
весЯм Ђмерики, он с неутолимой жаждой исчерпать  ее  просторы  двинулсЯ  в
Њексику и Њексиканский залив, заглЯнув и в район Љарибского морЯ, и, таким
образом, охватил за шесть-восемь месЯцев не  меньше  двадцати  тысЯч  миль
американских земель и вод.
   Џо  возвращении  в  ‚ашингтон  он  пришел  к  мысли,   что   достаточно
насмотрелсЯ на окраины  жизни  -  тропические  острова,  отшельничество  в
горах, архаический уклад и допотопные  человеческие  типы.  ‚се  это  было
бесконечно интереснее и несравненно живописнее, чем цивилизованный мир, но
служило воспитанию исключительно художников, а на шестидесЯтом году  жизни
художник в Ђдамсе уже угасал; сохранилась лишь  некаЯ  остраЯ  рассудочнаЯ
неугомонность, и его носило по свету от одного  воплощениЯ  прекрасного  к
другому, словно искусство было  рысистыми  скачками.  Љ  такой  возрастной
неуемности он был в какой-то мере подготовлен: образ непоседливого старика
живет на сцене с тех пор, как поЯвилась драма.  ‘мущало  другое  -  почему
подводит  противоположнаЯ  или  механическаЯ  сторона  его  "Я",  где   не
требовалось ничего, кроме чисто рассудочного усилиЯ.
   ЏолагаЯ, что полным  антиподом  искусству  ЯвлЯетсЯ  статистика,  Ђдамс
ударилсЯ  в  статистику,  надеЯсь  найти  в  ней  прочный  фундамент   длЯ
воспитаниЯ. Ќаука эта оказалась легчайшей из всех,  за  какие  он  бралсЯ.
‘амо правительство охотно публиковало статистические данные -  бесконечные
колонки цифр,  неиссЯкаемые  "средние"  в  неограниченном  количестве,  по
первому требованию. “ортингтон ”орд из ‘татистического управлениЯ  снабжал
любым материалом, каким только любопытство ни пожелало бы заполнить  дыры,
образованные невежеством, да еще учил  латать  их  с  помощью  фактов.  Ќа
минуту показалось, что под ногами поЯвилась  твердаЯ  почва  и  выведенные
"средние", приобретЯ силу законов, ведут прЯмо в будущее. ‘мущало, однако,
- и, пожалуй, более всего - отношение к  своей  науке  самих  статистиков,
которые отнюдь не проЯвлЯли горЯчей приверженности собственным цифрам.  €м
следовало бы черпать в них твердую уверенность, они же рассуждали как люди
сторонние, малосведущие. Њетод не давал  веры.  Ќа  самом  деле  с  каждым
увеличением массы - объема и скорости  -  поЯвлЯлись,  очевидно,  какие-то
новые элементы, и ученый-статистик, твердо  усвоивший  арифметику,  но  не
знавший алгебры, впадал в мистический ужас  перед  непостижимой  длЯ  него
сложностью - разобратьсЯ в нагромождении  фактов.  Љонцы  не  сходились  с
концами. ‚ принципе, опираЯсь на цифры, ничего не стоило провозгласить как
расцвет  общества,  так  и  его  распад.   Ќевозможно   было   представить
сколько-нибудь убедительные возражениЯ ни против  созидательной  концепции
Ђдама ‘мита, ни  против  уничтожающей  критики  Љарла  Њаркса,  ни  против
анархистских  воплей  ќлизе  ђеклю.  ‡ато  можно   было   сколько   угодно
наслаждатьсЯ картиной гибели любого общества  в  прошлом  или  радоватьсЯ,
доказываЯ неизбежность крушениЯ любого общества, какое могло возникнуть  в
будущем. Ђ пока эти самые общества вопреки всем  законам  -  нравственным,
арифметическим, экономическим - не только воспроизводили друг друга, но  с
каждым разом создавали  новые  сложности,  а  с  каждой  новой  сложностью
содействовали развитию массы.
   …сли говорить о людЯх, дело обстоЯло еще хуже. ‘о времени ошеломлЯющего
открытиЯ в 1867 году Pteraspis ничто  так  не  ошеломлЯло,  как  поведение
человечества  в  годы,  названные  fin  de  siecle.  Љазалось,  никого  не
волновало ни настоЯщее, ни будущее - разве только анархистов, да и  то  из
чувства острой неприЯзни к  настоЯщему.  Ђдамс  также  испытывал  -  и  не
меньшую, чем они, - неприЯзнь к современному  обществу,  да  и  интерес  к
будущему в нем почти угас, и единственное, что поддерживало у него желание
жить, так это раздражение по поводу того, какую бессодержательную жизнь он
ведет. Ђ  пока  он  наблюдал,  как  человечество  шагает  вперед,  подобно
веренице вьючных лошадей вдоль ‘нейк-ривер, попадаЯ  из  одной  трЯсины  в
другую и затеваЯ - в короткие промежутки между маршами - по примеру  Љаина
братоубийственные войны. ‘ 1850 года бойни следовали одна  за  другой,  но
общество почти не обращало на них вниманиЯ - разве только число жертв, как
в Ђрмении, превышало сотни тысЯч; войны  в  мире  почти  не  прекращались;
война вот-вот грозила разразитьсЯ на Љубе, вспыхнуть  в  ћжной  Ђфрике  и,
возможно, прокатитьсЯ по Њанчжурии, и это при том, что все беспристрастные
судьи считали войны не  только  ненужными,  но  безрассудными,  вызванными
алчностью самого низменного класса, который, как  во  времена  фараонов  и
римлЯн, рвалсЯ грабить своих соседей. ѓрабеж -  еще  куда  ни  шло  -  был
делом, возможно, естественным и неизбежным, но убийства казались чем-то  в
высшей степени допотопным.
   ‚ минуту растерЯнности, не знаЯ, как объЯснить  такую  кровожадность  в
человечестве  -  как  черту,  унаследованную  от  Pteraspis  или  акулы  и
сохранившуюсЯ,  по-видимому,   вопреки   нравственному   совершенствованию
общества? - Ђдамс принЯлсЯ изучать религиозную прессу. ‚озможно, сдвиги  в
человеческой натуре обнаружат себЯ в  ней?  “вы.  Љорить  ее  он  не  счел
нужным, но в качестве движущей силы предпочел энергию акулы, имевшей шансы
изменитьсЯ к лучшему. Љ тому же он сильно сомневалсЯ  -  с  болью  отмечаЯ
отсутствие религиозного чувства, - что значительнаЯ часть общества  питает
интерес к загробной жизни или  к  настоЯщей  лет  тридцать  спустЯ.  Ќи  в
поступках,  ни  в  высказываниЯх,   ни   в   художественных   образах   не
обнаруживалось и тени скрытой веры или надежды.
   –ель воспитаниЯ, таким образом, менЯлась.  Њногие  годы  люди  учили  и
учились тому, чем мир  перестал  интересоватьсЯ,  и  если  бы  можно  было
построить воспитание на новых началах, следовало  прежде  всего  выЯснить,
чем  же  интересуетсЯ  основнаЯ  масса  человечества.  ђелигиЯ,  политика,
статистика, путешествиЯ ни к чему пока не  привели.  ‘лучайное  воспитание
также не могло дать плодов: человеческий ум и так уже был безнадежно забит
и захламлен миллионами  случайных  впечатлений,  в  беспорЯдке  осевших  в
памЯти.  ’аким  способом  можно  было  с  тем  же  успехом  воспитывать  и
образовывать песчаный карьер. ЃессмысленнаЯ задача. Ќо самого ученика  она
смущала даже меньше, чем открытие, что, продолжаЯ решать ее, он  сам  себе
становитсЯ смешон. Ќичто так не утомлЯет,  как  вышедшие  из  моды  методы
овладеваниЯ знаниЯми.
   Ќо тут, как уже не раз бывало прежде, избавление принесла ему  женщина.
‚ середине  лета  1895  года  миссис  Љэбот  ‹одж,  собравшаЯсЯ  вместе  с
мужем-сенатором и  двумЯ  сыновьЯми  посетить  …вропу,  предложила  Ђдамсу
присоединитьсЯ к ним. €зучение  истории  уже  тем  полезно  историку,  что
открывает ему, как мало известно  о  женщинах,  и  это  особенно  очевидно
всЯкому,  кто  достаточно   знаком   с   так   называемыми   историческими
источниками: женщин прошлых веков, о которых хоть что-то  известно,  можно
перечесть по пальцам. Љ тому же все, что мы знаем о  женщине  от  мужчины,
неверно, а среди женщин лишь одна-две, подобных мадам де ‘евинье, оставили
свой портрет. —то касаетсЯ американской