авлЯющей  нас  ожидать  от  всЯкой причины  тех  же действий,
которые, по  нашему  наблюдению,  вызывались сходными с ней  причинами. …сли
причины вполне сходны, то аналогиЯ совершенна и заключение, выведенное на ее
основании, считаетсЯ достоверным и убедительным. Џри виде куска железа никто
никогда  не сомневаетсЯ, что найдет в нем вес  и сцепление частиц, как и  во
всех  других  кусках  железа, которые  ему  приходилось  наблюдать. Ќо  если
объекты   не  отличаютсЯ  столь   полным  сходством,  то  и  аналогиЯ  менее
совершенна, а  заключение  менее  убедительно,  хотЯ оно  все  же  сохранЯет
некоторую  силу  в  зависимости  от степени подобиЯ и  сходства. Џосредством
заключений  этого   вида   анатомические  наблюдениЯ,  сделанные  над  одним
животным,  переносЯтсЯ нами на  всех;  если,  например, вполне доказано, что
кровообращение наблюдаетсЯ у одного животного, как-то у лЯгушки или рыбы, то
это дает  нам сильное основание предполагать, что оно должно иметь место и у
всех. Џодобные наблюдениЯ, основанные на аналогии, могут быть распространены
еще  дальше  и  приложены даже к той науке,  которую мы  в  настоЯщее  времЯ
трактуем.   ‚сЯкаЯ  теориЯ,  с   помощью  которой  мы   объЯснЯем   операции
человеческого  ума   или  происхождение  и   свЯзь  человеческих   аффектов,
приобретает  большую  достоверность,  если  мы  найдем,  что  та  же  теориЯ
необходима  длЯ  объЯснениЯ тех  же  Явлений  у всех других  живых  существ.
Џопробуем  приложить это к той гипотезе,  с помощью которой  мы  старались в
предшествующих рассуждениЯх объЯснить все заключениЯ из  опыта; мы надеемсЯ,
что  эта новаЯ точка  зрениЯ будет способствовать подтверждению всех прежних
замечаний.
     ‚о-первых, очевидно, что животные  подобно людЯм многому  научаютсЯ  из
опыта  и  заключают,  что  одинаковые  ЯвлениЯ  всегда  будут  следовать  из
одинаковых  причин.  ЃлагодарЯ  этому принципу  они  знакомЯтсЯ  с  наиболее
наглЯдными  свойствами  внешних  объектов  и  мало-помалу  с  самого  своего
рождениЯ  накоплЯют  запас знаний  относительно  природы огнЯ, воды.  земли,
камней,  высот,  глубин   и  т.п.,   а   также  относительно  действий,  ими
производимых.  Ќевежество  и  неопытность  молодых  животных  Ясно  видны  в
сравнении с хитростью и проницательностью старых, научившихсЯ  путем долгого
наблюдениЯ  избегать  того,  что  им  вредило,  и  стремитьсЯ  к  тому,  что
доставлЯло им удобство или удовольствие. ‹ошадь, привыкшаЯ к скаковому полю,
знает высоту препЯтствиЯ, через которое она может перепрыгнуть, и никогда не
попытаетсЯ  сделать того,  что превышает  ее силу и  ловкость. ‘тараЯ борзаЯ
всегда оставит  более утомительную часть  охоты  молодой и станет так, чтобы
встретить  зайца,  когда   он  возвращаетсЯ  по  своим  следам,  причем  все
предположениЯ, которые она делает в данном случае, основаны исключительно на
наблюдении и опыте.
     ќто  проЯвлЯетсЯ  еще  Яснее  в  воздействии  выучки  и  воспитаниЯ  на
животных, которые путем надлежащего применениЯ наград и наказаний могут быть
обучены каким угодно действиЯм, даже наиболее противоречащим их естественным
инстинктам  и склонностЯм. ђазве  не опыт  вызывает  у собаки  представление
боли, когда вы грозите ей или замахиваетесь на нее хлыстом, собираЯсь побить
ее?  ђазве  не  опыт  заставлЯет ее  отзыватьсЯ  на  кличку и  заключать  на
основании этих произвольно выбранных звуков, что вы имеете в виду именно ее,
а не кого-нибудь из ее сотоварищей и что вы ее зовете, когда произносите эти
звуки определенным образом, с особой интонацией и особым ударением?
     Љак легко  заметить, во  всех этих случаЯх  животное заключает о факте,
выходЯщем за пределы того, что непосредственно воспринимаетсЯ его чувствами,
и  это  заключение  всецело  основано  на  прошедшем опыте, причем  животное
ожидает от наличного объекта таких же следствий, которые, по его наблюдению,
всегда вытекали из сходных объектов.
     ‚о-вторых, невозможно,  чтобы это  заключение, делаемое  животным, было
основано  на каком-либо процессе аргументации или  рассуждениЯ, в результате
которого  животное  пришло  бы  к  выводу,  что  одинаковые  ЯвлениЯ  должны
следовать за одинаковыми объектами и что природа всегда останетсЯ неизменной
в  своих  действиЯх.  €бо, если  подобного  рода  аргументы и  существуют  в
действительности, они, без сомнениЯ, слишком глубоки длЯ таких несовершенных
умов; ведь даже философский ум может открыть и отметить их  только благодарЯ
величайшей тщательности и вниманию. €так, животные основывают эти заключениЯ
не на рассуждении; так же поступают дети и большинство людей в своих обычных
действиЯх  и заключениЯх  и даже сами  философы,  которые в деЯтельной части
своей жизни в общем не отличаютсЯ от обыкновенных людей и подчинЯютсЯ тем же
правилам. Џрирода  должна была  позаботитьсЯ о каком-нибудь другом принципе,
более общедоступном  и легко применимом; да  и  нельзЯ  было доверить  такой
неизмеримо  важный длЯ жизни акт, как заключение  о действиЯх  на  основании
причин, ненадежному  процессу рассуждениЯ и аргументации. …сли это  казалось
сомнительным  по  отношению   к  человеку,  то   относительно  животных  это
несомненно, и, коль скоро наш вывод твердо установлен в  одном случае, у нас
есть веское основание считать, исходЯ из всех правил аналогии, что он должен
быть признан вообще, без  всЯких исключений или ограничений. ’олько привычка
заставлЯет животных  от  всЯкого  объекта,  поражающего их внешние  чувства,
заключать о его  обычном спутнике, и только она при поЯвлении одного объекта
переносит  их  воображение  к представлению  другого  тем  особым  способом,
который мы называем верой. Ќичем иным эта операциЯ не может быть объЯснена в
применении  как  к  высшим,  так и  к  низшим  классам чувствующих  существ,
доступных нашему наблюдению*.
     *  Џоскольку все заключениЯ,  касающиесЯ  фактов или  причин,  основаны
исключительно  на  привычке,  можно спросить:  как же  получаетсЯ, что  люди
настолько  превосходЯт   животных,  а  один  человек-другого  в  способности
рассуждениЯ? ђазве одна и та же привычка не оказывает одинакового влиЯниЯ на
всех?
     Њы  постараемсЯ объЯснить  здесь вкратце большую разницу,  существующую
между  человеческими  умами; после этого  будет  уже  легко  понЯть  причину
различиЯ между людьми и животными.
     1.  Џрожив некоторое  времЯ и  свыкнувшись  с единообразием природы, мы
приобретаем  общую привычку, в  силу которой  всегда  переносим известное на
неизвестное и представлЯем себе, что  последнее обладает сходством с первым.
‚ силу  этого  общего  принципа привычки  мы считаем  даже один  эксперимент
достаточным основанием длЯ заключениЯ и ожидаем сходного ЯвлениЯ с некоторой
степенью достоверности,  если эксперимент  был  произведен  точно и исключал
воздействие каких-либо  посторонних условий. Џоэтому  считаетсЯ очень важным
наблюдать  следствиЯ  вещей;  а  так  как  один  человек  может  значительно
превосходить другого  во внимании, памЯти и наблюдательности, то это  делает
их заключениЯ весьма различными.
     2. Љогда действие  производитсЯ благодарЯ сочетанию нескольких  причин,
один ум может оказатьсЯ  намного более широким,  чем другой, более способным
объЯть всю систему объектов и правильно вывести их следствиЯ.
     3. Ћдин  человек  способен  вывести  более длинный  рЯд следствий,  чем
другой.
     4.  Ќемногие люди могут думать долго, не  спутываЯ мыслей и не принимаЯ
одну за другую; бывают разные степени этого недостатка.
     5.  ’о условие, от которого зависит действие,  часто сплетено с другими
условиЯми-посторонними и  лишними. ‚ыделение  первого часто требует большого
вниманиЯ, точности и тщательности.
     6.  ‘оставление общих  правил  на  основании единичных наблюдений-очень
тонкаЯ операциЯ, и  весьма легко  допустить здесь ошибки из-за  торопливости
или узости ума, неспособного рассмотреть вопрос со всех сторон.
     7.  Љогда  мы  рассуждаем  на   основании  аналогий,  самые  правильные
заключениЯ делает тот человек, который имеет больший опыт или же более быстр
в придумывании аналогий.
     8.  ‘клонности,  зависЯщие   от  предубеждениЯ,  воспитаниЯ,  аффектов,
принадлежности к  той или  иной партии и т. д., оказывают на один ум большее
влиЯние, чем на другой.
     9.  Џосле того как мы приобрели доверие к свидетельствам людей, книги и
разговоры гораздо  больше  расширЯют сферу опыта  и  мыслей одного человека,
нежели другого.
     ‹егко было бы найти и много других условий различиЯ между человеческими
умами.
     Ќо хотЯ животные приобретают  немалую часть своих знаний из наблюдений,
немало  получают  они также  изначально, из рук самой природы, и эти  знаниЯ
значительно превосходЯт ту степень умениЯ, которой животные обычно обладают;
причем знаниЯ  эти почти не умножаютсЯ после самой долгой практики и  опыта.
Њы  называем   их  инстинктами   и  обычно  удивлЯемсЯ   им,   как   чему-то
исключительному  и  необъЯснимому   посредством   каких-либо   исследований,
производимых человеческим умом. Ќо  наше удивление,  быть может, пройдет или
уменьшитсЯ, если мы примем во внимание, что заключениЯ из опыта, общие нам с
животными  и руководЯщие всем нашим поведением в жизни,-это не что иное, как
род инстинкта, или механической силы, котораЯ действует  в  нас неведомо длЯ
нас самих и которой не управлЯют в  ее главных действиЯх  те отношениЯ между
идеЯми или  сравнениЯ их,  которые  ЯвлЯютсЯ  истинными объектами приложениЯ
наших интеллектуальных способностей. •отЯ это  и разные инстинкты, но не что
иное, как  инстинкт, учит человека избегать огнЯ, подобно  тому как инстинкт
же  столь  тщательно  обучает  птицу  искусству  сидениЯ  на  Яйцах  и  всей
расчетливости, всему порЯдку выращиваниЯ птенцов.

        ѓ‹Ђ‚Ђ • Ћ —“„…‘Ђ•
     —асть 1
     ‚   сочинениЯх   д-ра   ’иллотсона  есть   аргумент  против   реального
присутствиЯ, достигающий такой степени  сжатости,  изЯщества и  силы,  какой
только  можно требовать  от доказательства,  направленного против  доктрины,
столь мало заслуживающей серьезного опровержениЯ. ‚се признают, говорит этот
ученый  прелат, что авторитет как ‘вЯщенного писаниЯ, так и преданиЯ основан
только на свидетельстве апостолов, видевших своими глазами чудеса, с помощью
которых  наш ‘паситель  доказал божественность своей миссии.  ’аким образом,
очевидность  истинности  христианской   религии   длЯ  нас  меньше,   нежели
очевидность истинности  восприЯтий  наших чувств,  ибо  уже длЯ  основателей
нашей  религии  перваЯ  была не больше последней;  между тем эта очевидность
Явно должна  была ослабевать, переходЯ  от апостолов к их ученикам. Ћчевидно
также,  что никто не может относитьсЯ  к свидетельству последних  с таким же
доверием, как к  непосредственному  объекту своих  чувств.  Ќо более  слабаЯ
очевидность никогда не может уничтожить более сильную; поэтому,  как бы Ясно
ни была нам открыта в ‘вЯщенном  писании доктрина о реальном присутствии, мы
поступили  бы  наперекор  правилам здравого  рассудка,  если  бы принЯли ее.
„октрина эта противоречит свидетельству наших чувств; между тем ни ‘вЯщенное
писание, ни  предание, на которых, по предположению, построена эта доктрина,
не обладают  очевидностью этого  свидетельства, если  рассматривать и  то  и
другое  как  внешние  свидетельства, а не считать,  что они влиЯют на сердца
людей благодарЯ непосредственному воздействию ‘вЯтого „уха.
     Ќет ничего  удобнее такого  решающего аргумента:  он  должен по крайней
мере  принудить к  молчанию самое дерзкое ханжество и  суеверие и освободить
нас  от  их назойливых домогательств. џ льщу себЯ надеждой, что мною  найден
такого же  рода аргумент, с помощью которого,  если  он  верен,  разумные  и
образованные  люди  будут  постоЯнно  боротьсЯ   против   всЯких   суеверных
заблуждений, так  что он  останетсЯ  полезным,  пока  стоит  мир,  ибо,  мне
думаетсЯ, в течение всего этого  времени не прекратЯтсЯ рассказы о чудесах и
сверхъестественных случаЯх в истории, как свЯщенной, так и светской.
     •отЯ опыт и ЯвлЯетсЯ нашим единственным руководителем, когда  мы делаем
заключениЯ  о  фактах, но  надо сознатьсЯ, что  этот  руководитель не всегда
непогрешим и иногда способен ввести нас в заблуждение. ‚сЯкий, кто при нашем
климате  стал бы  ожидать лучшей погоды в июне, чем  в декабре, рассуждал бы
правильно  и  согласно  с  опытом;  но несомненно,  что  факты  могут  и  не
подтвердить его ожиданий. Ћднако, заметим мы,  он не мог бы в  таком  случае
жаловатьсЯ  на  опыт,   ибо   последний   обычно  наперед  знакомит   нас  с
неопределенностью  через противоречивость Явлений, которую  мы можем изучить
благодарЯ прилежному наблюдению. Ќе все действиЯ с одинаковой достоверностью
следуют из своих предполагаемых причин; некоторые ЯвлениЯ во всех  странах и
во  все  времена  всегда  соединЯлись  друг  с другом, иные  же  были  более
изменчивы  и  иногда обманывали  наши ожиданиЯ;  так  что  наши  заключениЯ,
касающиесЯ фактов,  могут достигать  всевозможных степеней уверенности -  от
высшей достоверности до низшего вида моральной очевидности.
     Џоэтому  разумный  человек  соразмерЯет  свою веру  с очевидностью; при
таких  заключениЯх,  которые основаны  на  непогрешимом  опыте,  он  ожидает
ЯвлениЯ с высшей степенью уверенности и рассматривает свой прошлый  опыт как
полное доказательство того, что данное  событие наступит в будущем. ‚ других
же случаЯх он действует с большей осторожностью:  взвешивает противоположные
опыты, рассматривает, котораЯ из сторон подкреплЯетсЯ большим числом опытов,
склонЯетсЯ к этой стороне, все  еще сомневаЯсь и колеблЯсь, и когда  наконец
останавливаетсЯ на  определенном  решении, очевидность  не превосходит того,
что мы  называем собственно вероЯтностью.  €так, всЯкаЯ  вероЯтность требует
противопоставлениЯ   опытов  и  наблюдений,  причем   одна  сторона   должна
перевешивать    другую   и   порождать   известную   степень    очевидности,
пропорциональную  этому превосходству.  ‘то примеров  или  опытов,  с  одной
стороны,  и  пЯтьдесЯт-с  другой,  порождают  неуверенное  ожидание того или
другого  ЯвлениЯ,  тогда   как   сто   однородных   опытов   и  только  один
противоречащий им естественно вызывают довольно высокую степень уверенности.
‚ каждом случае мы должны сопоставлЯть противоположные  опыты, поскольку они
противоположны, и вычитать меньшее число их из большего, чтобы узнать точную
степень преобладающей очевидности.
     Џрименим  теперь эти принципы к частному  примеру; легко заметить,  что
нет  заключений более обычных, полезных и даже необходимых  длЯ человеческой
жизни,  чем  заключениЯ,  основанные на  свидетельстве  людей  и  показаниЯх
очевидцев, или лиц, наблюдавших какое-нибудь событие. Ѓыть может, кто-нибудь
станет отрицать, что подобного рода заключениЯ основаны на отношении причины
и действиЯ.  џ не  стану спорить  о словах; достаточно будет  заметить,  что
уверенность  в действительности  любого подобного  аргумента основана  у нас
исключительно на наблюдении правдивости человеческих свидетельств и обычного
соответствиЯ между фактами  и показаниЯми  свидетелей. ’ак как общее правило
гласит, что  нет доступной нашему  наблюдению  свЯзи между  объектами и  все
заключениЯ, которые мы можем выводить относительно одного объекта, исходЯ из
другого,  основаны  исключительно  на  нашем  ознакомлении  из  опыта  с  их
постоЯнным и правильным соединением,  то  очевидно, что мы не должны  делать
исключениЯ из  этого общего правила  в  пользу людских  свидетельств,  свЯзь
которых с  любым Явлением сама по себе  так же мало необходима, как и всЯкаЯ
другаЯ. …сли бы памЯть не обладала известной  степенью устойчивости, если бы
люди не имели в общем склонности к правде и принципам честности, если бы они
не испытывали стыда, когда их уличают во лжи, если бы, говорю Я, мы не могли
узнать из опыта, что все  эти качества свойственны человеческой  природе, мы
никогда не  питали  бы ни малейшего довериЯ  к свидетельству  людей. —еловек
безумный или же известный  своей лживостью и подлостью  не пользуетсЯ у  нас
никаким авторитетом.
     ’ак как  очевидность,  свЯзаннаЯ с  показаниЯми свидетелей и рассказами
людей,  основана  на  прошлом  опыте,  то  она  менЯетсЯ вместе  с  опытом и
рассматриваетсЯ или как доказательство,  или  же как  вероЯтность  сообразно
тому, постоЯнна  или изменчива свЯзь между различного рода свидетельствами и
фактами.  ‚о  всех суждениЯх такого рода  надо принимать  в расчет множество
условий, а последнее мерило, с помощью которого  мы разрешаем  все возможные
споры по этому поводу, всегда беретсЯ из опыта и наблюдениЯ.  …сли этот опыт
не  вполне  единообразен,  он  подобно  всЯкому  другому  роду   очевидности
сопровождаетсЯ   неизбежной  противоречивостью   наших   суждений,  а  также
противоположностью и взаимным исключением  аргументов. Њы  часто колеблемсЯ,
принимать   ли   показаниЯ   других   людей,   взвешиваем    противоположные
обстоЯтельства, вызывающие сомнение  или  неуверенность, и  когда  открываем
превосходство  одной из  сторон, то склонЯемсЯ  к ней, хотЯ наша уверенность
все же уменьшаетсЯ по мере усилениЯ противоположной стороны.
     ‚  данном случае  противоположность  очевидностей  может  быть  вызвана
различными причинами: противоречивостью свидетельств,  характером или числом
свидетелей,  тем  способом,  каким  они   дают  свои   показаниЯ,   или   же
совокупностью всех этих условий. Њы относимсЯ  с недоверием к  какому-нибудь
факту, когда свидетели противоречат друг другу,  когда их немного или же они
не возбуждают довериЯ, когда они заинтересованы в том, что утверждают, когда
они  дают свои показаниЯ  неуверенно или, наоборот,  сопровождают их слишком
горЯчими  заверениЯми.  ‘уществует   много  подобного  рода   обстоЯтельств,
способных уменьшить или свести на нет силу всЯкого аргумента, основанного на
свидетельстве людей. Џредположим, например,  что факт,  который мы стараемсЯ
установить с помощью людских свидетельств, принадлежит к разрЯду необычных и
чудесных;   в   таком   случае   очевидность   факта,  основаннаЯ   на  этих
свидетельствах, может  в той  или  иной степени  уменьшитьсЯ пропорционально
тому, насколько необычен  сам факт. Џричина  нашего довериЯ  к свидетелЯм  и
историкам основана не на какой-либо свЯзи, которую  мы a  priori усматриваем
между  свидетельством  и реальностью, а на  том,  что мы  привыкли  находить
соответствие  между  первым и  второй. Ќо  когда засвидетельствованный  факт
принадлежит к разрЯду тех,  которые мы наблюдали  очень редко, то происходит
столкновение   между  двумЯ   противоположными  опытами,  один  из   которых
опровергает другой, насколько  позволЯет  его  сила, а  преобладающий  может
воздействовать на наш  ум лишь благодарЯ той силе, котораЯ у него  остаетсЯ.
’от же  самый  принцип  опыта, который дает нам некоторую долю уверенности в
показаниЯх свидетелей, в  этом случае  в еще большей  мере  удостоверЯет нам
несуществование факта, который они стараютсЯ установить; а это  противоречие
влечет за собой сопоставление веры, с одной стороны, и авторитета- с другой,
и их взаимное уничтожение.
     џ не поверил бы этому рассказу, даже если бы его передал мне сам Љатан,
-   вот   поговорка,   существовавшаЯ   в   ђиме   еще   при   жизни   этого
философа-патриота*.
     * Plutarch in Vita Catonis.
     ’аким  образом, допускалось, что недостоверность факта может поколебать
даже такой авторитет.
     €ндийский  кнЯзь,  поначалу  отказавшийсЯ  верить рассказам о  действии
мороза, рассуждал  правильно; и  естественно, что потребовались очень веские
свидетельства  длЯ  того,  чтобы   заставить   его  согласитьсЯ  с  фактами,
обусловленными состоЯнием природы, совершенно незнакомым ему  и  столь  мало
похожим на  те ЯвлениЯ,  с которыми dH постоЯнно и  регулЯрно знакомилсЯ  на
опыте.  •отЯ  эти  факты  не  противоречили  его  опыту,  однако  они  и  не
согласовались с ним*.
     * Љонечно, ни один индиец не мог бы знать из опыта, замерзает ли вода в
холодном  климате; ведь там природа находитсЯ в  совершенно  незнакомом  ему
состоЯнии, и к чему  оно приводит, он не может узнать a priori. ќто было  бы
длЯ   него   совершенно   новым   опытом,  а   результаты   такового  всегда
неопределенны. €ногда,  конечно, можно  предполагать  на основании аналогии,
каков будет результат,  но предположение это так и останетсЯ предположением.
Ќадо признать,  что  в данном  примере  замерзание  воды происходит  вопреки
правилам аналогии и  ни  один  разумный  индиец не  мог  бы  его предвидеть.
„ействие холода  на воду  не  ЯвлЯетсЯ  постепенным,  зависЯщим от  степеней
холода;  как  только вода достигает  точки замерзаниЯ, она в одно  мгновение
переходит из совершенно  жидкого состоЯниЯ  в состоЯние полной  твердости. ‚
силу этого подобное  Явление может быть названо  необычным и требующим очень
веских свидетельств длЯ того, чтобы люди, живущие в теплом климате, поверили
в его реальность; но все же  оно не чудесно  и не  противоречит тому порЯдку
природы,  который  единообразно  наблюдаетсЯ  нами  на  опыте при одинаковых
условиЯх.  †ители  ‘уматры всегда  видели  воду жидкой  в  своем климате,  и
замерзание  их рек должно было бы считатьсЯ чудом. Ќо они  никогда не видели
воды в Њосковии в зимнее времЯ и  поэтому не могут знать ничего достоверного
о влиЯнии на нее холода в этой стране.
     Ќо   длЯ   того   чтобы  стала  большей   вероЯтность   доказательства,
противоречащего  показаниЯм свидетелей,  предположим, что  утверждаемый  ими
факт  не  только  необычен, но и прЯмо-таки чудесен;  предположим также, что
свидетельство,  рассматриваемое отдельно, само по себе,  равносильно полному
доказательству;  в таком случае у нас налицо два  противоречащих друг  другу
доказательства,  из которых сильнейшее должно одержать верх, причем сила его
ослабеет пропорционально силе противного доказательства.
     —удо есть нарушение  законов природы,  а  так  как эти законы установил
твердый и неизменный опыт, то доказательство,  направленное против  чуда, по
самой  природе  факта  настолько  же  полно,  насколько  может  быть  полным
аргумент,  основанный  на  опыте. Џочему  более  чем  вероЯтно, что все люди
должны умереть, что  свинец не  может сам собой висеть  в воздухе, что огонь
истреблЯет  дерево  и  заливаетсЯ  водой?  ’олько  потому,  что  эти ЯвлениЯ
согласуютсЯ  с  законами природы  и требуетсЯ нарушение  этих  законов  или,
другими словами, чудо длЯ того, чтобы их предотвратить.  ’о, что совершаетсЯ
согласно общему течению природы, не считаетсЯ чудом. Ќе чудо, если  человек,
казалось бы,  пребывающий в  полном здравии, внезапно умрет, ибо, хотЯ такаЯ
смерть  и  более необычна,  чем  всЯкаЯ  другаЯ,  тем  не  менее мы  нередко
наблюдали  ее. Ќо если умерший  человек  оживет, это будет чудом, ибо  такое
Явление не наблюдалось никогда, ни в одну эпоху  и  ни в одной стране. ’аким
образом,   всЯкому   чудесному   Явлению    должен   быть   противопоставлен
единообразный опыт, иначе  это Явление не  заслуживает подобного названиЯ. Ђ
так   как  единообразный   опыт   равносилен   доказательству,   то   против
существованиЯ  какого  бы  то  ни  было  чуда у  нас  есть  прЯмое  и полное
доказательство, вытекающее из самой  природы факта, причем  оно  может  быть
опровергнуто только противоположным, более сильным  доказательством и только
в последнем случае чудо может стать вероЯтным*.
     *  €ногда Явление  само по себе  может  и  не  казатьсЯ  противоречащим
законам природы, но тем не  менее, если бы оно осуществилось, его можно было
бы  в силу известных обстоЯтельств назвать чудом,  потому что фактически оно
противоречит  этим  законам.  ’ак, если  бы какое-нибудь  лицо, ссылаЯсь  на
власть,  дарованную  ему  Ѓогом,  могло повелеть  больному  стать  здоровым,
здоровому-пасть мертвым, облакам- изливать дождь, ветрам-дуть,-словом, могло
бы повелеть возникнуть множеству естественных Явлений,  которые тотчас  же и
последовали  бы  согласно  его  приказанию,  эти  ЯвлениЯ  по справедливости
считались  бы  чудесами,  потому  что  в  данном  случае  они  действительно
противоречат  законам  природы. …сли  останетсЯ  подозрение,  что Явление  и
приказание совпали случайно, - чуда  нет и  нет  нарушениЯ  законов природы.
…сли  же такое подозрение устранено, то очевидно, что чудо и нарушение  этих
законов налицо,  ибо если бы слово  или повеление человека  могло произвести
такое действие, то это в высшей степени противоречило бы природе. —удо может
быть точно определено как  нарушение закона природы особым велением Ѓожества
или вмешательством какого-нибудь невидимого  деЯтелЯ. —удо  может  быть  или
доступно наблюдению людей, или нет,-это не  изменЯет его природы и сущности.
…сли бы дом или корабль поднЯлсЯ на воздух, это было бы Явным чудом, но если
бы  поднЯлось  на воздух  перо при недостаточной  длЯ этого  силе ветра, это
Явление было бы таким же истинным, хотЯ и не столь очевидным длЯ нас, чудом.
     …стественным выводом из всего сказанного  ЯвлЯетсЯ нижеследующее (и это
общее  правило, вполне достойное нашего  вниманиЯ): никакое свидетельство не
достаточно  длЯ установлениЯ чуда, кроме такого,  ложность  которого была бы
большим чудом, нежели тот  факт, который  оно  стремитсЯ установить. „а и  в
этом случае  происходит взаимное  уничтожение аргументов,  причем сильнейший
дает нам  только  уверенность,  сообразную степени  силы, остающейсЯ у  него
после вычета  слабейшего аргумента.  Љогда кто-либо говорит, что видел,  как
умерший человек ожил, Я тотчас же спрашиваю себЯ, что вероЯтнее: то, что это
лицо  обманывает менЯ или само обманываетсЯ, или же то,  что факт, о котором
оно рассказывает, действительно  имел место. џ взвешиваю оба  чуда и  выношу
суждение в зависимости от того, которое из них одержит верх, причем отвергаю
всегда  большее  чудо.  …сли ложность  показаниЯ  свидетелЯ была бы  большим
чудом,  нежели  само  Явление, о котором  он  рассказывает, тогда,  и только
тогда, мог бы он претендовать на веру, или согласие, с моей стороны.
     —асть II
     ‚   предыдущем  рассуждении   мы   предположили,   что   свидетельство,
обосновывающее чудо, иногда может быть равносильно  полному доказательству и
что ложность такого свидетельства была бы истинным чудом; но легко показать,
что мы сделали слишком  щедрую уступку  и что  ни одно чудо никогда  не было
обосновано столь очевидно.
     ‚о-первых,   во   всей   истории   нельзЯ   найти   ни   одного   чуда,
засвидетельствованного   достаточным  количеством  людей,  столь  неоспоримо
здравомыслЯщих,  хорошо  воспитанных  и  образованных,  чтобы  мы  могли  не
подозревать их  в самообольщении; столь несомненно честных, чтобы они стоЯли
выше всЯкого подозрениЯ  в  намерении обмануть других;  пользующихсЯ  у всех
таким доверием и такой репутацией, чтобы им было что потерЯть в случае, если
бы их уличили во  лжи, и в  то  же времЯ свидетельствующих о фактах, в такой
мере  оказавшихсЯ достоЯнием общественности и происшедших в  столь известной
части света, что разоблачение  обмана было  бы неизбежным.  ‚се эти  условиЯ
необходимы длЯ того,  чтобы  дать  нам  полную  уверенность в свидетельствах
людей.
     ‚о-вторых,  мы  можем отметить  в  человеческой  природе такой принцип,
после  тщательного рассмотрениЯ которого доверие, питаемое нами на основании
свидетельств людей к  какому  бы то ни было чуду,  значительно уменьшитсЯ. ‚
своих заключениЯх  мы обычно руководствуемсЯ следующим правилом: объекты, не
знакомые нам из опыта, похожи на те, которые мы знаем благодарЯ  последнему;
наиболее  обычное  всегда  бывает  и  наиболее  вероЯтным;  если  существует
противоречие в  аргументах,  мы  должны  отдавать предпочтение  тем  из них,
которые  основаны  на  наибольшем  количестве  прошлых наблюдений. Ќо  хотЯ,
действуЯ  согласно  этому  правилу,  мы  легко  отвергаем  всЯкий  факт,  до
известной степени  необыкновенный  и невероЯтный,  в дальнейшем мы не всегда
соблюдаем это  правило и, когда утверждают что-нибудь совершенно невероЯтное
и  чудесное,  скорее  охотно   допускаем  этот  факт   в  силу  того  самого
обстоЯтельства,  которое должно  было бы  поколебать  всю  его  вероЯтность.
Џоскольку аффект изумлениЯ  и  удивлениЯ, возбуждаемый чудесами,  отличаетсЯ
приЯтностью, то он  порождает в нас заметное стремление верить  в вызывающие
его  ЯвлениЯ. „ело  доходит до  того, что даже  те  люди,  которые  не могут
наслаждатьсЯ  этим  удовольствием  непосредственно и не  верЯт в те чудесные
ЯвлениЯ, о которых им сообщают, все же любЯт принимать косвенное, отраженное
участие в  этом  наслаждении  и чувствуют гордость  и удовольствие,  если им
удастсЯ возбудить восхищение других людей.
     ‘   какой   жадностью    выслушиваютсЯ    обычно   чудесные    рассказы
путешественников, их описаниЯ морских  и земных чудовищ, их повествованиЯ об
изумительных приключениЯх, странных людЯх и диких обычаЯх! Ќо если с любовью
к чудесному сочетаетсЯ религиозность,  то  приходит конец здравому смыслу, и
свидетельства людей  в таком случае терЯют  всЯкое право  на авторитетность.
ђелигиозный  человек может впасть в экстаз и воображать, будто  он видит то,
чего в действительности не существует; он может знать, что его рассказ-ложь,
и тем не менее  настаивать  на  нем с  благими  намерениЯми, а  именно  ради
служениЯ  столь  свЯтому  делу.  Ђ  если  даже  он  не  поддаетсЯ  подобному
самообольщению, то тщеславие, возбужденное в  нем  столь большим  соблазном,
влиЯет на него  сильнее, чем на  других людей, находЯщихсЯ в иных  условиЯх;
такое же сильное  воздействие  может оказать на него и личный  интерес.  …го
слушатели  могут  не обладать,  да  обыкновенно и не  обладают,  достаточной
рассудительностью  длЯ того, чтобы  подвергнуть анализу его свидетельство, а
от той доли  рассудительности, котораЯ у  них есть, они даже отказываютсЯ из
принципа, когда речь  идет о таких  возвышенных и таинственных предметах. Ќо
если бы  они  и  были готовы прибегнуть  к  рассудку, страстность  и  пылкое
воображение помешали бы его  правильному применению. €х легковерие  поощрЯет
бесстыдство рассказчика, а его бесстыдство побеждает их легковерие.
     Љрасноречие, достигшее высшей степени, оставлЯет  мало места длЯ разума
или  размышлениЯ; обращаЯсь  исключительно к воображению  или  аффектам, оно
пленЯет податливых  слушателей  и  усыплЯет их  ум.  Љ  счастью,  оно  редко
достигает такой высоты;  но если –ицерону или  „емосфену  с трудом удавалось
влиЯть  на аудиторию, состоЯвшую из  римлЯн  или афинЯн,  то  любой капуцин,
любой  бродЯчий  или оседлый проповедник может оказать  на большинство людей
гораздо более сильное влиЯние, если только он затронет их грубые и низменные
страсти.
     Њногочисленные    примеры    вымышленных     чудес,    пророчеств     и
сверхъестественных событий, ложность  которых  во все времена обнаруживалась
благодарЯ их собственной нелепости, в достаточной степени доказывают сильную
склонность человечества к необычайному  и  чудесному  и,  разумеетсЯ, должны
внушать подозрение  ко всем подобным рассказам. ’аков наш естественный образ
мыслей даже по отношению  к  самым обыденным и наиболее  вероЯтным ЯвлениЯм.
Ќапример,  нет слухов, которые возникали  бы так легко и распространЯлись бы
так  быстро,  в  особенности в  деревне и провинциальных  городах, как слухи
относительно  свадеб;  стоит  двум  молодым людЯм одинакового  общественного
положениЯ повидатьсЯ раза два,  чтобы все соседи тотчас же  начали соединЯть
их.  ‘лух этот быстро распространЯетсЯ благодарЯ тому  удовольствию, которое
каждый находит в передаче такой интересной новости, в ее распространении и в
том,  чтобы  первому  сообщить ее. €  это так хорошо известно, что  ни  один
здравомыслЯщий   человек  не  верит  этим  слухам,  пока  их  не  подтвердЯт
какие-нибудь  более  сильные  доказательства.  ђазве  не  те  же аффекты или
другие,   еще  более  сильные,  склонЯют  большинство  людей  страстно,  без
колебаний верить во все религиозные чудеса и рассказывать о них?
     ‚-третьих, сильным доводом против всех рассказов о сверхъестественном и
чудесном  ЯвлЯетсЯ  тот факт, что они  распространены  преимущественно среди
невежественных и диких народов;  если же  какие-либо  из  них и  допускаютсЯ
цивилизованным   народом,   то   последний,  наверное,  унаследовал   их  от
невежественных   и  диких  предков,  придавших   им  ту   непререкаемость  и
авторитетность,  которые  всегда  присущи  общепринЯтым  мнениЯм.  Љогда  мы
окидываем   взором  первоначальную   историю  всех  наций,  мы  легко  можем
вообразить себЯ перенесенными в новый мир, где весь строй природы нарушен, и
каждый  элемент  проЯвлЯет  свою  активность  совершенно  иначе,  чем  ныне.
‘ражениЯ,  революции, чума, голод и смерть никогда  не бывают действиЯми тех
естественных   причин,   с   которыми   мы  знакомимсЯ   на  опыте.  —удеса,
предзнаменованиЯ,  предсказаниЯ оракулов, небесные кары совершенно затемнЯют
те немногие естественные событиЯ, которые перемешаны  с ними. Ќо  так как  с
каждой страницей эти чудеса становЯтсЯ все более редкими,  по мере  того как
мы  приближаемсЯ  к просвещенным эпохам, мы вскоре начинаем понимать, что во
всех этих случаЯх нет ничего  таинственного или сверхъестественного, что  во
всем  виновата  обычнаЯ  склонность  человечества  к чудесному  и что,  хотЯ
склонность эту  порой могут обуздать здравый смысл  и  знание, ее невозможно
полностью искоренить из человеческой природы.
     ‘транно,  может сказать всЯкий  рассудительный  читатель,  просматриваЯ
повествованиЯ  этих  удивительных  историков,  что такие  сверхъестественные
ЯвлениЯ никогда не случаютсЯ в наши дни. Ќо, Я думаю, нет ничего странного в
том, что люди всегда были способны лгать. ‚ы,  вероЯтно,  видели  достаточно
примеров  этой человеческой слабости, вы  сами слышали, как бывали пущены  в
обращение многие россказни о чудесах, к которым мудрые и рассудительные люди
относились с презрением, после чего от них отказывалась даже  толпа.  Ѓудьте
уверены, что и те  знаменитые вымыслы, которые так широко распространились и
достигли таких чудовищных размеров, имели  подобное же начало, но, посеЯнные
на более плодородной почве, они так возросли, что наконец почти сравнЯлись с
чудесами, о которых они повествуют.
     ‹жепророк  Ђлександр,  теперь уже  позабытый, но некогда пользовавшийсЯ
большой известностью, поступил с мудрой расчетливостью, выбрав сперва местом
своих обманов Џафлагонию, где, как  мы узнаем от ‹укиана, народ был в высшей
степени  невежествен и глуп и  готов был  поверить  самой  грубой лжи. ‹юди,
живущие в отдаленных местах и по недомыслию считающие, что дело вообще стоит
рассмотрениЯ, не  имеют возможности получить более точные сведениЯ. ђассказы
доходЯт до  них преувеличенными, с сотней подробностей; глупые люди прилежно
распространЯют обман, тогда как мудрые и образованные  обычно довольствуютсЯ
осмеЯнием его нелепости, не осведомлЯЯсь о частных фактах, с помощью которых
он мог бы быть Явно опровергнут. ’аким путем вышеназванный обманщик, начав с
невежественных   пафлагонцев,   смог   приобрести   затем  в   число   своих
последователей  даже  некоторых  из  греческих  философов,  а  также  людей,
занимавших высокое положение и пользовавшихсЯ почетом в  ђиме; он сумел даже
настолько привлечь к  себе  внимание  мудрого императора Њарка  ЂврелиЯ, что
тот,  понадеЯвшись  на  его  обманчивые  предсказаниЯ,  решилсЯ  на  военную
экспедицию.
     Џреимущества  распространениЯ  обмана среди невежественных людей  очень
велики; если  даже обман слишком груб, чтобы подействовать на большинство (а
это, хотЯ и редко, иногда все же случаетсЯ), у него гораздо больше шансов на
успех в отдаленных странах, чем если бы  он возник в городе,  прославившемсЯ
искусствами  и  науками.  ‘амые невежественные  и грубые  из  этих  варваров
распространЯют  слух  о   чуде  за  пределами  своей  страны;  никто  из  их
соотечественников  не имеет достаточных  сношений  с  другими  людьми  и  не
пользуетсЯ  достаточным доверием и  авторитетом,  чтобы  противостоЯть этому
обману  и раскрыть  его.  ‘клонность людей к  чудесному может в  силу  этого
проЯвлЯтьсЯ  совершенно  беспрепЯтственно, и, таким образом, рассказ,  всеми
отвергаемый  в том месте,  где  он  впервые был  пущен  в  обращение,  будет
считатьсЯ достоверным на расстоЯнии тысЯчи миль оттуда. Ќо если бы Ђлександр
выбрал  своим  местопребыванием Ђфины, философы, жившие в этом прославленном
центре учености,  тотчас же  распространили  бы по всей ђимской империи свое
мнение  о  деле,  и  это  мнение,  будучи  поддержано  таким  авторитетом  и
подкреплено силой разума и красноречиЯ, окончательно открыло бы людЯм глаза.
Џравда, ‹укиан, случайно проезжаЯ через Џафлагонию, имел возможность оказать
ее жителЯм эту добрую услугу, но, сколь бы ни было это желательно, не каждый
Ђлександр  встречает своего  ‹укиана,  готового обнаружить  и  раскрыть  его
обман.
     ‚ качестве четвертого основаниЯ,  уменьшающего достоверность  чудес,  Я
могу прибавить  следующее:  даже  те из  них, ложность которых не была прЯмо
обнаружена,  не  подтверждаютсЯ ни  одним таким  свидетельством, которое  не
опровергалось  бы  бесконечным  числом  свидетелей, так что  не только  чудо
подрывает достоверность  показаниЯ, но  и  сами  показаниЯ  уничтожают  друг
друга.  ‚  поЯснение  этого  заметим,  что  в  религиозных  вопросах  всЯкое
разногласие равносильно противоречию. Ќевозможно, чтобы все религии „ревнего
ђима, ’урции,  ‘иама  и ЉитаЯ  одинаково  покоились  на  твердом  основании;
поэтому  всЯкое чудо, о котором  повествует любаЯ из этих религий (а все они
изобилуют  чудесами),  имеЯ  своей  прЯмой  целью  установление  той  именно
религиозной системы, к которой их  относЯт, с одинаковой силой, хотЯ и более
косвенно,  подрывает всЯкую  иную  систему.  ЋпровергаЯ  же  противоположную
систему, оно одновременно  подрывает и  достоверность  тех чудес, на которых
была  основана  последнЯЯ;  так  что чудеса,  о  которых  повествуют  разные
религии, надо рассматривать как противоречивые факты, а доказательства  этих
чудес независимо от того,  слабы они  или сильны, считать уничтожающими друг
друга. ‚  соответствии с таким методом рассуждениЯ, верЯ в какое-нибудь чудо
Њагомета или его последователей, мы основываемсЯ на свидетельстве нескольких
диких арабов;  но, с другой стороны,  мы должны считатьсЯ с авторитетом ’ита
‹ивиЯ, Џлутарха, ’ацита и вообще  всех авторов и свидетелей,  будь то греки,
китайцы  или католики, если они рассказывают нам о чудесах, относЯщихсЯ к их
религии; Я думаю, что мы должны рассматривать их свидетельства так, как если
бы  они,  упомЯнув  о  чуде  Њагомета,  стали  опровергать   его  с  той  же
определенностью и  уверенностью, с какой  они утверждают существование  того
чуда,  о  котором рассказывают.  ќтот  аргумент  может  показатьсЯ  чересчур
утонченным, но  в действительности  он не отличаетсЯ от способа  рассуждениЯ
судьи, считающего, что  доверие к двум свидетелЯм, обвинЯющим кого-нибудь  в
преступлении, подрываетсЯ показаниЯми двух  других свидетелей, утверждающих,
что  данное  лицо  находилось  в  тот  самый   момент,  когда  было  содеЯно
преступление, на расстоЯнии двухсот миль оттуда.
     Ћдним из  наиболее засвидетельствованных чудес во всей светской истории
ЯвлЯетсЯ чудо, рассказанное ’ацитом о ‚еспасиане:  последний исцелил слепого
в Ђлександрии своей слюной, а другого, хромого,-простым прикосновением своей
ноги,  по  воле  бога  ‘ераписа, который, Явившись  этим людЯм,  повелел  им
обратитьсЯ за чудесным исцелением  к императору. ђассказ этот можно  найти у
названного  великого  историка*,  причем  все обстоЯтельства,  казалось  бы,
подтверждают данное свидетельство,  и они могли бы  быть  изложены  в высшей
степени убедительно и красноречиво,  если бы в  настоЯщее  времЯ кому-нибудь
было  интересно  вновь обосновать  достоверность этого  отжившего Языческого
суевериЯ.  ќто   происшествие  подтверждаетсЯ   серьезностью,   солидностью,
возрастом  и честностью великого императора,  который  в  течение всей жизни
дружески  беседовал  со   своими  приЯтелЯми  и  придворными  и  никогда  не
разыгрывал  роль божества подобно  Ђлександру и „еметрию.  ‘ам  историк  был
современным  императору   писателем,   известным   своей   откровенностью  и
правдивостью;  кроме   того,  он  обладал,  быть   может,  самым  великим  и
проницательным умом во всем древнем  мире и был настолько свободен от всЯкой
наклонности  к  легковерию,  что  его даже обвинЯли,  напротив,  в атеизме и
приверженности мирскому. ‹ица, на авторитет которых он ссылалсЯ, рассказываЯ
об  этом чуде, были,  насколько  мы можем  предполагать,  людьми  с  твердой
репутацией рассудительных  и  правдивых, очевидцами  событиЯ, подтвердившими
свои показаниЯ уже после того,  как  род ”лавиев оказалсЯ лишен  власти и не
мог  вознаградить их за  ложное показание.  Utrumque,  qui interfuere,  nunc
quoque memorant, postquam nullum mendacio  pretium. …сли  прибавить к  этому
публичный характер  рассказываемых  фактов, то окажетсЯ, что нельзЯ  было бы
предположить  более  очевидного  свидетельства  в  пользу  такой   грубой  и
осЯзаемой лжи.
     * Hist.,  lib. V, cap.  8. ‘ветоний рассказывает об этом событии  почти
так же в Vita Vesp., [7].
     ‘уще