жение  нашего  тела  следует  за повелением нашей воли -  это  мы
сознаем ежеминутно. Ќо  от  непосредственного осознаниЯ того,  каким образом
это происходит и  благодарЯ  какой энергии волЯ  производит столь  необычное
действие, мы настолько далеки, что последние всегда будут ускользать даже от
самого тщательного нашего исследованиЯ.
     €бо,  во-первых,  есть ли во всей природе  принцип  более таинственный,
нежели  свЯзь  души  и  тела,  принцип,  благодарЯ  которому  предполагаемаЯ
духовнаЯ  субстанциЯ приобретает над материальной  такое влиЯние,  что самаЯ
утонченнаЯ мысль может  действовать на самую грубую материю? …сли бы мы были
в силах  вследствие тайного желаниЯ передвигать горы или  направлЯть планеты
по их  орбитам, то эта огромнаЯ власть не была  бы более  необыкновенной или
более превышающей наше понимание, чем упомЯнутаЯ выше. Ќо если бы при помощи
сознаниЯ мы воспринЯли в  воле силу, или энергию, мы  должны были бы познать
эту силу и  ее свЯзь с действием,  а также тайное единение  души с  телом  и
природу обеих  этих  субстанций, благодарЯ которой одна из  них  способна во
многих случаЯх действовать на другую.
     ‚о-вторых,  мы  не способны  в  равной  мере  произвольно  приводить  в
движение все  органы  нашего  тела, хотЯ и не  можем  указать длЯ объЯснениЯ
столь значительного различиЯ между отдельными  органами никакого  основаниЯ,
кроме опыта. Џочему волЯ влиЯет на Язык и пальцы, а не на сердце или печень?
ќтот вопрос не смутил бы нас, если бы мы сознавали силу в первом случае и не
сознавали  ее во втором; мы понЯли бы  тогда  независимо  от  опыта,  почему
власть  воли  над  органами  тела  ограничена  именно  такими,  а  не  иными
пределами;  в совершенстве знаЯ в данном случае силу,  или  мощь,  благодарЯ
которой действует  волЯ, мы  знали  бы также, почему  ее  влиЯние  достигает
именно таких границ, а не простираетсЯ и дальше.
     —еловек, у  которого  нога или  рука внезапно поражены параличом или же
который недавно утратил эти члены, первое времЯ часто пытаетсЯ двигать ими и
пользоватьсЯ  ими, как обычно. Џри этом он настолько же сознает в  себе силу
управлЯть этими  членами,  насколько  человек  совершенно здоровый сознает в
себе  силу  приводить  в  движение  любой  член,  находЯщийсЯ  в  нормальном
состоЯнии и положении. Ќо сознание никогда не обманывает нас. ‘ледовательно,
мы ни в том, ни в другом случае не сознаем никакой силы; мы узнаем о влиЯнии
нашей воли только из опыта, а опыт показывает нам  лишь то, что одно Явление
постоЯнно следует за другим, но  не открывает тайной свЯзи, соединЯющей их и
делающей их неотделимыми друг от друга.
     ‚-третьих, мы узнаем из анатомии, что непосредственный объект  силы при
произвольном  движении -  не сам движимый орган,  а некоторые  мышцы, нервы,
жизненные  духи или,  быть  может,  нечто  еще более  тонкое и  неизвестное,
посредством  чего движение постепенно передаетсЯ, пока оно не достигнет того
самого  органа,  движение  которого  и  ЯвлЯетсЯ  непосредственным  объектом
хотениЯ.  ‚озможно  ли  более  несомненное  доказательство того,  что  сила,
производЯщаЯ всю эту операцию, не только не познаетсЯ нами непосредственно и
полностью  при  помощи внутреннего  чувства или  сознаниЯ, но и  ЯвлЯетсЯ  в
высшей степени таинственной и непонЯтной? Ќаш дух хочет вызвать определенное
Явление,  и  тотчас  же  производитсЯ  другое  Явление,  неизвестное  нам  и
совершенно  отличное от того,  которое мы намеревались вызвать; это  Явление
вызывает  другое,  столь же  неизвестное  и так  далее, пока  после  долгого
чередованиЯ не  будет наконец  произведено  желаемое Явление. Ќо если бы  мы
чувствовали первичную силу, мы должны были бы знать ее, а значит, и действие
ее  также  было  бы нам  известно,  поскольку  всЯкаЯ  сила  и  ее  действие
соотносительны. € vice versa, если бы действие было неизвестно, то и сила не
могла бы быть известной или ощущаемой. „ействительно, каким образом можем мы
сознавать в себе силу  двигать  своими членами,  если  мы  не обладаем такой
силой и  нам присуща лишь сила приводить в движение жизненные духи, которые,
правда, в конце  концов производЯт движение наших  членов, но действуют  при
этом совершенно непонЯтным длЯ нас образом?
     џ  надеюсь,  что  из  всего  этого  мы  можем  заключить  без  излишней
самонадеЯнности,  но  с  уверенностью, что наша  идеЯ  силы не скопирована с
какого-либо переживаниЯ силы или  сознаниЯ ее  внутри нас, когда мы начинаем
какое-либо телодвижение или же употреблЯем свои члены так, как этого требует
их  назначение, их цель. —то их движение следует  за  повелением воли  - это
обычный факт опыта,  подобный  другим  естественным ЯвлениЯм.  Ќо сила,  или
энергиЯ,  его производЯщаЯ, и здесь так же неизвестна и непредставима, как в
других естественных ЯвлениЯх*.
     *   Њогут  заЯвить,  что  идеЯ  силы  и  мощи  вызываетсЯ  в  нас   тем
сопротивлением, которое  мы встречаем в телах и которое часто заставлЯет нас
проЯвлЯть  всю  свою мощь,  или напрЯгать все свои силы. ќтот-то  nisus, или
напрЯженное  усилие, сознаваемое  нами, и есть то  первичное  впечатление, с
которого  скопирована  даннаЯ  идеЯ.  Ќо,  во-первых,  мы  приписываем  силу
значительному числу объектов, к которым совершенно неприложима мысль о таком
сопротивлении или  напрЯжении силы: ‚ерховному ‘уществу, которому  ничто  не
сопротивлЯетсЯ; духу, располагающему идеЯми и повелевающему членами тела при
обычном мышлении  и  движении,  когда  действие  следует непосредственно  за
проЯвлением воли без  всЯкого напрЯжениЯ или усилиЯ; неодушевленной материи,
неспособной  к   такому   чувствованию.  ‚о-вторых,  это   чувство   усилиЯ,
преодолевающего сопротивление, не имеет известной нам свЯзи с каким бы то ни
было Явлением; то,  что следует  за ним, мы знаем  из опыта, но не могли  бы
знать это a priori. Њы должны, однако, признать, что, хотЯ испытываемый нами
физический nisus и не может дать  нам точной и определенной идеи  силы, он в
значительной мере входит в состав той  обыденной неточной идеи,  которую  мы
образуем о последней.
     Ѓудем ли мы  утверждать после этого,  что сознаем  силу, или энергию, в
своем  собственном  уме, когда  посредством акта  или повелениЯ  своей  воли
вызываем новую идею, сосредоточиваемсЯ на ее созерцании, рассматриваем ее со
всех сторон и наконец оставлЯем ее ради  какой-либо другой  идеи, едва  лишь
сочтем,  что исследовали ее достаточно тщательно? џ думаю,  те  же аргументы
докажут нам, что даже  такое повеление воли не доставлЯет нам действительной
идеи силы, или энергии.
     ‚о-первых, нужно допустить, что, знаЯ силу,  мы  знаем именно  ту черту
причины  (circumstance  in  the  cause),  вследствие  которой  она  способна
произвести  действие, ибо предполагаетсЯ, что то  и  другое  суть  синонимы.
€так,  мы должны  знать и  причину, и действие,  и отношение между  ними. Ќо
разве мы можем претендовать на знание  природы  человеческой души  и природы
идеи или на знание способности одной из них произвести другую? ќто настоЯщее
творение,  создание нечто из  ничего, требующее столь большой силы,  что  на
первый взглЯд она может показатьсЯ  нам недоступной какому-либо существу, за
исключением существа бесконечного. Џо крайней мере мы должны  сознатьсЯ, что
такаЯ сила не  переживаетсЯ, не познаетсЯ  нашим духом и он даже не может ее
представить. Њы переживаем только Явление, а именно  наличие идеи, следующей
за повелением воли; но  способ, каким производитсЯ  эта операциЯ, и сила, ее
производЯщаЯ, совершенно недоступны нашему пониманию.
     ‚о-вторых, власть  духа  над самим собой  так же ограниченна, как и его
власть над телом, и границы эти познаютсЯ не с помощью разума и не благодарЯ
знакомству с  природой  причины и  действиЯ,  а  только  с  помощью  опыта и
наблюдениЯ,  как и все другие ЯвлениЯ природы  и действиЯ  внешних объектов.
Ќаша власть над чувствами и аффектами гораздо слабее власти над идеЯми, хотЯ
и  последнЯЯ  ограничена очень  узкими пределами. Љто  же возьметсЯ  указать
последнее  основание  этих   границ   или  объЯснить,  почему   даннаЯ  сила
отсутствует в одном случае и действует в другом?
     ‚-третьих, эта власть над самим собой  весьма  различна в разное времЯ:
здоровый человек обладает ею  в большей степени, чем тот, кто томим недугом;
мы лучше владеем своими  мыслЯми  утром, чем вечером,  натощак, нежели после
сытного  обеда. Ќо можем ли мы указать иное основание этих  различий, помимо
опыта?  ѓде же в таком случае  та сила, которую мы Якобы сознаем?  Ќет ли  в
духовной или в материальной субстанции или же в обеих какого-нибудь скрытого
механизма или  строениЯ  частей,  от  которого зависит  действие  и которое,
будучи  длЯ нас совершенно  неизвестно, делает и силу, или энергию,  воли  в
равной мере неизвестной и непостижимой?
     •отение, несомненно,  хорошо  известный нам духовный  акт. ‘делайте его
предметом рефлексии,  рассмотрите  его всесторонне  -  найдете ли вы  в  нем
что-либо подобное  творческой силе,  благодарЯ  которой оно  вызывало  бы из
ничего  новую идею, подражаЯ, если  можно так выразитьсЯ, этим подобием Fiat
всемогуществу  ’ворца, вызвавшего  к  существованию  все разнообразие картин
природы? Њы не только не сознаем этой энергии в воле, но нам необходим самый
достоверный опыт, каким мы только обладаем, чтобы убедитьсЯ в том, что такие
необыкновенные действиЯ  вообще  когда-либо  проистекают  из  простого  акта
хотениЯ.
     Ѓольшинство  людей не находЯт никакой  трудности  в объЯснении наиболее
обыкновенных  и привычных действий природы - например,  падениЯ тЯжелых тел,
роста  растений,  рождениЯ  животных  или   питаниЯ  организмов   пищей,   -
предполагаЯ, что во всех этих случаЯх ими воспринимаетсЯ та самаЯ сила,  или
энергиЯ, причины, благодарЯ  которой  она соединЯетсЯ  со своим следствием и
всегда оказываетсЯ в своих действиЯх непогрешимой. ‚  силу  долгой  привычки
они приобретают  такой  склад ума, что  при  поЯвлении  причины тотчас же  с
уверенностью ждут ее обычного спутника и едва ли допускают возможность того,
чтобы  результатом  ее  оказалось  какое-нибудь другое  Явление. ’олько  при
открытии необычайных Явлений-например, землетрЯсений,  чумы или каких-нибудь
чудес,  - люди бессильны указать соответствующую причину  и объЯснить, каким
образом последнЯЯ производит  действие. ‚ таких затруднительных  случаЯх они
обычно  прибегают к  какому-нибудь  незримому  разумному  началу, считаЯ его
непосредственной  причиной  ЯвлениЯ,  поражающего их  и необъЯснимого, по их
мнению,  исходЯ  из  обычных сил природы.  Ќо  философы,  простирающие  свои
исследованиЯ несколько  дальше,  тотчас  же  замечают, что  даже  в наиболее
привычных  ЯвлениЯх энергиЯ причины  столь  же непостижима,  как  и в  самых
необыкновенных,  и  что путем  опыта мы  только уЯснЯем  часто встречающеесЯ
соединение  (conjunction)  объектов,  но никогда  не  в состоЯнии постигнуть
что-либо  вроде  свЯзи  (connection)  между  ними.  Џоэтому многие  философы
считают  себЯ  вынужденными  в  силу разумных  оснований  прибегать  во всех
случаЯх  к  тому самому  принципу, к  которому обыкновенные  люди обращаютсЯ
только  в случаЯх, кажущихсЯ  чудесными и сверхъестественными.  Ћни признают
дух и разум не только последней и первичной причиной всех вещей, но и прЯмой
и единственной  причиной всех Явлений в природе. Ћни заЯвлЯют, что  объекты,
обычно  называемые  причинами,  в действительности  суть  не  что  иное, как
поводы, и что истинный  и  прЯмой принцип всЯкого  действиЯ  - не какаЯ-либо
сила,  или мощь, природы, но веление  ‚ерховного  ‘ущества, которому угодно,
чтобы определенные  объекты всегда  соединЯлись  друг  с другом. ‚место того
чтобы  говорить,  что  один бильЯрдный  шар  движет другой  благодарЯ  силе,
которую он получил от творца природы, они говорЯт, что само  Ѓожество особым
велением движет второй шар, причем оно определЯетсЯ к этому действию толчком
первого  шара  в силу тех общих законов, которые само учредило длЯ себЯ ради
управлениЯ вселенной. Ќо философы,  идущие в своих исследованиЯх еще дальше,
открывают, что, совершенно не знаЯ той силы, котораЯ вызывает взаимодействие
тел, мы  так же мало знаем и ту силу,  от которой  зависит действие духа  на
тело  или тела  на дух,  и что в обоих случаЯх  мы одинаково не в  состоЯнии
указать последний принцип  ни на  основании внешних чувств, ни на  основании
сознаниЯ. €так, одинаковое незнание  приводит  этих философов  к одинаковому
заключению. Ћни утверждают, что Ѓожество есть непосредственнаЯ причина свЯзи
души  и  тела  и  что  не органы  чувств, возбужденные  внешними предметами,
производЯт  в  нашем  духе  ощущениЯ,  а  особое  веление всемогущего ’ворца
возбуждает определенное  ощущение вслед за определенным раздражением органа.
’очно так же не энергиЯ воли призводит движение наших членов в пространстве,
а  сам  Ѓог,  соблаговолив  оказать  помощь нашей воле, котораЯ сама по себе
бессильна,  повелевает совершить это  движение,  ошибочно приписываемое нами
нашей  личной  силе  и  мощи.  Ќо   и   на  этом  заключении   философы   не
останавливаютсЯ; иногда  они  распространЯют  этот вывод  на самый дух и его
внутренние операции; наше  духовное  зрение, или представление идей, говорЯт
они,  есть не что иное, как откровение, данное  нам  нашим ’ворцом. Љогда мы
произвольно обращаем свои мысли к какому-нибудь объекту и вызываем его образ
в воображении, не наша волЯ порождает эту идею, а ’ворец вселенной открывает
ее нашему духу и вызывает ее в нашем сознании.
     ’аким образом, по мнению этих философов, Ѓожество присутствует во всем.
Ќе довольствуЯсь  принципом, гласЯщим, что все существует только по его воле
и ничто  не обладает  силой иначе,  как  с его  соизволениЯ, они  отказывают
природе  и   всем  сотворенным  существам  во  всЯкой  силе,  чтобы  сделать
зависимость  их от  Ѓожества  еще более ощутимой и  непосредственной. Ћни не
замечают,  что этой теорией  умалЯют,  а  не  славЯт величие  тех атрибутов,
которым они, казалось  бы, воздают хвалу. “ступка некоторой доли силы низшим
существам,  несомненно,   требует  от   Ѓожества  большего  могущества,  чем
порождение всего существующего его непосредственным велением. „лЯ того чтобы
сразу устроить всю вселенную с такой совершенной предусмотрительностью,  что
она  сама  собой,  своими собственными  действиЯми  стала бы  служить  целЯм
провидениЯ, требуетсЯ  большаЯ мудрость,  чем  если  бы  великий ’ворец  был
принужден  ежеминутно  прилаживать  части  вселенной  друг  к другу и  своим
дыханием приводить в движение все колеса этого изумительного механизма.
     Ќо  длЯ  более  философского  опровержениЯ  этой  теории,  быть  может,
окажутсЯ достаточными два следующих рассуждениЯ.
     ‚о-первых,   мне  думаетсЯ,  что  теориЯ   о  всеобъемлющей  энергии  и
деЯтельности  ‚ерховного  ‘ущества слишком  смела длЯ  того,  чтобы  убедить
человека,  вполне  осознавшего  слабость  человеческого  разума  и те  узкие
пределы,  которыми последний ограничен во всех  своих операциЯх. Џусть  цепь
аргументов, ведущих к  ней,  в высшей степени логична, все  же  у нас должно
возникнуть  сильное  подозрение, если не полнаЯ уверенность,  что эта теориЯ
выводит  нас  за доступные нам пределы, коль скоро она  приводит нас к столь
необычайным и далеким от обыденной жизни  и опыта заключениЯм. Њы попадаем в
сказочное царство, еще далеко не достигнув  последних ступеней своей теории,
но там у  нас уже нет оснований доверЯть нашему обычному методу аргументации
или  признавать основательность наших обычных аналогий  и вероЯтностей. Ќаше
мерило слишком мало длЯ измерениЯ столь необъЯтных  глубин.  € как бы  мы ни
льстили  себЯ  надеждой,  что  на   каждом  шагу  руководствуемсЯ  некоторым
правдоподобием и  опытом, мы можем быть уверены, что  этот воображаемый опыт
не  имеет никакой  основательности, поскольку  его  применЯют  к  предметам,
лежащим совершенно вне сферы  опыта. Ќо мы  еще  найдем  случай вернутьсЯ  к
этому позднее *.
     * ѓлава XII.
     ‚о-вторых, Я не вижу никакой силы в аргументах, на которых основана эта
теориЯ. Њы и правда не знаем, каким образом тела действуют друг на друга: их
сила, или энергиЯ, длЯ нас совершенно непостижима; но разве нам не одинаково
неизвестны тот  способ или та сила, которыми  дух, даже верховный, действует
на себЯ самого или же на тела? Ћткуда, скажите мне, мы приобретаем идею этой
силы? Њы непереживаем и  не сознаем ее в  себе,  у  нас нет  идеи ‚ерховного
‘ущества,  кроме  той,  которую  мы  образуем  путем  рефлексии  над  своими
собственными  способностЯми.  Џоэтому,  если  бы  мы  сочли  наше  неведение
достаточным   основанием   длЯ   отрицаниЯ   чего-либо,  мы  пришли   бы   к
принципиальному отрицанию всЯкой энергии  в ‚ерховном ‘уществе, подобно тому
как мы отрицаем ее в самой грубой материи,  ибо мы,  несомненно, так же мало
понимаем  действиЯ первого, как и действиЯ второй.  ђазве представить  себе,
что  движение может возникнуть благодарЯ  толчку,  труднее, чем представить,
что оно может быть вызвано хотением? ‚ обоих  случаЯх единственное,  что  мы
знаем, - это наше глубокое невежество**.
     **  Њне незачем подробно рассматривать здесь приписываемую материи  vis
inertiae,  о которой так  много говоритсЯ  в новой  философии. Њы узнаем  из
опыта,  что  тело,  пребывающее в  покое  или  в движении, остаетсЯ  в  этом
состоЯнии  до тех пор,  пока  не будет  выведено из него какой-нибудь  новой
причиной, и  что движимое  тело  отнимает от  движущего столько же движениЯ,
сколько  оно  само приобретает.  ‚се  это факты;  говорЯ о vis inertiae,  мы
только  отмечаем  их, не  претендуЯ на то, что обладаем идеей силы  инерции,
точно  так  же  как,  говорЯ  о  тЯготении,  мы  подразумеваем  определенные
действиЯ,  не знаЯ самой  этой деЯтельной силы.  ‘эр €саак Ќьютон никогда не
помыщлЯл лишать вторичные причины всЯкой силы или энергии, хотЯ некоторые из
его последователей  и старались утвердить  подобную теорию,  ссылаЯсь на его
авторитет.  Ќапротив, этот великий  философ  прибегал  к  некоему  активному
эфирному флюиду длЯ  объЯснениЯ всемирного  тЯготениЯ,  хотЯ из скромности и
осторожности  он  признавал,  что это  просто  гипотеза,  на которой  нельзЯ
настаивать,  не проводЯ дальнейших  опытов.  Ќадо признать,  что есть  нечто
необычное   в  судьбе  мнений.  „екарт   ввел  упомЯнутое   выше  учение  об
исключительной всеобъемлющей активности  Ѓожества,  но  не настаивал на нем;
Њальбранш  и  другие  картезианцы  положили  его   в  основание  всей  своей
философии,  но  в  Ђнглии  оно  не  пользовалось авторитетом; ‹окк, Љларк  и
Љедворт  не обращают на него никакого вниманиЯ и неизменно предполагают, что
материи  свойственна  реальнаЯ, хотЯ и вторичнаЯ, производнаЯ сила. Љаким же
образом это учение стало столь преобладающим у современных метафизиков?
     —асть II
     Ќо  поспешим  закончить  наше рассуждение, которое  и  так  уже слишком
затЯнулось. Њы напрасно искали идею силы, или необходимой свЯзи, во всех тех
источниках,  из  которых  ее,  по   нашему  предположению,   можно  было  бы
почерпнуть. Џо-видимому, ни в одном из единичных примеров действий тел мы не
можем  найти ничего иного, кроме следованиЯ  одного  ЯвлениЯ  за другим; при
этом мы не  в состоЯнии  постигнуть ни  силы,  или  мощи,  благодарЯ которой
действует причина, ни свЯзи между нею и ее предполагаемым действием. ‘ таким
же затруднением встречаемсЯ  мы и при рассмотрении действий  духа на тело; и
здесь мы  замечаем,  что движение последнего следует за хотением первого, но
не  в  состоЯнии  подметить или представить  свЯзь,  соединЯющую движение  и
хотение,  или энергию, благодарЯ которой дух производит это действие. ‚ласть
воли над ее собственными  способностЯми и  над идеЯми  столь же малопонЯтна;
так что, в общем,  во всей природе нет ни одного  примера свЯзи,  которую мы
могли бы  себе представить. ‚се ЯвлениЯ, по-видимому, совершенно отделены  и
изолированы друг от друга; одно Явление следует за другим,  но мы никогда не
можем заметить между ними свЯзи; они, по-видимому, соединены, но  никогда не
бывают свЯзаны друг с другом. Ђ так как у нас не может быть идеи о чем-либо,
чего  мы  никогда  не воспринимали  внешними  чувствами  или  же  внутренним
чувством, то  необходимо,  по-видимому, прийти  к тому заключению, что у нас
совсем нет  идеи свЯзи,  или силы,  и эти  слова совершенно лишены  значениЯ
независимо от того, употреблЯютсЯ ли они в философских рассуждениЯх или же в
обыденной жизни.
     Ќо остаетсЯ  еще  один  способ  избежать  этого  заключениЯ,  еще  один
источник,  не исследованный нами.  Љогда мы  видим какой-нибудь  объект  или
Явление природы, то,  как  бы понЯтливы  или прозорливы  мы  ни были, мы  не
способны  ни открыть,  ни даже предположить без помощи  опыта, какое Явление
будет им вызвано, и не можем распространить свое предвидение за пределы того
объекта, который непосредственно вспоминаетсЯ или  воспринимаетсЯ нами. „аже
после единичного  примера или опыта, в ходе  которого наблюдалось следование
одного ЯвлениЯ за другим, мы не  вправе устанавливать  общее правило или  же
предсказывать,  что  будет  происходить  в сходных случаЯх, ибо  справедливо
считаетсЯ  непростительной смелостью судить  обо  всем  течении  природы  на
основании единичного опыта, как бы точен или достоверен он ни  был. Ќо  если
какой-нибудь один вид  Явлений  всегда, во всех случаЯх соединЯлсЯ с другим,
мы  уже не  колеблЯсь предсказываем одно Явление, когда наблюдаем другое,  и
пользуемсЯ тем способом  рассуждениЯ, который один только может удостоверить
нам наличие фактов или существование чего-либо. ‚ таком  случае  мы называем
один объект причиной, а другой - действием, мы предполагаем, что между  ними
существует некотораЯ  свЯзь,  что  в  одном из  них  находитсЯ  некаЯ  сила,
благодарЯ  которой он непреложно  производит другой, причем  действие  его в
высшей степени достоверно и необходимо.
     €так,  идеЯ необходимой  свЯзи между  ЯвлениЯми возникает, по-видимому,
тогда, когда мы наблюдаем рЯд  сходных примеров постоЯнного  соединениЯ этих
Явлений;  но единичный  пример такого  рода никогда  не может вызвать данной
идеи,  хотЯ  бы  мы  рассматривали  его  со всевозможных  точек зрениЯ и  во
всевозможных положениЯх. Ћднако между целым рЯдом примеров и каждым из них в
отдельности  нет  никакой  разницы,  коль  скоро  предполагаетсЯ,   что  они
совершенно сходны, за исключением той, что после повторениЯ сходных примеров
наш ум в силу привычки при возникновении  одного ЯвлениЯ склонен ожидать  то
Явление,  которое  его  обычно  сопровождает,  и  верить,   что  оно   будет
существовать.  ќта свЯзь, чувствуемаЯ нашим  духом, этот  привычный  переход
воображениЯ от одного объекта к его обычному спутнику и есть то чувство, или
впечатление, от которого мы производим идею  силы,  или  необходимой  свЯзи;
кроме  него, в  данном  случае ничего нет.  ђассмотрите этот  вопрос со всех
сторон - вы  никогда не  откроете  иного происхождениЯ  данной идеи.  ‚ этом
заключаетсЯ  единственнаЯ разница  между единичным примером, из которого  мы
никогда  не можем получить идею свЯзи,  и рЯдом сходных примеров, дающих нам
эту  идею.  Љогда человек впервые  видит  передачу  движениЯ  путем  толчка,
например при столкновении двух  бильЯрдных шаров, он не может заключить, что
одно  из  этих Явлений свЯзано с другим, а  решает только, что они соединены
друг  с другом; об  их свЯзи он  заключает лишь после  наблюдениЯ нескольких
однородных  случаев.  Ќо  разве произошло  какое-нибудь  изменение,  в  силу
которого  в  нем возникла  эта новаЯ идеЯ  свЯзи" Ќикакого, если  не считать
того, что теперь он чувствует свЯзь этих Явлений в своем воображении и легко
может предсказать существование  одного при наличии  другого. €так,  говорЯ,
что один объект свЯзан  с другим, мы при этом подразумеваем  только, что они
оказались  свЯзанными в  наших мыслЯх и дают повод к заключению, посредством
которого  каждое  из них становитсЯ доказательством  существованиЯ  другого,
заключению несколько необычному, но, по-видимому,  достаточно обоснованному.
Ћчевидность  его  не  может  быть  ослаблена  общим  недоверием  к  уму  или
скептически  подозрительным   отношением  к   любому  новому   и  необычному
заключению. Ќет  заключений  более приЯтных длЯ скептицизма, чем те, которые
открывают  что-нибудь   касающеесЯ   слабости  и   узких  границ  разума   и
способностей человека.
     Ќо можно ли представить более  Яркий пример удивительного  невежества и
слабости  ума,  нежели  только что  приведенный? Ќесомненно, что если  между
объектами  существует  какое-нибудь  отношение,  которое нам важно  знать  в
совершенстве, то это отношение причины  и действиЯ. Ќа нем основаны все наши
заключениЯ  относительно  фактов  или существованиЯ.  ’олько  благодарЯ  ему
достигаем мы уверенности в существовании  объектов, находЯщихсЯ за пределами
наличного   свидетельства  нашей  памЯти  и   наших   чувств.   …динственнаЯ
непосредственнаЯ  польза  всех  наук  состоит  в том, что  они  обучают  нас
управлЯть будущими ЯвлениЯми и регулировать  их с помощью их  причин. ‚ силу
этого  наши  мысли  и  изысканиЯ  все  времЯ   вращаютсЯ  вокруг   отношениЯ
причинности. Ќо  идеи, которые  мы составлЯем о  нем, так несовершенны,  что
нельзЯ дать  точное определение  причины - можно лишь  позаимствовать его из
того, что  ЯвлЯетсЯ  внешним по отношению к причине  и чуждым ей. Ћбладающие
сходством объекты  всегда соединЯютсЯ со  сходными же это мы знаем из опыта;
сообразуЯсь с последним,  мы можем определить причину как объект, за которым
следует другой объект, причем все объекты, похожие на первый, сопровождаютсЯ
объектами,  похожими  на  второй.  €ными словами, если  бы  не  было первого
объекта, то никогда не существовало бы  и второго. ЏоЯвление  причины всегда
переносит наш ум в силу  привычного перехода  к идее действиЯ - это мы  тоже
знаем  из  опыта.  ‘тало  быть,  сообразуЯсь с опытом, мы можем дать  другое
определение причины  и  назвать ее  объектом, который сопровождаетсЯ  другим
объектом и  поЯвление которого всегда переносит  мысль  к этому  последнему.
•отЯ оба данных определениЯ выведены из обстоЯтельств, чуждых причине, мы не
можем   устранить   это  неудобство   или   достигнуть  более   совершенного
определениЯ,  способного указать ту  черту причины, котораЯ  свЯзывает ее  с
действием. “ нас нет идеи этой свЯзи, нет даже Ясного понЯтиЯ о том,  что мы
желаем знать,  когда  стремимсЯ  представить себе такую свЯзь.  Ќапример, мы
говорим, что колебание  данной струны есть причина данного звука. Ќо что  мы
подразумеваем, утверждаЯ это? €ли что данное колебание сопровождаетсЯ данным
звуком  и  все подобные  колебаниЯ сопровождались подобными звуками, или что
данное колебание сопровождаетсЯ данным звуком и при поЯвлении  одного наш ум
предварЯет чувства и тотчас же образует идею второго. Њы можем рассматривать
отношение  причины  и действиЯ с любой из этих точек зрениЯ, но  кроме них у
нас нет идеи этого отношениЯ *.
     *   ‘огласно  этим   объЯснениЯм  и  определениЯм  идеЯ  силы   так  же
относительна,  как  идеЯ  причины,  обе  имеют  отношение  к  действию   или
какому-нибудь другому Явлению, всегда соединенному  с предыдущим.  Љогда  мы
рассматриваем  неизвестную черту  объекта,  определЯющую  и  устанавливающую
степень или количество его  действиЯ,  мы  называем ее  силой.  Џоэтому  все
философы согласны с тем, что действие  есть мера силы: но если бы у них была
идеЯ силы, как она  существует сама  по себе, разве не могли бы они измерить
ее саму? ‘пор о  том, равна ли сила движущегосЯ  тела  его  скорости или  же
квадрату  его скорости,  должен был  бы  решатьсЯ  не посредством  сравнениЯ
действий  силы  в  равные  и различные  промежутки времени,  но  посредством
прЯмого измерениЯ и сравнениЯ.
     —то же касаетсЯ частого употреблениЯ слов сила, мощь,  энергиЯ и т. д.,
которые  постоЯнно встречаютсЯ как в обыденной речи,  так и  в философии, то
оно еще не  доказывает, что  мы в  каком бы то ни было случае знаем принцип,
свЯзывающий  причину  с  действием,  или  в  состоЯнии  полностью  объЯснить
порождение одного объекта другим. ‚ обычном употреблении эти слова свЯзаны с
очень  неустойчивыми  значениЯми,  а соответствующие  им идеи очень зыбки  и
смутны. Ќи одно живое существо не может привести в движение внешние тела без
чувства nisus, или  усилиЯ,  и каждое живое  существо  испытывает  некоторое
переживание, или чувство,  при  ударе или  толчке,  полученном  от  внешнего
объекта, находЯщегосЯ в движении. ќти  ощущениЯ,  которые свойственны только
живым существам и из которых a priori нельзЯ сделать никакого заключениЯ, мы
склонны  переносить  на  неодушевленные  объекты,  предполагаЯ,  что  и  они
испытывают подобные  чувства, когда передают или воспринимают движение.  —то
же касаетсЯ энергий, которые проЯвлЯютсЯ  таким образом, что мы не соединЯем
с  ними идею  передачи  движениЯ,  то здесь  мы  принимаем  в  расчет только
постоЯнно  наблюдаемое  нами на  опыте  соединение  Явлений;  а так  как  мы
чувствуем привычную  свЯзь между идеЯми. то  мы  переносим это чувство  и на
объекты,  ибо  нет  ничего  обычнее  перенесениЯ  на  внешние  тела  всЯкого
внутреннего ощущениЯ, вызываемого ими.
     Џовторим теперь рассуждениЯ, изложенные в этой  главе. ‚сЯкаЯ идеЯ есть
копиЯ  какого-нибудь предшествующего впечатлениЯ или  переживаниЯ; и если мы
не  в  состоЯнии  найти  впечатление, то  можем  быть  уверены,  что  нет  и
соответствующей идеи.  ‚о всех единичных примерах действий  тел или духа нет
ничего, что  порождало бы  впечатление, а следовательно,  могло бы  дать нам
идею силы, или необходимой свЯзи. Ќо когда налицо много  однородных примеров
и один  и тот  же  объект всегда сопровождаетсЯ одним и тем же Явлением,  мы
приходим  к  представлению  о  причине и свЯзи.  Њы  испытываем тогда  новое
переживание  или   впечатление,  а  именно  привычную  свЯзь  в  мыслЯх  или
воображении между объектом и его обычным спутником; это переживание и служит
прообразом той идеи,  которую  мы ищем.  €бо, если эта идеЯ вызываетсЯ рЯдом
однородных  примеров,  а  не  единичным  примером,  ее  должно  вызывать  то
обстоЯтельство, которое составлЯет отличие рЯда примеров от каждого из них в
отдельности. Ќо  упомЯнутаЯ  привычнаЯ свЯзь или переход воображениЯ  и есть
единственное  обстоЯтельство, которым они  отличаютсЯ друг от друга: во всех
других  частностЯх они  одинаковы. Џервый наблюдавшийсЯ нами пример передачи
движениЯ при столкновении двух  бильЯрдных шаров (Я снова возвращаюсь к этой
иллюстрации)  обладает полным сходством со всеми другими  примерами, которые
могут встретитьсЯ  нам теперь,  за исключением того, что мы первоначально не
могли вывести одно Явление из другого, теперь же,  после столь длинного рЯда
однородных опытов, мы способны это сделать. Ќе знаю, легко ли будет читателю
понЯть это  рассуждение.  Ѓоюсь,  что  оно  стало бы  лишь  более  темным  и
запутанным, если бы Я стал тратить на  него много слов или рассматривать его
с  различных точек  зрениЯ. ‚о всех отвлеченных рассуждениЯх существует одна
точка  зрениЯ, благодарЯ которой  - если  мы,  по  счастью, найдем  ее -  мы
сделаем больше  длЯ освещениЯ  своего предмета, чем если  будем  прибегать к
красноречию и всевозможным  витиеватым выражениЯм.  ќтой-то  точки зрениЯ  и
надо  постаратьсЯ достигнуть,  сохранЯЯ  цветы риторики длЯ более подходЯщих
предметов.

        ѓ‹Ђ‚Ђ VIII Ћ ‘‚ЋЃЋ„… € Ќ…ЋЃ•Ћ„€ЊЋ‘’€
     —асть 1
     Њожно  было бы с  полным  основанием ожидать, что  в  вопросах, которые
особенно  ревностно разбирались  и обсуждались  с самого  зарождениЯ науки и
философии, спорЯщие успели по крайней  мере прийти  к соглашению о  значении
всех терминов и что по прошествии двух тысЯч  лет  наши исследованиЯ перешли
от слов к  истинному и действительному предмету спора. ‚едь на первый взглЯд
очень легко дать точные определениЯ  терминов, употреблЯемых в рассуждениЯх,
и в дальнейшем делать предметом обсуждениЯ и исследованиЯ эти определениЯ, а
не пустой звук слов. Ќо при ближайшем рассмотрении дела мы,  пожалуй, придем
к совершенно противоположному  заключению.  “же в силу одного того, что спор
продолжалсЯ так долго  и  до сих пор еще  остаетсЯ  неразрешенным, мы  можем
предположить,  что  в  данном  случае существует какаЯ-то  двусмысленность в
выражениЯх  и спорЯщие  свЯзывают с  терминами,  употреблЯемыми ими в споре,
различные идеи. Љоль скоро  предполагаетсЯ, что способности ума у всех людей
от  природы  одинаковы  (ведь в  противном  случае  ничто  не могло  бы быть
бесплоднее рассуждений или споров),  то невозможно,  чтобы люди, свЯзываЯ  с
терминами одинаковые идеи, так долго  могли придерживатьсЯ  различных мнений
об одном и том же предмете, в особенности если они  сообщают друг другу свои
взглЯды  и  каждаЯ  партиЯ  всюду ищет аргументы, -которые могли бы дать  ей
победу над ее противниками.  Џравда,  если люди пытаютсЯ  обсуждать вопросы,
выходЯщие  за  пределы  человеческого  пониманиЯ, как,  например,  вопросы о
происхождении миров,  о строе интеллектуального  мира  или царства духов, то
они,  погрЯзнув в бесплодных спорах, будут толочь  воду в ступе и никогда не
придут  к  определенному  заключению. Ќо если вопрос  касаетсЯ какого-нибудь
доступного  опыту  предмета обыденной жизни, то невольно приходит мысль: что
же может так долго мешать решению вопроса, как не двусмысленность выражений,
удерживающаЯ противников  на расстоЯнии друг от друга и мешающаЯ им вступить
в открытый бой?
     ’ак  обстоЯло  дело  и  с  вопросом  о свободе  и необходимости,  давно
ЯвлЯющимсЯ предметом споров; это тем  более замечательно, что, если Я только
не ошибаюсь, все  люди -  как ученые, так  и невежды - всегда придерживались
одинакового взглЯда в  данном вопросе, а потому немногие  Ясные  определениЯ
немедленно  положили бы конец всему  спору. џ согласен с тем,  что этот спор
так  усердно  поддерживалсЯ  решительно  всеми  и  завел философов  в  такой
лабиринт  темных  софистических  ухищрений,  что  не  мудрено,  если  всЯкий
здравомыслЯщий читатель, дорожа своим спокойствием,  не захочет и слышать  о
вопросе, от которого он не может ожидать  ни поучениЯ, ни удовольствиЯ.  Ќо,
быть может,  предлагаемаЯ здесь постановка вопроса  вновь  возбудит внимание
читателЯ, так как она отличаетсЯ большей новизной, обещает по  крайней  мере
хоть  какое-нибудь  решение  спора  и  не   смутит  покой  читателЯ  слишком
запутанными или темными рассуждениЯми.
     €так, Я надеюсь сделать очевидным то, что все люди всегда были согласны
друг с другом как относительно доктрины свободы, так и относительно доктрины
необходимости, постольку,  поскольку  с этими  словами  может  быть  свЯзано
какое-нибудь разумное значение, и что весь спор шел до сих пор исключительно
о словах. Њы начнем с исследованиЯ доктрины необходимости.
     Ћбщепризнано, что материЯ во всех своих действиЯх приводитсЯ в движение
необходимой  силой и всЯкое  действие  в  природе  до  такой  степени  точно
определено  энергией  своей  причины,  что  при  данных конкретных  условиЯх
последнЯЯ не могла бы породить никакое иное действие.  ‘тепень и направление
каждого  движениЯ с такой точностью предписываетсЯ законами природы, что  из
столкновениЯ двух тел так же легко могло бы возникнуть живое существо, как и
движение  иной степени или иного  направлениЯ,  чем то,  которое  фактически
порождаетсЯ этим  Явлением. Џоэтому, если  мы хотим составить  себе верную и
точную  идею о  необходимости,  мы должны рассмотреть, откуда  возникает эта
идеЯ, когда мы применЯем ее к действиЯм тел.
     …сли бы все событиЯ в природе постоЯнно чередовались таким образом, что
не было  бы  и  двух сходных Явлений,  но каждый объект представлЯл бы собой
нечто совершенно новое, не имеющее  никакого  сходства со  всем тем,  что мы
видели  раньше, то  мы, очевидно, никогда не  дошли бы даже  до самой слабой
идеи необходимости, или свЯзи между  этими объектами.  Џри таких условиЯх мы
могли бы  только  сказать, что  один объект или одно Явление последовало  за
другим, но не  могли бы говорить, что одно было  порождено другим. Ћтношение
причины  и  действиЯ  было бы  совершенно  неизвестно  человечеству;  всЯкие
заключениЯ   и  выводы   относительно  действий   природы  с  этого  момента
прекратились  бы, памЯть и чувства остались бы единственными каналами, через
которые могло  бы иметь  доступ  в  наш ум  знание о реальном существовании.
€так,  наша  идеЯ  необходимости  и  причинности  порождаетсЯ  исключительно
единообразием, замечаемым в действиЯх  природы,  где сходные объекты  всегда
соединены  друг с другом,  а  ум наш побуждаетсЯ  привычкой  к  тому,  чтобы
заключать об одном из них при поЯвлении другого. ќти два условиЯ исчерпывают
собой ту необходимость,  которую мы  приписываем материи. Џомимо постоЯнного
соединениЯ сходных объектов и следующего за этим заключениЯ от одного из них
к другому у нас нет иной идеи необходимости, или свЯзи.
     Џоэтому,  если  окажетсЯ,  что  человечество без  всЯких  сомнений  или
колебаний  всегда было согласно с тем, что эти  два условиЯ обнаруживаютсЯ в
произвольных  действиЯх людей и в  операциЯх нашего ума,  то из этого должно
следовать,  что  все люди всегда  придерживались одного  мнениЯ относительно
доктрины  необходимости и  спорили до сих пор лишь  потому,  что не понимали
друг друга.
     —то  касаетсЯ  первого  условиЯ,  т.  е.   постоЯнного  и   правильного
соединениЯ сходных  Явлений, то мы,  вероЯтно, можем удовольствоватьсЯ здесь
следующими   соображениЯми.  Ћбщепризнано,   что   существует   значительное
единообразие в поступках людей всех наций и эпох  и что человеческаЯ природа
всегда остаетсЯ  одинаковой во всех своих  принципах и действиЯх. Ћдинаковые
мотивы всегда порождают одни и те  же поступки,  одинаковые ЯвлениЯ вытекают
из  одинаковых причин. —естолюбие, скупость,  себЯлюбие, тщеславие,  дружба,
великодушие,  патриотизм - все эти аффекты,  смешанные  в разной пропорции и
распределенные среди людей,  от  начала  мира  были и  теперь  еще  остаютсЯ
источником  всех   действий  и   предприЯтий,  какие  только  наблюдались  в
человеческом обществе. ‚ы желаете  ознакомитьсЯ с чувствами, наклонностЯми и
образом  жизни  греков  и римлЯн?  €зучите  хорошенько характер  и  поступки
французов и англичан,  и вы не сделаете больших  ошибок,  перенесЯ на первых
большинство наблюдений,  сделанных вами над вторыми.  —еловечество  до такой
степени одинаково во все эпохи и во всех странах, что историЯ не дает нам  в
этом отношении ничего нового или  необычного. …е главнаЯ польза состоит лишь
в  том,  что  она открывает  постоЯнные  и  всеобщие  принципы  человеческой
природы, показываЯ нам  людей в самых разнообразных условиЯх и положениЯх, и
доставлЯет нам материал,  на основании которого мы можем делать наблюдениЯ и
знакомитьсЯ  с   принципами,  регулирующими   действиЯ   и  поступки  людей.
ЏовествованиЯ  о  войнах, интригах, партиЯх и  революциЯх - не что иное, как
собрание  опытов, с  помощью которых  политик  или  представитель  моральной
философии  устанавливает принципы своей  науки,  подобно  тому как  врач или
естествоиспытатель  знакомитсЯ  с  природой  растений,  минералов  и  других
внешних объектов с помощью опытов, которые  он  производит над  ними. ‡емлЯ,
вода  и  другие элементы, исследованные Ђристотелем и ѓиппократом,  не более
похожи на те,  которые  в  настоЯщее времЯ  подлежат  нашему наблюдению, чем
люди,  описанные  Џолибием  и ’ацитом,  - на людей,  которые  ныне управлЯют
миром.
     …сли бы путешественник, вернувшись из далеких стран,  стал рассказывать
нам о людЯх, совершенно отличных от тех, которых мы когда-либо знали, людЯх,
совершенно  лишенных  скупости,  честолюбиЯ   или  мстительности,  находЯщих
удовольствие только  в дружбе,  великодушии и  патриотизме, мы  тотчас же на
основании этих подробностей открыли бы фальшь в его рассказе и доказали, что
он лжет,  с такой же  несомненностью, как  если  бы он  начинил свой рассказ
повествованиЯми  о   кентаврах  и  драконах,  чудесах  и  небылицах.  Ђ  при
разоблачении  вымысла  в  истории  самым  убедительным аргументом, каким  мы
только  можем  воспользоватьсЯ,   ЯвлЯетсЯ  доказательство,   что  поступки,
приписываемые какому-нибудь лицу, прЯмо противоположны порЯдку природы и что
никакие  человеческие  мотивы  не могли  бы в данных условиЯх  побудить  его
поступить таким образом. Џравдивость Љвинта  ЉурциЯ столь же сомнительна при
описании  сверхъестественного  мужества  Ђлександра,  вследствие которого он
один нападал на целые массы людей, сколь и  при  описании сверхъестественной
силы  и  энергии  того  же Ђлександра,  благодарЯ  которой  он был  способен
противостоЯть этим массам, -  так  непосредственно и безусловно признаем  мы
единообразие в мотивах и поступках людей, равно как и в действиЯх тел.
     Ќа  этом же  основана и польза опыта, приобретенного  в течение  долгой
жизни вследствие разнообразных деловых сношений и знакомства с  обществом, -
польза, заключающаЯсЯ в том, что он  знакомит нас с  принципами человеческой
природы  и регулирует  наши поступки и расчеты. ‘ помощью этого руководителЯ
мы  достигаем  знаниЯ   человеческих  наклонностей  и  мотивов