
часто  боЯлсЯ  разоблачениЯ,  что   уже   не   радовалсЯ,   оказываЯсь   в
безопасности, и даже не замечал этого. - ‘олнце стало  таким  же  бледным,
как луна. ‘ некоторых пор в €талии уже не бывает тепло.
   - ‚ прошлом году ты говорил то же самое о ѓреции.
   - Ќо посмотри, какаЯ белесаЯ и некрасиваЯ зарЯ! Ќебо желтое, как желчь.
   -  Ќу  и  что  ж!   •оть   какое-то   разнообразие   по   сравнению   с
кроваво-красными лунами, которые ты поносил в Љорфу. ’ы никогда  ничем  не
доволен. € солнце и луна у тебЯ  в  немилости.  —ему  удивлЯтьсЯ,  раз  ты
охладел и к игре? Џослушай, скажи по правде - неужто ты ее разлюбил?
   - ’ы разве не замечаешь, что с некоторых пор Я беспрерывно выигрываю?
   - ќто-то тебе и противно? „авай  поменЯемсЯ!  џ  только  и  делаю,  что
проигрываю, и мне это чертовски надоело.
   - €грок, который совсем не проигрывает, и пьющий  человек,  который  не
пьЯнеет, одно и то же.
   - Ћрио, хочешь знать правду? ’ы спЯтил. ’ы запустил свою болезнь.  Ќадо
бы тебе кровь пустить.
   - џ больше не люблю кровь, - как-то озабоченно ответил Ћрио.
   - „а Я и не говорю, чтоб ты ее пил! - с раздражением возразил „зульЯни.
   ‚ этот момент они дошли до палаццо ‘оранцо. ѓондолы их  находились  уже
там. „зульЯни решил проводить Ћрио до постели; он считал, что  приЯтель  в
жару, и боЯлсЯ, чтоб тот не упал на лестнице.
   - Ћставь менЯ, убирайсЯ! - сказал Ћрио на пороге своей  спальни.  -  ’ы
мне надоел.
   - ‚заимно, - ответил „зульЯни, входЯ все же в комнату. -  Ќо  Я  должен
избавитьсЯ от этого золота, и нам надо произвести раздел.
   - Ѓери все и оставь менЯ! - сказал ‘оранцо. - Ќе хочу Я и  смотреть  на
золото, ненавижу его. Ќе понимаю даже, на что оно годитсЯ.
   - ‚от тебе на! „а на все, что угодно! - вскричал „зульЯни.
   - …сли бы можно было купить за деньги хотЯ бы сон!  -  мрачно  произнес
Ћрио.
   €, взЯв товарища за руку, он  отвел  его  в  угол  комнаты,  где  Ќаам,
завернувшись в белый шерстЯной плащ, лежала на шкуре пантеры и спала таким
глубоким сном, что не проснулась и при поЯвлении своего господина.
   - ‘мотри! - сказал Ћрио „зульЯни.
   - Ђ кто это? - спросил тот. - ’вой египетский паж? Ѓудь он женщиной,  Я
бы его у тебЯ похитил. Ђ так - что мне с ним делать? Џо-христиански он  не
говорит, и, проживи Я хоть тысЯчу лет, Я бы все равно не  понЯл,  что  он,
басурман, лопочет.
   - Џосмотри, скотина несчастнаЯ! - сказал Ћрио. Џосмотри на этот гладкий
лоб, спокойный рот, глаза, мирно затененные веками!  Џосмотри,  что  такое
сон, что такое счастье!
   - Џринимай опиум, и тоже заснешь, - сказал „зульЯни.
   - ‡рЯ стал бы его пить, - возразил Ћрио. - ‡наешь ты,  что  дает  этому
мальчику возможность так глубоко спать? ’о, что он никогда не  обладал  ни
единой золотой монетой.
   - Љакие ты сегоднЯ заводишь нудные и  наставительные  речи,  -  сказал,
зеваЯ, „зульЯни. - ‹адно, будешь считать? Ќет? ’огда Я стану считать один,
и не пенЯй, даже если Я обнаружу, что всю свою часть выигрыша ты  выбросил
под мост Ѓаркарол.
   Ћрио пожал плечами.
   „зульЯни сосчитал, и длЯ Ћрио выделилась еще очень значительнаЯ  сумма,
которую молодой человек и выдал приЯтелю самым щепетильным образом.  ‡атем
он  удалилсЯ,  пожелав  Ћрио  отдохнуть   и   посоветовав   прибегнуть   к
кровопусканию. Ћрио ничего не  ответил,  а,  оставшись  один,  собрал  все
цехины, раскиданные по столу, и ногой затолкал  их  под  ковер,  чтобы  не
видеть. „ействительно, один вид  золота  вызывал  у  него  возраставшее  с
каждым днем физическое отвращение, которое, конечно, было в нем  признаком
одного из ужасных душевных  заболеваний,  принимающих  некое  вещественное
обличье в своих проЯвлениЯх. Ќе одни лишь золотые монеты вызывали  у  него
это болезненное отвращение. Ћ не мог видеть блеска  стального  клинка  или
женских драгоценностей, без того чтобы перед ним не возникали зримо,  если
можно так выразитьсЯ, зверства, совершенные им, когда он был  ускоком.  Ћн
скрывал  свои  муки  и  даже  совсем  заглушал  их,  когда   необходимость
действовать подхлестывала его скудеющую кровь. ‚месте с Њорозини он провел
новую кампанию, ту славную экспедицию, когда  венецианский  флот  водрузил
свое победоносное знамЯ над Џиреем. ЏонимаЯ, что все уважение, которым  он
может пользоватьсЯ в дальнейшей своей жизни, зависит от  его  поведениЯ  в
этих обстоЯтельствах, Ћрио совершал чудеса  доблести.  Ћн  полностью  смыл
позор, которым запЯтнал себЯ как губернатор ‘ан-‘ильвио,  и  принудил  всю
армию говорить, что если он и был плохим администратором,  то,  во  всЯком
случае, это не мешало ему быть отличным командиром и храбрым воином.
   ‘делав это последнее усилие,  Ћрио,  достигший  успеха  во  всех  своих
предприЯтиЯх, всеми прославлЯемый, любимый адмиралом как родной сын, Ћрио,
избавившийсЯ  от  всех  своих  врагов  и  богатый  сверх  всЯких   надежд,
возвратилсЯ на родину и решил  впредь  не  покидать  ее,  чтобы  полностью
наслаждатьсЯ плодами своих ужасных дел. Ќо тут-то  правосудие  божеское  и
покарало его, лишив всей  былой  силы  характера.  Ћказавшись  на  высотах
своего нечестивого благополучиЯ, он вдруг как-то оглЯнулсЯ на самого себЯ,
и мучительнаЯ тоска овладела им именно тогда, когда  он  намеревалсЯ  жить
так, как мечтал. Ћн совершил все, на что способны  были  дерзновенность  и
злостность его натуры, он  стал  внушать  самому  себе,  что  он  конченый
человек и что, добившись  успеха  в  своих  безумных  замыслах,  он  может
увидеть лишь закат своей  звезды.  ‚се  было  кончено,  он  ничем  не  мог
наслаждатьсЯ. Њогущество денег, жизнь в безудержном распутстве, отсутствие
забот, о чем он так мечтал, превосходство в роскоши и мотовстве надо всеми
людьми его круга - всЯ эта позорнаЯ и бесстыднаЯ суета,  ради  которой  он
принес гекатомбу, способную насытить самый ад, обнаружилась перед  ним  во
всей своей тщете, и в тот миг, когда длЯ него прошли забава  и  опьЯнение,
глаза его раскрылись и он увидел весь ужас своих преступлений. Ћни  встали
перед ним во весь свой рост и показались ему отвратительными - разумеетсЯ,
не с точки зрениЯ нравственности и чести, а с точки зрениЯ разума и личной
выгоды. €бо нравственность Ћрио понимал как совокупность  условных  правил
взаимного уважениЯ, которые выработал  длЯ  робких  людей  их  собственный
страх друг перед другом. —естью  же  он  считал  глупое  тщеславие  людей,
которые не удовлетворены тем, что в их доблести верЯт другие, и хотели  бы
сами в них верить. Ќаконец, под личной выгодой  -  своей  личной  выгодой,
конечно, - он разумел возможность в наибольшей степени пользоватьсЯ  всеми
известными ему благами: независимостью  длЯ  себЯ,  властью  над  другими,
торжеством своей дерзости, благополучиЯ и ловкости надо  всеми  робкими  и
завистливыми душонками, из которых, по его мнению, состоЯл весь мир.
   ‹егко убедитьсЯ, что этот человек под жизненными  благами  подразумевал
только те, которые дают людЯм возможность _казатьсЯ_, и поскольку в €талии
принЯт такой способ выражениЯ, мы  добавим,  что  те  внутренние  радости,
благодарЯ  которым  человек  может  чем-то  _быть_,  были  ему  совершенно
неведомы. Љак все люди, наделенные этим  особым  темпераментом,  он  и  не
подозревал о существовании того внутреннего удовлетворениЯ,  которое  дают
благородным душам даже в величайших бедствиЯх и жесточайшем  угнетении  их
чистаЯ совесть, здравый  рассудок  и  добрые  влечениЯ.  Ћн  полагал,  что
общество может обеспечить душевный мир тому,  кто  его  обманывает,  чтобы
лучше использовать.  Ћн  не  знал,  что  общество  бессильно  отнЯть  этот
душевный мир у того, кто бросает ему вызов, чтобы ему же лучше послужить.
   Ќо Ћрио понес кару  именно  в  том,  ради  чего  грешил.  ‚нешний  мир,
которому он все заклал в жертву, рухнул вокруг него,  и  все  вещественные
блага, которыми он, казалось, уже обладал, рассеЯлись, как сонные грезы. ‚
нем заложено было некое слишком Явное противоречие.  Џрезрение  к  другим,
лежавшее в основе его мироощущениЯ, не могло научить  его  уважать  самого
себЯ, - ведь это самоуважение должно было основыватьсЯ на уважении к  нему
других, которое он  всегда  мог  легко  утратить.  ’ак  он  и  вертелсЯ  в
заколдованном кругу: потирал себе руки от удовлетворениЯ, что провел всех,
и тотчас же вслед за тем бледнел от страха, что повстречает обвинителей.
   €менно этот страх, что все содеЯнное им обнаружитсЯ, лишал его ощущениЯ
безопасности, отравлЯл малейшую радость и действовал на него так  же,  как
угрызениЯ совести.  ђаскаЯние  в  человеке  всегда  предполагает,  что  до
преступлениЯ он был честным. Ћрио,  которому  всегда  было  чуждо  чувство
справедливости,  не  ведал  раскаЯниЯ.  ’ак  как  он  ни  к  кому  не  был
по-настоЯщему привЯзан, не имел он и никаких сожалений.  Ќо  у  него  были
неистовые страсти, ненасытные потребности, а между тем он видел,  что  все
его наслаждениЯ весьма плохо обеспечены, ибо, порвись одна только  нить  в
сети, которой он оплел свой мир, и всЯ сеть мгновенно распуститсЯ.  €  вот
ему уже казалось, что всЯ толпа, которую он так  ненавидел,  так  подавлЯл
своей роскошью, так унижал презрением, так осмеивал,  так  обыгрывал,  так
обкрадывал, сбрасывает это наваждение, поднимает голову и, встав перед ним
словно гидра, платит ему обидой за обиду, презрением за презрение.
   ‚ ‚енеции не было ни одной купеческой семьи, у которой ускок  не  отнЯл
бы хоть одного ее члена либо более или менее значительной части имущества.
—удно было видеть, как все эти  охваченные  гневом  и  отчаЯнием  люди  не
осмеливаютсЯ негодовать на беспечность бывшего губернатора  ‘ан-‘ильвио  и
то ли из уважениЯ к сыну Peloponesiaco [Џелопоннесского (итал.)], то ли во
внимание к воинским подвигам, которые он совершил до и после своих  ошибок
во времЯ губернаторства, то ли  из  страха  перед  его  влиЯнием,  которое
всегда  обеспечиваетсЯ  богатством,  подавлЯли  свой   ропот   и   хранили
осторожное молчание.  Ќо  какаЯ  разразилась  бы  гроза,  если  бы  правда
когда-нибудь восторжествовала!
   Ћдна эта мысль вызывала у преступника тЯгостный кошмар. Ћн видел  толпы
народа, побивающие его вместо камней головами, отрубленными его  Ятаганом.
‚збешенные матери раздавливали  его  окровавленными  телами  своих  детей.
Ђлчные руки разрывали ему внутренности, ища в них поглощенных им сокровищ.
€ наконец все эти жертвы живыми выходили из своих могил и  плЯсали  вокруг
него с ужасным смехом.
   - ’ы лжец и отступник! - кричал ему ”ремио. - ќто мне наследовать  твое
имущество и твою славу!
   - ’ы негодЯй самого низкого разбора,  грубый  подмастерье,  -  говорили
‹еонцио и Њедзани. - ’воЯ отрава бессильна, мы живы, мы  тебЯ  обвинЯем  и
будем пытать собственными руками!
   Ђ затем приходил  черед  „жованны.  Ћна  поЯвлЯлась  и  возвращала  ему
притупленный кинжал.
   - ‚аша рука не может менЯ убить, она слабее женской руки.
   Ќаконец возвращалсЯ ќдзелино под звуки  фанфар,  на  роскошно  убранном
корабле; сойдЯ со сходней прЯмо на ЏьЯцетту, он приказывал  повесить  труп
Ћрио на колонну со львом свЯтого Њарка. Ќо веревка лопалась, Ћрио падал на
мостовую, разбивал себе череп, и его борзой пес ‘ириус  пожирал  дымЯщийсЯ
мозг.
   Љак  перечислить  все  формы,  которые  принимали  эти   его   видениЯ,
порожденные страхом? ‚идЯ, что ужасы, ожидающие его  в  сновидениЯх,  хуже
мыслей, Ћрио попыталсЯ жить так, чтобы не иметь необходимости во  сне.  Ћн
начал поддерживать себЯ всевозможными  возбуждающими  средствами,  которые
давали бы ему возможность не уходить из реального мира  и  в  любое  времЯ
суток лишь мыслью боротьсЯ с грозными последствиЯми своих преступлений. Ќо
здоровье его не устоЯло против такого образа  жизни.  ђазум  помутилсЯ,  и
даже в часы бодрствованиЯ призраки стали донимать его, более устрашающие и
грозные, чем даже во сне.
   ‚ этот период своей жизни  Ћрио  был  несчастнейшим  из  людей.  ’щетно
пыталсЯ он вновь обрести ночной отдых. Ѓыло уже слишком поздно: его  кровь
оказалась до того испорченной, что длЯ него ничто не происходило так,  как
длЯ  прочих.  ‘нотворные  средства  не  успокаивали  его,  а  наоборот   -
возбуждали,   возбуждающие   не   давали   весельЯ,   а   лишь   усиливали
подавленность. Џо-прежнему погруженный в разврат, он находил в нем  только
скуку. Џо его же собственным словам, это был дьЯвольский  инструмент,  чьи
звуки часто кружили ему голову, но теперь он играл так фальшиво, что  лишь
увеличивал его страданиЯ. ‚о времЯ пышных ночных ужинов, окруженный самыми
веселыми распутниками и самыми красивыми  куртизанками  €талии,  он  не  в
состоЯнии был преодолеть своей мрачной озабоченности. Ћн оставалсЯ угрюмым
и подавленным даже в часы вакхического исступлениЯ,  когда  все  участники
пира, возбужденные  вином,  совместно  достигают  апогеЯ  в  своем  пьЯном
веселье. € органы его и мозг были  настолько  пресыщены,  что  он  не  мог
следовать за другими в этом крещендо.
   ’олько под утро, когда нервное возбуждение его  собутыльников  спадало,
усталые головы клонило ко сну, и он, таким образом,  оказывалсЯ  в  полном
одиночестве, - только тогда и на нем начинало сказыватьсЯ опьЯнение. € вот
все эти мужчины, отупело глЯдЯщие на свои кубки с вином, все эти  женщины,
спЯщие на диванах, производили на  него  впечатление  скотного  двора.  Ћн
осыпал их бранью, на которую они уже не в состоЯнии были  отвечать,  и  на
него находил такой приступ бешенства и злобы,  что  им  овладевал  соблазн
отравить их всех и поджечь свой дворец, чтобы избавитьсЯ и  от  них  и  от
самого себЯ.
   Љ тому времени, когда произошла только  что  описаннаЯ  мною  сцена  во
дворце ђедзонико, он уже с некоторых пор отказалсЯ от  ночных  оргий,  ибо
его болезнь настолько  усилилась,  что  ему  небезопасно  было  напиватьсЯ
допьЯна при  свидетелЯх.  Љогда  в  пьЯном  бреду  ему  ЯвлЯлись  грозЯщие
призраки, у него зачастую вырывались слова, проникнутые ужасом. Ћднако  ни
у кого не возникло никаких подозрений, ибо чем крепче люди верили в любовь
Ћрио к „жованне, тем легче  было  им  представить  себе,  что  трагическое
событие, при котором  она  погибла,  оставило  в  нем  страшную  памЯть  и
нарушило его душевное равновесие. ‚се были так уверены в его горе, что  он
мог бы сам себЯ обвинить перед венецианским  сенатом  в  убийстве  жены  и
друзей, и ему бы не поверили. …го  сочли  бы  обезумевшим  от  отчаЯниЯ  и
передали бы в руки врачей. Ќо Ћрио уже не рассчитывал на  свою  счастливую
судьбу: он боЯлсЯ всех, а себЯ самого больше, чем кого бы то ни  было.  Ћн
стыдилсЯ своей болезни и бесилсЯ от  своей  неспособности  скрыть  ее,  он
краснел за себЯ, с тех  пор  как  его  физическое  существо  претило  ему,
оказавшись далеко не таким уравновешенным и сильным, как  он  рассчитывал.
–елыми часами осыпал он себЯ бранью и  проклЯтиЯми,  ругал  себЯ  идиотом,
слабосильным, отбросом и трЯпкой, и однако - неслыханное дело! - ему  и  в
голову не приходило обвинить свое нравственное существо. Ћн  нисколько  не
верил в небесную природу своей души.  €з  плоти  своей  сотворил  он  себе
кумира, а когда идол этот рухнул, он стал презирать его  и  поносить,  как
сплошную грЯзь и отраву.
   Џоследней угасла в нем страсть, бывшаЯ в его  жизни  самой  сильной,  -
страсть к игре. € к ней отвращение у него вызвал  страх,  ибо,  предаваЯсь
ей,  он  вынужден   был   принимать   теперь   докучные   и   утомительные
предосторожности, а это в конце концов пересилило само наслаждение  игрой.
Џредосторожности эти были двоЯкого рода. ‚о-первых, законы против азартных
игр потерЯли силу не  в  такой  мере,  чтобы  уже  совсем  не  требовалось
окружать игры некоторой тайной. ‚о-вторых, когда Ћрио проигрывал, - а  это
были длЯ него самые возбуждающие моменты,  -  ему  приходилось  сдерживать
себЯ и действовать осмотрительно, чтобы не выйти за те  пределы,  которых,
по мнению общества, достигало его состоЯние.
   ’аким образом, и огромное богатство его не  служило  ему  так,  как  он
хотел бы. Ћн вынужден был скрывать его и понемногу  вытаскивать  из  своих
подвалов столько золота, сколько  было  нужно  длЯ  того,  чтобы  чересчур
роскошнаЯ жизнь не привлекла вниманиЯ властей. …динственное,  что  он  мог
еще делать, - это растрачивать свои доходы в тайных  оргиЯх  и  разорЯтьсЯ
медленно. Њежду тем такой способ наслаждатьсЯ жизнью был ему противен:  он
хотел бы все растратить в один день, чтобы о нем говорили как  о  человеке
самом  расточительном  и  самом  бескорыстном  в  мире.  …сли  бы  он  мог
удовлетворить эту свою  причуду  и  разоритьсЯ  в  пух  и  прах,  он,  без
сомнениЯ, вновь обрел бы всю былую энергию, а  преступные  влечениЯ  опЯть
привели бы его к  новым  злодействам,  совершаемым  длЯ  накоплениЯ  новых
богатств.
   ‘ течением времени он  сообразил,  что  с  его  стороны  безумием  было
возвращатьсЯ в ‚енецию, где, несмотрЯ на  безнаказанность  любых  пороков,
‘овет „есЯти весьма строго и ревниво приглЯдывалсЯ к богатству граждан. Ќо
когда у него мелькнула мысль о том, чтобы покинуть родину, другаЯ мысль  -
о затруднениЯх  и  опасностЯх,  с  которыми  свЯзана  была  перевозка  его
сокровищ в иные места, - а  кроме  того,  и  в  особенности,  расстройство
здоровьЯ, упадок  энергии  удержали  его,  и  он  примирилсЯ  с  печальной
перспективой состаритьсЯ богачом и еще оставить добра племЯнникам.
   Ќаутро после празднества у ђедзонико, через час после того, как от него
ушел „зульЯни, Ћрио, которому так и не удалось заснуть хоть  на  несколько
мгновений, разбудил своего камердинера и велел ему пойти  за  врачом,  все
равно за каким, - ведь все они, так он и сказал, одинаково  невежественны.
Ћн относилсЯ с глубочайшим презрением к медицине и к врачам, и  Ќаам  даже
несколько  встревожилась,  видЯ,  что  он  принЯл  вдруг  решение,   столь
противоречащее всем его привычкам и взглЯдам.  Ћднако  она  смолчала,  ибо
привыкла со слепой покорностью принимать все, что  могло  взбрести  на  ум
Ћрио. Љамердинер, умный,  деЯтельный  и  исполнительный,  как  все  лакеи,
имеющие возможность безнаказанно  красть,  привел  через  полчаса  мессера
Ѓарболамо, лучшего в ‚енеции врача.
   Њессер Ѓарболамо отлично знал, с  кем  ему  предстоит  иметь  дело.  Ћн
достаточно наслышалсЯ о ‘оранцо и готов был к любым издевкам не верЯщего в
медицину человека и к любым причудам безумца. Џоэтому  он  повел  себЯ  не
столько как муж науки, сколько как просто умный  человек.  ‘оранцо  вызвал
его, побежденный тайным необоримым страхом перед смертью. Ќо он  отдавалсЯ
ему в руки, как Якобы свободомыслЯщие доверЯютсЯ колдунам: с  насмешкой  и
презрением на устах, со страхом и надеждой в сердце.
   ђечи эскулапа обманули его ожидание, и через  несколько  минут  он  уже
слушал его внимательно.
   - Ќе принимайте никаких пилюль, предоставьте териак своим  гондольерам,
а пластыри - собакам. ѓаллюцинации у  вас  от  опиума,  а  упадок  сил  от
недоеданиЯ. Ќикакой режим не поможет умирающему, ибо вы сейчас  умирающий.
Ќо давайте договоримсЯ:  физическое  существо  умрет,  если  моральное  не
воскреснет. Ђ добитьсЯ этого воскрешениЯ очень легко, если вы  поверите  в
то средство, которое Я вам укажу. Ќе изменЯйте сразу  и  резко  весь  свой
обычный способ мышлениЯ и не лечите своей болезни тем, что вам всегда было
чуждо, не гасите своих страстей. ‚ы жили только ими, вы  умираете,  потому
что они ослабевают. Ќо отказывайтесь только от тех, которые сами  по  себе
исчезают, и создавайте себе другие. ‚ы жили  наслаждениЯми  -  наслаждениЯ
исчерпаны. ‡аставьте себЯ жить знанием, наукой. ‚ы неверующий, вы смеетесь
над свЯтынЯми - ходите в церковь и раздавайте милостыню!
   ‘оранцо пожал плечами.
   - Њинутку! - сказал врач. - џ вовсе не предлагаю  вам  предатьсЯ  науке
или набожности. ‚ы могли бы преуспеть в том и в  другом  -  Я  в  этом  не
сомневаюсь, ибо длЯ людей вашего темперамента все возможно. Ќо  сам  Я  не
настолько  интересуюсь  наукой  или  религией,  чтобы  доказывать  вам  их
превосходство над бездельем  и  распутством.  џ  никогда  не  занимаюсь  с
больными  обсуждением  тех  или  иных  вещей  самих  по  себе.  џ  советую
обращатьсЯ к ним ради того, чтобы отвлечьсЯ, как мои  коллеги  прописывают
полынь или кассию. ‚ид книг отвлечет вас от зрелища бутылок.  ‚ы  соберете
великолепную библиотеку, и ваша любовь к роскоши найдет здесь новый выход.
‚ы еще не знаете, какое наслаждение может дать роскошный переплет и  какие
безумства  совершаютсЯ  ради  редкого  изданиЯ.  ‚  церкви   вы   услышите
песнопениЯ -  они  по-новому  зазвучат  длЯ  вашего  слуха,  уставшего  от
непристойных песенок. ‚ы увидите зрелища отнюдь не менее суетные  и  людей
ничуть не менее тщеславных, чем в светском обществе. ‚ы станете делать  им
пожертвованиЯ,  которые  обеспечат  вам  и  в  грЯдущих  веках   репутацию
великодушного и щедрого человека, а если вы не излечитесь и не  перемените
своих пристрастий, она умрет вместе с вами. ’аким образом,  станьте  своим
собственным  врачом,  подумайте  о  чем-либо,  чего  вам  еще  никогда  не
хотелось, и тотчас же достаньте себе это. ‚скоре в  вас  пробудЯтсЯ  сотни
дремавших дотоле желаний, и, удовлетворЯЯ  их,  вы  обретете  неизведанные
доныне радости. Ќе считайте себЯ преждевременно одрЯхлевшим:  вы  даже  не
устали по-настоЯщему. ‚ вас еще хватит  силы  на  двадцать  жизней;  из-за
этого-то вы и убиваете себЯ, стараЯсь растратить свои силы на одну  жизнь.
Њир кончилсЯ бы, если бы он  не  обновлЯлсЯ  и  не  изменЯлсЯ.  “гнетенное
состоЯние, в котором вы сейчас  пребываете,  -  это  лишь  избыток  жизни,
ищущей нового применениЯ. Ћ чем это вы задумались? ‚ы менЯ не слушаете.
   -  џ  стараюсь  найти,  -  ответил  ‘оранцо,  покоренный  рассуждениЯми
эскулапа, - какую-нибудь причуду, которой у  менЯ  еще  не  было.  џ  ведь
собирал красивые книги, хотЯ никогда их не читаю, и  у  менЯ  великолепнаЯ
библиотека. —то до церквей... о них Я подумаю, но мне хотелось  бы,  чтобы
вы помогли мне найти какое-нибудь совсем новое наслаждение, что-нибудь еще
более далекое от моих прежних страстей. …сли б Я мог стать скупцом!
   - џ вас отлично понимаю, - сказал Ѓарболамо, пораженный отупелым  видом
своего пациента. - ‚ы доходите до самой сути вещей, до чистой основы моего
рассуждениЯ. €бо Я предлагал вам лишь новый выход длЯ ваших страстей, а вы
хотите изменить самые страсти.  ‹ично  Я  не  имел  бы  возражений  против
скупости, однако опасаюсь слишком сильной реакции от попытки  перепрыгнуть
через такую пропасть. ‘кажите, были вы когда-нибудь влюблены - простодушно
и искренно?
   - Ќикогда! - произнес Ћрио. Ћхваченный желанием выздороветь,  он  вдруг
забыл о своей роли погруженного в отчаЯние вдовца, роли, благодарЯ которой
ему удавалось скрывать тайну своей жизни.
   - ’ак вот, - сказал врач, нисколько не удивленный этим ответом, ибо  он
гораздо лучше всей светской толпы разобралсЯ в сухой и жадной душе Ћрио, -
влюбитесь. ‘перва, не будучи по-настоЯщему влюбленным, вы  станете  делать
вид, будто  влюблены.  Џотом  вы  вообразите,  что  влюбились,  и  наконец
влюбитесь. Џоверьте мне, все  так  и  происходит  по  законам  физиологии,
которые Я вам изложу, когда пожелаете.
   Ћрио захотел немедленно узнать эти законы. „октор  прочитал  ему  целую
лекцию, остроумную и  горькую,  которую  невежественный  и  растревоженный
патриций принЯл всерьез. Ћрио прониксЯ верой во  все,  что  наговорил  ему
врач, и тот удалилсЯ, пораженный чуть ли не в  сотый  раз  за  свою  жизнь
слабостью рассудка и страхом перед смертью, которые скрываютсЯ у  светских
распутников под привычным  длЯ  них  обличием  безрассудного  презрениЯ  к
жизни.
   ‚ тот же день Ћрио, вскружив себе голову самыми сумасбродными планами и
самыми ребЯческими надеждами, отправилсЯ в собор свЯтого Њарка к освЯщению
даров. Ћбещав ему выздоровление столь  простым  способом  и  польстив  его
тщеславию  тем,  что  он  похвалил  его  энергию,  врач  словно   произнес
магическую формулу. “ ‘оранцо поЯвилась надежда, что  следующей  ночью  он
будет спать.
   Ћн  слушал  свЯщенные  песнопениЯ,  с  интересом  следил  за  обрЯдами,
восхищалсЯ внутренним убранством  базилики,  постаралсЯ  не  вспоминать  о
прошлом и не думать о внешнем мире. ‚ течение целого часа ему удалось жить
только настоЯщим. „лЯ него это было уже много. Џравда, ночь  оказалась  не
лучше, чем прежде, но близилось утро. Ћн тешилсЯ мыслью о том,  что  снова
пойдет в собор свЯтого Њарка. ’ак же как нервнобольным людЯм их вера в  то
или иное снадобье нередко заранее приносит облегчение,  так  и  он  ощутил
некую радость оттого, что впервые за  столь  долгое  времЯ  ему  предстоит
приЯтное занЯтие. ќта мысль дала ему возможность проспать один час.
   Џришел врач и, узнав о результатах своего предписаниЯ, сказал:
   - ‘егоднЯ вы два часа проведете в соборе свЯтого Њарка  и  в  следующую
ночь будете спать два часа.
   ‘оранцо поверил ему на слово  и  провел  в  церкви  два  часа.  Ћн  был
совершенно уверен, что проспит два часа; поэтому так оно и случилось. ‚рач
пришел в восторг оттого, что нашел длЯ научного наблюдениЯ столь бесценный
объект - одного из тех людей,  которым  стоит  лишь  разжечь  воображение,
чтобы желаемый эффект произошел на самом деле. €з этого он  сделал  вывод,
что физические силы Ћрио весьма подточены, а в душе у него не осталось  ни
мыслей, ни чувств. Ќа третий день он  посоветовал  ему  подумать  о  самом
главном спасительном средстве - о любви. Ћрио вспомнил  о  совершенной  им
чудовищной неосторожности и решил на этот раз сказать,  что  он  ведь  уже
любил. ‚рач, рассчитывал он, докажет ему, что та любовь  была  ошибкой.  €
медик действительно не преминул это сделать. Ћн  уверил  Ћрио,  будто  его
любовь к синьоре Њорозини была  одной  из  тех  бурных  страстей,  которые
действуют  разрушительно,  оставлЯЯ  после  себЯ  пагубное  утомление.  Ћн
посоветовал  ему  испытать  любовь  спокойную,  нежную,   невинную,   даже
платоническую,   похожую   на   чувство    семнадцатилетнего    юноши    к
пЯтнадцатилетней девочке. Ћрио пообещал.
   "†алкое зрелище! - думал про себЯ доктор, спускаЯсь по лестнице. -  ‚от
они каковы, эти угнетающие нас богатые и распутные патриции".
   ‡аметьте, что дело происходило на  пороге  восемнадцатого  века!  ‘лово
_магнетизм_ еще не было придумано.
   Ћрио, твердо решивший влюбитьсЯ в  первую  же  молодую  особу,  котораЯ
повстречаетсЯ ему в церкви, вошел в базилику  на  цыпочках,  с  трепещущим
сердцем, правда не от любви, а от трусливого суевериЯ, которое внушил  ему
магнетизатор. Ћн слегка прикасалсЯ к вуалЯм коленопреклоненных девиц  и  с
волнением нагибалсЯ, чтобы украдкой разглЯдеть их черты. Ћ старый  ѓусейн!
Ћ вы все, дикие миссолунгцы! „аже если бы вы Явились в ‚енецию донести  на
своего сообщника, вам бы никогда не узнать было вашего ускока в  человеке,
стоЯщем в такой позе и занЯтом таким делом.
   ЏерваЯ девушка, которую рассматривал ‘оранцо, оказалась дурнушкой.  Љак
здесь не вспомнить слова †.-†.ђуссо, повествующего о  том,  как,  придЯ  в
восторг от хорового пениЯ монашек, он проник в монастырь, - тем более  что
это  происходило  как  раз  в  ‚енеции:  "‘офиЯ  косила  глазом,   Љаттина
хромала..." и т.д.
   —етвертую девицу, которую Ћрио пыталсЯ рассмотреть, покрывало окутывало
до самого подбородка. Ќо сквозь вуаль и сквозь молитву она отлично увидела
кавалера, старавшегосЯ разглЯдеть ее. ’огда она поднЯла голову и,  откинув
вуаль, показала ему бледное прекрасное лицо, Ясное  чело  пЯтнадцатилетней
девушки, губы, которые  дрожали  от  негодованиЯ,  словно  лепестки  розы,
раскачиваемой ветром. ‘ этих уст сорвались суровые слова:
   - ‚ы крайне дерзки.
   ќто  была  ЂрджириЯ  ќдзелини.   ‡узуф   прав:   судьба   действительно
существует.
   Ћрио пришел в такой трепет от тождества этого видениЯ  с  тем,  которое
предстало ему на балу у ђедзонико, в такой ужас от того, что его суеверные
надежды и суеверный страх слились в одном предмете, что он не  нашел  слов
длЯ оправданиЯ. Ћн упал, расстроенный, рЯдом с нею, и его отощавшие колени
с громким стуком ударились о плиты пола. ‡атем он склонил голову до земли,
поднес к губам бархатное покрывало  прекрасной  Ђрджирии  и,  протЯнув  ей
стилет, который венецианцы всегда носЯт у поЯса, прошептал:
   - Ћтомстите, убейте менЯ!
   - „лЯ этого Я вас  слишком  презираю,  -  сказала  красавица,  поспешно
вырываЯ у него из рук покрывало. €, встав с колен, она вышла из церкви.
   Ћднако Ћрио не настолько еще  вкусил  невинной  любви,  чтобы  утратить
хладнокровную наблюдательность  светского  повесы,  и  потому  он  отлично
заметил, что последние слова девушка произнесла как-то более  принужденно,
чем первые, и что пылавшие  гневом  глаза  не  без  труда  удержали  слезу
состраданиЯ.
   Ћрио удалилсЯ, уверенный, что жребий брошен и что выздоровление  его  и
жизнь зависЯт от того, сумеет ли он использовать  представившийсЯ  случай.
‚сю ночь провел он, продумываЯ бесчисленные планы  как  ему  проникнуть  к
жестокой  красавице,  и  эти  размышлениЯ  разогнали   привычных   грозных
призраков. Џравда, его несколько смущало сходство Ђрджирии с  ќдзелино,  и
под утро ему привиделись сны, в которых сходство  это  приводило  к  самым
странным и мучительным недоразумениЯм и ошибкам. Ќесколько раз  он  видел,
как совершаетсЯ превращение сестры в брата и наоборот. Љогда  он  брал  за
руку Ђрджирию и протЯгивал свои  губы  к  ее  губам,  перед  ним  внезапно
возникало  мертвенно-бледное  окровавленное  лицо   ќдзелино.   ’огда   он
выхватывал стилет и вступал в жестокую схватку с этим призраком. Џод конец
ему удавалось нанести смертельный удар,  но  когда  он  бросал  сраженного
врага себе под ноги, он вдруг убеждалсЯ, что ошибсЯ и заколол Ђрджирию.
   †елание во что бы то ни стало выздороветь, а также авторитет Ѓарболамо,
под влиЯнием которого  он  теперь  находилсЯ,  побудили  Ћрио  к  чреватой
опасностЯми откровенности с врачом. Ћн рассказал ему о двух своих встречах
с синьорой ќдзелини, на балу и в церкви, о  враждебности,  которую  она  к
нему проЯвлЯла, и о его собственном глубоком огорчении, что  он  не  сумел
воспрепЯтствовать гибели благородного графа ќдзелино. Џри первом признании
Ћрио Ѓарболамо еще ничего  не  заподозрил.  Ќо,  став  мало-помалу  весьма
частым  посетителем  своего  пациента  и  приучив   Ћрио   откровенничать,
насколько это  было  возможно  длЯ  человека  в  его  положении,  он  стал
изумлЯтьсЯ избытку чувствительности у такого эгоиста,  и  эта  необычность
стала вызывать у него  странные  подозрениЯ.  Ћднако  не  будем  упреждать
событий.
   Ѓарболамо, будучи честным и преданным гражданином своего  отечества,  в
науке сам был великим эгоистом. …му  было  гораздо  важнее  понаблюдать  в
своем больном проЯвлениЯ Явной душевной болезни, чем побеспокоитьсЯ о том,
больше или меньше будет страдать его пациент. …му любопытно было наблюдать
новые факты, и он не постеснЯлсЯ сказать Ћрио, что его  волнениЯ  ЯвлЯютсЯ
хорошим признаком и что ему следует  старатьсЯ  во  что  бы  то  ни  стало
покорить сердце гордой красавицы именно потому, что это  дело  нелегкое  и
вызовет у него разнообразные, совершенно неизведанные эмоции.
   Ћрио  в  течение  целой  недели  преследовал  Ђрджирию   серенадами   и
романсами.
   Њожно пс сомневатьсЯ в том, что серенада  -  отличный  способ  добитьсЯ
успеха у дамы с тонким вкусом. ‚ ‚енеции, где воздух, мрамор зданий и вода
рождают такой прозрачный отзвук, ночнаЯ тишина так таинственна,  а  лунный
свет так романтически прекрасен, романсы звучат  особенно  убедительно,  а
музыкальные  инструменты  издают  особенно  страстные  звуки,  возникающие
словно нарочно длЯ того, чтобы улещивать и обольщать. Џоэтому  серенада  и
ЯвлЯетсЯ необходимым прологом ко  всЯкому  любовному  объЯснению.  ЊелодиЯ
вливает нежность в сердца  и  размЯгчает  чувства,  погружаЯ  их  в  некий
полусон. Ћна вызывает в душе неЯсные мечтаниЯ, предрасполагает к  жалости,
первой уступке гордыни, которую умолЯют  о  милости.  Ћна  обладает  также
даром разворачивать перед уснувшими взорами восхитительные образы,  и  мне
говорила одна дама - называть ее не стану, -  что  неизвестный  поклонник,
дающий серенаду, всегда представлЯетсЯ, пока звучит музыка, самым любезным
и очаровательным из мужчин.


   - ѓоворите уж все, нескромный рассказчик! - прервала  Ѓеппа  аббата.  -
„обавьте, что дама  эта  советовала  всем,  дающим  серенады,  никогда  не
показыватьсЯ на глаза своему предмету.


   - ‘ Ћрио вышло совсем не так, - продолжал аббат. - ЏрекраснаЯ ЂрджириЯ,
наоборот, посоветовала ему показатьсЯ; она уронила букет цветов с  балкона
на озаренные луной мраморные плиты тротуара. Ќе удивлЯйтесь столь  быстрой
уступке. ‚от как это случилось.
   Ќачнем с того, что прекраснаЯ ЂрджириЯ  была  небогата.  ‚  не  слишком
крупном состоЯнии ее брата расходы  по  экипировке  длЯ  участиЯ  в  войне
произвели существенную брешь. Љогда он погиб у острова Љурцолари,  на  его
галере находилась довольно  значительнаЯ  часть  захваченной  им  у  турок
военной  добычи,  дарованнаЯ  адмиралом  и  потому  вполне   законно   ему
принадлежавшаЯ.  Ѓлагородный  юноша  радовалсЯ  возможности  сделать   это
богатство приданым своей сестры, но оно попало в  руки  пиратов  вместе  с
галерой и всем лично ему принадлежавшим.  Џоэтому  не  было  у  прекрасной
Ђрджирии иного приданого, кроме ее юности и ее прелестных грустных глаз.
   ‘иньора Њеммо, тетка Ђрджирии, нежно любила племЯнницу, но в наследство
она могла оставить ей  только  большой,  несколько  обветшалый  дворец  да
привЯзанность старых слуг, из одной лишь преданности остававшихсЯ при  ней
за самое скромное вознаграждение. Џоэтому синьора Њеммо, как и все  тетки,
пламенно желала, чтобы поЯвилсЯ знатный и богатый жених. ‡наЯ,  что  ни  с
чем не сравнимаЯ красота ее племЯнницы зажжет страсть не в  одном  сердце,
она не одобрЯла ее стремлениЯ замыкатьсЯ в одиночестве и постоЯнно прЯтать
"солнце своих очей" за темными занавесками балкона.
   Џри первой серенаде ЂрджириЯ разрыдалась.
   - Ѓыл бы в живых мой благородный  брат,  -  сказала  она,  -  никто  не
осмелилсЯ бы ухаживать за мной под моими окнами, не получив от моей  семьи
разрешениЯ завести со мной знакомство. Ќе так поступают в отношении  всеми
уважаемого дома.
   ‘иньора ЂнтониЯ, однако, нашла эту суровость чрезмерной и, заЯвив,  что
ей-то  лучше  знать,  что  можно,  а  чего  нельзЯ,  отказалась  принудить
музыкантов к молчанию. Ђ музыка была отличнаЯ,  инструменты  превосходного
качества, исполнители же подобраны из числа  самых  лучших,  какие  только
имелись в  ‚енеции.  ЏочтеннаЯ  дама  сделала  из  этого  заключение,  что
поклонник должно быть богат, знатен  и  щедр.  …сли  бы  в  этом  оркестре
оказалось на две теорбы и  три  виолы  меньше,  она  проЯвила  бы  большую
строгость. Ќо серенада была безукоризненна, и ее стали слушать.
   ‚ последующие дни радость и  надежда  синьоры  Ђнтонии  еще  усилились.
ЂрджириЯ сперва  только  терпела  все  это,  но  под  конец  музыка  стала
нравитьсЯ ей сама по себе. ‘лучалось, что утром, причесываЯ перед зеркалом
свои темно-каштановые волосы, она, не отдаваЯ себе в этом отчета, напевала
любовные стансы, под которые сладко заснула накануне вечером.
   ‘оставить программу серенады - это целаЯ наука. Љаждый вечер вздыхатель
должен найти какой-нибудь новый оттенок длЯ выражениЯ своей любовной муки.
Џосле il timido sospiro [робкого вздоха (итал.)]  обЯзательно  следует  lo
strale funesto [роковаЯ стрела (итал.)]. I fieri tormenti  [жестокие  муки
(итал.)] идут за ними, a  l'anima  disperata  [отчаЯвшаЯсЯ  душа  (итал.)]
неизбежно  вызывает  на  следующий  день  sorte  amara  [горькую  судьбину
(итал.)]. Ќа пЯтую ночь можно рискнуть обратитьсЯ к предмету любви на ты и
назвать его idol mio [мой  идол  (итал.)].  Ќа  шестую  -  полагаетсЯ  уже
негодовать на возлюбленную и обзывать  ее  crudele  [жестокой  (итал.)]  и
ingrata [неблагодарной (итал.)]. € только уж очень неловкий  неудачник  не
дерзнет на седьмую ночь высказать слово dolce speranza [сладостной надежды
(итал.)].  Ќаконец  восьмаЯ  ночь  приводит  к  заключительному  взрыву  -
настоЯтельной мольбе, в  которой  красавице  предлагаетсЯ  выбор:  счастье
вздыхателЯ или  его  смерть.  ’аким  образом,  поклонник  либо  добиваетсЯ
свиданиЯ, либо расплачиваетсЯ с музыкантами и отпускает их на  все  четыре
стороны. Џодошла и  длЯ  Ђрджирии  восьмаЯ  серенада;  в  третьем  куплете
романса певец от имени влюбленного просил подать  хоть  какой-нибудь  знак
милости, залог надежды, хоть слово или жест, которые позволили бы кавалеру
расхрабритьсЯ и предстать перед возлюбленной.  ‚  тот  миг,  когда  гордаЯ
ЂрджириЯ удалилась с балкона, где,  скрытаЯ  за  занавеской,  она  слушала
певца, синьора ЂнтониЯ ловко сорвала букет, приколотый на груди у девушки,
и бросила его прЯмо на  гитариста,  произнесЯ  своим  старческим  голосом,
который никак не мог скомпрометировать девушку:
   - ‘ согласиЯ тетки.
   „евичье любопытство победило стыдливую  досаду  на  тетку,  и  ЂрджириЯ
поспешно возвратилась на балкон и, перегнувшись  через  мраморные  перила,
незаметно приподнЯла занавеску - лишь настолько,  чтобы  видеть  кавалера,
поднЯвшего букет. Џевец, профессиональный музыкант, хорошо знал  обычаи  и
не позволил  себе  дотронутьсЯ  до  него.  Ћн  лишь  вполголоса  произнес:
"‘иньор!" и, снЯв свою шапочку, скромно отступил на два шага, пока  синьор
поднимал брошенный с балкона залог. “видев вырисовывающуюсЯ в Ярком лунном
свете высокую фигуру, чуть-чуть согбенную, но все еще изЯщную  и  подлинно
патрицианскую, ЂрджириЯ ощутила, как на лбу ее выступили  капли  холодного
пота. ’уман застлал ей глаза, колени подкосились, она едва успела  убежать
с балкона и броситьсЯ на кровать, где ее охватила  сильнейшаЯ  дрожь.  Ћна
впала  в  полуобморочное  состоЯние.  ’етка  не  очень  испугалась   этого
припадка, она подошла к Ђрджирии и принЯлась ласково подсмеиватьсЯ над  ее
чрезмерной девичьей робостью.
   - Ќе смейтесь, тетЯ, - приглушенным голосом произнесла ЂрджириЯ.  -  ‚ы
сами не знаете, что наделали! џ почти уверена, что  узнала  Ћрио  ‘оранцо,
этого последнего из людей, убийцу моего брата!
   - Ћн бы не решилсЯ на такую дерзость! - вскричала синьора  Њеммо,  тоже
дрожа всем телом. -  Џойди  за  букетом!  -  крикнула  она  своей  любимой
прислужнице, котораЯ находилась тут же. - ‘кажи, что его уронили случайно.
—то это ты... или паж... швырнул его вниз просто из шалости... что Я  этим
очень разгневана... €ди, Џаскалина... скорей...
   Џаскалина побежала вниз, но тщетно. Њузыканты, поклонник, букет  -  все
исчезло, и только отбрасываемаЯ луной неЯснаЯ тень колоннад то  поЯвлЯлась
на мостовой, то исчезала по прихоти бегущих по небу облаков.
   Џаскалина оставила, дверь открытой. Ћна сделала всего несколько  шагов,
до набережной канала, и увидела, как гондолы  с  музыкантами  исчезают  за
поворотом. Ћна возвратилась и старательно закрыла за собой дверь, но  было
уже поздно. Љакой-то человек, спрЯтавшийсЯ за  колоннами  портала,  уловил
момент. ‹егко взбежав по лестнице палаццо Њеммо и идЯ напрЯмик, на неЯсный
свет, струившийсЯ из полуоткрытой двери, он дерзновенно проник  в  комнату
Ђрджирии. Љогда туда вошла и Џаскалина, она застала свою  юную  госпожу  в
обмороке на руках у тетки, а на коленЯх перед ней - поклонника,  дававшего
серенаду.
   џ думаю, вы согласитесь с тем, что момент был крайне не подходЯщий  длЯ
обморока, и вместе со мной придете к заключению, что  прекраснаЯ  ЂрджириЯ
совершила большую ошибку, слушаЯ эти  восемь  серенад.  ѓнев  ее  сменилсЯ
ужасом, и  Ћрио  безошибочно  разобралсЯ  в  этом,  хотЯ  делал  вид,  что
обманываетсЯ.
   - ‘иньора, - произнес он, простираЯсь у ног Ђрджирии и протЯгиваЯ букет
синьоре Њеммо до того, как она успела опомнитьсЯ и заговорить перваЯ, -  Я
вижу, что ваша милость лишь по ошибке удостоили менЯ этой великой чести. џ
на нее не надеЯлсЯ, а музыкант, обратившийсЯ к вам со  столь  дерзновенным
стихом, сделал  это  без  моего  разрешениЯ.  ЊоЯ  любовь  не  может  быть
настолько смелой, и Я  пришел  сюда  молить  не  о  благосклонности,  а  о
жалости. Џред вами человек, слишком  униженный,  чтобы  позволить  себе  у
вашего порога что-либо, кроме жалоб и стонов. џ хотел бы только  одного  -
чтобы вы знали о моем страдании, чтобы вы были твердо уверены в том, что Я
не только не хочу оскорбить ваше горе, а напротив - ощущаю его еще глубже,
чем вы сами. ‚идите, насколько Я покорен и  почтителен:  Я  возвращаю  вам
драгоценный залог, Я готов был бы заплатить за него всей своей кровью,  но
похищать его не хочу.
   ќти лицемерные речи глубоко растрогали добрую госпожу Њеммо.  Ћна  была
кроткаЯ  женщина,  с  сердцем  слишком  доверчивым,  чтобы  усомнитьсЯ   в
искренности столь смиренных оправданий.
   - ‘иньор ‘оранцо, - ответила она. - џ, может быть, могла бы  обратитьсЯ
к вам с весьма серьезными упреками, если бы сегоднЯ не  увидела  в  третий
раз, как глубоко и  чистосердечно  ваше  раскаЯние.  џ  поэтому  не  стану
обвинЯть вас даже про себЯ  и  обещаю  вам  хранить  требуемое  приличиЯми
молчание;  теперь  оно  будет  стоить  мне  меньших  усилий,  чем  раньше.
Ѓлагодарю вас за то, что  вы  принесли  букет  обратно,  -  добавила  она,
передаваЯ цветы племЯннице. - € если Я умолЯю вас не поЯвлЯтьсЯ больше  ни
здесь, ни даже около моего дома, то лишь ради нашей  доброй  славы,  а  не
из