асны
и благовонны, растительность так роскошна, воды так  чисты  и  стремительны,
что искусству не нужно  больших  усилий  длЯ  того,  чтобы  окружать  дворцы
волшебными панорамами. Џравда, то здесь,  то  там  рЯдом  с  этим  ќлизиумом
виднелись обломки лавы  и  лужайки,  покрытые  пеплом  -  печальные  картины
разрушениЯ. Ќо эти ужасные следы  придавали  еще  больше  прелести  оазисам,
которые пощадил подземный огонь.
     ‚илла Џальмароза, построеннаЯ на склоне холма и защищеннаЯ  его  крутым
гребнем от опустошений, причинЯемых ќтной, уже  несколько  столетий  стоЯла,
не тронутаЯ постоЯнно бушевавшей вокруг нее стихией. ‘таринный дворец  очень
изЯщной  архитектуры  был  выдержан  в  мавританском  стиле.  Ѓальный   зал,
пристроенный теперь к нижней  части  фасада,  составлЯл  резкий  контраст  с
темным цветом и строгими орнаментами верхних этажей.  ‚нутри  этот  контраст
был еще разительнее. ‚низу все было шум и суета, наверху, в  покоЯх  кнЯжны,
царили тишина и порЯдок. ‚се было  там  загадочно.  Њикеле  проникал  в  эту
заповедную часть в часы обеда и ужина, ибо, в  виде  особой  и  необъЯснимой
милости, ему предоставлЯлась длЯ еды и отдыха та самаЯ небольшаЯ буфетнаЯ  с
застекленной дверью, где он ужинал с отцом в  первый  день  своего  приезда.
‡десь они всегда бывали одни, и если портьера и  шевелилась  порой,  то  так
незаметно, что Њикеле не мог бы сказать с  уверенностью,  в  самом  ли  деле
внушил он романтическую страсть синьоре старшей камеристке.
     Џоскольку дворец непосредственно примыкал к  скале,  из  покоев  кнЯжны
можно было выйти прЯмо на террасы, украшенные цветниками и фонтанами.  Њожно
было даже по узкой,  смело  высеченной  в  лаве  лестнице  сойти  в  парк  и
близлежащие окрестности. Ћднажды  Њикеле  проник  в  эти  вавилонские  сады,
повисшие  над  страшной  бездной.  ‡десь  он  увидел  окна  будуара  кнЯжны,
возвышавшегосЯ на двести футов над  главным  входом;  таким  образом  кнЯжна
могла выходить в свой сад, не спускаЯсь ни на одну ступеньку. ’о было  столь
дерзкое и вместе с тем  восхитительное  воплощение  архитектурного  замысла,
что у Њикеле закружилась голова в прЯмом и переносном  смысле.  Ќо  королевы
этих волшебных мест он не видел ни разу. ‚  те  часы,  когда  он  поднималсЯ
наверх,  она  либо  отдыхала,  либо  принимала  близких  друзей  в  гостиных
третьего  этажа.  ќтот  сицилийский  обычай  жить  в  верхней  части   дома,
наслаждаЯсь там тишиной и прохладой, встречаетсЯ во многих  городах  €талии.
’акого рода отдельные помещениЯ, небольшие и  спокойные,  иногда  называютсЯ
casino; вместе со своим садом такое casino образует как бы  возведенную  над
главным корпусом особую надстройку. ’а, которую мы описываем,  отступала  от
фасада и боковых стен дворца на ширину целой террасы и была, таким  образом,
скрыта от глаз и как бы изолирована. „ругой своей стороной  эта  одноэтажнаЯ
надстройка выходила прЯмо на цветник, ибо первые два этажа  примыкали  здесь
непосредственно  к  скале.  ѓлЯдЯ  отсюда,  казалось,  будто   поток   лавы,
достигнув дворца, целиком поглотил его и застыл у подножиЯ  casino.  Ќо  всЯ
постройка задумана была таким образом длЯ того, чтобы избежать  опасности  в
случае нового извержениЯ. ‘о стороны ќтны виден был только легкий  павильон,
стоЯщий на самой вершине  скалы,  и  нужно  было  обойти  массы  изверженных
пород, чтобы обнаружить роскошный дворец; три его этажа, возвышавшиесЯ  один
над другим, казалось, карабкаютсЯ, словно пЯтЯсь, вверх по горе.
     ‚ другое времЯ Њикеле,  несомненно,  поинтересовалсЯ  бы,  обладает  ли
дама, которую все называли красивой и доброй, достаточно  поэтической  душой
и достойна ли она обитать в столь волшебном  месте,  но  сейчас  воображение
его настолько было поглощено порученной ему увлекательной  работой,  что  он
оставалсЯ равнодушным ко всему остальному.
     Љогда он ненадолго  выпускал  из  рук  тЯжелую  кисть,  его  охватывала
ужаснаЯ усталость и ему приходилось отгонЯть от себЯ сон,  чтобы  отдых  его
не превышал получаса. Ћн так боЯлсЯ, как бы его помощники за  это  времЯ  не
охладели к делу, что тайком уходил на эти полчаса в картинную  галерею,  где
отец запирал его и куда, как он думал, никто  никогда  не  заглЯдывает.  „ва
или три раза у него просто  не  хватило  сил  вернутьсЯ  на  ночь  домой,  в
предместье Љатании, хотЯ дом его был одним из первых по дороге в  город,  и,
согласившись на  уговоры  отца,  он  ночевал  в  замке.  Ќо  даже  когда  он
возвращалсЯ в свое скромное жилище, где Њила цвела, словно роза за  стеклами
теплицы, он ничего там не замечал и не видел. Ћн успевал  только  поцеловать
сестру, сказать, как он рад ее видеть, но ему некогда было  даже  разглЯдеть
ее хорошенько и поговорить с ней.
     Љанун празднества пришелсЯ на воскресенье.  Ћставалось  только  бросить
последний взглЯд на сделанные работы и навести последний глЯнец.  „лЯ  этого
в распорЯжении рабочих был  еще  весь  день  понедельника.  ‚  стране  столь
пылкого благочестиЯ нечего и думать о работе в воскресный день.
     Њикеле ничто не занимало, кроме его росписей,  и  отцу  пришлось  долго
уговаривать его пойти прогулЯтьсЯ. Ќаконец он  согласилсЯ.  Џриодевшись,  он
проводил Њилу к вечерней службе в церковь и решил  пройтись  по  городу.  Ћн
наскоро осмотрел храмы, площади и наиболее достопримечательные зданиЯ.  Ћтец
представил его нескольким друзьЯм и родным, те принЯли его очень радушно,  и
он постаралсЯ быть с ними любезным. Ќо отличие этой среды от окружавшей  его
в ђиме было так велико, что  ему  поневоле  сделалось  грустно,  и  он  рано
вернулсЯ домой, думаЯ только о завтрашнем дне,  ибо,  увлеченный  работой  и
очарованный  прекрасным  местом,   где   работал,   он   забывал   о   своем
происхождении и помнил только, что он художник.
     Ќаконец наступил этот день, день, исполненный надежд  и  страха,  когда
творениЯм  Њикеле  предстоЯло  заслужить   либо   похвалу,   либо   насмешки
избранного сицилийского общества.


        VI

        ‹…‘’Ќ€–Ђ

     - Љак, все еще не готово? - с отчаЯнием воскликнул  мажордом,  врываЯсь
в толпу рабочих. - Ѓоже мой, о  чем  же  вы  думаете?  ‘ейчас  пробьет  семь
часов, в восемь начнут съезжатьсЯ гости, а половина залы еще не убрана!
     ’ак как это замечание не относилось ни  к  кому  лично,  никто  ему  не
ответил, и рабочие продолжали торопливо делать  свое  дело,  каждый  в  меру
своих сил и умениЯ.
     - „орогу, дорогу цветам! - закричал  глава  этой  немаловажной  отрасли
дворцового хозЯйства. - ‘тавьте сюда, за эти скамьи, сто кадок с камелиЯми.
     - Љак же вы собираетесь ставить  сюда  цветы,  когда  еще  не  постланы
ковры? - спросил мажордом с глубоким вздохом.
     - Ђ куда же прикажете  мне  ставить  мои  кадки  и  вазы?  -  продолжал
кричать главный садовник. - Џочему ваши обойщики еще не кончили?
     - ‚от именно! Џочему они не кончили! -  повторил  мажордом  с  чувством
глубокого возмущениЯ.
     - „орогу, дайте дорогу  лестницам!  -  раздалсЯ  новый  голос.  -  ‡ала
должна быть освещена к восьми часам, а мне нужно еще немало  времени,  чтобы
зажечь все люстры. „орогу, дорогу, прошу вас!
     - ѓоспода живописцы, убирайте свои леса, -  закричали  в  свою  очередь
обойщики, - мы ничего не можем делать, пока вы здесь!
     - —то  за  безобразие,  что  за  шум,  просто  какое-то  столпотворение
вавилонское, - бормотал мажордом, утираЯ лоб, - уж Я ли не  старалсЯ,  чтобы
все было сделано вовремЯ и  там,  где  полагаетсЯ,  сто  раз  наказывал  это
каждому, а вы сбились в кучу, ссоритесь из-за места, мешаете друг  другу,  а
дело не продвигаетсЯ. Ѓезобразие, это просто возмутительно!
     - Ђ кто виноват? - сказал главный садовник. - —то  ж,  мне  развешивать
гирлЯнды по голым стенам и ставить цветы прЯмо на доски?
     - Ђ Я, как доберусь Я до люстр, - закричал главный  ламповщик,  -  если
обойщики убирают  мои  стремЯнки,  чтобы  стелить  ковры?  ‚ы  думаете,  мои
рабочие - летучие мыши, или хотите, чтобы Я позволил тридцати добрым  парнЯм
сломать себе шею?
     - Ђ как же моим ребЯтам стелить  ковры,  -  спросил,  в  свою  очередь,
главный обойщик, - если малЯры все еще не убрали свои леса?
     - Љак, вы хотите убрать леса? „а ведь мы стоим на них! -  крикнул  один
из малЯров.
     - Ђ  все  это  из-за  вас,  господа  мазилы,  -  в   отчаЯнии   возопил
мажордом, - вернее, из-за  вашего  мастера,  он  один  во  всем  виноват,  -
прибавил он, увидев, что юноша, к которому он обращалсЯ, при слове  "мазилы"
сердито сверкнул глазами. - ‚сему виной этот старый безумец Џьетранджело,  а
он, ручаюсь, даже не ЯвилсЯ сюда присмотреть за вами. Ќу где  он?  Ќе  иначе
как в ближайшем кабачке.
     ’ут сверху, из-под купола, раздалсЯ  чей-то  звучный  и  свежий  голос,
напевавший старинную  песенку,  и  раздраженный  синьор  Ѓарбагалло,  поднЯв
глаза,  увидел  блестЯщую  лысую  голову  главного  мастера.   ‘тарик   Явно
поддразнивал мажордома; будучи хозЯином положениЯ, он хотел  собственноручно
еще кое-то подправить в своей работе.
     - Џьетранджело, друг мой, - сказал мажордом, - да  вы  просто  смеетесь
над нами! ќто уж слишком! ‚ы ведете себЯ как  старый  избалованный  ребенок,
кончитсЯ тем,  что  мы  поссоримсЯ.  ‘ейчас  не  времЯ  шутить  и  распевать
застольные песни.
     Џьетранджело не соблаговолил даже ответить. Ћн только пожал  плечами  и
продолжал разговаривать с сыном, который, стоЯ еще выше, под самым  куполом,
старательно покрывал краской тунику плЯсуньи  из  ѓеркуланума,  плывущей  по
синему полотнЯному небу.
     - •ватит фигур,  хватит  оттенков  и  всех  этих  складок!  -  закричал
взбешенный  управлЯющий.  -  Ќу  кого  черт   понесет   на   эту   верхотуру
разглЯдывать, все ли в порЯдке  у  ваших  богов,  еле  видных  под  небесным
сводом? ЋбщаЯ картина хороша, а большего и не нужно. Ќу,  спускайсЯ,  старый
хитрец, не то Я трЯхну лестницу, на которую ты взгромоздилсЯ.
     - …сли вы дотронетесь до лестницы моего отца, -  громко  произнес  юный
Њикеле звонким голосом, - Я сброшу на вас эту люстру, и  она  вас  раздавит.
Џрекратите ваши шутки, синьор Ѓарбагалло, не то вам придетсЯ раскаЯтьсЯ.
     - Џусть себе болтает, а ты знай делай свое дело, -  спокойно  промолвил
старый Џьетранджело. - ‘пор только  отнимает  времЯ,  не  трать  же  его  на
праздные разговоры.
     - ‘пускайтесь, отец, спускайтесь, - ответил юноша. - Ѓоюсь,  как  бы  в
этой сумЯтице вас не столкнули. џ сию минуту кончу,  а  вы  слезайте,  прошу
вас, если хотите, чтобы Я был спокоен.
     Џьетранджело стал медленно спускатьсЯ - не  потому,  что  в  шестьдесЯт
лет утратил силу и гибкость молодости,  а  длЯ  того,  чтобы  не  показалось
слишком долгим времЯ, нужное его сыну длЯ окончаниЯ работы.
     - „а ведь это глупо, это ребЯчество, -  говорил,  обращаЯсь  к  старому
малЯру, мажордом, - ради недолговечных  холстов,  которые  завтра  же  будут
скатаны и отправлены на чердак и на  которых  к  следующему  же  празднеству
придетсЯ рисовать что-то новое, вы стараетесь так, словно они  предназначены
длЯ музеЯ. Љто скажет вам за это спасибо, кто обратит на них  хоть  малейшее
внимание?
     - Ќе вы, конечно. - презрительным тоном ответил юный художник с  высоты
своих лесов.
     - Њолчи, Њикеле, и делай свое дело, - сказал ему  отец.  -  “  каждого,
кто за что-либо беретсЯ, есть свое самолюбие,  -  добавил  он,  взглЯнув  на
управлЯющего, - только некоторые довольствуютсЯ тем,  что  гордЯтсЯ  плодами
чужих рук. Ќу, теперь обойщики могут начинать. Ђ ну-ка дайте и мне,  ребЯта,
молоток и гвозди! ђаз Я задержал  вас,  значит,  по  справедливости,  должен
теперь помочь вам.
     - ’ы, как всегда хороший товарищ, - сказал один из  обойщиков,  подаваЯ
старому мастеру нужные инструменты. - Ќу, Џьетранджело,  пусть  искусство  и
ремесло идут рука об руку. Ќадо быть дураком, чтобы ссоритьсЯ с тобой.
     - „а, да,  -  проворчал  Ѓарбагалло,  который,  вопреки  своей  обычной
сдержанности и обходительности, был в  этот  вечер  в  ужасном  расположении
духа. - ‚от так-то всегда все ухаживают  за  этим  старым  упрЯмцем,  а  ему
ничего не стоит ввести в грех своего ближнего.
     - ‚ы бы лучше, вместо того чтобы ворчать, помогли  вбивать  гвозди  или
зажигать люстры, - насмешливо сказал Џьетранджело, - хотЯ  что  Я,  ведь  вы
побоитесь запачкать свои атласные штаны или порвать манжеты!
     - ‘иньор Џьетранджело, вы позволЯете себе  слишком  много,  и  клЯнусь,
что сегоднЯ вы работаете здесь в последний раз.
     - „ай-то бог, - ответил тот с обычным  спокойствием,  сопровождаЯ  свои
слова мощными и мерными ударами молотка, быстро всаживаЯ в стену  гвозди,  -
да только в следующий раз вы опЯть придете  менЯ  упрашивать,  скажете,  что
без менЯ у вас ничего не  получаетсЯ,  и  Я,  как  всегда,  прощу  вам  ваши
дерзости.
     - Ќу, - обратилсЯ мажордом к юному Њикеле, который  медленно  спускалсЯ
с лестницы, - ты кончил? ‘лава богу! ‘тупай скорей помогать  обойщикам,  или
садовникам, или ламповщикам, берись  за  дело,  чтобы  наверстать  упущенное
времЯ.
     Њикеле смерил мажордома надменным взглЯдом. Ћн уже  совсем  забыл  свое
намерение стать рабочим и не понимал, как этот слуга смеет  приказывать  ему
братьсЯ за какое-то дело, помимо порученной ему росписи;  он  уже  собиралсЯ
резко ответить ему, когда услышал голос отца:
     - Џринеси-ка нам гвоздей, Њикеле, и иди  сюда,  помоги  товарищам:  без
нас им не успеть закончить работу.
     - ’ы прав, отец, - ответил молодой человек, - Я, быть может,  не  очень
ловко справлюсь с  этим  делом,  но  холст  натЯгивать  могу,  руки  у  менЯ
крепкие. Ќу, за что приниматьсЯ? Џриказывайте, ребЯта.
     - ‚ добрый час! - воскликнул молодой обойщик ЊаньЯни, парень  с  пылкой
и открытой душой, живший в предместье  рЯдом  с  семействами  ‹аворатори,  -
будь таким же добрым товарищем, как твой отец; его у нас все любЯт,  и  тебЯ
также станут любить. Њы  слышали,  ты  училсЯ  живописи  в  ђиме,  а  потому
немного важничаешь; и  вправду  -  ходишь  по  городу  в  платье,  вовсе  не
подходЯщем длЯ ремесленника. Њалый ты красивый и многим нравишьсЯ,  но  вот,
говорЯт, больно гордый.
     - Ђ разве  это  плохо  -  быть  гордым?  -  спросил  Њикеле,  продолжаЯ
работать вместе с ЊаньЯни. - ђазве это кому-нибудь запрещаетсЯ?
     - ’вой чистосердечный ответ  мне  по  душе;  но  кто  хочет,  чтобы  им
восхищались, должен сначала добитьсЯ того, чтобы его полюбили.
     - Ђ разве менЯ в этом краю ненавидЯт? ‚едь Я только что  прибыл,  ни  с
кем еще не знаком.
     - ќтот край - твоЯ родина. ‡десь ты родилсЯ, здесь  знают  твою  семью,
уважают твоего отца, но ты длЯ нас - человек  новый,  и  потому  мы  к  тебе
присматриваемсЯ. ’ы красивый парень, хорошо одет, ловок, у  тебЯ,  насколько
Я могу  судить,  есть  талант:  фигуры  там  наверху,  что  ты  нарисовал  и
раскрасил, это не просто мазнЯ. ’вой отец гордитсЯ  тобой;  но  всего  этого
еще мало, чтобы тебе самому возгордитьсЯ. ’ы еще мальчик,  ты  на  несколько
лет моложе менЯ, у тебЯ и бороды-то еще нет, и ты ничем  не  успел  доказать
свое мужество или доблесть... ‚от когда ты  кое-что  испытаешь  в  жизни  да
научишьсЯ переносить, не жалуЯсь, все ее тЯготы, тогда мы простим тебе,  что
ты задираешь голову  и  разгуливаешь  по  улицам  вразвалку,  заломив  шлЯпу
набекрень. Ђ иначе скажем тебе, что ты много о себе воображаешь, и ежели  ты
не ремесленник, а художник, так тебе следует разъезжать в карете и не  иметь
с нами ничего общего. Ќо в конце концов твой отец такой же  рабочий,  как  и
мы все. Ћн тоже талантлив в своей области; может быть, рисовать на  карнизах
цветы, плоды и птиц труднее, чем вешать на окна занавеси и  подбирать  цвета
длЯ обивки. Ќо разница не так уж велика,  и  мы  смело  можем  назвать  себЯ
своЯками по работе. џ не считаю себЯ лучше столЯра или каменщика, почему  же
ты хочешь считать себЯ лучше менЯ?
     - “ менЯ этого и в мыслЯх не было, боже упаси, - ответил Њикеле.
     - Џочему  же  тогда  ты  не  пришел  вчера  на  нашу  вечеринку?   ’вой
двоюродный брат ‚инченцо звал тебЯ, Я знаю, а ты отказалсЯ.
     - Ќе суди менЯ за это строго, друг; может быть, у  менЯ  просто  дикий,
нелюдимый характер.
     - Ќу нет, этому Я не поверю, на  лице  у  тебЯ  написано  совсем  иное.
Џрости, что Я говорю с тобой так откровенно, но ты мне нравишьсЯ,  потому  Я
и делаю тебе все эти упреки. Ћднако этот ковер  мы  прибили,  пойдем  теперь
дальше.
     - ‘тановитесь по двое и по трое к каждой  люстре,  -  закричал  главный
ламповщик, - а то в одиночку вы никогда не кончите!
     - Ђ Я-то как раз  один,  -  завопил  ‚исконти,  толстый  фонарщик,  уже
несколько захмелевший, отчего зажженный фитиль  у  него  на  два  пальца  не
доставал до свечи.
     Њикеле, помнЯ урок, который только что  получил  от  ЊаньЯни,  влез  на
скамейку и принЯлсЯ помогать ‚исконти.
     - ‚от это славно! - воскликнул тот. - Њастер  Њикеле,  Я  вижу,  добрый
малый, и за то его ждет награда. ЉнЯжна  платит  щедро,  а  кроме  того,  ей
угодно, чтобы на празднике у нее было весело всем, а потому и длЯ  нас  тоже
будет угощенье, - то, что останетсЯ от  господ;  и  доброго  винца  тоже  не
пожалеют! џ уже успел пропустить стаканчик, проходЯ через буфетную.
     - ’о-то вы и обжигаете себе пальцы, - заметил с улыбкой Њикеле.
     - Ќу, через два-три часа и  твоЯ  рука  будет  не  такой  твердой,  как
сейчас, - ответил ‚исконти, - ведь ты, паренек, тоже сЯдешь ужинать с  нами?
’вой  отец  споет  нам  свои  старые  песни,  и  мы,  как  всегда,   вдоволь
нахохочемсЯ! Ќас будет больше ста за столом, то-то повеселимсЯ.
     - „орогу,  дорогу!  -  закричал  рослый  лакей,  в   расшитой   галуном
ливрее.  -  Љнижка  идет  сюда,  взглЯнуть  все  ли  готово.  Ќу,  живо,  да
посторонитесь, не трЯсите так сильно ковры, вы подымаете пыль... Ђ  вы  там,
наверху,  ламповщики,  не  капайте   воском!   “бирайте   свой   инструмент,
освободите проход.
     - Ќу вот, - сказал мажордом, - теперь, надеюсь, вы  наконец  замолчите,
господа мастеровые! Џоторапливайтесь!  ђаз  уж  вы  запоздали,  сделайте  по
крайней мере хоть вид, что спешите!  џ  не  ответчик  за  выговор,  что  вас
ожидает. †аль мне вас, конечно, но только вы сами виноваты,  и  Я  не  стану
вас  выгораживать.  Ђх,  мастер  Џьетранджело,  на  этот  раз  вам  придетсЯ
выклЯнчивать себе комплименты.
     ‘лова эти достигли слуха Њикеле, и всЯ его гордость вновь прихлынула  к
сердцу. Њысль, что  отец  его  может  униженно  выклЯнчивать  комплименты  и
подвергатьсЯ оскорблениЯм, была ему невыносима. …сли он до сих  пор  еще  ни
разу не видел кнЯжны, то ведь он и не пыталсЯ ее увидеть. Ћн не  принадлежал
к числу тех, кто жадно гонитсЯ за богатым  и  знатным,  дабы  насытить  свои
взоры пошлым и рабским восхищением. Ћднако  на  этот  раз  он  склонилсЯ  со
своей лесенки, ища глазами  надменную  особу,  котораЯ,  как  сказал  синьор
Ѓарбагалло, должна была единым  мановением  руки  и  единым  словом  унизить
умелых и старательных работников. Ћн осталсЯ стоЯть, заметно возвышаЯсь  над
толпой, чтобы лучше все видеть, но готов  был  в  любую  минуту  спуститьсЯ,
броситьсЯ к отцу и отвечать за него, если, в порыве благодушиЯ,  беззаботный
старик позволит оскорбить себЯ.
     ѓромаднаЯ зала, убранство которой  спешно  заканчивалось,  представлЯла
собой обширную садовую террасу, до такой степени покрытую  снаружи  зеленью,
гирлЯндами и флагами, что она казалась гигантской беседкой в стиле ‚атто.
     ‚нутри, на усыпанный песком грунт, был  временно  настлан  паркет.  ’ри
больших мраморных  фонтана,  украшенных  мифологическими  фигурами,  служили
лучшим украшением залы и оставлЯли достаточно места длЯ прогулок  и  танцев.
”онтаны эти,  окруженные  цветущими  кустарниками,  устремлЯли  ввысь  целые
снопы кристально чистой воды, искрЯщиесЯ под ослепительным  светом  огромных
люстр. ‘камьи, расположенные наподобие античного  амфитеатра  между  кустами
цветов,  оставлЯли  много  свободного  пространства,  предоставлЯЯ   удобные
сиденьЯ тем, кто желал отдохнуть.
     ‚ременно сооруженный  купол  был  так  высок,  что  под  ним  полностью
умещалась главнаЯ дворцоваЯ лестница  изумительной  архитектуры,  украшеннаЯ
античными статуЯми и Яшмовыми вазами  самого  изысканного  стилЯ.  Ќа  белые
мраморные ступени только что был постлан огромный  красный  ковер,  и  когда
поЯвившийсЯ  лакей  оттеснил  в  сторону  толпу  рабочих,  перед   лестницей
образовалась  торжественнаЯ  пустота,  и  невольнаЯ  тишина   воцарилась   в
ожидании величественного выхода.
     ђабочие, побуждаемые любопытством, у одних наивным  и  почтительным,  у
других беспечным и насмешливым, все разом воззрились на большую,  увенчанную
гербами  дверь,  обе  створки  которой  распахнулись  над  верхней  ступенью
лестницы. ‘ердце Њикеле забилось, но скорее от досады, чем от нетерпениЯ.
     "Љто же они такие, эти богатые  и  знатные  мира  сего,  -  говорил  он
себе, - что так  гордо  попирают  алтари  и  престолы,  воздвигаемые  нашими
презренными руками? ЃогинЯ Ћлимпа, и та едва ли достойна была поЯвитьсЯ  вот
так, на ступенЯх своего храма, перед ничтожными смертными, простертыми у  ее
ног. Ћ, какаЯ дерзость, какаЯ  ложь  и  насмешка!  †енщина,  котораЯ  ЯвитсЯ
здесь перед  моими  глазами,  быть  может  существо  ограниченное,  с  душой
низкой, а между тем все эти сильные и смелые люди при ее поЯвлении  обнажают
головы".
     Њикеле почти не расспрашивал своего отца о вкусах  и  характере  кнЯжны
Ђгаты, да и на эти немногие вопросы тот, особенно в последние  дни,  отвечал
рассеЯнно, как всегда, когда его, ушедшего  с  головой  в  работу,  пытались
отвлечь от нее чем-либо посторонним. Ќо Њикеле был горд, и  мысль,  что  ему
придетсЯ так или иначе встретитьсЯ с существом еще более гордым,  вселЯла  в
его сердце досаду и даже чувство, близкое к ненависти.


        VII

        ‚‡ѓ‹џ„

     Љогда кнЯжна Џальмароза  поЯвилась  наверху  лестницы,  она  показалась
Њикеле пЯтнадцатилетней девочкой, так тонка была  ее  талиЯ  и  стройна  всЯ
фигура. Ќо по мере того как она спускалась, ему  чудилось,  будто  с  каждой
ступенькой она становилась на год старше. € когда она  очутилась  внизу,  он
понЯл, что  ей,  должно  быть,  не  меньше  тридцати.  €  все  же  она  была
прекрасна, красотой не блистательной и пышной, а  чистой  и  нежной,  словно
букет цикламенов, который она держала в руке. …е можно было  назвать  скорее
изЯщной и обаЯтельной, чем красивой, ибо  в  ней  не  чувствовалось  и  течи
кокетства и она никогда не стремилась нравитьсЯ. Њногие женщины,  далеко  не
столь  красивые,  умели  зажигать  сердца,  потому  что  желали  этого,   но
поведение кнЯжны Ђгаты никогда ке возбуждало никаких толков, и если в  жизни
ее и имелись какие-либо привЯзанности, светское общество ке могло сказать  о
них ничего достоверного.
     Ћна была очень добра и, казалось, только и занЯта  благотворительность,
но и это делала она незаметно,  без  показного  тщеславиЯ,  а  потому  и  не
прослыла в народе "матерью бедных".  ‚  большинстве  случаев  те,  кому  она
помогала оставались в неведении относительно источника выпавших на  их  долю
благодеЯний. ЉнЯжна не слишком усердно посещала церковные службы  и  слушала
проповеди, хотЯ и не избегала религиозных церемоний.  Ћна  обладала  большим
художественным вкусом и старалась окружать себЯ самыми прекрасными вещами  и
талантливыми  людьми  с  самыми  благородными  чувствами;  она  никогда   не
стремилась блистать в своем кругу  и  не  считала  себЯ  выше  других  из-за
знатности своего происхождениЯ, родственных свЯзей  и  богатства.  Љазалось,
она стремитсЯ вести жизнь самую обыкновенную, и, вследствие  ли  внутреннего
равнодушиЯ, хорошего вкуса или  природной  застенчивости,  все  ее  стараниЯ
были  направлены  на  то,  чтобы  оставатьсЯ   незамеченной.   ’рудно   было
представить себе женщину менее притЯзательную. …е уважали, ее любили, но  не
восторженно, ее высоко ценили, не завидуЯ ей. Ќо ценили ли ее так,  как  она
того заслуживала? ќто сказать трудно. Ћна не слыла особенно умной,  и  самые
старые ее друзьЯ утверждали, считаЯ это высшей похвалой, что  на  нее  можно
положитьсЯ и что у нее очень хороший характер.
     ‚се это легко было понЯть с первого же взглЯда, и  юный  Њикеле,  в  то
времЯ как она с естественной грацией  спускалась  по  лестнице,  чувствовал,
как вместе с опасениЯми  рассеиваетсЯ  и  его  недоброжелательность.  ЌельзЯ
было продолжать сердитьсЯ, глЯдЯ на лицо столь чистое, спокойное  и  нежное.
Њикеле, в  порыве  возмущениЯ  приготовившийсЯ  смело  встретить  негодующий
взглЯд  ослепительной  и  дерзкой  красавицы,  невольно  ощутил   внутреннее
облегчение, увидев обыкновенную женщину. Ћн уже понимал, что даже  если  она
и собиралась выказать недовольство, у нее недостанет ни  энергии,  ни,  быть
может, ума на то, чтобы кого-то оскорбить. ѓнев его утих, и  он  смотрел  на
кнЯжну со все возрастающим чувством умиротворениЯ, словно от нее к нему  шел
некий освежающий ток, словно она излучала какое-то внутреннее сиЯние.
     Ќа ней  было  простое  и  богатое  платье  из  тЯжелой  шелковой  ткани
молочно-белого цвета, без единого украшениЯ.  €зЯщнаЯ  брильЯнтоваЯ  диадема
лежала на ее темных волосах,  разделенных  пробором  над  чистым  и  гладким
лбом.  Ѓез  всЯкого  сомнениЯ,  она  могла   бы   надеть   более   роскошные
драгоценности, но  ее  диадема  была  истинно  художественным  произведением
превосходной работы, и не давила непосильной тЯжестью на ее  очаровательную,
изЯщно поставленную головку. …е полуоткрытые плечи уже  утратили  прелестную
худощавость юности, но не обрели еще пышной полноты,  свойственной  женщинам
третьей или четвертой молодости, фигура  еще  сохранила  стройность,  и  все
движениЯ  отличались  бессознательной   и   безыскусственной,   естественной
гибкостью.
     Њедленно, концом  своего  веера,  она  отстранила  лакеЯ  и  мажордома,
стремившихсЯ расчистить перед ней дорогу,  и  прошла  вперед,  легко  и  без
неловкой торопливости шагаЯ через доски к скатанные ковры, преграждавшие  ей
путь, и со скромной или  безразличной  небрежностью  метЯ  складками  своего
длинного белого шелкового платьЯ пыль, принесенную  башмаками  рабочих.  Ћна
касалась, не обнаруживаЯ при этом ни малейшего отвращениЯ, а может  быть,  и
не  замечаЯ  их,  покрытых  потом   ремесленников,   не   успевших   вовремЯ
посторонитьсЯ. Ћна прошла через  толпу  садовников,  передвигавших  огромные
кадки, словно не видЯ их и не боЯсь, что  ее  могут  толкнуть  или  ушибить.
’ем,  кто  кланЯлсЯ  ей,  она  отвечала   поклоном   без   всЯкого   оттенка
превосходства или покровительства. Љогда  же  она  оказалась  в  самой  гуще
людей,  среди  нагромождениЯ  холстов,  досок  и  стремЯнок,  она   спокойно
остановилась, медленно обвела взглЯдом  то,  что  было  сделано  и  что  еще
оставалось сделать, и сказала тихим и ободрЯющим голосом:
     - Ќу как,  господа,  успеете  вы  закончить  вовремЯ?  “  нас  осталось
каких-нибудь полчаса, не больше.
     - Ћтвечаю вам за все, дорогаЯ кнЯжна, -  ответил  Џьетранджело,  весело
подходЯ к ней, - ведь вы видите, Я сам ко всему прикладываю руки.
     - ’огда Я спокойна, - ответила кнЯжна,  -  надеюсь,  и  остальные  тоже
постараютсЯ. Џраво, было бы очень жаль,  если  бы  такаЯ  прекраснаЯ  работа
осталась незаконченной. џ очень, очень  довольна.  ‚се  задумано  с  большим
вкусом и выполнено с большим старанием. ‘ердечно благодарю вас, господа,  за
ваши труды. ќтот праздник принесет вам заслуженную славу.
     - Ќадеюсь, что тут будет и долЯ моего сына Њикеле, -  продолжал  старый
мастер. - ђазрешите, ваша милость, представить его вам. Џодойди же,  Њикеле,
дитЯ мое, и поцелуй руку кнЯжны. ‚идишь, какаЯ она у нас добраЯ.
     Ќо Њикеле не сделал даже движениЯ, чтобы приблизитьсЯ к ней. •отЯ  тон,
которым кнЯжна только что "разбранила" его  отца,  смЯгчил  сердце  юноши  и
завоевал  его  расположение,  однако  он  не  желал  выказывать  ей  рабской
покорности. …му хорошо было известно, что у итальЯнцев  целовать  руку  дамы
означает  или  уважение  друга,   или   раболепное   подчинение.   Ќе   смеЯ
претендовать на первое, он не желал опускатьсЯ до второго;  он  только  снЯл
бархатную шапочку и продолжал стоЯть прЯмо,  с  вызывающим  видом  глЯдЯ  на
кнЯжну.
     ’огда она пристально взглЯнула на него, и оттого ли, что  в  глазах  ее
сиЯли   доброта   и   сердечность,   столь   непохожие   на    обычную    ее
небрежно-благосклонную манеру, или оттого,  что  он  стал  жертвой  какой-то
странной галлюцинации, но этот неожиданный  взглЯд  вдруг  пронизал  его  до
глубины  души.  …му  показалось,  будто  какое-то  вкрадчивое,  но  могучее,
всесильное пламЯ проникает в него из-под  тонких  век  знатной  дамы,  будто
несказаннаЯ нежность, исходЯщаЯ от этой неведомой ему души, овладевает  всем
существом его; будто, наконец, невозмутимаЯ  кнЯжна  Ђгата  говорит  ему  на
Языке более красноречивом, чем все  человеческие  слова:  "Џриди  ко  мне  в
объЯтиЯ, прильни к моему сердцу".
     ђастерЯнный, ошеломленный, не помнЯ себЯ, Њикеле вздрогнул,  побледнел,
потом  безотчетным  и  порывистым  движением  устремилсЯ  вперед,   схватил,
трепеща, руку кнЯжны, и в тот миг,  когда  подносил  ее  к  губам,  еще  раз
взглЯнул ей в глаза, думаЯ, не обманулсЯ ли он  и  не  рассеетсЯ  ли  сейчас
этот одновременно и мучительный и сладостный сон.  Ќо  в  ее  чистых,  Ясных
глазах было столько неприкрытой, доверчивой любви, что он потерЯл  голову  -
сознание его помутилось,  и  он  упал,  словно  сраженный  громом,  к  ногам
синьоры.
     Љогда он опомнилсЯ, кнЯжна была уже в нескольких  шагах  от  него.  Ћна
удалЯлась в сопровождении Џьетранджело; достигнув  конца  залы  и  оставшись
одни, они, видимо, говорили о каких-то подробностЯх праздника.  Њикеле  было
совестно. ‚озбуждение его быстро прошло при мысли о том,  какую  слабость  и
неслыханную самонадеЯнность выказал он на глазах у своих сотоварищей.  Њежду
тем ласковые слова кнЯжны всех подбодрили, и все снова  с  какой-то  веселой
Яростью накинулись на работу; вокруг  Њикеле  двигались,  пели,  стучали,  и
случившеесЯ с ним прошло незамеченным, или, во всЯком случае,  никто  ничего
не  понЯл.  Љое-кто  с  улыбкой  заметил,  что  он  поклонилсЯ   ниже,   чем
полагаетсЯ,  но  приписал  это  аристократическим   и   галантным   манерам,
привезенным издалека вместе с горделивой осанкой и дорогим  платьем.  „ругим
показалось, будто  он,  кланЯЯсь,  споткнулсЯ  о  доски,  и  эта  неловкость
заставила его растерЯтьсЯ.
     Ћдин только ЊаньЯни внимательно наблюдал за ним и  наполовину  разгадал
его чувства.
     - Њикеле, - сказал он ему немного спустЯ,  когда  они  вновь  очутились
рЯдом за совместной работой, - на вид  ты  такой  застенчивый,  а  на  деле,
оказываетсЯ, ужас до чего дерзкий. ‘пору нет, кнЯжна нашла, что ты  красивый
парень, и соответствующим образом  взглЯнула  на  тебЯ;  со  стороны  всЯкой
другой  женщины  это  могло  бы  что-то  значить,   но   не   будь   слишком
самонадеЯнным, мой мальчик, наша добраЯ  кнЯжна  -  дама  предобродетельнаЯ;
никто никогда не слышал, чтобы у нее был любовник, а если бы она и  вздумала
им обзавестись, то, уж конечно, нашла бы не какого-то ничтожного  живописца,
когда столько блестЯщих синьоров...
     - Њолчите, ЊаньЯни, - с возмущением перебил его Њикеле,  -  ваши  шутки
оскорблЯют менЯ, Я не  давал  вам  повода  к  насмешкам  такого  рода  и  не
потерплю их.
     - Ќу, ну, не кипЯтись, - ответил молодой обойщик, - Я не хотел  обидеть
тебЯ, да и было бы подлостью с такими ручищами, как у менЯ,  затевать  ссору
с таким ребенком, как ты. Љ тому же в душе Я  человек  добрый  и,  повторЯю,
если говорю с тобой откровенно, так это  только  потому,  что  расположен  к
тебе. џ чувствую, что твой ум более развит, чем  мой,  это  мне  нравитсЯ  и
влечет к  тебе.  Ќо  Я  вижу  также,  что  характер  у  тебЯ  слабоватый,  а
воображение - бурное. ’ы более умен и тонок, чем Я, зато Я рассудительнее  и
опыта у менЯ побольше. Ќе обижайсЯ на мои слова. ЏриЯтелей среди нас у  тебЯ
еще нет, а если бы ты захотел всмотретьсЯ  повнимательнее,  то  заметил  бы,
что многие тебЯ недолюбливают. џ здесь кое в чем мог бы тебе помочь, и  если
ты  послушаешьсЯ   моих   советов,   то,   быть   может,   избежишь   многих
неприЯтностей, которых ты не предвидишь. ’ак как же, Њикеле,  принимаешь  ты
мою дружбу или гнушаешьсЯ ею?
     - Ќапротив, Я прошу твоей дружбы, -  ответил  Њикеле,  взволнованный  и
покоренный искренним тоном ЊаньЯни, -  и  чтобы  стать  достойным  ее,  хочу
сказать тебе кое-что в свое оправдание. џ ничего не знаю,  ничему  не  верю,
ничего не думаю о кнЯжне. ‚первые  в  жизни  Я  увидел  так  близко  знатную
даму... Ќо чему ты улыбаешьсЯ?
     - ’ы заговорил о моей улыбке, потому что не знаешь, как закончить  свою
фразу. џ закончу ее вместо тебЯ. ’ебе почудилось, будто эта дама  -  богинЯ,
и ты, как безумец, влюбилсЯ. ‚едь ты обожаешь все  величественное!  џ  понЯл
это с первого же днЯ, как увидел тебЯ.
     - Ќет, нет! -  воскликнул  Њикеле.  -  Ќе  влюбилсЯ!  џ  не  знаю  этой
женщины. Ђ что до ее величиЯ, то Я не понимаю,  в  чем  оно  заключаетсЯ.  ‘
таким же успехом можно сказать, что Я влюбилсЯ в ее дворец, в ее платье  или
брильЯнты, ибо пока не вижу в ней  иного  превосходства,  кроме  прекрасного
вкуса, которому мы сами немало  способствовали,  так  же,  впрочем,  как  ее
ювелир и портниха.
     - Џоскольку это все, что ты о  ней  знаешь,  ты  выразилсЯ  неплохо,  -
ответил ЊаньЯни, - но тогда объЯсни мне, почему ты чуть не  лишилсЯ  чувств,
целуЯ ей руку?
     - Ќет, ты сам мне это объЯсни, если можешь, а Я не могу.  „а,  Я  знал,
что знатные дамы умеют бросать взглЯды более вызывающие, чем  куртизанки,  и
вместе с тем более бесстрастные, чем монахини. „а, Я заметил  это,  и  такое
сочетание вызова и высокомериЯ  бесило  менЯ,  когда  мне  случалось  порой,
против воли, соприкоснутьсЯ с одной из них в толпе. ‚от почему  Я  ненавидел
знатных дам. Ќо взглЯд кнЯжны...  Ќет,  ни  у  кого  не  видел  Я  подобного
взглЯда. џ не сумею сказать, что  в  нем  было  -  сладострастнаЯ  нега  или
наивнаЯ доброта, но никогда ни одна женщина не смотрела на  менЯ  так,  и...
что тут удивительного, ЊаньЯни, Я молод,  впечатлителен,  и  голова  у  менЯ
закружилась, вот и все.  џ  совсем  не  опьЯнел  от  гордости  и  тщеславиЯ,
клЯнусь тебе, ибо  уверен,  что  она  и  на  тебЯ  посмотрела  бы  таким  же
взглЯдом, будь ты в ту минуту на моем месте.
     - Ќу, это врЯд ли... - задумчиво произнес ЊаньЯни.
     Ћн уронил молоток и опустилсЯ на скамью. Љазалось, он решает  про  себЯ
какую-то важную задачу.
     - Ђх, молодые люди! - сказал им Џьетранджело, проходЯ мимо.  -  ‚ы  тут
болтаете, а работа стоит; видно, одни старики умеют спешить по-настоЯщему.
     ‡адетый этим  упреком  Њикеле  побежал  помогать  отцу,  шепнув  своему
новому другу, что они еще продолжат эту беседу.
     - „лЯ тебЯ было бы полезнее, - вполголоса и с каким-то  странным  видом
ответил ему ЊаньЯни, - постаратьсЯ как можно меньше думать о ней.
     Њикеле горЯчо любил отца, и  было  за  что.  Џьетранджело  был  человек
добрый, мужественный и умный. џвлЯЯсь тоже на  свой  лад  художником,  он  в
своей работе следовал добрым старым обычаЯм, однако не чуждалсЯ и  новшеств.
Ќапротив, он  быстро  перенимал  то  новое,  что  старались  объЯснить  ему.
ЋбладаЯ характером легким и  веселым,  он  обычно  был  жизнерадостен,  а  в
отдельных случаЯх снисходителен; он никогда никого не  подозревал  в  дурных
намерениЯх; когда же не мог  больше  великодушно  обманыватьсЯ  на  чей-либо
счет, то уже  не  шел  ни  на  какие  уступки.  —еловек  прЯмой,  простой  и
бескорыстный, он  довольствовалсЯ  малым,  охотно  всему  радовалсЯ,  работу
любил ради самой работы, а деньги - потому,  что  мог  ими  кому-то  помочь,
иначе говорЯ - жил, не думаЯ о завтрашнем дне и не умеЯ ни  в  чем  отказать
своему ближнему.
     ’аким образом, провидение послало Њикеле с его  пылкой  натурой  именно
такого наставника, какому он только и  способен  был  подчинитьсЯ,  ибо  сын
представлЯл во многих отношениЯх  полную  противоположность  отцу.  ќто  был
юноша мЯтущийсЯ, обидчивый, несколько эгоистичный,  склонный  к  честолюбию,
подозрительности и подверженный приступам гнева. Ќо вместе с  тем  это  была
прекраснаЯ душа,  ибо  Њикеле  искренно  и  страстно  любил  все  высокое  и
благородное и с восторгом следовал за тем, кто умел возбудить  его  доверие.
Ќадо, однако, сказать, что характер его оставлЯл  желать  лучшего,  живой  и
пытливый ум его часто терзал самого себЯ, а  мЯтежнаЯ  и  утонченнаЯ  натура
порой жестоко восставала, нарушаЯ его душевное спокойствие.
     …сли бы грубаЯ, тЯжелаЯ рука ремесленника, пекущегосЯ лишь о  заработке
или зараженного республиканской нетерпимостью,  захотела  бы  воздействовать
на непостоЯнный характер и мЯтущуюсЯ душу Њикеле, она  быстро  подавила  или
сломала бы его тонкую натуру и довела бы юношу до отчаЯниЯ.  Ќо  беззаботный
и веселый нрав Џьетранджело служил как  бы  противовесом  или  успокаивающим
средством длЯ восторженных порывов Њикеле.  Ћтец  редко  говорил  с  ним  на
Языке холодного рассудка и никогда не противилсЯ  его  изменчивым  прихотЯм.
Ќо в самой беспечной бодрости некоторых  людей  таитсЯ  такаЯ  побудительнаЯ
сила, котораЯ заставлЯет нас стыдитьсЯ наших слабостей; они действуют  своим
примером, своими простыми и благородными поступками сильней, чем  это  могли
бы  сделать  любые  слова  и   поучениЯ.   ’аким   именно   образом   добрЯк
Џьетранджело, на вид как бы уступаЯ прихотЯм и  фантазиЯм  Њикеле,  оказывал
на него то единственное влиЯние, которому юноша  до  сих  пор  способен  был
подчинЯтьсЯ.


        VIII

        Ќ…‡‚ЂЌ›‰ ѓЋ‘’њ

     “видев, что отец его работает за двоих,  Њикеле  и  на  этот  раз  тоже
устыдилсЯ своей забывчивости и бросилсЯ помогать ему. Ћставалось укрепить  в
конце залы приставную  лестницу,  ведущую  на  галерею,  чтобы  создать  длЯ
публики еще один вход.
     “же  слышно  было,  как  катЯтсЯ   вдали   многочисленные   кареты   по
великолепному  проспекту  с  пышным  названием  улица  ќтны.  Џроспект  этот
пересекает Љатанию по прЯмой линии  от  берега  морЯ  до  подножиЯ  горы,  и
жители города возвели на нем роскошные дворцы, словно длЯ того,  чтобы,  как
выразилсЯ один путешественник, предоставить грозному вулкану  достойный  его
путь.
     ‚ минуты высшего напрЯжениЯ, когда времени не хватает,  когда  часы  не
идут, а бегут  и  человеческие  руки  в  кипучей  работе  стремЯтсЯ  достичь
невозможного, очень немногие бывают достаточно сильны духом, чтобы верить  в
победу.  ‚  такие  минуты  все  сводитсЯ  к  тому,  чтобы  удесЯтерить  свои
способности и совершить чудо. Ѓольшинство рабочих пали  духом  и  предложили
отказатьсЯ от укреплениЯ приставной лестницы, замаскировав  вход  цветами  и
картинами,  иначе  говорЯ  -  нарушить   планы   распорЯдителей   праздника,
преподнесЯ им неприЯтный сюрприз. Џьетранджело сумел подбодрить тех, у  кого
оставалась еще  добраЯ  волЯ,  и  сам  взЯлсЯ  за  дело.  Њикеле,  не  желаЯ
отставать от других, творил чудеса, и  работа,  на  которую,  как  говорили,
нужно было еще два часа, оказалась законченной через десЯть минут.
     - Њикеле, - сказал тогда  старик,  отираЯ  свою  облысевшую  до  самого
затылка голову, - Я доволен тобой; вижу, что ты работник хороший; а это,  на
мой взглЯд, необходимо всЯкому,  кто  хочет  стать  великим  художником.  Ќе
каждый умеет спешить, и обычно те, что работают быстро, работают  плохо.  Ќо
презирать их за это не следует. ‹юбой труд  требует  хладнокровиЯ,  расчета,
порЯдка, прозорливости, ума, наконец... „а, даже длЯ того,  чтобы  нагрузить
тележку булыжником, можно применить тысЯчу способов, и только  один  из  них
будет верным. Ќекоторые берут на  лопату  слишком  много  камней,  другие  -
слишком мало, один подымает  лопату  слишком  высоко  и  кидает  груз  через
тележку, другой - слишком низко и  сыплет  все  на  колеса.  ’ы  никогда  не
вглЯдывалсЯ в обыкновенные сельские работы  и  не  размышлЯл  над  ними,  не
делал сравнений? ‚идал ты, как копают землю? € тут, как и  во  всем  другом,
на одного умелого работника приходитсЯ десЯтка два неумелых. € почем  знать,
может быть, тот, кто вскопает за четверых,  не  надрываЯсь  и  не  тратЯ  ни
минуты лишней, - это человек выдающийсЯ, и он прекрасно  справилсЯ  бы  и  с
гораздо более сложным делом? Љак ты полагаешь? Ђ Я  так  уверен  в  этом,  и
когда Я видел,  как  девушки  собирают  в  горах  землЯнику,  Я  всегда  мог
предсказать, какаЯ лучше  всех  станет  вести  свое  хозЯйство  и  воспитает
детей. ’ебе кажетсЯ, Я вздор говорю? Ќу, отвечай же.
     - џ думаю, что вы правы, отец, - с  улыбкой  ответил  Њикеле.  -  —тобы
работать быстро и хорошо, надо обладать и трезвым умом  и  страстной  волей,
надо,  чтобы  в  крови  горела  лихорадка,  а  голова   была   Ясной.   Ќадо
одновременно и думать и действовать. Ќет, конечно,  подобное  свойство  дано
не каждому, и грустно видеть, что среди  стольких  тщедушных  и  неспособных
так мало уверенных и сильных. “вы! Њне становитсЯ страшно  за  самого  себЯ,
ибо, несмотрЯ на все ваши похвалы, Я редко ощущаю в  себе  столь  высокие  и
благотворные порывы, и если это произошло со