осмотреть  мою  постель.  —его  только  не  сулила   она   моей
камеристке!  …ще  третьего  днЯ  она  у  моей  двери  перехватила  письмо,
присланное  мне  графом.  Ћна  принесла  его  распечатанным:   ее   крайне
раздосадовало, что в нем оказались лишь весьма почтительные выражениЯ; она
придала письму самый дурной  смысл,  какой  только  может  быть  подсказан
злобой, и притом пригрозила мне, что расскажет вам о нем.
   џ сразу понЯла, увидев вас вчера в моей спальне, что вас  привели  туда
ее наветы, - добавила ’еофеЯ. - Ќо  ваше  поЯвление  или,  лучше  сказать,
отчаЯние,  охватившее   менЯ   при   мысли,   что   вы   доверились   моей
недоброжелательнице, повергло менЯ в оцепенение, которое вы  не  могли  не
заметить.  ’еперь  Я  умолЯю  вас   избавить   менЯ   от   этих   жестоких
преследований.
   ’ут, вновь залившись слезами и дав волю греческой  привычке  унижатьсЯ,
которую она должна была бы позабыть во ”ранции, она бросилась на колени  у
моего ложа и стала умолЯть исполнить ее просьбу, к которой Я  до  сих  пор
был глух.
   - Њонастырь, - говорила она хриплым от слез голосом, - монастырь -  вот
единственный удел, оставшийсЯ мне отныне, и единственное желанное длЯ менЯ
пристанище.
   Ќе знаю, что ответил бы Я ей на это, ибо Я был растроган ее  слезами  и
верил ей, а в то же времЯ  не  мог  считать  ее  обвинительницу  чудовищно
подлой  и  злобной  женщиной.   Ќа   несколько   мгновений   Я   замер   в
нерешительности и, как ни напрЯгал мысли, не мог найти решениЯ вопроса.
   Ќо вот дверь моЯ отворЯетсЯ. ЏоЯвлЯетсЯ госпожа ***,  то  есть  врагинЯ
’еофеи, а быть может, и моЯ  -  во  всЯком  случае,  источник  всех  наших
треволнений. †дать ли мне от ее прихода разъЯснениЯ тайны или ждать  новых
загадок? џ не успел даже задуматьсЯ над этим.
   Ћна, конечно, знала, что ’еофеЯ у менЯ, и, боЯсь, как бы той не удалось
оправдатьсЯ в моих глазах, Явилась, чтобы напасть на нее и защитить  самое
себЯ. € вот она Яростно  набросилась  на  ’еофею.  Ћна  осыпала  ее  столь
жестокими упреками, что, будь ’еофеЯ виновна или нет, ей все равно не  под
силу было  вынести  такой  поток  оскорблений.  ‘  ней  случилсЯ  глубокий
обморок, из которого моим слугам долго  не  удавалось  ее  вывести.  Љогда
обвинениЯ компаньонки обрушились  на  ’еофею  с  новой  силой,  Я  совсем,
перестал разбиратьсЯ в этой страшной схватке; одна упорно утверждала,  что
видела, как граф входил в комнату, где мы его  искали,  другаЯ  решительно
уверЯла, что это гнуснаЯ клевета.
   ќта бурнаЯ сцена  огорчала  менЯ  даже  больше,  чем  ’еофею.  Ќаконец,
раздираемый противоречивыми чувствами, в которых сам не  мог  разобратьсЯ,
не решаЯсь ни отказать госпоже *** в уважении, ни  проникнутьсЯ  гневом  и
презрением к ’еофее, Я с  сокрушенным  сердцем  приказал  им  замолчать  и
посоветовал забыть о распре, сама мысль о которой  должна  внушать  им  не
меньшее отвращение, чем мне.
   - ‚ы останетесь при мне, - сказал Я ’еофее, - и будете вести себЯ  так,
что вам не страшны будут никакие  подозрениЯ.  €  вы,  госпожа  ***,  тоже
будете по-прежнему жить в моем доме, но если вздумаете вновь  выступить  с
необоснованными обвинениЯми, то вам  придетсЯ  немедленно  подыскать  себе
другое пристанище.
   џ имел полное право пригрозить ей, ибо только  моими  щедротами  она  и
могла существовать.
   Џосле этого странного  случаЯ  Я  продолжал  наслаждатьсЯ  присутствием
’еофеи и беседами с нею, но больше уже не стремилсЯ ни к чему  иному,  как
только к счастью  видеть  и  слушать  ее.  Њой  недуг,  а  может  быть,  и
впечатление, оставшеесЯ от той прискорбной сцены, незаметно излечили  менЯ
от любви.
   …сли ’еофеЯ поддавалась слабости, то пусть рассказа  об  этом  читатели
ждут от ее возлюбленных. ‘лухи о них не проникали в мое уединение. „аже  о
смерти ее Я узнал лишь  несколько  месЯцев  спустЯ  после  этого  рокового
событиЯ,  ибо  родственники  мои  и  друзьЯ,  навещавшие  менЯ,  тщательно
умалчивали о нем.
   Љак только  до  менЯ  дошла  эта  весть,  Я  решил  в  письменном  виде
запечатлеть все, что свЯзывало  менЯ  с  этой  пленительной  чужестранкой;
пусть читатель судит о том, была  ли  она  достойна  моей  любви  и  моего
уважениЯ.