        Џьер Љорнель. ђассуждениЯ о трагедии и о способах трактовки ее согласно законам правдоподобиЯ или необходимости


----------------------------------------------------------------------------
     Џеревод ‚. Џокровского и  …. ѓречаной под редакцией Ќ. Џ. Љозловой
     Џьер Љорнель. Џьесы.
     Њ., Њосковский рабочий, 1984
     OCR Ѓычков Њ.Ќ. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
 
     Џомимо трех  способов  введениЯ  полезного  в  драматическую  поэму,  о
которых Я говорил в рассуждении, послужившем  предисловием  к  первому  тому
этого сборника моих пьес, у трагедии есть  особый,  свойственный  ей  аспект
полезного, заключающийсЯ в том, что она _посредством  страха  и  состраданиЯ
очищает страсти_. Џоложение это принадлежит Ђристотелю, и мы узнаем из него,
во-первых, что трагедиЯ возбуждает сострадание  и  страсти,  во-вторых,  что
посредством состраданиЯ и страха она очищает страсти.  Џервое  он  объЯснЯет
довольно подробно, но ни слова не говорит  о  последнем,  так  что  из  всех
составных  частей,  которые  он  употреблЯет  в  своем  определении,  это  -
единственное, остающеесЯ, без разъЯснениЯ. ‚ последней главе  _Џолитики_  он
высказывает вместе с тем, намерение поговорить об очищении  страстей  весьма
подробно в _Џоэтике_, что дало повод большинству комментаторов  думать,  что
этот трактат не дошел до нас в целости, так как в  имеющемсЯ  тексте  мы  не
видим ровно ничего, относЯщегосЯ к этому предмету. Љак бы  там  ни  было,  Я
считаю более уместным разобрать то, что он сказал, чем пытатьсЯ отгадать то,
что он хотел сказать. Џравила, которые он установил, могут  привести  нас  к
некоторым соображениЯм относительно тех,  которые  он  хотел  установить  и,
уверенно опираЯсь на то, что у нас  от  негр  осталось,  мы  можем  основать
предположениЯ и о том, что не дошло до нас.
     _Њы чувствуем сострадание_, говорит Ђристотель, _к тем,  которых  видим
под бременем  незаслуженного  ими  несчастьЯ,  и  страшимсЯ,  чтобы  нас  не
постигло  подобное  же  несчастье,  когда  видим,  что  его  испытывают  нам
подобные_. ‘ледовательно, сострадание относитсЯ к лицу, которое мы  видим  в
несчастье; следующий же за состраданием страх относитсЯ к нам.  €  вот  одно
уже это суждение открывает широкую возможность длЯ заключений о  том,  каким
способом трагедиЯ добиваетсЯ очищениЯ страстей. ‘острадание к  несчастью,  в
котором мы видим себе  подобных,  приводит  нас  к  страху  перед  таким  же
несчастьем длЯ нас самих;  страх  -  к  желанию  избежать  этого  несчастьЯ;
желание - к очищению, к обузданию, исправлению  и  даже  искоренению  в  нас
страсти, повергающей, на наших глазах, в  это  несчастье  лиц,  возбуждающих
наше сожаление, и все это по тому простому, но естественному и  несомненному
соображению, что длЯ избежаниЯ  следствиЯ  нужно  устранить  причину.  ’акое
объЯснение не понравитсЯ тем, кто строго  следует  за  комментаторами  этого
философа; но это  место,  не  поддаетсЯ  их  объЯснениЯм  и  вызывает  такие
разногласиЯ, что Џаоло Ѓени приводит  двенадцать  или  пЯтнадцать  различных
мнений, которые и опровергает, выдвигаЯ собственное свое толкование.
     •од  его  рассуждений  совпадает   с   вышеприведенным,   но   действие
состраданиЯ и страха он распространЯет лишь на королей и принцев,  вероЯтно,
потому,  что  трагедиЯ  может  поселить  в  нас  страх  только  перед  таким
бедствием, которое постигает нам подобных, а  так  как  она  обрушивает  его
только на королей и принцев, то и действие  страха  должно  распространЯтьсЯ
лишь на лиц этого званиЯ. Ќо, без сомнениЯ,  Ѓени  слишком  буквально  понЯл
выражение "нам подобные" и упустил из виду, что в Ђфинах, где представлЯлись
пьесы, из которых Ђристотель черпает свои примеры  и  на  основании  которых
строит свои правила, не было королей. Ђристотель был  достаточно  осторожен,
чтобы придерживатьсЯ той мысли; которую приписывают ему комментаторы,  и  он
не включил бы в  определение  трагедии  положение,  влиЯние  которого  может
сказыватьсЯ лишь в очень редких случаЯх,  а  полезность  ограничена  слишком
тесным  кругом  людей.  Џравда,  главными  действующими  лицами  в  трагедии
обыкновенно ЯвлЯютсЯ короли, а у зрителей нет скипетров и, по-видимому,  нет
повода страшитьсЯ несчастий, грозЯщих лицам, находЯщимсЯ на вершине  власти;
о ведь эти короли - люди, как и  зритель,  и  подвергаютсЯ  бедствиЯм  из-за
неукротимости  страстей,  от  которых  не  свободны  и  зрители.  Ћни   дают
возможность делать умозаключениЯ, идЯ от большего к меньшему, почему зрителю
легко вообразить, что если король, предаваЯсь без  меры  честолюбию,  любви,
ненависти, мщению, впадает в такое великое несчастье, что возбуждает  в  нас
сострадание, тем более он, человек простой, должен держать в  узде  подобные
страсти из страха, чтобы они не повергли его в такое же несчастье. „а, сверх
того, нет  и  необходимости  выставлЯть  на  театре  бедствиЯ  одних  только
королей. ЃедствиЯ других людей могут также найти свое место на  сцене,  если
они достаточно возвышенны и достаточно  необычайны,  если  они  сохранены  и
переданы нам историей. ‘кидас был всего лишь левктрийский крестьЯнин,  но  Я
не счел бы его историю недостойной показа  в  театре,  если  бы  рассказу  о
грубом насилии над дочерьми ‘кидаса  не  препЯтствовало  требование  чистоты
нравов, на основании которого  не  потерпели  даже  упоминаниЯ  о  намерении
обесчестить свЯтую,  хотЯ  сама  ее  свЯтость  уже  была  гарантией  от  его
осуществлениЯ.
     „абы легче было добитьсЯ возбуждениЯ состраданиЯ и страха, чему нас как
будто обЯзывает Ђристотель, он помогает нам в выборе лиц и событий,  которые
по преимуществу способны вызывать и то и другое. Џо  этому  поводу  Я  делаю
предположение - на самом же деле оно и действительно так, -  что  публика  в
театре состоит не из злодеев и не из свЯтых, а из людей обычных, не  стоЯщих
в такой степени под защитою строгой добродетели, чтобы к ним не было доступа
страстЯм, а вместе с тем и бедствиЯм, в которые вовлекают эти страсти людей,
слишком им поддающихсЯ. ‘делав такое предположение, рассмотрим, какого  рода
людей исключает этот философ из трагедии, а потом вернемсЯ вместе  с  ним  к
тем, которые, по его мнению, как раз составлЯют ее совершенство.
     ‚о-первых,  он  не  хочет,  _чтобы  человек  вполне  добродетельный  из
благополучиЯ впадал в несчастье,  и  утверждает,  что  это  не  вызывает  ни
состраданиЯ, ни страха, потому что такое событие совершенно  несправедливо_.
Ќекоторые  комментаторы  усиливают   значение   греческого   слова   miaros,
ЯвлЯющегосЯ   эпитетом   к   слову   "событие",   и   переводЯт   его    как
"отвратительное". Љ этому Я прибавлю, что  подобный  исход  вызывает  скорее
негодование л ненависть к тому, кто заставлЯет страдать, чем  сострадание  к
страждущему, и что  чувство  это,  свойственное  трагедии  только  в  крайне
умеренной степени, скорее может заглушить то, которое она должна возбуждать,
и вызовет недовольство зрителей, ибо  досада,  примешавшись  к  состраданию,
уменьшит доставленное трагедией удовольствие.
     Ћн не хочет  также,  чтобы  _злой  человек  от  несчастьЯ  переходил  к
благополучию, потому  что  такой  исход  не  только  не  может  породить  ни
состраданиЯ, ни страха, но не может даже тронуть тем  естественным  чувством
радости, которым наполнЯет  нас  благополучие  главного  действующего  лица,
привлекающего к себе  нашу  благосклонность_.  Љогда  беда  обрушиваетсЯ  на
злодеЯ - это нас удовлетворЯет вследствие  отвращениЯ,  которое  мы  к  нему
питаем; но так как это  только  справедливое  наказание,  оно  нисколько  не
возбуждает в нас состраданиЯ и не поселЯет в нас никакого страха, тем более,
что мы не такие злодеи, как он, неспособны к  подобным  преступлениЯм  и  не
можем страшитьсЯ такого пагубного исхода.
     ЋстаетсЯ, таким образом, найти середину между этими двумЯ  крайностЯми,
избрав  человека,  который  не  был  бы  ни  совершенно  добродетельным,  ни
совершенно дурным и  который  по  своему  заблуждению  или  по  человеческой
слабости впадает в  несчастье,  которого  он  не  заслуживает.  „лЯ  примера
Ђристотель указывает на ќдипа и ”иеста; но тут Я решительно не  понимаю  его
мысли. Ќа первом, по моему мнению, не лежит вина в отцеубийстве, потому  что
он не  знает  своего  отца,  он  только  с  горЯчностью  оспаривает  путь  у
незнакомца, готового одолеть его. Ќо хотЯ греческое  слово  hamartema  может
означать простую ошибку, происходЯщую от неведениЯ,  какова  и  была  ошибка
ќдипа, „опустим, что ќдип был виновен; и в этом случае Я все-таки  не  вижу,
какую страсть ЯвлЯет  он  нам  длЯ  очищениЯ  и  как  мы  можем  исправитьсЯ
благодарЯ этому примеру. —то же касаетсЯ ”иеста, то Я не могу найти в нем ни
обыденной честности, ни той вины без преступлениЯ, котораЯ повергает  его  в
несчастье. …сли мы станем рассматривать его до начала трагедии, носЯщей  его
имЯ, то это - кровосмеситель, обольщающий жену  своего  брата;  если  же  мы
будем рассматривать его в самой трагедии,  то  это  -  человек  прЯмодушный,
примирившийсЯ со своим братом и положившийсЯ на его слова. ‚  первом  случае
он настоЯщий преступник, в последнем - он очень добродетельный человек. …сли
мы припишем его  несчастьЯ  совершенному  им  кровосмешению,  то  это  такое
преступление, на которое зрители не способны, и их  сострадание  к  нему  не
вызовет у них очищающего страха, так как в ”иесте они не будут  видеть  себе
подобного. …сли же мы сочтем причиной  его  бедствиЯ  прЯмодушие,  известный
страх может последовать за нашим состраданием, но  он  будет  способствовать
очищению разве только от наивной доверчивости к слову примирившегосЯ  врага,
котораЯ ЯвлЯетсЯ скорее качеством честного человека чем дурным свойством; но
подобное  очищение  приведет  только  к  изгнанию  искренности  из   всЯкого
примирениЯ. €так, говорЯ откровенно, Я вовсе не понимаю, как приложить  этот
пример к идее катарсиса.
     ‘кажу больше: если в трагедии  происходит  очищение  страстей,  то  оно
должно осуществлЯтьсЯ  только  тем  путем,  на  который  Я  указываю;  но  Я
сомневаюсь,  чтобы  оно  совершилось  даже  в   таких   трагедиЯх,   которые
удовлетворЯют всем выставленным Ђристотелем  условиЯм.  Џоследние  налицо  в
_‘иде_, и это  вызвало  большой  успех  пьесы.  ђодриго  и  •имена  обладают
требуемой честностью, они доступны страстЯм, и именно эти  страсти  ЯвлЯютсЯ
причиной их несчастий, так как они несчастны лишь в той мере, в какой питают
страсть друг к другу. €х вовлекает в бедствие такаЯ  человеческаЯ  слабость,
которой мы можем быть подвержены так же, как и они. €х несчастье, бесспорно,
возбуждает сострадание; оно вызвало достаточно слез  у  зрителей,  чтобы  не
оставить в том никакого сомнениЯ. ќто сострадание, должно было бы вызвать  у
нас страх перед возможностью подобного же бедствиЯ и очистить  нас  от  того
избытка любви, который причинЯет им несчастье и заставлЯет  нас  сожалеть  о
них, но Я не знаю вызывает ли сострадание  этот  страх  и  сострадание  этот
страх и очищает  ли  оно  нашу  страсть;  боюсь  даже,  не  представлЯет  ли
рассуждение ЂристотелЯ по этому предмету лишь прекрасную  идею,  котораЯ  на
самом деле нищ когда не осуществлЯетсЯ.  ‘сылаюсь  на  тех,  которые  видели
представлениЯ _‘ида_, пусть они заглЯнут в тайники своего сердца,  проверЯт,
что их растрогало в театре, и скажут, ощутили ли они этот сознательный страх
и  исправил  ли  он  в  них  страсть,  причинившую  бедствие,  которому  они
сострадали. Ћдин из комментаторов ЂристотелЯ полагает, что  философ  говорил
об этом очищении страстей в трагедии  только  потому,  что  он  писал  после
Џлатона, изгнавшего  трагических  поэтов  из  своей  республики  по  причине
вызываемого ими сильного волнениЯ. Џоскольку Ђристотель хотел  возразить  на
это  и  показать  неуместность  изгнаниЯ  поэтов   из   хорошо   устроенного
государства, он и пожелал найти полезность как раз в  волнениЯх  души,  дабы
показать, что трагедии нужны именно в силу того, что подвергаютсЯ  гонениЯм.
…му недоставало результатов, рожденных под впечатлением от силы примера, ибо
наказание за дурные поступки и вознаграждение за хорошие  не  были  тогда  в
обычае, как в наш век. €, не будучи в состоЯнии  найти  какой-либо  надежный
способ  длЯ  поучениЯ  помимо   сентенций   и   дидактических   рассуждений,
необЯзательных, по его мнению; длЯ трагедии, он заменил его другим, который,
быть может, ЯвлЯетсЯ лишь плодом воображениЯ. Џо крайней мере, длЯ  созданиЯ
подобного эффекта необходимо соблюдение условий, встречающихсЯ столь  редко;
что ђобортелло находит их  только  в  _ќдипе_;  по  его  мнению;  Ђристотель
предписывал  их  не  как  необходимые,  без  коих   произведение   искусства
становитсЯ ущербным, а только лишь как идеальные, потребные длЯ  совершенной
трагедии. Ќаш век усмотрел эти качества в _‘иде_, но Я не знаю, увидел ли он
их во многих других произведениЯх; и если мы соблаговолим взглЯнуть  с  этой
точки зрениЯ на многие пьесы, где это правило не соблюдено, то  увидим,  что
его нарушение оправдано их успехом у публики.
     €сключение из пьес людей совершенной добродетели, поверженных  в  беду,
изгонЯет из нашего театра мучеников. Џолиевкт удалсЯ вопреки этому  правилу,
а €раклий и Ќикомед понравились, хотЯ они внушают лишь сострадание и не дают
повода длЯ страха и оснований длЯ очищениЯ какой-либо страсти, поскольку  мы
видим их в положении, угнетенных и близких к гибели людей, без малейшей с их
стороны вины, на примере которой мы сами могли бы исправитьсЯ.
     Ќесчастье человека очень  дурного  не  возбуждает  ни  состраданиЯ,  ни
страха, ибо он  недостоин  первого,  а  зрители  не  ЯвлЯютсЯ  людьми  столь
плохими, чтобы испытать страх при виде наказаниЯ, постигшего злодеЯ. Ќо было
бы уместно  установить  некоторые  различиЯ  между  преступлениЯми.  €меютсЯ
такие, на которые под влиЯнием страсти способен даже порЯдочный человек. ќто
может оказать дурное воздействие на  душу  зрителей.  „остойный  человек  не
совершит кражу в лесу, не пойдет на хладнокровное убийство. Ќо если он очень
влюблен, он может обмануть своего соперника, честолюбие может  толкнуть  его
на преступление или на предосудительный  поступок.  Њало  найдетсЯ  матерей,
которые бы, подобно Љлеопатре в _ђодогуне_, захотели умертвить  своих  детей
из опасениЯ, что придетсЯ отдать им их достоЯние; но многие с  удовольствием
пользуютсЯ добром детей и с сожалением расстаютсЯ с ним  всЯчески  оттЯгиваЯ
момент его возвращениЯ. •отЯ они и неспособны на  поступки  столь  черные  и
противоестественные, как злодеЯниЯ упомЯнутой сирийской царицы, они  все  же
слегка  ее  напоминают  в  принципах  поведениЯ.   €   зрелище   справедливо
понесенного ею наказаниЯ может заставить боЯтьсЯ не подобного же  несчастьЯ,
но возмездиЯ, соответствующего вине на которую они способны. ’ак же  обстоит
дело с некоторыми другими  преступлениЯми,  которые  нашим  зрителЯм  не  по
плечу. —итатель может их обдумать и найти применение этим примерам.
     € все же, как ни трудно  признать  действительность  и  значение  этого
очищениЯ страстей при посредстве состраданиЯ и страха, мы можем найти  общую
точку  зрениЯ  с  Ђристотелем  Њы  должны  только  сказать,  что,  говорЯ  о
сострадании и страхе, он не имел в виду требование, чтобы  оба  эти  момента
присутствовали в каждой трагедии, и что, по его мнению, достаточно одного из
них, чтобы вызвать это очищение, с тем условием, однако, что сострадание  не
может  его  произвести  без  страха,  страх  не  может  его  произвести  без
состраданиЯ. ‘мерть графа в _‘иде_ не вызывает у нас никакого состраданиЯ  и
все же может освободить нас  от  гордости,  завистливой  к  славе  ближнего,
которую мы видим в графе, тогда как все сострадание нашего ђодриго к  •имене
не предохранит нас от порывов пылкой любви, делавшей их  предметом  жалости.
‡ритель может иметь сострадание к Ђнтиоху, к Ќикомеду, к €раклию,  но,  пока
он остаетсЯ  при  одном  сострадании  и  не  боитсЯ  впасть  в  подобное  же
несчастье, он не излечитсЯ ни от какой страсти. Ќапротив, Љлеопатра, Џрусий,
”ока не вызывают состраданиЯ; но  страх  несчастьЯ  подобного  или  близкого
тому, какое их постигло может излечить какую-нибудь мать от упорного желаниЯ
владеть тем, что принадлежит ее  детЯм,  а  какого-нибудь  мужа  от  слишком
большой уступчивости второй жене в ущерб детЯм от первого брака и всех -  от
жадного стремлениЯ насильно завладеть состоЯнием или саном  другого;  и  все
это - в соответствии с положением каждого  и  с  тем,  что  он  в  состоЯнии
предпринЯть.   Ћгорчение,   испытываемое   Ђвгустом   в   _–инне_   и    его
нерешительность могут произвести то же действие при посредстве состраданиЯ и
страха, взЯтых вместе; но, как Я уже  сказал,  не  всегда  бывает,  что  те,
которым мы сострадаем, несчастны по своей  вине.  Љогда  они  невинны,  наше
сострадание не вызывает никакого страха, и если мы иногда чувствуем в  таком
случае  страх,  очищающий  наши  страсти,  то  он  обыкновенно  исходит   от
лицезрениЯ другого действующего лица, а не того, которому мы сострадаем.
     ’акое объЯснение мог бы  подтвердить  и  сам  Ђристотель,  если  бы  мы
хорошенько взвесили причины, по которым он исключает событиЯ из трагедии. Ћн
не говорит: _такое-то событие не свойственно трагедии, потому что возбуждает
только сострадание и вовсе не порождает страха, другое потому, что  вызывает
только страх и не возбуждает  никакого  состраданиЯ_,  но  он  отвергает  их
потому, как он  выражаетсЯ,  _что  они  не  возбуждают  ни  состраданиЯ,  ни
страха_, и этим дает нам понЯть, что они  не  удовлетворЯют  его  вследствие
отсутствиЯ и того и другого, и что  если  бы  они  порождали  одно  из  этих
чувств, он не отказал бы  им  в  своем  одобрении.  ‘сылки  его  на  _ќдипа_
утверждают менЯ в этой мысли. Ћн говорит, что в этой трагедии, если он прав,
соединены все необходимые  условиЯ;  однако  же  бедствиЯ  ќдипа  возбуждают
только сострадание, так как Я не думаю,  чтобы  у  кого-нибудь  из  зрителей
вместе с сожалением зародилсЯ страх, будто он  может  убить  своего  отца  и
женитьсЯ на матери. …сли представление этой трагедии  может  вызвать  у  нас
некоторый страх и если этот  страх  способен  очистить  в  нас  какую-нибудь
порочную  или  достойную  порицаниЯ  наклонность,  то  он   очистит   скорее
стремление предугадывать будущее, помешает нам  прибегать  к  предсказаниЯм,
которые обыкновенно только нас повергают в предсказанное несчастье благодарЯ
тем стараниЯм, которые мы прилагаем,  чтобы  избежать  его.  ‚  самом  деле,
несомненно, что ќдип никогда не убил бы своего  отца  и  не  женилсЯ  бы  на
матери, если бы  его  отец  и  мать,  которым  оракул  предсказал,  что  это
случитсЯ, не навлекли на него этого несчастьЯ  из  опасениЯ,  чтобы  оно  не
совершилось. ’аким образом,  не  только  ‹ай  и  €окаста  будут  виновниками
ощущаемого зрителем страха, но страх этот может родитьсЯ лишь  при  мысли  о
преступлении,  совершенном  ими  за  сорок  лет  до  начала  представлЯемого
действиЯ, и запечатлеваетсЯ в нас не главным действующим  лицом,  а  другими
лицами и действием, стоЯщим вне трагедии.
     ‚ заключение этой  части  нашего  рассуждениЯ,  прежде  чем  перейти  к
следующей, установим за правило, что совершенство трагедии состоит именно  в
возбуждении состраданиЯ и страха при посредстве главного действующего  лица.
[...] “становив  это  правило,  попробуем  найти  способ  несколько  умерить
строгость правил философа или хотЯ бы благоприЯтно их истолковать, дабы  нам
не пришлось осудить множество драматических поэм, с успехом поставленных  на
нашей сцене, чему мы были свидетелЯми.
     Ђристотель не хочет,  чтобы  несчастье  постигало  человека  совершенно
невинного, ибо это, будучи нестерпимым, вызывает больше  негодованиЯ  против
его преследователЯ, нежели состраданиЯ к его несчастью; он не  хочет  также,
чтобы беда обрушивалась  на  человека  очень  дурного,  ибо  заслуженное  им
несчастье не может ни вызвать состраданиЯ, ни породить в  зрителЯх,  кои  на
него не похожи, страх испытать нечто подобное, однако если эти  две  причины
отсутствуют, то есть ежели человек достойный вызывает в нас больше  жалости,
нежели его мучитель - возмущениЯ, или ежели  наказание  великого  злодейства
может исправить в нас какой-либо имеющий к нему отношение недостаток, тогда,
как Я полагаю, не следует чинить препЯтствий изображению  на  сцене  всецело
добродетельных или очень дурных людей, коих постигло несчастье.
     ‚от два-три способа делать это, каковые Ђристотель, быть может, не  мог
предусмотреть, так как театр его времени не предоставлЯл подобных примеров.
     Џервый состоит в том, что человек всецело добродетельный,  преследуемый
человеком очень дурным, избегает уготованной ему гибели, котораЯ,  напротив,
настигает злодеЯ, как в _ђогодуне_ и в _€раклии_, кои вызвали бы отвращение,
если бы в первой погибли Ђнтиох и ђодогуна, а во второй - €раклий, ЏульхериЯ
и Њарциан и если бы Љлеопатра и ”ока остались в них победителЯми.  ЌесчастьЯ
страждущих вызывают сострадание, отнюдь не подавлЯемое чувством отвращениЯ к
их мучителЯм, ибо  зритель  всегда  надеетсЯ,  что  какой-нибудь  счастливый
поборот событий воспрепЯтствует гибели первых;  и  хотЯ  злодейства  ”оки  и
Љлеопатры слишком  велики,  чтобы  зритель  боЯлсЯ  совершить  им  подобные,
роковые последствиЯ этих злодейств могут произвести на него то впечатление о
коем Я говорил.
     ‚прочем, может случитьсЯ  и  так,  что  человек  весьма  добродетельный
преследуетсЯ другим человеком и даже гибнет по его повелению, но этот другой
не ЯвлЯетсЯ таким уж злодеем, способным  вызвать  величайшее  возмущение,  и
действует скорее по слабости, нежели по злобе. …сли ”еликс губит своего зЯтЯ
Џолиевкта, то не вследствие той Яростной  ненависти  к  христианам,  котораЯ
сделала бы его длЯ нас отвратительным, но лишь вследствие своего  малодушиЯ,
не позволЯющего ему спасти Џолиевкта в присутствии ‘евера, ненависти и мести
коего ”еликс боитсЯ после того, как в течение своего недолгого благоденствиЯ
пренебрегал  ими.  Љонечно,  ”еликс  вызывает  неприЯзнь,  мы  осуждаем  его
доведение, но эта неприЯзнь не перевешивает нашего состраданиЯ к Џолиевкту и
не препЯтствует  тому,  чтобы  чудесное  обращение  ”еликса  в  конце  пьесы
полностью не примирило бы его с нами. ’о же относитсЯ к _Џруссию_ в Ќикомеде
и к ‚аленсу в _”еодоре_.
     „абы облегчить нам способы возбуждать это сострадание,  которое  делает
наш театр столь прекрасным, Ђристотель  дает  следующее  поЯснение.  _‚сЯкое
действие_, говорит он, _совершаетсЯ или друзьЯми между собой,  или  врагами,
или людьми, относЯщимисЯ друг к другу безразлично.  …сли  враг  убивает  или
желает убить врага, но это не вызывает в нас никакого состраданиЯ, разве что
волнение,  каковое  мы  испытываем  при  известии  или  виде  смерти  любого
человека, каким бы он  ни  был.  …сли  человек,  безразлично  относЯщийсЯ  к
другому, столь же безразличному к нему, убивает его, то и это производит  не
большее впечатление, тем паче что в душе совершающего действие не происходит
никакой борьбы; но когда такие событиЯ случаютсЯ с людьми, кои свЯзаны  друг
с другом кровными узами  или  чувством  привЯзанности,  например,  если  муж
убивает или намереваетсЯ убить жену, мать - детей, брат -  сестру,  вот  что
наилучшим образом подходит длЯ трагедии_.
     Џричина этого Ясна: столкновение естественных чувств  с  пылом  страсти
или с  требованиЯми  долга  глубоко  волнует  зрителЯ,  доставлЯЯ  ему  этим
удовольствие,  и  он  легко  поддаетсЯ  чувству  жалости  по   отношению   к
несчастному, коего притеснЯет или преследует лицо, каковое  должно  было  бы
заботитьсЯ о его благополучии, и порой добиваетсЯ  его  погибели,  испытываЯ
страдание или по меньшей мере неприЯзнь. Ќе  могли  бы  вызвать  жалость  ни
ѓораций с Љуриацием, если бы не были друзьЯми и родственниками, ни  ђодриго,
если бы его преследовал кто-либо иной, а не его  возлюбленнаЯ,  а  страдание
Ђнтиоха трогало бы гораздо меньше, если бы не мать требовала у  него  смерти
его возлюбленной и не возлюбленнаЯ требовала бы смерти его матери  или  если
бы после гибели  брата,  котораЯ  заставлЯет  Ђнтиоха  страшитьсЯ  подобного
покушениЯ и на свою жизнь, ему нужно было бы остерегатьсЯ  кого-либо  иного,
кроме матери и возлюбленной.
     ’аким образом, кровное  родство  и  узы  любви  или  дружбы,  свЯзующие
преследователЯ и преследуемого, гонителЯми гонимого, мучителЯ и страждущего,
предоставлЯют  большое  преимущество  поэту,  желающему  вызвать  сочувствие
зрителей;  однако  мне  кажетсЯ,  что  это  условие  не  ЯвлЯетсЯ  абсолютно
необходимым. Љак то, о чем Я  только  что  сказал,  так  и  указанное  выше,
касаетсЯ лишь совершенных трагедий.  [...]  Љогда  Я  говорю,  что  оба  эти
условиЯ относЯтсЯ лишь к совершенным трагедиЯм, Я не хочу  сказать,  что  те
трагедии, где они не соблюдены,  ЯвлЯютсЯ  несовершенными:  это  значило  бы
приписывать этим условиЯм абсолютную необходимость,  то  есть  противоречить
самому  себе.  Ќо  под  совершенными  трагедиЯми  Я  разумею   те,   которые
принадлежат к роду наиболее величественных и глубоко  волнующих,  посему  те
трагедии, где отсутствует одно из этих условий или оба,  не  перестают  быть
совершенными в своем роде, если в остальном отличаютсЯ правильностью, хотЯ и
не поднимаютсЯ на такую высоту и могут приблизитьсЯ к первым, сравнЯвшись  с
ними в красоте и блеске, если только заимствуют у  них  великолепие  стихов,
пышность постановки или какие-нибудь другие прикрасы, не свЯзанные  с  самим
сюжетом.
     Љогда  трагические  событиЯ  разворачиваютсЯ  между  близкими   людьми,
следует рассмотреть, знает ли тот или иной герой, кого  он  хочет  погубить,
или не знает, а также довершает он начатое  или  нет.  €сходЯ  из  различных
действий, героев  можно  выделить  четыре  вида  трагедии,  коим  Ђристотель
приписывав разную степень совершенства. [...]
     Ћн полностью осуждает четвертый вид трагедии, где те, кто  знают,  кого
они хотЯт погубить, начинают, но не довершавши начатого, и  говорит,  что  в
этом виде _есть что-то  отвратительное  и  нет  ничего  трагического_,  и  в
качестве примера приводим _Ђнтигону_, в коей ѓемон обнажает меч с намерением
убить отца, но направлЯет его против себЯ самого. Ќо если не ограничить этот
приговор, он окажетсЯ  чересчур  широким  и  распространитсЯ  не  только  на
_‘ида_, но и на _–инну_, _ђодогуну_, _€раклиЯ_ и _Ќикомеда_. Џоэтому скажем,
что он относитсЯ лишь к тем трагедиЯм, герои которых знают, кого  они  хотЯт
погубить, и отступаютсЯ от своего намерениЯ просто в каком-то порыве, притом
что никакое значительное событие их к этому не понуждает и они нисколько  не
утрачивают возможность осуществить свой замысел. џ уже отмечал,  что  такого
рода развЯзки негодны. Ќо когда герои прилагают со своей стороны все  усилиЯ
длЯ осуществлениЯ своего намерениЯ и когда их успеху  препЯтствует  какаЯ-то
сила, котораЯ выше них, или неудача, так что в исходе они  гибнут  сами  или
оказываютсЯ во власти тех, кого они хотели погубить,  тогда  не  может  быть
сомнений, что такаЯ трагедиЯ относитсЯ к более высокому виду, чем  все  три,
кои Ђристотель одобрЯет, и что если он  совсем  не  говорил  о  такого  рода
трагедиЯх, так потому, что не мог почерпнуть примеры  в  театральных  пьесах
своего времени, где не было  принЯто  спасать  хороших  людей  ценой  гибели
дурных, разве что пЯтнаЯ их самих каким-нибудь  злодеЯнием,  как,  например,
ќлектру, котораЯ избавлЯетсЯ от притеснений ценой убийства своей матери,  на
каковое она подстрекает брата и облегчает его действиЯ.
     ’аким образом, поведение •имены не ЯвлЯетсЯ  неправильным  из-за  того,
что,  решив  погубить  ђодриго,  она  не   делает   этого,   поскольку   она
предпринимает все возможное, а удаетсЯ  ей  добитьсЯ  от  правосудиЯ  королЯ
только поединка, победа в котором  ее  достойного  сочувствиЯ  возлюбленного
заставлЯет •имену умолкнуть. –инна и ќмилиЯ не погрешают против правил,  так
и не погубив Ђвгуста, ибо раскрытие заговора отнимает у них эту возможность,
а также потому, что их нужно было бы совершенно лишить человеческого облика,
если бы  столь  неожиданное  милосердие  императора  не  уничтожило  всю  их
ненависть к  нему.  “пускает  ли  что-нибудь  Љлеопатра,  стремЯсь  погубить
ђодогуну? Ќе все ли продумывает ”ока, желаЯ избавитьсЯ от €раклиЯ? Ђ если бы
Џрусий осталсЯ хозЯином положениЯ, разве он не отправил бы  Ќикомеда  в  ђим
заложником, что длЯ  того  было  бы  хуже  смерти?  Џервым  двум  персонажам
воздаетсЯ кара за их собственные злодеЯниЯ: их же  злодейские  намерениЯ,  в
которых они не раскаиваютсЯ, служат  их  погибели;  последний  же  принужден
признать свое коварство после того, как восстание народа и  великодушие  его
второго сына, которого он хотел возвысить в ущерб Ќикомеду, расстраивают его
планы.
     ’акое благоприЯтное истолкование мнениЯ ЂристотелЯ означает желание  не
опровергнуть  его,  но  увидеть  в  четвертом  виде  трагедий,  который   он
отвергает, новый вид, более прекрасный, чем три, рекомендуемые им, и который
он без сомнениЯ предпочел бы, будь тот ему известен. ’ак  мы  воздаем  хвалу
нашему веку, нисколько не умалЯЯ авторитет философа.[...]
     Џо  всей  видимости,  то,  что  говорил  Ђристотель  о  разной  степени
совершенства трагедий, было полностью справедливым в его  эпоху  и  длЯ  его
соотечественников, - Я в этом нисколько не  сомневаюсь,  но  Я  не  могу  не
заЯвить, что вкус нашего века отличен от вкуса его эпохи в том, что касаетсЯ
предпочтениЯ одного вида трагедий другому, и, во всЯком  случае,  утверждаю,
что весьма нравившеесЯ афинЯнам  не  нравитсЯ  до  такой  же  степени  нашим
французам. џ не нахожу другого способа оправдать мои сомнениЯ и одновременно
сохранить почтение, коего заслуживает  все  то,  что  Ђристотель  написал  о
поэтике.
     Џрежде  чем  перейти  к  следующей  теме,  остановимсЯ  на  его  мнении
относительно двух  вопросов,  касающихсЯ  сюжетов  трагедий,  где  участвуют
близкие люди: во-первых, может ли поэт их измышлЯть, во-вторых, может ли  он
что-либо менЯть в тех, которые черпает из истории или из преданиЯ.
     —то  касаетсЯ  первого  вопроса,  то  несомненно,  что  древние  весьма
сковывали себЯ, ограничиваЯ все свои трагедии кругом немногих семейств,  ибо
в  немногих  семействах  имели  место  трагические  событиЯ;  это  заставило
ЂристотелЯ сказать, что сюжеты они находили случайно, а не путем  искусства.
Њне кажетсЯ, Я уже говорил об этом в другом рассуждении. Њежду тем возникает
впечатление, что он предоставлЯет поэтам всю власть следующими словами: _они
должны как следует пользоватьсЯ преданием или изобретать  сами_.  ќти  слова
разрешили бы вопрос, если бы не были слишком общими...
     ...предание и историЯ так переплетены в древности, что мы  из  опасениЯ
неверно  разделить  их,  предоставлЯем  им  равное  право  на  нашей  сцене.
„остаточно того, что мы  не  вымышлЯем  ничего  такого,  что  само  по  себе
совершенно неправдоподобно, но изображаем  то,  что,  будучи  вымышлено  уже
давно, хорошо знакомо зрителю и не может его неприЯтно поразить на сцене.
     ‚се "Њетаморфозы" ЋвидиЯ Явно вымышлены; в  них  можно  черпать  сюжеты
трагедий, но нельзЯ измышлЯть по их образцу, разве  что  эпизоды  такого  же
качества: основание этому находим в том, что хотЯ мы и не должны  изобретать
ничего неправдоподобного, а мифологические сюжеты вроде историй Ђндромеды  и
”аэтона как раз таковы, однако  придумывать  эпизоды  -  значит  не  столько
вымышлЯть, сколько добавлЯть к  тому,  что  уже  вымышлено;  и  эти  эпизоды
обретают некоторое правдоподобие в  свЯзи  с  основным  действием,  позволЯЯ
сказать, что коль скоро это могло случитьсЯ,  стало  быть,  могло  случитьсЯ
именно так, как описал поэт.
     ’акие эпизоды, однако, не  годЯтсЯ  в  трагедиЯх  на  исторический  или
полностью вымышленный сюжет, ибо им не хватало бы свЯзи с основным действием
и они были бы менее правдоподобны, чем оно. ЏоЯвление  ‚енеры  и  ќола  было
благосклонно принЯто в Ђндромеде, но если бы Я заставил ћпитера спуститьсЯ с
небес, чтобы примирить  Ќикомеда  с  отцом,  или  ЊеркуриЯ,  чтобы  раскрыть
Ђвгусту заговор –инны, Я вызвал бы возмущение  всей  публики  и  эти  чудеса
уничтожили бы все то доверие, которое им внушили остальные событиЯ. ђазвЯзки
при посредстве богов, поЯвлЯющихсЯ на машине, весьма часты  у  греков  в  их
трагедиЯх,  которые  кажутсЯ  историческими  и   за   этим   исключением   -
правдоподобными: поэтому Ђристотель не осуждает полностью такие развЯзки, но
лишь предпочитает им те, что вытекают из сюжета.  Ќе  знаю,  что  думали  по
поводу чудесных развЯзок афинЯне, их судьи, но два  только  что  приведенных
мной  примера  достаточно  определенно  доказывают,  что  нам  следовало  бы
остерегатьсЯ подражать  им  в  этой  вольности.  Њне  скажут,  что  подобные
чудесные ЯвлениЯ не могут нам понравитьсЯ,  ибо  нам  заведомо  известна  их
искусственность, а также потому, что они противны нашей религии,  тогда  как
греки воспринимали их по-другому. џ согласен, что следует сообразовыватьсЯ с
нравами зрителей, а в еще большей степени с их верованиЯми; но  согласитесь,
что мы не меньше верим в ЯвлениЯ ангелов и свЯтых, нежели древние  верили  в
ЯвлениЯ их Ђполлона и ЊеркуриЯ: и тем не менее, что сказали бы зрители, если
бы с целью разрешить соперничество €раклиЯ и Њарциана после  смерти  ”оки  Я
воспользовалсЯ бы ангелом?  „ействующие  лица  этой  драматической  поэмы  -
христиане, и поЯвление  в  ней  ангела  было  бы  столь  же  оправдано,  как
поЯвление Языческих богов в трагедиЯх древних греков, однако  оно  неминуемо
сделало  бы  ее  смешной,  и  достаточно  крупицы  здравого  смысла,   чтобы
согласитьсЯ с этим.[...}
     ‘ледующий вопрос - позволительно ли изменЯть что-либо в сюжетах, взЯтых
из  истории  или  преданиЯ,  -   кажетсЯ   решенным   Ђристотелем,   который
высказываетсЯ в достаточно определенных выражениЯх, что _"не  следует  ни  в
чем изменЯть полученные сюжеты, и Љлитемнестра  должна  быть  убита  не  кем
иным, как Ћрестом, а ќрифила не кем иным, как  Ђлкмеоном"_.  ќто  положение,
однако, можно несколько видоизменить и смЯгчить. Ќе подлежит  сомнению,  что
обстоЯтельства  того  или  иного  событиЯ  или,  если  угодно,  способы  его
изображениЯ находЯтсЯ  в  нашей  власти.  €сториЯ  часто  не  описывает  эти
обстоЯтельства или сообщает о них  так  мало,  что  возникает  необходимость
дополнить ее, чтобы насытить драматическую  поэму,  и,  видимо,  можно  даже
предположить, что памЯть зрителей, когда-то читавших обо всех этих событиЯх,
не сохранила их так крепко, чтобы они заметили все допущенные нами изменениЯ
и обвинили нас в обмане, что они не преминули бы сделать, если  бы  увидели,
что мы изменили основное событие. ’акаЯ подмена  послужила  бы  причиной  их
полного недовериЯ ко всем остальным событиЯм, тогда как  зрители,  напротив,
легко верЯт в  последние,  когда  видЯт,  что  они  ведут  к  той  подлинной
развЯзке, котораЯ им известна и когда-то со страниц книги произвела  на  них
более сильное впечатление. [...]
     [...] €так, основное  событие  необходимо  сохранЯть,  как  это  делали
‘офокл и …врипид, однако, вместе с тем, следует рассмотреть,  не  отличаетсЯ
ли оно чрезмерной жестокостью и нет ли помех длЯ его  показа  на  сцене,  то
есть не может ли оно хоть в чем-то поколебать доверие зрителей, которое  они
питают к истории и желают питать к преданию, ставЯ себЯ на  место  тех,  кои
когда-то принимали его за  правду.  …сли  подобное  затруднение  существует,
лучше скрыть такое событие от взора зрителей и сообщить  о  нем  в  рассказе
какого-нибудь персонажа, ибо рассказ поражает меньше, чем зрелище,  и  легче
принимаетсЯ нами за правду. [...]
     ‘кажу больше, а именно: дабы  ослабить  или  истребить  страх  зрителей
перед  каким-либо  историческим  событием,   предпочтительнее,   чтобы   оно
произошло в трагедии без участиЯ главного действующего лица, ибо  мы  должны
всегда поддерживать расположение к  нему  публики.  [...]  џ  позволил  себе
многое в _Ќикомеде_: в действительности Џрусий, отец Ќикомеда,  хотел  убить
его, когда тот находилсЯ во главе войска; узнав  об  этом  от  самих  убийц,
Ќикомед  вторгсЯ  в  царство,  ЏрусиЯ,  захватил  его  владениЯ  и   вынудил
злополучного отца спрЯтатьсЯ в пещере, где сам приказал его убить. џ  же  не
дал событиЯм зайти так далеко и после того, как изобразил  Ќикомед  в  столь
добродетельным, что он  не  мог  стать  отцеубийцей,  Я  почел  себЯ  вправе
ограничитьсЯ тем, что представил героЯм вольным распорЯжатьсЯ жизнЯми  своих
преследователей, не вынуждаЯ его на большее. [...]
     ...’от же Ђристотель  дозволЯет  нам  поступать  таким  образом,  когда
говорит, что _"поэт не обЯзан представлЯть событиЯм так, как они  произошли,
но  так,  как  они  могли  произойти  согласно   законам   правдоподобиЯ   и
необходимости"_. Ћн часто; повторЯет  последние  слова,  но  никогда  их  не
объЯснЯетсЯ постараюсь восполнить этот пробел, насколько смогу,  и  надеюсь,
менЯ простЯт, если Я впаду в заблуждение.
     Џрежде всего, хочу сказать, что его  дозволение  украшать  исторические
событиЯ правдоподобным вымыслом,  вовсе  не  означает  запрет  отступать  от
правдоподобиЯ в  случае  необходимости.  Ћн  дарует  нам  привилегию,  а  не
возлагает на нас оковы: это  следует  из  самих  его  слов.  …сли  мы  можем
излагать событиЯ согласно законам  правдоподобиЯ  или  необходимости,  стало
быть, мы можем  отступить  от  правдоподобиЯ  ради  необходимости  и  вообще
выбирать из двух то, что нам представлЯетсЯ наиболее уместным. [...]
     —тобы разъЯснить, почему в одних случаЯх  правдоподобие  предпочитаетсЯ
необходимости, а в других необходимость правдоподобию,  следует  рассмотреть
событиЯ, составлЯющие  трагедию,  во-первых,  с  точки  зрениЯ  их  самих  и
нераздельных с  ними  обстоЯтельств,  свЯзанных  с  местом  и  временем,  и,
во-вторых, с точки зрениЯ свЯзи этих событий между собой, каковаЯ заставлЯет
их  вытекать  одно  из  другого.  ‚  первом  случае   следует   предпочитать
правдоподобие необходимости, во втором - необходимость правдоподобию.
     Ќадобно изображать событиЯ происходЯщими там, где им легче  и  уместнее
произойти, в течение должного длЯ этого времени, не слишком уплотнЯЯ,  ежели
необходимость не понуждает нас представить их происходЯщими в одном месте  и
в течение одного днЯ. ‚ другом рассуждении Я уже показывал, что часто  ради,
сохранениЯ единства места мы заставлЯем персонажей высказыватьсЯ на площади,
тогда как правдоподобнее было бы им беседовать в помещении, и Я уверен, что,
если бы  все  изображенное  мною  в  _‘иде,  Џолиевкте,  Џомпее_  и  _‹жеце_
рассказать в романе, времЯ его  действиЯ  не  ограничилось  бы  одним  днем.
Ќеобходимость подчинЯтьсЯ правилам единства места и времени освобождает  нас
в таком  случае  от  правдоподобиЯ,  хотЯ  и  не  позволЯет  нам  изображать
невозможное; но мы  не  всегда  сталкиваемсЯ  с  такой  неизбежностью,  и  в
_‘убретке, –инне, ”еодоре_ и  _Ќикомеде_  вовсе  не  возникла  необходимость
отступить, как в названных выше трагедиЯх, от правдоподобиЯ при  изображении
длительности их действиЯ.
     Њысленное  превращение  трагедии  в  роман  -   это   пробный   камень,
позволЯющий отличить необходимые событиЯ  от  правдоподобных.  ‚  театре  мы
стеснены пространством, временем и неудобствами постановки,  препЯтствующими
нам представить на сцене сразу множество персонажей из  опасениЯ,  что  одни
окажутсЯ бездействующими или будут мешать действиЯм других. ђоман лишен всех
этих стеснений: он предоставлЯет описываемым событиЯм все необходимое длЯ их
развитиЯ времЯ: помещает персонажей, беседующих, действующих или  мечтающих,
в комнату, в рощу или на площадь в зависимости  от  того,  где  их  уместнее
изобразить; ему есть куда их направить: в его распорЯжении  -  весь  дворец,
весь город, все  королевство,  всЯ  землЯ;  а  если  что-либо  происходит  и
рассказываетсЯ в нем в присутствии тридцати персонажей, он может по  порЯдку
описать  различные  чувства  каждого.  Џоэтому   в   романе   нисколько   не
позволительна отходить от правдоподобиЯ,  ибо  длЯ  этого  у  романиста  нет
никаких законных причин или оправданий. Џоскольку театр не представлЯет  нам
столько же свободы длЯ правдоподобного изложениЯ событий, ибо на  сцене  обо
всем сообщаетсЯ при посредстве персонажей,  предстающих  перед  зрителем  на
короткий срок, постольку театр легче освобождает нас от правдоподобиЯ. Њожно
было бы утверждать, что он нас не столько освобождает, сколько позволЯет нам
правдоподобие в более широком смысле, но поскольку Ђристотель дает нам право
излагать событиЯ согласно законам необходимости, Я предпочитаю сказать,  что
все, происходЯщее в трагедии иначе, чем оно происходило бы в романе, лишено,
если  разобратьсЯ,  всЯкого  правдоподобиЯ  и   должно   быть   отнесено   к
необходимому.
     Ќесколько примеров этого можно найти в ѓорации: единство места здесь  в
точности соблюдено, все происходит в одном покое.  Ќо  если  превратить  эту
трагедию в роман, соблюдаЯ особенности всех сцен, включенных мною  в  пьесу,
разве все в нем происходило бы  в  это