ас, как Я слышал,  удалилсЯ совсем. Џозже  Я узнал,  что в этот  час
прислуживал  он другим семерым  заключенным, чьи  темницы  находились здесь,
наверху, на  удалении одна от другой, дабы помешать узникам сообщатьсЯ между
собою.
     Љ  полудню  ЯвилсЯ  тюремщик,  а  с  ним  пЯтеро  стражей,  назначенных
прислуживать  государственным преступникам. ’емницу  мою  открыли  и  внесли
мебель,  что Я велел,  и  обед.  Љровать  водрузили в  альков,  обед  --  на
маленький  столик. Џрибор мой весь состоЯл  из  одной  костЯной ложки, какую
тюремщик  купил на  мои деньги: вилки, ножи,  равно как и  все металлические
предметы, были тут запрещены.
     -- €звольте сказать, -- произнес он, -- что  вам угодно на обед завтра:
Я могу приходить сюда только однажды в день, на заре. Џочтеннейший секретарь
велел передать вам, что книги, какие вы просили, запрещены, и он пришлет вам
те, что подобает.
     -- Џоблагодарите его за  то, что он сделал мне милость  и поместил менЯ
одного.
     -- џ передам ваше поручение, но насмешничать вам негоже.
     -- џ вовсе не смеюсь: полагаю, лучше быть одному, нежели в обществе тех
злодеев, какие, должно быть, здесь сидЯт.
     -- —то вы, сударь! ‡лодеев? Њне было бы очень  жаль,  если б  случилось
по-вашему. ‡десь  находЯтсЯ одни только порЯдочные люди, которых, однако, по
известным  только  €х   Џревосходительствам   причинам  следует  удалить  от
общества. ‚ас поместили  одного, чтобы  пуще наказать, и вы  хотите, чтобы Я
передавал ваши благодарности?
     -- џ этого не знал.
     —то невежда этот был  прав, понЯл Я со всей очевидностью несколько дней
спустЯ. Њне стало Ясно, что человек, которого заперли в одиночестве и лишили
возможности себЯ занЯть  каким бы  то  ни было  делом,  который сидит один в
полутемном помещении и не видит, не может видеть чаще, чем раз в день, того,
кто приносит  ему поесть, и даже не может ходить, выпрЯмившись во весь рост,
-- человек этот несчастнейший из смертных.  Ћн жаждет попасть и в ад, коли в
него верит, -- лишь бы оказатьсЯ в обществе других людей. ‘о  временем дошел
Я  до  того, что  с  радостью бы  встретил  убийцу,  сумасшедшего,  вонючего
больного,  хоть  медведЯ.  Ћт  одиночества  в  ‘винцовой  тюрьме  впадают  в
отчаЯние;  но знают это  только  те, кто  его  испытал. …сли узник причастен
изЯщной  словесности, дайте ему  письменный прибор и бумаги: горе его станет
на девЯть десЯтых меньше.
     Љогда тюремщик удалилсЯ, Я,  поставив  стол ближе к отверстию в  двери,
чтобы на него падало хоть немного света, уселсЯ  и решил пообедать в скудных
лучах, льющихсЯ из слухового окна; но смог проглотить только немного супу. џ
был болен, и неудивительно: ведь уже сорок пЯть часов Я  ничего не ел.  ‚есь
день провел Я в  кресле, не испытываЯ больше Ярости и в ожидании завтрашнего
днЯ настраиваЯ  дух свой на чтение милостиво мне  обещанных  книг.  Ќочью не
смог Я уснуть;  на чердаке неприЯтно шуршали крысы, а часы  собора ‘в. Њарка
били  всЯкий час  так,  что, казалось, висели прЯмо  в  моей  камере. €  еще
невыносимо страдал Я и  мучилсЯ от  одного обстоЯтельства, о котором врЯд ли
многие из читателей моих имеют понЯтие: миллионы  блох, жадных до крови моей
и  кожи,  прокусывали  ее  с неведомым мне  прежде  ожесточением и  радостно
впивались в мое тело; проклЯтые насекомые доводили менЯ  до судорог, вызываЯ
непроизвольные сокращениЯ мышц и отравлЯЯ мне кровь.
     Ќа  рассвете ЯвилсЯ ‹оренцо (так звали  тюремщика), распорЯдилсЯ, чтобы
убрали мою постель, подмели и убрали камеру, а один из сбиров его принес мне
воды умытьсЯ. џ хотел  было выйти  на  чердак,  но  ‹оренцо сказал, что  это
запрещено. Ћн дал мне две толстых  книги; Я не стал их  открывать, опасаЯсь,
что  не  смогу сдержать первый  порыв  возмущениЯ, какое  могли они  у  менЯ
вызвать, и шпион  его заметит. Ћставив мне пропитание и разрезав два лимона,
‹оренцо удалилсЯ.
     џ  проглотил  быстро  суп,  пока  он не  остыл,  поместил одну  из книг
напротив  света,  льющегосЯ из  слухового  окна через отверстие в  двери,  и
увидел,  что без  труда  смогу  читать. ѓлЯжу  на  заглавие  и  читаю:  <i>ѓрад
Њистический ‘естры Њарии де •есус по прозванию  из  Ђгреды</i>. €мЯ это Я слышал
впервые. „ругую написал какой-то  иезуит, его имЯ Я забыл *. Ћн устанавливал
новый предмет длЯ поклонениЯ, особого и  непосредственного -- сердце ѓоспода
Ќашего  €исуса  •риста. ‘огласно  этому  сочинителю,  из  всех  частей  тела
божественного  нашего  посредника  между  небом  и  людьми  особо  следовало
почитать именно эту: нелепаЯ  идеЯ безумца  и  невежды; с первой же страницы
чтение  это  привело менЯ в Ярость, ибо  мне  представлЯлось, что сердце  --
внутренность не более почтеннаЯ, нежели,  например, легкое. Њистический град
дольше задержал мое внимание.
     џ  прочел все,  что  породило  необузданное и  воспаленное  воображение
испанской  девственницы  --  меланхолической,  до  крайности  благочестивой,
запертой в  монастыре  и имевшей в  духовных  наставниках невежд и льстецов.
‚сЯкое химерическое и чудовищное ее видение украшено было именем откровениЯ;
она была  возлюбленной ЏресвЯтой  „евы и близкой ее подругой  и  получила от
самого  ѓЋ‘ЏЋ„Ђ  повеление  создать жизнеописание  божественной  его матери;
сведениЯ  и  наставлениЯ, что  были ей необходимы и какие нигде нельзЯ  было
прочесть, доставлЯл ей ‘вЯтой „ух.
     €так,  свой  рассказ  о Ѓожьей  Њатери  начинала  она не с  момента  ее
рождениЯ, но с пречистого и непорочного ее зачатиЯ во чреве свЯтой Ђнны. ќта
‘естра ЊариЯ из Ђгреды  была  настоЯтельница монастырЯ  ордена  Љордельеров,
который сама  и основала  в своем  городе.  Џоведав во  всех подробностЯх  о
деЯниЯх  великой героини  своей  за  девЯть месЯцев, что  предшествовали  ее
рождению, она объЯвила, что в трехлетнем возрасте та подметала  жилище свое,
споспешествуемаЯ  тремЯ   сотнЯми  ангелов-слуг,  которых  приставил  к  ней
ѓосподь; водительствовал ими их  ангельский  кнЯзь Њихаил, каковой  летал от
нее к  Ѓогу  и  от  Ѓога  к ней  и  исполнЯл  их  поручениЯ  друг  к  другу.
‡дравомыслЯщего  читателЯ  поражает  в   книге  этой   уверенность   автора,
фанатичного до крайности, в том,  что здесь нет ни грани вымысла; вымыслу не
под   силу  создать  такое;   все  писано  с   полной  верой.  ќто   видениЯ
разгорЯченного мозга, упоенного  ЃЋѓЋЊ и без тени гордыни верующего, что все
откровениЯ  его  продиктованы  не кем иным, как  ‘вЯтым  „ухом.  Љнига  была
напечатана  с позволениЯ  €нквизиции. џ не  мог прийти  в себЯ от изумлениЯ.
’ворение  сие  не  только  что  не  усилило  или не  пробудило в  душе  моей
ревностного усердиЯ в вере, но,  напротив, повергло менЯ в искушение почесть
пустою выдумкой всю мистику, да и церковное учение тоже.
     Љнига  эта была  такой природы, что  после  нее  нельзЯ  было избегнуть
последствий. —итателю, чей разум более  восприимчив и  привержен  чудесному,
нежели у менЯ,  грозит опасность, читаЯ ее сделатьсЯ таким  же  визионером и
графоманом, как сиЯ  девственница. ‚ необходимости хоть  чем-нибудь занЯтьсЯ
провел  Я неделю в  чтении этого  шедевра,  рожденного  умом возбужденным  и
склонным к  небылицам;  Я  ничего  не  говорил своему  дураку-тюремщику,  но
выносить этого  больше не мог. …два уснув, Я немедлЯ обнаруживал, какую чуму
поселила в рассудке  моем, ослабевшем от меланхолии и скверной  пищи, сестра
из Ђгреды. Љогда,  проснувшись, припоминал Я свои невероЯтные сновидениЯ, то
хохотал до  упаду; мне  приходило желание записать их,  и, будь у  менЯ  все
необходимое,  Я, быть  может,  сотворил бы на  своем  чердаке сочинение  еще
полоумней  того,  какое  послал  мне  г-н   Љавалли.  ‘  тех  пор  Я  понЯл:
заблуждаютсЯ те,  кто полагает, будто рассудок  человеческий довольно силен;
сила  его  относительна,  и  когда  бы  человек получше себЯ изучил,  он  бы
обнаружил  в себе  одну  только слабость.  џ понЯл:  хотЯ и  редко случаетсЯ
человеку сойти с ума, однако ж  это и вправду очень легко. ђазум наш подобен
пороху  -- воспламенить его не составлЯет  труда,  но вспыхивает он, тем  не
менее, лишь  когда к нему поднесут огнЯ; или стакану -- он разбиваетсЯ тогда
лишь, когда его  разобьют.  Љнига  этой испанки  -- верное  средство  свести
человека с ума; но чтобы  Яд  ее  оказал  свое  действие,  человека  надобно
заключить  в  Џьомби,  в  одиночную  камеру,  и  лишить  его  всЯкого  иного
времЯпрепровождениЯ.
     ‚ ноЯбре 1767 года  случилось мне ехать из Џамплоны в  Њадрид,  и кучер
мой  Ђндреа  Љапелло  остановилсЯ  пообедать  в  каком-то  городке   древней
Љастилии; город был  столь печален и уродлив, что мне пришло желание узнать,
как он  называетсЯ. Ћ, как же Я хохотал, когда  мне сказали, что это и  есть
Ђгреда! ‡начит,  сказал Я  себе,  именно тут из головы той  полоумной свЯтой
родилсЯ шедевр, какового, не имей Я  дела с г-ном  Љавалли, мне бы никогда и
не прочесть! џ стал расспрашивать об этой блаженной подруге матери создателЯ
своего  какого-то  старого свЯщенника,  и он, немедлЯ преисполнившись ко мне
величайшего  почтениЯ,  показал то  самое место,  где она  писала, и уверЯл,
будто и отец, и  мать,  и  сестра сей божественной жизнеописательницы -- все
были свЯтые. Ћн сказал, что  €спаниЯ хлопотала перед ђимом о канонизации ее,
нарЯду с преподобным Џалафоксом. ’ак оно и было. Ѓыть может, сей мистический
град  вдохновил  падре  Њалагриду  на  его жизнеописание свЯтой  Ђнны, также
продиктованное  „ухом  ‘вЯтым;  однако  бедный   иезуит  претерпел  за   это
мученичество,  а  значит,   когда  Ћрден  его  возродитсЯ  и  обретет  былое
великолепие, его с б льшим основанием причислЯт к лику свЯтых.
     Ќе прошло и девЯти-десЯти дней,  как  деньги у  менЯ кончились. ‹оренцо
спросил, куда ему за ними сходить, и Я  отвечал кратко: <i>некуда</i>. Њолчание мое
злило  этого жадного и болтливого невежду. Ќазавтра он сказал,  что ’рибунал
положил мне пЯтьдесЯт сольдо в день, а он сам будет  моим  казначеем, станет
отчитыватьсЯ передо мною всЯкий месЯц и  расходовать деньги  так,  как Я ему
укажу. џ  велел  приносить  мне  дважды в неделю "‹ейденскую газету",  но он
отвечал,  что  это запрещено.  ‘емидесЯти  пЯти  лир в месЯц хватало  мне  с
избытком,  ибо есть Я больше не мог. ‘трашнаЯ жара и истощение от недостатка
пищи вконец  лишили менЯ сил. ’о было в самый разгар лета, чума  его забери;
лучи  солнца  раскалЯли  свинец, которым покрыта  была крыша моей тюрьмы,  с
такой силой, что  Я чувствовал себЯ  как в бане: сидел нагишом в креслах,  а
пот, выступавший на коже моей, стекал справа и слева на пол.
     ‚  две недели, что провел Я в  тюрьме, мне ни разу не случилось сходить
на  низ;  когда  же наконец  сходил,  то  думал,  что  умру  от боли; Я и не
подозревал,  что такаЯ  бывает.  Џроисходила  она от  геморроЯ. €менно здесь
нажил Я эту лютую болезнь, и так от нее и не излечилсЯ; времЯ от времени сей
подарок  на памЯть заставлЯет менЯ вспомнить  о том,  откуда он взЯлсЯ,  и Я
нисколько  им  не дорожу. ”изика не  знает  лекарств против многих болезней,
зато уж доставлЯет нам верные средства этими болезнЯми обзавестись. ‚прочем,
геморрой мой принес мне почет в  ђоссии, где Я оказалсЯ десЯть  лет  спустЯ:
там  так  носЯтсЯ  с  этой  болезнью, что  Я  не  осмеливалсЯ  даже  на  нее
жаловатьсЯ. ЏодобнаЯ же вещь случилась со мною  в  Љонстантинополе -- у менЯ
был  насморк, и в  присутствии какого-то турка Я пожаловалсЯ  на нездоровье;
турок  промолчал,  но  про  себЯ подумал,  что  такой  пес, как Я,  насморка
недостоин.
     ‚  тот же день  приступы озноба  не оставили сомнений в том, что у менЯ
лихорадка.  џ не стал  вставать и назавтра  ничего ‹оренцо не сказал;  но на
следующий день,  обнаружив снова  нетронутый  обед,  он спросил, как Я  себЯ
чувствую.
     -- Џревосходно.
     -- Ќеправда,  сударь, ведь  вы ничего  не  кушаете.  ‚ы  больны,  и  вы
увидите,  сколь  великодушен  ’рибунал  --  вам бесплатно  доставЯт  лекарЯ,
лекарства, лечение и хирурга.
     ’ремЯ  часами  позже ЯвилсЯ  он в одиночестве, держа  в  руках свечу, и
привел какую-то важную особу; внушительное выражение  выдавало в ней лекарЯ.
“  менЯ был  приступ лихорадки,  от которой уже третий день кровь моЯ пылала
огнем.  ‹екарь  стал  расспрашивать менЯ, и Я  отвечал, что с исповедником и
врачом привык беседовать наедине. Ћн велел ‹оренцо выйти, тот не пожелал,  и
доктор удалилсЯ со словами, что Я в смертельной опасности. €менно  этого Я и
желал.  …ще  Я находил в поступке своем  некоторое удовлетворение -- ведь он
мог   Явить   безжалостным  тиранам,   державшим   менЯ  в  тюрьме   всю  их
бесчеловечность.
     Џрошло четыре часа, и послышалсЯ  лЯзг  засовов. „ержа  факел  в руках,
вошел лекарь, а ‹оренцо осталсЯ  за  дверью. ‘лабость моЯ была столь велика,
что  Я  воистину отдыхал. Љогда человек по-настоЯщему  болен, его  не мучает
скука.  џ  был безмерно  рад,  что негодЯй, которого  после  объЯснений  его
относительно железного ошейника Я не выносил, осталсЯ снаружи.
     Ќе прошло и четверти часа, как лекарь уже все обо мне знал:
     -- …сли вы хотите выздороветь, надобно одолеть тоску, -- сказал он.
     -- Ќапишите  мне  рецепт,  как  это сделать,  и отнесите  единственному
аптекарю,  что сумеет изготовить  лекарство. Љоли г-н  Љавалли подарил  менЯ
"‘ердцем •ристовым" да "Њистическим ѓрадом", он скверный физик.
     --  ‚полне  может  статьсЯ,  что два  этих снадобьЯ и произвели  у  вас
лихорадку и геморрой; Я вас не оставлю.
     Ћн  собственными  руками  сделал  мне весьма  замысловатого лимонаду и,
велев  пить  его  почаще,  удалилсЯ.  Ќочью  Я  спал, и  снились  мне всЯкие
мистические несуразицы.
     Ќазавтра, двумЯ  часами поздней  обычного, ЯвилсЯ  он ко  мне  вместе с
‹оренцо  и  хирургом,  каковой пустил  мне кровь. Ћн оставил  мне лекарство,
велев принЯть его вечером, и бутыль бульону.
     --  џ получил разрешение перенести вас на  чердак, -- сказал он. -- ’ам
не так жарко и не такаЯ духота, как здесь.
     -- Њне придетсЯ отказатьсЯ от этой милости: вы не знаете, сколько здесь
крыс. Ћни непременно окажутсЯ у менЯ в постели, а Я их не выношу.
     -- Љак жаль!  џ сказал г-ну Љавалли,  что он едва  не уморил вас своими
книгами, и он просил вернуть их, а взамен посылает вам ЃоэциЯ. ‚от он.
     -- ‘очинитель этот лучше ‘енеки, благодарю вас.
     --  ЋставлЯю  вам  клистирную  трубку и Ячменной  воды; поразвлекайтесь
клистирами.
     —етыре  раза  он навещал менЯ и поставил  на ноги; аппетит  вернулсЯ ко
мне,  и  к началу сентЯбрЯ Я был здоров.  €з всех  моих  подлинных  горестей
осталась лишь страшнаЯ жара, блохи и скука -- ибо не мог же Я  читать ЃоэциЯ
в  то  времЯ.  ‹оренцо сказал,  что мне  дозволено в то времЯ, пока  убирают
постель  и  подметаю   в  камере  --  единственный  способ  уменьшить  число
пожирающих менЯ блох, --  выходить из камеры и умыватьсЯ на чердаке. ’о была
настоЯщаЯ милость. ‚  эти восемь  --  десЯть минут  шагал  Я стремительно по
чердаку, и  крысы в  ужасе  прЯтались по норам.  ‚  тот  самый  день,  когда
позволено мне  было облегчить  таким  образом свою  участь,  ‹оренцо дал мне
отчет в деньгах. “ него  оставалось  двадцать пЯть или тридцать лир, которые
мне запрещалось положить в свой кошелек.  џ отдал деньги ему, велев заказать
по  себе  мессы.  Ѓлагодарил  он менЯ  таким  слогом,  словно он и есть  тот
свЯщенник, какой станет эти мессы читать. ’ак же поступал Я каждый месЯц, но
ни разу не  видел ни одной расписку от свЯщенника; нисколько  не сомневаюсь,
что самаЯ  малаЯ  из несправедливостей, какую мог совершить ‹оренцо, --  это
присвоить мои деньги, а мессы читать самому, в кабаке.
     ’ак Я  и жил, всЯкий день надеЯсь,  что менЯ отошлют домой; всЯкий  раз
ложилсЯ Я спать почти уверенный, что назавтра за мною придут и скажут, что Я
свободен; но надежды мои не сбывались, и тогда Я  рассуждал, что мне, должно
быть, положен срок,  и приходил к выводу, что отпустЯт  менЯ не поздней 1-го
октЯбрЯ,  когда  взойдут  на  царство  новые  €нквизиторы.  €ными словами, Я
полагал,  что  заточение  мое продлитсЯ столько же, сколько  власть нынешних
€нквизиторов: оттого-то  и не видел Я ни разу секретарЯ, каковой, когда б не
было все решено, ЯвилсЯ бы взглЯнуть на менЯ, убедить в том, что  Я совершил
преступление,  и  огласить  приговор.  ђассуждение  это  представлЯлось  мне
безупречным, поскольку  было естественным;  но в Џьомби,  где  все  противно
естеству,  то  был  скверный довод.  џ воображал, будто €нквизиторы признали
невиновность  мою  и  собственную несправедливость, а  потому, должно  быть,
держат менЯ здесь только  длЯ  формы и чтобы не пострадало их доброе имЯ; но
когда  правление их закончитсЯ,  они непременно  должны  выпустить  менЯ  на
свободу.  џ  чувствовал даже, что могу  простить им, забыть  нанесенную  мне
обиду. Љак могут они, говорил Я себе, оставить менЯ здесь, на суд преемников
своих, коли не смогут сообщить им ничего  удовлетворительного, чтобы вынести
мне  приговор? Њне  представлЯлось невозможным,  чтобы они  осудили  менЯ  и
вынесли  приговор, не сообщив мне о нем и не сказав причины моего заточениЯ.
Њне казалось, что  права мои бесспорны, и рассуждал Я соответственно; но все
мои рассуждениЯ не стоили ровно ничего против установлений ’рибунала, ибо он
непохож  был  ни на  один  из законных трибуналов, что существуют  при  всех
правительствах мира. Љогда наш ’рибунал затевает процесс против преступника,
он заранее уверен,  что  тот преступник: длЯ  чего ж тогда и разговаривать с
ним?  Љогда же ’рибунал уже вынес приговор,  то длЯ  чего он станет сообщать
преступнику  дурные  новости?  ‘огласиЯ  от  приговоренного   не  требуетсЯ;
говорЯт, лучше сохранить ему надежду  -- ведь от того,  что  он  все узнает,
пребывание его в  тюрьме  не сократитсЯ ни на час; мудрый человек  никому не
дает отчета в своих  делах, а все дела венецианского ’рибунала -- это чинить
суд и расправу; виновный -- это всего лишь механизм, которому  длЯ участиЯ в
деле нет никакой нужды в него вмешиватьсЯ; это гвоздь, которому, чтобы войти
в доску, нет нужды ни в чем, кроме ударов молотка.
     —астично мне были  известны эти привычки колосса, под  пЯтою которого Я
оказалсЯ; но  есть на свете вещи, о которых никогда  нельзЯ судить наверное,
если не испытал их сам. …сли кому-то из читателей моих правила эти покажутсЯ
несправедливыми,   Я  ему  прощаю:   по  внешности  они   именно   такими  и
представлЯютсЯ;  но  да  будет  ему  известно,  что  порЯдки  эти,  единожды
установленные людьми,  превращаютсЯ в  необходимость, ибо подобного свойства
’рибунал без  них  существовать не может. Џоддерживают  их в силе  сенаторы,
каковых выбирают из самых именитых и славных в добродетели.
     [...]  *  ‚ последнюю  сентЯбрьскую ночь  Я  не  сомкнул глаз;  мне  не
терпелось дождатьсЯ нового  днЯ, Я  нисколько не сомневалсЯ, что  окажусь на
свободе.  –арство безжалостных людей, посадивших менЯ в тюрьму,  окончилось.
Ќо вот настало утро. ‹оренцо принес мне еду и не поведал ничего нового. ЏЯть
или шесть дней не мог Я оправитьсЯ от Ярости и отчаЯниЯ. Њне представлЯлось,
что  по каким-то неведомым мне причинам  менЯ, может статьсЯ, решили держать
здесь  до конца дней.  Ќо Я  посмеЯлсЯ над ужасной это мыслью: Я знал, что в
моей  воле выйти  отсюда  очень  скоро,  стоит лишь решитьсЯ, рискуЯ жизнью,
добыть себе свободу. ‹ибо Я буду убит, либо доведу дело до конца.
     <i>Deliberata morte ferocior</i> **, к  началу ноЯбрЯ  сложилсЯ у менЯ замысел
силой покинуть  камеру,  в  которой насильно  же  менЯ и держали; мысль  эта
овладела  мною  без остатка. џ  стал  искать, придумывать,  изучать  со всех
сторон  сотни способов добитьсЯ успеха  в предприЯтии, каковое, должно быть,
уже многие пытались осуществить прежде -- но никто не сумел.
     ‚ те же дни благодарЯ одному  необычайному  происшествию понЯл Я, сколь
плачевно состоЯние моей души.
     ‘тоЯл Я на чердаке и глЯдел вверх, на слуховое окно; перед  взором моим
была и толстеннаЯ  балка.  ‹оренцо с парой своих  людей как раз  выходил  из
темницы, как  вдруг Я увидел, что  огромнаЯ балка не то чтобы закачалась, но
повернулась  вправо, и тут же,  двигаЯсь медленными скачками, встала обратно
на место; одновременно ощутил  Я, что  терЯю равновесие, и убедилсЯ, что это
подземный  толчок; удивленные стражники тоже сказали, что это землетрЯсение.
Ћбрадовавшись  такому природному  Явлению, Я промолчал, но когда четыре-пЯть
секунд спустЯ колебаниЯ  повторились, не смог  удержатьсЯ  и произнес  такие
слова: <i>un altra, un altra gran Dio, та pi forte***</i>. ‘тражники, перепугавшись
этого,  как им казалось, отчаЯнного бреда нечестивца и богохульника, в ужасе
бежали.  Џозже,  размышлЯЯ  о  своем поступке, Я понЯл,  что рассчитывал  на
возможность обрести свободу  в том случае, если будет разрушен дворец дожей;
дворец должен был обвалитьсЯ, а Я, целехонький, живой, здоровый и свободный,
выпасть из него прЯмо на красивую мостовую площади  ‘в. Њарка. ’ак начинал Я
сходить с ума. ’олчок же имел происхождением то самое землетрЯсение, которое
как раз тогда разрушило ‹иссабон.
     <i>ѓ‹Ђ‚Ђ XIII</i>
     <i>‚сЯческие  происшествиЯ. ’оварищи по темнице.  џ  готовлю  побег.  ЊенЯ
переводЯт в другую камеру</i>
     —итатель мой не  сможет  понЯть, как  удалось мне  бежать из  подобного
места, если Я не подготовлю его и не опишу, как там все устроено. ’юрьма эта
предназначена  длЯ содержаниЯ государственных  преступников и  располагаетсЯ
прЯмо на  чердаке дворца дожей. Љрыша дворца крыта не шифером и не кирпичом,
но свинцовыми пластинами  в три  квадратных  фута  и толщиной  в одну линию:
отсюда и пошло название тюрьмы -- Џьомби, ‘винцоваЯ. ‚ойти туда можно только
через дворцовые ворота, либо, как  вели менЯ, через здание  тюрем, по мосту,
именуемому Њостом ‚здохов; о нем Я  уже  говорил. ЏоднЯтьсЯ в  Џьомби нельзЯ
иначе, как через залу, в которой заседают  ѓосударственные инквизиторы; ключ
от  нее  находитсЯ  всегда  у  секретарЯ, привратник  Џьомби, как только  он
спозаранку прислужит всем  заключенным, непременно возвращает его секретарю.
Џрислуживают только на рассвете: позже снующие взад-вперед стражники слишком
бросались  бы в глаза множеству  людей, у которых  было дело  до глав ‘овета
„есЯти --  они всЯкий день восседают  в соседней зале, именуемой "буссолою",
тамбуром, а стражникам никак ее не обойти.
     ’юрьмы расположены наверху, по  противоположным сторонам дворца: три, в
том числе  и моЯ, смотрЯт на закат, четыре --  на восход солнца. “ тех,  что
смотрЯт на закат, желоб,  идущий  по краю  крыши, выходит во двор палаццо; у
тех,  что  смотрЯт  на   восход,   он   расположен  перпендикулЯрно  каналу,
называемому <i>rio  di palazzo</i>.  ‘  той стороны камеры весьма светлы,  и  в них
можно распрЯмитьсЯ во весь рост -- и отличие от моей тюрьмы, каковаЯ звалась
<i>il  trave</i>  *.  Џол  темницы  моей  располагалсЯ  точно  над   потолком  залы
€нквизиторов,  где  собираютсЯ  они  обыкновенно по  ночам,  после  дневного
заседаниЯ ‘овета „есЯти, в который все трое входЯт.
     Ћбо всем этом Я  знал и  прекрасно представлЯл,  как все расположено, а
потому, поразмыслив, рассудил,  что единственный путь к спасению, на котором
возможна удача, -- это проделать дыру в полу моей тюрьмы; но длЯ этого нужны
были инструменты, а в  месте, где всЯкое сношение с внешним миром запрещено,
где не  дозволены ни посещениЯ, ни переписка с кем бы то ни было, достать их
-- дело  непростое. “ менЯ не было денег подкупить стражника, рассчитывать Я
мог  только на себЯ самого. „аже если предположить, что тюремщик и двое  его
приспешников будут столь снисходительны, что позволЯт себЯ задушить (шпаги у
менЯ  не было), оставалсЯ еще один стражник,  который, стоЯ у запертой двери
на  галерее,  отпирал  ее  тогда  лишь,  когда  товарищ  его,  желаЯ  выйти,
произносил  пароль.   Ѓежать  была  единственнаЯ  моЯ  мысль;  у  ЃоэциЯ  не
говорилось,  как это сделать, и Я перестал его  читать. ‚  уверенности,  что
способ  бежать найдетсЯ, если  только  хорошенько подумать,  думал Я об этом
днем и  ночью. џ всегда верил: если придет в голову человеку некий замысел и
если станет он  заниматьсЯ только  воплощением его,  то, невзираЯ  на  любые
трудности, непременно добьетсЯ  своего; человек этот станет великим визирем,
станет папой римским, он свергнет королевскую  власть, если приметсЯ за дело
вовремЯ --  ибо  человеку  уже ничего не добитьсЯ, коли достиг  он возраста,
презренного  длЯ ”ортуны: без ее помощи  надеЯтьсЯ  ему  не  на что. Ќадобно
только рассчитывать на нее, пренебрегаЯ в то же времЯ ее превратностЯми;  но
сделать столь искусный расчет и есть самое трудное.
     ‚ середине ноЯбрЯ ‹оренцо объЯвил, что в руках мессера  гранде оказалсЯ
некий преступник, какового секретарь Ѓузинелло,  новый <i>circospetto</i>, приказал
поместить в самую скверную камеру, а стало быть, его посадЯт вместе со мною;
когда же  он  возразил секретарю, добавил  ‹оренцо,  что Я почел за милость,
когда поместили менЯ одного, тот отвечал,  что за четыре месЯца, проведенные
здесь, Я, должно  быть, поумнел. Ќовость эта  не огорчила  менЯ, как не было
неприЯтно  и  известие  о  назначении  нового  секретарЯ.  ќтот  г-н  Џьетро
Ѓузинелло был славный человек: Я знавал его в Џариже, он тогда направлЯлсЯ в
‹ондон в качестве Џоверенного в делах ђеспублики.
     —ас  спустЯ  после колокола  ’ретьего часа послышалсЯ скрежет  засовов,
поЯвилсЯ ‹оренцо,  а  вслед  за ним  двое стражников  ввели за  ручные  цепи
плачущего юношу.  ‡акрыв  его в моей  камере, они  удалились, не  сказав  ни
слова. џ сидел  на  постели,  и ему  не было менЯ видно. “дивление его  менЯ
позабавило. Ќа свое счастье, был он роста в пЯть футов, а потому стоЯл прЯмо
и внимательно разглЯдывал мои кресла, думаЯ, должно быть, что поставлены они
длЯ него. ‡аметив на подоконнике решетки ЃоэциЯ, утирает он слезы, открывает
книгу и  с досадой бросает  ее, возмущенный, видно, тем, что написана она на
латыни. Ћн идет в левый угол камеры  и обнаруживает там, к изумлению своему,
всЯкие  пожитки;  приближаетсЯ  к  алькову,  полагаЯ  увидеть  там  постель,
протЯгивает руку, натыкаетсЯ на менЯ и просит прощениЯ; Я прошу его садитьсЯ
-- и вот мы уже знакомы.
     -- Љто вы? -- спрашиваю его.
     -- џ родом из ‚иченцы, зовут менЯ Њаджорин; отец мой -- кучер семейства
Џоджана; пока мне не исполнилось одиннадцати  лет, он посылал менЯ в  школу,
там Я  научилсЯ грамоте,  потом поступил учеником к парикмахеру и в пЯть лет
научилсЯ   хорошо  делать  прически.  џ  поступил  на  службу   к  графу  **
камердинером. —ерез два года вышла из  монастырЯ  единственнаЯ дочь графа, Я
стал причесывать ее и влюбилсЯ, и она в менЯ  тоже.  ЏоклЯвшись друг  другу,
что   непременно  поженимсЯ,  предались  мы   велению  природы,   и  графинЯ
забеременела. …й восемнадцать, как и мне. Ћт одной служанки не укрылось наше
душевное  согласие  и  беременность графини, и она объЯвила, что  совесть  и
великое ее  благочестие принуждают  все  рассказать отцу  девушки; жена  моЯ
сумела заставить ее молчать и обещала, что  на этой неделе  откроет все отцу
через духовника. Ќо к исповеди она не пошла, а предупредила обо всем менЯ, и
мы  решились бежать.  Ћна  запаслась изрЯдной суммой  денег, взЯла несколько
бриллиантов своей покойной  матери,  и в эту  ночь  должны мы  были  ехать в
Њилан; однако  после обеда призвал  менЯ граф и дал какое-то письмо, сказав,
что  мне должно немедлЯ отправитьсЯ  сюда,  в ‚енецию,  и передать его тому,
кому  было оно адресовано, в собственные руки. ѓоворил он с такой добротой и
так покойно,  что Я  никак не мог заподозрить того, что случилось дальше.  џ
пошел за  плащом и по дороге попрощалсЯ с женою, заверив ее, что дело совсем
пустЯчное и завтра Я к ней вернусь. Ћна потерЯла сознание. ‘разу по прибытии
отнес Я  письмо  по назначению,  особа эта велела мне  подождать  ответа, и,
получив его, отправилсЯ  Я в кабачок  перекусить и  собиралсЯ  немедлЯ ехать
назад в ‚иченцу. Ќо когда Я вышел из кабачка, менЯ взЯли под стражу и отвели
в караульню, и  продержали там  до тех пор, покуда не привели сюда. Џолагаю,
сударь, Я могу считать юную графиню своей супругой.
     -- ‚ы ошибаетесь.
     -- Ќо так велела природа!
     --  Џрирода,  если ее  слушатьсЯ, велит человеку совершать глупости, за
которые потом сажают в Џьомби.
     -- ’ак Я в Џьомби?
     -- € вы, и Я.
     ’ут он заплакал горючими слезами. Ћн был прелестный мальчик, искренний,
честный, влюбленный до крайности, и в душе Я прощал  графине и возлагал вину
на неосторожного отца  --  можно было найти женщину, чтобы причесывала дочь.
†алуЯсь  и  обливаЯсь слезами,  говорил  он  об одной  лишь  своей  беднЯжке
графине; мне  было его бесконечно жаль.  Ћн полагал, что кто-нибудь придет и
принесет ему постель и еды, но Я  его разочаровал и оказалсЯ прав. џ дал ему
поесть, но он  не мог проглотить ни куска.  ‚есь  день напролет оплакивал он
свою участь потому только, что не мог доставить утешение возлюбленной и не в
силах был вообразить, что с нею теперь станетсЯ. ‚ моих глазах она была  уже
невинна,  и когда  бы  €нквизиторы проникли  невидимками  ко мне  в камеру и
слышали все,  что поведал  мне бедный мальчик,  они, уверен,  не  только  бы
отпустили его, но, вопреки всем законам и обычаЯм, поженили бы влюбленных, а
быть может, и посадили бы в  тюрьму графа-отца, положившего солому у огнЯ. џ
отдал  ему  свой  тюфЯк:  хотЯ он был  чистоплотен, мне следовало  опасатьсЯ
сновидений  влюбленного  юноши.  Ћн  не  сознавал  ни  того,  сколь  великий
проступок совершил,  ни того, что графу, дабы спасти честь семьи, невозможно
было наказать его иначе чем втайне.
     Ќазавтра  принесли  ему  тюфЯк и обед за пЯтнадцать сольдо, каковые  из
милости назначил ему ’рибунал. џ сказал  тюремщику, что моего обеда достанет
на  обоих,  а  деньги,  определенные  ’рибуналом  этому  мальчику, он  может
употребить, заказав по три мессы  в неделю за его  здравие.  ‹оренцо  охотно
взЯлсЯ  исполнить  поручение, поздравил юношу с тем, что  он оказалсЯ в моем
обществе, и объЯвил,  что мы можем по  получасу в день гулЯть на  чердаке. џ
нашел, что прогулка эта весьма благотворна длЯ моего здоровьЯ -- и длЯ плана
побега, каковой созрел у менЯ  лишь одиннадцать месЯцев спустЯ. ‚ углу этого
крысиного притона обнаружил  Я  два сундука, вокруг  которых разбросано было
множество  старой  рухлЯди, а перед  ними лежала  большаЯ куча тетрадей. Њне
захотелось поразвлечьсЯ чтением, и  Я взЯл из них штук десЯть -- двенадцать.
‚се это были процессы над преступниками;  чтение оказалось весьма  занЯтным,
ибо то, что получил Я  дозволение прочесть,  должно быть,  держалось в  свое
времЯ  в  великой  тайне.  Њне  предстали  невероЯтные  ответы   на  вопросы
касательно  совращениЯ  девственниц,  чересчур  далеко зашедших  любезностей
мужчин, служивших в приютах  длЯ девиц, деЯний  исповедников,  обративших во
зло доверчивость  покаЯнницы, школьных учителей, уличенных в  мужеложстве, и
опекунов,  обманувших  своих подопечных; там были  дела  двух- и трехвековой
давности, их стиль и нравы доставили мне несколько  часов наслаждениЯ. ‘реди
валЯвшегосЯ на земле  хлама увидел Я грелку, котел, кочергу, щипчики, старые
подсвечники,  глинЯный горшок и оловЯнный клистир.  Љакой-нибудь  знаменитый
узник, подумал Я, удостоилсЯ в свое времЯ разрешениЯ пользоватьсЯ всей  этой
утварью. …ще Я увидел что-то вроде засова -- совершенно прЯмой прут толщиной
в мой мизинец и длиной в полтора фута. Ќи  к чему из этого Я не притронулсЯ:
не настало еще времЯ на чем-то остановить выбор.
     Ћдним прекрасным утром, ближе к концу месЯца, товарища моего увели. Љак
сказал ‹оренцо, его приговорили к заключению в тюрьмах, именуемых <i>четверкою</i>.
ЌаходЯтсЯ  эти   темницы  в  здании  тюрем  и  принадлежат   ѓосударственным
инквизиторам. ’амошним  узникам милостиво даровано право звать, когда нужно,
тюремщика; там темно, но есть маслЯные лампы -- камеры целиком из мрамора, и
пожара боЯтьсЯ не  приходитсЯ.  Њного  поздней  Я узнал,  что продержали там
беднЯгу Њаджорина пЯть лет, а после еще на десЯть отправили на  –ериго. “мер
он там  или осталсЯ  жив, не знаю. Ћн был  мне добрым приЯтелем:  это  стало
заметно, когда Я, оставшись один, снова  впал в тоску. Ћднако ж право гулЯть
каждый  день полчаса  по чердаку у менЯ не  отобрали. џ изучил  все, что там
валЯлось. Ћдин из  сундуков полон  был  хорошей  бумаги,  папок, неочиненных
гусиных  перьев и клубков ниток; другой  оказалсЯ заперт. ‚зор мой  упал  на
кусок мрамора -- черного, полированного, толщиною в  дюйм, длиной в шесть  и
шириною в три; Я  взЯл его просто так, на всЯкий случай, и  положил в камере
под рубашки.
     Џрошла неделЯ, как увели Њаджорина, и ‹оренцо объЯвил,  что  у менЯ, по
всему судЯ, будет новый товарищ.  Џо  существу, тюремщик  мой  был  попросту
болтун, и оттого, что  Я никогда не задавал ему  вопросов, начал выходить из
терпениЯ. „олг не велел ему болтать, а  поскольку передо мною  ему  никак не
удавалось  выказать   свою  сдержанность,   то  он  вообразил,  будто  Я  не
расспрашиваю  его  потому  только,  что  думаю,  что  он  ничего  не  знает;
уЯзвленный в своем самолюбии, он решил  доказать мне, что Я ошибаюсь, и стал
молоть Языком без всЯких вопросов.
     …му  кажетсЯ, говорил он, что гости у менЯ будут частенько: в остальных
шести темницах везде было по два человека, и не таких, каких можно отправить
в <i>четверку</i>. Ќаступила длиннаЯ пауза, и он, не дождавшись, пока Я спрошу, что
означает сей почет, объЯснил, что в  <i>четверке</i> держат вперемешку людей самого
разного разбора; всем им, хоть они об этом и не знают, уже вынесен приговор;
те же,  кто,  подобно  мне,  заключены  в  Џьомби  и  доверены его  заботам,
продолжал он, все люди  величайших достоинств, и преступлениЯ их таковы, что
никакому любопытному о них и не догадатьсЯ.
     -- <i>Љогда б вы только знали, сударь, каковы у вас товарищи по несчастью!
‚от вы  бы удивились, ведь о вас правду говорЯт, что  вы  человек умный;  вы
менЯ простите...  ‡наете, одного-то ума мало,  чтобы  сюда посадили. ‚ы менЯ
понимаете... пЯтьдесЯт  сольдо в день  -- это не  шутка: простому горожанину
дают три лиры, дворЯнину -- четыре, а графу-чужеземцу -- восемь: кому как не
мне это знать, все через мои руки проходит</i>.
     ’ут  он  произнес  сам  себе  похвальное  слово,  все из  отрицательных
свойств:
     -- џ не  вор,  не предатель, не обманщик,  не  скупец,  Я  не  злой, не
жестокий, как предшественники мои, а как выпью пинту лишнюю,  так становлюсь
лучше некуда; если б  менЯ отец отправил  в школу,  Я бы  научилсЯ грамоте и
стал, быть может, мессером  гранде; но  тут уж не  моЯ вина.  ‘ам г-н Ђндреа
„ьедо менЯ уважает, а жена моЯ, ей всего двадцать четыре года, это  она  вам
каждый день поесть готовит, так она разговаривает  с ним запросто, и он ее к
себе пускает без всЯких церемоний, даже когда еще в постели -- такой милости
он ни одного сенатора  не удостаивает. џ вам обещаю: все, кто у нас в первый
раз окажутсЯ, все  у вас будут, правда, ненадолго, потому что  секретарь как
узнает  от них самих  все, что ему  знать  нужно,  так  и отправлЯет  их  по
назначению либо в четверку, либо в какую крепость, либо в ‹евант, либо, если
это иностранцы, из пределов государства -- ведь наше правительство вообще не
считает  себЯ вправе распорЯжатьсЯ подданными  других государей, если только
они не состоЯт у него на службе. Њилосердие  ’рибунала  беспримерно, сударь;
нет  другого  такого  на  свете, чтобы  столько  мЯгкости  проЯвлЯл к  своим
узникам;  кто-то  считает,  что жестоко запрещать людЯм  писать и  принимать
гостей,  так  это  глупости, потому, что писанина да визиты -- пустаЯ  трата
времени; вы  скажете,  вам  делать  нечего, но нам-то,  остальным,  есть чем
занЯтьсЯ.
     ’акой приблизительно речью удостоил менЯ этот палач; сказать по правде,
она менЯ позабавила.  џ понЯл, что  будь он поумней, так  был бы и  злее,  и
решил обратить глупость его себе на пользу.
     Ќазавтра привели мне  нового товарища, с которым обошлись в первый день
так же, как с Њаджорином. џ убедилсЯ, что мне нужна еще  одна костЯнаЯ ложка
-- в первый день вновь прибывшего оставлЯли без еды, и мне приходилось о нем
заботитьсЯ.
     ќтому  человеку  Я вышел навстречу  сразу, и  он  отвесил  мне глубокий
поклон. …ще больше  почтениЯ,  нежели  мой рост, внушила ему борода, каковаЯ
выросла у  менЯ уже на  четыре дюйма. ‹оренцо  частенько  давал мне ножницы,
чтобы  постричь  ногти на  ногах; но  за  стрижку  бороды мне  грозили самые
страшные кары. —еловек ко всему привыкает.
     ‚новь  прибывший  был  мужчина лет пЯтидесЯти, одного  со  мною  роста,
слегка сутулый, худой, с большим ртом  и  крупными нечистыми зубами; у  него
были  маленькие карие глазки,  длинные рыжие брови, на голове круглый черный
парик,  вонЯвший  маслом; одет он  был  в костюм грубого,  серого  сукна. Ћн
согласилсЯ  разделить со мною обед, но  держалсЯ настороже и во весь день не
произнес ни  слова. џ последовал его примеру. Ќо  на следующий день он  стал
себЯ  вести  по-другому.  Ќа  рассвете  принесли ему  собственную постель  и
простыни в  мешке.  Њаджорин, когда бы  не  Я,  не смог бы  даже  переменить
рубашку. ’юремщик спросил у соседа  моего, что он желает  на обед,  и денег,
чтобы его купить.
     -- “ менЯ нет денег.
     -- “ вас, такого богача, нет денег?
     -- Ќи единого сольдо.
     -- Ћтлично. ’огда Я вам сейчас принесу полтора фунта солдатских сухарей
и горшок отличной воды. Љак положено.
     Џрежде  чем удалитьсЯ, он  принес  еду,  и  Я  осталсЯ  наедине  с этим
привидением.
     Ћн вздыхает, мне становитсЯ его жаль, и Я нарушаю молчание.
     -- Ќе вздыхайте, сударь, пообедаете  со мной; но, полагаю, вы совершили
большую ошибку, попав сюда без денег.
     -- …сть у менЯ деньги; нельзЯ только, чтобы эти гарпии об этом узнали.
     -- •ороша прозорливость, из-за которой вы сидите на  хлебе и воде! Њогу
ли спросить вас: известна ли вам причина вашего заточениЯ?
     --  „а,  сударь, известна,  а  чтобы вам ее понЯть,  расскажу коротко о
себе.
     ‡овут менЯ ‡гуальдо Ќобили. џ сын крестьЯнина; отец обучил менЯ грамоте
и после смерти оставил мне домик и немного прилегающей к нему земли.  ђодина
моЯ -- ”риули, в сутках езды от  “дине. „есЯть  лет назад  решилсЯ Я продать
маленькое свое владение,  оттого что ураган, именуемый <i>Corno</i>, чересчур часто
разорЯл  его,  и поселилсЯ в ‚енеции. ‡а  дом  получил Я восемь тысЯч  лир в
славных цехинах. Њне рассказывали, что в столице  блаженной нашей ђеспублики
все честные люди пользуютсЯ истинной свободой и что человек изобретательный,
имеЯ мой  капитал, может  здесь жить  в  полнейшем достатке, даваЯ  деньги в
рост. џ был  уверен в бережливости своей, рассудительности и знании жизни, а
потому решил занЯтьсЯ именно  этим ремеслом. ‘нЯв маленький домик в квартале
<i>canal regio</i>. Љоролевского канала Я обставил его, поселилсЯ там один и за два
весьма покойных года  разбогател  на десЯть  тысЯч  лир,  из  которых тысЯчу
истратил  на свое  обзаведение,  ибо  не  хотел ни  в чем знать нужды. џ  не
сомневалсЯ, что  пройдет немного времени, и Я стану в  десЯть раз  богаче. ‚
это  времЯ ссудил  Я  два цехина  одному жиду  под  заклад множества  книг в
хороших  переплетах.  ‘реди  них обнаружил Я "Њудрость"  аронову.  —итать Я
никогда не любил, и не читал  ничего,  кроме церковных книг;  но  эта  книга
Њудрости  показала мне,  сколь  счастливы умеющие  читать!  ‚ы, сударь, быть
может, не знаете этой книги,  она великолепна; прочитав  ее,  всЯкий поймет,
что  читать другие уже нет необходимости, ибо в ней содержитсЯ всЯ мудрость,
какую надобно  знать  человеку;  она  очищает от  всех  с детства  усвоенных
предрассудков, избавлЯет от страха перед загробной жизнью, раскрывает глаза,
указует  путь  к счастью и  приобщает учености. Ќепременно обзаведитесь этой
книгою, а всЯкого,  кто вам скажет,  что она запрещена,  можете  почитать за
дурака.
     €з речи  этой Я понЯл, что за человек передо мною: Я читал арона, хоть
и не знал, что его  перевели. Ќо  каких только книг не  переводЯт в ‚енеции!
арон был большой  почитатель ЊонтанЯ и задумал превзойти  свой образец,  но
это  ему не  удалось.  Ћн облек  в педантическую форму  многое из того,  что
Њонтань располагает в беспорЯдке и  что,  будучи мимоходом  обронено великим
человеком, не привлекает взора цензуры;
     арон  же  был свЯщенник и  богослов, и осудили его по заслугам. —итают
его  мало.  „урак  итальЯнец, что  перевел  его, не  знал  даже,  что  слово
"мудрость" будет по-итальЯнски "sapienza": арон имел наглость назвать книгу
свою так же, как царь ‘оломон. ’оварищ мой продолжал свой рассказ:
     -- €збавленный ароном от угрызений совести и всех прежних заблуждений,
повел Я дело  свое так, что в шесть  лет нажил девЯть тысЯч  цехинов. ‚ы  не
должны  удивлЯтьсЯ:  в  богатом этом  городе карты, разврат  и безделье всех
повергают  в  разорение и  денежную нужду,  и  люди  мудрые  лишь пользуютсЯ
мотовством безумцев.
     ’ри  года  назад свел со мною  знакомство некто  граф ‘ериман, каковой,
признав во мне человека благоразумного, просил взЯть у него пЯтьсот цехинов,
пустить  их в оборот и  отдать ему  половину прибыли.  Џотребовал он от менЯ
всего лишь простую  расписку,  в которой Я обЯзалсЯ вернуть данную мне сумму
по первому требованию.  ‚ конце года Я отдал