руг другу на голову ведра
холодных и  нравоучительных  виршей;  и Ћрфей, "соловей  в слезах"; и  ќней,
персонаж нечеткий, расплывчатый,  как китайскаЯ  тень на броском и несколько
неуместном экране, -- все эти вергилиевы герои бесили дез ќссента. Ћн бы еще
стерпел вздорную  болтовню  всех  этих марионеток, стерпел  бы и  бесстыдные
заимствованиЯ у ѓомера, ”еокрита, ќнниЯ, ‹укрециЯ и даже просто кражу -- как
показал  Њакробий,  втораЯ  песнЯ "ќнеиды" почти слово  в  слово  списана из
Џисандра,  --  словом, невыносимую  пустоту многих, многих  песен поэмы.  Ќо
более всего дез ќссента  ужасала сама форма гекзаметров,  звонких  и гулких,
как  пустой  бидон, мерЯющих литры стиха по всем правилам мелочной и скучной
просодии;  раздражала структура стихов, невнЯтных и  чопорных, с реверансами
грамматике, с непременной механической  цезурой в середке и ударом дактилЯ о
спондей в хвосте.
     € вергилиева метрика, перенЯтаЯ у чеканного Љатулла, но монотоннаЯ, без
фантазии,  без  чувства,  с массой  лишних  слов  и  пустот,  длиннотами,  с
однообразными  деланными  концовками; и убогие вергилиевы эпитеты,  взЯтые у
ѓомера, то и дело повторЯющиесЯ и ничего не обозначающие и  не изображающие,
бесцветный  и беззвучный,  бедный словарь  -- все это  было длЯ  дез ќссента
мукой мученической.
     Ќадо сказать, что, не особо почитаЯ ‚ергилиЯ  и  недолюбливаЯ  Ясного и
обильного ЋвидиЯ, он  безгранично и  со всем жаром  души ненавидел ѓорациЯ с
его слоновьим изЯществом, щенЯчьим тЯвканьем и клоунскими ужимками.
     —то касаетсЯ прозы,  обилие глаголов, цветистый слог,  запутанные фразы
ѓороха-‚о-ђту  дез  ќссент   тоже  не  особо   жаловал.  Ѓахвальство  речей,
патриотический пафос, напыщенность здравиц, удушающее нагромождение  слов --
колыхание  расплывшегосЯ  мЯса   и  жира,  не  знающих  реальности  ребер  и
позвоночника; сплошной шлак длинных наречий в начале фразы, неизменные, одни
и те же построениЯ  периодов -- грузных и плохо  свЯзанных  синтаксически; и
наконец,  невыносимые,   бесконечные  тавтологии  дез   ќссента  далеко   не
восхищали.  Ќо и –езарь со своим хваленым лаконизмом нравилсЯ ему  не больше
–ицерона,  так  как  в  этой  крайности  другого  рода  заключались  сухость
справочника, прижимистость, недопустимаЯ и неподобающаЯ.
     Љороче говорЯ,  не нашел он себе  корма ни в этих писателЯх, ни  в тех,
кого предпочитают любители  табели о рангах.  ‘аллюстий,  правда, все  же не
столь тускл,  как  прочие,  ’ит ‹ивий  слишком  чувствителен  и высокопарен,
‘енека претенциозен  и бесцветен,  ‘ветоний  вЯл и  незрел.  ’ацит  в  своей
нарочитой сжатости  --  самый нервный, резкий, самый мускулистый из всех.  Ђ
что до  поэзии, то его нимало не трогали ни ћвенал, хотЯ им и была подкована
основательно  рифма, ни Џерсии, хотЯ тот и окружил  себЯ таинственностью. Ќе
ценил  он ни  ’ибулла  с Џроперцием,  ни Љвинтилиана, ни  обоих Џлиниев,  ни
‘тациЯ, ни Њарциала Ѓилибильского, ни ’еренциЯ, ни даже Џлавта. Џлавт еще бы
и  ничего,  неплох его  Язык  -- сплошь  неологизм,  слова  то  сложные,  то
уменьшительные, но  грубоватаЯ  соленость  плавтовского  комизма ужасна. „ез
ќссент  потЯнулсЯ к латыни,  лишь  когда  прочел ‹укана. “  ‹укана она шире,
выразительней,  жизнерадостней;  искусно  сработанный,   покрытый  эмалью  и
осыпанный бриллиантами  стих  пленЯл  дез  ќссента,  хотЯ,  конечно, слишком
богатаЯ отделка и особеннаЯ стиховаЯ звонкость  не  заслонЯли пустоту мысли,
не скрывали дутых достоинств "”арсалии".
     ‚прочем, навсегда он отложил в сторону ‹укана, потому что по-настоЯщему
полюбил ЏетрониЯ.
     Џетроний был и наблюдатель зоркий, и аналитик тонкий, и художник Яркий.
‘покойно,  непредвзЯто, бесстрастно изображал он в "‘атириконе" римский быт,
нравы эпохи.
     Џостепенно  подаваЯ  факт  за  фактом  и  добиваЯсь  их  полновесности,
Џетроний  самым  подробным образом  описывает  жизнь народа,  его  попойки и
случки.
     ‚от  в  гостинице смотритель  требует списки  вновь  прибывших.  €ли  в
лупанаре гости  кружат  вокруг голых  девиц  с  дощечками,  описывающими  их
прелести, а в неприкрытые  двери комнат видны  любовные игры парочек. €ли во
дворцах, до безумиЯ богатых и до бесстыдства роскошных, а также в лачугах --
лачуги и  дворцы чередуютсЯ,  -- в нищих  притонах через  складные кровати с
клопами проходит все общество тех времен: грЯзные плуты, такие, как Ђскилт и
…вмолп,  в  погоне  за  удачей;  старые  шлюхи  с  неоправленными  платьЯми,
набеленные  и  нарумЯненные;  пухлые  и  кудрЯвые шестнадцатилетние  ѓитоны;
бьющиесЯ в истерике женщины;  искатели наследств, предлагающие своих девочек
и  мальчиков  завещателЯм, --  все это на страницах романа  льетсЯ по улицам
многоголосым  потоком,  сходитсЯ в  банЯх  и, как  в  пантомиме,  размахиваЯ
кулаками, деретсЯ.
     Џисано  это необычайно Ярко,  точно, слогом, который  впитал в себЯ все
диалекты, заимствовал  выражениЯ из всех римских наречий, что нарушает нормы
и условности так называемого "золотого века". “ каждого персонажа свой Язык:
невежи и вольноотпущенники говорЯт на  вульгарной уличной латыни; иностранцы
--  на  тарабарщине, смеси  африканского и  сирийско-греческого;  безмозглые
педанты вроде петрониева  Ђгамемнона  -- в  витиевато-книжном духе.  ђосчерк
пера -- и перед  читателем живые  лица: сидЯт за столом, мелют пьЯный вздор,
твердЯт,  обратив свои кувшинные рыла к ’рималхиону,  старческие назиданиЯ и
нелепые поговорки,  а ’рималхион ковырЯет в  зубах, предлагает гостЯм ночные
горшки,  сообщает  им  о состоЯнии своего кишечника, портит воздух,  зовет и
остальных не стеснЯтьсЯ.
     €  этот реалистический роман, кусок живого  мЯса,  вырезанный из  плоти
римской жизни, это творение без изысков стилЯ  и, что бы ни говорили ученые,
без претензий на сатиру;  эта повесть о приключениЯх содомитов, без интриги,
без действиЯ, но  с тонким и точным  описанием оттенков подобной любви и  ее
рабов; эта книга  точного слова, где  нет ни единого авторского комментариЯ,
ни намека  на  положительную  или  отрицательную  оценку мыслей и  поступков
персонажей или пороков одрЯхлевшей цивилизации и давшей трещину империи,  --
роман этот совершенно  покорил дез ќссента.  ‘амой фактурой  Языка, остротой
наблюдений и искусством повествованиЯ он напомнил ему некоторые  современные
французские романы, которые он, в общем, любил.
     €, разумеетсЯ, он безумно жалел, что два петрониева  шедевра, "…встион"
и  "ЂльбуциЯ", о которых  упоминает  Џлансиад ”ульгенций, навсегда утрачены.
Ћднако   дез   ќссент-книголюб   утешал  дез   ќссента-книгочеЯ,   когда   с
благоговением  раскрывал  великолепное  издание  "‘атирикона"  in-octavo   с
выходными данными -- 1585 год, †. „уза. ‹ейден.
     Ћт ЏетрониЯ дезэссентово собрание латинских авторов устремилось  во 2-й
век по  ђождестве •ристовом, миновало  аморфный, неустановившийсЯ  и  полный
сорнЯков слог  оратора ”ронтона, миновало  "Ђттические ночи" его  ученика  и
друга Ђвла  ѓеллиЯ,  мыслителЯ  прозорливого и  пытливого, но по-писательски
нудного  и  тЯгучего,  и,  осуществив   несколько   скачков   и   перебежек,
остановилось  на  Ђпулее.  “  дез  ќссента имелось  первое  издание  ЂпулеЯ,
ин-фолио, отпечатанное в ђиме в 1469 году.
     Ђфриканцем  дез ќссент  наслаждалсЯ.  ‚о-первых, в  его  "Њетаморфозах"
латынь  достигла  расцвета; в ней  был  источник  всех  диалектов,  смешенье
которых,  как  чистых,  так  и  по-провинциальному  замутненных,  привело  к
созданию странного, экзотического и почти нового Языка; маньеризмы и приметы
латинского  общества  в  римском уголке Ђфрики  породили свежие  образованиЯ
разговорной речи. ‚о-вторых, дез ќссента забавлЯла жизнерадостность  автора,
по-видимому,  человека тучного; веселила  его  южнаЯ горЯчность.  Ћн казалсЯ
распутным гулЯкой рЯдом со своими современниками, христианскими апологетами.
Ќапример, псевдоклассик Њинуций ”еликс просто погружал в  сон. …го "Ћктавий"
вЯзко-маслЯнист  и   вдобавок   утЯжелен   –ицероном,   даже   ’ертуллианом.
’ертуллиана же дез ќссент хранил скорее всего  потому, что его издателем был
Ђльд.
     „ез ќссент хотЯ  и  был начитан в  богословии, но спорами  христианских
богословов  с монтанистами и  гностиками не интересовалсЯ. …му, пожалуй, был
любопытен  стиль   ’ертуллиана,  лаконичный,   но  неоднозначный,  нравились
противопоставлениЯ, игра  слов, понЯтиЯ,  заимствованные  у риторов и  отцов
церкви. Ќо все равно  ни тертуллиановой  "Ђпологетики",  ни его "’рактата  о
терпении" дез ќссент больше  в  руки не брал. ђазве что изредка  перечитывал
две-три  странички из "De cultu feminarum", где ’ертуллиан умолЯет женщин не
носить шелков и драгоценностей и запрещает им румЯнитьсЯ и белитьсЯ, ибо это
искажает-де и приукрашивает природу.
     Џодобные  идеи  были  диаметрально  противоположны его  собственным,  и
чтение ’ертуллиана вызывало у дез ќссента улыбку; кроме того, он считал, что
тертуллианово  епископство в Љарфагене свидетельствует  о  некоей неотмирной
мечтательности,  и  тЯнулсЯ  к нему скорее  как  к  человеку, нежели  как  к
писателю.
     ’ертуллиан жил в беспокойное, полное  бурь времЯ при Љаракалле, Њакрине
и  поразительном  верховном жреце из  ќмеза  ќлагабале, но преспокойно писал
свои  проповеди,  поучениЯ, догматические сочинениЯ и апологетические  речи,
когда  до  основаниЯ сотрЯсалась ђимскаЯ империЯ, безумствовал ‚осток  и все
тонуло  в  Языческих нечистотах.  €  совершенно хладнокровно проповедовал он
плотское  целомудрие, воздержание  в  еде и питье, строгость в  одежде, в то
времЯ как ќлагабал, увенчанный тиарой, на золотом песке и в серебрЯной пыли,
занималсЯ  в  обществе евнухов женским рукоделием,  приказывал величать себЯ
"€мператрицей" и каждую ночь менЯл себе "€мператора", выбираЯ на эту роль то
брадобреЯ, то повара, то циркового наездника.
     Џодобный  контраст  дез  ќссента буквально  притЯгивал.  Ћднако и самаЯ
зрелаЯ -- петрониева -- латынь несла на себе печать увЯданиЯ и утраты формы.
Џришли   христианские    писатели,   поЯвились    новые   мысли   и   слова,
малоупотребительные     конструкции,    неизвестные     глаголы,    мудреные
прилагательные и абстрактные существительные, в латыни  редкие, ’ертуллианом
одним из первых введенные.
     Ќо  уже после смерти ’ертуллиана эта утрата чеканности, расплывчатость,
к примеру, у его ученика св. Љиприана, у ЂрнобиЯ, у  вЯзкого ‹актанциЯ  едва
ли удобоварима. ‹атынь выдерживаетсЯ, как мЯсо дичи, но слабо, недостаточно,
с –ицероновыми прЯностЯми, весьма сомнительными. ‚ этой латыни нет еще своей
изюминки.  …е черед позже, в  4-м веке и, особенно,  в последующие столетиЯ.
„ухом христианства  повеет на  мерзкую плоть Язычества, и она пойдет тленом,
когда  распадетсЯ  старый  мир  и  под  натиском  варваров  рухнут  империй,
перемолотые в кровавых жерновах времени.
     •ристианский поэт Љоммодиан де ѓаза один-единственный представлЯл в его
библиотеке  3-й  век. Љнига песен "Carmen  apologeticum",  написаннаЯ  в 259
году,--  сборник  поучений-акростихов  и  расхожих  гекзаметров.  ‚  них  не
учитывалось  количество ни зиЯний, ни  ударений,  зато непременно  ставилась
цезура,  как  в   героических  одах.   Ђ  порой  вводились  рифмы,   которые
впоследствии церковнаЯ латынь будет употреблЯть сплошь и рЯдом.
     € эти стихи, напрЯженные,  мрачные, полные элементарной  нутрЯной силы,
изобилующие  разговорными выражениЯми  и словами с не совсем Ясным начальным
смыслом,  очень  нравились дез  ќссенту.  €  еще  больше  нравилсЯ,  кстати,
перезрелый,  до  одури  душный  слог  писателей, наподобие историков Ђммиана
Њарцеллина    и   ЂврелиЯ    ‚иктора,    сочинителЯ   эпистол    ‘иммаха   и
грамматика-комментатора ЊакробиЯ.  Ћни влекли его, пожалуй, даже больше, чем
Љлавдиан, ђутилий и  Ђвзоний, стих которых был по-настоЯщему звучным, а Язык
роскошен и цветист.
     ќти  поэты  были  подлинными  мастерами  своей эпохи. “мирающаЯ империЯ
кричала их голосом. ‚от "Ѓрачный центон" Ђвзо-ниЯ,  вот его  многословнаЯ  и
пестраЯ "Њозелла"; вот гимны ђиму ђутилиЯ, анафемы монахам и иудеЯм, заметки
о  путешествии из €талии в ѓаллию, в которых удалось ему выразить рЯд тонких
мыслей  и  передать смутное отражение пейзажа  в воде, мимолетность облаков,
дымчатые венцы горных вершин.
     Ђ  вот Љлавдиан, как бы  видоизмененный  ‹укан. …го громкий поэтический
рожок:  лучше  всего  слышен   в  4-м  столетии.  Љлавдиан  точными  ударами
выковывает звучные,  звонкие гекзаметры, вместе  с  искрами рождаЯ  на  свет
Яркие  определениЯ,  направлЯЯ  поэзию  к  звездам,  в  чем  даже  достигает
определенного  величиЯ.  ‚ ‡ападной империи  все рушитсЯ, идет резнЯ, льетсЯ
кровь,  раздаютсЯ  беспрестанные угрозы варваров, под  чьим натиском вот-вот
уже рухнут двери,  -- а  Љлавдиан вспоминает древность,  воспевает похищение
Џрозерпины и огнЯми своей поэзии освещает погруженный во тьму мир.
     џзычество  еще живо в поэте --  в его  христианстве различимы последние
Языческие  песни.   Ќо   вскоре  всЯ   словесность  без   остатка   делаетсЯ
христианской.  ќто --  Џавлин, ученик ЂвзониЯ; испанский свЯщенник  ћвенкий,
стихами переложивший  …вангелие; ‚икторин  со своими  "Џокойниками";  свЯтой
Ѓурдигалезий,  чьи пастухи ќгон и Ѓукул  оплакивают заболевшее  стадо; и еще
целаЯ  череда  свЯтых:  €лэр  де Џуатье,  защитник  Ќикейского символа веры,
которого  нарекли  Ђфанасием  ‡ападным; Ђмвросий,  сочинитель трудночитаемых
проповедей,  своего  рода скучный  –ицерон  во  •ристе;  „амас, шлифовальщик
эпиграмм; €ероним, переводчик Ѓиблии; противник его, ‚игилантий Љоммингский,
осуждающий  почитание  свЯтых,  излишнюю  веру в посты  и  чудеса,  а  также
выступающий с  опровержением  безбрачиЯ и целибата духовенства,  на  которое
будут опиратьсЯ впоследствии многие авторы.
     Ќаконец, 5-й,  век, Ђвгустин, епископ  ѓиппонский. Ђвгустина дез ќссент
знал как свои пЯть пальцев, ведь это был самый почитаемый церковью писатель,
основатель христианского  богословиЯ  и, по  мнению католиков, самый высокий
арбитр и авторитет. Ћднако дез ќссент уже никогда больше не брал его в руки,
несмотрЯ на то что в  "€споведи"  воспеваетсЯ отвращение к земной жизни, а в
трактате  "Ћ  ѓраде Ѓожием",  этот  возвышенный и  проникновенный утешитель,
обещает  взамен земных скорбей небесное ликование. Ќо нет,  дез ќссент еще в
пору  своих  занЯтий  богословием  уже сполна насытилсЯ  его увещеваниЯми  и
плачем, его учением о предопределении и благодати, его борьбой с расколом.
     ‘   большой   охотой  дез  ќссент  листал   "Psychomachia"   ЏруденциЯ,
аллегорическую  поэму,  излюбленное  чтение  средневековьЯ.  ‘ удовольствием
заглЯдывал он  и  в  ‘идониЯ  ЂполлинариЯ,  ибо любил  его  письма,  которые
изобиловали остротами, шутками, загадками,  архаическим слогом.  „ез  ќссент
частенько перечитывал его панегирики. Џохвала Языческим божествам у епископа
была вычурной, но дез ќссент питал слабость к позерству, к двусмысленности и
вообще к тому, как сей искусный мастер ухаживает за механизмом своей поэзии,
то смазываЯ одни его части, то добавлЯЯ или убираЯ другие.
     Љроме ‘идониЯ  обращалсЯ  он и  к  панегиристу Њеробальду,  а  также  к
‘едулию, автору  довольно слабой поэзии  и  некоторых  важных длЯ  церковной
службы гимнов. —итал дез ќссент и ЊариЯ ‚иктора, сочинившего "Џоврежденность
нравов", по-поэтически невнЯтный трактат, где вспыхивала смыслом то одна, то
другаЯ  строка. ђаскрывал  ледЯной  "…вхаристикон"  ЏавлиниЯ  Џольского.  Ќе
забывал Ћриентуса, епископа Ђухского, автора "Њониторий",  писанных дистихом
проклЯтий в  адрес  женской распущенности  и  женской красоты,  каковаЯ есть
погибель народам.
     „ез  ќссент страстно  любил  латынь, хотЯ и разложилась  она вконец,  и
пошла тленом, и распалась на части,  сохранив нетленной разве что самую свою
малость.  ќта  малость  уцелела,  ибо  христианские  авторы  отцедили  ее  и
поместили в питательную среду нового Языка.
     Ќо вот настает  втораЯ  половина 5-го века,  лихолетье,  времЯ  мировых
потрЯсений.   ѓаллиЯ   сожжена  варварами.   ђим   парализован,   разграблен
вестготами.  ђимские окраины, и  восточнаЯ, и  западнаЯ,  истекают  кровью и
слабеют с каждым днем.
     Њир   подвержен  распаду.   €мператоров   одного   за  другим  убивают.
Љровопролитие. Џо  всей …вропе не смолкает шум  резни -- и  вдруг чудовищный
конский топот перекрывает вопли и стоны.  Ќа берегах „унаЯ поЯвлЯютсЯ тысЯчи
и  тысЯчи всадников  на  низкорослых лошадЯх  и в звериных шкурах.  ‘трашные
татары с большими головами, плоскими  носами  и безволосыми желтыми лицами в
рубцах и шрамах заполонили южные провинции.
     ‚се исчезло  в  тучах пыли  от конских копыт,  в  дыму пожаров. Ќастала
тьма.  Џокоренные  народы,  содрогаЯсь,  смотрели,  как  несетсЯ  с громовым
грохотом смерч. ‚  ѓаллию,  опустошив …вропу, вторглись орды гуннов, и Ђэций
разгромил их  на Љата-лунских полЯх. Ќо жестокой была сеча. ЏолЯ наводнились
кровью и  вспенились,  как  кровавое море. „вести тысЯч  трупов перегородили
гуннам дорогу. € бешеный поток хлынул в сторону, грозой обрушилсЯ на €талию.
ђазоренные итальЯнские города запылали, как солома.
     ‡ападнаЯ империЯ рухнула под ударами;  и  без того распадалась  она  от
всеобщих слабоумиЯ  и разврата  и вот теперь навек испустила дух.  Љазалось,
близок конец света. ЉраЯ, не тронутые Ђтиллой, опустошили голод и чума. € на
руинах мирозданиЯ латынь словно погибла.
     ло   времЯ.   ‚арварские  наречиЯ  стали   упорЯдочиватьсЯ,  крепнуть,
складыватьсЯ  в   новые  Языки.  ЏоддерживаемаЯ  церковью  латынь  выжила  в
монастырЯх.  Џорою  ею  блистали  --  но  вЯло  и неЯрко --  поэты:  Ђфрикан
„раконтий с "ѓексамероном",  Љлавдий Њаммерт с  литургическими песнопениЯми,
Ђвитус ‚енский; мелькали биографы, например ќннодий с жизнеописанием свЯтого
…пифаниЯ,  почтенного,  проницательного  дипломата и  внимательного  доброго
пастырЯ,  или  ќвгиппий,  с  рассказом   о   свЯтом  ‘еверине,  таинственном
отшельнике   и   смиренном  аскете,   который   ЯвилсЯ  безутешным  народам,
обезумевшим от страданиЯ и страха, словно ангел милосердиЯ. Ќаступает  черед
писателей,  подобных  ‚еранию  ѓеводанскому, автору  небольшого  трактата  о
воздержании,  или Ђврелиану с ”арреолом,  составителЯм церковных канонов; и,
наконец,  историкам, в их числе  ђотерий Ђгдский, автор  утраченной "€стории
гуннов".
     Љниг, представлЯющих позднейшие столетиЯ, было в библиотеке дез ќссента
немного. 6-й век не  мог не олицетворЯть  ”ортунат, епископ из Џуатье. ‚ его
"Vexilla regis"  и  гимны, в ветхие старолатинские мехи которых словно  было
влито новое пахучее вино церкви, дез ќссент нет-нет да и  заглЯдывал. Џомимо
”ортуната там  еще были Ѓоэций, ѓригорий ’урский и €орнандезий. „алее, 7-й и
8-й века: тут  имелось  несколько  хроник  на варварской  латыни ”редегера и
Џавла  „иакона  и  составленные  в  алфавитном  порЯдке  и  построенные   на
повторении одной и той же рифмы песнопениЯ в честь свЯтого Љомгилла, а также
сборник Ѓангора, который дез  ќссент изучал времЯ от  времени. Ќо в основном
то  были  агиографии:  слово  монаха  €оны  о  свЯтом  Љолумбане,  повесть о
блаженном   Љутберте,   составленнаЯ   Ѓедой   „остопочтенным  по   запискам
безымЯнного монаха из ‹индисфарна. „ез ќссент от скуки листал их  иногда  да
перечитывал  порой  фрагменты житий  свЯтой  ђустикулы  и  свЯтой ђодогунды.
Џервого сочинитель был „ефенсорий, монах из  ‹игюже, второго -- простодушнаЯ
и скромнаЯ пуатийскаЯ монахинЯ ЃодонивиЯ.
     Ќо  еще  больше влекли дез ќссента англосаксонские латинские сочинениЯ:
трудные длЯ пониманиЯ творениЯ Ђдельма, ’атвина, …всевиЯ, потомков ‘имфозиЯ;
особенно манили его  акростихи свЯтого ЃонифациЯ -- строфы-загадки, разгадка
которых содержалась в первых буквах строк.
     Џисатели  последующих  эпох  дез  ќссента  уже  не  так  привлекали;  к
увесистым томам  каролингских латинистов, разных  Ђлкуинов и ќгингардов,  он
был  в общем равнодушен и вполне довольствовалсЯ,  из всей латыни 9-го века,
хрониками анонима из монастырЯ св. ѓалльса, сочинениЯми ”рекульфа, ђегиньона
да   поэмой  об  осаде  Џарижа,  подписанной  Ђббо  ле  Љурбе,  и,  наконец,
дидактическим опусом "•ортулус" бенедиктинца ‚алафрида ‘трабо, причем, читаЯ
главу,  котораЯ  воспевала  тыкву,  символ  плодородиЯ,  дез  ќссент  так  и
покатывалсЯ со  смеху. €зредка снимал  он с полки и поэму ќрмольда —ерного о
‹юдовике Ѓлагочестивым --  героическую песню с ее  правильными гекзаметрами,
латинским булатом сурового и мрачного слога, закаленного в монастырской воде
и сверкающего иногда искрой чувства. Џорой проглЯдывал "De viribus herbarum"
Њацера  ”лорида  и воистину наслаждалсЯ описанием целебных свойств некоторых
трав: к примеру, кирказон, прижатый  с ломтем говЯдины к животу  беременной,
помогает родить младенца непременно мужеского пола; огуречник лекарственный,
если  окропить  им   гостиную,  веселит  гостей;  толченый   иссоп  навсегда
излечивает от  эпилепсии;  укроп,  возложенный на грудь женщине,  очищает ее
воды и облегчает регулы.
     ‹атинское  собрание  на  полках  дез  ќссента доходило до  начала 10-го
столетиЯ.  €сключение составлЯли:  несколько  случайных, разрозненных томов;
плюс несколько современных изданий по каббале, медицине,  ботанике или книги
вообще без даты; плюс отдельные тома  патрологии ЊинЯ, а именно --  сборники
редких  церковных   поэм  и  антологиЯ   второстепенных   латинских   поэтов
‚ернсдорфа; плюс еще Њерсий,  учебник  классической  эротологии  ”орберга  и
устав  с диаконалиЯми  длЯ духовников. ‚ремЯ от  времени дез ќссент сдувал с
них пыль,  и только.  …го библиотека латинских авторов  ограничивалась  10-м
веком.
     ‚  то  времЯ  были  утрачены  и  меткость,  и  некаЯ  сложнаЯ  простота
латинского  Языка.  Џошло  философское  и схоластическое пустословие,  пошел
отсчет средневековой схоластики. ‹атынь покрылась копотью хроник, летописей,
утЯжелилась  свинцовым  грузом  картулЯриев  и  потерЯла  монашескую  робкую
грацию, а также порой чарующую неуклюжесть, превратив остатки древней поэзии
в подобие благочестивой амброзии. Џришел конец всему: и энергичным глаголам,
и  благоуханным  существительным,   и  витиеватым,  на  манер  украшений  из
первобытного  скифского  золота,  прилагательным.  Ѓольше в  библиотеке  дез
ќссента  старых  изданий  не  было.  ‘качок  времени  --  и  эстафета  веков
прервалась.  ‚  свои  права вступил век  нынешний,  и  на  полках  воцарилсЯ
современный французский Язык.


        ѓ‹Ђ‚Ђ IV

     Ћднажды под вечер у фонтенейского дома дез  ќссента остановилсЯ экипаж.
Ќо поскольку гости к дез  ќссенту не наведывались, а почтальон,  не имеЯ длЯ
него ни  писем, ни  газет,  ни журналов,  дом  обходил  стороной,  то  слуги
засомневались, стоит ли открывать. Ќо дверной колокольчик звонил настойчиво,
и старики решились  заглЯнуть в глазок. “видели  они господина,  у  которого
буквально всЯ грудь, от шеи до поЯса, была закрыта большим золотым щитом.
     Ћни пошли доложить хозЯину. „ез ќссент обедал.
     -- Ћтлично, пусть войдет, -- сказал он, вспомнив, что когда-то дал свой
адрес ювелиру по поводу одного заказа.
     ѓосподин, войдЯ, поклонилсЯ и положил свой щит на пол. ™ит шевельнулсЯ,
приподнЯлсЯ, из-под него высунулась змеевиднаЯ черепашьЯ головка, испугалась
и спрЯталась обратно.
     —ерепаху дез  ќссенту  вздумалось завести  накануне отъезда из  Џарижа.
Ћднажды,  разглЯдываЯ  серебристые   переливы  ворса  на  смолисто-желтом  и
густо-фиолетовом поле восточного ковра, дез ќссент подумал о том, как хорошо
смотрелсЯ  бы  на  нем темный  движущийсЯ  предмет, который  бы  подчеркивал
живость узора.
     ‡агоревшись этой идеей, он без всЯкого плана  вышел на  улицу, дошел до
Џале-ђоЯлЯ, но  вдруг,  пораженный,  остановилсЯ у  витрины магазина  еве и
стукнул себЯ по лбу: за стеклом плавала в тазу огромнаЯ черепаха.  Ћн тотчас
сделал покупку. €  позже, положив  черепаху на  ковер, уселсЯ  рЯдом и долго
всматривалсЯ в нее.
     Ќет, решительно,  шоколадный,  с оттенком  сиены панцирь только грЯзнит
расцветку  и ничего  в ней  не подчеркивает.  ‘еребро  гаснет  и  становитсЯ
шероховатым  цинком, когда на его фоне перемещаетсЯ резко очерченное  темное
пЯтно.
     „ез ќссент  нервно грыз ногти  и размышлЯл о том, как добитьсЯ согласиЯ
красок и воспрепЯтствовать какофонии цвета. ‚ итоге он пришел к  заключению,
что оживлЯть  расцветку  посредством  темного  предмета  -- дело  совершенно
лишнее. –вета и без того чисты, свежи, Ярки, не успели еще ни потускнеть, ни
выцвести. Џоэтому требуетсЯ ровно противоположное: необходимо смЯгчить тона,
сделать их  бледнее за счет ослеплЯющего глаз контраста -- золотого сиЯниЯ и
серебристой тусклости. Џри таком решении  задача  облегчалась.  € дез ќссент
решил позолотить черепаший панцирь.
     Љогда  через  некоторое  времЯ мастер вернул  черепаху, она походила на
солнце и залила  лучами  ковер,  а серебристое поле, побледнев, заискрилось,
как  громадный  вестготский   щит,  покрытый  в  варварском  вкусе  золотыми
змейками.
     Џоначалу дез ќссент  решил, что ничего лучше и быть не  может. Ќо потом
понЯл, что впечатление от гигантского  украшениЯ будет  полным только тогда,
когда в золото будут вставлены драгоценные камни.
     Ћн нашел  в  Японском альбоме рисунок россыпи цветов на тонкой ветке и,
отнесЯ  книгу  к  ювелиру, обвел  его  в  рамку,  велев  изумленному мастеру
выточить лепестки из драгоценных камней, а затем, не менЯЯ рисунка, вставйть
их в черепаший панцирь.
     Ћставалось произвести выбор камней. Ѓриллиант опошлилсЯ с  тех пор, как
им  стали  украшать  свой  мизинец  торговцы;  восточные  изумруды и  рубины
подходЯт  больше  --  пылают,  как  пламЯ,  да  вот  только  похожи  они  на
примелькавшиесЯ  всем зеленые  и красные омнибусные огни; а  топазы, простые
ли,  дымчатые ли, -- дешевка, радость обывателЯ,  хранЯтсЯ  в  Ящичках  всех
платЯных шкафов; аметист как был, так благодарЯ церкви и осталсЯ епископским
камнем: густ, серьезен, однако и  он опошлилсЯ  на мЯсистых  мочках и жирных
пальцах  лавочниц,  жаждущих  задешево увеситьсЯ драгоценностЯми;  и  только
сапфир, один-единственный, уберег свой синий блеск от дельцов и толстосумов.
’оки его  вод  Ясны и прохладны, он скромен и возвышенно благороден, как  бы
недоступен грЯзи.  Ќо зажгутсЯ лампы -- и, увы,  прохладное сапфировое пламЯ
гаснет,  синЯЯ вода  уходит  вглубь, засыпает и  просыпаетсЯ лишь  с первыми
проблесками рассвета.
     Ќет,  не годилсЯ ни один  из камней. ‚се они были  слишком окультурены,
слишком известны.  „ез ќссент покрутил в  пальцах то один, то другой  редкий
минерал и отобрал  несколько  натуральных  и искусственных  камней, которые,
собранные вместе, одновременно и околдовывали и тревожили.
     Ѓукет  он  в  результате составил  следующим образом:  на листьЯ  пошли
сильные и четкие зеленые -- Ярко-зеленый хризоберилл, зеленоватый перидот  и
оливковый оливин, на веточки  же,  по контрасту,  --  гранаты:  альмандин  и
фиолетово-красный уваровит, блестЯщий сухо, как налет в винных бочках.
     „лЯ цветков, расположенных далеко от главного стеблЯ, дез ќссент выбрал
пепельно-голубые  тона.  ‚осточную бирюзу  он, однако, отверг, потому что  в
бирюзовых кольцах  и брошках, вперемежку  с банальным  жемчугом и кошмарными
кораллами, любит красоватьсЯ  простонародье.  Ѓирюзу  он  взЯл западную,  то
есть,  по сути дела,  окаменевшую слоновую  кость с примесью меди,  а  также
голубизны зеленеющей, грЯзноватой, мутной и сернистой, словно с желчью.
     –веты и лепестки в центре букета дез ќссент решил сделать из прозрачных
минералов с блеском стеклЯнистым, болезненным, с дрожью резкой, горЯчечной.
     ќто были цейлонский кошачий глаз, цимофан и сапфирин.
     Ћт них  и  вправду исходило  какое-то таинственное, порочное  свечение,
словно через силу  вырывавшеесЯ из ледЯных и безжизненных глубин драгоценных
камней.
     Љошачий глаз, зеленовато-серый, с концентрическими кругами, которые  то
расширЯлись, то сужались в зависимости от освещениЯ.
     –имофан с лазурной волной, котораЯ где-то в  далЯх переходит в молочную
белизну.
     ‘апфирин, фосфорной голубизны огоньки в шоколадно-коричневой гуще.
     ћвелир делал  на  бумаге пометки. "Ђ краЯ панцирЯ?" --  спросил он  дез
ќссента.
     ЉраЯ панцирЯ дез ќссент хотел было уложить опалами и гидрофанами: очень
уж хороши они были неверностью блеска, зыбкостью тонов и мутью огней, однако
же слишком обманчивы и капризны. Ћпал, так тот сродни ревматику, и блеск его
зависит от  погоды, а гидрофан сиЯет только  в  воде,  намочишь его --  лишь
тогда и разгоритсЯ его серое пламЯ.
     „лЯ окантовки дез ќссент выбрал камни так, чтобы их цвета чередовались:
мексиканский  красно-коричневый   гиацинт  --  сине-зеленый   аквамарин   --
винно-розоваЯ шпинель -- красновато-рыжеватый индонезийский  рубин. Ѓлики по
краЯм бросали отсвет на темный  панцирь, но затмевались центральными  огнЯми
букета, которые  в  гирлЯнде из  скромных  боковых огоньков  сиЯли еще более
пышно.
     € вот теперь, замерев в углу, в полумраке столовой, черепаха засверкала
всеми цветами радуги.
     „ез  ќссент  чувствовал  себЯ совершенно счастливым.  Ћн  упивалсЯ этим
разноцветным  пламенем,  поднимавшимсЯ с золотого  полЯ. …му  даже,  вопреки
обыкновению, захотелось есть, и он макал  душистые гренки с маслом  в чай --
превосходную смесь и-а-”аюн и Њо-ю-тан, куда были добавлены листьЯ ханского
и желтого сортов. €х доставлЯли из русского ЉитаЯ особые караваны.
     Љак теперь,  так и  раньше он  пил этот  горЯчий нектар  из  настоЯщего
китайского фарфора под  названием  "ЯичнаЯ скорлупа"  --  действительно  как
скорлупа, прозрачных и  тонких чашек.  …л  дез  ќссент  только позолоченными
серебрЯными ложками и вилками. Џозолота, правда, местами сошла, и из-под нее
проглЯдывало   серебро,   но   от  этого   приборы   казались  по-старинному
ненавЯзчивыми и на ощупь мЯгкими и приЯтными.
     „опив чай,  дез  ќссент  вернулсЯ  к себе в  кабинет  и  велел принести
черепаху, котораЯ упорно не желала ползать.
     ел снег и в свете ламп, как трава, стелилсЯ за  голубоватыми стеклами,
а  иней, подобно сахару, таЯл в  бутылочно-зеленых,  с золотистой крапинкой,
квадратах окна.
     ‚ доме царили тишина, покой и мрак.
     „ез ќссент погрузилсЯ  в  мечты.  Ћт камина  волнами шел жар и наполнЯл
комнату. „ез ќссент приоткрыл окно.
     Ќебо стало  словно  оборотной  стороной горностаевой  шкуры  -- на этом
черном геральдическом ложе белели пЯтнышки снега.
     Ќалетел ледЯной ветер, закружил снежинки и спутал узор.
     ѓеральдический горностай обрел свое обычное лицо и стал белым, и на нем
проступили черные пЯтнышки ночи.
     „ез ќссент закрыл  окно.  Џосле  каминного  жара  холод  был  резким  и
пронизывающим.  ‘ъежившись, дез ќссент подсел  к огню. —тобы  согретьсЯ, ему
захотелось что-нибудь выпить.
     Ћн  прошел  в  столовую  и  открыл  шкаф-поставец.  ’ам  на   крошечных
сандаловых подставках выстроилсЯ рЯд бочонков с серебрЯными краниками.
     Ќазывал он эту ликерную батарею своим губным органом.
     ЋсобаЯ  соединительнаЯ  трубка  позволЯла  пользоватьсЯ  всеми  кранами
одновременно. ‘тоило  нажать некую незримую кнопку  -- и скрытые под кранами
стаканчики дружно наполнЯлись.
     € тогда  "орган" оживал. ‚ыступали  клапаны с надписью "флейта", "рог",
"челеста". Њожно  было  приступать  к делу. „ез ќссент  брал  на Язык  каплю
напитка и, как  бы исполнЯЯ внутреннюю  симфонию, добивалсЯ  тождества между
вкусовым и звуковым ощущением!
     „ело в  том, что, по мнению  дез ќссента, все  напитки  вторЯт звучанию
определенного инструмента.  ‘ухой Љюрасао, к примеру, походит на бархатистый
суховатый  кларнет. Љюммель  отдает гнусавостью  гобоЯ.  ЊЯтный  и  анисовый
ликеры  подобны  флейте -- и острые, и сладкие,  и  резкие, и мЯгкие; а вот,
скажем, вишневка неистова, как труба. „жин и виски  пронзают, как тромбон  и
корнет-а-пистон. ‚инограднаЯ водка кажетсЯ оглушительной тубой,  а  хиосское
раки и прочаЯ огненнаЯ вода -- это кимвалы и бой барабанный!
     „ез ќссент считал, что  аналогию можно  было бы расширить и создать длЯ
услады  дегустатора  струнный квартет:  во-первых,  скрипка -- все равно что
добраЯ стараЯ водка, крепкаЯ, но изысканнаЯ; во-вторых, альт и ром одинаковы
по тембру и густоте звука; в-третьих, анисоваЯ крепкаЯ настойка -- настоЯщаЯ
виолончель,  то  душераздирающаЯ  и  пронзительнаЯ,  то  нежнаЯ и тихаЯ;  и,
наконец,  в-четвертых,  чистаЯ  стараЯ  можжевеловка столь же  полновесна  и
солидна,  как  контрабас.  …сли  же кто-то  пожелает квинтет, то  длЯ  этого
потребуетсЯ еще и арфа -- дрожь серебристо-хрупкого стаккато перцовки.
     Ќа  этом аналогиЯ не заканчивалась. „иапазон мелодии  возлиЯниЯ  знал и
свои оттенки.  „остаточно  было вспомнить,  что бенедиктин  --  это  минор в
мажоре  напитков,  которые  в  винных  картах-партитурах  снабжены   пометой
"шартрез зеленый".
     Џознав все  это, дез ќссент,  благодарЯ долгим упражнениЯм, сделал свое
небо  местом исполнениЯ беззвучных мелодий  -- похоронных  маршей, соло мЯты
или дуэта рома с аниcjвкой.
     Џереложил  он  на винный Язык  даже знаменитые  музыкальные  сочинениЯ,
которые были  неразлучны со своим автором и посредством сходства или отличиЯ
искусно  приготовленных  коктейлей  передавали  его   мысли   во   всех   их
отличительных особенностЯх.
     €ной раз он и сам сочинЯл музыку. —ерносмородинной наливкой  исполнил с
соловьиным  посвистом  и щелканием  пастораль,  а сладким шоколадным ликером
спел знаменитые в прошлом романсы "ЏеснЯ ќстеллы" и "Ђх, матушка, узнай".
     Ћднако в этот  вечер дез  ќссенту не хотелось музицировать. € он извлек
из  органчика  лишь одну ноту, взЯв  бокальчик,  предварительно  наполненный
ирландским виски.
     Ћн  снова  сел в  кресло и стал  смаковать  свой овсЯно-Ячменный сок  с
горьковатым дымком креозота.
     ‡накомые  вкус и  запах  пробудили воспоминаниЯ,  давным-давно забытое.
Џодобно ”ениксу, это впечатление возникло  из  небытиЯ и вызвало то же самое
ощущение, какое было  у  него во  рту,  когда  -- давно уже  -- хаживал он к
зубным врачам.
     „ез  ќссент  вспомнил  всех  когда-либо   виденных  им  дантистов,  но,
понемногу  сосредоточившись,  начал  размышлЯть  об одном из  них, которого,
благодарЯ давнему невероЯтному случаю, запомнил особенно.
     Ѓыло  это три  года  назад. Ћднажды ночью у него  нестерпимо разболелсЯ
зуб. Ћт боли  дез ќссент чуть не сошел  с ума, бегал из угла  в  угол, делал
примочки.
     Ќо зуб уже был запломбирован, и  домашние средства  здесь не  годились.
Џомочь  мог только врач.  „ез  ќссент в нетерпении ждал  утра, решившись  на
любое лечение, лишь бы прекратилась боль.
     „ержась  за  щеку,  он раздумывал,  как  поступить.  ‚се  известные ему
дантисты -- богатые люди,  дельцы, с которыми не так-то просто  иметь  дело.
‡аписыватьсЯ к ним  на  прием нужно заранее. Ќо это невозможно, ждать Я не в
силах, думал он. € решил пойти  к  первому попавшемусЯ зубодеру, к одному из
тех эскулапов с козьей ножкой, которые, может, и не  мастера лечить кариес и
заделывать  дырки,  но  зато вырвут самый упрЯмый зуб  в мгновение ока.  Ћни
берутсЯ за дело ни свет  ни  зарЯ, и прийти к ним можно  без записи. Ќаконец
пробило семь.  Ћн выбежал  из  дома и,  вспомнив об одном  таком  коновале и
"народном целителе", который обитал на набережной, помчалсЯ по  улице, кусаЯ
носовой платок и сдерживаЯ слезы.
     „ом  целителЯ  было легко узнать по  огромной черной вывеске  с желтыми
буквами  "„октор  ѓатонакс"  и двум  витринам,  в  которых  были  выставлены
челюсти.-- розовые восковые десны с латунными крючками и фарфоровыми зубами.
„ез  ќссент добежал  до  дверей  и  весь  в  поту,  задыхаЯсь,  остановилсЯ,
чудовищный  страх охватил  его, мороз пробежал  по  коже --  и  зуб перестал
болеть.
     „ез  ќссент  замер перед  входом  как  истукан.  Ќаконец  он  пересилил
тревогу,  вошел  в  темный подъезд  и бросилсЯ по  лестнице  через несколько
ступенек.  Ќа  четвертом этаже  на эмалированной  табличке  небесно-голубыми
буквами была выведена та же фамилиЯ, что  и на вывеске. „ез ќссент позвонил,
но, увидев  на ступеньках кровавые плевки,  изменил свое  решение и собралсЯ
было  дать деру, рассудив, что готов терпеть боль до гробовой доски. Ќо тут,
пригвоздив  его  к  месту, из-за  двери  раздалсЯ  слышный  на  всех  этажах
душераздирающий вопль, дверь раскрылась,  и какаЯ-то  старуха  попросила дез
ќссента войти.
     „ез ќссент овладел собой и был  проведен в столовую. Ћткрылась еще одна
дверь, вышел могучий, как  дуб, детина в  рединготе и черных брюках и провел
дез ќссента в соседнюю комнату.
     Ћстальное дез ќссенту помнилось плохо. ЉажетсЯ, он сел в кресло лицом к
окну, и, ткнув пальцем в сторону больного зуба,  пробормотал: "’ут  уже есть
пломба... лечить, наверное, бесполезно".
     „етина  остановил  его   объЯснениЯ,  сунув  ему  в  рот  свой  толстый
указательный  палец.  ‡атем,  чертыхаЯсь  в  усы  --  закрученные  кверху  и
нафабренные, -- взЯл со стола какой-то инструмент.
     € действо началось. „ез ќссент, вцепившись в ручки кресла, почувствовал
на десне что-то холодное, и вдруг от дикой боли искры  посыпались у него  из
глаз. Ћн забил ногами и стал блеЯть, как овца при заклании.
     ђаздалсЯ треск. ‡уб поддалсЯ и раскололсЯ. „ез ќссенту  почудилось, что
ему  отрывают  голову и  у  него  в черепе  треснуло. Ћн  обезумел  от боли,
закричал не своим голосом  и  попыталсЯ отпихнуть  мучителЯ,  но  тот  снова
запустил  ему  руку  в рот, точно  хотел  добратьсЯ до кишок,  а затем резко
отпрЯнул  и,  приподнЯв дез  ќссента  за  челюсть в воздух,  с силой опустил
обратно в кресло. € осталсЯ стоЯть на фоне окна, держа в руке щипцы и дуЯ на
зажатый в них синеватый, со свисавшей красной каплей зуб!
     …два  живой, дез ќссент  до краев залил  кровью плевательницу  и жестом
остановил старуху, котораЯ собиралась завернуть зуб  в газетку  и  дать  дез
ќссенту  на памЯть. Ћтвергнув дар, он заплатил два франка, опрометью кинулсЯ
вниз по лестнице и, оставлЯЯ кровавые плевки на ступенЯх, выскочил на улицу,
неожиданно почувствовав, что полон счастьЯ,  помолодел на  десЯть лет  и все
ему на свете интересно.
     -- “ф!  -- выдохнул дез ќссент  под напором воспоминаний.  Ћн  встал  с
кресла,  чтобы  это  видение,  и  притЯгательное,  и  отталкивающее,  вконец
рассеЯлось, и, полностью придЯ в себЯ, с беспокойством подумал о черепахе.
     ’а по-прежнему не двигалась. Ћн  коснулсЯ  ее.  —ерепаха  была  мертва.
‚идимо, привыкнув к тихому, скромному существованию в убогом панцире, она не
вынесла  навЯзанной  ей  кричащей  роскоши, нового  облачениЯ и  драгоценных
камней, украшавших ее спину, как дароносицу.


        ѓ‹Ђ‚Ђ V

     Џо  мере того как крепло в нем  стремление к  побегу  и освобождению от
мира ничего  не выражающих физиономий,  он  ощутил, что  не  способен больше
воспринимать живопись, изображавшую это общество  -- парижан,  то сидЯщих за
работой в четырех стенах, то снующих по городу в поисках денег.
     “тратив интерес к современным художникам, он тем не менее решил, что не
станет  сверх  меры  ни  презирать  их,  ни  жалеть,  обзаведетсЯ  картинами
изЯщными, тонкими, по-старинному  поэтичными, по-эллински  демоническими  --
полотнами, совершенно не свЯзанными с временами и нравами.
     …му  хотелось, чтобы живопись говорила  и уму, и  сердцу и,  переносЯ в
неведомый мир, стирала все следы новейших идей  и увлечений --  приводила  в
трепет его нервы вЯзью своих фантасмагорий и переливами то чарующих душу, то
ввергающих в ужас миражей.
     €з художников дез ќссент больше всего восхищалсЯ ѓюставом Њоро.
     Ћн  купил две его картины и  ночи напролет простаивал  у одной из  них,
"‘аломеи". ‚от ее содержание.
     Џод сводами  дворца,  которые  несли  на себе  мощные,  как в романском
соборе, колонны,  располагалсЯ жертвенник,  походивший на церковный престол.
Љолонны были выложены мозаикой, покрыты цветной глазурью, украшены лазуритом
и  сардониксом. ‘ам  же  дворец  одновременно  походил  и на  мечеть,  и  на
византийскую базилику.
     Џолукруглые ступени поднимались к  трону, где, сомкнув колени и положив
на них руки, восседал в тиаре тетрарх €род.
     …го  пергаментно-желтый и дрЯхлый лик был изборожден морщинами. „линнаЯ
борода,  подобно  облаку  на  звездном  небе,  белела  на  парче,  усыпанной
бриллиантами.
     ‘идел  он  неподвижно,  в  свЯщенной  позе  индусского божества. ‚округ
дымились   благовониЯ,  в  клубах   фимиама   поблескивали  глаза  зверей  и
драгоценные камни  трона; дымок  поднималсЯ,  таЯл под аркадами  и  голубел,
смешиваЯсь под сводами с золотыми солнечными лучами.
     ‚оздух храма напоен  благовониЯми, перегрет, до одури  сладок.  €  вот,
‘аломеЯ,  властно  поднЯв  левую руку и  поднесЯ  к  лицу правую,  с большим
лотосом, ступает медленно и плавно, а какаЯ-то женскаЯ фигура, сидЯ поодаль,
подыгрывает ей на гитаре.
     ‘аломеЯ  сосредоточенна,  торжественна, почти  царственна. Ќачинает она
похотливый  танец,  который  должен  воспламенить дрЯхлого  €рода. …е  груди
волнуютсЯ, от бьющих по ним  ожерелий твердеют соски. Ќа влажной коже блещут
алмазы.  ‘веркает  все:  поЯс,  перстни,  браслеты.  Џлатье  шито  жемчугом,
золотом,  серебром  --  настоЯщаЯ  ювелирнаЯ кольчуга,  что  ни петелька  --
камушек.  Љольчуга  вспыхивает,  струитсЯ огненными  змейками,