ового конЯ. џ туда Явлюсь
бодрый, свежий,  с  Ясной  головой,  во  всеоружии  всех  своих
способностей.  Њы  живо  споемсЯ и столкуемсЯ о вознаграждении,
которое  должно  быть  немалым,  ибо,  смею  надеЯтьсЯ,  такого
храбреца,   как   Я,   не   станут   тревожить   ради   мелкого
мошенничества, грошовой кражи и тому подобной ерунды. ‚оровство
положительно прискучило мне, - впредь Я буду заниматьсЯ  только
убийствами  -  это куда благороднее. џ хищник львиной породы, а
не жалкий стервЯтник. …сли речь идет об  убийстве,  Я  к  вашим
услугам,   только  мне  надо,  чтобы  тот,  на  кого  нападешь,
защищалсЯ.  †ертвы  бывают  трусливы  до  омерзениЯ.   Љапелька
сопротивлениЯ придает работе интерес.
     - Ќу на этот предмет будь покоен, - злорадно усмехнувшись,
утешил его Њерендоль, - ты встретишь достойного партнера.
     - ’ем  лучше,  -  одобрил  †акмен  ‹ампурд,  -  давно Я не
сталкивалсЯ  с  противником  своего  калибра.  Ћднако  довольно
болтать. ‘ тем до свиданиЯ. „айте мне отоспатьсЯ.
     Љогда   Њерендоль  ушел,  †акмен  ‹ампурд  тщетно  пыталсЯ
уснуть; прерванный сон не возвращалсЯ. Ѓретер встал,  растолкал
собутыльника,  храпевшего  под  столом,  и  оба  отправились  в
притон, где шла игра в  ландскнехт  и  басету.  Ћбщество  здесь
состоЯло  из  шулеров, наемных убийц, жуликов, лакеев, писцов и
нескольких простофиль-обывателей, приведенных сюда  девками,  -
жалких  гусаков,  которым  предстоЯло  быть  заживо ощипанными.
‘лышен был только стук костей в стаканчике и шорох битых  карт,
ибо   игроки  обычно  молчат,  только  сквернословЯт  в  случае
проигрыша. ‘перва игра шла с переменным успехом, пока  пустота,
столь противнаЯ природе и человеку, не утвердилась безраздельно
в  карманах ‹ампурда. Ћн попыталсЯ было играть на слово, но эта
монета не имела хождениЯ в здешних местах, где игроки,  получаЯ
выигрыш,  пробовали  деньги на зуб, чтобы проверить, не сделаны
ли золотые монеты из  золоченого  свинца,  а  серебрЯные  -  из
расплавленных  оловЯнных ложек. €, оказавшись гол, как осиновый
кол, ‹ампурд поневоле поплелсЯ прочь после того, что вошел сюда
богачом, с полными пригоршнЯми пистолей.
     - “ф! - вздохнул он, когда свежий зимний ветер пахнул  ему
в  лицо,  вернув  обычное хладнокровие, - наконец-то избавилсЯ!
“дивительное дело, до чего  Я  хмелею  и  тупею  от  денег.  Ќе
удивительно,  что  откупщики так глупы. ’еперь, когда у менЯ не
осталось ни гроша, Я сразу поумнел, мысли жужжат в моем  мозгу,
как  пчелы в улье. €з ‹аридона Я вновь превратилсЯ в –езарЯ! Ќо
Я  слышу  -  звонарь  на  "‘амаритЯнке"  бьет  двенадцать  раз;
Њерендоль, верно, ждет менЯ возле бронзового королЯ.
     Ћн  направилсЯ  к  Ќовому  мосту. Њерендоль уже стоЯл там,
созерцаЯ при лунном свете свою тень. Ћба бретера оглЯделись  по
сторонам  и,  хотЯ  убедились,  что никто не может их услышать,
долго толковали между собой шепотом. Ќам неизвестно, о чем  они
говорили,   однако,   расставшись   с   подручным   герцога  де
‚алломбреза, ‹ампурд так вызывающе-нагло позвЯкивал  в  кармане
золотыми, что Ясно было, насколько его боЯтсЯ на Ќовом мосту.


        XII. "ЉЋђЋЌЋ‚ЂЌЌЂџ ђ…„€‘ЉЂ"


     Љогда  †акмен  ‹ампурд  покинул ЊерендолЯ, он не знал, что
предпринЯть, и, дойдЯ до  конца  Ќового  моста,  остановилсЯ  в
нерешительности,  как  Ѓуриданов осел между двумЯ охапками сена
или, если это сравнение вам не по вкусу,  как  железный  гвоздь
между   двумЯ  магнитами  одинаковой  силы.  ‘  одной  стороны,
ландскнехт властно притЯгивал его отдаленным звоном  золота;  с
другой  -  кабак  вставал  перед  ним,  наделенный  не меньшими
соблазнами под звЯканье  кувшинов  и  горшков.  ‚ыбор  поистине
затруднительный.   •отЯ   богословы   почитают   свободу   воли
величайшим из преимуществ человека, ‹ампурд, обуреваемый  двумЯ
непреодолимыми  страстЯми,  -  ибо  он  был игрок не менее, чем
пьЯница, и пьЯница не менее, чем игрок, - никак не знал, на что
решитьсЯ. Ћн  сделал  было  три  шага  в  сторону  притона;  но
пузатые,  запыленные,  оплетенные  паутиной  бутылки с красными
сургучными колпачками предстали его мысленному  взору  в  таком
Ярком  свете, что он повернул назад и сделал три шага в сторону
кабака. Ќо тут азарт Яростно затрЯс у  его  уха  стаканчиком  с
игральными  костЯми, налитыми свинцом, и веером развернул перед
его взором крапленые карты,  пестрые,  как  павлиний  хвост,  -
волшебное видение, приковавшее его к земле.
     - —то  за  черт!  „олго  Я  буду стоЯть здесь истуканом, -
одернул себЯ бретер, раздраженный собственными колебаниЯми, - у
менЯ, должно быть, вид сущего болвана, по-дурацки вылупившегосЯ
невесть на какое диво. ќх! Ќе пойду-ка  Я  ни  в  кабак,  ни  в
притон,  а  лучше  отправлюсь  к  моей богине, к моей –ирцее, к
несравненной красотке, котораЯ держит менЯ  в  своих  путах.  Ђ
вдруг она занЯта сейчас вне дома, на бале или ночном пиршестве?
€,  кроме  того,  сластолюбие  ослаблЯет  отвагу,  и славнейшим
героЯм приходилось каЯтьсЯ в излишнем пристрастии  к  женщинам.
Џримером  тому ѓеракл со своей „аЯнирой, ‘амсон с „алилой, Њарк
Ђнтоний с Љлеопатрой, не считаЯ многих других, кого  Я  уже  не
упомню,  ибо немало воды утекло с тех пор, как Я ходил в школу.
€так, отбросим эту распутную, достойную порицаниЯ фантазию;  но
какому   же   из   двух   столь   пленительных  занЯтий  отдать
предпочтение? ‚ыбрав одно, неминуемо пожалеешь о другом.
     ЏроизносЯ этот монолог,  †акмен  ‹ампурд  засунул  руки  в
карманы,  уткнулсЯ  подбородком  в  брыжи, отчего задралась его
бороденка, казалось, пустил  корни  между  плитами  мостовой  и
окаменел,  превратившись  в статую, подобно многим добрым малым
из "Њетаморфоз" ЋвидиЯ. Ќо  тут  он  так  внезапно  сорвалсЯ  с
места,  что  проходивший  мимо  запоздалый обыватель задрожал и
ускорил шаг,  испугавшись,  что  его  укокошат  или,  в  лучшем
случае,  обчистЯт.  “  ‹ампурда  не было ни малейшего намерениЯ
грабить этого олуха, которого он даже не  заметил,  поглощенный
своими  мыслЯми; нет, его внезапно осенила блистательнаЯ мысль.
ЉолебаниЯм пришел конец.
     Ћн поспешно достал  из  кармана  дублон  и  подбросил  его
вверх,  сказав:  "Ћрел - значит, кабак, решка - значит, игорный
дом".
     Њонета перевернулась несколько  раз,  но  в  силу  земного
притЯжениЯ  упала  на  мостовую,  сверкнув  золотой  искоркой в
серебрЯных лучах луны, полностью  вышедшей  в  этот  миг  из-за
облаков.  Ѓретер  опустилсЯ на колени, чтобы прочесть приговор,
вынесенный случаем. Ќа заданный вопрос монета ответила: "Ћрел",
Ѓахус взЯл верх над ”ортуной.
     - •орошо! ‡начит, напьюсь, - решил ‹ампурд, стер  грЯзь  с
дублона   и   опустил  его  в  кошель,  глубокий,  как  бездна,
предназначенный поглощать множество разных предметов.
     Ѓыстрыми  шагами  направилсЯ  он  в  кабак  под  названием
"ЉоронованнаЯ редиска", давно облюбованный им как свЯтилище длЯ
возлиЯний  богу  вина. "ЉоронованнаЯ редиска" была длЯ ‹ампурда
удобна тем, что находилась на углу Ќового ђынка, в  двух  шагах
от  его  жилища,  куда он легко мог добратьсЯ, даже накачавшись
вином от подошв до кадыка и выводЯ ногами кренделЯ.
     ќто был, бесспорно,  самый  гнусный  кабак,  какой  только
можно   себе  вообразить.  Џриземистые  подпоры,  вымазанные  в
багрово-винный цвет, поддерживали  огромную  балку,  заменЯвшую
фриз,  неровности которой старались выдать себЯ за следы былого
орнамента, полустертого  временем.  ‚нимательно  приглЯдевшись,
здесь  и в самом деле можно было разглЯдеть завитки виноградных
листьев и лоз, между которыми резвились обезьЯны, хватавшие  за
хвосты  лисиц.  Ќад  входом  была  намалевана огромнаЯ редиска,
изображеннаЯ  очень  натурально,  с   Ярко-зелеными   листьЯми,
увенчаннаЯ  золотой  короной;  это  художество, давшее название
кабаку и служившее приманкой многим поколениЯм  пьЯниц,  успело
изрЯдно потускнеть.
     Ћкна,  занимавшие  промежутки между подпорами, были в этот
час закрыты ставнЯми с тЯжелыми железными  болтами,  способными
выдержать  осаду,  однако  пригнанными  недостаточно  плотно  и
пропускавшими в щели красноватый свет,  а  также  глухие  звуки
песен  и  перебранки.  Љрасные  лучи, змеЯсь по лужам мостовой,
производили  своеобразный   эффект,   но   ‹ампурд,   оставшись
равнодушным  к живописной стороне, отметил, что в "Љоронованной
редиске" еще полно народу. Ѓретер  несколько  раз  определенным
образом   ударил   в  дверь  эфесом  шпаги;  на  условный  стук
завсегдатаЯ дверь приотворилась, и его впустили внутрь.
     Џомещение, где пребывали посетители, сильно  смахивало  на
вертел.  Џотолок  тут был низкий, а главнаЯ балка, пересекавшаЯ
его,  прогнулась  под  тЯжестью  верхних  этажей  и,  казалось,
вот-вот  переломитсЯ;  на самом деле она могла бы удержать хоть
каланчу, походЯ  этим  на  Џизанскую  башню  или  на  болонскую
Ђзинелли,  которые  наклонЯютсЯ,  но не падают. Ћт трубочного и
свечного  дыма  потолок  почернел  не  хуже,  чем  внутренность
очагов,  где  коптЯтсЯ сельди, сорожьЯ икра и окорока. Љогда-то
стараниЯми  итальЯнского  декоратора,  приехавшего  во  ”ранцию
вслед  за …катериной Њедичи, стены залы были окрашены в красный
цвет с  бордюром  из  виноградных  веток  и  побегов.  †ивопись
сохранилась  по  верху,  хоть  и  потемнела  порЯдком  и больше
смахивала на пЯтна застывшей крови, нежели  на  пурпур,  каким,
должно  быть,  радовала  глаз  в блеске новизны. Ћт сырости, от
трениЯ плеч и сальных затылков по низу окраска совсем  пропала,
оставив грЯзную и растрескавшуюсЯ штукатурку. Џрежде посетители
кабачка  были  люди приличные; но мало-помалу вкусы становились
изысканнее, придворные и военные  уступили  место  картежникам,
жуликам,   грабителЯм,   ворам,   теплой   компании   бродЯг  и
проходимцев,  наложившей  свой   мерзкий   отпечаток   на   все
заведение, превратив веселый кабачок в опасное логово.
     Ћтдельные  кабинеты  походили  на чуланы, проникнуть в них
можно было, лишь уподобЯсь улитке, втЯгивающей в раковину рожки
и голову; открывались они  на  галерею,  куда  вела  деревЯннаЯ
лестница,  занимавшаЯ  всю  стену напротив входа. Џод лестницей
стоЯли полные и порожние бочки, расположенные в строгом порЯдке
и радовавшие взглЯд пьЯницы лучше всЯкого украшениЯ. ‚ камине с
высоким колпаком пылали  охапки  хвороста,  и  горЯщие  веточки
спускались  до  самого  пола,  который  был сложен из щербатого
кирпича, а потому не грозил воспламенитьсЯ. Ћгонь очага  бросал
отблески на оловЯнную крышку стойки, помещавшейсЯ напротив, где
за  баррикадой  из  горшков,  пинт, бутылок и кувшинов восседал
кабатчик.  Ћт  Яркого  пламени   тускнело   желтоватое   сиЯние
потрескивающих чадных свечек, и вдоль стен плЯсали карикатурные
тени    посетителей   с   несуразными   носами,   с   торчащими
подбородками,  с  чубами,  как  у  ђике  •охолка,   и   прочими
уродствами    в    духе   "Љомических   фантазий"   знаменитого
Ђлькофрибаса  Ќазье.  ќтот  бесовский  плЯс  черных   силуэтов,
кривлЯвшихсЯ  позади  живых  людей,  казалось,  смешно  и метко
передразнивает  их.  ‡авсегдатаи  кабака  сидели  на   скамьЯх,
облокотЯсь  на доски стола, испещренные насечками, изукрашенные
вензелЯми, кое-где прожженные, все в пЯтнах от жирных  подливок
и  от  вин;  но  рукавам,  которые  терлись  о них, некуда было
становитьсЯ еще грЯзнее; многие вдобавок прохудились на  локтЯх
и  никак не могли защитить руки от грЯзи. ђазбуженные сутолокой
кабачка две-три курицы, пернатые попрошайки,  проникли  в  залу
через  дверь  со двора и, вместо того чтобы в столь поздний час
дремать на своем насесте, клевали под ногами посетителей крошки
с пиршественного стола.
     Љогда †акмен ‹ампурд вошел в "Љоронованную  редиску",  его
оглушил  невообразимый  гам.  ‡верского  вида молодцы потрЯсали
пустыми  кружками,  барабанили  кулаками  по  столу   с   такой
сокрушительной  силой,  что  сальные  огарки дрожали в железных
подсвечниках. „ругие гулЯки выкрикивали: "‹ей  пополней!"  -  и
подставлЯли  кружки.  ’ретьи  стучали  ножами о краЯ стаканов и
брЯцали тарелкой о тарелку,  вторЯ  застольной  песне,  которую
хором  горланили  остальные, завываЯ вразнобой, точно собаки на
луну.
     €ные  оскорблЯли  стыдливость  дебелых  служанок,  которые
проносили  блюда  с  дымЯщимсЯ  жарким над головами гостей и не
могли  оборонЯтьсЯ  от  любовных  посЯгательств,  более  дорожа
сохранностью  кушаний,  нежели своей добродетели. Љое-кто курил
длинные голландские трубки, норовЯ выпускать дым через ноздри.
     Ќе одни только  мужчины  участвовали  в  этой  сумЯтице  -
прекрасный   пол   был   тут  представлен  довольно  уродливыми
образцами, ибо порок позволЯет себе  иной  раз  быть  не  менее
неприглЯдным,   чем  добродетель.  ”илиды,  чьим  ’ирсисом  или
’итиром мог с помощью подходЯщей монеты стать первый встречный,
прогуливались попарно, останавливались у столиков и, как ручные
горлинки, пили из чаши каждого. Ћт обильных возлиЯний  вкупе  с
жарой щеки их багровели под кирпично-красными румЯнами, так что
они  казались  идолами, раскрашенными в два слоЯ. Ќакладные или
настоЯщие волосы, закрученные кудельками, липли  к  набеленному
до  блеска  лбу  или же в виде длинных буклей, завитых щипцами,
спускались на глубокий вырез густо  наштукатуренной  груди,  по
фальшивой  белизне  которой  были наведены голубые жилки. ЌарЯд
этих особ отличалсЯ  кричащим  и  жеманным  щегольством.  ‚сюду
ленты,  перьЯ,  кружева, позументы, аксельбанты, блестки, Яркие
краски. Ќо нетрудно было разглЯдеть, что роскошь эта показнаЯ -
сплошь  подделка,  мишура:  жемчуг  -  дутое  стекло,   золотые
украшениЯ  сработаны  из  меди,  шелковые  платьЯ  вывернуты  и
перекроены из выкрашенных юбок; но это великолепие дурного тона
казалось ослепительным в пьЯных  глазах  завсегдатаев  кабачка.
—то  касаетсЯ  духов,  то  от этих прелестниц не веЯло ароматом
роз, а, как из хорьковой норы,  разило  мускусом,  единственным
запахом,  способным  перебить  зловоние  кабака  и от сравнениЯ
представлЯвшимсЯ слаще бальзама,  амброзии  и  росного  ладана.
‚ремЯ от времени какой-нибудь молодчик, разгорЯченный похотью и
вином,  сажал  к  себе на колени покладистую красотку и, смачно
целуЯ ее, шепотом делал ей предложениЯ в анакреонтическом духе,
на которые ответом было жеманное хихиканье и отказ,  означавший
согласие;   потом  по  лестнице  поднимались  парочки,  мужчина
обнимал женщину  за  талию,  а  женщина,  хватаЯсь  за  перила,
ребЯчливо   противилась,   потому   что  даже  самое  последнее
распутство требует подобиЯ стыдливости. Ђ другие уже спускались
со  смущенным  видом,  меж  тем  как  их  случайнаЯ   Ђмариллис
непринужденнейшим образом расправлЯла юбки.
     €здавна  привыкнув  к подобным нравам и, кстати, не видЯ в
них ничего предосудительного, ‹ампурд не обращал  ни  малейшего
вниманиЯ  на  картину,  которую  мы только что набросали беглым
пером. ‘идЯ за столом и прислонЯсь к стене, он полным  нежности
и  вожделениЯ  взглЯдом  взирал  на  бутылку  канарского  вина,
принесенную служанкой, вина  выдержанного,  зарекомендованного,
которое  хранилось  в  подвале  длЯ  самых  заслуженных обжор и
питухов. •отЯ бретер пришел один, на стол поставили два бокала,
знаЯ, сколь ему  противно  поглощать  спиртное  в  одиночку,  и
предвидЯ   поЯвление   собутыльника.   ‚   ожидании  случайного
компаньона, ‹ампурд бережно взЯл за тонкую ножку  и  поднЯл  до
уровнЯ   глаз   бокал  в  форме  вьюнка,  в  котором  искрилась
благороднаЯ светлаЯ влага. “сладив  свое  зрение  теплым  тоном
золотистого  топаза, он обратилсЯ к обонЯнию и, всколыхнув вино
осторожным  толчком,  втЯнул  его  аромат  раздутыми,   как   у
геральдического  дельфина,  ноздрЯми. Ћставалось ублажить вкус.
„олжным образом  возбужденные  небные  сосочки  впитали  глоток
чудесного   нектара,   Язык   омыл   им  десна  и,  наконец,  с
одобрительным прищелкиванием препроводил его в глотку. Ќа такой
манер    великий    знаток    †акмен    ‹ампурд     посредством
одного-единственного  бокала  ублаготворил  три  из пЯти данных
человеку чувств, показав себЯ истым эпикурейцем,  до  последней
капли  извлекающим из всего сущего полную меру радости, какаЯ в
нем содержитсЯ. Њало того, он утверждал, что  осЯзание  и  слух
тоже  получают  свою  долю  наслаждениЯ:  осЯзание  от  гладкой
поверхности и стройной формы хрусталЯ; слух - от  гармоничного,
вибрирующего  звучаниЯ,  которое  он  издает, когда его ударишь
тупой стороной ножа  или  проведешь  влажными  пальцами  вокруг
кромки бокала. Ќо все парадоксы, нелепости и причуды чрезмерной
утонченности,  стремЯсь  доказать  слишком много, не доказывают
ровно ничего, кроме того,  сколь  порочна  утонченность  такого
сорта проходимца.
     Ќаш  бретер  не  пробыл  в  кабаке и нескольких минут, как
входнаЯ  дверь  приотворилась,  и  на  пороге  поЯвилсЯ   новый
персонаж,  одетый  с  головы  до  пЯт  в черное, за исключением
белого воротника  сборчатой  сорочки,  пузырившейсЯ  на  животе
между   камзолом   и   штанами.  Ћстатки  вышивки  стеклЯрусом,
наполовину осыпавшимсЯ,  безуспешно  пытались  приукрасить  его
изношенный  костюм,  судЯ  по  покрою  в  прошлом  не  лишенный
изЯщества.
     —еловек этот отличалсЯ мертвенной бледностью лица,  словно
обвалЯнного  в  муке,  и красным, как раскаленный уголь, носом.
€спещрЯвшие  его  фиолетовые   прожилки   свидетельствовали   о
ревностном   поклонении  богу  Ѓахусу.  ‘амаЯ  пылкаЯ  фантазиЯ
отказывалась вообразить, сколько потребовалось бочонков вина  и
флЯжек  настойки,  чтобы  довести  этот  нос  до  такой степени
красноты. ‘траннаЯ  физиономиЯ  незнакомца  напоминала  головку
сыра,  в  которую  воткнули  шпанскую  вишню.  —тобы  довершить
портрет, надо на место глаз приладить два Яблочных  семечка,  а
взамен  рта  представить  себе шрам от сабельного удара с узким
отверстием.
     ’аков был Њалартик, закадычный друг, Џилад, …вриал,  fidus
Achates1  †акмена  ‹ампурда; конечно, он не отличалсЯ красотой,
но  душевными  качествами  полностью  искупались   его   мелкие
телесные изъЯны. Џосле †акмена, к которому он питал глубочайшее
почтение, сам Њалартик считалсЯ лучшим фехтовальщиком в Џариже.
€граЯ в карты, он открывал королЯ с постоЯнством, которое никто
не  смел  назвать  наглым;  пил  оц  беспрерывно, но никогда не
пьЯнел; хотЯ никто не знал его портного,  плащей  у  него  было
больше,  чем у самого щеголеватого из придворных. Џритом он был
человек честный на свой лад, свЯто соблюдал кодекс разбойничьей
морали, не задумалсЯ бы пойти на смерть, чтобы спасти товарища,
и, стиснув зубы,  претерпеть  любую  пытку  -  дыбу,  испанские
сапожки,  деревЯнные козлы, даже пытку водой, самую мучительную
длЯ такого закоренелого пьЯницы, - лишь бы не выдать свою шайку
неосторожным  словом.  Љороче  говорЯ,  в  своем  духе  он  был
превосходный  малый  и недаром пользовалсЯ всеобщим уважением в
том кругу, где протекала его деЯтельность.
     Њалартик направилсЯ прЯмо к  столику  ‹ампурда,  придвинул
себе  табурет,  сел  напротив своего друга, молча взЯл со стола
полный до краев стакан, словно дожидавшийсЯ его, и осушил одним
махом. …го метода  резко  отличалась  от  методы  ‹ампурда,  но
достигала того же эффекта, о чем свидетельствовал кардинальский
пурпур   его   носа.   Љ   концу   пирушки  у  обоих  приЯтелей
насчитывалось одинаковое количество пометок мелом на грифельной
доске кабачка, и добрый  отец  Ѓахус,  сидЯ  верхом  на  бочке,
улыбалсЯ  тому  и другому, не делаЯ различиЯ, как двум несхожим
между собой, но равно  усердным  ревнителЯм  его  культа.  Ћдин
спешил  отслужить  мессу, другой старалсЯ ее растЯнуть, но, так
или иначе, оба истово отправлЯли ее.
     ‹ампурд, знакомый с обычаЯми приЯтелЯ, несколько раз крЯду
наполнЯл его стакан. ‡а  первой  бутылкой  последовала  втораЯ,
котораЯ вскоре тоже была опустошена; ее сменила третьЯ, котораЯ
продержалась  дольше  и  сдалась  не  так легко, после чего оба
бретера, чтобы  перевести  дух,  потребовали  трубки  и  сквозь
смрад,  сгустившийсЯ  у  них  над головами, принЯлись пускать в
потолок длинные завитки дыма, какие  дети  рисуют  над  трубами
домиков на полЯх школьных тетрадок. ‚ыдохнув несколько затЯжек,
они,  наподобие  богов  ѓомера  и  ‚ергилиЯ, исчезли в сплошном
облаке, сквозь которое только нос Њалартика пылал, как огненный
метеор.
     “крытые этой завесой от остальных  завсегдатаев,  приЯтели
вступили  в  беседу,  которой  никак не следовало достичь слуха
доносчиков: по  счастью,  "ЉоронованнаЯ  редиска"  была  местом
надежным, ни один наушник не посмел бы сунутьсЯ в это логово, а
если бы нашелсЯ такой смельчак, под ним тут же открылсЯ бы люк,
и он попал бы в погреб, откуда целым не выходил никто.
     - Љак  дела?  - спрашивал у Њалартика ‹ампурд тоном купца,
осведомлЯвшегосЯ о ценах  на  товары.  -  ’еперь  ведь  мертвый
сезон.   Љороль   живет   в   ‘ен-†ермене,   и  все  придворные
переселились туда же.  ќто  пагубно  отражаетсЯ  на  работе,  в
Џариже встретишь одних, буржуа и всЯкий мелкий люд.
     - €  не  говори!  -  подхватил  Њалартик.  -  Џросто срам!
Ћстанавливаю Я как-то вечером на Ќовом мосту  с  виду  довольно
приличного  молодчика,  спрашиваю  у него кошелек или жизнь; он
швырЯет мне кошелек, а там всего три-четыре серебрЯных  монеты,
и  плащ,  который  он  мне оставил, был из подкладочной ткани с
мишурным галуном. ‚ыходит, обворованным оказалсЯ Я.  ‚  игорном
доме встречаешь только лакеев, судейских писцов да молокососов,
которые  стащили  из  отцовской  конторки  несколько пистолей и
пришли попытать счастьЯ. ‘дашь два раза карты, бросишь три раза
кости - и они обчищены дотла. „аже обидно упражнЯть свой талант
ради такой  мизерной  выгоды!  ‹юсинды,  „оримены  и  ‘идализы,
обычно   столь   жалостливые   к  удальцам,  как  их  ни  лупи,
отказываютсЯ платить по счетам и  распискам,  ссылаЯсь  на  то,
что, ввиду отсутствиЯ двора, сами не получают ни содержаниЯ, ни
подарков  и  ради  куска хлеба вынуждены отдавать в заклад свое
трЯпье. Ќе подвернись мне ревнивый  старик  рогоносец,  который
нанимает  менЯ  избивать любовников своей жены, Я в этом месЯце
не заработал бы себе на воду, потреблЯть которую менЯ, впрочем,
не принудила  бы  самаЯ  лютаЯ  нужда,  -  даже  смерть  стоймЯ
представлЯетсЯ  мне куда слаще. “ менЯ не было ни одного заказа
ни на ловушку, ни хотЯ бы на пустЯковое похищение, ни на  самое
плевое  убийство.  Ѓоже  правый,  в  какие  времена  мы  живем!
Ќенависть слабеет,  злоба  глохнет,  чувство  мести  пропадает;
обиды  забываютсЯ не хуже, чем благодеЯниЯ; наш омещаненный век
мельчает, и нравы становЯтсЯ пресными до омерзениЯ.
     - „а,  хорошие  времена  миновали,  -  согласилсЯ   †акмен
‹ампурд.  -  ђаньше  какой-нибудь вельможа, оценив пашу отвагу,
нашел бы ей применение. Њы содействовали бы его  похождениЯм  и
секретным  делам  вместо  того,  чтобы  возитьсЯ невесть с кем.
Ћднако еще выпадают счастливые случаи.
     Џри этих словах он забренчал в кармане золотыми  монетами.
Ћт  их мелодичного звона у Њалартика глаза так и загорелись; но
вскоре   взор   его   вновь   потух,   ибо   деньги    товарища
неприкосновенны;  только  из  груди его вырвалсЯ вздох, который
можно было бы перевести словами: "’ебе-то повезло!"
     - џ рассчитываю вскорости раздобыть  длЯ  тебЯ  работу,  -
продолжал  ‹ампурд,  -  ты от дела не отлыниваешь и мигом готов
засучить  рукава,  когда  надо  кого-то  заколоть  шпагой   или
застрелить   из   пистолета.  Љак  человек  расторопный,  ты  в
назначенный срок исполнЯешь поручениЯ  и  умеешь  увильнуть  от
полиции.   “дивлЯюсь,  почему  ”ортуна  ни  разу  не  сошла  со
стеклЯнного шара у  твоих  дверей.  Џравда,  эта  потаскуха  по
причине  обычного  длЯ  женщин  дурного вкуса осыпает милостЯми
множество  разных  прощелыг  и   недорослей   в   ущерб   людЯм
заслуженным.   Ђ   в   ожидании,  когда  ты  приглЯнешьсЯ  этой
негоднице, давай не спеша пить, пока пробка не набухнет  у  нас
на подошвах.
     ќто философское заключение в своей неоспоримой мудрости не
встретило  возражений  у  приЯтелЯ  †акмена. Ћба бретера, набив
трубки, наполнили стаканы, облокотились на  стол  с  намерением
провести  времЯ  в  свое удовольствие и Явно не желаЯ, чтобы их
покой был нарушен.
     Ћднако он  все  же  был  нарушен.  Ќа  другом  конце  залы
послышались  громкие голоса - кучка людей окружила двух мужчин,
бившихсЯ об заклад. Ћдин  не  верил  в  сбыточность  того,  что
утверждал  другой,  а тот бралсЯ доказать свою правоту на деле.
’олпа раздалась. ЋглЯнувшись на шум, Њалартик и ‹ампурд увидели
человека  среднего  роста,  но  на  диво  крепко  скроенного  и
подвижного,  с  лицом  испанского  мавра,  с платком на голове,
одетого в бурый балахон, который, распахиваЯсь, открывал камзол
буйволовой кожи и коричневые штаны с медными пуговицами в  виде
бубенчиков, нашитыми по шву. €з-за широкого красного шерстЯного
поЯса, стЯнутого вокруг бедер, человек этот достал валенсийскую
наваху, в раскрытом виде не уступавшую по длине сабле, закрепил
кольцо,  ощупал острие пальцем и, должно быть, удовлетворившись
осмотром, сказал своему противнику:
     - џ  готов.  -  ‡атем  гортанным  голосом  выговорил  имЯ,
непривычное  длЯ  посетителей "Љоронованной редиски", но уже не
раз упоминавшеесЯ на страницах нашей книги: - —икита! —икита!
     Ќа повторный призыв худенькаЯ изможденнаЯ девочка, спавшаЯ
в темном углу залы, сбросила плащ, которым  так  была  укутана,
что казалась кучкой трЯпьЯ, подошла к Ђгостену, ибо это был он,
и,  устремив  на бандита огромные глаза, обрамленные синевой, а
потому сверкавшие особенно Ярко, спросила его глубоким  грудным
голосом, неожиданным длЯ ее щуплой фигурки:
     - •озЯин,  чего  ты  хочешь от менЯ? џ готова повиноватьсЯ
тебе здесь, как и в ландах, потому что ты храбрец и наваха твоЯ
насчитывает много красных полос.
     —икита произнесла эти слова на баскском наречии, столь  же
невразумительном    длЯ    французов,   как   верхнегерманский,
древнееврейский или китайский Язык.
     Ђгостен взЯл  —икиту  за  руку  и  поставил  ее  у  двери,
приказав  ей  не  шевелитьсЯ.  „евочка,  привычнаЯ  к  подобным
фокусам, не выразила  ни  страха,  ни  удивлениЯ;  она  стоЯла,
свесив  руки  и  безмЯтежно  глЯдЯ  в пространство, меж тем как
Ђгостен отошел в другой конец залы, выдвинул вперед одну  ногу,
вторую  отставил,  а  в руке раскачивал длинный нож, прижав его
рукоЯтку к запЯстью.
     „войной рЯд  любопытных  образовал  нечто  вроде  коридора
между  Ђгостеном  и —икитой, - толстобрюхие зрители задерживали
дыхание,  втЯнув  живот,  чтобы  он  не   выступал   из   рЯда.
„линноносые  предусмотрительно откидывались назад, чтобы лезвие
на лету не отсекло им кончик клюва.
     Ќаконец  рука  Ђгостена  выпрЯмилась,  точно  пружина,   и
грозное  оружие,  сверкнув молнией, вонзилось в дверь над самой
головой —икиты, будто снимаЯ  с  нее  мерку,  но  не  задело  у
девочки  ни  единого волоска. Љогда наваха со свистом пролетала
мимо, зрители невольно зажмурились, только  у  —икиты  даже  не
дрогнула   густаЯ  бахрома  ресниц.  ‹овкость  бандита  вызвала
одобрительный гул в толпе этих  требовательных  ценителей.  ‘ам
противник  Ђгостена, сомневавшийсЯ в возможности такого фокуса,
восторженно захлопал в ладоши.
     Ђгостен вытащил еще сотрЯсавшийсЯ нож, вернулсЯ на прежнее
место  и  на  сей  раз  всадил  клинок  между  рукой  и   телом
невозмутимой  —икиты. Ћтклонись острие на три-четыре линии, оно
попало  бы  в  самое  сердце  девочки.  •отЯ  публика   кричала
"довольно",  Ђгостен  повторил  опыт  и  всадил  нож  по другую
сторону  груди,  желаЯ  доказать,  что  это  сноровка,   а   не
случайность.
     —икита, гордаЯ шумными рукоплесканиЯми, которые относились
к ее мужеству  не  менее,  чем  к  ловкости  Ђгостена, обводила
публику победоносным взглЯдом; ноздри ее раздувались,  с  силой
втЯгиваЯ  воздух,  а  полуоткрытый  рот  обнажил крепкие, как у
хищника, зубы, сверкавшие жестокой  белизной.  Ѓлеск  оскала  и
фосфорические  искорки зрачков были тремЯ светлыми точками, что
озарЯли ее смуглое  от  загара  личико.  ‚склокоченные  волосы,
словно   длинные  черные  змейки,  вились  вокруг  лба  и  щек,
выбиваЯсь из-под пунцовой ленты  непокорными  кольцами.  Ќа  ее
шее,  более  темной,  чем  кордовскаЯ кожа, будто капли молока,
блестели  бусины  ожерельЯ,  подаренного  €забеллой.  ЌарЯд  ее
несколько   изменилсЯ  к  лучшему  -  на  ней  больше  не  было
канареечно-желтой юбки с вышитым  попугаем,  котораЯ  в  Џариже
слишком  уж бросалась бы в глаза. ’еперь —икита была в коротком
темно-синем платье, собранном на бедрах,  и  в  душегрейке  или
кофточке  из  черного камлота, застегнутой на груди двумЯ-тремЯ
роговыми пуговицами. Ѓашмаки на ее ножках, привыкших ступать по
душистому цветущему вереску,  были  ей  слишком  велики,  но  у
сапожника во всей лавке не нашлось обуви ей по размеру. ‚се это
роскошество  Явно стеснЯло ее; однако поневоле пришлось сделать
уступку  зимней  парижской  слЯкоти.  —икита  осталась  той  же
дикаркой,   что   и  в  харчевне  "ѓолубое  солнце",  но  в  ее
первобытном мозгу теперь роилось больше мыслей, и сквозь  облик
девочки-подростка    уже   проглЯдывала   девушка.   ‡а   времЯ
путешествиЯ из ланд она перевидала немало такого, что  поразило
ее неискушенное воображение.
     ‚оротЯсь  в  свой  угол  и  прикрывшись  плащом, —икита не
замедлила снова уснуть.  —еловек,  проигравший  пари,  выплатил
условленные  пЯть  пистолей ее приЯтелю. ’от сунул их за поЯс и
сел допивать начатую кружку;  пил  он  медленно,  ибо  не  имел
постоЯнного жильЯ и предпочитал коротать времЯ в кабаке, вместо
того  чтобы  трЯстись  от  холода  где-нибудь под мостом или на
церковной паперти, ожидаЯ столь позднего в эту  пору  рассвета.
’аково же было положение и многих других горемык, которые спали
крепчайшим  сном  кто  на  скамьЯх,  кто под ними, завернувшись
вместо одеЯл в собственные плащи. ‡абавное зрелище представлЯли
собой все эти сапоги, вытЯнутые на  полу,  как  ноги  мертвецов
после битвы. € в самом деле, битвы, где жертвы Ѓахуса, шатаЯсь,
добирались до какого-нибудь укромного уголка, прислонЯлись лбом
к   стене  и  под  смешки  собутыльников  с  более  выносливыми
желудками выворачивались наизнанку, истекаЯ вместо крови вином.
     - ЉлЯнусь дьЯволом, парень не  промах!  -  сказал  ‹ампурд
Њалартику.  -  Ќадо иметь его в виду длЯ трудных предприЯтий. ‘
теми,  к  кому  опасно  подступитьсЯ,  удар  ножом  издалека  -
отличное средство, куда лучше, чем пальба из пистолета, котораЯ
огнем,  дымом  и  грохотом  словно  нарочно созывает на подмогу
полицейских.
     - „а, чисто сработано, - согласилсЯ Њалартик, -  но  стоит
промахнутьсЯ,  как  останешьсЯ безоружным и не оберешьсЯ сраму.
‹ично менЯ в этом рискованном показе  ловкости  больше  пленила
отвага  девочки.  ќтакаЯ пигалица! Ђ в ее тощенькой, щупленькой
груди заключено сердце львицы и античной героини. € вообще  мне
нравЯтсЯ  ее  горЯщие,  как  угольЯ,  глаза,  ее  невозмутимый,
неприступный  вид.  ђЯдом  с  утицами,  индюшками,  гусынЯми  и
прочими  обитательницами  заднего  двора она похожа на молодого
сокола, залетевшего в курЯтник. џ знаю толк  в  женщинах  и  по
бутону  могу  судить  о цветке. —ерез год-другой —икита, как ее
называет  этот   черномазый   разбойник,   станет   королевским
лакомством...
     - ‘корее,  воровским,  -  философски  заключил  ‹ампурд. -
ђазве  что  судьба  примирит  обе  крайности,  сделав  из  этой
morena1,  как говорЯт испанцы, любовницу жулика и принца. ’акое
уже бывало, причем не всегда принца любЯт сильнее, настолько  у
потаскушек  испорчен  и  развращен  вкус. Ћднако оставим пустую
болтовню и обратимсЯ к серьезным делам. ‚озможно, скоро Я  буду
нуждатьсЯ   в   помощи   нескольких  испытанных  храбрецов  длЯ
предложенной мне экспедиции, не столь дальней, как та,  которую
предпринЯли аргонавты в поисках золотого руна.
     - ‡олотого!  ‘овсем  не  плохо!  -  пробормотал  Њалартик,
уткнувшись носом в стакан, где вино  как  будто  заискрилось  и
зашипело от соприкосновениЯ с этим раскаленным углем.
     - ЏредприЯтие нелегкое и небезопасное, - продолжал бретер.
- Њне  поручено  убрать  некоего  капитана  ”ракасса, актера по
ремеслу,  будто  бы  мешающего  амурным  делам  очень  знатного
вельможи.  ‘  этим-то  делом  Я,  конечно, управлюсь и сам; но,
кроме того, надо устроить  похищение  красотки  -  ее  любЯт  и
вельможа  и  актер,  а  вступитсЯ за нее всЯ труппа. €так, надо
составить список надежных и не  очень-то  щепетильных  дружков.
Љаков, по-твоему, Ќосомклюй? —то ты о нем скажешь?
     - Ћн   выше  всЯких  похвал!  -  ответил  Њалартик.  -  Ќо
рассчитывать на него не приходитсЯ. Ћн  болтаетсЯ  на  железной
цепи  в  Њонфоконе,  дожидаЯсь,  пока его останки, расклеванные
птицами, упадут с виселицы в  Яму,  на  кости  опередивших  его
приЯтелей.
     - ‚от  почему  его  с  некоторых  пор  не  было  видно,  -
равнодушнейшим тоном  заметил  ‹ампурд.  -  —его  стоит  жизнь!
Џопируешь  спокойно  вечерок с приЯтелем в почтенном заведении,
расстанешьсЯ с ним - и отправитесь каждый  по  своим  делам.  Ђ
через  неделю  спросишь:  "Љак  поживает  такой-то?"  -  и тебе
ответЯт: "…го повесили".
     - “вы! Ќичего не поделаешь, - вздохнул приЯтель  ‹ампурда,
принимаЯ  патетически-печальную или печально-патетическую позу.
- ‚ерно говорит господин де Њалерб в своем "“тешении „юперье":
             Ќо он принадлежал к тем душам непорочным,
                            —ей жребий так жесток...
     - Ќам не пристало хныкать по-бабьи,  -  сказал  бретер.  -
Џокажем  себЯ  мужественными  стоиками  и будем продолжать свой
жизненный путь, надвинув шлЯпу до бровей,  лихо  подбоченЯсь  и
бросаЯ вызов виселице; ведь от нее только почета меньше, чем от
пушек,  мортир,  кулеврин  и бомбард, несущих смерть солдатам и
командирам,  не  считаЯ  угрозы  мушкетного  огнЯ  и  холодного
оружиЯ.  ‡а отсутствием ЌосомклюЯ, который, верно, пребывает во
славе рЯдом с добрым разбойником, возьмем Њеднолоба.  Њалый  он
крепко сбитый, выносливый и в трудном деле не подведет.
     - Њеднолоб  ныне  плавает  вдоль  берберийских берегов под
началом полицейского комиссара. Љороль, питаЯ  к  нашему  другу
особое  расположение,  повелел  украсить  ему плечо королевской
лилией, чтобы сыскать его повсюду, если он потерЯетсЯ. ‡ато,  к
примеру,  ‘вернишей,  ‚инодуй,  …ршо  и ‚ерзилон еще свободны и
могут быть предоставлены в распорЯжение вашей милости.
     - ќтих мне  будет  достаточно,  все  они  молодцы  как  на
подбор, и, когда придет времЯ, ты менЯ с ними сведешь. Ђ теперь
допьем  последнюю  кварту  и  уберемсЯ отсюда, пока ноги носЯт.
‚оздух  в  зале  становитсЯ  зловоннее  Ђвернского  озера,  над
которым  птица  не  пролетит,  не  упав  мертвой от вредоносных
испарений. ’ут разит и потом, и салом, и  кое-чем  похуже,  так
что  свежий ночной ветерок пойдет нам на пользу. Љстати, ты где
ночуешь сегоднЯ?
     - џ  не  высылал  квартирьера  приготовить  мне   ночлег,-
ответил  Њалартик,  -  и  нигде еще не раскинул шатра. џ мог бы
толкнутьсЯ в трактир "“литка", но там  у  менЯ  счет  длиной  с
клинок   моей   шпаги,   а  не  очень-то  приЯтно  увидеть  при
пробуждении кислую рожу старого  знакомца-трактирщика,  который
ворчливо  отказывает  в малейшей новой затрате и требует отдать
долг, потрЯсаЯ над головой  пачкой  счетов,  как  сам  господин
ћпитер   молниЯми.   ‚незапное  поЯвление  полицейского  меньше
удручило бы менЯ.
     - ќто все от нервов, у  любого  великого  мужа  есть  свои
слабые  места,  -  назидательно  заметил ‹ампурд, - но раз тебе
претит ЯвлЯтьсЯ в "“литку", а в гостинице "Џод открытом  небом"
холодновато,  принимаЯ во внимание зимнюю пору, то по старинной
дружбе предлагаю тебе гостеприимство в моем поднебесном  жилище
и готов уступить полставнЯ в качестве ложа.
     - ‘  сердечной признательностью принимаю твое приглашение,
- ответил Њалартик .- Ћ, стократ блажен тот  смертный,  у  кого
есть свои лары и пенаты и кто может усадить задушевного друга к
собственному очагу.
     †акмен ‹ампурд исполнил обещание, данное самому себе после
того,  как  оракул  сделал  выбор в пользу кабака. Ѓретер был в
лоск пьЯн, но никто так не владел собой во хмелю, как  ‹ампурд.
Ќе  вино  управлЯло  им, нет - он управлЯл вином. ’ем не менее,
когда он встал,  ему  показалось,  будто  ноги  у  него  налиты
свинцом  и  вдавлены  в  пол. ‘ большими усилиЯми поднЯл он эти
тЯжеленные колоды и зашагал к двери, откинув голову  и  держась
очень  прЯмо.  Њалартик пошел за ним довольно твердой поступью,
ибо он всегда был настолько пьЯн, что  дальше  пьЯнеть  некуда.
Џогрузите  в море насыщенную водой губку, и она не вберет более
ни капли. ’аков  был  и  Њалартик,  с  той  разницей,  что  его
насквозь  пропитывала  не  вода, а чистый сок виноградной лозы.
€так,  оба  приЯтелЯ  отбыли  безо  всЯких  осложнений  и  даже
умудрились,  не  будучи ангелами, поднЯтьсЯ по лестнице €акова,
ведущей с улицы на чердак ‹ампурда.
     ‚ этот час кабак представлЯл  собой  смешное  и  плачевное
зрелище.  Ћгонь еле тлел в очаге. ‘вечи, с которых никто уже не
снимал  нагара,  оплыли  огромными  наростами,  а   фитили   их
покрылись   черными   шлЯпками.   Џотоки   сала  стекали  вдоль
подсвечника и твердели,  застываЯ.  „ым  от  трубок  и  пар  от
дыханиЯ и кушаний сгустилсЯ под потолком в непроницаемый туман;
чтобы очистить пол от грЯзи и отбросов, надо было отвести туда,
как в Ђвгиевы конюшни, целую реку. ‘толы были усеЯны объедками,
птичьими  остовами  и  костЯми  от окороков, обглоданных дотла,
будто над ними орудовали псы, охотники до падали. ’ут и там  из
опрокинутого в пылу драки кувшина стекали остатки вина, и капли
его,  собираЯсь  в  красную  лужу,  казались  каплЯми  крови из
отрубленной головы; размеренный отрывистый  шум  их  нападениЯ,
как тиканье часов, вторил храпу пьЯниц.
     Њаленький  Њавр  на  Ќовом  ђынке  прозвонил  четыре часа.
Љабатчик,  уснувший,  положив  голову   на   скрещенные   руки,
встрепенулсЯ,  пытливым  взглЯдом  окинул  залу  и,  видЯ,  что
потребители ничего больше не спрашивают, кликнул слуг и  сказал
им:
     - ‚ремЯ  позднее, выметайте-ка этих бродЯг и шлюх вместе с
мусором - все равно пить они перестали!
     ‘луги взмахнули метлами, выплеснули несколько ведер воды и
за пЯть минут, не жалеЯ тумаков, опростали кабак, выкинув  всех
прЯмо на улицу.


        XIII. „‚Ћ‰ЌЂџ Ђ’ЂЉЂ


     ѓерцог  де ‚алломбрез был из тех, кто упорен и в любви и в
мести. …сли он смертельно ненавидел ‘игоньЯка, то к €забелле он
питал ту неистовую страсть,  какую  разжигает  недоступность  в
душах высокомерных и необузданных, не привыкших к препЯтствиЯм.
Џобеда   над   актрисой  сделалась  главной  целью  его  жизни;
избалованный легкими успехами в своих амурных  похождениЯх,  он
никак  не  мог  объЯснить  себе  эту  неудачу  и часто во времЯ
беседы, прогулки, катаниЯ, в театре или в церкви, у  себЯ  дома
или  при  дворе он вдруг задумывалсЯ и задавал себе недоуменный
вопрос: "Љак это может быть, чтобы она менЯ не любила?"
     € правда, это было непостижимо длЯ человека, не  верившего
в  добродетель  женщин,  а  тем  паче  актрис.  …му приходило в
голову, что холодность  €забеллы  -  обдуманнаЯ  игра  с  целью
добитьсЯ   от   него  большего,  ибо  ничто  так  не  разжигает
вожделение, как притворное целомудрие и  ужимки  недотроги.  Ќо
пренебрежение,    с   которым   она   отвергла   драгоценности,
поставленные к ней в  комнату  ‹еонардой,  никак  не  позволЯло
причислить  ее  к  женщинам, набивающим себе цену. ‹юбые, самые
богатые уборы, конечно, оказали  бы  не  больше  действиЯ.  ђаз
€забелла  даже  не  раскрыла  футлЯров,  что  толку посылать ей
жемчуга и  бриллианты,  способные  соблазнить  самое  королеву?
Џисьменные  излиЯниЯ  тронули  бы  ее  не  более,  с  каким  бы
изЯществом и пылом  секретари  герцога  ни  живописали  страсть
своего господина. Џисем она не распечатывала. € проза ли, стихи
ли,  тирады  или  сонеты  -  все  осталось  бы  втуне.  Љстати,
поэтические стенаниЯ, годные длЯ робких вздыхателей, совсем  не
соответствовали напористой натуре ‚алломбреза. Ћн велел позвать
тетку  ‹еонарду, с которой не переставал поддерживать секретные
сношениЯ, полагаЯ, что полезно иметь шпиона даже в неприступной
крепости.  ‘тоит  гарнизону  ослабить  бдительность,  как  враг
проникнет через услужливо открытый лаз.
     ‹еонарда   потайной  лестницей  была  проведена  в  личный
кабинет герцога,  где  он  принимал  только  близких  друзей  и
преданных слуг. ќто был продолговатый покой, обшитый панелЯми с
капелированными   ионическими   колонками,   а   в  промежутках
помещались овальные медальоны с богатой  рельефной  резьбой  по
цельному  дереву,  как  будто  прикрепленные  к лепному карнизу
замысловатыми переплетениЯми лент и бантов. ‚ этих  медальонах,
под  видом  мифологических  ”лор,  ‚енер,  •арит,  „иан, нимф и
дриад, изображены были любовницы герцога, одетые  на  греческий
манер,  причем  одна  выставлЯла  напоказ  алебастровую  грудь,
другаЯ - точеную ножку, третьЯ - плечи с Ямочками, четвертаЯ  -
иные потаенные прелести; и нарисованы они были так искусно, что
их  можно  было  принЯть  за  плод воображениЯ художника, но не
портреты  с  натуры.  Ђ  на  самом  деле   записные   скромницы
позировали длЯ этих картин ‘имону ‚уэ, знаменитейшему живописцу
своего    времени,    воображаЯ,    будто   оказывают   великое
снисхождение, и н