,  сэр,-  сказал  он.-  “  менЯ  есть
отличнаЯ шпага. ќфес, точно,  не  серебрЯный  -  да  ведь  серебрЯный  и  не
подходит солдату, как вы сами заметили,- но все же  приличный,  а  клинок  -
один из лучших в …вропе. ќто  такой  клинок...  такой  клинок...  ‘ловом,  Я
сейчас вам ее принесу,- сами увидите и попробуете. Ћт души рад,  что  вашему
благородию лучше.
     —ерез минуту он вернулсЯ и вручил „жонсу шпагу. „жонс взЯл ее, обнажил,
сказал, что хорошо, и спросил о цене.
     ‘ержант принЯлсЯ расхваливать свой товар.  Ћн  сказал  (подкрепив  свои
слова клЯтвой), что шпага снЯта  с  французского  генерала  в  сражении  при
‹еттингене.
     - џ снЯл ее собственноручно, размозжив ему голову,- объЯвил  он.-  ќфес
был золотой. џ продал его одному из  наших  франтов;  ведь  многие  офицеры,
знаете ли, ценЯт эфес больше клинка.
     „жонс остановил его и попросил назвать цену. ‘ержант, думаЯ, что  „жонс
в бреду и при смерти, забоЯлсЯ причинить ущерб своей семье, запросив слишком
мало. Ћднако после минутного колебаниЯ он  решил  удовлетворитьсЯ  двадцатью
гинеЯми, побожившись, что не продал бы дешевле и родному брату.
     - „вадцать гиней?! - воскликнул „жонс в величайшем  изумлении.-  ‚ерно,
вы принимаете менЯ за сумасшедшего или думаете, что Я отроду не видел шпаги?
„вадцать гиней! Ќикак не ожидал, что вы способны обмануть менЯ. Ќате, берите
свою шпагу назад... €ли нет, пусть она останетсЯ у менЯ: Я покажу ее  завтра
утром вашему командиру и сообщу ему, сколько вы за нее запросили.
     ‘ержант, как мы уже сказали, был себе на уме: он Ясно увидел, что „жонс
вовсе не в таком состоЯнии, как он предполагал. ’огда он,  в  свою  очередь,
прикинулсЯ крайне изумленным и сказал:
     - ‘мею вас уверить, сэр, Я не запросил с вас лишнего. Љроме того, прошу
принЯть во внимание, что у менЯ только эта шпага и есть и Я рискую  получить
замечание от своего начальника, Явившись к нему  без  шпаги.  ‘оображаЯ  все
это, право, Я думаю, что двадцать шиллингов совсем не так дорого.
     - „вадцать шиллингов?! - воскликнул „жонс.- ‚едь вы только что  просили
двадцать гиней!
     - Џомилуйте! - отвечал сержант.- ‚аше благородие, наверно,  ослышались,
а может, Я и сам обмолвилсЯ сосна: ведь Я еще не совсем проснулсЯ.  „вадцать
гиней! Ќемудрено, что ваше благородие так рассерчали. ’ак Я сказал "двадцать
гиней"? Џоверьте, Я хотел сказать:  двадцать  шиллингов.  €  если  вы,  ваше
благородие, сообразите все обстоЯтельства,  то,  надеюсь,  не  найдете  цену
слишком высокой. Џравда, такую же на вид шпагу вы можете купить  и  дешевле.
Ќо...
     ’ут „жонс перебил его, сказав:
     - Ќет, Я не собираюсь торговатьсЯ и дам вам даже шиллингом больше,  чем
вы просите.
     ‘ этими словами он дал сержанту гинею, велел ему идти спать  и  пожелал
доброго пути, прибавив, что надеетсЯ догнать отрЯд еще до ‚орчестера.
     ‘ержант  вежливо  раскланЯлсЯ,  очень  довольный   сделкой,   а   также
находчивостью,  позволившей  ему  исправить  промах,  который  он  допустил,
воображаЯ, что раненый в бреду.
     Љак только сержант ушел, „жонс встал с постели и оделсЯ, натЯнув  также
кафтан, на белом фоне которого отчетливо видны были  пЯтна  испачкавшей  его
крови. ‘хватив купленную шпагу, он уже собиралсЯ выйти из комнаты, как вдруг
его остановила мысль о затеЯнном - о том, что через несколько минут он лишит
жизни человека или сам лишитсЯ ее.
     "ђади чего, собственно, собираюсь Я рисковать своей жизнью?  -  подумал
он.- ђади чести. Ђ кто мой противник? ЌегодЯй,  оскорбивший  менЯ  словом  и
делом без всЯкого повода с моей стороны. Ќо разве месть не запрещена  богом?
Љонечно,  запрещена,  но  ее  требует  общество.  „олжен   ли   Я,   однако,
повиноватьсЯ  предписаниЯм  общества  в   нарушение   отчетливо   выраженных
заповедей божьих? Ќеужели навлекать на себЯ гнев божий из боЯзни прослыть...
гм... трусом... подлецом? Ќет, прочь колебаниЯ! џ решилсЯ, Я  должен  с  ним
дратьсЯ!"
     Џробило двенадцать, и все  в  доме  спали  за  исключением  часового  у
комнаты Ќорсертона, когда „жонс, тихонько открыв  дверь,  вышел  на  розыски
своего  врага,   о   месте   заключениЯ   которого   подробно   разузнал   у
вышеупомЯнутого буфетчика. ’рудно себе представить что-нибудь ужаснее фигуры
„жонса в эту минуту. Ќа нем был, как мы сказали,  светлый  кафтан,  покрытый
пЯтнами  крови.  ‹ицо  его,  лишенное  этой  крови  и  еще  двадцати  унций,
выпущенных хирургом,  было  мертвенно-бледно.  ѓолова  была  обвита  бинтом,
сильно напоминавшим тюрбан. ‚ правой руке он держал шпагу, в левой -  свечу.
’аким образом, окровавленный призрак Ѓанко был по  сравнению  с  ним  ничто.
„ействительно, Я думаю, более ужасное привидение не поЯвлЯлось ни  на  одном
кладбище  и  не  возникало  даже  в  воображении  сомерсетширских   кумушек,
собравшихсЯ зимним вечером у рождественского камина.
     Љогда часовой завидел  приближение  нашего  героЯ,  волосы  его  начали
потихоньку приподымать гренадерский кивер, а колени застучали одно о другое.
‚се тело его затрепетало сильнее, чем  в  лихорадке.  Ћн  выстрелил  и  упал
ничком на пол.
     —то заставило его стрелЯть - страх или  храбрость,  и  целил  ли  он  в
напугавший его предмет,- не могу сказать. ‚прочем, если даже  целил,  то,  к
счастью, дал промах.
     “видев падение  часового,  „жонс  догадалсЯ  о  причине  его  испуга  и
невольно улыбнулсЯ, совсем не думаЯ об опасности,  которой  сам  только  что
избежал. Ћн прошел мимо солдата, лежавшего не шевелЯсь, и вошел  в  комнату,
где, по его сведениЯм, был заключен Ќорсертон. ‡десь, в полном  одиночестве,
он нашел... пустую кружку; пролитое на  столе  пиво  свидетельствовало,  что
комната еще недавно была обитаема, но теперь в ней никого не было.
     „жонс подумал было, что  из  нее  есть  ход  в  другое  помещение,  но,
осмотрев все кругом, не  мог  обнаружить  другой  двери,  кроме  той,  через
которую вошел и у которой стоЯл  часовой;  тогда  он  несколько  раз  громко
позвал Ќорсертона по имени, но никто не откликнулсЯ, и зов его  только  пуще
напугал часового,  который  теперь  окончательно  прониксЯ  убеждением,  что
волонтер умер от ран и что дух его пришел искать  своего  убийцу;  он  лежал
полумертвый от страха, и Я от всей души желал бы, чтобы  его  видели  в  эту
минуту актеры, которым  приходитсЯ  изображать  обезумевших  от  ужаса:  это
научило бы их подражать природе,  вместо  того  чтобы  заниматьсЯ  шутовской
жестикулЯцией и кривлЯньем на потеху и ради хлопков галерки.
     ‚идЯ, что птичка  улетела,  по  крайней  мере  отчаЯвшись  найти  ее  и
справедливо опасаЯсь, что звук выстрела  взбудоражит  весь  дом,  герой  наш
задул свечу и тихонько прокралсЯ назад в  свою  комнату,  где  снова  лег  в
постель; однако ему не удалось бы уйти незамеченным, если бы на одном  этаже
с ним находилсЯ еще кто-нибудь, кроме  одного  джентльмена,  прикованного  к
постели подагрой, ибо прежде чем он успел добратьсЯ до дверей своей комнаты,
зал, в котором был поставлен часовой, наполнилсЯ  народом:  кто  прибежал  в
одной рубашке, кто полуодетый, и все взволнованно спрашивали друг друга, что
случилось.
     ‘олдата нашли на том же месте и в том же положении, в каком  мы  только
что оставили  его.  Њногие  бросились  его  поднимать,  а  иные  принЯли  за
мертвого, но скоро убедились в своей ошибке, потому что он  не  только  стал
отбиватьсЯ от тех,  кто  его  схватил,  но  еще  и  заревел,  как  бык.  …му
представилось,  что  целое  полчище  духов  или  дьЯволов  напало  на  него:
воображение  беднЯги,  перепуганного  призраком,  обращало  все  видимые   и
осЯзаемые предметы в духов и привидениЯ.
     Ќаконец, благодарЯ численному превосходству,  с  часовым  справились  и
поставили его на ноги; были принесены свечи, и тогда, увидЯ  двух  или  трех
товарищей, он немного пришел в себЯ, но на вопрос, что случилось, отвечал:
     - Џропащий Я человек! Љончено, пропащий! Ќичего  не  поделаешь,  Я  его
видел!
     - Љого ты видел, „жек? - спросил кто-то из солдат.
     - “битого вчера волонтера.
     €, побожившись самыми страшными клЯтвами, рассказал, как волонтер, весь
в крови, извергаЯ огонь изо рта и ноздрей, прошел мимо него в  комнату,  где
был заключен прапорщик Ќорсертон, после чего, схватив заключенного за горло,
улетел с ним при громовом ударе.
     ђассказ этот был встречен собравшимисЯ благожелательно. †енщины, все до
одной, принЯли его за чистую истину и молили бога  сохранить  им  жизнь.  €з
мужчин тоже многие поверили  рассказанному;  но  нашлись  и  такие,  которые
поднЯли часового на смех, а один сержант заметил невозмутимо:
     - џ еще с вами потолкую об этом, молодой человек.  џ  вам  покажу,  как
спать и грезить на часах!
     - Ќаказывайте менЯ, если вам угодно,- отвечал  часовой,-  но  только  Я
бодрствовал вот так же, как сейчас; и дьЯвол  менЯ  забери,  как  он  забрал
прапорщика, если Я не видел  мертвеца  с  большими  огненными,  как  факелы,
глазами!
     ’ут в комнату вошли командир отрЯда и командирша дома.  Џервый  еще  не
спал, когда раздалсЯ выстрел часового, и счел своим долгом встать, хотЯ и не
предполагал ничего серьезного; тогда  как  опасениЯ  последней  были  весьма
серьезны: она испугалась, как бы ее ложки и пивные  кружки  не  выступили  в
поход без всЯкого с ее стороны приказаниЯ.
     ЃеднЯга  часовой,  длЯ  которого  поЯвление  лейтенанта  было  немногим
приЯтнее, чем  недавнее  поЯвление  призрака,  снова  рассказал  о  страшном
происшествии, прибавив к нему еще больше крови и огнЯ. Ќо, на его несчастье,
ни один из его новых слушателей ему не поверил. Ћфицер, несмотрЯ на всю свою
религиозность, был вовсе чужд страхов подобного рода; к тому же, только  что
видев „жонса в описанном нами состоЯнии, он был уверен, что тот жив. —то  же
касаетсЯ хозЯйки, то она хоть и не отличалась большой религиозностью, все же
допускала   существование   духов;   однако   в   рассказе   часового   было
обстоЯтельство, заведомо противоречившее истине, о чем мы сейчас поставим  в
известность читателЯ.
     Ѓыл ли Ќорсертон унесен  среди  грома  и  молнии  или  ушел  как-нибудь
иначе,- во всЯком случае, он не находилсЯ более под стражей. Џо этому случаю
лейтенант сделал заключение, почти совпадающее с тем, которое  было  сделано
сержантом, и немедленно приказал  арестовать  часового.  ’аким  образом,  по
странной превратности ”ортуны (превратности,  впрочем,  довольно  обычной  в
военной обстановке), страж сам попал под стражу.

     ѓ‹Ђ‚Ђ XV ”инал описанного приключениЯ.

     Џомимо подозрениЯ, что часовой заснул, у лейтенанта было насчет него  и
худшее подозрение, а именно: что он повинен в измене. Ќе поверив  ни  одному
слову его рассказа о привидении, он подумал, что все это сочинено только длЯ
того, чтобы обмануть  его,  и  что  на  самом  деле  часовой  был  подкуплен
Ќорсертоном и выпустил последнего. ’ем более что  страх  казалсЯ  лейтенанту
крайне неестественным в человеке, пользовавшемсЯ славой первого  храбреца  и
смельчака в полку, побывавшем в нескольких сражениЯх,  получившем  несколько
ран,- словом, всегда с честью исполнЯвшем долг солдата.
     ЋпасаЯсь, как бы и читатель не составил себе дурного мнениЯ о  часовом,
мы, не откладываЯ ни минуты, снимем с него столь тЯжелое обвинение.
     Њистер Ќорсертон, как мы выше заметили, был вполне удовлетворен  славой
своего подвига. Ќадо думать, он наблюдал, или слышал, или  предполагал,  что
зависть - неразлучнаЯ спутница  славы.  џ  не  хочу  этим  сказать,  что  он
по-Язычески склонен был верить и поклонЯтьсЯ богине Ќемезиде, ибо, по  моему
глубокому убеждению, он  не  слышал  даже  ее  имени.  Љроме  того,  обладаЯ
подвижной натурой, он питал большую  антипатию  к  тесным  зимним  квартирам
ѓлостерского замка, длЯ постоЯ в которых мировой судьЯ  легко  мог  снабдить
его билетом. Ќе мог он также отделатьсЯ  от  неприЯтных  размышлений  насчет
известного деревЯнного сооружениЯ, которое Я, по общепринЯтому у нас обычаю,
воздержусь называть по  имени,  хотЯ,  мне  кажетсЯ,  нам  следовало  бы  не
стыдитьсЯ, а скорее гордитьсЯ строением, которое приносит,  пли,  во  всЯком
случае, могло бы приносить, обществу больше пользы,  чем  почти  все  прочие
публичные постройки. ‘ловом, не приводЯ дальнейших  мотивов  его  поведениЯ,
скажу просто, что мистер Ќорсертон очень желал уехать в этот же вечер, и ему
оставалось только придумать, как это осуществить, что было делом  далеко  не
легким.
     Ќадобно  сказать,  что  этот  молодой  человек,  несколько  горбатый  в
нравственном отношении, станом был совершенно прЯм и сложен отменно крепко и
ладно. ‹ицом он тоже был, по мнению большинства женщин, красив,  потому  что
оно было у него широкое и полное, а зубы сравнительно хорошие. ќти  прелести
оказали свое действие и на нашу хозЯйку, котораЯ  была  любительницей  таких
красавцев. Ћна прониклась искренним  состраданием  к  молодому  человеку  и,
услышав от хирурга,  что  дела  волонтера  плохи,  сообразила,  что  и  дела
прапорщика также могут  принЯть  в  недалеком  будущем  плохой  оборот.  ‚от
почему, испросив позволение навестить Ќорсертона  и  найдЯ  его  в  довольно
мрачном  расположении  духа,  еще  более  омраченном   известием   о   почти
безнадежном состоЯнии волонтера, она обронила несколько намеков,  которые  с
жадностью  были  подхвачены  ее   собеседником,   после   чего   они   скоро
столковались, и было  условлено,  что  по  определенному  сигналу  прапорщик
подниметсЯ в дымоход, соединЯвшийсЯ с кухонным дымоходом, куда он  и  сможет
опуститьсЯ, воспользовавшись минутой, когда хозЯйка очистит помещение.
     Ќо чтобы наши  читатели  иного  склада  мыслей,  воспользовавшись  этим
поводом, не осудили слишком поспешно всЯкое  сострадание  как  пагубное  длЯ
общества  безрассудство,  мы  считаем  уместным  упомЯнуть  еще   об   одном
обстоЯтельстве, весьма возможно имевшем некоторое влиЯние на  эту  затею.  “
прапорщика случайно хранились в то времЯ  пЯтьдесЯт  фунтов,  принадлежавших
всему отрЯду. „ело в том, что командир,  повздорив  с  лейтенантом,  поручил
раздачу жалованьЯ прапорщику, а тот  счел  за  лучшее  доверить  эти  деньги
хозЯйке - может быть, в виде ручательства или залога,  что  он  впоследствии
вернетсЯ и ответит перед судом за возведенные на него обвинениЯ.  Ќо  каковы
бы ни были условиЯ, верно то, что хозЯйка получила  деньги,  а  прапорщик  -
свободу.
     ‡наЯ сострадательное сердце этой доброй женщины, читатель, может  быть,
ожидает, что она немедленно заступилась за бедного часового, услышав  приказ
об его аресте за преступление, в  котором,  как  ей  было  известно,  он  не
повинен; но, истощила ли она все свое сострадание на Ќорсертона,  или  черты
лица часового, немногим, впрочем, отличные от физиономии  прапорщика,  не  в
состоЯнии были пробудить его в ней - не  берусь  решить,  только  она  и  не
подумала выступить в защиту арестованного,  а,  напротив,  принЯлась  горЯчо
доказывать лейтенанту его виновность и объЯвила, воздев глаза и руки к небу,
что она ни за что на свете не согласилась бы способствовать бегству убийцы.
     ‚ доме опЯть все успокоилось, и большаЯ часть собравшихсЯ разошлась  по
комнатам продолжать прерванный сон; но хозЯйка  вследствие  своей  природной
подвижности, или опасаЯсь за целость посуды, не чувствовала расположениЯ  ко
сну и уговорила офицеров провести с ней за чашей пунша  часок,  остававшийсЯ
до выступлениЯ в поход.
     ‚се это времЯ „жонс лежал не смыкаЯ  глаз  и  слышал  шум  и  суматоху,
поднЯвшиесЯ в доме. ‹юбопытствуЯ узнать  подробности,  он  взЯлсЯ  за  ручку
звонка и дернул ее по меньшей мере раз двадцать, но тщетно: у хозЯйки царило
такое веселье, что Язык всЯкого колокола заглушалсЯ ее собственным Языком, а
буфетчик и горничнаЯ, сидевшие в это времЯ в кухне  (потому  что  ни  он  не
решалсЯ бодрствовать, ни она ложитьсЯ спать в одиночестве),  чем  Явственнее
слышали звонок, тем больше наполнЯлись страхом и были  точно  пригвождены  к
своему месту.
     Ќаконец, в один счастливый перерыв болтовни звон достиг ушей хозЯйки, и
она кликнула слуг, которые в ту же минуту Явились на ее зов.
     - Ќеужели ты не слышишь, как звонЯт, „жо? -  сказала  она.-  Џочему  не
идешь к джентльмену?
     - ќто не мое дело - прислуживать в  комнатах,-  отвечал  буфетчик,пусть
идет Ѓетти.
     -  …сли  так,-  отвечала  горничнаЯ,-  так  знайте,   что   ходить   за
джентльменами и не мое дело. Џравда, иногда Я им  прислуживала,  но  никакой
черт не заставит менЯ больше пальцем пошевелить длЯ них,  раз  уж  вы  такое
говорите.
     Њежду  тем  колокольчик  продолжал  отчаЯнно  звонить,  и  рассерженнаЯ
хозЯйка поклЯлась, что если „жо не  подниметсЯ  сейчас  же  наверх,  то  она
сегоднЯ же выгонит его вон.
     -  Љак  вам  угодно,  сударынЯ,-  отвечал  буфетчик,-  а  только  чужих
обЯзанностей Я исполнЯть не стану.
     ’огда хозЯйка обратилась к горничной и постаралась подействовать на нее
лаской; но все было напрасно: Ѓетти оставалась столь же непреклонной, как  и
„жо. Ћба утверждали, что это не их дело, и не желали трогатьсЯ с места.
     ’огда лейтенант рассмеЯлсЯ и сказал:
     - Џозвольте, сейчас Я положу конец этим  пререканиЯм,-  п,  обратись  к
слугам, похвалил их за то, что они твердо стоЯт на своем, но  прибавил,  что
если один из них пойдет, то, вероЯтно, и другой  не  откажетсЯ  сопровождать
его.
     Ќа это они тотчас же согласились и отправились в комнату „жонса,  тесно
прижавшись друг к другу. Љогда они ушли,  лейтенант  рассеЯл  гнев  хозЯйки,
объЯснив ей, почему они так упорно не желали идти поодиночке.
     ‘коро Ѓетти и „жо вернулись  и  доложили  своей  госпоже,  что  больной
джентльмен не только не умер, но с виду кажетсЯ совсем  здоровым  и  что  он
свидетельствует свое почтение командиру и был бы очень рад  увидеть  его  до
выступлениЯ в поход.
     Џочтенный лейтенант немедленно уважил  просьбу  „жонса  и,  сев  у  его
постели, рассказал всю сцену, разыгравшуюсЯ внизу, заЯвив в заключение,  что
хочет примерно наказать часового.
     ’огда „жонс призналсЯ ему в том, что произошло на самом деле, и  горЯчо
просил не наказывать бедного солдата, "который, Я в этом уверен,сказал  он,-
так же не виноват  в  побеге  прапорщика,  как  и  в  попытке  обмануть  вас
небылицей".
     Џосле некоторого колебаниЯ лейтенант отвечал:
     - „а, раз вы оправдали его  в  одной  части  обвинениЯ,  то  невозможно
доказать другого, потому что не он один стоЯл на часах. Ќо мне очень хочетсЯ
наказать мошенника за трусость. ‚прочем, кто знает, какое действие  способны
оказать на человека страхи подобного рода. Ђ перед  неприЯтелем  он,  правду
сказать, всегда держалсЯ храбро. Љ тому же приЯтно видеть в солдате хотЯ  бы
такое проЯвление религиозности.  ‘ловом,  Я  обещаю  вам  выпустить  его  на
свободу, когда мы выступим в поход. Ќо чу! - забили сбор. ЏоцелуемсЯ же  еще
раз, дорогой мой. Ќе расстраивайтесь и не торопитесь;  помните  христианскую
заповедь терпениЯ, и Я ручаюсь, что вы скоро получите возможность  достойным
образом рассчитатьсЯ с вашим обидчиком.
     ‘ этими словами лейтенант ушел, а „жонс попыталсЯ заснуть.

        ЉЌ€ѓЂ ‚Ћ‘њЊЂџ, Ћ•‚Ђ’›‚Ђћ™Ђџ ЏЋ—’€ „‚Ђ „Ќџ

     ѓ‹Ђ‚Ђ I Ћтменно длиннаЯ глава касательно чудесного  -  гораздо  длиннее
всех наших вводных глав

     Њы приступаем теперь к книге,  в  которой  по  ходу  повествованиЯ  нам
придетсЯ излагать происшествиЯ более странные и удивительные, чем все, с чем
мы встречались до сих пор, и потому в этой вводной или  вступительной  главе
не  лишним  будет  сказать  кое-что  о  литературном  жанре,  известном  под
названием чудесного. Љак в наших собственных интересах,  так  и  длЯ  пользы
других попробуем наметить этому жанру определенные границы; и в самом  деле,
в этом  ощущаетсЯ  самаЯ  настоЯтельнаЯ  потребность,  поскольку  критики  5
различного склада склонны впадать в самые противоположные  крайности:  в  то
времЯ как одни, вместе  с  господином  „асье,  готовы  допускать,  что  вещи
невозможные все-таки могут быть вероЯтными 6, другие  настолько  скептики  в
истории и поэзии, что отвергают возможность или вероЯтность вещей,  если  им
самим не случалось наблюдать ничего похожего.
     €так, во-первых, мне  кажетсЯ  весьма  разумным  требовать  от  каждого
писателЯ, чтобы он держалсЯ в границах возможного и  постоЯнно  помнил,  что
человек едва ли способен поверить таким вещам, совершить которые ему не  под
силу. ќто убеждение и послужило, может быть, источником множества  сказок  о
древних Языческих богах (ибо  большинство  их  поэтического  происхождениЯ).
Џоэт, желаЯ дать волю своему прихотливому и буйному воображению, прибегал  к
существам, могущество  которых  не  поддавалось  измерению  читателей,  или,
вернее, представлЯлось им  безграничным,  так  как  никакие  чудеса  в  этой
области их не поражали. ќтот довод часто приводили в  защиту  чудес  ѓомера,
довод, пожалуй, убедительный,- не потому, как склонен думать мистер Џоп, что
“лисс рассказывает кучу небылиц феакам - народу, известному своей глупостью,
полотому, что сам поэт писал длЯ Язычников, длЯ  которых  поэтические  басни
были догматами веры. —то касаетсЯ менЯ лично, то, признаюсь, сердце  у  менЯ
сострадательное, и Я жалею, что Џолифем не ограничилсЯ молочной пищей  и  не
сохранил своего глаза, и “лисс не больше менЯ был опечален,  когда  товарищи
его были превращены в свиней –ирцеей,  выказавшей,  впрочем,  потом  столько
уважениЯ к  человеческой  плоти,  что,  надо  полагать,  она  совершила  это
превращение отнюдь не ради того, чтобы добыть окорока. Ћт всей души жалею  Я
также, что ѓомер не мог знать правила ѓорациЯ о том, чтобы  как  можно  реже
выводить на сцену сверхъестественные силы. ’огда его боги не сходили  бы  на
землю по разным пустЯкам и не вели бы себЯ часто так, что не только  терЯешь
к ним всЯкое уважение, но и начинаешь даже их презирать  и  насмехатьсЯ  над
ними. Џоведение это не могло не оскорблЯть  благочестивых  и  здравомыслЯщих
Язычников и может быть оправдано  только  предположением,  которое  Я  порой
почти готов разделить, а  именно:  что  этот  знаменитейший  поэт  умышленно
выставлЯл в смешном виде суевериЯ своего века и своей страны.
     Ќо Я слишком долго задержалсЯ на теории, не  могущей  принести  никакой
пользы  писателю-христианину:  ведь  если  ему   нельзЯ   вводить   в   свои
произведениЯ небесные силы,  составлЯющие  предмет  его  веры,  то  было  бы
детской наивностью заимствовать из Языческой мифологии божества,  давно  уже
развенчанные. ‹орд ефтсбери замечает, что ничто не может быть  безжизненнее
обращений к музе современных поэтов; он мог  бы  прибавить,  что  ничего  не
может быть  нелепее.  ‘овременному  поэту  гораздо  приличнее  обращатьсЯ  с
воззванием к какой-нибудь балладе, как, по мнению  некоторых,  делал  ѓомер,
или, вместе с автором ѓудибраса, к кружке пива, котораЯ вдохновила, пожалуй,
гораздо больше стихов и прозы, чем все воды ѓипокрены и ѓеликона.
     …динственные   сверхъестественные   силы,   позволительные   длЯ   нас,
современных писателей,- это духи покойников; но  и  к  ним  Я  советовал  бы
прибегать  как  можно  умереннее.  Џодобно  мышьЯку  и  другим   рискованным
медицинским средствам, ими следует пользоватьсЯ с крайней осторожностью; и Я
советовал бы вовсе их не касатьсЯ в тех произведениЯх или тем  авторам,  длЯ
которых  гомерический   хохот   читателЯ   ЯвлЯетсЯ   большой   обидой   или
оскорблением.
     —то же касаетсЯ эльфов, фей и прочей фантастики, то Я намеренно  о  них
умалчиваю, потому что жаль было бы замыкать в определенные границы  чудесные
вымыслы тех  поэтов,  длЯ  творчества  которых  рамки  человеческой  природы
слишком тесны; их произведениЯ надо рассматривать как новые миры, в  которых
они вправе распорЯжатьсЯ, как им угодно.
     €так, за крайне редкими исключениЯми,  высочайшим  предметом  длЯ  пера
наших историков и поэтов ЯвлЯетсЯ человек;  и,  описываЯ  его  действиЯ,  мы
должны тщательно остерегатьсЯ, как бы не переступить пределы возможного  длЯ
него.
     Ќо и возможность сама по себе еще не ЯвлЯетсЯ длЯ нас  оправданием;  мы
должны держатьсЯ также в рамках  вероЯтного.  ЉажетсЯ,  Ђристотель  сказал,а
если не Ђристотель, то другой умный человек, авторитет которого будет  иметь
столько  же  веса,  когда  сделаетсЯ  столь  же  древним,-  что  длЯ  поэта,
рассказывающего невероЯтные вещи,  не  может  служить  оправданием  то,  что
рассказываемое происходило в действительности. Ќо если это правило  верно  в
отношении поэзии, то на историка его  распространЯть  не  следует:  ведь  он
обЯзан передавать событиЯ так, как они происходили, будь они даже  настолько
необычайны, что их невозможно принЯть без большого довериЯ к истории. ’аковы
были неудачное нашествие Љсеркса, описанное ѓеродотом,  или  успешный  поход
Ђлександра, рассказанный Ђррианом, а в более близкое к нам времЯ  -  победа,
одержаннаЯ ѓенрихом V при Ђзенкуре, или победа Љарла XII, королЯ  шведского,
под Ќарвой. ‚се эти событиЯ, чем больше  над  ними  размышлЯешь,  тем  более
кажутсЯ удивительными.
     Џодобные факты, поскольку они встречаютсЯ в ходе повествованиЯ  и  даже
составлЯют существенную его часть, историк не только вправе передавать  так,
как они  действительно  случились,  но  ему  было  бы  вовсе  непростительно
пропускать или изменЯть их. Ќо есть и другие факты, не столь существенные  и
необходимые, которые, как бы хорошо они ни были  засвидетельствованы,  можно
тем  не  менее  предать  забвению  в  угоду  скептицизму  читателЯ.  ’акова,
например, знаменитаЯ историЯ с духом „жорджа  ‚ильерса;  вместо  того  чтобы
вводить ее в такое серьезное сочинение, как "€сториЯ революции", ее лучше бы
подарить доктору  „реленкуру:  она  пришлась  бы  как  раз  у  места  в  его
"ђассуждении о смерти" нарЯду с историей о духе миссис ‚иль.
     Џравду  сказать,   если   историк   будет   ограничиватьсЯ   тем,   что
действительно происходило, и, несмотрЯ ни на какие свидетельства, беспощадно
отбрасывать все, что, по его твердому  убеждению,  ложно,  он  будет  иногда
впадать в чудесное, но его рассказ  никогда  не  покажетсЯ  невероЯтным.  Ћн
часто будет поражать читателЯ, но никогда не вызовет в нем той неприЯзненной
недоверчивости, о которой говорит ѓораций. ’аким образом,  лишь  пускаЯсь  в
область вымысла, мы чаще всего погрешаем против этого правила и  выходим  за
пределы вероЯтного, которых историк не покидает, пока не изменит самому себе
и не начнет писать роман. ‚ этом отношении, однако,  историки,  повествующие
об  общественных  событиЯх,  имеют  преимущество  над  нами,  бытописателЯми
частной  жизни.  „оверие  к   историкам   удерживаетсЯ   надолго   благодарЯ
общеизвестности излагаемых ими фактов; а официальные документы  и  согласные
свидетельства многих авторов подтверждают истину слов их в отдаленных веках.
’ак, позднейшие поколениЯ все верили  в  существование  ’раЯна  и  Ђнтонина,
Ќерона и Љалигулы, и никто не  сомневаетсЯ,  что  эти  герои  добродетели  и
порока были некогда повелителЯми человечества.
     Ќо мы, имеющие дело с  частными  лицами,  шарЯщие  в  самых  отдаленных
закоулках и раскапывающие примеры добродетели и порока в разных  трущобах  и
глухих углах,- мы находимсЯ в  более  опасном  положении.  ’ак  как  нас  не
поддержат и не подтвердЯт излагаемых нами событий ни общеизвестность их,  ни
согласные свидетельства, ни документы, то мы должны держатьсЯ в границах  не
только возможного, но и  вероЯтного,  в  особенности  изображаЯ  возвышенные
добродетели и благородство сердца. ЌизостЯм и глупости, как бы ни  были  они
чудовищны, поверЯт скорее,- наши порочные нравы сильно этому способствуют.
     ’ак, мы спокойно  можем  рассказать  дело  ”ишера.  ‚  течение  долгого
времени обЯзанный куском хлеба щедрости  мистера  „ерби  и  получив  однажды
утром из его рук крупную сумму денег, человек этот не удовлетворилсЯ ею и, с
целью завладеть всем содержимым письменного стола своего друга, спрЯталсЯ  в
канцелЯрии ’емпла, из которой был ход в квартиру мистера  „ерби.  Ћттуда  он
несколько часов подслушивал, как мистер „ерби веселилсЯ с друзьЯми,- у  него
был званый вечер, на который получил приглашение и ”ишер.  ‚  течение  этого
времени в груди ”ишера ни  разу  не  шевельнулось  чувство  признательности,
которое удержало бы  его  от  задуманного  дела,  и  когда  благодетель  его
выпустил своих гостей через канцелЯрию,  ”ишер  вышел  из  угла,  в  котором
скрывалсЯ, и, тихонько прокравшись за своим другом в его комнату, всадил ему
в голову пулю из пистолета. ќтому все охотно будут  верить  и  тогда,  когда
кости ”ишера сгниют так же, как  сгнило  его  сердце.  Џожалуй,  не  вызовет
сомнений даже и то, что негодЯй, Явившись через два днЯ с молодыми дамами  в
театр на представление "ѓамлета", с невозмутимым лицом выслушал  восклицание
одной из спутниц, не подозревавшей, что убийца так близко: "Ѓоже  мой,  если
бы сейчас тут был человек, убивший мистера „ерби!" -  свидетельствуЯ,  таким
образом, о большей черствости своей совести, чем у самого Ќерона, о  котором
‘ветоний говорит, что вскоре после смерти матери сознание виновности  начало
нестерпимо мучить его; долгое времЯ никакие  приветствиЯ  солдат,  сената  и
народа не могли ослабить пыток его совести.
     Ќо если, с другой стороны, Я скажу читателю, что знал человека, который
благодарЯ проницательности своего ума приобрел большое  состоЯние  способом,
до него  еще  никем  не  применЯвшимсЯ;  что  он  сделал  это  приобретение,
нисколько не поступаЯсь своей честностью, и не только никого не обидел и  не
притеснил, но даже доставил огромные выгоды торговле и значительно  увеличил
поступлениЯ  в  государственную  казну;  что  одну  часть  дохода  от  этого
состоЯниЯ  он  употребил  на  произведениЯ  искусства,  в  которых   высокое
достоинство сочеталось с благородной простотой, а другую - на  благотворение
людЯм, единственной рекомендацией которых были их  заслуги  или  их  нужда,-
доказав, таким образом, наличие у него тонкого вкуса и доброго  сердца;  что
он неутомимо разыскивал беднЯков, с достоинством переносЯщих свои  невзгоды,
деЯтельно старалсЯ облегчить их участь, а потом заботливо (может быть,  даже
слишком заботливо) скрывал свои благодеЯниЯ; что его дом, обстановка,  сады,
стол,  гостеприимство  и  благотворительность  -  все  свидетельствовало   о
благородстве души, из которой оно проистекало, все было богато и со  вкусом,
но без мишуры, без внешнего блеска; что он исполнЯл все свои  обЯзанности  с
пунктуальнейшей  точностью;  что  он   был   наибожнейшим   христианином   и
лоЯльнейшим  подданным  своего  государЯ,  самым  нежным  супругом,   добрым
родственником,  щедрым  попечителем  прихода,  горЯчим  и   верным   другом,
занимательным  и  остроумным  собеседником,  снисходительным  к   слугам   и
гостеприимным хозЯином, благотворителем бедных и  доброжелательным  ко  всем
людЯм; если ко  всему  этому  Я  прибавлю  еще  эпитеты  мудрого,  храброго,
изЯщного, вообще все хвалебные эпитеты, какие существуют  на  нашем  Языке,-
то, наверное, Я вправе буду сказать:

     - Quis credet? Nemo, Hercule, nemo:
     Vel duo, vel nemo 7.

     € все-таки Я знаю человека, наделенного всеми описанными качествами. Ќо
единственный пример (а другого Я не знаю) еще не оправдывает  нас,  если  мы
пишем длЯ тысЯч, никогда не  слыхавших  об  этом  человеке  или  о  ком-либо
подобном ему. ’аких rаrае aves 8 следует предоставить авторам  эпитафий  или
какому-либо поэту, который соизволит вплести  редкое  имЯ  в  двустишие  или
прицепить к рифме, небрежно и мимоходом, не оскорблЯЯ читателЯ.
     Ќаконец, изображаемые действиЯ должны быть не только по силам  человеку
и согласны с его природой вообще, но  еще  и  вЯзатьсЯ  с  характером  лица,
которое их совершает, ибо то, что может показатьсЯ в одном лишь  странным  и
удивительным, в другом становитсЯ невероЯтным и даже невозможным.
     ќто последнее условие и есть то,  что  драматические  критики  называют
выдержанностью характера; оно требует от автора  очень  верного  суждениЯ  и
безукоризненного знаниЯ человеческой природы.
     ‘огласно превосходному замечанию  одного  отличного  писателЯ,  никакаЯ
страсть не в состоЯнии  увлечь  человека  к  действию,  противоположному  ее
природе, как не может быстрый поток унести лодку против своего течениЯ. џ же
осмелюсь  утверждать,  что   поступки   человека,   находЯщиесЯ   в   прЯмом
противоречии с внушениЯми его природы, если не  невозможны,  то,  во  всЯком
случае, невероЯтны  и  будут  казатьсЯ  в  полном  смысле  слова  чудесными.
Џрипишите лучшие дела императора Ђнтонина Ќерону или худшие злодеЯниЯ Ќерона
Ђнтонину  -  разве  кто-нибудь  этому  поверит?  Њежду  тем,  относЯ  их  по
принадлежности, мы только дивимсЯ им.
     ‘овременные авторы комедий почти все впадают в указанную  нами  ошибку:
герои их  обыкновенно  в  течение  первых  четырех  действий  -  отъЯвленные
мерзавцы, а героини-откровенные распутницы; но в пЯтом -  первые  становЯтсЯ
благороднейшими джентльменами, а последние  -  скромными  и  добродетельными
женщинами; между тем автор часто вовсе не утруждает себЯ  объЯснением  этого
чудовищного превращениЯ и этой несообразности. „а, длЯ этого  и  не  укажешь
другой причины, кроме той, что пьеса  подходит  к  развЯзке,  точно  негодЯю
столь же естественно раскаЯтьсЯ в последнем действии пьесы, как в  последнем
акте своей  жизни,  что  мы  обыкновенно  наблюдаем  на  ’айберне  -  месте,
ЯвлЯющемсЯ как нельзЯ более подходЯщей заключительной сценой  длЯ  некоторых
комедий, потому что герои их блещут обыкновенно талантами, которые не только
приводЯт людей к виселице, но и позволЯют им смотреть героЯми,  когда  петлЯ
уже надета на шею.
     ‘ этими немногими ограничениЯми, мне кажетсЯ,  каждый  писатель  вправе
вводить чудесное как ему вздумаетсЯ; и даже чем  больше  он  будет  удивлЯть
читателЯ, не переступаЯ  грани  вероЯтного,  тем  больше  привлечет  он  его
внимание, тем больше пленит его. Љак замечает  один  первоклассный  гений  в
пЯтой главе Ѓатоса, "великое искусство поэзии  состоит  в  уменье  смешивать
правду с вымыслом, с целью сочетать воедино вероЯтное с удивительным".
     €бо хотЯ каждый хороший писатель заключает себЯ в  границы  вероЯтного,
отсюда, однако, вовсе не следует, что изображаемые им  характеры  и  событиЯ
должны быть банальны, заурЯдны и пошлы - похожи на те,  что  встречаютсЯ  на
каждой улице, в каждом доме и в отделе ежедневной хроники каждой газеты. …му
не возбранЯетсЯ показывать лица и вещи, о  которых  значительнаЯ  часть  его
читателей,  может  быть,  не  имеет  никакого   понЯтиЯ.   ‘трого   соблюдаЯ
вышеописанные правила, писатель выполнил свою обЯзанность и вправе требовать
некоторого довериЯ со стороны читателЯ; и если последний этого  довериЯ  ему
не оказывает, то он повинен в необоснованном скептицизме.
     ‡аговорив о читательском  недоверии,  Я  вспомнил,  как  многочисленнаЯ
публика, состоЯщаЯ из писцов  и  приказчиков,  в  один  голос  осудила  роль
молодой знатной дамы в одной пьесе, найдЯ ее ненатуральной, а между тем роль
эта вызвала полное одобрение со стороны многих дам из высшего общества, одна
из которых, особа  выдающегосЯ  ума,  объЯвила,  что  видит  в  ней  портрет
половины ее знакомых.

     ѓ‹Ђ‚Ђ II, в которой хозЯйка гостиницы, посещает мистера „жонса

     Џростившись со своим другом лейтенантом, „жонс старалсЯ смежить  глаза,
но напрасно: ум его был слишком возбужден и встревожен, длЯ того  чтобы  его
мог убаюкать сон. Ќасладившись или, скорее, измучив себЯ  мыслЯми  о  ‘офье,
„жонс пролежал до самого утра и, наконец, потребовал чаю;  по  этому  случаю
хозЯйка сама удостоила его своим посещением.
     ’ут она впервые его увидела или, по  крайней  мере,  обратила  на  него
внимание; услышав от лейтенанта, что „жонс, по всей вероЯтности,  джентльмен
из хорошего  общества,  она  решила  оказать  ему  всЯческое  уважение,  ибо
гостиница, которую она содержала, была одной  из  тех,  где,  говорЯ  Языком
объЯвлений, джентльмены могут получить за деньги самый заботливый уход.
     Џриступив к приготовлению чаЯ, она разрешилась следующей речью:
     - ‚от жалость-то! ’акой красивый молодой джентльмен и  ценит  себЯ  так
мало, что свЯзываетсЯ с  солдатьем!  Ћни,  разумеетсЯ,  тоже  называют  себЯ
джентльменами, но, как говорил мой первый муж, не худо бы этим  джентльменам
помнить, что  мы  за  них  денежки  платим.  „а,  тЯжеленько  нам,  хозЯевам
гостиниц: и плати за них, да еще принимай и угощай. „вадцать человек у  менЯ
только что переночевало, не считаЯ офицеров; но, по мне,  уж  лучше  простые
солдаты, чем офицеры: ведь этим франтам ничем не угодишь. Ђ взглЯнули бы вы,
сэр, на счет: сущие  пустЯки!  …й-богу,  куда  меньше  хлопот  с  семейством
какого-нибудь сквайра, с которого получишь за  ночлег  шиллингов  сорок  или
пЯтьдесЯт, не считаЯ за лошадей. Ђ ведь каждый такой офицеришка считает себЯ
не хуже сквайра с годовым доходом в пЯтьсот фунтов! Џраво, смешно  смотреть,
как солдаты увиваютсЯ  вокруг  них,  приговариваЯ:  "‚аше  благородие,  ваше
благородие". Ѓлагодарю покорно за такое "благородие", всЯ цена  ему  -  один
шиллинг в день! Ђ уж как ругаютсЯ между собой, слушать страшно! Ќет, не  жди
добра от таких дурных люден! ‚от и с вами один из них поступил так грубо.  џ
наперед знала, как хорошо остальные будут сторожить его: все это одна шайка;
и если б даже ваша жизнь была в опасности,- слава богу, вы поправились! - то
таким негодЯЯм это было бы нипочем: выпустили бы убийцу. ѓосподи, прости им!
‚от уж ни за что на свете не взЯла бы такого греха  на  душу.  Ќо  хоть  вы,
слава  богу,  и  поправлЯетесь,  на  злодеЯ  все-таки  найдетсЯ  управа.  ‚ы
обратитесь к ходатаю ‘молу: побожусь, что он его  выживет  из  Ђнглии,  если
только тот и сам не улепетнул; ведь такие молодцы сегоднЯ здесь, а завтра  -
поминай как звали! Ќадеюсь, однако, вперед вы будете поумнее и  вернетесь  к
своим; бьюсь об заклад, все они в горе, что вы от них ушли;  а  если  б  еще
знали, что случилось,- не дай бог! Џусть уж лучше не знают... Џолно,  полно,
мы понимаем, в чем дело! —то за  беда  -  не  одна,  так  другаЯ:  у  такого
пригожего молодца недостатка в девицах не будет. Ѓудь Я на вашем месте,  так
пусть хоть перваЯ красавица была передо мной,  ни  за  что  не  пошла  бы  в
солдаты из-за нес... „а не краснейте так! („жонс действительно покраснел.) Ђ
вы думали, сэр, что Я ничего не знаю, ничего не слышала о мисс ‘офье?
     - Љак?! - воскликнул „жонс, вскакиваЯ со своего места.- ‚ы  знаете  мою
‘офью?
     - ‡наю ли? …ще бы! - отвечала хозЯйка.- ‘колько раз  ночевала  она  под
этой кровлей.
     - ‘ теткой, не правда ли? - спросил „жонс.
     - Ќу да, вот именно,- сказала хозЯйка.- „а, да, да,  Я  прекрасно  знаю
старую даму. ЉакаЯ, однако, красавица мисс ‘офьЯ, вот  уже  что  правда,  то
правда.
     - Љрасавица! - воскликнул „жонс.- Ћ, небо!

     Џодобна ангельской ее краса.
     ‚ ней все небесное воплощено:
     ‹юбезность, чистота, правдивость,
     € радость вечнаЯ, и вечнаЯ любовь.

     Њог ли Я воображать, что вы знаете мою ‘офью?!
     - „а вам хоть бы вполовину знать ее так, как Я знаю,- сказала хозЯйка.-
Ќебось дорого бы дали, чтобы посидеть у ее постели? Ђх, что за  прелесть  ее
шейка! ’ак вот, эта красавица лежала в той  самой  постели,  где  вы  сейчас
лежите.
     - ‡десь?! - воскликнул „жонс.- ‡десь лежала ‘офьЯ?
     - „а, да, здесь,- отвечала хозЯйка,- на этой самой постели, где  желаю,
—тоб п сейчас она очутилась; да она  и  сама  этого  желала  бы,  уж  будьте
уверены, ведь она произносила при мне ваше имЯ.
     - Ќеужели? Ћна произносила имЯ бедного „жонса? Ќет, вы мне льстите,  ни
за что этому не поверю.
     - …й-богу, произносила, клЯнусь  спасением  своей  души!  Џусть  дьЯвол
возьмет менЯ, если Я сказала хоть одно слово  неправды!  ‘обственными  ушами
слышала, как она называла мистера „жонса; учтиво и скромно, не  буду  лгать,
только Я Ясно видела, что думает она куда больше, чем говорит.
     - „орогаЯ хозЯюшка! -  воскликнул  „жонс.-  …сли  б  вы  знали,  как  Я
недостоин того, что она обо мне думает! Ћна - сама ласка,  сама  любезность,
сама доброта! ‡ачем Я, несчастный, на свет родилсЯ, чтоб быть причиной  хоть
минутной  тревоги  ее  нежного  сердца?  ‡ачем  надо  мной  тЯготеет   такое
проклЯтие? ‚едь Я готов претерпеть все муки и  все  бедствиЯ,  какие  только
может придумать длЯ человека самый злой демон, лишь бы только  доставить  ей
какую-нибудь радость. Џытка не была бы длЯ менЯ пыткой,  если  бы  только  Я
знал, что она счастлива.
     - ‚от, можете себе представить,- подхватила хозЯйка,- Я  сама  тоже  ей
говорила, что вы любите ее верной любовью.
     - Ќо скажите, пожалуйста, сударынЯ, где и когда  вы  слышали  обо  мне?
‚едь Я никогда здесь не бывал и не помню, чтобы где-нибудь вас видел.
     - „а и не можете помнить,-  отвечала  хозЯйка,-  ведь  вы  были  совсем
крошкой, когда Я держала вас на коленЯх в доме сквайра.
     - Љак в доме сквайра? - удивилсЯ  „жонс.-  ’ак  вы  знаете  и  доброго,
великодушного мистера Ћлверти?
     - Ќу, понЯтно знаю. Љто же в вашей стороне его не знает?
     - ‘лух о его доброте разнессЯ, верно, и  дальше,-  отвечал  „жонс,-  но
одно только небо знает его вполне - знает всю его  благость,  котораЯ  берет
свое начало в небесах и ниспослана на  землю  в