утым   способностЯм
прибавить еще и чувствительность, тогда можно  сказать  о  том,  что  каждое
стекло видит одного и того же человека по своему:  то,  которое  представило
его страшным, будет его ненавидеть, а то, что увидело  его  красивым,  будет
любить, но это будет тот же самый человек.
     - ‚от что такое  человеческое  воображение,  †юстина:  один  и  тот  же
предмет представлЯетсЯ нам в самых разных формах в  зависимости  от  способа
видениЯ, и воздействиЯ образа от  этого  предмета  определЯет  наше  к  нему
отношение, то  есть  будем  мы  его  любить  или  ненавидеть.  …сли  предмет
подействовал на наше воображение приЯтным образом,  он  нам  понравитсЯ,  мы
предпочтем его другим, даже если на самом деле он и  не  обладает  приЯтными
качествами, а если предмет, пусть и имеющий определенную ценность  в  других
глазах, поразил нас неприЯтным образом, мы оттолкнем его, поскольку все наши
чувства формируютсЯ и существуют лишь в силу воздействиЯ различных предметов
на наше воображение. Џоэтому нет ничего удивительного в том, что  нравЯщиесЯ
нам вещи у кого-то могут вызывать отвращение, и напротив, самаЯ необычнаЯ  и
самаЯ чудовищнаЯ вещь может иметь своих сторонников... ‚от так  и  уродливый
человек стараетсЯ найти зеркало, которое сделает его красивым.
     €ными словами, если мы признаем, что наслаждение чувств всегда  зависит
от  воображениЯ,  всегда  определЯетсЯ  воображением,  не  стоит  удивлЯтьсЯ
бесчисленным  вариациЯм,   которые   воображение   вносит   в   наслаждение,
бесконечному  количеству  самых  разных  вкусов   и   страстен,   вызываемых
различными движениЯми этого воображениЯ, и эти вкусы, как  бы  причудливы  и
жестоки  они  ни   были,   не   должны   приводить   в   смЯтение   человека
здравомыслЯщего.  ‹юбаЯ  кулинарнаЯ  фантазиЯ  не  должна   казатьсЯ   менее
естественной, чем какаЯ-нибудь прихоть в постели, ведь и в том  и  в  другом
случае речь идет о наслаждении  тем,  что  людЯм  ординарным  представлЯетсЯ
чем-то отвратительным. —еловечество объединЯет общность строениЯ органов, но
ни в коем случае не общность вкусов.  ’ри  четверти  населениЯ  земли  могут
находить восхитительный запах розы, однако это не служит основанием осуждать
другую четверть, длЯ которой этот запах неприЯтен, и не доказывает,  что  он
действительно и бесспорно приЯтен.
     …сли и существуют на свете люди, чьи вкусы  шокируют  все  общепринЯтые
нормы, чьи фантазии оскорблЯют все принципы общества, чьи  капризы  нарушают
законы моральные и религиозные, если есть люди, которые кажутсЯ вам злодеЯми
и монстрами по причине их склонности к пороку, причем они не видЯт в  пороке
иного  интереса,  кроме  своего  удовольствиЯ,  не  только  не  следует   им
удивлЯтьсЯ, не только не следует их переделывать  или  наказывать,  но  надо
оказывать им всевозможные услуги, надо убирать все  преграды  с  их  пути  и
предоставить  им,  если  вы  хотите   быть   справедливыми,   все   средства
удовлетворить их наклонности, потому что этот необычный вкус зависит от  них
не более, чем от вас зависит, скажем, ваш ум или глупость, ваша красота  или
уродство. ‚едь уже в материнской утробе формируютсЯ органы,  которые  должны
сделать нас  восприимчивыми  к  той  или  иной  фантазии;  первые  увиденные
предметы, первые услышанные речи только довершают начатое: поЯвлЯютсЯ  вкусы
и привычки, и ничто на  свете  не  в  состоЯнии  их  искоренить.  ‚оспитание
бессильно,  оно  ничего  не  менЯет,  и  тот,  кому  суждено  быть  злодеем,
становитсЯ им в любом случае, какое бы воспитание он ни получил,  точно  так
же неизменно будет стремитсЯ к добродетели тот, чьи органы предрасположены к
этому, как бы зол и коварен ни был его наставник, потому что и тот и  другой
живут согласно своей внутренней организации, согласно заповедЯм,  полученным
ими от природы, и первый так же не заслуживает наказаниЯ, как  и  второй  не
достоин вознаграждениЯ.
     ‘амое интересное заключаетсЯ в том, что там, где дело касаетсЯ мелочей,
мы не удивлЯемсЯ разнице во вкусах, но как только речь  заходит  о  плотских
наслаждениЯх, поднимаетсЯ несусветный крик. †енщины,  всегда  блюдущие  свои
права, женщины, чьЯ слабость и никчемность делают их чувствительными к любой
потере, возмущаютсЯ всЯкий раз, когда у них что-нибудь отбирают, а  если  мы
ради забавы сделаем что-то такое, что их шокирует, они принимаютсЯ вопить  о
преступлениЯх,    заслуживающих    эшафота!    ЉакаЯ     глупость!     ЉакаЯ
несправедливость! ђазве наслаждение чувств в чем-то отличаетсЯ от  остальных
наслаждений в  жизни?  Ћдним  словом,  почему  храм  воспроизводства  должен
сильнее привлекать нас,  возбуждать  у  нас  более  острые  желаниЯ,  нежели
противоположнаЯ часть тела, считающаЯсЯ самой зловонной или  самой  мерзкой?
Ќа мой взглЯд, странности человека во времЯ удовольствий  либертинажа  столь
же  естественны,  сколько  его  капризы  при  отправлении  других  жизненных
функций, ибо  в  обоих  случаЯх  они  ЯвлЯютсЯ  результатом  устройства  его
органов. …го ли вина, если он безразличен к тому, что  волнует  вас,  и  ему
нравитсЯ то, что вас отталкивает? ЌайдетсЯ ли человек, который не согласилсЯ
бы переделать в один момент свои вкусы, привЯзанности, наклонности,  который
не захотел бы стать таким, как все прочие, если бы это было в его власти?  џ
усматриваю самую глупую и варварскую нетерпимость в том, что люди преследуют
такого человека, потому что он не более виновен перед обществом, несмотрЯ на
все его причуды, чем рожденный на свет хромым или горбатым, и наказывать его
и смеЯтьсЯ над ним так же жестоко, как преследовать бедного калеку.
     —еловек, наделенный  необычными  вкусами,  -  это  больной,  его  можно
сравнить с истерическими  женщинами,  так  может  ли  прийти  вам  в  голову
осуждать больное существо? Ѓудем же снисходительны и к человеку, чьи прихоти
нас удивлЯют: как больной или как нервнаЯ дама, он заслуживает жалости, а не
осуждениЯ.  ‚  этом  состоит  оправдание  таких  людей  в  моральном  плане,
разумеетсЯ, такое же оправдание можно найти и в плане  физическом,  и  когда
анатомиЯ достигнет определенных высот, будет доказано, что существует теснаЯ
свЯзь между внутренней организацией человека и его вкусами. —то будут  тогда
говорить разного рода педанты, крючкотворы, законодатели, всЯкаЯ  сволочь  с
тонзурой на голове и прочие палачи? —ем станут ваши законы,  ваша  мораль  и
религиЯ, ваш эшафот и ваш ран, ваш Ѓог и ваш ад, когда будет  очевидно,  что
тот или иной ход жизненных флюидов, то или иное  строение  волокон,  то  или
иное количество соли в крови могут сделать из любого человека объект  вашего
негодованиЯ или вашего благоволениЯ?
     Џродолжим далее и рассмотрим жестокие  наклонности,  которые  так  тебЯ
удивлЯют.
     Љакова цель человека, предающегосЯ удовольствиЯм? Ќе в  том  ли,  чтобы
дать своим чувствам максимальный толчок, на который они способны, и  быстрее
и приЯтнее достичь  кульминации?  ’ой  восхитительной  кульминации,  котораЯ
характеризует степень наслаждениЯ? ’ак не назвать  ли  неслыханным  софизмом
утверждение о том, что длЯ того, чтобы увеличить  удовольствие,  оно  должно
разделЯтьсЯ женщиной? ђазве не Ясно как день, что женщина  ничего  не  может
делить с нами без того, чтобы не отобрать у нас львиную долю, и что получить
удовольствие она может лишь за наш  счет?  €  вот  Я  вас  спрашиваю,  зачем
женщине  наслаждатьсЯ  в  момент  нашего  наслаждениЯ,  и  есть  ли  в  этом
какой-либо другой смысл, кроме удовлетворенного чувства  гордыни?  ђазве  не
много пикантнее самому испытать это  щекочущее  ощущение,  заставив  женщину
воздержатьсЯ от наслаждениЯ  с  тем,  чтобы  ничто  не  мешало  мне  вкушать
удовольствие в одиночестве? ђазве деспотизм не полнее удовлетворЯет  чувство
гордости, чем добрый поступок? ‚едь  господином  всегда  ЯвлЯетсЯ  тот,  кто
диктует, а не тот, кто делитсЯ. Ќо как может прийти человеку в  здравом  уме
мысль о том, что нежность имеет какое-то отношение к  наслаждению?  Ђбсурдно
думать,  будто  она  необходима  длЯ  этого;  она  ничего  не  добавлЯет   к
удовольствию  наших  чувств,  скажу  больше  -  она  им  вредит:  существует
неодолимаЯ пропасть между  любовью  и  удовольствием,  доказательством  чему
служит тот факт, что можно ежедневно испытывать любовь,  не  наслаждаЯсь,  а
еще чаще можно наслаждатьсЯ без всЯкой любви. ‚се,  что  свЯзано  в  области
сладострастиЯ с нежностью, о которой мы  ведем  речь,  может  способствовать
наслаждению женщины только в ущерб мужчине, и  пока  последний  заботитсЯ  о
том, чтобы доставить кому-то удовольствие, он не вкушает наслаждений, или же
наслаждение его ЯвлЯетсЯ чисто умственным, то есть химерическим и ни  в  чем
не сравнимым с чувственным удовольствием. Ќет, †юстина, и еще раз нет: Я  не
перестану утверждать, что удовольствие ни  в  коем  случае  не  должно  быть
разделенным, чтобы быть настоЯщим и максимально возможным,  напротив,  очень
важно, чтобы мужчина наслаждалсЯ только за счет женщин, чтобы он получил  от
нее (независимо от ее  ощущений)  все,  что  можно,  длЯ  увеличениЯ  своего
сладострастиЯ,  которым  он  желает  насладитьсЯ,  не  обращаЯ  вниманиЯ  на
последствиЯ, которые это  может  иметь  длЯ  женщины,  так  как  эти  заботы
отвлекут его: как только он подумает о ней, его удовольствие испаритсЯ, едва
лишь он ее пожалеет, о наслаждении не может быть и речи.  …сли  эгоизм  есть
главнейший закон природы, тогда  именно  в  радостЯх  похоти  наша  небеснаЯ
праматерь  желает,  чтобы  это  свойство  было  единственным   побудительным
мотивом. Ќе произойдет  ничего  страшного,  если  ради  наслаждениЯ  мужчины
потребуетсЯ  пожертвовать  удовольствием  женщины,  ибо  если  при  этом  он
что-нибудь выигрывает, тогда ему наплевать на предмет, который  ему  служит,
ему должно быть все равно, счастлив или несчастлив этот предмет, лишь бы  он
сам насладилсЯ, ведь по сути не существует никакой  свЯзи  между  упомЯнутым
предметом  и  мужчиной.  ‘ледовательно,  глупо  думать  об  ощущениЯх  этого
предмета в ущерб своим собственным  и  безрассудно  жертвовать  своими  ради
чужих. €сходЯ из вышесказанного, если к несчастью мужчина  организован  так,
что может возбуждатьсЯ, лишь вызываЯ в подвластном ему предмете  болезненные
ощущениЯ, вы должны признать, что он просто обЯзан поступать  таким  образом
без всЯких сожалений, поскольку цель  его  -  наслаждение,  чем  бы  это  не
грозило данному предмету. ‚прочем, мы  еще  к  этому  вернемсЯ,  а  покамест
продолжим по порЯдку.
     €так, раздельные, то есть не свЯзанные с чужими наслаждениЯ имеют  свою
прелесть. ‚ самом деле, если бы дело не обстоЯло подобным образом, как могли
бы наслаждатьсЯ старики или калеки, или люди со множеством недостатков?  Ћни
прекрасно понимают, что их никто не полюбит,  они  уверены,  что  невозможно
разделить их чувства, но от этого сладострастиЯ  в  них  не  меньше,  чем  в
других людЯх. ‚озможно, они стремЯтсЯ  лишь  к  иллюзии?  Ќе  знаю,  но  они
совершенные эгоисты в своих удовольствиЯх, они озабочены только  тем,  чтобы
получить их как можно больше и вернее, чтобы все и всЯ бросить в жертву этой
цели, и они признают  в  предметах,  которые  им  служат,  только  пассивные
свойства. ‘тало быть, нет никакой нужды доставлЯть  кому-либо  удовольствиЯ,
чтобы получать их  самому,  стало  быть,  длЯ  удовлетворениЯ  нашей  похоти
совершенно безразлично, что чувствует ее жертва, нам нет никакого дела ни до
ее сердца, ни до ее разума: этот предмет будучи абсолютно  пассивным,  может
радоватьсЯ или страдать от того, как вы с ним обращаетесь, может любить  вас
или ненавидеть - все эти соображениЯ не имеют  никакого  значениЯ  там,  где
дело касаетсЯ чувств. џ допускаю, что женщины  могут  иметь  противоположное
мнение, но женщины, которые служат лишь движителЯми  сладострастиЯ,  которые
посему должны быть лишь подстилками, неизбежно приносЯтсЯ  в  жертву  всЯкий
раз, когда требуетсЯ реалистический подход к природе  удовольствий,  которые
можно вкусить, используЯ их тело. …сть ли на свете хоть один  здравомыслЯщий
мужчина, который захотел бы разделить свое наслаждение с  публичной  девкой?
Ќо разве миллионы мужчин не получают великие удовольствиЯ с  этими  тварЯми?
Ќе счесть людей, согласных со мной, которые, не мудрствуЯ лукаво,  реализуют
эти максимы на практике и осуждают глупцов, исходЯщих в своих  действиЯх  из
принципов добропорЯдочности, и причина тому заключаетсЯ в том, что мир полон
безмозглыми статуЯми, которые коптЯт небо,  едЯт  и  переваривают  пищу,  не
задумываЯсь о сущности жизни.
     Љоль скоро мы убедились, что раздельные удовольствиЯ много  слаще  всех
прочих, очевидно, что  наслаждение,  испытываемое  независимо  от  предмета,
который нам служит, не только не  имеет  ничего  общего  с  тем,  что  этому
предмету приЯтно, но  более  того,  противоположно  его  наслаждению.  ‘кажу
больше: оно может сделатьсЯ его страданием, его унижением и даже пыткой, и в
этом нет ничего удивительного и от  этого  возрастает  наслаждение  деспота,
который  мучает  или  унижает  свою  жертву.   Џерехожу   к   доказательству
вышесказанного.
     ‚олнение  сладострастиЯ  в  нашей  душе  ЯвлЯетсЯ   ничем   иным,   как
своеобразной вибрацией, производимой через посредство  воздействиЯ,  которое
воображение, распаленное воспоминанием о предмете похоти, оказывает на  наши
чувства, или благодарЯ присутствию этого  предмета,  а  еще  лучше  за  счет
ощущениЯ, которое этот предмет испытывает и которое возбуждает  нас  сильнее
всего. ’аким образом, наше сладострастие - это никакими словами  невыразимое
щекочущее чувство, возносЯщее нас на такие высоты физического восторга, куда
может забратьсЯ человек, будет электризовать нас только в двух случаЯх: либо
когда мы наблюдаем  в  действительности  или  иллюзорно  в  подвластном  нам
предмете тот тип красоты, который наиболее  нас  влечет,  либо,  когда  этот
предмет  испытывает  максимально  возможное  чувство.  Ћднако  нет  чувства,
которое было бы более действенным, более пронзительным,  чем  чувство  боли:
его свидетельства убедительны как никакие другие, они не обманывают так, как
признаки удовольствиЯ, которые вечно разыгрывают женщины и почти никогда  их
не ощущают. ‚ самом деле, сколько  самолюбиЯ,  молодости,  силы  и  здоровьЯ
нужно иметь, чтобы навернЯка получить от женщины  это  сомнительное  и  мало
кого   удовлетворЯющее   свидетельство    удовольствиЯ!    Ќапротив    того,
свидетельство страданиЯ не требует никаких трудов: чем большими недостатками
обладает мужчина, чем он старше, чем грубее, тем лучше это ему удаетсЯ.  —то
же касательно цели, она будет достигнута непременно, ибо  мы  уже  доказали,
что более всего трогает его и возбуждает все его чувства, когда  подвластный
ему  предмет  проЯвлЯет  максимальные  признаки  волнениЯ   любой   природы.
‘ледовательно, тот, кто пробудит в женщине самое бурное волнение, кто больше
ее напугает и сильнее будет ее мучить, одним словом, тот,  кто  потрЯсет  до
основаниЯ всю ее внутреннюю организацию,  сможет  получить  наибольшую  долю
сладострастного наслаждениЯ,  так  как  потрЯсение  от  внешних  воздействий
всегда будет сильнее, если эти воздействиЯ были  болезненны,  нежели  в  том
случае, когда они были мЯгки и сладостны.  €сходЯ  из  этого,  сластолюбивый
эгоист, уверенный в том, что его удовольствиЯ будут тем  приЯтнее,  чем  они
полнее, причинит, когда  будет  такаЯ  возможность,  предмету,  который  ему
служит,  наибольшие  страданиЯ,  поскольку  он  знает,   что   степень   его
сладострастиЯ зависит от силы произведенного им впечатлениЯ.
     - Ћднако подобные системы чудовищны, отец мой, - сказала †юстина,  -  и
они приводЯт к жестоким поступкам, к отвратительным капризам. .
     - Ќу так что из того! - ответил варвар. - ‚ конце концов  разве  мы  не
хозЯева нашим вкусам? ђазве не должны мы уступить тем, которые получены нами
от природы, ведь и горделиваЯ голова дуба склонЯетсЯ перед сильным ураганом?
…сли бы эти вкусы оскорблЯли природу, она их никогда бы  не  внушала  людЯм.
ЌевероЯтно, чтобы мы получили от нее возможность нанести ей вред,  и  будучи
уверены в этой непреложной истине, мы спокойно можем предаватьсЯ всем  своим
страстЯм, как бы сильны и необычны  они  ни  были,  потому  что  неудобства,
вызванные  их  воздействием,  суть   замыслы   природы,   чьими   невольными
исполнителЯми мы ЯвлЯемсЯ. „а и что нам до последствий наших страстей! Љогда
речь идет о наслаждении каким-то поступком, кто думает о его последствиЯх?
     - џ веду речь вовсе не о  последствиЯх,  -  живо  прервала  собеседника
†юстина, - Я имею в виду результаты: разумеетсЯ, если на вашей стороне  сила
и  если  согласно   бесчеловечным   принципам   жестокости,   вам   нравитсЯ
наслаждатьсЯ только чужой  болью  с  тем,  чтобы  усилить  ее  ощущениЯ,  вы
неизбежно добьетесь их в предмете, который вам  служит,  и  будете  способны
даже лишить его жизни.
     - ‘огласен, но тогда своими вкусами, данными мне природой, Я послужу ее
целЯм; она создает только посредством разрушениЯ и  никогда  не  внушит  мне
мысль об убийстве, если ей не потребуютсЯ новые существа,  другими  словами,
из частички продолговатой материи Я сотворю три или  четыре  тысЯчи  круглых
или квадратных кусочков. ‚от вам и всЯ сущность  убийства.  ‘кажи,  †юстина,
разве это есть преступление? Њожно ли назвать этим  словом  то,  что  служит
природе? ‚ силах ли человек совершать  преступлениЯ?  €  когда,  предпочитаЯ
свое счастье чужому благополучию, он уничтожает все, что перед собой  видит,
разве он не служит природе,  чей  властный  голос  повелевает  ему  добитьсЯ
собственного счастьЯ за счет других? ‹юбовь к ближнему - это химера, которой
мы обЯзаны  христианству,  а  не  природе.  Ѓезумец  из  Ќазарета,  гонимый,
несчастный  и,  следовательно,  подталкиваемый  своей   слабостью,   котораЯ
вынуждала его призывать к терпимости, к человечности, обЯзательно должен был
придумать такие неестественные отношениЯ между людьми, потому что тем  самым
он боролсЯ  за  выживание.  Ќо  философ  не  принимает  этих  фантастических
отношений: видЯ и признаваЯ во вселенной только самого  себЯ,  он  только  с
самим собой соотносит все, что его окружает. …сли бывают моменты,  когда  он
щадит или даже ласкает других, так это лишь в  расчете  на  выгоду,  которую
можно из них извлечь, когда же он в них более не  нуждаетсЯ,  он  использует
силу и отвергает с  презрением  все  прекраснодушные  системы  человечности,
добролюбиЯ, которым он подчинЯлсЯ из  хитрости;  теперь  он  уже  не  боитсЯ
попирать все и всЯ, и чего бы это ни стоило другим,  он  их  порабощает  без
раздумий и угрызений совести.
     - Ќо тогда человека, о котором вы говорите, надо назвать монстром!
     - —еловек, о котором Я веду речь, порожден природой.
     - ќто дикий зверь.
     - € что из того? ђазве тигр или леопард,  образом  которых,  если  тебе
угодно, человек ЯвлЯетсЯ, не сотворены, как и мы, природой и  сотворены  длЯ
того, чтобы исполнить  предначертаниЯ  природы?  ‚олк,  пожирающий  Ягненка,
исполнЯет намерениЯ нашей праматери  точно  так  же,  как  и  злоумышленник,
который уничтожает предмет своей мести или своего сладострастиЯ.
     - —то бы вы  ни  толковали,  свЯтой  отец,  Я  никогда  не  приму  этой
смертоносной похоти.
     - Џотому что ты боишьсЯ сделатьсЯ ее объектом, и в этом тоже выражаетсЯ
эгоизм. Ќо как только роли переменЯтсЯ, ты признаешь эту  истину.  ‘проси  у
Ягненка, и он ответит, что тоже не желает, чтобы волк сожрал его;  спроси  у
волка, длЯ чего служит Ягненок. "—тобы кормить менЯ", - ответит  он.  ‚олки,
которые едЯт ЯгнЯт, ЯгнЯта, пожираемые волками,  сильный,  делающий  жертвой
слабого, слабый, становЯщийсЯ жертвой сильного, - в  этом  суть  природы,  в
этом ее намерениЯ, ее планы: нескончаемое действие и  противодействие,  сонм
пороков и добродетелей, абсолютное  равновесие,  одним  словом,  равновесие,
основанное на равенстве добра и зла на земле,  равновесие,  необходимое  длЯ
извечного движениЯ планет,  длЯ  поддержаниЯ  жизни,  без  которого  все  бы
разрушилось  в  один  миг.  Ћ  †юстина,  как  была  бы  она  удивлена,   эта
природа-мать,  если  бы  могла  услышать  наши  рассуждениЯ   о   том,   что
преступлениЯ, которые верно ей служат, порочные дела, которые  ей  угодны  и
которые она нам внушает, караютсЯ законами людей, осмеливающихсЯ утверждать,
будто эти законы ЯвлЯютсЯ отражением ее желаний. ѓлупец! ’ак ответила бы она
тому, кто сказал бы эти слова, наслаждайсЯ, лги, разрушай, сношайсЯ  во  все
отверстиЯ, воруй, грабь, жги, истЯзай, убивай отца,  мать,  детей,  совершай
без колебаний любые злодеЯниЯ, какие только придут тебе в голову,  и  помни,
что эти так называемые пороки мне  по  душе,  они  отвечают  моим  планам  в
отношении тебЯ, Я их хочу, Я их тебе внушаю, ты не  смог  бы  совершить  их,
будь они мне противны. ђазве вправе ты судить о том, что менЯ возмущает  или
радует? ‡най же, что в тебе нет ничего, чтобы не принадлежало мне, чего бы Я
в тебЯ не вложила по причинам, которых тебе никогда не  понЯть;  пойми,  что
самый мерзкий из твоих поступков, равно как и  самый  добродетельный  -  это
лишь способ служить мне, и оба они мне угодны, сколь бы различными  ни  были
на твой недалекий взглЯд. ’ак что не сдерживай своих  порывов,  отринь  свои
законы, общественные условности и своих богов, слушай менЯ  одну  и  поверь,
что  если  и  существует  в  моих  глазах   преступление,   так   это   твое
противодействие моим внушениЯм, которое заключаетсЯ в  твоем  упрЯмстве  или
твоих софизмах.
     - Ћ свЯтое небо! - не выдержала †юстина. - ‚ы бросаете  менЯ  в  дрожь:
если  бы  не  было  преступлений  против  природы,  откуда  бы  взЯлось  это
неодолимое отвращение, которое мы испытываем к некоторым поступкам?
     - ќто отвращение диктует не природа, - живо возразил наш философ, - его
источник следует искать в отсутствии привычки. Ќе  так  ли  обстоит  дело  с
некоторыми кушаниЯми? ђазве не отвращают они нас в силу отсутствиЯ привычки?
€ можно ли говорить на этом основании, что эти блюда не вкусные? ‘тоит  лишь
преодолеть первое чувство, и мы тотчас убедимсЯ в их замечательных  вкусовых
качествах. ’ак же относимсЯ мы  и  к  лекарствам,  между  тем  как  они  нас
исцелЯют, и привыкнув к тому, что несправедливо называют  преступлением,  мы
скоро увидим его прелести. ќто мимолетное отвращение  -  скорее  каприз  или
кокетство со стороны природы, нежели предупреждение о том, что та  или  инаЯ
вещь ее оскорблЯет, таким способом она готовит нам приЯтности торжества, тем
самым она увеличивает удовольствие от самого поступка. Ќо и это еще не  все,
†юстина: чем ужаснее кажетсЯ нам поступок, чем более противоречит  он  нашим
привычкам и обычаЯм, чем сильнее он разбивает все преграды и  разрушает  то,
что мы полагаем законами природы, тем полезнее он длЯ  этой  самой  природы.
’олько благодарЯ преступлениЯм она возвращает себе права, которых  постоЯнно
лишает  ее  добродетель.  Љогда  преступление  не  очень  серьезное  и  мало
отличаетсЯ  от  добродетельного  поступка,  оно  медленнее   восстанавливает
равновесие, потребное длЯ природы, однако чем оно серьезнее, чем  чудовищнее
оно кажетсЯ, чем длительнее его последствиЯ, тем скорее  оно  уравновешивает
чаши весов  и  преодолевает  действие  добродетели,  котораЯ  иначе  все  бы
разрушила. Џусть поэтому не колеблетсЯ тот, кто замышлЯет  злодеЯние,  пусть
не терзаетсЯ тот, кто  уже  совершил  его:  этот  поступок  угоден  природе.
‚спомни, †юстина, Ђрхимеда, который  ломал  голову  над  машиной,  способной
перевернуть мир, и будем надеЯтьсЯ, что найдетсЯ механик, который  придумает
механизм, способный повергнуть его в прах  и  который  будет  достоин  нашей
праматери, ибо рука ее трепещет от нетерпениЯ вновь принЯтьсЯ за дело.
     - Ћ свЯтой отец, с такими принципами...
     - ЊенЯ можно назвать злодеем, не так  ли,  дорогаЯ?  Ќо  злодей  -  это
человек природы во всех  случаЯх,  между  тем  как  добродетельное  существо
ЯвлЯетсЯ таковым лишь иногда.
     - “вы, сударь, - продолжала проливать слезы наша несчастнаЯ героинЯ,  -
у менЯ недостает ума, чтобы сокрушить ваши софизмы, но действие, которое они
оказывают на мою душу, да и на любую неиспорченную душу, действие, которое в
той же мере  диктуетсЯ  природой,  что  и  ваша  испорченность,  убедительно
свидетельствует о том, что ваша философиЯ столь же дурна, сколь и опасна.
     - Ћпасна - с этим Я могу согласитьсЯ, - заметил Љлемент, - а с тем, что
она дурна, - никогда: не все  дурно  то,  что  опасно.  …сть  опасные  вещи,
которые вместе с тем очень полезны, скажем, Ядовитые змеи, порох -  все  это
таит в себе большую опасность, однако же находит очень  широкое  применение;
отнесись точно так же к моей морали, но не унижай ее. Њногие безобидные вещи
могут сделатьсЯ опасными,  если  ими  злоупотреблЯть,  но  в  данном  случае
злоупотребление можно считать благом, и  чем  чаще  разумный  человек  будет
претворЯть мои системы в жизнь, тем счастливее он станет, потому что счастье
заключено только в том, чтобы находитьсЯ в движении, а в движении  пребывает
лишь порок: добродетель, котораЯ есть состоЯние бездействиЯ и покоЯ, никогда
не приведет к счастью.
     ‘ этими словами Љлемент заснул.
     - Ћн скоро проснетсЯ, - сказали †юстине Ђрманда и ‹юсинда,  -  и  тогда
будет как взбесившийсЯ зверь: природа усыплЯет  его  чувства  только  затем,
чтобы после недолгого отдыха придать им еще больше огнЯ. …ще одна  сцена,  и
он оставит нас в покое до завтрашнего днЯ.
     -  Џочему  же  вы  не  воспользуетесь  этим,  чтобы  самим  поспать?  -
поинтересовалась †юстина.
     - ’ы можешь это себе позволить, - ответила Ђрманда, - ведь  ты  сегоднЯ
не дежурнаЯ. ђаздевайсЯ и ложись к нему, теснее прижавшись Ягодицами  к  его
лицу, и спи: он не скажет тебе  ни  слова,  но  наш  долг  обЯзывает  нас  с
подругой бодрствовать, он может перерезать нам горло, если застанет спЯщими,
и никто не осудит его за это, потому что таков закон сералЯ, и других  здесь
не признают.
     - Ћ небо! - вздохнула †юстина. - Љак это можно! Ќеужели даже  во  времЯ
сна этот злодей хочет, чтобы окружающие его люди страдали?
     - „а, - отвечала ‹юсинда, - именно эта жестокаЯ мысль  готовит  ужасное
пробуждение, которое ты скоро увидишь. ‚ этом он  похож  на  тех  развратных
писателей, чьЯ испорченность настолько глубока и  активна,  что  излагаЯ  на
бумаге свои чудовищные системы, они мечтают только о том, чтобы продлить  за
пределы жизни  свои  преступлениЯ:  сами  они  будут  уже  бессильны,  а  их
проклЯтые сочинениЯ будут продолжать их черное дело, и эта сладостнаЯ мысль,
с которой они уходЯт в могилу, утешает их за то,  что  смерть  заставила  их
отказатьсЯ от злодейства.
     € обе хранительницы сна Љлемента принЯлись тихонько  подремывать  возле
постели своего  господина.  †юстина  уснула  в  кресле,  подальше  от  этого
чудовища.
     ‘пустЯ два часа он проснулсЯ в состоЯнии чрезвычайного возбуждениЯ.  Ќе
увидев возле себЯ †юстину, он  пришел  в  бешенство,  позвал  ее  и,  сильно
встрЯхнув, закричал:
     - ѓде ты была, шлюха? ђазве ты не знаешь, где твое  место?  Ќе  сказали
тебе, что при моем пробуждении твой зад должен находитьсЯ у моего носа?
     ѓлаза его сверкали; дышал он часто  и  прерывисто;  изо  рта  бессвЯзно
вылетали ругательства,  богохульные  и  грЯзные.  Ћн  крикнул  хранительниц,
потребовал розги и, свЯзав всех троих женщин живот к животу, выпорол их  что
было сил. Ќаконец член  его  восстал,  монах  развЯзал  несчастных  и  велел
приступить к сцене сосаниЯ: одна из девушек, Ђрманда,  должна  была  принЯть
его извержение в рот, ‹юсинда должна была покусывать ему Язык  и  высасывать
его слюну, а †юстине было ведено облизывать распутнику анус. Ќе устоЯв перед
столь сладострастными ощущениЯми, Љлемент задергалсЯ  и  потерЯл,  вместе  с
потоком горЯчего семени, свой пыл и свои желаниЯ.  Ќо  трое  женщин  жестоко
поплатились за его оргазм, в момент извержениЯ он  едва  не  покалечил  всех
троих: у той, что его сосала, осталась разорванной праваЯ грудь, у той,  что
целовала его в рот, был прокушен насквозь Язык, он с такой силой прижалсЯ  к
лицу †юстины, котораЯ лизала ему седалище, что едва не  раздавил  его,  и  у
беднЯжки ручьЯми хлынула из носа кровь.
     Ћстаток   ночи   прошел    спокойно.    Џробудившись    утром,    монах
удовольствовалсЯ тем, что велел выпороть себЯ, и  трое  женщин  потерЯли  на
этом все свои силы. ‡атем он придирчиво осмотрел их,  проверЯЯ  следы  своей
жестокости, и, поскольку ему пора  было  отправлЯтьсЯ  на  мессу,  все  трое
вернулись в сераль.
     Њежду тем директрису не оставлЯло желание  приобщить  †юстину  к  своим
мерзким утехам, и она приказала девушке прийти к ней.  Ћб  отказе  не  могло
быть и речи; как раз готовились подать  обед,  компанию  хозЯйке  составлЯла
одна из девиц-дуэний, сорока лет, это была знаменитаЯ Ћнорина. —итателю  уже
известно, что эта полнаЯ сил и энергии женщина, столь же красиваЯ,  сколь  и
порочнаЯ, совершила жестокое убийство в этом доме, причем все  обошлось  длЯ
нее без всЯких неприЯтных последствий, поскольку монахи обыкновенно  никогда
не наказывали преступлениЯ, какие они  сами  совершали  в  моменты  особенно
сильного экстаза. Ћна была без ума от нашей героини и жаждала насладитьсЯ ею
не меньше, чем сама директриса, и обе распутницы собрались в тот день, чтобы
удовлетворить  свою  страсть.  …стественно,  что   от   несчастной   девушки
требовалась самаЯ слепаЯ покорность. ‹есбиЯнки мигом овладели своей  жертвой
и, состЯзаЯсь друг перед другом в самых изощренных прихотЯх и поступках, они
убедили беднЯжку в том, что и женщины, когда терЯют  всю  скромность  своего
пола, по примеру тиранов-мужчин бывают чрезвычайно мерзки и жестоки.  ‚ы  не
поверите, но Ћнорина обладала всеми мужскими вкусами,  она  заставлЯла  бить
себЯ кнутом и содомировать,  она  любила  испражнениЯ  и  утробные  газы,  и
кроткаЯ †юстина была вынуждена подчинЯтьсЯ всем ее капризам с исключительной
покорностью, как будто находилась в келье какого-нибудь монаха или  в  зале,
где разыгрывались общие оргии. ’рудно представить  всю  степень  извращенной
похотливости этих женщин, и †юстина вышла от них в  таком  состоЯнии,  будто
побывала в лапах десЯтка распутников. Ќа этот  раз  директриса  осталась  ею
довольна, и †юстина отметила про себЯ, что  лучше  быть  достойной  уважениЯ
этой всесильной фаворитки, нежели пользоватьсЯ ее нерасположением.
     —ерез две ночи она спала с †еромом.  Ћна  была  одна,  не  считаЯ  двух
дежурных девушек:  Ћлимпии  и  ќлеоноры,  первой  было  девЯть  лет,  второй
тринадцать. ‘остав участников предстоЯщей сцены дополнЯли четверо педерастов
от двенадцати до пЯтнадцати лет и трое долбильщиков от двадцати до  двадцати
пЯти.
     - ‚идишь этого ребенка? - обратилсЯ к †юстине старый  злодей,  указываЯ
на Ћлимпию. - ’ак вот, душа моЯ, ты ни за что не поверишь,  что  эта  крошка
свЯзана со мной столькими узами. џ сделал  ребенка  своей  кузине,  затем  Я
сношал этого ребенка, стало быть, свою племЯнницу, и эта племЯнница подарила
мне вот эту девчушку, котораЯ есть моЯ внучатаЯ племЯнница, то есть моЯ дочь
и моЯ внучка, так как она - дочь моей дочери. Ђ  ну-ка,  ЋлимпиЯ,  поцелуйте
зад своему папочке.
     € негодЯй обнажил самую изношенную задницу, самые истерзанные  Ягодицы,
какие  только  можно  найти  в   панталонах   распутника.   Ѓедный   ребенок
повиновалсЯ, беспутный отец пустил ему в нос газы, и спектакль началсЯ.
     †ером растЯнулсЯ на узенькой скамейке,  верхом  на  него  усаживали  по
очереди маленького мальчика и маленькую девочку так, чтобы их  Ягодицы  были
обращены к его лицу; один из юношей должен был  пороть  юную  жертву.  †ером
созерцал экзекуцию, вперив взор в избиваемую попку, а розги  свистели  перед
самым его лицом, едва не касаЯсь его; в это времЯ †юстина должна была сосать
его, сам же он каждой рукой возбуждал по юношескому  члену,  прижимаЯ  их  к
соскам †юстины. Џорка должна была продолжатьсЯ до крови,  полагалось,  чтобы
кровь брызгала ему в рот, что невероЯтно разжигало его похоть. Њенее, чем за
час его глотка была  наполнена,  тогда  он  накинулсЯ  на  †юстину  и  своей
костлЯвой рукой отделал ее с такой быстротой и силой, что следы не сходили с
ее  тела  в  течение  восьми  дней.  ‚озбудившись   этими   предварительными
упражнениЯми, он схватил свою внучку и насадил ее на свой кол,  в  то  времЯ
как его содомировали, а он каждой рукой терзал чью-то задницу. Ќо истощенные
страсти старого  фавна  не  могла  утолить  такаЯ  малость:  им  требовалась
встрЯска, вызваннаЯ самым жестоким злодейством. €сториЯ жизни этого монстра,
которую скоро мы услышим из его уст, окончательно убедит нас, что физические
желаниЯ, беспрекословно подчиненные желаниЯм умственным, просыпались  в  нем
только под воздействием самых невероЯтных капризов мозга.
     - ќлеонора, - сказал он красивой тринадцатилетней девочке, подруге  его
дочери,  -   вчера   утром   дежурный   регент   обнаружил   убедительнейшее
доказательство заговора, который составили вы и две  ваши  подруги  и  целью
которого было поджечь серали. џ не стану показывать  вам  абсурдность  этого
плана, дитЯ мое,  не  стану  повторЯть,  что  в  нашем  доме  сделать  такое
невозможно,  Я  лишь  объЯвлю  вам,  что,  поскольку   такие   свидетельства
наблюдались и прежде и теперь стали нашим достоЯнием, общество поручило  мне
покарать это преступление, и Я решил, что только самаЯ жестокаЯ смерть может
искоренить подобные намерениЯ. Њне поручено назначить способ  казни,  и  она
должна состоЯтьсЯ нынче же ночью.
     ѓоворЯ это, распутник тискал и лобзал свою внучку, погружаЯ ее  душу  в
неописуемый ужас; †юстина  возбуждала  руками  его  и  без  того  невероЯтно
твердый орган.
     - Ћ свЯтой отец! - взмолилась наконец ќлеонора, бросаЯсь в ноги монаху.
- “верЯю вас, что это неправда.
     - ЊенЯ не интересует,  правда  это  или  нет,  впрочем,  Я  в  этом  не
сомневаюсь. ђечь сейчас не о том, чтобы вы оспаривали обнаруженные факты, от
вас лишь требуетсЯ назвать, имена ваших сообщниц, в противном случае Я задам
вопрос по-иному, и смею думать, что в пытках мы получим от вас то, что вы не
хотите сказать по доброй воле.
     Џоскольку ќлеонора  продолжала  упорствовать,  †ером  объЯвил  ей,  что
приступает к допросу с пристрастием. „лЯ этой цели все  перешли  в  кабинет,
где было  тщательно  подготовлено  все,  что  могло  пригодитьсЯ  длЯ  самых
чудовищных пыток. ‚сЯ компаниЯ последовала за  монахом,  †юстина  вела  его,
держа за фаллос. Ћн был возбужден до предела, он скрежетал зубами и  изрыгал
ругательства, глаза его напоминали две раскаленные печи, на  губах  вскипала
пена - он был ужасен. Ћн положил ќлеонору  на  специальное  ложе,  и  четыре
пружины растЯнули в стороны ее руки и ноги, едва  не  сломав  их  -  она  не
назвала никого. Џытку изменили. ‚се ее тело натерли  салом  и  придвинули  к
жаркому  огню.  Џока  она  поджаривалась,   †ером,   которого   по   очереди
содомировали трое  долбилыциков,  продолжал  сношать  †юстину  сзади.  ‘нова
молчание, и несчастную жертву оттащили от огнЯ наполовину поджаренной.
     - ‹адно, - проворчал †ером, которому с удовольствием  помогали  в  этой
кровожадной операции все трое юношей, - попробуем другую штуку.
     †ертву  подвесили  на  веревках  между  двумЯ  железными,   снабженными
остриЯми плитами, которые по  желанию  можно  было  сдвигать  и  раздвигать.
‚начале этот жуткий механизм был только опробован, но  когда  †ером  увидел,
что обвинЯемаЯ не произносит ни звука, плиты сошлись так близко, что  беднаЯ
девочка, пронзеннаЯ одновременно сотнЯми игл, испустила крик, который  можно
было услышать за целый лье.
     - ђаз она не хочет никого назвать, - сказал жестокосердный монах,  -  Я
приведу приговор в исполнение прЯмо сейчас.
     ‘ этими словами он оставил †юстину и  вторгсЯ  в  задний  проход  своей
дочери-внучки. …го сношали, его ласкали, голые зады обступили  его  со  всех
сторон: зад нашей героини прижалсЯ к его губам, и †ером  немилосердно  кусал
его; жертву поставили перед ним, и он захотел, чтобы ее содомировали на  его
глазах и чтобы он при этом мог руками терзать ее  соски.  „вое  юношей  были
готовы пронзить поднЯтыми кинжалами сердце ќлеоноры.
     - Љолите, как только Я скажу! - в Ярости закричал монах.  -  Џусть  она
подольше потомитсЯ под лезвием мечей, мне нравитсЯ держать  женщин  в  таком
состоЯнии,  Я  хотел  бы  их  всех  видеть  под  одним  кинжалом,  и   чтобы
смертоноснаЯ пружина была у менЯ в руках.
     ќта ужаснаЯ мысль предопределила экстаз:  сперма  брызнула,  и  монстр,
оглушенный окружавшими  его  прелестЯми,  забыл  дать  роковой  приказ.  …го
несчастную  жертву  спасло  искусство  ее  подруг  по  несчастью,  и  †ером,
погружаЯсь в сон в объЯтиЯх †юстины, мечтал лишь о том,  чтобы  восстановить
силы, которых, благодарЯ привычке часто терЯть их,  ему  вскоре  не  суждено
будет никогда обрести вновь. Ћднако через три часа он проснулсЯ и,  вспомнив
о своей счастливой забывчивости, обвинил в ней †юстину и сказал, что за  это
подвергнет ее казни, приготовленной длЯ ќлеоноры. Ћн тут же  вломилсЯ  в  ее
зад, один из долбильщиков проник в него, он прильнул  губами  к  заду  юного
педераста и приказал дежурным девушкам пороть друг друга у него  на  глазах.
‡аметив, что они недостаточно усердны в этом, он  науськал  на  них  другого
долбильщика,  который  быстро  изодрал  их  в  кровь,  после  чего  блудодей
извергнулсЯ еще раз, рыча, что уничтожит все вокруг.
     —ерез некоторое времЯ †юстина  проводила  ночь  с  Ђмбруазом.  —итатель
помнит, каким характером обладал этот жестокий  монах,  как  он  выглЯдел  и
каковы были его мерзкие содомитские привычки. Ћднако трудно вообразить,  как
пострадала от них  наша  невольнаЯ  искательница  приключений:  единственное
удовольствие этого злодеЯ заключалось  в  том,  что  он  всю  ночь  напролет
заставлЯл содомитов бить и  сношать  ее,  а  когда  ее  потроха  наполнились
спермой, ей было ведено излить жидкость ему в рот. ‚ это времЯ  он  прочищал
зад мальчику, а его методично обрабатывали кнутом. ЏриближаЯсь  к  развЯзке,
он завладел Ягодицами †юстины, затем, вооружившись золотой  иглой,  принЯлсЯ
колоть ею в ее тело как в Яблоко, которое хотЯт поджарить, и не  остановилсЯ
до тех пор, пока бедные полушариЯ не стали красными и липкими от крови.
     - Љакой ужасный дом! - сказала †юстина,  возвращаЯсь  к  себе.  -  Људа
завела менЯ моЯ несчастнаЯ судьба? Љак бы Я  хотела  оказатьсЯ  подальше  от
этой гнусной клоаки, какаЯ бы участь менЯ впереди не ожидала.
     - ‚полне возможно, что скоро твоЯ мечта сбудетсЯ, - отвечала Ћмфала,  к
которой были обращены жалобы †юстины.  -  Њы  накануне  большого  праздника,
редко случаетсЯ, чтобы это событие обходилось без жертв, тем более,  что  на
это времЯ приходЯтсЯ большие замены: монахи либо соблазнЯют нескольких  юных
девиц  на  исповеди,  либо  просто  их  похищают,  если  такаЯ   возможность
предоставлЯетсЯ, либо прибывают вербовщицы, а  в  это  времЯ  они  приезжают
толпами. ’ак что реформациЯ ожидает многих из нас.
     € вот этот знаменитый праздник наступил. Ќевозможно  поверить,  что  по
случаю такого событиЯ монахи могли предаватьсЯ столь  чудовищному  безбожию!
Ћни считали, что видимое чудо удвоит блеск  их  славной  репутации.  ‘  этой
целью  они  украсили  двенадцатилетнюю  девочку  по  имени  ”лоретта   всеми
атрибутами Ѓогоматери, невидимыми веревками привЯзали  ее  к  стене  ниши  и
велели вскинуть обе руки  к  небу  жестом  страстной  мольбы,  когда  начнут
поднимать гостию. Џоскольку беднЯжке пригрозили самыми суровыми карами, если
она произнесет хоть  одно  слово  или  не  справитсЯ  со  своей  ролью,  она
исполнила все как нельзЯ лучше, и успех обмана превзошел все ожиданиЯ.  ‹юди
громко рыдали при виде чуда  и  оставили  богатые  дары  у  ног  Њадонны,  а
возвратились по  домам  еще  больше,  чем  прежде,  уверенные  в  благодати,
исходЯщей от этой небесной потаскухи. —тобы  довести  свое  богохульство  до
предела, монахи захотели, чтобы ”лоретта поЯвилась на вечерней оргии  в  том
одеЯнии, которое вызвало столько почитаниЯ, и каждый из них  возбуждал  свою
похоть тем, что подвергал ее в этом костюме всевозможным мерзостЯм.
     Ќасытившись первым злодеЯнием, богохульники на  этом  не  остановились:
они заставили девочку раздетьсЯ, положили ее животом вниз на  большой  стол,
зажгли свечи, поставили на поЯсницу ребенка распЯтие и исполнили на  детских
Ягодицах самый из абсурдных обрЯдов христианства.  {…сли  и  есть  на  свете
что-нибудь странное, так это чудовищнаЯ тупость  людей,  которые  так  долго
верили и до сих  пор  верЯт,  будто  магические  слова  свЯщенника  способны
возродить предвечного во плоти в виде кусочка теста!  Џосле  стольких  веков
невежества как будто поЯвилсЯ  луч  философии.  Ћдна  возрождающаЯсЯ  нациЯ,
кажетсЯ, захотела навсегда отвергнуть эту глупость, но вот невероЯтнаЯ  сила
суевериЯ! ‚от  снова  готовы  возродитьсЯ  прежние  ошибки,  и  отныне  мир,
спокойствие, справедливость могут возникнуть на  нашем  горизонте  только  в
тени папских химер! Ќеужели это не доказывает лучше всего,  что  человек  не
создан ни длЯ свободы, ни длЯ счастьЯ, так как он обречен плыть между  этими
двумЯ ситуациЯми среди рифов и не может