росто ради видимости, хотЯ это жутко мне не нравитсЯ.
     - …ще один вопрос, дорогой Ќуарсей: вы уверены, что женщина, с  которой
вы собираетесь менЯ познакомить, не станет моей соперницей?
     - ’ы имеешь в виду твое положение в  глазах  ‘ен-”она?  Ќе  беспокойсЯ:
‘ен-”он  знал  ее  еще  до  того,  как  встретилсЯ  с  тобой,  он  и  теперь
развлекаетсЯ с ней, но мадам де Љлервиль не согласитсЯ принЯть на себЯ  твои
функции, а со своей стороны министр не будет воспринимать ее так, как тебЯ.
     - џ обожаю вас обоих, и ваше благородство по  отношению  ко  мне  будет
сторицей вознаграждено моим усердием на службе вашим страстЯм.  Џовелевайте,
приказывайте - Я буду счастлива служить  инструментом  вашего  распутства  и
оружием ваших злодейств.
     ‘воего любовника Я снова  увидела  только  после  того,  как  исполнила
предназначенную мне роль. Ќакануне условленного днЯ  Я  постаралась  внушить
себе твердость и непреклонность, а наутро пришел старый господин. Џрежде чем
мы сели за стол, Я употребила все свое искусство, пытаЯсь изменить к лучшему
его мнение о сыне, и скоро обнаружила, что примирениЯ  между  ними  быть  не
может.  Џоэтому  Я  поспешно  переменила  курс:  ведь  если  бы   примирение
состоЯлось, Я упустила бы возможность  совершить  преступление,  к  которому
была полностью готова,  а  также  потерЯла  бы  миллион  с  лишком  франков,
обещанных мне. Џоэтому Я покончила  с  переговорами  и  приступила  к  делу.
Џодсыпать порошок было  детской  забавой,  старик  рухнул  без  чувств,  его
поспешно увезли, и два днЯ спустЯ Я с удовольствием узнала, что он скончалсЯ
в страшных муках.
     Ќе прошло и часа после его кончины, как его сын пришел  в  мой  дом  на
очередной ужин. €з-за  плохой  погоды  нам  пришлось  устроитьсЯ  внутри,  и
единственным гостем был Ќуарсей. џ подготовила троих девочек  от  тринадцати
до пЯтнадцати лет  неописуемой  красоты,  полученных  от  одного  парижского
монастырЯ по цене в  сто  тысЯч  франков  за  штуку;  это  было  дорого,  но
торговатьсЯ Я перестала с тех пор, как ‘ен-”он  обещал  возместить  все  мои
расходы.
     - ќти созданиЯ, - представила Я их министру, - утешат  вас  за  потерю,
которую вы только что пережили.
     - џ не нуждаюсь в утешении, -  ответил  министр,  целуЯ  менЯ,  -  и  с
превеликой радостью посылал бы на смерть дюжину таких праведников ежедневно,
жалею Я только о том, что он мало мучалсЯ - этот презренный шут.
     - Ћднако должна признать, - сказала Я, -  что  мне  так  и  не  удалось
убедить его.
     - ’ы правильно сделала, что не уговорила его: Я просто  содрогаюсь  при
мысли, что эта тварь могла продолжать свое существование. Њне даже жаль, что
пришлось похоронить его, правда, Я испытал удовольствие  от  того,  что  его
труп обратитсЯ в навоз и послужит пищей червЯм.
     € тут же, будто желаЯ поскорее забыть случившеесЯ, распутник перешел  к
своему излюбленному занЯтию, благо, что три мои  служанки  были  под  рукой.
‘амый придирчивый критик не обнаружил бы в  них  никакого  изъЯна:  размеры,
формы, происхождение, материальное положение,  молодость,  внешность  -  все
было в самом лучшем виде, однако же Я заметила, что ни один из  моих  друзей
ничуть не возбудилсЯ: очевидно, пресыщенность не  так-то  легко  перебороть;
было Ясно, что оба чем-то недовольны, хотЯ ни в чем не упрекнули менЯ.
     - …сли эти девочки вас не устраивают, - начала Я, - скажите прЯмо, ведь
Я никак не могу понЯть, что вы хотите.
     ‘ен-”он, которого старательно обрабатывали двое  девушек,  правда,  без
видимого результата, вздохнул и сказал:
     - …сли кого-то и надо винить, то только нас с Ќуарсеем.  Њы  выжаты  до
предела, потому что только сегоднЯ  творили  такие  ужасные  вещи,  и  Я  не
представлЯю, что можно сделать, чтобы взбодрить нас.
     - ‚озможно, - предложила  Я,  -  вы  расскажете  о  своих  подвигах  и,
вспоминаЯ их, вновь обретете силы совершить новые злодейства.
     - Џожалуй, можно попробовать, - согласилсЯ Ќуарсей.
     - ’огда раздевайтесь, - скомандовал, оживившись, ‘ен-”он. - €  ты  тоже
разденьсЯ, †юльетта, и слушай менЯ внимательно.
     „ве девушки приникли к Ќуарсею: одна сосала его, он облизывал другую  и
ладонЯми поглаживал их  Ягодицы;  мне  было  доверено  ласкать  рассказчика,
который в это времЯ усердно тискал зад третьей девочки, и  вот  что  поведал
нам ‘ен-”он:
     - џ привел свою дочь в комнату, где лежал умирающий отец. ‘о  мной  был
Ќуарсей; мы опустили шторы, заперли на засов все двери и потом, -  при  этом
член злодеЯ приподнЯлсЯ, будто подтверждаЯ его слова, - и потом  Я  в  самых
жестких выражениЯх  объЯвил  отцу,  что  все  с  ним  случившеесЯ,  всЯ  эта
мучительнаЯ агониЯ была делом моих рук. џ сказал ему, что ты отравила его по
моему указанию, и посоветовал подготовитьсЯ к смерти. ‡атем  Я  задрал  юбки
дочери и на его глазах совершил с ней акт содомии. Ќуарсей, который  обожает
подобные зрелища, с удовольствием трудилсЯ над моим  анусом,  но  едва  этот
стервец увидел голый зад Ђлександрины, он тут же оставил менЯ  и  ринулсЯ  в
пробитую мной брешь...  џ  склонилсЯ  над  кроватью  и  заставил  умирающего
ласкать менЯ, пока он держал в руке мой член, Я душил его; Я  кончил  в  тот
самый миг, когда он испустил дух, а Ќуарсей в это времЯ разрЯдилсЯ  в  чрево
моей дочери. Ђх, †юльетта, Я не в силах  описать  мой  восторг!  џ  был  тем
презренным, подлым, чудовищным сыном, который за раз совершил: отцеубийство,
инцест, содомию, сводничество, проституцию. Ћх, †юльетта, †юльетта,  никогда
в жизни не был Я так  счастлив;  взглЯни,  даже  при  воспоминании  об  этих
подвигах сладострастиЯ мой член стал таким же твердым, как в те минуты.
     ‘ этими словами злодей схватил одну из девочек и начал  творить  с  ней
самые мерзкие и грЯзные вещи, заставив нас делать то же самое с  другими.  €
мы дали полную свободу своему  неистощимому  воображению;  Џрирода,  глубоко
оскорбленнаЯ в лице несчастных девочек, стократно отыгралась на ‘ен-”оне,  и
распутник уже был готов излить свое семЯ, как  вдруг,  будто  спохватившись,
что надо растЯнуть удовольствие, вытащил свой орган из одной задницы,  чтобы
тут же вонзить его в другую, потом в третью. ‚  тот  день  он  владел  собой
безупречно и возликовал шесть раз подрЯд; со своей стороны Ќуарсей так и  не
раскрыл свои набухшие семенники и удовлетворилсЯ лишь отцветшими розами. ’ем
не менее и он употребил с пользой то немногое, что в нем оставалось, и  пока
удовлетворЯл себЯ - а он отдавалсЯ этому самозабвенно, - он лобзал и мой зад
и зад ‘ен-”она, он сосал нас и глотал интимные звуки, которые мы длЯ  забавы
испускали ему в рот.
     Џотом пришло времЯ ужинать; разделить с  мужчинами  трапезу  предложили
только мне при условии, что Я останусь обнаженной; девочки лежали на  столе,
среди многочисленных Яств, освещаемые пламенем свечей, которые мы  поставили
им между ног; свечи горели Ярко, ужин длилсЯ долго, и лЯжки  их  поджарились
на славу. Њы заранее крепко привЯзали девочек к столу, чтобы они  не  смогли
вырватьсЯ, а вставленные им в рот клЯпы заглушали стоны и  не  мешали  нашей
беседе. ’ри необычных канделЯбра  немало  развлекали  наших  распутников,  Я
несколько раз проверЯла их состоЯние и всЯкий раз находила, что  оба  они  в
прекрасной форме.
     - ‘делайте милость, объЯсните нам, Ќуарсей, - заговорил  ‘ен-”он,  пока
коптились наши юные помощницы, - употребите свою метафизику,  в  которой  вы
так сильны, и объЯсните, как это возможно, что в одном  случае  мы  получаем
удовольствие, когда видим страданиЯ других, а  в  другом  -  когда  страдаем
сами.
     - ’огда слушайте внимательно, - с важностью произнес Ќуарсей, - и Я дам
вам подробнейший отчет.
     Џо логическому определению боль - не что иное, как враждебное отношение
души к телу, которому она дает жизнь, и эта боль выражаетсЯ  в  определенном
конфликте с физической организацией тела.  Љак  пишет  Ќиколь  {Џьер  Ќиколь
(1625-1695), религиозный писатель, моралист,  единомышленник  ЏаскалЯ.},  он
обнаружил в человеке эфирную субстанцию,  которую  назвал  душой  и  которую
дифференцировал от материальной субстанции, называемой телом. џ же,  далекий
от этой легкомысленной чепухи и считающий человека  чем-то  вроде  абсолютно
материального растениЯ, - так  вот,  Я  скажу,  что  боль  -  это  следствие
нарушениЯ отношений между предметами, находЯщимисЯ вне нас, и  органическими
молекулами, из  которых  мы  состоим;  таким  образом,  вместо  того,  чтобы
составлЯть гармонию с нашими нервными флюидами,  как  это  бывает  в  случае
волнениЯ,  вызванного  удовольствием,  атомы,  исходЯщие  от  этих   внешних
предметов, сталкиваютсЯ  с  ними  по  косой  траектории,  ударЯютсЯ  в  них,
отталкиваютсЯ и никогда не сливаютсЯ с ними.  Ћтрицательные  эффекты  -  это
тоже эффекты, и независимо от того, что бродит  в  нас  -  удовольствие  или
боль,  -  наши  нервные  флюиды  равно  подвергаютсЯ   воздействию.   ’еперь
посмотрим, что мешает этому болезненному ощущению, бесконечно более  острому
и активному, нежели любое другое, разжечь в этих  флюидах  такой  же  пожар,
какой полыхает там  в  результате  действиЯ  атомов,  излучаемых  предметами
удовольствиЯ. —то мешает мне, хотЯ Я в любом  случае  ощущаю  волнение,  что
мешает  привыкнуть,  за  счет  постоЯнного  повторениЯ,  получать  одинаково
сильные ощущениЯ от атомов, которые отталкиваютсЯ друг от друга, и  от  тех,
которые сливаютсЯ? “томившись  от  эффектов,  вызывающих  лишь  элементарные
ощущениЯ, почему не могу Я обрести привычку извлекать такое же  удовольствие
от тех, что  производЯт  болезненное  ощущение?  Ћбе  категории  воздействиЯ
концентрируютсЯ в одном месте, единственнаЯ разница  между  ними  состоит  в
том, что одно из них - сильное и резкое, другое - слабое и мЯгкое, но  разве
скептический ум не предпочтет первое второму?  Ќет  ничего  удивительного  в
том, что, с одной стороны, есть люди, приучившие  свои  органы  к  приЯтному
раздражению,  и  есть  такие,  кто   не   выносит   подобного   раздражениЯ.
‘ледовательно, Я прав, утверждаЯ, что опыт человека в области удовольствий -
это попытка управлЯть предметами,  которые  доставлЯют  ему  наслаждение;  в
метафизике удовольствий такое поведение называют эффектами утонченности. ’ак
что же странного в том, что человек, обладающий подобными  органами,  следуЯ
тем же принципам утонченности, воображает, будто управлЯет предметом  своего
удовольствиЯ? Ћн ошибаетсЯ, но не более, чем  кто-либо  другой,  потому  что
делает то, что делают другие. Ћднако последствиЯ будут различны, уверЯю вас,
хотЯ исходные мотивы идентичны;  первый  поступает  не  более  жестоко,  чем
второй, и не надо упрекать ни того, ни другого: оба употребили на достижение
предмета удовольствиЯ одни и те же средства.
     "Ћднако, - возразит тот, кто испытывает жестокие болезненные эмоции,  -
мне это не  нравитсЯ".  Ќу  что  ж,  его  также  можно  понЯть,  и  остаетсЯ
посмотреть, поможет ли сила там, где потерпело неудачу убеждение. …сли  нет,
тогда извините - такова жизнь; если же, напротив, мое богатство, влиЯние или
положение позволЯют  мне  употребить  власть  над  вами  или  подавить  ваше
сопротивление, тогда без жалоб покоритесь  всему,  что  мне  вздумаетсЯ  вам
предложить, ибо свое удовольствие Я должен получить непременно,  а  получить
его Я могу, только подвергнув вас мучениЯм и созерцаЯ  ваши  горькие  слезы.
Ћднако вы не имеете никакого права ни удивлЯтьсЯ, ни упрекать менЯ, так  как
Я действую сообразно тому, что внушила мне Џрирода, Я следую путем,  который
она мне предназначила, словом, заставлЯЯ вас  подчинитьсЯ  моей  жестокой  и
извращенной  похоти,  ибо  лишь  она  способна  привести  менЯ  к   вершинам
наслаждениЯ, Я поступаю согласно тому же самому принципу  утонченности,  что
тот сельский ухажер, кто не видит ничего кроме роз там,  где  Я  обнаруживаю
только шипы, потому что, истЯзаЯ вас, ведЯ вас по всем кругам ада,  Я  делаю
то единственное, что дает мне ощущение жизни, так же, впрочем, как и он,  со
смущенным видом завалив на охапку сена свою девушку, делает то, что доставит
ему приЯтные моменты. Ќо при этом  он  может,  если  ему  так  уж  нравитсЯ,
наслаждатьсЯ  своей  дурацкой  утонченностью,  а  Я  уж  извините!  -   буду
употреблЯть собственные методы, так как она не  трогает  мои,  скроенные  из
иного материала, фибры. ќто так, друзьЯ мои, - продолжал Ќуарсей, - и будьте
уверены, что не может  человек,  который  находит  истинное  удовольствие  в
извращенных  и  сладострастных  поступках,   сочетать   свое   поведение   с
утонченностью или учтивостью, ибо длЯ его удовольствий они  подобны  поцелую
мертвеца и исходЯт из предпосылки, что удовольствие должно быть  взаимным  -
чрезвычайно глупой предпосылки, с которой никак не  может  согласитьсЯ  тот,
кто хочет наслаждатьсЯ по-настоЯщему: разделенное удовольствие - это  то  же
самое, что вино, разбавленное водой.  €стина  же  заключаетсЯ  в  следующем:
стоит только  позволить  насладитьсЯ  предмету  вашего  удовольствиЯ,  и  вы
увидите, как много потерЯли от  этого,  потому  что  нет  более  эгоистичной
страсти, чем похоть, как нет  страсти,  более  требовательной  и  капризной;
когда вас охватывает желание, вы должны думать только  о  себе,  что  же  до
предмета, который вам  служит,  его  следует  всегда  считать  чем-то  вроде
жертвы, приносимой на алтарь ваших безумных страстей.  ‚едь  страсти  всегда
требуют жертв, и объект вашей страсти непременно должен быть  пассивным;  не
надо щадить его, если хотите достичь своей цели;  чем  сильнее  этот  объект
страдает, чем полнее его унижение и его деградациЯ, тем  полнее  будет  ваше
наслаждение. Ћн должен  вкусить  не  удовольствие,  а  только  ощущениЯ,  и,
поскольку ощущение от боли  намного  глубже,  нежели  от  удовольствиЯ,  нет
никакого сомнениЯ в том, что волнение, вызванное  в  вашей  нервной  системе
этим спектаклем, будет много приЯтнее от его боли, чем от его  удовольствиЯ.
ќтим объЯснЯетсЯ маниЯ всех истинных распутников,  которые,  желаЯ  получить
хорошую эрекцию и с приЯтностью сбросить свою сперму, должны совершать  акты
самой чудовищной жестокости и насытитьсЯ кровью  жертв.  …сть  среди  нас  и
такие, чей член даже не шелохнетсЯ, если  только  они  не  увидЯт  страданий
предмета своего сладострастиЯ и если сами не станут их причиной. Џоложим, вы
желаете дать хорошую встрЯску своим нервам, но по опыту своему  знаете,  что
ощущение чужой боли будет во сто крат сильнее действовать на вас, чем  чужое
удовольствие, так почему вам  не  вызвать  нужное  ощущение,  чтобы  достичь
нужных результатов? €ногда Я слышу дурацкие  восклицаниЯ  типа:  "Ђ  как  же
красота? Љрасота, котораЯ призывает к  нежности,  к  снисходительности?  Љак
можно спокойно взирать  на  слезы  прекрасной  девушки,  котораЯ,  прикрываЯ
руками грудь, молит о пощаде своего мучителЯ?" ЉакаЯ ерунда! ќто как раз то,
из чего распутник извлекает самое изысканное удовольствие;  хотел  бы  Я  на
него поглЯдеть, окажись перед ним инертное бесчувственное тело! ‘тало  быть,
упомЯнутое мною возражение настолько же смешно и нелепо, насколько неразумно
утверждение человека о том, что он никогда не ест баранину, так как  овцы  -
безобидные животные. ‘ладострастие - это  очень  требовательнаЯ  штука:  оно
капризно, оно воинственно и деспотично, его надо утолЯть, и все прочее здесь
абсолютно ничего не  значит.  Љрасота,  добродетель,  невинность,  нежность,
несчастье - ни одно из этих свойств не может защитить  предмет,  который  мы
желаем.  Ќапротив,  красота  еще  сильнее   возбуждает   нас,   добродетель,
невинность и нежность делают предмет еще аппетитнее, несчастье влечет его  в
наши сети, делает его податливым, итак,  все  перечисленные  факторы  служат
только хворостом длЯ  костра  нашей  страсти.  ‘кажу  больше:  эти  свойства
позволЯют нам нарушить еще  один  запрет  -  Я  имею  в  виду  разновидность
удовольствиЯ, проистекающую из кощунства, то  есть  из  надругательства  над
предметами, которым, Якобы, мы должны поклонЯтьсЯ. „опустим, Я вижу красивую
благородную даму, которую  обожествлЯют  сотни  идиотов,  и  вот,  делаЯ  ее
мишенью  длЯ  своих  грЯзных  и  жестоких  страстей,  Я  испытываю   двойное
удовольствие: во-первых, бросаю  в  жертву  своей  похоти  некое  прекрасное
существо, во-вторых, втаптываю в грЯзь идола  и  кумира  черни.  „умаю,  нет
нужды дальше развивать эту мысль и разжевывать ее. ‚прочем,  не  всегда  под
рукой имеютсЯ подобные предметы, так как же быть тому, кто  привык  получать
удовольствие через насилие и желает наслаждатьсЯ  каждый  день?  Ќу  что  ж,
тогда придетсЯ привыкнуть к другим, пусть и не столь  острым  удовольствиЯм:
равнодушно взирать на униженных и  оскорбленных,  отказывать  им  в  помощи,
использовать любую возможность низвергнуть их в полную нищету -  все  это  в
какой-то  мере  служит  заменой  высшему  удовольствию,  которое,  повторЯю,
заключаетсЯ в том, чтобы причинЯть боль предмету своей  страсти.  ‘озерцание
чужих несчастий ЯвлЯетсЯ роскошным спектаклем, фундаментом длЯ того сильного
волнениЯ, которое мы привыкли ощущать  при  оскорблении  красоты;  когда  мы
попираем несчастных, молЯщих нас о помощи, в нашей душе вспыхивает искра, из
нее возгораетсЯ пламЯ,  которое  порождает  преступление,  наконец,  следует
взрыв удовольствиЯ, и цель наша достигнута.  Ќадеюсь,  Я  удовлетворил  ваше
любопытство и продемонстрировал весь механизм  наслаждениЯ,  а  теперь  пора
испытать его на практике; следуЯ логике своих рассуждений, Я бы хотел, чтобы
мучениЯ этих юных дам были всеобъемлющими, иначе говорЯ, настолько  сильными
и глубокими, насколько это в наших силах.
     Њы встали из-за стола и, скорее из любопытства, нежели из  состраданиЯ,
осмотрели раны жертв. Ќе знаю почему, но в тот  вечер  Ќуарсей  больше,  чем
обычно, был возбужден моим задом: он, почти не отрываЯсь, целовал его, играл
с ним как ребенок, поскуливаЯ от восторга, впивалсЯ губами в задний проход и
раз двадцать крЯду совершил со мной акт содомии;  при  этом  он  то  и  дело
неожиданно выдергивал свой член из моей пещерки и совал его в рот  девочкам,
потом снова набрасывалсЯ на менЯ и с силой бил менЯ по Ягодицам, словом,  он
настолько увлексЯ, что даже  не  удостоил  вниманием  мой  клитор.  ‚се  это
чрезвычайно воспламенЯло менЯ, и скоро мои друзьЯ с восхищением наблюдали за
моим поведением, выходЯщим за все мыслимые пределы разврата. Ќо как могла  Я
удовлетворить свою похоть, имеЯ в распорЯжении  троицу  замученных  детей  и
двоих, выжатых как лимон, распутников со съежившимисЯ  членами?  џ  захотела
совокупитьсЯ со своими слугами  прЯмо  на  глазах  всех  присутствующих,  но
‘ен-”он, подогретый вином и дрожа  от  предвкушениЯ  жестокостей,  возразил,
заЯвив, что не потерпит никакого вмешательства, правда, он добавил при этом,
что не стал бы возражать, если бы на месте лакеев оказалась парочка  тигров,
и что, раз уж у нас есть свежее мЯсо, надо  попробовать  его,  пока  оно  не
протухло.  Џосле  этих  слов  он  набросилсЯ  на   изЯщные   Ягодицы   троих
очаровательных девочек: он щипал, кусал, царапал, рвал их  на  части;  кровь
уже лилась рекой, когда, повернувшись к  нам  с  измазанным  кровью  членом,
прилипшим к животу, он сказал с сокрушительным видом, что сегоднЯ  неудачный
день, что он никак не может придумать, как удовлетворить свое желание.
     - ‘егоднЯ мне ничего не приходит в голову, - призналсЯ он. - „авайте же
все вместе придумаем что-нибудь эдакое... ну, например, чтобы эти шлюхи  три
днЯ мучались в жуткой предсмертной агонии.
     - Ђга, - оживилась Я, - скажем так: вы  кончите,  когда  они  будут  на
волосок от смерти, а затем, когда ваш пыл спадет, пощадите их.
     - Њне досадно, - покачал он головой, - очень досадно видеть,  †юльетта,
что ты так плохо менЯ знаешь. Љак сильно  ты  ошибаешьсЯ,  мой  ангел,  если
полагаешь, что мои страсти - всего лишь приправа к моей жестокости. џ  хотел
бы, наподобие €рода, простирать свои злодеЯниЯ за  пределы  самой  жизни;  Я
впадаю в неистовство, когда мой член тверд, и Я  хладнокровно  жесток  после
того, как сброшу сперму. ‚от взглЯни сюда, †юльетта, - продолжал  злодей,  -
видишь, как жажду Я оргазма, поэтому сейчас мы  будем  по-настоЯщему  пытать
этих сучек до тех пор, пока из менЯ не выйдет последнЯЯ каплЯ,  и  тогда  ты
увидишь, смЯгчусь Я или нет.
     - ‚ы очень возбуждены, ‘ен-”он, - заметил Ќуарсей, - и Я  вас  понимаю.
‘перму необходимо сбросить во что бы то ни стало, и  это  надо  сделать,  не
терЯЯ времени. ‚от вам мой совет: насадим этих девиц на вертел, и, пока  они
поджариваютсЯ на огне, †юльетта будет ласкать нас и поливать эти  аппетитные
кусочки мЯса нашей спермой.
     - Ћ, небо! - вскричал ‘ен-”он, который  в  это  времЯ  терсЯ  членом  о
кровоточащие Ягодицы самой младшей и самой  прелестной  девочки.  -  ЉлЯнусь
вам, вот этой достанетсЯ больше всех.
     - Џравда? Љакой же фокус вы  длЯ  нее  приготовили?  -  поинтересовалсЯ
Ќуарсей, заново вставлЯЯ свой инструмент в мой задний проход.
     - ‘коро увидите, - отвечал министр.
     € тут же с видом гурмана, принимающегосЯ за любимое блюдо, приступил  к
бедной девочке: один за другим сломал ей пальцы, переломал суставы рук и ног
и исколол все тело небольшим изЯщным стилетом.
     - Њне кажетсЯ, - заметил Ќуарсей, продолжаЯ содомировать  менЯ,  -  она
будет страдать еще больше, если ее проткнуть насквозь.
     -  ’ак  мы  и  сделаем,  -  кивнул  ‘ен-”он.  -  Џроткнем  ее  и  будем
поворачивать, а то, лежа как пень, она вовсе не почувствует жара.
     - ‚ы совершенно правы. „авайте и этих двоих зажарим таким же образом.
     џ схватила одну, он - другую и, даже не потрудившись вытащить  член  из
моего ануса, за считанные минуты довел ее до такого же  состоЯниЯ,  в  каком
пребывала перваЯ, замученнаЯ ‘ен-”оном. џ последовала его примеру, и  вскоре
все трое поджаривались на Ярко пылавшем огне,  а  Ќуарсей,  посылаЯ  в  небо
ужасные богохульные проклЯтиЯ, разрЯдил свои семенники в мой задний  проход;
в  тот  же  момент  Я  схватила  член  ‘ен-”она  €  окропила  густым   соком
искромсанные тела несчастных жертв самой чудовищной похоти, какую Я  до  сих
пор встречала.
     Њы выбросили три изуродованных трупа в канаву и возобновили пиршество.
     Џодкрепившись, распутники  почувствовали  новые  желаниЯ  в  крови,  мы
позвали моих лакеев, и они всю  ночь  трудились  над  ненасытными  задницами
‘ен-”она и ЌуарсеЯ; хотЯ все попытки поднЯть  члены  этих  господ  оказались
безрезультатны, их приступы словесного оргазма были исключительно Яростны, и
Я окончательно  убедилась,  что  оба  чудовища  так  же  жестоки  в  выжатом
состоЯнии, как и в пылу страсти.
     —ерез месЯц после этого приключениЯ Ќуарсей  представил  менЯ  женщине,
которую давно хотел сделать моей близкой подругой и  наперсницей.  Џоскольку
его брак с Ђлександриной вновь был отложен, на этот раз по  причине  тЯжелой
утраты, котораЯ постигла ‘ен-”она,  Я  не  стану  описывать  эту  прелестную
девушку, пока не дойду до соответствующего места в своей истории - когда она
оказалась в моем полном распорЯжении. џ расскажу вам о мадам де Љлервиль и о
всех стараниЯх, которые Я приложила с тем,  чтобы  скрепить  дружбу  с  этой
необыкновен ной женщиной.
     ЏредставлЯЯ нас друг  другу,  Ќуарсей  не  пожалел  самых  восторженных
эпитетов. Њадам де Љлервиль была высокаЯ, великолепно  сложеннаЯ  красавица;
ее взглЯд,  обыкновенно  ласковый  и  приветливый,  порой  становилсЯ  таким
жутким, что его  трудно  было  вынести,  а  вот  глаза,  большие  и  темные,
постоЯнно таили в себе что-то жестокое, и вообще весь облик  этой  дамы  был
скорее величавым, чем располагающим: несколько  припухлый  рот,  чувственные
губы, волосы, черными волнами ниспадающие  до  коленей,  безупречный  прЯмой
нос, горделивые брови, царственнаЯ осанка, нежнаЯ атласнаЯ, хотЯ с небольшим
желтоватым оттенком кожа, и, наконец, роскошное, давно созревшее, но все еще
упругое тело; словом, это была Њинерва, одареннаЯ красотой  ‚енеры.  ’ем  не
менее - потому, наверное, что Я была много  моложе,  или  красота  моЯ  была
призывнее и не было в ней надменности, -  мужчины  неизменно  находили  менЯ
гораздо  привлекательнее.  Њадам  де  Љлервиль  внушала  благоговение  -   Я
довольствовалась тем, что очаровывала, она требовала от мужчин восхищениЯ  -
Я их соблазнЯла.
     Џомимо королевской внешности мадам  де  Љлервиль  обладала  глубоким  и
острым умом, имела поистине энциклопедические знаниЯ, и Я  не  встречала  ни
одной женщины, ни одного мужчины,  которые  были  бы  такими  Ярыми  врагами
предрассудков, как она, и которые могли бы похвастать настолько  философским
умом.
     Ћна  имела  множество  талантов,  свободно  говорила   по-английски   и
по-итальЯнски,  была  прирожденной  актрисой,  танцевала   как   ’ерпсихора,
обладала глубокими познаниЯми в химии и физике, писала милые стишки, недурно
рисовала, была начитана в истории, географию знала как  свои  пЯть  пальцев,
неплохо музицировала, писала прозу как мадам  ‘евинье  {Њаркиза  де  ‘евинье
(1626-1696), одна из самых знаменитых женщин XVII века, писательница,  автор
"Џисем".}, но в своих остроумных и  Язвительных  замечаниЯх  порой  заходила
слишком далеко и причинЯла тем самым немало страданий тем, кто не достиг  ее
уровнЯ, а такими были почти все окружавшие ее; она не раз говорила мне,  что
Я единственнаЯ женщина, в которой она  обнаружила  хоть  капельку  истинного
ума.
     ќта великолепнаЯ женщина уже пЯть лет как была вдовой. Ћна  никогда  не
рожала детей и чувствовала к ним отвращение, что в женщине всегда  указывает
на недостаток чувствительности; можно  без  преувеличениЯ  сказать,  что  по
отсутствию этого качества мадам  де  Љлервиль  не  имела  себе  равных.  Ћна
гордилась тем, что не пролила ни одной слезинки за всю свою жизнь и ни  разу
не была тронута  видом  страждущих  и  обездоленных.  "“  менЯ  бесстрастнаЯ
каменнаЯ душа, - говаривала она. - џ презираю любое чувство  за  исключением
удовольствиЯ. џ - полновластнаЯ хозЯйка всех движений и всех  порывов  своей
души; все во мне беспрекословно подчинЯетсЯ  разуму,  а  это  еще  хуже  длЯ
окружающих, - продолжала она, - ибо разум мой страшен. Ќо Я  не  жалуюсь:  Я
люблю свои пороки и ненавижу всЯческую добродетель; Я - заклЯтый  ‚раг  всех
религий, всех богов и богинь, кто  бы  они  ни  были,  менЯ  не  страшат  ни
болезни, ни жизненные невзгоды, ни сама смерть, и  когда  ты  сделаешь  себЯ
такой, как Я, ты будешь счастлива".
     ‘ подобным характером, как естественно предположить, мадам де  Љлервиль
имела немало горЯчих, но безутешных  поклонников,  и  очень  мало  друзей  и
подруг; она верила в дружбу не более, чем в добродетель, и в  добронравие  -
не более, чем в Ѓога.  ‚месте  с  тем  она  обладала  несметным  богатством,
роскошным особнЯком  в  Џариже  и  прелестным  загородным  поместьем,  имела
всевозможные предметы роскоши  и  драгоценности  и  в  том  возрасте,  когда
женщина подходит  к  критическому  пику,  отличалась  железным  несокрушимым
здоровьем. …сли в этом мире и существует  счастье,  тогда  оно,  несомненно,
было сосредоточено в обладательнице стольких достоинств и природных даров.
     ‚о  времЯ  нашей  первой  встречи  мадам  де  Љлервиль  была  со   мной
откровенна;  признатьсЯ,  такаЯ  откровенность  поразила  менЯ  в   женщине,
котораЯ, по ее словам, была абсолютно убеждена  в  своем  превосходстве  над
окружающими, однако и позже она никогда не относилась ко мне свысока.
     - Ќуарсей очень точно описал тебЯ, - сказала она, - и Я вижу, что у нас
похожие вкусы, и мыслим мы одинаково, как будто рождены, чтобы жить  вместе,
поэтому, объединив наши усилиЯ, мы завоюем весь мир. Ќо  прежде  всего  надо
убрать с пути всЯческие границы  и  барьеры,  которые  изначально  придуманы
только длЯ дураков. ‚озвышенные натуры, гордые „уши и холодные умы  свободны
от этих уз, они знают, что счастье находитсЯ по другую сторону добра и  зла,
и отважно шагают к нему, попираЯ презренные  законы,  пустые  добродетели  и
тупоумные  религии  тех  жалких,  ничтожных  и  грЯзных  людишек,   которые,
по-моему, только бесчестЯт Џрироду.
     Ќесколько дней спустЯ Љлервиль,  от  которой  Я  уже  потерЯла  голову,
пришла ко мне на ужин. € вот тогда - это  была  наша  втораЯ  встреча  -  мы
открыли друг другу свое сердце, признались в своих слабостЯх и  своих  самых
тайных чувствах. Ћ, какую же богатую надуру обнаружила  Я  в  Љлервиль!  Њне
кажетсЯ, если есть на свете истинный порок, он должен  был  избрать  центром
своей империи это развратное существо.
     Џрежде чем мы сели за стол, Љлервиль  увлекла  менЯ  в  уютный  уголок,
увешанный  зеркалами;  мы  легли  на  широкую  кушетку,  подложив  под  себЯ
бархатные, подушки; мЯгкий свет свечей, казалось, призывал к любви,  неге  и
сладострастию.
     - Ќе правда ли, мой ангел, - начала она, целуЯ мои  груди  и  облизываЯ
соски, - что такие женщины, как мы, должны знакомитьсЯ, ласкаЯ друг друга.
     ‘ этими словами она поднЯла подол моего платьЯ, глубоко проникла Языком
мне в рот, а рука распутницы властно легла на самое сокровенное место.
     - ‚от где таЯтсЯ  все  удовольствиЯ,  -  шептала  она,  -  вот  в  этом
гнездышке из роз. •очешь, Я разбужу его, моЯ сладкаЯ? Ћх, †юльетта, Я доведу
тебЯ до экстаза, если ты позволишь мне разжечь этот  сладостный  костер.  Ђх
ты, распутница, Я чувствую ответ  в  твоем  маленьком  ротике,  твой  Язычок
охотитсЯ за моим и приглашает его в  страну  сладострастиЯ.  ‹аскай  менЯ  и
давай умрем в страстных объЯтиЯх!
     - Њожет быть, нам раздетьсЯ, - предложила Я, - праздник похоти  требует
наготы, кроме того, Я не имею ни малейшего представлениЯ о вашем теле,  а  Я
хочу увидеть все, все... „авайте избавимсЯ скорее от этих идиотских одежд, Я
хочу слышать, как бьетсЯ ваше сердце, хочу видеть, как ваша грудь вздымаетсЯ
от волнениЯ, и убедитьсЯ, что это Я вызвала его.
     - ‡амечательнаЯ мысль. Ћна говорит о твоих вкусах, †юльетта, и они  мне
уже нравЯтсЯ.
     Њы быстро обнажились и несколько долгих  минут  молча  любовались  друг
другом. Џрелести, которыми одарила менЯ Џрирода, привели Љлервиль в  сильное
возбуждение, а Я пожирала глазами ее красоту. Ќа всем белом свете  не  найти
такой безупречной фигуры, такого роскошного зада... Ђ какие Ягодицы! Ѓоже ты
мой! џ видела перед собой зад Ђфродиты, которой поклонЯлись древние греки, и
самый сладостный на свете, самый  благоуханный  треугольник,  и  Я  долго  и
самозабвенно  целовала  эти  волшебные  места;  моЯ  новаЯ  подруга  вначале
милостиво позволЯла мне делать с  ней  все,  что  Я  хотела,  затем  вернула
стократно мои ласки.
     - Ђ теперь ни о чем не  думай  и  положись  на  менЯ,  -  сказала  она,
укладываЯ менЯ на спину и широко раздвигаЯ мне ноги, -  сейчас  ты  увидишь,
как Я ласкаю женщин.
     Ћдним пальцем она  начала  массировать  мне  клитор,  другим  -  задний
проход, а ее Язык, оказавшись в самых недрах моей  куночки,  жадно  слизывал
нектар - плод ее безумных ласк. ЏризнатьсЯ, менЯ никогда прежде не ласкали с
таким искусством; три раза подрЯд Я кончила ей в рот с таким  остервенением,
что испугалась, как бы не сойти с ума.  Њежду  тем  Љлервиль,  ненасытнаЯ  в
своей жажде пить и  пить  мою  плоть  и  готоваЯ  сделать  четвертый  заход,
искусно, со знанием дела, сменила позу: теперь она погрузила  один  палец  в
мою вагину, другим, частыми нежными  движениЯми,  растирала  хоботок,  а  ее
умелый, ее восхитительный, ее набухший Язычок проник в заднюю норку...
     - Ћ какое чудо! Љакое блаженство! -  поминутно  вскрикивала  Я.  -  Ђх,
Љлервиль, вы моЯ погибель...
     € ловкость этого несравненного созданиЯ вытолкнула из самых недр  моего
существа новую порцию горЯчей влаги.
     - Ќу и как? - спросила она, когда Я обрела  способность  соображать.  -
—то ты скажешь: могу Я приласкать женщину? „а, Я женщин обожаю, и нет ничего
удивительного в том, что у менЯ есть талант доставлЯть  им  удовольствие.  Ђ
чего еще ты ожидала? џ -  извращеннаЯ  особа,  солнышко  мое.  ’ак  разве  Я
виновата в том, что Џрирода подарила мне вкусы,  отличные  от  обычных?  Ќет
ничего более несправедливого, нежели закон, который  разрешает  совокупление
только мужчины с женщиной, ведь  женщины',  в  большей  мере,  чем  мужчины,
способны удовлетворЯть друг друга. Њы можем обходитьсЯ без  противоположного
пола, который дает нам лишь нечто, отдаленно напоминающее наслаждение.
     - —то Я слышу, Љлервиль! ‚ыходит, вас не привлекают мужчины?
     - џ пользуюсь ими постольку-поскольку, в той мере,  в  какой  допускает
мой темперамент, но тем не менее глубоко презираю их; Я даже не против того,
чтобы стереть с лица земли самого последнего из этой породы, сам вид которой
всегда вызывает у менЯ раздражение.
     - ЌевероЯтно! ЉакаЯ гордынЯ!
     - ’ак Я устроена, ангел мой, и эта гордынЯ делает менЯ  откровенной;  Я
всегда говорю то, что думаю, это и облегчило наше знакомство.
     - ‚ ваших словах Я слышу жестокость,  и  если  бы  они  претворились  в
дела...
     -  ’ы  говоришь  "если"?  Ќо  такое  случаетсЯ  очень  часто.  “   менЯ
действительно жестокое сердце,  Я  далека  от  мысли,  что  чувствительность
предпочтительнее бесстрастиЯ, которым Я наслаждаюсь и которым счастлива. Ђх,
†юльетта, - продолжала она, набросив на  себЯ  одежду,  потому  что  еще  не
остыла от моих ласк, -  мне  кажетсЯ,  ты  живешь  иллюзиЯми,  что  касаетсЯ
добросердечиЯ, сочувствиЯ, чувствительности - этих опасных чувств, коими так
гордитсЯ чернь.
     —увствительность, милаЯ моЯ, - это источник  всех  добродетелей,  равно
как и всех пороков. €менно  чувствительность  привела  Љартуша  {‹егендарный
парижский разбойник XVIII века.} на эшафот, и она же  стала  причиной  того,
что имЯ  ’ита  {‘ын  ‚еспасиана,  римский  император.  ‡ахватил  и  разрушил
€ерусалим в 69 г. н. э.} было  вписано  золотыми  буквами  в  книгу  истории
человеческой. ЃлагодарЯ чувствительности мы  испытываем  радость  от  дурных
поступков; человек, лишенный чувствительности, напоминает инертную массу, не
способную ни к добру, ни к злу, и из всех  человеческих  свойств  обладающую
лишь внешней формой. Ќо чувствительность чувствительности рознь: все зависит
от устройства наших органов, от степени утонченности наших чувств  и  больше
всего от нашей нервной организации,  в  которой  заложены  все  человеческие
чувства.  —увствительность  мы  получаем  от  матери-Џрироды,  а  воспитание
придает ей форму, окончательный вид,  формируЯ  одновременно  наши  вкусы  и
наклонности. Ћднако в какой-то момент в  наших  нервных  флюидах  происходит
вспышка  озарениЯ,  вызваннаЯ  нашествием  внешних  импульсов,  это  Явление
называетсЯ эффектом страстей, и с этого момента оно и будет определЯть  нашу
склонность к  добру  или  злу.  …сли  вспышка  слабаЯ,  скажем,  по  причине
плотности наших органов, смЯгчающих удар и воздействие импульсов на  нервные
флюиды,  или  по  причине  вЯлости  мозга,  который  передает  эффект  этого
действиЯ, а может быть, из-за того, что флюиды  движутсЯ  слишком  медленно,
тогда наша чувствительность  будет  толкать  нас  к  добродетели.  …сли  же,
напротив,  внешние  импульсы  сильно  воздействуют  на  наши  органы,   если
мгновенно пронизывают их и приводЯт в  быстрое  движение  частички  нервного
флюида, вот тогда мы склонЯемсЯ к пороку. Ђ если действие  внешних  сил  еще
мощнее,  нас  влечет  к  преступлению  и,  в  конце  концов,  к   чудовищной
жестокости, когда этот эффект достигает максимальной  интенсивности.  Ќо  мы
знаем, что в любом случае чувствительность - это  просто  механизм,  который
приводит в действие наши наклонности к добру или злу, иными словами, за все,
что  мы  делаем,  несет  ответственность  наша  чувствительность.  Љогда  мы
обнаруживаем  в  юном  существе  избыток  чувствительности,   мы   можем   с
уверенностью предсказать его будущее и сказать, что в один  прекрасный  день
он станет преступником, ибо не тип чувствительности, как  ошибочно  полагают
некоторые,  а  ее  степень  определЯет   склонность   к   преступлению   или
добродетели; поэтому человек со слабой  чувствительностью  предрасположен  к
добру, а тот, в котором она бьет через  край,  напоминает  пожар,  навернЯка
будет творить злые дела, так как они в тысЯчу  раз  привлекательнее,  нежели
добрые.  ‘ледовательно,  сильные  эмоции  тЯготеют  к  злу,  следуЯ   общему
принципу, сообразно которому родственные феномены,  причем  моральные  не  в
меньшей степени, чем физические, бессознательно тЯнутсЯ друг к  другу  и,  в
конечном счете, сливаютсЯ в одно целое.
     ‚оспитание заключаетсЯ в том,  чтобы  притупить  чувствительность  юной
неопытной души; при этом, возможно, утрачиваютсЯ некоторые добродетели, зато
искоренЯетсЯ немало пороков, и длЯ правительства, которое сурово  наказывает
пороки  и  никогда  не  вознаграждает   добродетели,   бесконечно   выгоднее
удерживать подданных от зла, чем поощрЯть их к добру. Ќет  ничего  опасного,
если человек воздерживаетсЯ от добродетели, между тем как  злые  дела  могут
иметь пагубные последствиЯ, в особенности когда человек слишком молод, чтобы
уметь скрывать в себе порок,  на  который  вдохновлЯет  его  Џрирода.  ‘кажу
больше: добро - самаЯ бесполезнаЯ вещь в мире,  от  зла  удерживает  нас  не
человеческаЯ мораль, потому что самые великие радости  чаще  всего  приносЯт
безоглЯдное зло, и не религиЯ, ибо ничто так не  чуждо  счастью  людей,  как
этот шутовской спектакль с Ѓогом  в  главной  роли,  но  единственно  законы
страны, нарушение которых, как бы сладостно это ни было, всегда навлекает на
неопытного человека серьезные неприЯтности.
     ‘ледовательно, нет никакой опасности в том, что юнаЯ неопытнаЯ душа  не
будет тЯготеть к добрым делам и,  в  то  же  времЯ,  не  испытает  искушениЯ
совершить зло до тех пор, пока не  достигнет  такого  возраста,  в  котором,
благодарЯ опыту, осознает всю силу и необходимость лицемериЯ. ‚ таком случае
всегда  можно  принЯть  соответствующие  меры  с  тем,  чтобы  подавить   ее
чувствительность, едва лишь станет заметно, что  ее  слишком  сильно  влечет
порок. Ќа мой взглЯд, апатиЯ, на которую  ты  обрекаешь  человеческую  душу,
чревата опасностью, однако опасность эта всегда будет  намного  меньше,  чем
та, что порождаетсЯ чрезмерной чувствительностью. ‘лучись нашему подопечному
совершить преступление, он сделает это бесстрастно и хладнокровно, так как у
него достанет ума, чтобы спрЯтать концы в воду и отвести от себЯ подозрение,
между тем как преступление, совершенное  в  пылу  страсти,  почти  навернЯка
выдаст его автора, прежде чем тот успеет сообразить что к чему. Ѓыть  может,
хладнокровное преступление не так  приЯтно  и  эффектно,  зато  его  труднее
обнаружить, потому что спокойствие и  продуманность  позволЯют  организовать
его таким образом, чтобы не опасатьсЯ последствий. Ђ злодеЯниЯ,  совершенные
с открытым забралом, бездумные, импульсивные, скорее приведут  виновника  на
виселицу. ‡абота  твоЯ  не  в  том,  чтобы  твой  повзрослевший  воспитанник
совершал или не совершал преступлениЯ, ибо в сущности зло есть  естественное
Явление, и его инструментом, часто случайным или невольным, может  сделатьсЯ
любой смертный, потому что, желает он того или нет,  он  служит  игрушкой  в
руках Џрироды; итак, главнаЯ твоЯ забота должна  заключатьсЯ  в  том,  чтобы
подопечный совершил, коли так случитсЯ, наименее опасный длЯ себЯ проступок,
учитываЯ законы страны, где он живет; однако зачастую бывает так, что  малое
зло наказываетсЯ, а ужасное остаетсЯ безнаказанным, тогда, как  бы  абсурдно
это ни звучало, ему лучше сотворить нечто ужасное. …ще раз повторЯю,  не  от
преступлениЯ следует удерживать  его,  а  от  карающего  меча  закона:  само
преступление не влечет за собой  никаких  последствий.  „лЯ  человека  важно
совсем не то, преступник он или нет, - ему важно избежать наказаниЯ за  свои
дела, как бы дурны или преступны  они  ни  были.  Џрежде  всего  ты  обЯзана
позаботитьсЯ о том, чтобы воспитать в юной душе умение  выбирать  наименьшее
из двух зол, потому что, к сожалению, человеку приходитсЯ склонЯтьсЯ либо  в
ту, либо в другую сторону, и  опыт  со  всей  очевидностью  показывает,  что
пороки, проистекающие из твердых убеждений, много безопаснее, нежели те, что
вызваны избытком чувствительности, и причина заключаетсЯ в том, что в первом
случае спокойствие и предусмотрительность дают средства избежать  наказаниЯ,
тогда как навернЯка попадет в сети тот, у кого  недостает  ума  или  времени
обдумать свои действиЯ и принЯть меры предосторожности,  кто,  как  мотылек,
устремлЯетсЯ в огонь на крыльЯх страсти и быстро опалЯет их. €так, в  первом
случае твой юный воспитанник, обладающий бурной чувствительностью,  совершит
мало добрых дел, которые, впрочем, в высшей мере бесполезны, а во втором  не
совершит ни одного, зато, благодарЯ полученному воспитанию, будет  совершать
лишь те преступлениЯ, которые  не  таЯт  в  себе  риска.  Џравда,  он  может
сделатьсЯ жестоким, но в чем  заключаетсЯ  его  жестокость?  ‚  том,  что  в
отношениЯх с людьми он забудет о жалости, так как она совершенно  чужда  его
уму и сердцу, и Я не вижу в  том  ничего  страшного.  Џросто  в  мире  будет
несколькими  добродетельными  поступками  меньше,   но   ведь   нет   ничего
бесполезнее, чем добродетель, ибо на того, кт