лом
отозвались своды, что Я, насмехавшаЯсЯ над его словами, Ясно  увидела.  …два
он умолк, как богинЯ, растроганнаЯ, не  замедлила  обратить  слова  в  дела:
свет, какого Я отроду не видела, разлилсЯ над алтарем и укрыл  менЯ  пеленой
так, что Я никого не различала кругом, и только голоса,  бормотавшие  глухие
угрозы, не смолкали вокруг менЯ, а Я к  ним  прислушивалась,  как  боЯзливаЯ
овечка под замком в овчарне прислушиваетсЯ к рычанью волков или  как  робкий
заЯц,  притаившись  в  кустах,  слушает  заливистый  лай  собак,   не   смеЯ
пошевельнутьсЯ. Ќо вскоре, согрев менЯ своими лучами, богинЯ отверзла уста и
певучий голос изрек:
     "Ћ дева, долго бежавшаЯ наших стрел, недостойнаЯ наших  милостей,  твоЯ
красота укрощает мой  гнев  и  надменности  твоей  испрашивает  милосердного
снисхожденьЯ; забудем же о твоей вине, хоть она и требует кары, не  меньшей,
чем та, что поразила несчастную Ђнаксарету; мы  желаем,  чтобы  сердце  твое
раскрылось навстречу нам и чтобы ты с любовью навеки принЯла в него молЯщего
юношу, готового отрешитьсЯ от своего невежества".
     ‘лова эти, поначалу приободрив менЯ,  под  конец  ужаснули;  душа  моЯ,
трепеща, уподобилась несчастному ”аэтону, когда перед ним  возникло  грозное
чудище, высланное с земли сразитьсЯ с Ћрионом, отчего, выпустив поводьЯ,  он
пустил наудачу вольных коней. Ќо, увидев, что кара медлит, чуть  осмелев,  Я
взмолилась:
     "Ћ богинЯ, не гневайсЯ на менЯ, верни менЯ родителЯм  невредимой,  ибо,
клЯнусь тебе издавна чтимой Ѓеллоной, Я закаЯлась противитьсЯ твоей воле".
     ’ак Я сказала  и  только  успела  смолкнуть,  как,  подобно  несчастной
„риопе, вдруг ощутившей, как ее тело охватываетсЯ  тонкой  древесной  корой,
почувствовала, как мое тело от  макушки  до  пЯт  охватывают  лижущие  Языки
пламени; содрогнувшись, Я ждала уже, что сейчас обращусь  в  пепел,  подобно
фиванской ‘емеле, узревшей ћпитера в  божественном  блеске,  но  тут  пламЯ,
оставив тело, проникло в душу, и, утешеннаЯ богиней,  Я  почувствовала  себЯ
вне опасности. ‘иЯнье померкло,  Я  снова  очнулась  среди  подруг,  но  уже
влюбленнаЯ, и моим жадно ищущим глазам ЯвилсЯ  желанный  юноша,  чьи  мольбы
призвали ко мне любовное пламЯ. Ћн  мне  тотчас  понравилсЯ,  и  Я  полюбила
слышать звук его шагов за собой всюду, куда бы  Я  ни  ступала;  от  прежней
дикости не осталось следа в моей груди и глазах, готовых любить  его  больше
всего на свете. Ђ очень скоро Ђпатен, пожелай  он,  мог  бы  сам  отвергнуть
менЯ, как раньше Я его отвергала. Ќичто не тешило моих глаз больше, чем  он,
и радовать его стало длЯ менЯ первейшей заботой; невежества, которое  Я  так
порицала, вскоре не осталось в нем и помину.  €з  грубого  пастуха  он  стал
просвещенным юношей, из корыстного великодушным, и в предприЯтьЯх  отважным,
из ничтожного щедрым и  любезным  всем  людЯм,  так  что  его,  и  без  того
благородного, в скором времени можно было почесть  благороднейшим.  ‡атратив
немало трудов, Я возвысила его до моей красоты и теперь  дорожу  им  превыше
всего. ‚от  таким  образом  менЯ,  долго  остававшуюсЯ  холодной,  благодарЯ
Ђпатену, преобразила богинЯ, котораЯ так возрадовала и радует мою душу,  что
Я воскурЯю ей фимиам и вечно буду чтить наравне с Ѓеллоной.
     € вслед за тем нимфа запела такие стихи:
 
        XXX
 
                    Ћт Ќота, чье горЯчее дыханье 
                    на нас дожди, и грЯзь, и тучи шлет, 
                    и от ЃореЯ злого, чье метанье 
                     
                    заковывает в лед поверхность вод, 
                    от ќвра заревого иль другого, 
                    кто мЯгким иль неистовым слывет, 
                     
                    от ЂхелоЯ, божества речного, 
                    безумного не мене, чем Ћрест, 
                    любивший ЏирифоЯ, как родного, 
                     
                    от всЯких бурь, какие в мир окрест 
                    шлет Џосейдон, от Ѓахусовой страсти, 
                    которую столь восхвалЯл Ђцест, 
                     
                    и от огнЯ, который в злобной пасти 
                    ’ифей рождает, и от труса тож, 
                    когда подземный пленник жаждет власти 
                     
                    и, корчась, повергает горы в дрожь - 
                    ото всего нас оградит Ѓеллона, 
                    едва к ней под начало попадешь. 
                     
                    Ћна пойдет войной и на Џлутона, 
                    столь жаждущего человечьих душ, 
                    как жаждал восхитительного лона 
                     
                    он Џерсефоны, раненный к тому ж 
                    Ђмуром, заглЯнувшим ненароком 
                    на дно ‘ицилии, где тьма и глушь. 
                     
                    € как Ѓеллона неусыпным оком 
                    достойных охранЯла в оны дни, 
                    так служит им до днесь с великим проком. 
                     
                    € все, кто ей привержены, - они 
                    в своем великодушье безупречны, 
                    и щедрость их деЯниЯм сродни; 
                     
                    и столь спокойны и добросердечны, 
                    что - отвернись ”ортуна - все равно 
                    не унывают, но и не беспечны. 
                     
                    € как притом грустить им не дано, 
                    так ложным благом не возвеселЯтсЯ - 
                    и то и это равно им смешно; 
                     
                    и красотой пустою не прельстЯтсЯ, 
                    чрезмерно не заботЯсь о мирском, 
                    сильны во всем, за что решили взЯтьсЯ, 
                     
                    €, утвердив нас на пути прЯмом, 
                    дарит Ѓеллона неба постиженье, 
                    и светлолика, и Ясна умом; 
                     
                    и в небеса, коль мы свое сраженье 
                    с пороками не устаем вести, 
                    дабы наш дух избегнул пораженьЯ, 
                     
                    уводит нас бессмертье обрести. 
 
        XXXI
 
     …два  нимфа  приступила  к  рассказу,  Ђмето  вернулсЯ   к   прерванным
размышлениЯм, хотЯ и умерил,  насколько  мог,  пыл  желаний.  Ћтогнав  прочь
суетные надежды, которым не дано было  воплотитьсЯ,  он  обратил  сладостные
помыслы к действительности. € так про себЯ рассудил:
     "Ћ всеблагие боги, что с того, что эти прекрасные дамы любЯт не менЯ, а
других, зато Я с ними здесь, куда  желали  бы  попасть  многие  достойнейшие
менЯ; мне дарована особаЯ милость - услаждать  томный  взор  их  красой.  Ћ,
сколько бы сыскалось таких, кто о лучшем и не мечтает:  разве  мало  владеть
тем, чем Я в неведении здесь владею. Љого же, как  не  возлюбленную  ‹ию,  Я
возблагодарю за столь  великую  милость.  ‘ам  троЯнский  Џарис  не  мог  бы
похвастатьсЯ тем, что созерцал большую красоту. Ћ боги, будьте  свидетелЯми;
как ни трудно поверить в то, что Я утверждаю, это сущаЯ правда. Ћн в глубине
темной €дейской долины видел трех богинь, а Я здесь, в Ясном свете днЯ  вижу
семерых, из которых ни  одна  красотой  не  уступит  богине.  Џоистине  одно
преимущество у него было: он узрел их нагими, так что ни  одна  прелесть  не
осталась сокрытой. Ќо как же царскому сыну не иметь хоть одного преимущества
перед простым охотником. „а и какой  мне  прок  от  их  наготы?  Ћна  только
разожгла бы во мне и без того жестокий огонь, ведь  Я  и  при  виде  их  лиц
томлюсь душой, насилу  обуздываЯ  недозволенное  вожделение.  Ћ,  какое  это
должно быть зрелище, как бы Я им упилсЯ, будь мне это  дозволено!  Ќо,  увы,
мне нельзЯ видеть больше, чем всем другим; впрочем, нимфы не  виноваты,  это
одежды в сговоре против  менЯ,  а  сами  красавицы  беспрепЯтственно  ЯвлЯют
взорам все, что не скрыто одеждой. € все же насколько судьба  милостивей  ко
мне, чем к несчастному Ђктеону; того покарала „иана,  помешав  разболтать  о
том, что он подсмотрел, а мне никем не возбранЯетсЯ в любое  времЯ  поведать
милым друзьЯм об изведанном благе.
     Ќо, увы, рано радоватьсЯ. џ не счастливее Ђктеона, разве  что  менЯ  не
растерзают собаки: ведь если Я о том расскажу, кто мне поверит.  Љто  заочно
может поверить в то, чему Я воочию едва смею верить?  ‚прочем,  это  не  мое
дело, главное, что Я-то их вижу и, рассказав, не солгу; значит, моЯ  радость
не омрачитсЯ: про себЯ Я буду знать, что особой милостью  допущен  лицезреть
то, чего не видел никто из смертных. Ђ раз так, то пускай, кто хочет, верит,
а кто не хочет, не верит, мне это безразлично".
     ‚  таких  раздумьЯх  он  то  посматривал   на   прекрасных   нимф,   то
прислушивалсЯ к рассказу, а потом, снова погружаЯсь в сомнениЯ, говорил:
     "Ќо захоти Я поведать об их прелестЯх, где Я сумею найти слова? ‚едь  и
божественным Языком трудно выразить то, что Я вижу. Ћ, благословен будет тот
день, когда мне впервые предстала ‹иЯ! ќто она, и только она виновница того,
что мне открылось столь прекрасное зрелище; более  чем  счастлив  сей  день:
если бы Я надеЯлсЯ, что от моих просьб будет толк,  Я  молил  бы,  чтобы  он
длилсЯ вечно. Ћ, как блаженны, тысЯчу раз блаженны те, кого они  любЯт  и  о
ком вспоминают, исповедуЯсь в своей любви нежными голосами!"
     Џотом, взглЯнув на  небо  сквозь  осенЯющие  нимф  ветви  деревьев,  он
примечал,  где  находитсЯ  солнце,  по  тенЯм,  коротким  или  удлинившимсЯ,
определЯл, близко ли времЯ, когда спадет зной, и, горюЯ, что солнце  слишком
быстро гонит блистающую колесницу, про себЯ молил:
     "Ћ  преславный  Ђполлон,  твои  жаркие  лучи   одарили   менЯ   великим
блаженством, так умерь же свой бег, не гони вперед, не отнимай того, что сам
даровал. ‡адержись хоть на миг, взглЯни сюда, на этих прекрасных:  все  они,
как одна, заслуживают любви не меньше, чем „афна, Љлимена, ‹евкотоЯ,  ЉлитиЯ
и любаЯ другаЯ из пленивших тебЯ. Ђ если ты уже обжегсЯ любовным пламенем  и
боишьсЯ на них, робких, взглЯнуть, пусть эти деревьЯ  прикроют  их  от  тебЯ
своей тенью; раз тебЯ не удержит их красота, пусть удержит тебЯ  жалость  ко
мне. ‚ообрази, будто грех ’иеста снова совершен  на  той  стороне  ‡емли,  и
останьсЯ там, где ты есть, пошли долгую ночь тем, кто тебЯ не ведает и кто в
тебе, говорЯт, не знает нужды; даруй  долгий  срок  нежным  речам,  растЯни,
насколько возможно, мою отраду".
     ’ак он завершил мольбы, и почти в тот же миг нимфа окончила свою песнь.
Ћторвавшись от сладостных мыслей, он приЯтным голосом обратилсЯ  к  нимфе  в
пунцовых  одеждах,  просЯ  ее  поведать  о  любви,  в  свой  черед;  смеЯсь,
зарумЯнившись от смущеньЯ, она откинула рассыпавшиесЯ от зноЯ прЯди,  частью
скрепленные на темени, частью вьющиесЯ по белоснежным  плечам,  и,  сохранЯЯ
пленительную осанку, Ясным голосом начала:
 
        XXXII
 
     - ‘казать по правде, о нимфы, не будь  Я  дочерью  своих  родителей,  Я
сочла бы, что умалчивать о них честней, чем: рассказывать, ибо одного из них
можно назвать недостойным славы, а другую - достойной бесславиЯ, если  и  не
за нее самое, то за ее  родных;  не  лучшаЯ  молва  шла  и  об  их  предках,
возросших в пороках и не стЯжавших любви из-за того, что один из них  когтил
бедных, а другой  льстивым  Языком  высасывал  из  них  кровь.  ЌепричастнаЯ
плутнЯм родителей, Я все равно известна всем как их дочь, поэтому, не  боЯсь
исповедью увеличить свою известность, Я начну с того, с чего и вы начали.  ‚
Ђхайе, прекраснейшей части ѓреции,  есть  гора,  у  подножьЯ  которой  течет
небольшаЯ речушка: скудеЯ летней порой, она разливаетсЯ  в  дождливое  времЯ
года; по берегам ее с давних пор живут сельские сатиры  и  нимфы  тех  мест.
‘реди них, простых нравами, и поЯвились на свет  те,  от  кого  впоследствии
произошел мой отец; подобно Ђмфиону, звуком кифары  воздвигшему  из  твердых
камней ”иванские стены, они своими руками из камней воздвигли немало высоких
стен. Ќо хотЯ ”ортуна,  вслепую  оделЯЯ  мирскими  благами,  приумножила  их
состоЯние вопреки достоинствам, они вскоре  забросили  скромное,  но  верное
ремесло и всецело отдались плутнЯм ЊеркуриЯ: видит бог, им  больше  пристали
орудиЯ ‘атурнова ремесла. ‘лава об их роскоши разнеслась  далеко  по  свету,
столь же  внезапнаЯ,  сколь  и  бреннаЯ;  из  черни  они  сделались  знатью,
возомнили о себе и нажитыми богатствами, подобно гигантам,  низвергнутым  на
”легрейских полЯх, вздумали дерзко тЯгатьсЯ с  небом,  но  боги  до  времени
затаили возмездие, в праведном гневе уготованное им за грехи, и  скрыли  его
от глаз, которым суждено было вскоре навеки сомкнутьсЯ. “вы, стоит ли  длить
рассказ о собственных бедах! Ћтец мой  по  старинному  мосту  перешел  через
скудные воды и достиг мест, где жила моЯ мать; родители  ее,  нарушив  меру,
указанную Ђматунтой, умели металлом добывать металл  и,  купаЯсь  в  золоте,
носили на алом поЯсе посеребренное  изображение  двурогой  ”ебеи.  Ќа  их-то
деньги, которых было без счету, и позарилсЯ  мой  отец  и,  не  погнушавшись
презренным ремеслом родителей, ввел их дочь супругой к себе в дом; там у них
родилась Я и выросла среди неусыпных забот; отрочество мое было простодушным
- никто не досаждал мне науками, и  Я  не  ведала  никаких  богов.  Ќо  годы
прибавлЯлись, а с ними и  моЯ  красота,  и  Я  всей  душой  возжелала  мужа,
надеЯсь, что боги предназначили менЯ достойному  юноше,  видом  и  возрастом
подобному мне; однако люди рЯдЯт одно, а боги  судЯт  другое.  ЊоЯ  красота,
которую Я так усердно холила, досталась в обладание старику,  хоть  и  очень
богатому; но как ни горевала Я, вслух роптать не посмела. ‚есь век он зналсЯ
с людьми вроде тех, про кого Я рассказала, и, прожив лет больше,  чем  волос
на его голове, совсем одрЯхлел. —его стоит хотЯ бы его  голова  с  седыми  и
редкими  волосками,  обрюзгшее,  рЯбое  лицо,  морщинистый   лоб,   косматаЯ
ощетиненнаЯ борода,  колючаЯ,  как  иглы  дикобраза.  Ќо  что  в  нем  всего
отвратительней, так это глаза: красные, вечно слезЯщиесЯ, глубоко  засевшие,
и насупленные брови торчком. ѓубы у него отвислые, как  у  долгоухого  осла,
бескровные и тусклые, а зубы  за  ними  кривые,  изъеденные,  желтые,  точно
ржавые, прогнившие и  щербатые;  тощаЯ  шеЯ  костлЯваЯ  и  жилистаЯ,  голова
трЯсетсЯ, а за ней и дрЯблаЯ кожа. € всему этому самым обидным  образом  под
стать  хилые  руки,  чахлаЯ  грудь,  заскорузлые  ладони,  тщедушное   тело.
‘крюченный, он ковылЯет, вечно уставЯсь в землю, котораЯ,  должно  быть,  не
чает поскорее его принЯть, благо, рассудка он давно  уж  лишилсЯ.  ‚от  кому
судил менЯ рок и кто радостно принЯл менЯ в своем доме; там Я с ним и  живу,
и нередко в безмолвии ночи, котораЯ, как  бы  ни  отдалилсЯ  ”еб  со  своими
лучами, никогда мне не кажетсЯ краткой, он на мЯгком ложе заключает  менЯ  в
объЯтьЯ и отвратительной тЯжестью гнетет белоснежную шею.  Џотом,  смердЯщим
ртом обслюнЯвив мне губы, трЯсущимисЯ руками ощупывает нежные  округлости  и
шарит по всему моему злосчастному  телу  и  хрипло  нашептывает  мне  в  ухо
льстивые речи; холодный как лед, он  мнит  распалить  менЯ  своими  ласками,
когда сам подле менЯ распалЯетсЯ одним желанием,  но  не  убогой  плотью.  Ћ
нимфы, посочувствуйте моему горю! ’ак промает менЯ чуть не до света,  а  под
утро тщитсЯ возделать сады ‚енеры, ветхим плугом  пытаЯсь  взрыхлить  почву,
жаждущую благодатного семени, - напрасный труд; поводив негодным от старости
лемехом - подобно плакучей иве, помахивающей  заостренной  вершиной,  -  сам
убеждаетсЯ, что им не вспахать целины. Ћбессилев, отдохнет и  опЯть  беретсЯ
за дело, собравшись с духом, и так и эдак силитсЯ исполнить то, что  ему  не
под силу; и всю ночь крутитсЯ и докучает мне постыдными  ласками,  не  даваЯ
покоЯ. …го иссохшей, голове хватает краткой дремоты, и  вот,  бессонный,  он
пускаетсЯ в долгие рассужденьЯ, а Я против воли бодрствую вместе с  ним.  ’о
возьметсЯ рассказывать о временах своей юности и как его одного  хватало  на
многих женщин, то начнет вспоминать любовные похождениЯ и подвиги, а то  еще
доберетсЯ до небожителей и как только ни поносит и ни срамит их за измены, а
заодно и всех смертных, кто хоть раз попрал свЯщенный  обет  супружества;  и
какие и сколько бед случалось от этого,  -  все  расскажет  и  ни  одной  не
пропустит. Ђ то разразитсЯ целой речью, стоит мне только  подумать,  что  он
засыпает:
     "Ћ юнаЯ женщина, твое счастье, что милосердные боги судили тебЯ мне,  а
не какому-нибудь юнцу. “ менЯ в доме тебе не  досаждает  свекровь,  ты  одна
всему дому хозЯйка и мне  госпожа;  тебе  незачем  боЯтьсЯ  соперниц,  Я  не
скуплюсь длЯ тебЯ на нарЯды и на все, что тебе по душе. ’ы одна мне отрада и
утешение в жизни, нет у менЯ  другой  радости,  как  покоить  тебЯ  в  своих
объЯтиЯх и чувствовать твои уста близ своих. Ћкажись ты в руках юнца, что бы
тебе досталось? “ молодых на уме не одна, а сто возлюбленных, кому же из них
и перепадет меньше любви, как не той, что всегда под боком. “ них жены часто
одни дрожат по ночам в холодной постели, пока они как безумные  гонЯютсЯ  за
другими; а Я при тебе безотлучно. „а и на что мне другаЯ? Ѓоже менЯ упаси на
кого-нибудь тебЯ променЯть".
     Ќаслушаюсь Я этих речей и, не взвидев белого  света  от  смрадного  его
дыханьЯ, велю ему замолчать и" спать, но что толку. ‘тоит  мне  перелечь  от
него на другой бок, как он, изловчившись, обхватит менЯ дрЯхлой рукой  и  не
пускает, а то щуплым тельцем перекинетсЯ через менЯ - Я от него, он за мной.
Ѓывает, на рассвете только отвЯжетсЯ и заснет; но и тогда громким храпом  не
дает мне сомкнуть глаз; отчаЯвшись, Я  молю  богов  поскорей  послать  день,
чтобы, избавившись от него, где-нибудь в другом месте найти покой. Ћт  таких
ласк, как мой старик ни старалсЯ исполнить долг, Я было совсем извелась.  Ќо
мне дали полезный совет - принести обеты ‚енере, и Я решилась излить ей, как
самой сострадательной из богинь, свое горе и испросить у  нее  какого-нибудь
средства облегчить себе муку; как задумала, так и сделала. €з своих краев  Я
пришла в ее храм неподалеку отсюда, с должным благоговением  предстала  пред
ее алтарем и взмолилась:
     "Ћ сострадательнаЯ ‚енера, о свЯтаЯ богинЯ, чьи  алтари  Я  с  любовью,
чту, преклони милосердный слух к моим пенЯм. џ молодаЯ, как видишь, цветущаЯ
женщина, не утешеннаЯ старым мужем,  боюсь,  не  растрачу  ли  Я  понапрасну
лучшие годы, без отрады дожив до  холодной  старости.  €  если  моЯ  красота
заслуживает того, чтобы ты причла менЯ к своим подданным, войди в мою грудь,
ибо  жажду  тебЯ  всем  сердцем;  дай  ощутить  твой  жар,  безмерно   всеми
превозносимый, к какому-нибудь юноше,  с  которым  можно  было  бы  радостно
вознаградить себЯ за все безотрадные ночи".
     Ќе окончив моленьЯ, Я внезапно не то уснула и во сне узрела то,  о  чем
сейчас расскажу, не то наЯву перенеслась туда, где мне было дано это узреть:
но  вдруг  Я  увидела  себЯ  в  блестЯщей  колеснице,   запрЯженной   белыми
горлинками, высоко над землей; глЯнув  вниз,  Я  только  и  успела  заметить
небольшое пространство холмистой земли  и  лентой  извившиесЯ  воды.  ‚скоре
далеко позади остались приветливые €талийские царства и высокие горы  ќпира.
Џотом отвратительные горы ќматии, за которыми  мне  открылись  воды  ‰емена,
ключ „ирцеи и Ћгигийские горы, потом древние стены, воздвигшиесЯ сами  собой
под звук Ђмфионовой лиры.  €,  наконец,  передо  мной  возникли  приветливые
очертаниЯ Љиферона - туда и доставили  менЯ  белые  птицы.  Ќе  могу  твердо
сказать,  пылала  гора  или  нет,  но  зренье  убеждало  менЯ  в  том,   что
отказывались признать чувства; с опаской ступив на свЯщенную землю, Я взошла
на вершину  и  увидела  кругом  среди  пламени,  доступного  только  зренью,
миртовые рощи, покрывшие всю гору  так  же,  как  Ћссу  и  Џиндар  покрывают
дубравы.
     џ пошла наугад, не знаЯ дороги и не ведаЯ, что менЯ  ждет,  точь-в-точь
как ќней по берегу Ђфрики, и вскоре увидела среди миртов богиню,  к  которой
взывала; Явившись в божественном  облике;  она  наполнила  менЯ  изумлением,
какого мне не довелось испытать. Ќаготу ее лишь  чуть  прикрывала  тончайшаЯ
пурпурнаЯ ткань, двойной складкой спадавшаЯ с левого плеча; лик ее сиЯл Ярче
солнца; прекрасные золотые волосы струились по белоснежным плечам,  а  глаза
излучали невиданный свет. ‘тану ли Я описывать красоту ее уст, ослепительной
шеи, мраморно-белой груди и всего остального, когда это выше моих сил, да  и
найди Я в себе силы описать ее, кто  мне  поверит!  €  хотЯ  от  древних  мы
слышали, что Џракситель правдиво изваЯл ее в мраморе, изваЯние это,  как  ни
прекрасно, не может сравнитьсЯ с богиней, какой ее увидела Я. ‘реди смертных
хвалу ей можно воздать лишь таким сравнением:  любаЯ  прекраснейшаЯ  из  нас
рЯдом с ней покажетсЯ безобразной. ‘озерцаЯ ее, Я не  дивилась  влюбленности
Њарса и порицала безумную отвагу Ђдониса,  сына  Љинира,  в  единоборстве  с
вепрем, и постигла вожделенье богов, когда они узрели ее в хитроумных  сетЯх
‚улкана, и еще многое пронеслось у менЯ в голове.
     Ќо вот богинЯ приблизилась, и Я, преклонив колена средь зеленых кустов,
робким голосом повторила ей свою просьбу; ‚ыслушав менЯ и подойдЯ  вплотную,
она велела мне встать с колен и рекла:
     "‘ледуй за мной, и твои упованьЯ исполнЯтсЯ". џ последовала за  ней,  и
вскоре среди зеленой листвы  моему  зренью  предстал  ее  единственный  сын;
восхищеннаЯ его красотой, Я увидела, что он всем обликом подобен  матери,  с
той разницей, что он бог, а она богинЯ. Ќе раз мне пришла на памЯть  ЏсихеЯ,
счастливаЯ и несчастнаЯ разом: счастливаЯ таким  супругом  и  несчастнаЯ  от
утраты его, но стократ счастливейшаЯ оттого,  что  вновь  обрела  его  волей
ћпитера. Ќаладив крепкий лук, он положил его подле колчана, а  сам,  разведЯ
огонь, куда жарче земного, с ловкостью, неведомой  смертным,  из  чистейшего
золота стал выковывать стрелы, калить их в прозрачном ручье и, укрепив таким
образом, вкладывать в лежащий рЯдом пустой колчан. Њои глаза никак не  могли
насытитьсЯ его созерцаньем, тем более что все в нем было открыто длЯ  взора,
кроме того, что прикрывали драгоценные крыльЯ.  Ћ,  какое  было  бы  счастье
изведать его объЯтьЯ, думала Я, вспоминаЯ о безобразном старце,  доставшемсЯ
мне в мужьЯ. Ќо богинЯ велела мне взглЯнуть  на  ручей,  закалЯвший  стрелы.
Џослушно обернувшись, Я увидела, как прекрасны и прозрачны  его  серебристые
струи; рожденный в недрах земли, не сЯкнущий от жаркого солнца, он был виден
до самого Ясного,  не  замутненного  илом  дна.  Ќи  овечка,  ни  птица,  ни
пробегающий зверь  не  возмутили  его  чистоты;  с  обеих  сторон  осененный
зелеными и пунцовыми миртами, он, казалось мне, превзошел красотой даже тот,
в котором отражалсЯ Ќарцисс. Џри виде ручьЯ мне, ничуть не  томимой  жаждой,
захотелось испить его вод и погрузить в их прохладу свое жаркое тело.
     Ќо пока Я, склонившись над гладью, вглЯдывалась в свое отражение,  юный
бог взмахнул Ярко  блещущими  золотыми  крылами,  с  полным  колчаном  стрел
отлетел прочь и в мгновение -  еще  более  краткое,  чем  то,  что  успевает
протечь, пока солнце, скрывшись за горизонт, ЯвитсЯ антиподам, -  он  достиг
наших жилищ. Ќе в силах проникнуть далее взглЯдом, Я обратила его к  богине:
она, меж тем истомленнаЯ зноем, совлекла сквозные покровы, ступила в светлый
ручей и до горла погрузилась в  его  прохладные  струи;  мне  она  приказала
раздетьсЯ и последовать за ней. ’ак Я и сделала; ручей обступил менЯ со всех
сторон, но тела наши виднелись в воде так  же  Ясно,  как  сучок  в  стекле.
Ѓожественными руками –итереЯ обвила мою нежную шею,  и  Я  изведала  поцелуи
бессмертных; тотчас Я восхвалила себЯ за то,  что  внЯла  благому  совету  и
почти утешилась за все слезы, пролитые с докучным мужем,  а  вслед  за  тем,
освежившись в водах ручьЯ, Я сказала:
     "Ћ богинЯ, если возможно, открой мне, куда улетел твой любезный  сын  с
полным колчаном стрел".
     Ѓожественным голосом она отвечала:
     "Њы, услышав мольбы, сжалились над твоей бедой и послали за юношей, чьЯ
любовь послужит тебе утешением в жизни; ты увидишь, как  он  тотчас  ЯвитсЯ,
готовый тебе угождать".
     Ћбрадовавшись, Я, как могла, со всем усердием возблагодарила богиню. Њы
еще были в ручье, когда мой слух вновь  поразили  удары  свЯщенного  молота,
кующего любовные стрелы; понЯв, что Ђмур возвратилсЯ, Я догадалась,  что  за
ним ЯвилсЯ и тот, кому суждено пленить мои взоры. ѓорЯ нетерпением  увидеть,
каков мой суженый, Я вскинула голову и оглЯделась; среди  зеленой  листвы  Я
узрела бледного и робкого с  виду  юношу,  который  медленно  приближалсЯ  к
свЯщенным водам ручьЯ. Ћн мне сразу понравилсЯ, и его облик  запечатлелсЯ  в
моей душе; однако, устыдившись того, что он видит  менЯ  нагой,  Я  залилась
румЯнцем. Ђ он, едва увидев менЯ, изменилсЯ в лице и от удивлениЯ замер.  Џо
знаку богини  мы  взЯли  на  берегу  одежды  и,  отойдЯ  от  ручьЯ,  избрали
поблизости небольшую ложбинку, осененную миртами, заросшую прекрасной травой
и пестреющими цветами, и там, на  свежей  лужайке,  мы  прилегли  отдохнуть;
потом богинЯ окликнула юношу, а когда он приблизилсЯ, так рекла:
     "ЂгапеЯ, любезнаЯ моему сердцу, тот  робкий  юноша,  по  имени  Ђпирос,
которого ты видишь среди травы, будет  отныне  твоим  возлюбленным,  как  ты
просила: смотри ревностно охранЯй чистоту огнЯ, который ты отсюда уносишь".
     џ хотела ответить, но тут мою нежную грудь  уЯзвила  стрела,  посланнаЯ
могучей рукой Ђмура, а богинЯ продолжила:
     "Њы даруем тебе рыцарЯ, нового на службе любви; он всем обладал сполна,
но не знал нашего пламени, теперь оно зажжено в  нем,  ты  же  питай  в  нем
любовный пламень так, чтобы холодность, уподобившаЯ  его  Ђглавре,  навсегда
оставила его сердце и чтобы пылкостью он сравнЯлсЯ с ћпитером".
     ’ак она рекла; все еще трепеща от страха, Я было открыла рот, чтобы  ей
отвечать, как вдруг увидела себЯ молЯщейсЯ в том же храме перед ее  алтарем;
немало дивЯсь, Я оглЯделась, ища Ђпироса, и  в  этот  миг  ощутила  в  груди
золотую стрелу. Ђ рЯдом со мной,  тоже  уЯзвленный  стрелой,  стоЯл  бледный
юноша и неотрывно менЯ созерцал; догадавшись, что он пылает тем же огнем,  Я
засмеЯлась и, довольнаЯ,  обнадежила  его  взглЯдом.  Ђ  после  того  как  в
служенье мне и богине он узнал жар любви, Я сочла его  исполненным  доблести
и, отвергнув, насколько могла, холодные объЯтьЯ старого мужа,  предпочла  им
объЯтьЯ того, чью бледность сменил румЯнец любви. ‚от почему Я предана  всей
душой ‚енере, ее одну славлю, ей одной воздаю почести  и  служу;  никому  не
хочу принадлежать, кроме нее, и другие боги мне  неведомы;  ее  же  волей  Я
войду в небесное царство; теперь, знаЯ все то, что Я  вам  поведала,  вы  не
удивитесь усердию, с каким Я посещаю ее храмы.
     Ћкончив благую повесть, она радостным голосом запела такие стихи:
 
        XXXIII
 
                     Љак пламЯ, обращаЯсь черным дымом, 
                     сжигало €окасты сыновей, 
                     причем, взметаЯсь надвое делимым, 
                      
                     существовало в виде двух огней 
                     и удостоверЯло тем деленьем 
                     давнишнюю вражду родных кровей, 
                      
                     и как в свЯтыне ‚есты раздвоеньем 
                     огонь всех удивил, когда Џомпеи 
                     оставить ђим почел своим решеньем, 
                      
                     так и гора –итеры, что свЯтей 
                     других вершин, сверкает самоцветом, 
                     и пламена ее из двух частей. 
                      
                     € часть одна возноситсЯ к планетам, 
                     и воздымает сильный жар с собой, 
                     и озарЯет небо дивным светом; 
                      
                     другаЯ ж часть, отъединЯсь от той, 
                     склонЯетсЯ к земле и столь блистает, 
                     что все дарит небесной красотой; 
                      
                     и разум охладелый разжигает, 
                     и силу –итереи в мир несет, 
                     которую теперь не всЯкий знает. 
                      
                     € пламень этот в жаждущих вдохнет 
                     и обретенье и познанье бога, 
                     в котором наша вера и оплот. 
                      
                     †елание достичь сего чертога 
                     столь благостно, что всЯк друг другу - брат, 
                     и к доблести легка его дорога. 
                      
                     € прЯмодушье множитсЯ стократ, 
                     и множитсЯ добро, а добродетель 
                     в чести и удостоена наград. 
                      
                     € тот, кто этого пути радетель, 
                     избегнет страха смерти, а иной 
                     не избежит, и страх - его владетель. 
                      
                     Џоскольку теплота тому виной, 
                     воспламени себЯ огнем палЯщим 
                     и тем достигнешь цели неземной, 
                      
                     где никого не видели скорбЯщим, 
                     где благо и веселье - их почту 
                     за счастье петь в пылу непреходЯщем. 
                      
                     € только в них Я вижу красоту, 
                     и Я служу ‚енере с упоеньем, 
                     чтоб, вверЯсь ей, взойти на гору ту, 
                      
                     куда стремлюсь с неодолимым рвеньем. 
 
 
        XXXIV
 
     Њеж тем Ђмето вернулсЯ к сладостным  размышленьЯм,  обретаЯ  в  них  не
меньшую отраду, чем в созерцании нимф, хотЯ порой  огорчалсЯ  краткостью  их
речей; его удручало, что беседе скоро наступит конец, а с концом ее наступит
и миг расставаньЯ. ’ем временем его слуха достиг рассказ нимфы о том, как ее
выдали за старого мужа, и, опечалившись, он стал досадовать на свою жизнь:
     "Ћ боги, о произвол неба, о коварство ”ортуны, Я бы проклЯл  вас,  если
бы не страшилсЯ ответной  злобы.  ‡ачем  вы  возвысили  менЯ  душой,  унизив
рождением? ‡а какие грехи Я родилсЯ под несчастной  звездой,  обрекшей  менЯ
горестЯм жизни? ќта  юнаЯ  дева  влачила  печальные  дни  со  старым  мужем,
подумать только, за что? € где же тогда был Я, о ”ортуна,  жестокаЯ  к  моей
доле? ђазве Я не был достойнее ее, чем этот  старик?  —ем  он  больше  моего
заслужил твою милость? ’ем  ли,  что  богаче  менЯ,  но  зато  у  менЯ  есть
молодость, которой ему не вернут все сокровища мира, если  только  ЊедеЯ  не
омолодит его, как ќзона. Љонечно, Ђгапее он не чета,  а  Я  бы  во  всем  ей
угождал; по крайней мере, в том, чего больше всего желают юные  девы,  Я  бы
послужил ей куда лучше, чем этот старик. Ћ судьба, ты думала  повредить  мне
одному, а досталось троим: старику - вечное покаЯние, деве - урон, а  мне  -
утрата великого блага. …сли бы Я смел возроптать, Я показал бы  тебе,  какой
гнев менЯ жжет и какаЯ снедает досада. Ћ несчастнаЯ молодость  беднЯков,  ты
не пора их жизненной силы, а залог грЯдущих невзгод, так  минуй  же  скорей,
раз богатства значат  больше,  чем  доблесть:  смерть  -  лучший  удел,  чем
ожидание седой старости,  горчайшего  бедствиЯ  нищих.  Ћ  красота,  бренное
благо, зачем ты мне, если от  тебЯ  мало  проку?  ‘екитесь,  светлые  кудри,
редей, борода! ‘едые счастливее нас: ах, какаЯ от этой мысли берет досада! Ћ
юнаЯ нимфа, зачем ты  начала  любовную  повесть?  Њне  было  почти  довольно
лицезрениЯ твоей красоты; утешенный, Я созерцал тебЯ,  а  теперь  жалость  к
тебе и к себе исполнила душу скорбью, а радость обернулась печалью.
     Ќо если ты  так  же  мудра,  как  прекрасна,  последуй  примеру  …лены,
променЯвшей седые виски  ЊенелаЯ  на  золотые  кудри  Џариса;  ведь  так  же
поступила бы и Ѓрисеида, не заупрЯмьсЯ Ђхилл.  Ђ  если  ты  не  знаешь  этих
примеров, Я тебе о них расскажу; да Я сам, если Я по душе тебе  больше,  чем
старый муж, готов вечно угождать тебе во всем, чего пожелаешь.  Ћ  всевышние
боги, дозвольте ей стать моей, Я, если нужно, скроюсь с ней на край света. ‘
оружием в руках буду отважно ее защищать, если муж снарЯдит погоню:  никакой
труд мне не в тЯгость ради такой красоты, и самую смерть за нее Я  почел  бы
высшей наградой".
     ’ак он долго сетовал, снова и снова устремлЯЯсь взглЯдом к  прекрасной,
и внимал ее повести, завидуЯ счастью Ђпироса; как бы желал он  оказатьсЯ  на
его месте, в порыве  желаньЯ  мнЯ,  будто  сам  видит  ее  в  светлом  ручье
обнаженной; в упоении он восхвалЯл прелести, которых не видел,  обнимал  их,
прижимал к себе и покрывал поцелуЯми, и под конец распалилсЯ не меньше,  чем
нимфа. Ќо пока он  предавалсЯ  таким  мечтам,  она  окончила  песнь,  тогда,
очнувшись, он повернулсЯ к юной деве в зеленых одеждах и молвил:
     - Ћ благороднаЯ нимфа, если вам будет угодно,  поведайте  нам  о  своей
любви; молю богов, чтобы ваш рассказ, меньше удручил нас, чем  рассказ  той,
что сейчас умолкла, окончив речь.
     ђадостно засмеЯвшись, нимфа вскинула голову при этих  словах  Ђмето,  и
Ясное лицо ее предстало взглЯдам подруг;  изЯщно,  с  важностью  она  повела
рукой и начала так:
 
        XXXV
 
     - Њного любовных историй  Я  перебрала  в  надежной  памЯти,  и  каждую
хотелось бы мне вам поведать. Ќо сначала вы услышите о моем происхождении, а
потом, соблюдаЯ заведенный порЯдок,  Я  расскажу  ту  историю,  какаЯ  более
властно запроситсЯ на  Язык.  ‘атурн  уже  был  низвергнут  ћпитером,  когда
эвбейские юноши, покинув •алкиду, на своих кораблЯх пристали к  Љапрее  близ
свЯщенных оракулов богини Њинервы; там они поселились и умножились  в  числе
так, что им стало тесно на острове, отчего добраЯ часть их  переселилась  на
Џиттакузские острова. Ќо и те оказались малы, когда разрослось потомство,  и
тогда отделившаЯсЯ часть избрала место  близ  Ђвернского  озера,  вернейшего
прохода к богам преисподней, к Њиртовому морю и к  мутному  устью  ‚олтурна.
Џриветствовав ближние горы, обильные рощами, и долы, пригодные длЯ посева  и
плодородные с виду, они надумали заселить край, где, как бы ни разрослось их
потомство, им  не  грозила  теснота,  вынуждающаЯ  искать  новых  пристанищ;
распахав почву изогнутым плугом, пришельцы разделились на  два  народа,  ибо
некогда прибыли на Љапрею с двух островов, и место своего поселениЯ  нарекли
Љумы.
     …ще не посетил в тех местах древней годами ‘ивиллы сын троЯнца  Ђнхиза,
не сорвал на плодоносных холмах свЯщенных ветвей длЯ подношениЯ  Џрозерпине,
не предал вечному погребению бренных останков Њизена,  когда  благородный  и
многолюдный град опоЯсали высокие стены, вознеслись к небу могучие  башни  и
великолепные  храмы.  Ќо  ћнона,  позавидовав  смертным,  наслала   мор   на
расплодившийсЯ люд и,  равнодушнаЯ  к  жертвоприношениЯм  и  мольбам,  грозЯ
худшими бедами, вынудила  многих  покинуть  кров,  Ћтплыв  в  поисках  новой
гавани, они миновали еще неведомые им теплые и приЯтные  длЯ  купаньЯ  Ѓайи,
богатые серой  горы  и  достигли  ”алерна,  еще  не  взрытого  –езарем,  где
винограднаЯ лоза дает отменные вина; поднЯвшись в гору, они оказались  лицом
к лицу с огнедышащим ‚езувием, который одним видом своим внушал ужас.  Џотом
обратили взглЯды к подножью, оглЯдели долину и дальше не  пошли;  придирчиво
рассмотрев окрестности, они решили, что  здесь  без  большого  труда  смогут
осуществить свой замысел. Џрежде всего они изучили небесные знаменьЯ и сочли
их благоприЯтными своим намерениЯм, потом убедились в  том,  что  местность,
отделеннаЯ  холмом  от  морЯ,  плодородна  и  изобилует   разными   благами;
приветливаЯ и веселаЯ гавань тоже показалась им удобной, только воды было не
вдоволь; однако они положились на свои силы и решили, не ища лучшего, осесть
в долине; с тем они спустились с холма там, где между  ”алерном  и  ‚езувием
скуднаЯ река вливает в  море  усталые  воды,  и  без  промедлениЯ  принЯлись
возводить по склонам новые стены. Ќо не успели они увидеть дно вырытых рвов,
как ћнона, не утолившаЯ гнева, вынудила их вернутьсЯ к прежним жилищам.  Ћни
отплыли назад тем охотней, что еще  раньше  из-за  дурного  предзнаменованьЯ
заколебались, стоит ли продолжать начатый труд. „ело в том, что,  раскапываЯ
землю, они в недрах ее обнаружили благородную  усыпальницу  из  белоснежного
мрамора; и, с  трудом  разобрав  высеченную  на  ней  малопонЯтными  буквами
надпись, прочли: "‡десь покоитсЯ дева Џартенопа".
     ЋпасаЯсь того, что находка предвещает им  бесплодие  и  вымирание,  они
вернулись назад в не  столь  благодатную  местность,  а  оставленной  навеки
оставили имЯ той, чью гробницу нашли. ‚озвратившись в свои жилища и  недолго
пожив  в  них,  они  вновь  испытали  на  себе  гнев  ћноны;  даже  ќгине  в
царствование ќака не выпадало  таких  бедствий,  какие  выпали  этим  людЯм,
оплаканным даже  врагами.  Ќо  времЯ  шло,  и  немногие  выжившие  снова,  в
непоседливости своей, стали подумывать о новых местах; никакой край не манил
их так, как тот благодатный, где их предки обнаружили гробницу Џартенопы;  а
старинной надписи они дали обнадеживающее толкование: дескать, с сицилийской
девой там, без сомнениЯ, погребены бесплодие и смерть, что предвещает городу
долголетие и процветание, и как удел города  враждует  с  уделом  девы,  так
жителЯм его суждено с оружьем в руках враждовать с сицилийцами.
     ђаздельно прибыв в Љумы и раздельно покинув их, они так  же  прибыли  в
новое место; большаЯ часть  прибывших  продолжила  кладку  стен  на  высоких
склонах, через препЯтствиЯ довела мощные стены до самого морЯ и опоЯсала ими
новый город, который так и назвали, в отличие  от  старого,  откуда  пришли.
Ћстальные, уступаЯ числом, но не делом, осели на расстоЯнии брошенного камнЯ
в небольшой долине посредине между соплеменниками и ”алерном. џзык,  обычаи,
боги - все у них было общим, только жилища раздельны. ‚ скором времени город
украсилсЯ храмами, театрами, домами такими, что  любо  взглЯнуть;  с  каждым
днем он становилсЯ чем дальше, тем лучше  на  зависть  приходЯщим  в  упадок
окрестным селениЯм; а в новые века стал великолепнее прежнего, многолюден  и
пышен и расширилсЯ так,  что  обе  старинные  части  стали  единым  городом,
прославленным на весь свет. Ќо покуда  все  это  шло  своим  чередом,  ќней,
покинув родные места, был  изгнан  со  ‘трофад,  бежал  от  берегов  Ђфрики,
оставил  ‘ицилию,  посетил   подземное   царство   и,   наконец,   вошел   в
величественное устье ’ибра с кумирами троЯнских богов; там, приобретЯ дружбу
ќвандра, заклав гневной ћноне белую  жертвенную  свинью  и  убив  ’урна,  он
вместе с ‹авинией стал править ‹аврентом  и  положил  начало  славному  роду
ћлиев. Ћт свЯщенной девственницы этого рода  и  Њарса  родилсЯ  ђомул;  тот,
строго блюдЯ справедливость, упорными усилиЯми  восстановил  древнее  жилище
ќвандра; стараниЯми его и преемников возведены были стены вокруг Џалатина, а
следом вокруг –елийского, Ђвентинского  и  других  холмов,  которым  суждено
было, вознесЯсь над равниной, покорить мир. Ђ когда в городе, нареченном  по
имени основателЯ, кончилась власть царей и немало лет прошло под управлением
свободно избираемых консулов,  ступени  капитолиев  вместо  дерна  и  соломы
покрыл белоснежный мрамор, сиЯющий золотом; повсюду Явились  высокие  дивные
храмы, полные разных богов, шумные театры,  куда  стекались  юноши,  которым
больше не было нужды похищать сабинЯнок; и всЯ  округа  заселилась  народом,
могучим  и  приводЯщим  в  трепет  весь  мир;  а  когда  город  отпраздновал
невиданные триумфы над восточными племенами, €спанией  и  другими  народами,
имЯ ђима  прогремело  по  всему  свету.  Ђ  после  того  как  над  ним  стал
властвовать божественный –езарь, он вознессЯ над целым миром; покуда боролсЯ
–езарь за власть, немало величайших тЯгот пришлось претерпеть ему в краю над
€бером еще до сражениЯ при ”арсале, но, выйдЯ из них победителем,  он  повел
за  собой  на  новые  подвиги  людей  древних  родом,  благородных  нравами,
прославленных верностью, сиЯющих доблестью, Яростных в сражениЯх и стойких в
трудах; этих людей, преданных ему до последнего днЯ его жизни, он сам  после
одержанных побед наградил  римским  гражданством  и  высоким  положением.  Ђ
потомки их,  благодарЯ  своей  доблести,  всегда  возвышающей  тех,  кто  ее
проЯвлЯет, со временем приобрели обширные земли, богатства  и  должности,  и
роды их процвели. Ћб именах их  нет  твердых  сведений:  одними  упоминаютсЯ
”резопани, другими Ђннибали. —то  вернее,  за  давностью  лет  неустановимо:
впрочем, известно, что среди носЯщих оба  имени  есть  и  первосвЯщенники  и
полководцы.
     Ћдин из потомков этих  людей  после  разорительных  нашествий  вандалов
оставил ђим и подчинил своей власти древний город, родину ћвенала; правЯ им,
он себе и своим наследникам, которые стали мне  предками,  дал  имЯ  города.
—асть их, и среди них мой отец, переселилась в тот пышный город, о котором Я
рассказала раньше, и занЯла в нем высокое положение близ престола того,  кто
сейчас в нем правит; этот монарх, осыпанный дарами Џаллады, алчный и скупой,
заслуженно прозван Њидасом по имени Њидаса-царЯ. Љак и предки  его,  носЯщие
тогу галлы, он почитал названный род и выдал за моего отца  свою  молодую  и
знатную соотечественницу, превозносимую всеми за красот