Ћноре де Ѓальзак. ќликсир долголетиЯ

Ћцените этот текст:
Ћноре де Ѓальзак. ќликсир долголетиЯ


----------------------------------------------------------------------------
     Ћригинал здесь - Russian Gothic Page - http://literature.gothic.ru
----------------------------------------------------------------------------


     ‡имним вечером „он •уан Ѓельвидеро угощал одного  из  кнЯзей  д'ќсте  в
своем  пышном  феррарском  палаццо.  ‚  ту  эпоху  праздник  превращалсЯ   в
изумительное зрелище, устраивать которое  мог  лишь  неслыханный  богач  или
могущественный кнЯзь. ‘емь  женщин  вели  веселую,  приЯтную  беседу  вокруг
стола, на  котором  горели  благовонные  свечи;  по  сторонам  беломраморные
изваЯниЯ выделЯлись на красной облицовке стен и контрастировали  с  богатыми
турецкими коврами. Ћдетые в атлас, сверкающие золотом, убранные драгоценными
каменьЯми, - менее Яркими все же, чем их глаза, - всем своим видом эти  семь
женщин  повествовали  о   страстЯх,   одинаково   сильных,   но   столь   же
разнообразных, сколь разнообразна была их  красота.  €х  слова,  их  понЯтиЯ
сходствовали между собой; но выражение лица, взглЯд, какой-нибудь  жест  или
оттенок   в   голосе   придавали   их   речам   беспутный,   сладострастный,
меланхолический или задорный характер.
     Љазалось,  одна  говорила:  "ЊоЯ  красота  согреет  оледенелое   сердце
старика".
     „ругаЯ: "Њне приЯтно лежать на подушках и опьЯнЯтьсЯ мыслью о тех,  кто
менЯ обожает".
     ’ретьЯ, еще новичок на этих празднествах, краснела. "‚  глубине  сердца
слышу голос совести! - как бы говорила она. - џ католичка и  боюсь  ада.  Ќо
вас Я так люблю, так люблю,  что  ради  вас  готова  пожертвовать  и  вечным
спасением".
     —етвертаЯ, опустошаЯ кубок хиосского вина, восклицала: "„а  здравствует
веселье! ‘ каждой зарей обновлЯетсЯ моЯ жизнь.  Ќе  помнЯ  прошлого,  каждый
вечер, еще пьЯнаЯ после вчерашних поединков, Я снова до  дна  пью  блаженную
жизнь, полную любви!"
     †енщина, сидевшаЯ возле Ѓельвидеро, метала на него  пламЯ  своих  очей.
Ћна  безмолвствовала.  "Њне  не  понадобЯтсЯ  наемные  убийцы,  чтобы  убить
любовника, ежели он менЯ покинет!" Ћна смеЯлась, но ее рука судорожно ломала
чеканную золотую бонбоньерку.
     - Љогда ты станешь герцогом?  -  спрашивала  шестаЯ  у  кнЯзЯ,  сверкаЯ
хищной улыбкой и очами, полными вакхического бреда.
     - Љогда же твой отец умрет? - со смехом говорила седьмаЯ, пленительным,
задорным движением кидаЯ в „он •уана букет. ќта  невиннаЯ  девушка  привыкла
играть всем свЯщенным.
     - Ђх! Ќе говорите мне о нем! - воскликнул  молодой  красавец  „он  •уан
Ѓельвидеро. - Ќа свете есть только один бессмертный отец, и,  на  беду  мою,
досталсЯ он именно мне!
     Љрик ужаса вырвалсЯ у семи феррарских блудниц, у  друзей  „он  •уана  и
самого кнЯзЯ. ‹ет через двести, при ‹юдовике XV, франты расхохотались бы над
подобной выходкой. Ќо, может быть, в начале оргии  еще  попросту  не  совсем
замутились души? ЌесмотрЯ на пламЯ свечей, на страстные возгласы,  на  блеск
золотых и серебрЯных ваз. на  хмельное  вино,  несмотрЯ  на  то  что  взорам
ЯвлЯлись восхитительнейшие женщины, - может быть, сохранЯлась в глубине этих
сердец чуточка стыда перед людским и божеским судом - до тех пор, пока оргиЯ
не затопит ее потоками искрометного вина! Ћднако цветы уже измЯлись, и глаза
стали шалыми, - опьЯнели уже и сандалии, как выражаетсЯ ђабле. € вот  в  тот
миг, когда господствовало молчание, открылась дверь,  и,  как  на  пиршестве
‚алтасара, ЯвилсЯ сам дух божий в образе старого седого слуги с колеблющейсЯ
походкой и насупленными бровЯми; он вошел уныло, и от взглЯда  его  поблекли
венки, кубки рдеющего вина, пирамиды плодов, блеск  празднества,  пурпуровый
румЯнец изумленных лиц и Яркие ткани подушек, служивших опорою женским белым
плечам; и весь этот сумасбродный праздник  подернулсЯ  флером,  когда  слуга
глухим голосом произнес мрачные слова:
     - ‚аша светлость, батюшка ваш умирает...
     „он •уан поднЯлсЯ, послав гостЯм молчаливый привет, который можно  было
истолковать так: "Џростите, подобные происшествиЯ случаютсЯ не каждый день".
     Ќередко смерть отца застает молодых людей  среди  праздника  жизни,  на
лоне безумной оргии. ‘мерть столь же прихотлива, как  своенравнаЯ  блудница;
но смерть более верпа и еще никого не обманула.
     ‡акрыв за собой дверь залы и направившись по длинной галерее, темной  и
холодной, „он •уан пыталсЯ принЯть надлежащую осанку:  ведь,  войдЯ  в  роль
сына,  он  вместе  с  салфеткой  отбросил  свою  веселость.  —ернела   ночь.
Њолчаливый  слуга,  провожавший  молодого  человека  к  спальне  умирающего,
настолько  слабо  освещал  путь  своему  хозЯину,  что  смерть,  найдЯ  себе
помощников в стуже, безмолвии и мраке, а может быть, и в  упадке  сил  после
опьЯнениЯ, успела навеЯть на душу расточителЯ некоторые размышлениЯ: всЯ его
жизнь возникла перед ним, и он стал задумчив, как подсудимый, которого ведут
в трибунал.
     Ћтец „он •уана, Ѓартоломео Ѓельвидеро, девЯностолетний старик,  большую
часть своей жизни потратил на торговые дела. €зъездив вдоль и поперек страны
‚остока,  прославленные  своими  талисманами,  он  приобрел  там  не  только
несметные богатства, но и познаниЯ, по его словам,  более  драгоценные,  чем
золото и бриллианты, которыми он уже не интересовалсЯ. "„лЯ менЯ каждый  зуб
дороже рубина, а сила дороже  знаниЯ!"  -  улыбаЯсь,  восклицал  он  иногда.
‘нисходительному отцу приЯтно было слушать, как „он •уан рассказывал о своих
юношеских проделках, и он шутливо говаривал, осыпаЯ сына золотом: "„итЯ мое,
занимайсЯ только глупостЯми,  забавлЯйсЯ,  мой  сын!"  ’о  был  единственный
случай,  когда  старик  любуетсЯ  юношей;  с  отеческой  любовью  взираЯ  на
блистательную жизнь сына, он забывал о своей  дрЯхлости.  ‚  прошлом,  когда
Ѓартоломео достиг шестидесЯтилетнего возраста, он влюбилсЯ в ангела кротости
и  красоты.  „он  •уан  оказалсЯ  единственным   плодом   этой   поздней   и
кратковременной любви. “же пЯтнадцать лет  старик  оплакивал  кончину  милой
своей •уаны. Њногочисленные его слуги и  сын  объЯснЯли  стариковским  горем
странные привычки, которые он усвоил. “далившись в наименее  благоустроенное
крыло дворца, Ѓартоломео покидал его лишь в самых редких случаЯх, и даже „он
•уан не смел проникнуть в его апартаменты без особого разрешениЯ.  Љогда  же
добровольный анахорет проходил по двору или по улицам ”еррары, то  казалось,
что он чего-то ищет; он ступал задумчиво, нерешительно, озабоченно,  подобно
человеку, борющемусЯ с какой-нибудь мыслью или воспоминанием.
     Њеж  тем  как  молодой  человек  давал  пышные  празднества  и  палаццо
оглашалось радостными кликами, а конские копыта  стучали  на  дворе  и  пажи
ссорились, играЯ в кости на ступеньках лестницы, Ѓартоломео  за  целый  день
съедал лишь семь унций  хлеба  и  пил  одну  лишь  воду.  €ногда  полагалось
подавать ему птицу, но лишь длЯ того, чтобы  он  мог  бросить  кости  своему
верному товарищу - черному пуделю. Ќа шум он никогда не жаловалсЯ.  …сли  во
времЯ болезни звук рога и лай  собак  нарушали  его  сон,  он  ограничивалсЯ
словами: "Ђ! ќто „он •уан возвращаетсЯ с охоты!" Ќикогда еще не  встречалось
на свете отца столь  покладистого  и  снисходительного;  поэтому,  привыкнув
бесцеремонно обращатьсЯ с  ним,  юный  Ѓельвидеро  приобрел  все  недостатки
избалованного ребенка; как блудница с престарелым любовником, держал он себЯ
с отцом, улыбкою добиваЯсь прощениЯ за наглость, торгуЯ  своей  нежностью  и
позволЯЯ себЯ любить. Њысленно восстанавливаЯ картины юных своих годов,  „ои
•уан пришел к выводу, что доброта его отца безупречна. €, чувствуЯ, пока  он
шел по галерее, как в глубине сердца рождаютсЯ угрызениЯ совести,  он  почти
прощал отцу, что тот зажилсЯ на свете. Ћн  вновь  обретал  в  себе  сыновнюю
почтительность, как вор готовитсЯ стать честным человеком,  когда  предвидит
возможность пожить на припрЯтанные миллионы.
     ‚скоре молодой человек  достиг  высоких  и  холодных  зал,  из  которых
состоЯли апартаменты его отца.  ‚доволь  надышавшись  сыростью,  затхлостью,
запахом старых ковровых  обоев  и  покрытых  пылью  и  паутиной  шкафов,  он
очутилсЯ в жалкой спальне старика, перед тошнотворно пахнущей постелью возле
полуугасшего очага. Ќа столике  готической  формы  стоЯла  лампа,  времЯ  от
времени она освещала ложе вспышками света, то Ярче, то  слабее,  каждый  раз
по-новому обрисовываЯ лицо старика.  ‘квозь  плохо  прикрытые  окна  свистел
холодный ветер, и снег хлестал  по  стеклам  с  глухим  шумом.  ќта  картина
создавала такой резкий контраст празднику, только что покинутому „он •уаном,
что он не мог сдержать дрожи.
     Ђ затем его пронизал холод, когда он подошел к постели  и  при  сильной
вспышке огнЯ, раздуваемого порывом  ветра,  обозначилась  голова  отца:  ужо
черты лица  его  осунулись,  а  кожа,  плотно  обтЯнувшаЯ  кости,  приобрела
страшный зеленоватый цвет, еще более  заметный  из-за  белизны  подушки,  на
которой  покоилась  голова  старика;  из  полуоткрытого  и  беззубого   рта,
судорожно сведенного болью, вырывались вздохи, сливавшиесЯ  с  воем  метели.
„аже в последние мгновениЯ жизни его  лицо  сиЯло  невероЯтным  могуществом.
‚ысшие духовные силы боролись со смертью. ѓлубоко впавшие от  болезни  глаза
сохранили необычайную живость. ‘воим предсмертным взглЯдом Ѓартоломео как бы
старалсЯ убить врага, усевшегосЯ у его постели. Ћстрый и холодный  взор  был
еще страшнее из-за того, что голова оставалась неподвижной, напоминаЯ череп,
лежащий на столе у медика. Џод складками  одеЯла  Ясно  вырисовывалось  тело
старика, такое же неподвижное. ‚се  умерло,  кроме  глаз.  ЌевнЯтные  звуки,
исходившие из его  уст,  носили  как  бы  механический  характер.  „он  •уан
немножко устыдилсЯ, что подходит к ложу умирающего  отца  не  снЯв  с  груди
букета, брошенного ему блудницей, приносЯ с собой  благоухание  праздника  и
запах вина.
     - ’ы веселилсЯ! - воскликнул отец, приметив сына.
     ‚ ту же минуту легкий и чистый голос певицы, котораЯ  пела  на  радость
гостЯм, поддержанный аккордами ее  виолы,  возобладал  над  воем  урагана  и
донессЯ до комнаты  умирающего...  „он  •уану  хотелось  бы  заглушить  этот
чудовищный ответ на вопрос отца.
     Ѓартоломео сказал:
     - џ не сержусь на тебЯ, дитЯ мое.
     Ћт этих нежных слов не  по.  себе  стало  „он  •уану,  который  не  мог
простить отцу его разЯщей, как кинжал, доброты.
     - Ћ, как совестно мне, отец! - сказал он лицемерно.
     - ЃеднЯжка •уанино, - глухо продолжал умирающий, - Я всегда был с тобою
так мЯгок, что тебе незачем желать моей смерти!
     - Ћ! - воскликнул „он •уан. - џ отдал бы часть своей собственной жизни,
только бы вам вернуть жизнь!
     "—то мне стоит это сказать! -  подумал  расточитель.  -  ‚едь  это  все
равно, что дарить любовнице целый мир!"
     …два он так подумал, залаЯл старый пудель. Ћт его умного  лаЯ  задрожал
„он •уан - казалось, пес проник в его мысли.
     - џ знал,  сын  мой,  что  могу  рассчитывать  на  тебЯ!  -  воскликнул
умирающий. - џ не умру. „а, ты будешь доволен. џ останусь жить,  но  это  не
будет стоить ни одного днЯ твоей жизни.
     "Ћн бредит", - решил „он •уан.
     Џотом добавил вслух:
     - „а, мой обожаемый отец, вы проживете еще столько, сколько проживу  Я,
ибо ваш образ непрестанно будет пребывать в моем сердце.
     - Ќе о такой жизни идет речь, - сказал  старый  вельможа,  собираЯсь  с
силами, чтобы приподнЯтьсЯ на ложе, ибо в нем возникло  вдруг  подозрение  -
одно из тех, что рождаютсЯ лишь в миг смерти. - ‚ыслушай менЯ,  мой  сын,  -
продолжал он голосом, ослабевшим от последнего усилиЯ, - Я отказалсЯ  бы  от
жизни так же неохотно, как ты - от любовниц, вин, коней,  соколов,  собак  и
золота...
     "ђазумеетсЯ", - подумал сын, становЯсь на  колени  у  постели  и  целуЯ
мертвенно-бледную руку Ѓартоломео.
     - Ќо, отец мой, дорогой отец, - продолжал он вслух, - нужно  покоритьсЯ
воле божьей.
     - Ѓог - это Я! - пробормотал в ответ старик.
     - Ќе богохульствуйте! - воскликнул юноша, видЯ, какое грозное выражение
поЯвилось на  лице  старика.  -  Ћстерегайтесь,  вы  удостоились  последнего
миропомазаниЯ, и Я не мог бы утешитьсЯ, если бы вы умерли без покаЯниЯ.
     - ‚ыслушай же менЯ! - воскликнул умирающий со скрежетом зубовным.
     „он •уан умолк. ‚оцарилось ужасное молчание. ‘квозь глухой свист  ветра
еще доносились аккорды виолы и прелестный голос, слабые, как утреннЯЯ  зарЯ.
“мирающий улыбнулсЯ.
     - ‘пасибо тебе, что ты  пригласил  певиц,  что  ты  привел  музыкантов!
Џраздник, юные и  прекрасные  женщины,  черные  волосы  и  белаЯ  кожа!  ‚се
наслаждениЯ жизни. ‚ели им остатьсЯ, Я оживу...
     "Ѓред все усиливаетсЯ", - подумал „он •уан.
     - џ знаю средство воскреснуть. Џоищи в Ящике стола, открой  его,  нажав
пружинку, прикрытую грифом.
     - Ћткрыл, отец.
     - ‚озьми флакон из горного хрусталЯ.
     - Ћн в моих руках.
     - „вадцать лет Я потратил на... -  ‚  эту  минуту  старик  почувствовал
приближение конца и собрал все силы, чтобы произнести: - Љак только Я испущу
последний вздох, тотчас же  ты  натрешь  менЯ  всего  этой  жидкостью,  и  Я
воскресну.
     - ‡десь ее не очень много, - ответил юноша.
     •отЯ Ѓартоломео уже не мог говорить, он сохранил способность слышать  и
видеть; в ответ на слова сына голова старика с ужасной быстротой повернулась
к „ои •уану, и шеЯ застыла в этом повороте, как у мраморной статуи, котораЯ,
по мысли скульптора, обречена смотреть  в  сторону;  широко  открытые  глаза
приобрели жуткую неподвижность. Ћн умер, умер,  потерЯв  свою  единственную,
последнюю иллюзию. €ща убежище в сердце сына, он обрел  могилу  глубже  той,
которую выкапывают длЯ покойников. € вот ужас разметал его волосы, а  глаза,
казалось, говорили. ’о был отец,  в  Ярости  взывавший  из  гробницы,  чтобы
потребовать у бога отмщениЯ!
     - ќге! „а он кончилсЯ! - воскликнул „он •уан.
     ‘пеша поднести к свету лампы таинственный  хрустальный  сосуд,  подобно
пьЯнице, который смотрит на свет бутылку в конце трапезы, он и  не  заметил,
как потускнели глаза отца. ђаскрыв пасть,  пес  поглЯдывал  то  на  мертвого
хозЯина, то на эликсир, и точно так же сын смотрел поочередно на отца  и  на
флакон. Ћт лампы лилсЯ мерцающий свет. ‚се вокруг  молчало,  виола  умолкла.
Ѓельвидеро вздрогнул,  ему  показалось,  что  отец  шевельнулсЯ.  €спуганный
застывшим выражением глаз-обвинителей, он закрыл отцу  веки;  так  закрывают
ставни, если они стучат на ветру в  осеннюю  ночь.  „он  •уан  стоЯл  прЯмо,
неподвижно, погруженный в целый мир мыслей.  ђезкий  звук,  подобный  скрипу
ржавой пружины, внезапно нарушил тишину. ‡ахваченный врасплох, „он •уан едва
не выронил флакон. ‚друг его с ног  до  головы  обдало  потом,  который  был
холоднее, чем сталь кинжала.  ђаскрашенный  деревЯнный  петух  поднЯлсЯ  над
часами и трижды пропел. ’о был искусный  механизм,  будивший  ученых,  когда
полагалось им садитьсЯ за занЯтиЯ. “же порозовели стекла от зари.
     „есЯть часов провел „он •уан в размышлениЯх. ‘таринные часы вернее, чем
он, исполнЯли свой долг по отношению к Ѓартоломео. €х  механизм  состоЯл  из
деревЯшек, блоков,  веревок  и  колесиков,  а  в  „он  •уане  был  механизм,
именуемый "человеческое сердце". —тобы  не  рисковать  потерею  таинственной
жидкости, скептик „он •уан вновь спрЯтал ее в Ящик  готического  столика.  ‚
эту торжественную минуту до него донессЯ из галереи глухой шум, неЯвственные
голоса, подавленный смех, легкие шаги, шуршанье шелка - словом, слышно было,
что приближаетсЯ веселаЯ компаниЯ. „верь открылась, вошли кнЯзь, друзьЯ  „он
•уана, семь блудниц и певицы, образуЯ беспорЯдочную группу, как  танцоры  на
балу, врасплох захваченные утренними лучами, когда солнце боретсЯ с бледными
огоньками свечей. Ћни все  Явились,  чтобы,  как  это  полагаетсЯ,  выразить
наследнику свое соболезнование.
     - Ћго! ЃеднЯжка „он •уан, должно быть, принимает эту смерть всерьез?  -
сказал кнЯзь на ухо Ѓрамбилле.
     - Ќо ведь его отец был в самом деле очень добр, - ответила она.
     Њежду тем от ночных дум на лице  „он  •уана  поЯвилось  такое  странное
выражение, что всЯ компаниЯ умолкла. Њужчины стоЯли неподвижно,  а  женщины,
хотЯ их губы иссохли от вина, а щеки, как мрамор, покрылись розовыми пЯтнами
от поцелуев, преклонили колена  и  принЯлись  молитьсЯ.  „он  •уан  невольно
содрогнулсЯ при виде того, как  роскошь,  радость,  улыбки,  песни,  юность,
красота, власть - все, олицетворЯющее жизнь, пало ниц перед  смертью.  Ќо  в
восхитительной €талии беспутство и религиЯ  сочетались  друг  с  другом  так
легко, что религиЯ становилась беспутством и беспутство  -  религией!  ЉнЯзь
сочувственно пожал руку „он •уану; потом на всех лицах мелькнула одна  и  та
же полупечальнаЯ,  полуравнодушнаЯ  гримаса,  и  фантасмагорическое  видение
исчезло, зала опустела. ’о был образ самой жизни. ‘ходЯ по  лестнице,  кнЯзь
сказал ђивабарелле:
     - ‘транно! Љто подумал бы, что „он •уан мог похвалЯтьсЯ  безбожием?  Ћн
любит отца.
     - Ћбратили вы внимание на черного пса? - спросила Ѓрамбилла.
     - Ѓогатствам его  счету  нет  теперь,  -  со  вздохом  заметила  ЃьЯнка
Љаватолино.
     - ‚елика важность! - воскликнула горделиваЯ ‚аронезе, та самаЯ, котораЯ
сломала бонбоньерку.
     - ‚елика ли важность? - воскликнул герцог. - ЃлагодарЯ своим  червонцам
он стал таким же могущественным властелином, как Я!
     ‘начала „он •уан,  колеблЯсь  между  тысЯчью  мыслей,  не  знал,  какое
решение принЯть. Ќо советчиками его сделались  скопленные  отцом  сокровища,
душа его была полна ужасающего эгоизма. ‚ зале слуги подбирали украшениЯ длЯ
того  пышного  ложа,  на  котором   покойной   светлости   предстоЯло   быть
выставленной напоказ, среди множества пылающих  свечей,  чтобы  всЯ  ”еррара
могла любоватьсЯ этим занимательным зрелищем. „он •уан подал знак, и  челЯдь
остановилась, онемев и дрожа.
     - Ћставьте менЯ здесь одного, - сказал он странно изменившимсЯ голосом,
- вы зайдете сюда потом, когда Я выйду отсюда.
     ‹ишь только шаги старого слуги, ушедшего последним, замерли вдалеке  на
каменных плитах пола, „он •уан поспешно запер дверь и, уверившись в том, что
никого, кроме пего, здесь нет, воскликнул:
     - ЏопытаемсЯ!
     ’ело Ѓартоломео покоилось на длинном столе. —тобы  спрЯтать  от  взоров
отвратительный труп дрЯхлого и худого, как скелет, старика,  бальзамировщики
покрыли тело сукном, оставив открытой одну голову. ќто подобие мумии  лежало
посреди комнаты, и, хоть мЯгкое  сукно  неЯвственно  обрисовывало  очертаниЯ
тела, видно было, какое оно угловатое, жесткое и тощее. ‹ицо  уже  покрылось
большими лиловатыми пЯтнами, напоминающими о том,  что  необходимо  поскорее
закончить бальзамирование. •отЯ „он •уан и вооружен был скептицизмом, но  он
дрожал, откупориваЯ волшебный хрустальный  сосуд.  Љогда  он  приблизилсЯ  к
голове, то был принужден передохнуть минуту, так как его лихорадило. Ќо  его
уже в эти юные годы до мозга костей развратили правы беспутного двора; и вот
размышлениЯ,  достойные   герцога   “рбинского,   придали   ему   храбрости,
поддержанной к тому же острым любопытством; казалось, что сам  демон  шепнул
ему слова, отозвавшиесЯ в сердце: "‘мочи ему глаз!"  Ћн  взЯл  полотенце  и,
осторожно обмакнув самый копчик его в драгоценную жидкость, легонько  провел
им по правому веку трупа. ѓлаз открылсЯ.
     - Ђга! - произнес „он •уан, крепко сжимаЯ в руке флакон, как мы во  сне
хватаемсЯ за сук, поддерживающий нас над пропастью.
     Ћн увидел глаз, Ясный, как у ребенка, живой глаз мертвой  головы,  свет
дрожал  в  нем  среди  свежей  влаги;  и,  окаймленный  прекрасными  черными
ресницами, он светилсЯ подобно тем одиноким  огонькам,  что  зимним  вечером
видит  путник  в  пустынном  поле.  ‘веркающий  глаз,  казалось,  готов  был
броситьсЯ на „он •уана,  он  мыслил,  обвинЯл,  проклинал,  угрожал,  судил,
говорил; он кричал,  он  впивалсЯ  в  „ои  •уана.  Ћн  был  обуреваем  всеми
страстЯми человеческими. Ћн выражал  то  нежнейшую  мольбу,  то  царственный
гнев, то любовь девушки, умолЯющей палачей о помиловании, - словом, это  был
глубокий взглЯд, который бросает  людЯм  человек,  поднимаЯсь  на  последнюю
ступеньку эшафота. ‘только светилось жизни в этом  обломке  жизни,  что  „он
•уан в ужасе отступил; он прошелсЯ по комнате, не смеЯ  взглЯнуть  на  глаз,
видневшийсЯ ему повсюду: на полу,  на  потолке  и  на  стенных  коврах.  ‚сю
комнату усеЯли искры, полные огнЯ, жизни, разума. Џовсюду сверкали  глаза  и
преследовали его, как затравленного зверЯ.
     - Ћн прожил бы еще сто лет! - невольно воскликнул „он •уан в ту минуту,
когда дьЯвольскаЯ сила опЯть привлекла его к ложу отца и  он  вглЯдывалсЯ  в
эту светлую искорку.
     ‚друг веко, в ответ на его слова, закрылось и открылось вновь,  как  то
бывает у женщины, выражающей согласие. …сли бы „он •уан услышал "да!", он не
так испугалсЯ бы.
     "Љак быть?" - подумал он.
     Ћн храбро протЯнул  руку,  чтобы  закрыть  белеющее  веко.  “силиЯ  его
оказались тщетными.
     "ђаздавить глаз? Ќе будет  ли  это  отцеубийством?"  -  задал  он  себе
вопрос.
     "„а", - ответил глаз, подмигнув с жуткой насмешливостью.
     - Ђга! - воскликнул „он •уан. - ‡десь какое-то колдовство!
     Ћн подошел ближе,  чтобы  раздавить  глаз.  ЉрупнаЯ  слеза  потекла  по
морщинистой щеке трупа и упала на ладонь Ѓельвидеро.
     - ЉакаЯ жаркаЯ слеза!  -  воскликнул  он,  садЯсь.  ќтот  поединок  его
утомил, как будто он,  наподобие  €акова,  боролсЯ  с  ангелом.  Ќаконец  он
поднЯлсЯ, говорЯ: - ’олько бы не было крови.
     Џотом, собрав в себе все мужество, необходимое  длЯ  подлости,  он,  не
глЯдЯ, раздавил глаз при помощи полотенца. Ќежданно раздалсЯ чей-то  ужасный
стон. ‚звыв, издох пудель.
     "Ќеужели он был сообщником этой тайны?" - подумал „он  •уан,  глЯдЯ  на
верную собаку.
     „он •уан Ѓельвидеро прослыл почтительным сыном. Ћн  воздвиг  на  могиле
отца памЯтник из белого мрамора и  поручил  выполнение  фигур  знаменитейшим
ваЯтелЯм того времени. Џолное спокойствие он обрел лишь в  тот  день,  когда
статуЯ отца, склонившаЯ колена перед изображением ђелигии, огромной тЯжестью
надавила на могилу, где сын похоронил единственный укор совести, тревоживший
его  сердце  в  минуты  телесной  усталости.  ЏроизведЯ  подсчет   несметным
богатствам, которые скопил старый знаток ‚остока,  „он  •уан  стал  скупцом:
ведь ему нужны были деньги на целых  две  жизни  человеческие.  …го  глубоко
испытующий взглЯд проник в сущность общественной жизни и  тем  лучше  постиг
мир, что видел его сквозь замогильный мрак.  Ћн  стал  исследовать  людей  и
вещи, чтобы раз и навсегда разделатьсЯ с прошлым,  о  котором  представление
дает историЯ, с настоЯщим, образ  которого  дает  закон,  с  будущим,  тайну
которого открывают религии. „ушу и материю бросил он в тигель, ничего в  нем
не обнаружил и с тех пор сделалсЯ истинным „он •уаном!
     ‘тав владыкой всех житейских иллюзий, молодой, красивый, он  ринулсЯ  в
жизнь, презираЯ свет и овладеваЯ светом. …го счастье не  могло  ограничитьсЯ
мещанским   благополучием,   которое   довольствуетсЯ   неизменной   вареной
говЯдиной, грелкой - на зиму, лампой - на ночь и новыми туфлЯми - каждые три
месЯца. Ќет, он постиг смысл бытиЯ! - так обезьЯна хватает кокосовый орех  и
без промедлениЯ ловко освобождает плод  от  грубой  шелухи,  чтобы  занЯтьсЯ
сладкой мЯкотью. ЏоэзиЯ и высшие восторги страсти были уже не длЯ  него.  Ћн
не повторЯл  ошибок  тех  властителей,  которые,  вообразив,  что  маленькие
душонки верЯт в души великие, решают разменивать высокие мысли  будущего  на
мелкую монету нашей повседневной жизни.
     Љонечно, и он мог, подобно им, ступаЯ по  земле,  поднимать  голову  до
небес, но предпочитал усестьсЯ и  осушать  поцелуЯми  нежные  женские  губы,
свежие и благоуханные: где он ни проходил, повсюду он, подобно  ‘мерти,  все
бесстыдно пожирал, требуЯ себе любви-обладаниЯ, любви восточной, с долгими и
легкими наслаждениЯми. ‚ женщинах он любил только женщину,  и  ирониЯ  стала
его обычной манерой. Љогда его возлюбленные превращали ложе любви в средство
длЯ взлета на небо, чтобы забытьсЯ в пьЯнЯщем экстазе, „он •уан следовал  за
ними  с  той  серьезностью,  простодушием  и  откровенностью,  какую   умеет
напустить на себЯ немецкий студент. Ќо он говорил џ, когда его  возлюбленнаЯ
безумно и страстно твердила мы! Ћн удивительно искусно позволЯл женщине себЯ
увлечь. Ћн настолько владел собой, что внушал ей, будто бы дрожит перед нею,
как школьник, который, впервые в жизни танцуЯ с молодой девушкой, спрашивает
ее: "‹юбите ли вы танцы?" Ќо он умел и зарычать, когда  это  было  нужно,  и
вытащить из ножен шпагу, и разбить статую командора. …го простота  заключала
в себе издевательство, а слезы - усмешку;  умел  он  и  заплакать  в  нужную
минуту, вроде той женщины, котораЯ говорит мужу: "‡аведи мне экипаж, иначе Я
умру от чахотки". „лЯ негоциантов мир - это тюк товаров или пачка  кредитных
билетов, длЯ большинства молодых людей - женщина, длЯ иных женщин - мужчина,
длЯ острЯков - салон, кружок, квартал, город; длЯ „он •уана вселеннаЯ -  это
он сам! Ћбразец изЯщества и благородства, образец чарующего  ума,  он  готов
был причалить лодку к любому берегу; но, когда его  везли,  он  плыл  только
туда, куда сам хотел. —ем дольше он жил,  тем  больше  во  всем  сомневалсЯ.
€зучаЯ  людей,  он  видел,  что  часто  храбрость  -  не   что   иное,   как
безрассудство,   благоразумие   -   трусость,   великодушие   -    хитрость;
справедливость  -  преступление,  доброта  -  простоватость,   честность   -
предусмотрительность;  люди  действительно  честные,  добрые,  справедливые,
великодушные, рассудительные и  храбрые,  словно  по  воле  какого-то  рока,
нисколько не пользовались уважением.
     "ЉакаЯ же все это холоднаЯ шутка! - решил он. - Ћна не  может  исходить
от бога".
     € тогда, отказавшись от лучшего мира, он уже не  обнажал  головы,  если
перед ним произносили свЯщенное имЯ, и статуи свЯтых в церквах стал  считать
только  произведениЯми   искусства.   Ћднако,   отлично   понимаЯ   механизм
человеческого  общества,  он  никогда  не  вступал  в  открытую   борьбу   с
предрассудками, ибо он изЯщно и остроумно обходил общественные  законы,  как
это отлично изображено в сцене с господином „иманшем. €  в  самом  деле,  он
сделалсЯ  типом  в  духе   мольеровского   „он-†уана,   гетевского   ”ауста,
байроновского  Њанфреда  и   мэтьюриновского   Њельмота.   ‚еликие   образы,
начертанные величайшими талантами …вропы, образы,  длЯ  которых  никогда  не
будет недостатка в аккордах Њоцарта, а может быть - и в  лире  ђоссини!  ќти
грозные  образы,  увековеченные  существующим  в  человеке   злым   началом,
переходЯт в копиЯх из века в век: то этот тип становитсЯ  посредником  между
людьми, воплотившись в Њирабо, то действует исподволь по способу  Ѓонапарта,
то преследует вселенную иронией, как божественный ђабле, или, чаще,  смеетсЯ
над людьми, вместо того  чтобы  издеватьсЯ  над  порЯдками,  как  маршал  де
ђишелье, а еще чаще глумитсЯ и над людьми и над порЯдками, как знаменитейший
из наших посланников. Ќо глубокий гений „он  •уана  Ѓельвидеро  предвосхитил
все эти гении вместе. Ћн надо всем смеЯлсЯ. †изнь его стала  издевательством
над людьми, порЯдками, установлениЯми и идеЯми. Ђ что касаетсЯ вечности,  то
он однажды непринужденно беседовал полчаса с папой  ћлием  II  и,  улыбаЯсь,
заключил беседу такими словами:
     - …сли уж безусловно надо выбирать, Я предпочел бы верить в бога, а  не
в дьЯвола: могущество, соединенное с добротой, все же обещает больше  выгод,
чем дух зла.
     - „а, но богу угодно, чтобы в этом мире люди каЯлись...
     - ‚ечно вы думаете о своих индульгенциЯх, - ответил Ѓельвидеро.  -  „лЯ
раскаЯниЯ в грехах моей первой жизни у менЯ  имеетсЯ  про  запас  еще  целаЯ
жизнь.
     - Ђх, если ты так понимаешь старость, - воскликнул  папа,  -  то,  чего
доброго, будешь причислен к лику свЯтых...
     - ‚се может статьсЯ, раз вы достигли папского престола.
     € они отправились посмотреть на рабочих, воздвигающих огромную базилику
св. Џетра.
     - ‘вЯтой Џетр - гениальный человек, вручивший  нам  двойную  власть,  -
сказал папа „он •уану. - Ћн достоин этого памЯтника.  Ќо  иногда  ночью  мне
думаетсЯ, что какой-нибудь новый потомок смоет это все губкою и придетсЯ все
начинать сначала.
     „он •уан и папа расхохотались, они понЯли друг  друга.  —еловек  глупый
пошел бы на следующий день развлечьсЯ с ћлием II у ђафаэлЯ или на прелестной
вилле "Њадама", но Ѓельвидеро пошел в собор на  папскую  службу,  чтобы  еще
укрепитьсЯ в своих сомнениЯх. ‚о времЯ кутежа папа мог сам себЯ опровергнуть
и занЯтьсЯ комментариЯми к Ђпокалипсису.
     ‚прочем, мы пересказываем эту  легенду  не  длЯ  того,  чтобы  снабдить
будущих историков материалами о  жизни  „он  •уана,  наша  цель  -  доказать
честным людЯм, что Ѓельвидеро вовсе  не  погиб  в  единоборстве  с  каменной
статуей, как это изображают  иные  литографы.  „остигнув  шестидесЯтилетнего
возраста, „он •уан Ѓельвидеро обосновалсЯ в €спании. ‡десь на  старости  лет
он взЯл себе в жены молодую пленительную андалузку. Ќо он рассчитал, что  не
стоит быть хорошим отцом, хорошим супругом. Ћн замечал, что нас нежно  любЯт
только женщины, на которых мы мало обращаем вниманиЯ. ‚оспитаннаЯ в правилах
религии старухой теткой в глуши Ђндалузии, в замке неподалеку от ‘ан-‹укара,
доньЯ ќльвира была сама преданность, само очарование. „он •уан  предугадывал
в девушке одну из тех женщин, которые, прежде чем  уступить  страсти,  долго
борютсЯ с нею, и поэтому он надеЯлсЯ сберечь ее верность  до  самой  смерти.
ќта его шутка была задумана всерьез, как своего рода партиЯ  в  шахматы;  он
приберег ее на последние дни жизни. Ќаученный  всеми  ошибками  своего  отца
Ѓартоломео, „он  •уан  решил,  что  в  старости  все  его  поведение  должно
содействовать успешному развитию драмы, которой суждено было разыгратьсЯ  на
его смертном ложе. Џоэтому  большую  часть  богатств  своих  он  схоронил  в
подвалах феррарского палаццо, редко им посещаемого. Ђ другую половину своего
состоЯниЯ  он  поместил  в  пожизненную  ренту,  чтобы  жена  и  дети   были
заинтересованы в длительности его жизни, - хитрость, к которой следовало  бы
прибегнуть  и  его  отцу;  по  в  этой  макиавеллической  спекулЯции  особой
надобности не оказалось. ћный ”илипп Ѓельвидеро, его сын, вырос в  такой  же
мере религиозным  испанцем,  в  какой  отец  его  был  нечестив,  -  как  бы
оправдываЯ пословицу: у скупого отца сын расточитель.
     „уховником  герцогини  де  Ѓельвидеро  и  ”илиппа   „ои   •уан   избрал
сан-лукарского  аббата.  ќтот  церковнослужитель,  человек   свЯтой   жизни,
отличалсЯ высоким  ростом,  удивительной  пропорциональностью  телосложениЯ,
прекрасными черными глазами и напоминал ’ивериЯ чертами  лица,  изможденного
от постов и бледного от постоЯнных истЯзаний плоти;  как  всем  отшельникам,
ему  были  знакомы  повседневные  искушениЯ.  Њожет  быть,  старый  вельможа
рассчитывал, что успеет еще присоединить к своим деЯниЯм и убийство  монаха,
прежде чем истечет срок его первой жизни. Ќо  то  ли  аббат  обнаружил  силу
воли,  не  меньшую,  чем  у  „он  •уана,  то  ли  доньЯ  ќльвира   оказалась
благоразумнее и добродетельнее, чем  полагаетсЯ  быть  испанкам,  во  всЯком
случае, „он •уану пришлось проводить последние дни у  себЯ  дома  в  мире  и
тишине, как старому деревенскому попу.
     €ногда он с удовольствием находил у сына и жены погрешности в отношении
религии и властно требовал, чтобы они выполнЯли все обЯзанности,  налагаемые
ђимом  на  верных  сынов  церкви.  ‘ловом,  он  чувствовал  себЯ  совершенно
счастливым, слушаЯ, как  галантный  сан-лукарский  аббат,  доньЯ  ќльвира  и
”илипп  обсуждают  какой-нибудь  вопрос  совести.  Ќо  сколь  чрезмерно   ни
заботилсЯ о своей особе сеньор „он •уан Ѓельвидеро, настали дни дрЯхлости, а
вместе со старческими болезнЯми пришла пора беспомощным  стонам,  тем  более
жалким, чем Ярче были воспоминаниЯ о кипучей юности и отданных сладострастью
зрелых годах. —еловек, который издевательски внушал другим веру в  законы  и
принципы, им самим предаваемые осмеЯнию, засыпал  вечером,  произносЯ:  быть
может! Ћбразец хорошего светского тона, герцог, не знавший устали в  оргиЯх,
великолепный в волокитстве, встречавший неизменное расположение женщин,  чьи
сердца он так же легко подчинЯл своей  прихоти,  как  мужик  сгибает  ивовый
прут,  -  этот  гений  не  мог  избежать  неизлечимых  мокрот,   докучливого
воспалениЯ седалищного нерва, жестокой подагры. Ћн наблюдал, как зубы у него
исчезают один за другим, - так по окончании вечеринки одна за другой  уходЯт
белоснежные и расфранченные дамы, и  зал  остаетсЯ  пустым  и  неприбранным.
Ќаконец, стали трЯстись его дерзкие руки, стали подгибатьсЯ стройные ноги, и
однажды  вечером  апоплексический  удар  сдавил  ему  шею  своими  ледЯными,
крючковатыми пальцами. ЌачинаЯ с этого рокового  днЯ  он  сделалсЯ  угрюм  и
жесток. Ћн усомнилсЯ в преданности жены и  сына,  порой  утверждаЯ,  что  их
трогательные, деликатные, столь щедрые и нежные  заботы  объЯснЯютсЯ  только
пожизненной рентой, в которую он вложил  свое  состоЯние.  ’огда  ќльвира  и
”илипп проливали  слезы  и  удваивали  уход  за  хитрым  стариком,  который,
придаваЯ нежность своему надтреснутому голосу, говорил им:
     - „рузьЯ мои, милаЯ жена, вы  менЯ,  конечно,  простите?  џ  вас  мучаю
немножко! “вы! ‚еликий боже! ’ы избрал менЯ своим  орудием,  чтобы  испытать
два этих небесных созданиЯ! €х утешеньем нужно бы мне  быть,  а  Я  стал  их
бичом...
     ’аким  способом  приковывал  он  их  к  изголовью  своего  ложа,  и  за
какой-нибудь час,  пускаЯ  в  ход  все  новые  сокровища  своего  обаЯниЯ  и
напускной  нежности,  заставлЯл  их  забывать  целые   месЯцы   бессердечных
капризов. ’о была отеческаЯ система, увенчавшаЯсЯ несравнимо более  удачными
результатами, чем та, которую когда-то к  нему  самому  применЯл  его  отец.
Ќаконец болезнь достигла  такой  степени,  что,  укладываЯ  его  в  постель,
приходилось с ним возитьсЯ, точно  с  фелюгой,  когда  она  входит  в  узкий
фарватер. Ђ затем настал день смерти. ЃлестЯщий скептик,  у  которого  среди
ужаснейшего разрушениЯ уцелел один только разум, теперь переходил в руки  то
к врачу, то к духовнику,  внушавшим  ему  одинаково  мало  симпатий.  Ќо  он
встречал их равнодушно. ‡а покровом будущего не искрилсЯ  ли  ему  свет?  Ќа
завесе, свинцовой длЯ других, прозрачной длЯ  пего,  легкими  тенЯми  играли
восхитительные утехи его юности.
     Ћднажды в прекрасный летний  день  „он  •уан  почувствовал  приближение
смерти. €зумительною  чистотой  сиЯло  небо  €спании,  апельсиновые  деревьЯ
благоухали, трепещущий и Яркий  свет  струили  звезды,  -  -  казалось,  всЯ
природа дает верный залог воскрешениЯ; послушный и набожный сын  смотрел  на
него любовно и  почтительно.  Љ  одиннадцати  часам  отец  пожелал  остатьсЯ
наедине с этим чистосердечным существом.
     - ”илипп, - сказал он голосом настолько нежным и  ласковым,  что  юноша
вздрогнул и заплакал от счастьЯ; суровый отец еще никогда так не произносил:
”илипп! - ‚ыслушай менЯ,  сын  мой,  -  продолжал  умирающий.  -  џ  великий
грешник. Ћттого всю жизнь Я думал о смерти. ‚ былые годы Я дружил с  великим
папой ћлием ‚торым. Џреславный глава церкви опасалсЯ,  как  бы  крайнЯЯ  моЯ
вспыльчивость не привела менЯ к смертному греху перед  кончиной,  уже  после
миропомазаниЯ, и он подарил мне флакон со свЯтой водой, некогда брызнувшей в
пустыне из скалы. џ сохранил в тайне это расхищение церковных  сокровищ,  но
мне разрешено было открыть тайну своему сыну в смертный час. ’ы найдешь фиал
в Ящике готического стола, который всегда стоит у изголовьЯ моей  постели...
„рагоценный хрусталь еще окажет услугу тебе,  возлюбленный  ”илипп.  ЉлЯнись
мне вечным спасением, что в точности исполнишь мою волю!
     ”илипп взглЯнул па отца.  „он  •уан  умел  различать  выражениЯ  чувств
человеческих и мог почить в мире, вполне доверившись подобному взглЯду,  меж
тем как его отец  умер  в  отчаЯнии,  понЯв  по  взглЯду  своего  сына,  что
доверитьсЯ ему нельзЯ.
     - „ругого отца был бы ты достоин, -  продолжал  „он  •уан,  -  отважусь
признатьсЯ, дитЯ мое, что, когда почтенный сан-лукарский аббат провожал менЯ
в иной мир последним причастием, Я думал, что несовместимы две столь великие
власти, как власть дьЯвола и бога...
     - Ћ! Ћтец!
     - ...и рассуждал: когда сатана  будет  заключать  мир,  то  непременным
условием поставит прощение своих приверженцев, иначе он  оказалсЯ  бы  самым
жалким существом. Њысль об этом менЯ преследует. ‡начит, Я пойду в  ад,  сын
мой, если ты не исполнишь моей воли.
     - Ћ! Ћтец! ‘корей же сообщите мне вашу волю!
     - …два Я закрою глаза, быть может, через несколько минут,  -  продолжал
„он •уан, - ты поднимешь мое тело, еще не остывшее, и положишь его на  стол,
здесь, посреди  комнаты.  Џотом  погасишь  лампу:  света  звезд  тебе  будет
достаточно. ’ы снимешь с менЯ одежду, и, читаЯ "Ћтче наш" и "Ѓогородицу",  а
в то же времЯ душу свою устремлЯЯ к богу, ты тщательно смочишь  этой  свЯтой
водой мои глаза, губы, всю голову, затем  постепенно  все  части  тела;  но,
дорогой мой сын, могущество божье так безмерно, что не удивлЯйсЯ ничему.
     ‚ этот миг, чувствуЯ  приближение  смерти,  „он  •уан  добавил  ужасным
голосом:
     - ‘мотри не оброни флакона!
     ‡атем он тихо скончалсЯ на руках у сына, проливающего обильные слезы на
ироническое и мертвенно-бледное его лицо.
     Ѓыло около полуночи, когда дон ”илипп Ѓельвидеро положил труп  отца  на
стол. Џоцеловав его грозный лоб и седеющие волосы,  он  погасил  лампу.  Џри
мЯгком  свете  луны,  причудливые  отблески   которой   ложились   на   пол,
благочестивый ”илипп неЯсно различал тело отца, белеющее  в  темноте.  ћноша
смочил полотенце жидкостью и с молитвой, среди глубокого молчаниЯ,  послушно
совершил омовение свЯщенной длЯ него головы. Ћн  Явственно  слышал  какие-то
странные похрустываниЯ,  но  приписывал  их  ветерку,  играющему  верхушками
деревьев. Љогда же он смочил правую руку, то ощутил, как мощно охватила  его
шею молодаЯ и сильнаЯ рука - рука его отца! Ћн испустил раздирающий  крик  и
выпустил флакон, который разбилсЯ. †идкость поднЯлась паром.  ‘бежалась  всЯ
челЯдь замка с канделЯбрами в руках. Љрик поверг их в ужас и изумление,  как
если бы сама вселеннаЯ содрогнулась при трубном звуке ‘трашного суда. ‚ одно
мгновение комната наполнилась народом. ’репещущаЯ от страха  толпа  увидела,
что дои ”илипп лежит без чувств, а его держит могучаЯ рука  отца,  сдавившаЯ
ему шею. Ђ затем присутствующие увидали нечто сверхъестественное:  лицо  „он
•уана было юно и прекрасно, как у ЂнтиноЯ, - черные волосы, блестЯщие глаза,
алый рот; но голова ужасающе  шевелилась,  будучи  не  в  силах  привести  в
движение свЯзанный с нею костЯк. ‘тарый слуга воскликнул:
     - —удо!
     € все испанцы повторили:
     - —удо!
     „оньЯ ќльвира, при  своем  благочестии,  не  могла  допустить  мысли  о
чудесах магии и послала за сан-лукарским аббатом. Љогда  приор  собственными
глазами убедилсЯ в чуде, то, будучи человеком  неглупым,  решил  извлечь  из
него пользу: о чем же и заботитьсЯ аббату, как не об умножении  доходов?  Ћн
тотчас объЯвил, что „он •уан, безусловно, будет причислен к лику  свЯтых,  и
назначил торжественную церемонию  в  монастыре,  которому,  по  его  словам,
отныне предстоЯло именоватьсЯ монастырем свЯтого •уана ‹укарского. Џри  этих
словах покойник скорчил шутовскую гримасу.
     ‚сем известно, до чего испанцы любЯт подобного рода торжества, а потому
нетрудно  поверить  в  то,  какими   религиозными   феериЯми   отпраздновало
сан-лукарское аббатство перенесение тела блаженного „он •уана  Ѓелъвидеро  в
церковь. —ерез несколько дней после смерти знаменитого вельможи из деревни в
деревню  на  пЯтьдесЯт  с  лишком  миль   вокруг   ‘ан-‹укара   стремительно
распространилось известие о чуде его  частичного  воскресениЯ,  и  сразу  же
необыкновенное множество зевак потЯнулось по всем дорогам; они подходили  со
всех сторон, приманиваемые пением "’ебЯ, бога, хвалим" при свете факелов.
     Џостроенное   маврами   изумительное   здание   старинной   мечети    в
сан-лукарском монастыре, своды которой уже три века оглашались именем €исуса
•риста, а не Ђллаха, не  могло  вместить  толпу,  сбежавшуюсЯ  поглЯдеть  на
церемонию. Љак муравьи, собрались идальго в  бархатных  плащах,  вооруженные
своими славными шпагами, и стали вокруг колонн,  ибо  места  не  находилось,
чтобы преклонить колена, которые больше нигде ни пред чем  не  преклонЯлись.
Ћчаровательные  крестьЯнки,  в   коротеньких   расшитых   юбочках,   которые
обрисовывали их заманчивые формы, приходили под руку с седовласыми старцами.
ђЯдом с расфранченными старухами сверкали глазами молодые люди. Ѓыли здесь и
парочки, трепещущие от удовольствиЯ, и  сгорающие  от  любопытства  невесты,
приведенные женихами, и вчерашние новобрачные; дети, боЯзливо  взЯвшиесЯ  за
руки. ‚сЯ эта толпа, привлекающаЯ богатством красок, поражающаЯ контрастами,
убраннаЯ цветами и пестраЯ,  неслышно  двигалась  среди  ночного  безмолвиЯ.
ђаспахнулись широкие церковные двери.  ‡апоздавшие  остались  на  паперти  и
издали, через три открытых портала, смотрели  на  зрелище,  о  котором  лишь
слабое понЯтие дали бы  воздушные  декорации  современных  опер.  ‘вЯтоши  и
грешники, спеша заручитьсЯ милостЯми новоЯвленного  свЯтого,  зажгли  в  его
честь множество свечей но  всей  обширной  церкви  -  корыстные  приношениЯ,
придававшие монументальному зданию волшебный вид. —ернеющие аркады,  колонны
и капители, глубокие ниши часовен, сверкающие золотом и  серебром,  галереи,
мавританскаЯ  резьба,  тончайшие   детали   этих   тонких   узоров   -   все
вырисовывалось благодарЯ чрезвычайному обилию света, - так в пылающем костре
возникают прихотливые фигуры. Ќад этим океаном огней господствовал в глубине
храма золоченый  алтарь,  где  возвышалсЯ  главный  престол,  который  своим
сиЯнием мог поспорить с восходЯщим солнцем.
     ‚ самом деле, сверкание золотых светильников,  серебрЯных  канделЯбров,
хоругвей, свисающих кистей, статуй свЯтых и  приношениЯ  по  обету  бледнело
перед ракою, в которой  положен  был  „он  •уан.  ’ело  безбожника  сверкало
драгоценными камнЯми, цветами, хрусталем,  бриллиантами,  золотом,  перьЯми,
белоснежными, как крыльЯ серафима, и занЯло на престоле  то  место,  которое
отведено   изображению   •риста.   ‚округ   горели   многочисленные   свечи,
распространЯЯ волнами сиЯние. Џочтенный  сан-лукарский  аббат,  облекшись  в
одежды свЯщеннослужителЯ, в митре, изукрашенной дорогими самоцветами, в ризе
и с золотым крестом, восседал,  как  владыка  алтарЯ,  в  царственно  пышном
кресле, среди клира бесстрастных седовласых старцев, одетых в тонкие стихари
и окружавших его, как на картинах свЯтители группами  стоЯт  вокруг  творца.
‘тароста певчих и должностные лица  капитула,  убранные  блестЯщими  знаками
своего  церковного  тщеславиЯ,  двигались  среди  облаков  ладана,   подобно
светилам, свершающим  свой  ход  по  небесному  своду.  Љогда  наступил  час
великого прославлениЯ,  колокола  разбудили  окрестное  эхо,  и  многолюдное
собрание кинуло господу первый клик хвалы, которым начинаетсЯ  "’ебЯ,  бога,
хвалим". ЉакаЯ возвышенность в  этом  клике!  ѓолосам  чистейшим  и  нежным,
голосам женщин, молЯщихсЯ в  экстазе,  мощно  и  величаво  вторили  мужчины.
’ысЯчи громких голосов не мог покрыть орган, как ни гудели его трубы. € лишь
пронзительные ноты, выводимые хором мальчиков, да  плавные  возгласы  первых
басов, вызываЯ прелестные представлениЯ,  напоминаЯ  о  детстве  и  о  силе,
выделЯлись среди восхитительного концерта  голосов  человеческих,  слитых  в
едином чувстве любви:
     - ’ебЯ, бога, хвалим!
     €з собора, где чернели коленопреклоненные  мужские  и  женские  фигуры,
неслось пение, подобное вдруг сверкнувшему в ночи свету, и как будто раскаты
грома нарушали молчание. ѓолоса поднЯлись ввысь вместе  с  облаками  ладана,
набросившими  голубоватое  прозрачное  покрывало  на  фантастические  чудеса
архитектуры. Џовсюду богатство, благоухание, свет и мелодичные звуки!  ‚  то
мгновение, когда музыка любви и признательности вознеслась к  престолу,  „он
•уан, чересчур вежливый, чтобы пренебречь  благодарностью,  чересчур  умный,
чтобы не понЯть этого глумлениЯ, разразилсЯ  в  ответ  ужасающим  хохотом  и
небрежно развалилсЯ в раке. Ќо так как  дьЯвол  внушил  ему  мысль,  что  он
рискует быть принЯтым за самого обыкновенного человека, за одного из свЯтых,
за одного какого-нибудь ЃонифациЯ или  за  Џанталеоне,  он  нарушил  мелодию
воем, к которому присоединилась тысЯча адских голосов.
     ‡емлЯ благословлЯла, небо проклинало.
     „рогнули древние основаниЯ церкви.
     - ’ебЯ, бога, хвалим! - гласило собрание.
     - €дите вы ко всем чертЯм, скоты! ‚се бог да бог!  Carajos  demonios  ,
животные, дурачье вы все, вместе с вашим дрЯхлым богом!
     € вырвалсЯ  поток  проклЯтий,  подобно  пылающей  лаве  при  извержении
‚езувиЯ.
     - Ѓог ‘аваоф!.. ‘аваоф! - воскликнули верующие.
     €спанское ругательство.
     - ‚ы оскорблЯете величие ада! - ответил „он •уан, заскрежетав зубами.
     ‚скоре ожившаЯ рука высунулась из раки  и  жестом,  полным  отчаЯниЯ  и
иронии, пригрозила собравшимсЯ.
     - ‘вЯтой  благословлЯет  нас!  -  сказали  старухи,  дети  и  женихи  с
невестами, люди доверчивые.
     ‚от  как  мы  ошибаемсЯ,  поклонЯЯсь  кому-нибудь.  ‚ыдающийсЯ  человек
глумитсЯ над теми, кто его восхвалЯет, а  иногда  восхвалЯет  тех,  над  кем
глумитсЯ в глубине души.
     Љогда аббат, простершись перед престолом,  пел:  "‘вЯтый  €оанне,  моли
бога о нас!" - до него Явственно донеслось:
     - „урак.
     - —то там происходит? - воскликнул заместитель приора, заметив какое-то
движение в раке.
     - ‘вЯтой беснуетсЯ, - ответил  аббат.  ’огда  ожившаЯ  голова  с  силой
оторвалась от мертвого тела и упала на желтый череп свЯщеннослужителЯ.
     - ‚спомни о донье ќльвире! -  крикнула  голова,  вонзаЯ  зубы  в  череп
аббата.
     ’от  испустил  ужасный  крик,  прервавший  церемонию.   ‘бежались   все
свЯщеннослужители.
     - „урак, вот и говори, что  бог  существует!  -  раздалсЯ  голос  в  ту
минуту, когда аббат, укушенный в мозг, испускал последнее дыхание.

     Џариж, октЯбрь 1830г.
Last-modified: Tue, 25 Feb 2003 15:44:04 GMT
Ћцените этот текст: