орока  верстах от  ’вери,  под
Ѓортеневом, 22 декабрЯ 1317 года.
     ‡аслышав о  подходе тверских ратей,  ћрий  стЯнул  полки  московлЯн и
союзных кнЯзей,  сам,  не слушаЯ воевод, разоставил воев, повелев Љавгадыю
выдвинуть  татарскую конницу  на  левое  крыло,  в  охват  тверичам,  дабы
догонЯть бегущих, отрезаЯ их от ’вери. ЏолагаЯсь на превосходство в силах,
ћрий  надеЯлсЯ истребить и  забрать в  полон всю  Њихайлову рать  вместе с
самим кнЯзем.  Ћт  новгородцев все еще не было никаких вестей,  и  ћрий не
знал о невольном мире, заключенном ими с Њихайлой.
     ѓордЯсь собою,  конем и оружием,  ехал он утром этого днЯ по снежному
полю  и,  любуЯсь,  глЯдел,  как  движутсЯ бесчисленные конные дружины его
войска и  как вдали медленно,  словно бы увЯзаЯ в  снегу,  ползут по скату
холмов  пешие  рЯды  тверичей.   ‚споминаЯ,   как  рубил  бегущих,   он  с
удовольствием предвкушал побоище  и  зудЯщими  ладонЯми уже  как  бы  чуЯл
крепкий замах сабли,  падающей с высоты в удар, и, подобное снопам, мЯгкое
падение в  снег мертвых тел разбегающихсЯ от него тверских пешцев.  Љ нему
подъезжали  кнЯзьЯ,  он  улыбалсЯ,  радостно  встрЯхивал  рыжими  кудрЯми,
выпущенными из-под  шелома на  плечи,  соколиным взором своих голубых глаз
окидывал поле и  холмы и бесчисленную,  шевелЯщуюсЯ повсюду рать,  шагом и
рысью проходЯщие дружины, гонцов, что в снежных вихрЯх проносились по полю
к нему -  вс° к нему! - с донесениЯми от воевод, оборачивалсЯ назад, туда,
где,  едва  видные отсюда,  были раскинуты походные шатры и  ждала ЂгафьЯ,
пожелавшаЯ видеть бой и истребление Њихайловых воев, - и серый зимний день
казалсЯ  ему  солнечным,  и  уже  достигнутою -  победа  над  Њихаилом.  €
проходили полки,  и  проплывали знамена,  и приветно кричали при виде ћриЯ
ратники,  подымаЯ над  головами копьЯ,  горЯча  коней,  -  за  три  месЯца
безнаказанного грабежа все они,  как и  ћрий,  уверовали в легкую победу и
шли сейчас на рысЯх,  убыстрЯЯ и убыстрЯЯ скок,  почти не сомневаЯсь,  что
тверичи при их приближении ударЯт в бег и им придет только колоть и рубить
бегущих.
     Љавгадый столь же не сомневалсЯ в  успехе,  как и  ћрий.  “ ЉавгадыЯ,
впрочем,  на  то  были  достаточные основаниЯ.  …ще  никто из  побежденных
’емучжином племен не разбивал в бою монгольскую конницу. Ћставленные ћрием
длЯ конечного погрома тверичей татары медленно двигались по  снежному полю
к  намеченным рубежам,  берегли коней  к  последнему напуску.  ‘права,  не
видные отсюда,  обходили тверскую рать, проламываЯ редкую поросль кустов и
мелкого березнЯка, суздальские и владимирские полки.
     ћрий остановилсЯ на высоком месте, оглЯдел дружину и стЯг, реющий над
ним в  вышине,  и -  вспоминаЯ далекий детский бой под ђЯзанью -  картинно
взмахнул  воеводским изузоренным шестопером.  ‡адудели  и  запищали дудки,
ударили цимбалы,  поскакали гонцы,  и  передние полки,  с  дружным кликом,
переходЯ с  рыси на  скок,  устремились туда,  где  виднелись плотные рЯды
тверской рати.  ‚се,  что  произошло потом,  было  совсем  непонЯтно ћрию.
Љонный  полк,   натолкнувшись  на  строй  тверичей,   начал,   рассыпаЯсь,
откатывать назад.  ћрий  бросил  на  приступ запасную рать,  и  она  тоже,
ткнувшись в  ощетиненный остриЯми строй пешцев,  откатилась,  терЯЯ людей.
Љрики, ржание коней, треск и лЯзг железа перекатывались по полю. Њчались и
падали в снежных вихрЯх кмети.  ћрий, задумав повторить поступок отца, сам
повел было в  напуск конный полк и  оказалсЯ в каше бегущих,  в круговерти
падающих и взмывающих на дыбы коней,  распЯленных ртов,  отверстых конских
пастей с клочьЯми пены на удилах,  в громе и реве, где уже никакие приказы
были  не  слышны,  и  -  самое  страшное -  он  узрел близко-близко тЯжело
ступающую,  мнущую снег лаптЯми и валенками, надвигающуюсЯ на него, уставЯ
рогатины, тверскую пешую рать.  ‚се же было в  ћрии  что-то  человеческое,
потому как вспомнил он в этот миг свои забавы с безоружными,  белые лица и
вздетые руки тех, кого рубил, потехи ради, на скаку, - вспомнил и увидел в
этих бородатых,  страшных, оскаленных, с острыми ножевыми глазами ликах, в
этих уставленных в душу остриЯх, в этом тЯжко колышущемсЯ, все подминающем
под  себЯ  движении  -  словно  гигантскаЯ  борона  волочилась  по  земле,
вспахиваЯ и  уминаЯ  снег  и  трупы  павших,  -  увидел,  понЯл  и  почуЯл
надвинувшуюсЯ на него и беспощадную месть. Њесть за все его шкоды, за вс°,
что натворили его войска в эти три месЯца безудержного грабежа,  и, понЯв,
почуЯв  это,  уронил  ћрий  в снег вздетую было саблю,  и,  поднЯв на дыбы
скакуна,  поворотил его,  и ринул в безоглЯдный  бег  туда,  к  шатрам,  к
спасению,  -  но  спасениЯ  уже  и там не было:  по полю,  наперерез,  шла
тверскаЯ коннаЯ лава, и ћрий зайцем устремилсЯ прочь от нее. ЏетлЯЯ, путаЯ
следы,  растерЯв чуть не всех своих дружинников, с горстью ратных, собираЯ
по перелескам бегущих кметей,  устремилсЯ ћрий сперва сам не ведаЯ куда, а
затем,  озрЯсь  и  сообразив,  где  он  и  что с ним,  поскакал,  уходЯ от
преследованиЯ,  в Ќовгород.  ’олько там надеЯлсЯ он найти защиту  и  новую
рать длЯ войны.


     Њихаил в  этом сражении опЯть и  вновь положилсЯ на пешцев,  и  вновь
мужики  добыли  ему  победу.  Ћтбив  приступ конницы,  они  пошли  встречу
московлЯн,  прикалываЯ спешенных кметей.  Џолон  не  брали,  у  каждого за
спиною была своЯ сожженнаЯ деревнЯ,  кололи Яро  и  молча,  молча,  сцепив
зубы,  умирали,  падаЯ  в  снег.  Џотому  и  конные лавы  одна  за  другой
разбивались о них и откатывали, редеЯ.
     Џолк,  в  котором были  ‘тепан и  Џтаха „розд с  сыновьЯми,  простоЯл
полднЯ  за  холмом  и  в  дневном сражении не  участвовал.  €здали  к  ним
доносились звуки  боЯ.  Њужики  ждали,  дрогли,  переминаЯсь,  опершись  о
рогатины. †евали хлеб.
     - ’атар у ево нагнано,  беда!  -  говорил кто-то в толпе. - ’атары-ти
свирепы кмети, их ить и не передолить!
     - ‘ Њихайлой передолим!  - отвечали ему, но в бодрой веселости голоса
не  хватало твердости.  ’атары страшили всех.  Ћт  татар  -  уж  так  было
заведено - бежали без боЯ.
     Ђ там накатывало и удалЯлось,  орали, не поймешь: наши ли, московлЯне
- все одно русичи!  Љто-то, протаптываЯ снег, полез было на холм, глЯнуть.
…го враз шуганули:
     - Ќе велено и носа высовывать!
     - ™о тако?
     - Ђ будто и нет нас тута!
     - —удеса!
     - Њихайло-кнЯзь тако  постановил.  „олжно,  нас  к  самой важной сече
берегут!  -  высказал один,  высокий и  до  того  все  молчавший,  мужик в
железном шеломе.  Ќа него поглЯдели с  уважением:  верно уж не к шапошному
разбору такую громаду людей за холмом держать!  €ные сидели на щитах,  кто
тЯгалсЯ за пальцы -  погретьсЯ малость.  €  опЯть жевали хлеб,  и ежились,
охлопываЯ себЯ рукавицами. ‘ерело, день понемногу мерк. ’ам, за холмом, то
замираЯ, то усиливаЯсь, все длилсЯ и грохотал бой.
     - Ђ ну как наших побили?  - высказал один тонкий и неуверенный голос.
- Ђ мы стоим тута и не знаем ничего?
     - ‘опли утри!
     - ‚ портах поглЯнь,  не накладено ль! - дружно, с гоготом, отозвались
сразу многие голоса.  Ќо уж и  слишком дружно,  и  слишком натужно весело.
’ихаЯ неуверенность ползла где-то  сквозь продрогшие,  уставшие от  немого
ожиданиЯ рЯды.  €  тут,  уже  в  сильных сумерках,  на  холме  перед  ними
показалсЯ сам кнЯзь Њихайло на вороном коне. ЉнЯзь сжимал в опущенной руке
темную саблю,  с которой капала в снег свежаЯ человечьЯ кровь. Ћн был один
и, увеличенный тенью, казалсЯ очень большим и даже зловещим. ‡авидЯ кнЯзЯ,
мужики  завставали,  спеша,  пристегиваЯ завЯзки шеломов,  отрЯхиваЯ щиты,
прочнее ухватываЯ рогатины:  <ЉнЯзь,  кнЯзь!  Ћн!> ‘тепан обернул мохнатое
лицо к сЯбрам и сыну,  бросил:  <Њихайла,  сам!> € рЯдом тоже услышали,  и
волнами пошло по рЯдам, а кнЯзь, подскакав к полку, обвел рЯды сумасшедшим
сверкающим взором и  крикнул страшно,  так,  как  только на  ратЯх кричал:
<’атары!> € -  поднЯл саблю.  € замер на миг,  на то краткое мгновение,  в
которое  творитсЯ поражение или  победа  и  пропустить которое  полководцу
значит -  потерЯть бой. € - не упустил, и, еще поднЯв свой железный ратный
зык, грЯнул:
     - ‚ полон -  не брать!  ђезать всех!  € не спеши,  кучей!  - € указал
саблей. € еще выкрикнул: - ‘ Ѓогом!
     €  уже бы  ничего не  сказать было,  ибо,  как шум прорвавшейсЯ воды,
поднЯлсЯ рев полка,  но ничего и не надо было больше. Њужики, издрогшие на
морозе,  что несколько часов только слышали рев и гомон сражениЯ, двинули,
пошли,  опустив и уставЯ рогатины, и шли плотно, пихаЯ плечами друг друга,
древками рогатин задеваЯ по головам передних,  шли сплошным железным ежом,
с хрустом и чавканьем уминаЯ снег, шли длЯ того, чтобы не брать пленных, и
так,  вс° наддаваЯ и наддаваЯ ходче и ходче,  на самом изломе холма, лоб в
лоб, столкнулись с катЯщимсЯ на них валом татарской конницы.
     Њихаил знал,  что  делал,  прЯча полк за  холмом.  ’атары не  поспели
взЯтьсЯ за луки, а сабли - плохое оружие против рогатин, и случилось чудо:
непобедимаЯ татарскаЯ конница  начала  густо  валитьсЯ под  ноги  тверских
мужиков.  •рапели  и  хрипели кони,  визжали татарские богатуры,  взмахами
сабель  перерубавшие древко  копьЯ,  и  падали,  пронзенные рогатинами,  а
мужики шли,  добиваЯ павших,  и  конница покатила назад,  отстреливаЯсь из
луков,  все убыстрЯЯ и  убыстрЯЯ скок,  сама не понимаЯ еще,  что же такое
произошло с нею?  €бо не бежали,  никогда не бежали доднесь на ратЯх воины
великого ’емучжина! ђазве в степных битвах против своих...
     Њихаил с  дружиною трижды врубалсЯ в строй врагов,  и трижды кровавый
след его  кованой рати,  словно нос  лодьи пенистые волны,  разрезал полки
московлЯн.  „митрий рубилсЯ рЯдом с  отцом и  не  посрамил воинской чести,
многажды заслужив свое  прозвище:  ѓрозные  Ћчи.  ‘уздальцы и  владимирцы,
нерасчетливо посланные ћрием в охват,  сами оказались в окружении и начали
сдаватьсЯ и  ударЯть в  бег,  как  только увидели скачущих на  них с  тылу
тверских  дружинников.   Њелкие   кнЯзьЯ   бежали,   почти   не   оказываЯ
сопротивлениЯ.  Ћгромное войско ћриЯ  распадалось,  как  ком  пересушенной
глины,  ибо все они пришли с победителем и к победителю и совсем не гадали
и не хотели разделить участь побежденных.
     Њишук  в  сече  уцелел  чудом  и  ускакал,  потерЯв  поводного  конЯ,
тороченного  нахватанным  добром.  ЉонЯ  было  жаль,  добра  -  не  очень.
ЏродираЯсь сквозь густой ельник,  поминутно оглЯдываЯсь -  не  гонЯт ли за
ним? - Њишук запоздало вспоминал отцовы слова и каЯлсЯ, что грабил, стойно
прочим,  тверских смердов.  <‘воих зорить - ето не дело!> Ќе дело и вышло.
’еперь,  едучи голодный и  усталый,  страшилсЯ он заезжать в  испакощенные
тверские деревин -  убьют!  €  за дело убьют-то!  Ћн был один из немногих,
добравшихсЯ до Њосквы и принесших злую весть о полном разгроме ћриЯ.


     Љороткий зимний день мерк,  и  уже в сереющих сумерках добравшиесЯ до
ћрьевых товаров тверичи зорили и пустошили московский стан. ’олпы тверских
полонЯников с воем и плачем встречали своих. Љидались на шею ратным, там и
тут  женки узнавали то  своего мужика,  то  знакомца из  соседней деревни,
смеЯлись от радости и тут же рыдали над павшими.  Љазну, рухлЯдь, припас и
шатер ћриЯ, вместе с его женой Љончакой-Ђгафьей - все забрали в полон. “же
в  темноте к  Њихаилу подскакал ратник,  повестивший,  что  среди  пленных
оказалсЯ и кнЯжич Ѓорис „анилыч, брат ћриЯ.
     Љавгадый,  увидев  полный  разгром  рати,  приказал бросить  стЯги  и
отступить в свой стан. ’атары ждали приступа и резни, но Њихаил, отобрав у
них весь тверской полон,  распорЯдилсЯ самих татар не трогать, а ЉавгадыЯ,
через вестоношу,  пригласил к себе в ’верь.  ’еперь,  после сражениЯ, надо
было  подумать о  дальнейшем.  “збеку нельзЯ было показывать вражды.  „аже
победоноснаЯ ’верь в одиночку не сумела бы справитьсЯ с Ћрдой. Џотому он и
жену  ћриЯ,   Љончаку,  приказал  держать  честно  и  отвезти  в  ’верь  с
береженьем, не лишаЯ ни служанок, ни рухлЯди, ни драгоценностей.
     “сталый и  опустошенный,  уже в полной темноте,  ехал Њихаил к себе в
стан.  ‚о тьме шевелились войска, вели пленных, гнали захваченных лошадей.
Џроходили  нестройные  толпы  освобожденных полонЯников,  слышалсЯ говор и
женский смех,  молодой,  грудной, счастливый. Џроходили пешие полки и тоже
переговаривали  и  смеЯлись.  Џутаным  частоколом  качались  над  головами
положенные на плеча рогатины и копьЯ.  ‚ телегах везли  стонущих  раненых.
’емные  фигуры  бродили  по полю,  переворачиваЯ мертвецов.  €скали своих,
подбирали раненых,  одирали оружие и одежду с трупов.  € таким малым  было
все это,  и даже сегоднЯшнЯЯ победа, перед тем, страшным и неодолимым, чем
была Ћрда!  € он,  победитель,  должен сейчас будет унижатьсЯ и заискивать
перед разгромленным им же татарским кнЯзем,  в призрачной надежде, что тот
заступит за него,  Њихаила, перед ханом “збеком и не прольетсЯ на ђусь, не
затопит  землю  безжалостнаЯ и неодолимаЯ (пока еще неодолимаЯ!) татарскаЯ
конница.
     ѓорько унижать себЯ перед врагом.  ’ого горше,  когда это  приходитсЯ
делать после победы.  ѓнуть шею там, где гордость велит встать прЯмо... Ќо
за ним стоЯла землЯ, и он знал, что не сможет, никогда не сможет, ежели бы
и захотел,  поступать стойно ћрию,  не думаЯ ни о чем,  кроме себЯ самого.
Љак  никогда раньше  чувствовал Њихаил в  эту  ночь  -  ночь  после  самой
блестЯщей своей  победы  -  бессилие  перед  грЯдущим  и  грозную  поступь
приближающейсЯ к нему беды.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 46

     ‹юдей в  дружбе ли,  ненависти свЯзывает (или разъединЯет) не расчет,
не  выгода,  не  любовь даже,  и  уж  конечно не  признание заслуг другого
человека,  а некое темное чувство, непонЯтное и древнее, схожее с запахом,
по  коему звери находЯт себе подобных,  -  чувство,  что  этот вот <свой>,
<своего> племени,  клана,  вида или  типа людей.  €ли <не свой>,  и  тогда
никакие стремлениЯ превозмочь это  чувство,  помиритьсЯ или  сдружитьсЯ не
достигают цели и  заранее обречены.  Џричем этот <свой> может и  предать и
выдать (а тот, <не свой>, - спасти и помочь), все равно тЯнут к <своим> по
духу,  по нюху, по темному и древнему чутью животного стада. ’ак слагаютсЯ
сообщества по вере и по ремеслу,  так съединЯютсЯ разбойничьи ватаги,  так
находит,  по одному невзначай уроненному слову, <своего> странник-книгочий
в  чужой стране,  среди чужого себе народа.  ’ак,  видимо,  складываютсЯ и
племена,  уже  потом вырабатывающие себе  общий Язык  и  навычаи,  обрЯды,
сказаниЯ, образы чести и славы. Ћбрастают затем дворцами и храмами, творЯт
искусства,  строЯт города...  Ќо когда уходит,  ветшает, менЯетсЯ оно, это
древнее, похожее на запах,  чувство-осЯзание <своих> и <не своих>, - когда
уходит оно, ничто не держит уже, ни храмы, ни вера, ни власть, ни рати, ни
города,  и падает, рассыпает по лику земли, неразличимо растворЯЯсь в иных
племенах,  некогда сильный и могучий народ, и мертвые памЯтники его славы,
словно скорлупу пустых раковин, заносит песок времен.
     Љавгадый сдружилсЯ с  ћрием не  потому,  что ћрий осыпал его золотом,
льстил и  дарил каждодневно.  Ќет!  •отЯ подарки и тешили жадного на добро
татарина,  Љавгадый признал,  почуЯл, унюхал в ћрии своего. ЏонЯл в нем то
же   отсутствие  твердого  нутра,   заместо  коего  колотилось  одно  лишь
распаленное честолюбие,  какое было и  в самом Љавгадые.  €бо Љавгадый был
отступник.  € отступник тройной. Ѓулгарин по матери, он отрексЯ от Языка и
памЯти своего материнского племени,  надругалсЯ над ним, числЯ себЯ чистым
потомком —ингиз-хана.  Љак монгол он отрексЯ от веры предков, легко принЯв
<веру арабов>, ибо иначе ему грозила смерть или лишение богатств и бегство
вон из Ћрды.  Ќе веруЯ Њагомету,  он принЯл его учение, как надевают чужое
платье,  и стал рьЯно преследовать тех,  кому совесть и честь не позволЯли
так легко переметнутьсЯ к иным богам.  € так он стал отступником вторично.
‘торонник и  друг ’охты,  Љавгадый в  грозном розмирье после смерти своего
хана  переметнулсЯ к  “збеку,  предав и  выдав соратников,  что  ждали его
помощи и  верили,  что он приведет им тумен отборной конницы,  предал сына
своего  господина,  и  €льбасмышу пришлось заплатить головой за  доверие к
бывшему другу отца.  €  так,  предательством купив почет и влиЯние в стане
“збека, стал Љавгадый отступником в третий након.
     €  потому  он  обожал  дары:  шелка,  серебро,  рабынь  и  редкостных
пардусов;  и  всего этого,  хоть и хватало до пресыщениЯ,  все было мало и
мало  ему,  ибо  за  утехи мира сего отдал он  главное,  за  тленное добро
подарил бессмертную душу.  €  ненасытимаЯ жажда  точила  и  мучила его  из
нутра,  рождаЯ зависть и  гнев в  его душе,  зависть к тем,  кто не предал
свЯтаЯ свЯтых сердца своего.  ‚прочем,  он и не чуЯл своей зависти, мыслЯ,
что презирает их,  неумелых,  негибких, терЯющих головы там, где, уступив,
можно было получить и жизнь, и жирный кус со стола удачи...
     ћрий прислал Љавгадыю весть, что скачет в Ќовгород собирать ратных, и
Љавгадый,  до того целый день и  ночь бывший в безвестии и страхе,  -  все
мнилось,  что русичи,  эти вот мужики с рогатинами, возьмут и вырежут весь
татарский тумен  и  его  голова  будет  болтатьсЯ,  чернаЯ  от  крови,  на
каком-нибудь   самодельном  копье,   -   Љавгадый,   получив  известие  от
московского кнЯзЯ  и  одновременно зов  Њихайлы ’верского,  тотчас взыграл
сердцем.  Љонечно,  тверской кнЯзь не знает,  как капризна милость “збека,
что хану то  и  дело наушничают кому не лень и  подозрительный “збек может
любого  вдруг  и  враз  лишить  своего  благорасположениЯ...  ‚сего  этого
тверской кнЯзь,  видимо,  не ведал,  и Љавгадый нахрабрилсЯ. ‚здел дорогое
платье,  даренную ћрием шубу,  велел оседлать лучшего конЯ.  ‘о  свитой из
вооруженных  нукеров,   с  четырьмЯ  сотниками  своей  потрепанной  <тьмы>
отправилсЯ он на зов Њихаила в ’верь.
     ѓорода Њихайлова до  того он не видел и,  цокаЯ,  прищелкиваЯ Языком,
жмурЯсь  и  покачиваЯ  головою,   оглЯдывал  мощные  валы,  взметенные  на
недоступную высоту бревенчатые городни из  светлого,  видно  только-только
срубленного,  леса, высокие, с мохнатою опушкою кровель, костры с навесным
боем,  выдвинутые вперед за  линию стен.  …го  встречали сыновьЯ тверского
кнЯзЯ,  высокие красивые мальчики на породистых тонконогих,  с  лебедиными
шеЯми, конЯх, и конЯм этим тотчас позавидовал Љавгадый. (Ђ когда ему позже
подарили такого конЯ,  позавидовал еще больше,  ибо дар сильного не  столь
сладок -  слаще отобрать самому, надругавшись прежде над дарителем. ђазбив
Њихайлу и  захватив ’верь,  он  бы мог сам выбирать себе кнЯжеских коней!)
ЋглЯдел  Љавгадый и  белокаменный,  в  резном  кружеве каменного узорочьЯ,
собор,  поднЯл глаза на  сиЯющий золотом купол;  он  уже знал,  что золота
этого нельзЯ одрать,  что  кровлЯ купола обита медью,  только позолоченной
снаружи, и все-таки позавидовал золотому куполу собора. Ћн въезжал во двор
кнЯжеских  хором,   спешивалсЯ  и   озирал   эту   твердыню  в   твердыне,
двор-крепость,  и высокие, тоже изузоренные терема, и вышки, и стрельницы,
и  смотрильную башенку,  поднЯвшуюсЯ вровень с крестами соборной главы,  и
думал,  сколько тут добра,  рухлЯди,  серебра и сукон и как сладко было бы
ворватьсЯ сюда с окровавленной саблей в руке и глЯдеть, как рубЯт, зорЯт и
волокут добро,  как тащат за косы упирающихсЯ женщин, срываЯ с них дорогие
одежды,  как  пламЯ начинает лизать эти узорные столбы и  расписную украсу
хором...
     …го провели по сукнам, и он оробел несколько, не смог не оробеть, при
виде кнЯзЯ, высокого, с грозным и величавым лицом. Џодумалось вдруг, а что
как Њихайло сейчас взмахнет рукой, и его, ЉавгадыЯ, за шиворот сволокут по
ступенЯм и там,  под крыльцом, прирежут, словно барана или свинью, простым
кухонным ножом? ’аких смертей он уже навидалсЯ вдосталь у себЯ, в ‘арае, и
знал,  как легко нынче терЯют головы кнЯзьЯ-чингизиды. Љто может запретить
тверскому кнЯзю поступить точно так же и с ним?  (’ем паче что оставалсЯ с
ћрием  и  отправилсЯ в  этот  злосчастный поход  Љавгадый  без  приказаниЯ
“збека.) Ќо его не зарезали,  не скинули под лестницу -  хотЯ, быть может,
это  и  было бы  самым разумным деЯнием Њихаила!  …го  провели в  столовую
палату,  чествовали, кормили на серебре и поили винами и медом. € Љавгадый
брал руками жареное мЯсо, ел и рыгал, узкими глазами разглЯдываЯ тверского
кнЯзЯ,  который был  заботлив и  ласков  к  нему,  сам  наливал ему  чары,
передаваЯ их кравчему,  и чествовал и его и сотников татарских, пировавших
вместе с ним. Ђ внизу чествовали, кормили и поили нукеров ЉавгадыЯ, и в те
же часы кормы -  мЯсо, пиво и хлеб - были посланы кнЯзем в татарский стан,
на  прокорм всей Љавгадыевой рати...  Ќет,  ни в  чем не мог упрекнуть или
укорить тверского кнЯзЯ Љавгадый!  € баранина,  и мЯсо молодого жеребенка,
изготовленное нарочито ради татарских гостей,  и дичь, и рыба были отменно
хороши.   •ороши  и  обильны  были  хмельные  питиЯ,  обильны  и  подарки,
полученные  затем  Љавгадыем.  €,  прикладываЯ  руки  к  сердцу,  Љавгадый
наклонЯл голову,  улыбалсЯ,  совсем в щелки сощуриваЯ свои узкие глаза под
припухшими нависшими надглазьЯми,  и  уверЯл кнЯзЯ,  что в поход они вышли
без  слова  царева  и  он,  Љавгадый,  виноват,  но  загладит  свою  вину,
похлопочет за него,  Њихаила,  перед ханом,  чтобы “збек не рассердилсЯ на
тверского кнЯзЯ за разгром татар и  не прислал сюда своих грозных туменов,
своих непобедимых степных батыров,  которые покорили три  четверти мира  и
могли бы покорить всю землю до последнего морЯ. € Љавгадый, качаЯ головой,
повторЯл по-мунгальски слова старинных песен,  петых еще  при —ингиз-хане,
изредка остро и кратко взглЯдываЯ и проверЯЯ - так ли его слушает тверской
кнЯзь?  ЏонЯл ли он?  “страшилсЯ ли?  ‘овсем не хотел Љавгадый,  чтобы его
вытащили  нежданно  из-за  стола  и,   проволокши  по  сенЯм,   бросили  с
перерезанным горлом под крыльцо, на снедь псам.
     €  хвастаЯ,  льстЯ и  пьЯнеЯ,  Љавгадый все  больше и  больше начинал
ненавидеть тверского великого кнЯзЯ,  ибо понЯл по духу,  по запаху понЯл,
почуЯл,  что  этот кнЯзь чужой ему,  что  в  нем присутствует то  твердое,
несгибаемое,  чего нет в нем, Љавгадые, и нет в ћрии, что у этого высокого
и сильного, с тЯжким взором, урусутского коназа есть, верно, такие мысли и
такие  убеждениЯ,  за  которые он  будет дратьсЯ и,  если  нужно,  положит
голову, но не отступит от них. Ђ это было как ржа, как болезнь, ибо в душе
ЉавгадыЯ на  месте этом  зиЯла пустота.  €  Љавгадый возненавидел Њихаила,
возненавидел  пуще  ћриЯ,  ибо,  в  отличие  от  ћриЯ,  почуЯл  величие  в
супротивнике,  величие и  гордость врага  своего,  почуЯл  то,  чего  ћрий
Њосковский в Њихаиле не понимал и не чуЯл совсем.
     “пившегосЯ ЉавгадыЯ под руки вели в  изложницу,  а  он все продолжал,
качаЯсь и  прикладываЯ руки к сердцу,  попеременно то стращать,  то молить
Њихаила  о  защите  перед  “збеком,  ибо  он-де  боитсЯ  теперь  опалы  за
самовольный поход на ’верь...  € молЯ,  и льстЯ,  и пугаЯ кнЯзЯ,  Љавгадый
цеплЯлсЯ за  руки Њихаила,  тЯжело обвисаЯ на  плечах служителей,  тЯнул к
нему жирные пальцы в кольцах золота,  и все заглЯдывал не то кошачьим,  не
то  лукаво-старушечьим взглЯдом снизу  вверх в  лицо  тверского кнЯзЯ,  и,
льстЯ и ненавидЯ,  все думал: а не зарежут ли его теперь в спальне вот эти
дюжие  служители?  €бо  самому  Љавгадыю неистово хотелось сейчас погубить
Њихаила,  только о  том уже и  мыслил он,  засыпаЯ на  роскошном кнЯжеском
ложе,  и утром, пробудЯсь, уже почти знал, удумав во сне, что он длЯ этого
совершит.


     Њихаил,  проводив наконец ЉавгадыЯ,  поднЯлсЯ к  себе и  прежде всего
вымыл руки и  лицо.  Љазалось,  что-то  нечистое пристало к  нему во времЯ
пира.  ’олько потом он  позволил себе тронуть за плечо Ђнну и  огладить по
голове малыша ‚асилиЯ.  ЉнЯзь не был брезглив,  почасту ел и  пил в дымных
избах смердов, куда более грЯзных, чем этот разрЯженный татарский кнЯзь, и
все же у него осталось до тошноты доходЯщее ощущение нечистоты. Ћн тоже по
духу почуЯл в  Љавгадые нечто до  того чуждое и  неслиЯнное с  ним  самим,
нечто до того пакостное, что спешил омытьсЯ, будто это мерзкое и страшное,
проглЯнувшее в соратнике ћриЯ, можно было смыть простою водой.
     “  Њихаила от меду и вина тоже слегка кружилась голова и была,  сверх
того,  общаЯ,  почти  безнадежнаЯ усталость.  Ћн  усадил „митриЯ,  ‘ашка и
Љонстантина с  собою за стол,  выслал слуг.  Ђнну попросил присесть рЯдом.
Њладший сын и дочь уже спали.
     - ‚асилиЯ посадим в Љашине!  - сказал Њихаил усталым и тихим голосом.
- Ђ  ты,  ЉостЯнтин,  возьмешь пока „орогобуж.  ’верь пусть будет вам всем
нераздельно.  ’ы,  „митрий,  никогда не  спеши...  -  Ћн  хотел еще что-то
сказать,  но  замолк и  прикрыл глаза.  ‡аметны стали  морщины на  висках,
набрЯкшие вены тЯжелых рук и  темные мешки подглазий.  Ђнна вдруг ткнулась
лбом ему в плечо и беззвучно заплакала,  вздрагиваЯ всем телом.  „митрий с
Ђлександром переглЯнулись.
     - ’ЯтЯ,  мы  от  тебЯ не отступим!  -  сказал „митрий сурово.  Њихаил
кивнул, отмолвил шепотом:
     - ‡наю. Ќе погибнуть бы только и вам, дети, вместе со мной!
     - Ќеправда!   -   вдруг  высоким  голосом  выкрикнула  Ђнна,   поднЯв
горЯчечный взор,  и сжатыми кулаками ударила себЯ по коленЯм.  - Ќеправда!
‚се тверичи за тебЯ встанут! Ќеправда! Ќеправда!
     - “спокойсЯ,  жена!  -  сказал,  усмехнувшись через  силу,  Њихаил  и
привлек Ђнну к себе.  ‘ыновьЯ враз опустили очи.  ‘идели строгие, высокие,
готовые  по   его  зову  взЯтьсЯ  за  мечи,   такие  еще  щенЯчьи  юные  и
простодушные!
     - Ќе  верю  Я  Љавгадыю!  -  выговорил  Њихаил,  подымаЯсь  с  лавки.
Џомедлил,  добавил: - € он не верит мне... - €, шатнувшись, тотчас готовно
поддержанный с двух сторон сыновьЯми, пошел вон из покоЯ.


     Ќачались  томительные пересылки и  переговоры,  затЯнувшиесЯ на  весь
Январь и февраль.  Ќовгородцы собирали рать, но медлили. Ќизовские кнЯзьЯ,
после  разгрома  под  Ѓортеневом,  готовы  были  перекинутьсЯ  на  сторону
Њихаила, но все и вс° ждало ханского решениЯ. Ѓыла и такаЯ мечта у многих,
что “збек,  убедЯсь в силе и значении Њихаила на ђуси,  вернет ему великое
кнЯжение.  €  только  Љавгадый  с  ћрием,  деЯтельно и  бесстыдно хлопоча,
добивались своего.
     Љавгадый потребовал допустить его  к  Љончаке,  и  Њихаил  не  посмел
отказать ему. €знывавшаЯ от бездельЯ, скуки и одиночества, пленнаЯ кнЯгинЯ
надменно и капризно принимала ЉавгадыЯ,  который садилсЯ на подушки,  весь
расплываЯсь в улыбках,  гнулсЯ  и  лопотал  по-своему,  а  ханскаЯ  сестра
бросала  ему слово-два,  узила глаза,  а то кричала,  называЯ предателем и
трусом,  требуЯ,  чтобы Љавгадый тотчас повестил хану,  освободил  ее  или
привез  к  ней  ее  ненаглЯдного  алтын коназа,  - чтобы хоть так развеЯть
тоску.  Љавгадый уходил,  и ЂгафьЯ-Љончака била по щекам девок,  а  затем,
упорно  и  зло  глЯдЯ на образ,  молилась новому своему богу,  не понимаЯ,
почему он не может тотчас и сразу помочь ей покинуть ’верь.
     Ѓратьев  ћриЯ,   Ѓориса  с  Ђфанасием,  Њихаил  принЯл  у  себЯ,  был
гостеприимен,  но  холоден.  Ѓорису  слегка попенЯл,  и  московский кнЯжич
померк и потупил взор -  давно был в могиле Ђлександр, с которым... Ђх, да
и что вспоминать!  Ђфанасий глЯдел испуганно и страдальчески, он не ведал,
зачем и  к  чему это все:  война и трупы,  и плен,  и равно боЯлсЯ Њихайлы
’верского и своего старшего брата...
     Ђ  из  Ћрды  все  не  приходило Ясных  вестей.  €  тЯжелее всего было
понимать Њихаилу,  что  “збек  сейчас  сам  не  знает,  что  сделать,  что
предпочесть.  ‘о  всех сторон ему  наушничают те  и  другие,  а  он,  этот
красивый юноша,  влюбленный в Ђллаха и не понимающий людей, только слушает
и  попеременно склонЯетсЯ то  к  одному,  то к  другому мнению,  и  от его
безвольно колеблющихсЯ решений гибнут жизни,  падают головы людей,  -  как
всегда в таких случаЯх лучших,  а не худших, - и страшно качаетсЯ на весах
судьбы участь ‚еликой ђуси.


     ‚есеннЯЯ распута прервала боевые действиЯ.  ђати застрЯли,  пережидаЯ
бездорожье,  и  синЯЯ  ‚олга,  с  шорохом и  хрустом ломаЯ лед,  на  времЯ
проложила   непроходный  рубеж   между   Ќовгородом   и   ’верью.   Ћднако
вырабатывались условиЯ мира и стало известно что кнЯзь Њихайло на сей  раз
намерен уступить.  Џригодилось торопить событиЯ. ’ем паче что Љавгадый уже
заручилсЯ согласием ћриЯ на все,  что произойдет и что может  произойти  в
’вери.  Њосковский кнЯзь заранее прощал Љавгадыю любое преступление,  лишь
бы оно оборотилось во вред Њихайлу.  Љ марту Љавгадый с ћрием узнали,  что
переменчивый  “збек,  устрашась  возможной  резни,  почти порешил простить
Њихаила.  Ђ значит,  стало возможно опасатьсЯ возвращениЯ тверскому  квЯзю
великокнЯжеского Ярлыка...
     ...ќто  было теплым весенним днем,  когда так чист воздух над ’верью,
когда пахнет свежестью волжской воды,  птицы реют,  ширЯЯсь,  в  воздушных
струЯх  вокруг глав  собора и  дотаивают в  глубине дворов остатки зимнего
льда. ЂгафьЯ-Љончака уснула после прогулки по кнЯжескому саду, а Љавгадый,
пришедший ее навестить,  не ушел сразу,  а вызвал из покоЯ на сени одну из
двух ближних служанок Ђгафьи - ”атиму, сказав, что хочет ей передать весть
длЯ ее госпожи от кнЯзЯ ћриЯ.
     Љавгадый недаром  долго  присматривалсЯ к  двум  приближенным рабынЯм
Љончаки и недаром выбрал из двух эту, ”атиму, не такую робкую и преданную,
как  втораЯ,  ‡ухра  (та  была  совсем  под  башмаком Ђгафьи-Љончаки и  не
дерзнула бы  даже  помыслить чего-нибудь  худого противу великой кнЯгини).
”атима была посмелее,  да и бойчей. Ћна уже немного понимала русскую речь,
когда и обижалась на побои нравной Љончаки, любила драгоценности. ‚одились
за  ней и  другие грешки,  о  коих Љавгадый заботливо вызнал.  €  Љавгадый
понЯл: если сделает, то только она!
     ‘ейчас Љавгадый  стоЯл  перед  нею,   большой,   толстый,   усмехаЯсь
по-бабьи,  лукаво  и сладострастно оглЯдываЯ девушку.  ‚друг он грубо и со
страшною силой ухватил ”атиму за предплечьЯ,  придвинул к себе и,  оскалив
пасть, проговорил:
     - ‡наю про тебЯ все! ‡арежу! •ан повелел!
     - ‡а  что?!  -  обвисаЯ в  его руках и  бледнеЯ,  проговорила ”атима.
епотом,  медленно и  раздельно,  Љавгадый перечислил:  и  про  украденный
браслет, и про сахар, и про встречи с урусутским воином.
     - ‹юбовь?  Ќаушничаешь урусутскому кнЯзю!  ‡а  это...  -  он  показал
ребром ладони по горлу. „евушка, не отрываЯ от ЉавгадыЯ испуганного взора,
только трЯсла головой:
     - Ќет, нет, нет!
     - „а! - жестко сказал Љавгадый. - ’ебе или мне, кнЯзю, поверит “збек?
’воЯ  госпожа  перваЯ  повелит  тебЯ  удавить,  когда  вернемсЯ туда,  вот
увидишь!
     „евушка дрожала всЯ  с  головы  до  ног  и  уже  не  понимала ничего.
‡вериный оскал  ЉавгадыЯ,  эти  страшные тугие складки щек  и  его  тЯжкое
дыхание сводили ”атиму с ума.  ‚ первый миг,  когда Љавгадый схватил ее за
плечи,  она думала, он хочет ее саму, и приготовилась к отпору. ’еперь она
готова была бы поступитьсЯ всем - телом, честью - лишь бы сохранить жизнь.
     - ‹адно,  Я не злой!  -  сказал Љавгадый,  помедлив,  и вдруг, снЯв с
пальца золотой  перстень  с большим изумрудом,  вдавил его в полную ладонь
девушки: - Ќа,  возьми!  € этот вот порошок! Ѓудешь давать госпоже в меду.
Џонемногу.  Ќе сейчас,  потом.  ’огда она начнет забывать.  Ќе  бойсЯ,  не
умрет, только забудет. …й многое надо забыть. ’ак хочет коназ ћрий. € тебе
будет хорошо.  Ќо смотри!  ЋслушаешьсЯ,  скажешь - умрешь.  ’рудно умрешь,
долго. Њожет, кожу с тебЯ снимут, с живой, так и знай!
     ”атима  сжимала  черную  коробочку с  порошком  в  трЯсущейсЯ руке  и
ослепленно глЯдела на страшного кнЯзЯ,  друга коназа ћриЯ,  не понимаЯ, не
верЯ и  уже не  имеЯ сил ни  швырнуть порошок в  лицо ему,  ни  побежать к
госпоже - да и поверЯт ли ей?
     ‚ечером она,  замираЯ и холодеЯ от страха,  лизнула крохотную щепотку
горького красновато-бурого порошка и,  закрыв глаза,  стала  ждать смерти.
Ќичего,  однако,  не произошло.  <Ѓытъ может,  и верно?  ’олько забудет...
‡ачем ему... € коназу ћрию тоже!> Ќа беду свою, она не знала, что страшный
тибетский Яд,  врученный ей,  действует медленно и  убивает не  с  первого
разу,  а  только  после  нескольких приемов и,  к  тому  же,  разбавленный
действует сильнее, чем в сухом виде.


     ‚олга входила в  свои берега.  Ќовгородские полки подошли к  бродам и
остановились.  Њихайлова рать уже ждала их  на правом берегу.  Ќападать не
думали ни те, ни другие, это был, скорее, показ сил. Ќовгород давал понЯть
кнЯзю,  что  уже  оправилсЯ от  предыдущих погромов  и  готов  сразитьсЯ с
тверскою  ратью,  а  Њихаил  ЯвлЯл  Ќовгороду твердость и  намерение вести
переговоры,  не очень унижаЯ себЯ.  Ћднако на деле силы были очень и очень
неравны.  €з  Ћрды вести вновь доходили недобрые,  Њихаилу грозил вызов на
суд к “збеку, сверх того, ЂгафьЯ-Љончака заболела, маЯлась животом, верно,
как полагал лекарь,  объелась солеными грибами.  €  не  дай Ѓог,  ежели ей
станет хуже в ’вери!
     Ћн уступал новгородцам все,  завоеванное годами трудов и крови.  ђвал
грамоты,  подписанные Ќовгородом после поражений, признавал старые рубежи,
давал  путь  чист  торговому  гостю  и   послам  новгородской  республики.
Џропускал хлебные обозы из ЋпольЯ в Ќовгород,  признавал рЯд,  заключенный
новгородцами с покойным кнЯзем Ђндреем,  а с тем и суд,  и печать ‚еликого
Ќовгорода, отпускал всех задержанных на рати новгородских боЯр, давал путь
ћрию и выпускал без выкупа его жену и братьев...
     Ђгафье меж тем становилось хуже и  хуже.  Ћна умерла,  не дождав двух
дней до приезда ћрьевых послов.  Ђ  в день приезда москвичей произошло еще
одно,  почти  не  замеченное в  общей  суматохе,  несчастье.  “давилась на
шелковом шнурке, привЯзаном к оконнице, одна из двух ближних рабынь Ђгафьи
- ”атима.
     “сопшую кнЯгиню повезли хоронить в ђостов. € тотчас поползли зловещие
слухи,  что Ђгафью-Љончаку отравили по кнЯж-Њихайлову наущению.  ‘лухи эти
как-то очень скоро, подозрительно скоро, достигли Ћрды.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 47

     € это было крушение.  Њихаил почти угадал,  что Љончаку отравили,  но
кто?  €  как?  Ћн  мог  и  на  ћриЯ подумать (ћрий все  мог и  на  все был
способен),  но где был ћрий и где была Љончака? ‘ пристрастием допрашивали
поваров,  слуг,  холопов и  холопок.  Ќикто ничего не  знал  не  ведал.  Ђ
Љончака,  сестра хана “збека,  меж тем умерла, и умерла у него, Њихаила, в
плену, в ’вери.
     - ‚едь умирают и не от Яда! - кричала Ђнна. - Њало ли болестей таких:
схватит - и нет человека! Џуще того, когда кто животом сЯ мает!
     Њихаил,  подрагиваЯ лицом,  дожидал, когда кнЯгинЯ стихнет, спрашивал
негромко:
     - ’ы-то хоть веришь, что не Я ее отравил?
     Ђнна валилась ничью на постель, зачинала плакать.
     Њихаил думал,  прикидывал так  и  эдак.  ‚ызова в  Ћрду и  суда перед
“збеком теперь было не миновать,  и чем кончитсЯ этот суд - об этом даже и
думать не  хотелось.  Џока он послал в  Ћрду младшего из взрослых сыновей,
Љонстантина,  по  молчаливому и  строгому решению  всей  семьи.  „митриЯ с
Ђлександром сама Ђнна не хотела отпускать,  да и  боЯре настаивали,  чтобы
старшие сыновьЯ Њихаила остались дома.  Ћт “збека ждали всего,  и  послать
младшего казалось пока даже и безопаснее.
     ћрий тем часом хлопотал вовсю,  по совету ЉавгадыЯ собираЯ жалобщиков
и лжесвидетелей противу Њихаила где только можно. Ћн уговорил новгородцев,
- которые,  получив все,  за что бились,  уперлись было, - стращаЯ их тем,
что  отречение Њихаила  притворно и  надобно  добивать  его  до  конца,  и
заставил их  послать  целое  большое  посольство с  исчислением Њихаиловых
грехов, собирал всех низовских кнЯзей, обиженных Њихаилом боЯр, утесненных
купцов, не брезгуЯ ничем и никем. Џодымались обвинениЯ в союзе с литовским
кнЯзем ѓедимином,  Якобы  противу Ћрды  направленном,  в  утайке ордынской
дани,  в  розмирьЯх и  непокорствах.  ‚сюду,  где  жадные послы из  <новых
людей>,  окруживших “збека, слишком насильничали и обирали города, вызываЯ
возмущениЯ  горожан,  всюду  теперь  виновен  в  смутах  оказывалсЯ Њихаил
џрославич. €з-за него (и только из-за него!) и сам ћрий задерживал выплату
ордынской дани.  €  среди всех  этих  обвинений стоЯло главное -  убийство
сестры “збека,  Ђгафьи.  ‘амое нелепое,  ибо кто дерзнул бы назвать тайным
отравителем  женщин   тверского  кнЯзЯ?   €   самое   основательное,   ибо
ЂгафьЯ-Љончака умерла-таки в тверском плену.
     ‘тоЯло лето.  Љосили, поглЯдываЯ на небо, и косьба ни лежала к рукам.
Џоставив стог,  тут же представлЯли себе, как по зиме, с приходом татарвы,
займетсЯ он  Ярким полымем,  обращаЯ на ничто труды селЯнина.  €  потому и
работалось нынче с каким-то озлоблением,  без радости,  без того светлого,
вековечного и высокого чувства, с коим выходит на покос русский человек. €
бабы ворошили сено нонече в  ежеденном,  не в праздничном,  как всегда,  и
мужики,  вздымаЯ виловатою рассохой беремЯ сена на стог, не переговаривали
весело,  а  мертво  молчали или,  напротив,  взрывались неподобною бранью,
почасту приправлЯЯ работу соленым словом -  в Ѓога и в мать. € бабы, слыша
охальное,  только тверже поджимали губы да супились, не унимаЯ Яро и молча
ворочавших  работу  мужиков.  ‚досталь  разореннаЯ  ћрием  тверскаЯ  землЯ
готовилась к новому раззору,  и уже мыслили:  где и как зарывать хлеб, где
отрыть загодЯ землЯнки в  лесу,  куда  угонЯть скот -  ежели что.  ‘тарики
вспоминали „юденеву рать,  терпеливо и долго молились -  пронес бы ѓосподь
беду!  € Њихаил, проезжаЯ деревнЯми, ловил молчаливые ждущие взглЯды, чуЯл
кожей мольбу земли содеЯть что-нибудь,  не попустить,  оберечь от гибели и
погрома.
     Љак-то  после  очередной думы  он  удержал  старого  своего  боЯрина,
Ђлександра Њарковича. „авеча толковали о новгородцах, и Њихаилу захотелось
вдосталь  дотолковать о  делах  днешних  и  давешних со  своим  бессменным
послом.  ‚спомнил Њихаил и  решилсЯ спросить вновь о  том,  о чем когда-то
повестил ему Ђлександр Њаркович,  воротЯсь из Ќовгорода вместе с  покойным
Ѓороздиным.  (‘тарый воевода умер два года тому назад,  и место его в думе
заступил сын его, ’имофей Ѓороздин.)
     Ђлександр  Њаркович  с  горечью  оглЯдывал своего  кнЯзЯ,  непривычно
тихого  и  смиренного в  этот  вечерний  час,  когда  летние  сумерки  уже
наполнили кнЯжую горницу,  но еще не зажигали огнЯ, и потому лицо Њихаила,
одетое тенью,  казалось голубовато-бледным,  словно бы  даже  прозрачным в
затухающих струЯх заката.
     - џ хочу понЯть!  -  сказал, пошевелЯсь, Њихаил. - ‡акамское серебро?
Љорысть?  ’орговые пошлины?  ‡емли?  ‘оль?  Ќо ведь жизнь -  дороже соли и
серебра,  а отдают жизни,  и -  за разом раз,  вновь и вновь!  ’ы был там!
’олковал с  ними!  ЋбъЯсни!  €ли  они  не  знают,  что пропадет ђусь и  им
пропасти тою  ж  порой?  —то  распадись землЯ на  уделы,  и  вороги тотчас
одолеют нас  поодинке,  а  там сотрут даже и  имЯ наше со  скрижалей сущих
Языков земли?  —то их серебром хранима ђусь до часу и сами они хранимы? Ќе
им ли,  что ни год,  приходит отбивать то свею,  то ордынских рыцарей,  то
датских немцев? € хватит ли им сил без великого кнЯзЯ владимирского?
     - џ баЯл со смердами и с изографом одним на ‘лавне.  „ак вот,  кнЯже,
прошаешь - отвечу! - произнес, подумав, Ђлександр Њаркович и сам поежилсЯ:
не  хотелось  гневить,  печалить ли  кнЯзЯ  своего,  и  любил  он  Њихайлу
џрославича...  Ђ  сказать,  верно,  нать было правду.  -  Џонимают они,  -
осторожно начал боЯрин,  -  и  про власть,  и  про угрозу немецкую,  и про
‚еликую ђусь...  ’олько иное у  их...  Љак  бы  сказать-то!  ђевнуют они о
свободе,  и  не просто свободе от власти кнЯжеской,  -  о духовной свободе
своей!  € страшит их - под властию кесарЯ альбо кнЯзЯ - человека умаление.
Џри всЯкой власти вышней,  толкуют, всема надо в едину стать, в един норов
и навычай,  ну,  а там - не гневи, кнЯже, - ты умрешь, кто-ста будет после
тебЯ?  ’ам сын ли,  внук,  а  придет самоуправец какой и  всех пригнет,  и
уничижение  настанет  людЯм,   духу  -   растление  от  тЯготы  властителЯ
недостойного...
     - € потому берут себе ћриЯ?! - гневно прервал Њихаил.
     - „ак ћрий что ж,  он не опасен им пока што...  -  Ђлександр Њаркович
умолк,  потерЯвшись,  и  Њихаил,  заметЯ это и  устыдЯсь невольной вспышки
своей, подторопил его баЯть далее.
     - “маление души,  говоришь?  Ђндрей Љлимович перед  смертью об  одном
думал - сразитьсЯ со мной!
     - € это тоже, кнЯже, от гордости души! - возразил боЯрин.
     - Њыслишь?  -  с сомнением отозвалсЯ кнЯзь. - Љак же нужно тогда, что
же надобно? Љак и чем совокупить инако русский Язык?!
     - Џо завету •риста... - осторожно отозвалсЯ Ђлександр Њаркович.
     - ‹юбовью!  - сказал Њихаил и усмехнулсЯ горестно: - Ђ с кнЯзем ћрием
как? ‘ ним тоже любовью?
     - Њыслю,  иного пути нет, - раздумчиво вымолвил Ђлександр Њаркович, -
хоша с ћрием...  € с ћрием тоже!  ‚едь и не пытали мы, о сю пору все силой
вершили.
     - —то ж  мне,  до  хана “збека поехать к  ћрию на  поклон?  -  мрачно
спросил Њихаил.
     - Љак мочно! - возразил испуганно боЯрин. - „а и не выпустит он тебЯ!
ЊенЯ хоть пошли...
     ‘умерки совсем сгустились,  и  лицо  кнЯзЯ  смутно белело в  темноте.
Њихаил  долго-долго  молчал,   потом  тЯжко  поежилсЯ.   ‘крипнуло  резн