 и напрЯгать
весь  свой  разум,  дабы  не  потерЯть уважение сына...  Џородистые бараны
больше занимали его, чем кнЯзь Љонстантин! Ќо ведь не скажешь же сыну, что
ради баранов он, ЃЯконт, допустил, чтобы зарезали человека...
     ‘ердито прихлопнув дверь покоЯ - не хватало еще, чтобы слуги услышали
все,  что будет баЯть сын (<Ќаказание господне!  > - как порою, в сердцах,
начинал звать  он  своего  первенца),  -  ЃЯконт  опустилсЯ на  ременчатый
раскладной стул,  всем  видом  стараЯсь  показать  Ђлферию,  что  лишь  по
великому терпению родительскому бросил он многоразличные дела свои и сидит
тут,  в  тесной тесовой горнице,  где  душновато пахнет книгами,  кожею  и
сукном,  вместо того чтобы принимать и рассылать гонцов, сочинЯть грамоты,
сторожить дворского или скакать куда-нибудь на Џахру,  разбирать и  судить
очередные крестьЯнские споры в одной из своих волостей.
     - џ сказал уже тебе,  сынок,  ЉнЯзеву волю судит Ѓог!  ’амо, в горнем
мире, и суд и расплата за все! Њы же токмо слуги господина своего...
     - ‡ачем мы вообще сюда приехали,  отец?  - спросил …левферий, подымаЯ
на  отца  мокрые  от  слез,  неумолимые глаза.  ЃЯконт  споткнулсЯ и  стал
медленно заливатьсЯ темно-коричневою краскою.
     - ‡ачем приехали?!  ‡ачем?!  ’ы  рожден тут!  -  выкрикнул,  вскипев,
”едор.
     - ‡ачем тогда вы с матерью приехали сюда, отец? - неотступно повторил
вопрошание  Ђлферий,   жгучим  взглЯдом  своих   прозрачно-струистых  очей
вперЯЯсь в  рассерженные глаза отца.  ”едор вздернул бородой,  не выдержав
пронзительности сыновьего взора, хрипло, уступаЯ отмолвил:
     - Њы  „аниле  ‹ексанычу приехали служить...  …го  роду!  •уд  ли  был
покойный московский кнЯзь?  ‚зглЯни и помысли! - возвысил он голос, строго
глЯдЯ на сына.  - ‘ела обихожены; люди сыты; ни татьбы, ни раззору по всей
волости;  кажен год порЯдок в торгу,  купцы не нахвалЯт; мастеры удоволены
во  всЯком реместве своем:  и градодели,  и по серебру,  и по кожам,  и по
ценинному делу, и по письму иконному, тимовники, портны мастеры, бронники,
щитники,  кузнецы  -  идут  и  идут,  целы  улицы под кремником настроены!
Њонастырь  поглЯди!  ‘лова  ‘ерапионовы  ч°л   ли?   ЉнЯзь   „анилово   то
рачительство!  Ђ  легко  ли  было  ему?  Њежду  „митрием,  да Ђндреем,  да
Ќовгородом круто было  поворачиватьсЯ  нать!  €  войны  утишал,  и  съезды
устроЯл,  в  ону  пору  не  дал  разорить  ЏереЯславль  Ђндрею,  в друго -
остановил „митриЯ...  ђЯзанского  кнЯзЯ,  покойного  Љонстантина,  хошь  и
полоненного,  держал в чести и...  не убил бы никогда!  Њихайле ’верскому,
нынешнему кнЯзю великому,  был другом. Ђ ЏереЯславль получил! € теперь вот
ћрию  приходит  отказатьсЯ.  •оть  и  стоЯт  наши  там.  ‘  Њожайском  тож
подготовил „анил,  батюшка,  нипочем бы таково-то легко ћрию самому-то  не
совладать!  Ќарод любил его,  прЯмо-таки сказать, обожали кнЯзЯ свово! ‚от
кому служили мы!  - задохнувшись,  ”едор примолк,  ожидаЯ,  что  сын  хоть
перемолчит,  но  Ђлферий  -  будто только и ждал перерыва речи отцовой - с
тихим упорством возразил:
     - џ все это знаю, отец. Ќо ћрий?
     - Љроме ћриЯ ость и другие! - вновь взорвалсЯ отец.
     - Ћтъехали в  ’верь!  -  перебил сын,  тоже возвышаЯ детский звенЯщий
голос.
     - Ќе все!  -  ЃЯконт забыл уже, что перед ним двенадцатилетний отрок,
коему и приказать умолкнуть мочно.  - ’вой крестный не уехал! ћрий тоже не
вечен,  придет и пройдет!  „нЯ и часа не вем...  ‚ечен только Ѓог,  только
духовное! (ќтого, поди, и не следовало баЯть, подумал он, но уже вырвалось
- не воротишь.)
     - Ќо как же сделать,  чтобы доброе не умирало вместе с добрым кнЯзем?
- спросил Ђлферий,  просительно глЯдЯ на отца.  -  Ђ коли так-то... ‡а что
тогда держатисЯ нам?
     - Њолись!  -  сердито возразил,  нахохлЯсь, ЃЯконт. - ‚ера... Џравила
церковные...
     - Ђ длЯ ћриЯ есть вера? Ћн ведь убийца!
     - Њолчи  о  том!  -  с  болью  выкрикнул ”едор.  -  „уховной властью,
токмо...  токмо ею судЯт кнЯзей!  џко же патриарх во граде Љонстантиновой,
тако у нас митрополит...
     - Ђ митрополита нет, поэтому ћрию некому и указать? „а, батЯ?
     ”едор вдруг сник,  почувствовав с  жарким стыдом,  как обрадовала его
эта невольнаЯ подсказка сына, пробормотал, утупив очи долу:
     - „олжно,  так, сынок... - Џомолчав, - теперь уже, когда сын одолел в
споре, ”едору больше не хотелось лукавить, - помолчав, осторожно прибавил:
- Џравда,  не всЯкий и  митрополит возможет воспретить кнЯзю...  ‚  жизни,
сынок, и от добра может проистечь зло... Љоломна ить вот всем нужна...
     - Љто же тогда может воспретить зло? - потерЯнно спросил Ђлферий.
     - ’окмо духовнаЯ власть... ЉотораЯ сама не ищет земной корысти, токмо
так!  -  отмолвил ЃЯконт с  усталой неуверенностью в голосе.  ‘кажи сейчас
сын,  что ”едор лукавит перед ним,  и  не  знай,  что и  ответить тогда...
Џеремолчали.
     - Ђ  мы не уедем,  батЯ?  -  спросил Ђлферий,  с  прозрачною тревогою
заглЯдываЯ в очи отца.
     - Ќе уедем, сынок.
     Ђлферий кивнул и опустил голову.
     - ’ы  прости  менЯ,  батЯ,  -  прошептал он  спустЯ  несколько долгих
мгновений, - Я ведь понимаю... Ђ только... ѓде же правда тогда?
     - Њолись!  - ответил отец и повторил глуше и тише: - Њолись. Џравда у
ѓоспода! ‚ человецех нету ее, сынок.
     Џоздно  вечером,  подымаЯсь  переходами с  черного  двора  к  себе  в
изложницу,  кнЯжич €ван  увидел детскую фигурку,  отлепившуюсЯ от  тесовой
стены гульбища.
     - Љрестный!
     Џо голосу €ван узнал …левфериЯ.
     - —его тебе?
     - Џрости менЯ,  крестный... - ЋстроватаЯ лобастаЯ мордочка уставилась
на него из темноты. - џ спросить хочу... Љрестный, ты почему не уехал?
     €ван усмехнулсЯ,  медленно покачал головой, глЯдЯ на ждущее, в легкой
испарине от волнениЯ,  лицо отрока. Џочему-то вспомнил затравленный взглЯд
старшего брата и его давешнее вопрошание.  Џочему он не уехал,  €ван и сам
не знал.  € что делать теперь,  тоже не знал. Љак свести братьев в любовь,
как поладить с ђЯзанью и с Њихайлой ’верским?  ‡нал только,  что надо бы и
братьев помирить,  и утишить Њихайлу,  и Љоломну сохранить за собою... Љак
это все получалось у  покойного батюшки!  Ђ ведь получалось!  € не лукавил
отец,  был добрый ко всем,  а  ћрко -  злой...  €  вот-вот сорветсЯ.  € не
поможешь уже  тогда ничем ему!  Љак  наказывал,  как заклинал их  батюшка!
Џомните про  веник!  €  вот ныне распалось их  семейное гнездо,  и  что сЯ
створит впредь? Ќе вем!
     €ван медленно покачал головой, привлек крестника и огладил ему вихры.
‚от и  этот не может решить,  пото и  мучаетсЯ,  и не спит,  когда уже все
отрочата давно в постелЯх!
     - Џочто не уехал, баешь? Ђ кто тогда с ним останетсЯ?
     €ван  достал красный камчатый плат,  отер  чело  крестника и,  слегка
отстранив, сказал:
     - Ѓеги спать,  поздно уже!  Џомолись на ночь!  -  € долго,  задумчиво
смотрел вслед Ђлферию, пока не затих топот детских шагов в переходах.
     ‚ полночь Ђлферий,  догадав по дыханию дЯдьки, что тот уснул, сполз с
постели  и  прокралсЯ в  иконный  покой.  ‚  лампадном полумраке опустилсЯ
коленЯми на холодный пол.  Ћсенив себЯ крестным знамением, начал молитьсЯ.
ЊолилсЯ он необычно,  мешаЯ свЯщенные слова с теми, что рвались из сердца,
умолкаЯ и вновь начинаЯ горЯчо и сбивчиво шептать,  повторЯЯ: <ѓосподи!> -
и  вперЯЯ  отревоженные родниковые глаза  в  колеблющуюсЯ темноту  с  едва
проглЯдывающими  очесами  иконных  ликов.   €,   молЯсь,  как-то  отходил,
отстранЯлсЯ сердцем от всего мирского,  что привычно окружало его доднесь:
и от того,  паркого,  животно-теплого, чем был материн круглый живот и эти
ее отуманенные глаза, без мысли, с одним только нерассудным жалением, и от
игр сверстников, порою злых и жестоких, - и тут же судил себЯ за резвость,
за  отлучки  во  времЯ  занЯтий с  дьЯконом и  лень  в  постижении трудной
греческой  грамоты,   и   давал  высокие  обеты  Ѓогу  в   тихом  восторге
молитвенного умилениЯ...  пока  проснувшийсЯ дЯдька  чуть  не  силою  увел
полуодетого, застывшего на холоде боЯрчонка назад, в постель.
     ‘колько таких вот детских молитв унеслось в небеса,  оставшись благим
порывом, без дальнейших дел и свершений, сколько растаЯло, не оставив даже
следа!  € кто бы мог сказать тогда,  что этой молитве и молитвеннику этому
суждена инаЯ судьба,  что не  впусте давал он обеты Ѓогу своему?  Ѓудет он
отныне сторонитьсЯ игр сверстников.  Ѓудет задумчив и тих. Ѓудет одолевать
себЯ  и  в  ученьи и  в  жизни,  даже некоторый страх внушаЯ родителем.  €
бесповоротно изберет он грЯдущую судьбу свою. €бо он, среди прочих званых,
окажетсЯ избранным,  немногим из многих,  и даже мало сказать,  немногим -
одним из  тех,  что  рождаютсЯ порой раз  в  столетие и  служат гордостью,
украсою и надеждой родимой земли.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 20

     €  вот перед ними,  среди виноградных ветвей,  в  прокаленном солнцем
трепещущем воздухе, на Ярко-синем сиЯющем небе показались башни –ареграда.
ђусичи столпились на холме,  удерживаЯ коней.  Ќет,  то была не сказка, не
марево знойного днЯ -  вечный град Љонстантина, град патриархов и кесарей,
хранитель свЯтынь,  оплот и прибежище православиЯ,  в терновом венце своих
стен раскинулсЯ впереди.  €  они молчали,  потрЯсенные.  €  так же  молча,
гуськом,  стали спускатьсЯ с  холма.  Џот и  пыль,  усталость и жар дороги
претворились  теперь  в  томительно-сладкий  искус  предвкушениЯ.  “же  не
рассказы бывалых и  не книжнаЯ молвь -  свои очеса узрЯт наконец предивное
чудо!  € уже не трогали взора лохмотьЯ нищеты, ни грЯзь придорожных хижин,
лишь чудо, поднЯвшеесЯ на холмах, то пропадающее, то возникающее вновь все
ближе и ближе...
     ‚  город,  передохнув,  умывшись с  дороги и оставив коней на русском
подворье,  входили пешком сквозь ‡олотые ворота. €х вел патриарший клирик,
посланный нарочито, со свитою из монахов и мирЯн. ѓрамоты волынского кнЯзЯ
ћриЯ ‹ьвовича,  обогнавшие путников,  делали свои дело.  „а и  не столь уж
вседневное событие - утверждение нового митрополита русского!
     ‚  толпе русичей выдавалсЯ статью и  светлой открытостью лица высокий
человек,  просторный в  плечах  и  сухощавый,  с  пытливым Ясным  взором и
тревожно-чуткими перстами рук,  сжимавших сейчас долгий дорожный посох,  -
изограф,  книгочий,  ритор  и  иконописец,  игумен  ђатского  монастырЯ на
‚олыни,  именем Џетр,  коего кнЯзь ћрий ‹ьвович и  боЯре,  а также синклит
епископов ѓалича и ‚олыни прислали сюда ставитьсЯ в митрополиты всеЯ ђуси.
Ћ том были грамоты,  с пристойными случаю поминками,  патриарху Ђфанасию и
кесарю Ђндронику Џалеологу.
     ђатский игумен, на которого столь нежданно пал высокий выбор, никогда
прежде не  помышлЯл о  вышней власти.  Ћн был доволен саном игумена и  тем
почетом,  коего  достиг  свЯтостью жизни,  непрестанными трудами на  благо
родного  монастырЯ,  проповедЯми,  слушать  которые сходилось население от
ближних и дальних весей,  и,  паче того, талантом иконного письма, намного
превосходЯщим умение  многих и  многих иных  изографов.  Џолучив весть  от
самого кнЯзЯ ћриЯ ‹ьвовича,  он  несколько даже растерЯлсЯ.  ‚прочем,  всЯ
братиЯ  хором   принЯлась  уговаривать  Џетра   согласитьсЯ  на   почетное
предложение.  …го призвали ко двору, паки уговаривали. Ћн и поныне, озираЯ
свЯтыни –ареграда,  не может забыть холодных глаз и вислых усов волынского
кнЯзЯ,   чаЯвшего,   как  тайно  поведали  Џетру,  <галицкую  епископию  в
митрополию  претворити>  и   тем  оторвать  ѓалич  с  ‚олынью  от  далекой
‘уздальской земли, порвать с бывшим шурином Њихайлой ’верским и... - и кто
знает?  -  не начать ли после того сближатьсЯ с польскими католиками,  кои
уже и ныне что-то уж больно настойчиво обивают пороги кнЯжеского дворца...
‚се это узнал ратский игумен,  и  все это повергло его в скорбь.  Љогда он
бессонными ночами писал лик  любимой им  с  трепетною верой Њатери Ѓожьей,
когда  он,  простираЯ свои  чуткие  персты,  персты  художника,  говорил с
амвона,  он знал,  ведал, что нет иной истины, кроме заповеданной древними
отцами церкви,  и  нет иной правды,  кроме правды освЯщенного православиЯ,
сущего в –ареграде и века назад воссиЯвшего в его родной ђусской земле.  €
мысль,  что  усталый  от  жизни,  капризно-надменный волынский кнЯзь  (его
кнЯзь!) готов изменить свету веры истинной, готов склонить слух к прелести
латинской,  была тЯжка ратскому игумену до боли в груди.  Ћн никому ничего
не  сказал.  Ћн  не спрашивал,  почему выбор пал именно на него,  каковыми
добродетелЯми заслужил он столь высокое назначение? € добродетелЯми ли или
своей кажущейсЯ простотою?  ЉаЯ  тайнаЯ игра каких тайных сил  привела его
ныне на землю –ареграда?  Ћн не знал и не ведал того. € ведать не хотел. €
того, что не один ћрий ‹ьвович,  но и византийские Џалеологи мнЯт поладить
как-то с католическим ђимом,  мнЯт найти у  папского  престола  защиту  от
неверных,  и  потому,  быть может,  столь готовно откликаютсЯ на пожелание
ћриЯ ‹ьвовича:  поставить своего митрополита - и этого тоже не знал  и  не
хотел  знать  ратский  игумен  Џетр.  € те,  кто посылал его,  знали,  что
прославленный свЯтостью жизни игумен-художник не ведает о тайных  замыслах
сильных мира сего. Ќо и другого не знали пославшие Џетра на поставление: у
этого кроткого нравом и бесхитростного с виду человека есть  в  душе  клад
некий и мысль горнЯЯ,  словесно непостижимаЯ,  но твердостью превосходЯщаЯ
шемшир,  или алмаз,  камень драгий,  прозрачный,  Яко слеза,  и крепчайший
всЯкой   иной   твердости,   доступной   земному  оку  и  земному  касанию
человеческому. € что клад этот - любовь к Ѓогородице, а горнЯЯ мысль в его
душе - православнаЯ вера.
     „а, игумен ђатского монастырЯ Џетр понимал, что за крест принимает он
на рамена своЯ,  и  нимало не обманывалсЯ.  ‘верхчувствием избранных натур
постигал он то,  что было скрыто от него завесою тайны.  •олодные глаза на
обрюзгшем,  с  нездоровою желтизною лице ћриЯ ‹ьвовича сказали ему больше,
чем шепоты лукавствующих доброхотов.  ЉнЯгинЯ-полЯчка, окруженнаЯ пришлыми
католиками,  заставила Џетра  напрЯженно  молить  ѓоспода  о  душе  кнЯзЯ,
господина  своего.  Ћн  ничего  толком не ведал о делах и замыслах сильных
мира.  Ќо он был художник и - видел.  Ђ видел он  все.  €  увидев,  принЯл
крест.  Ќе власть и не славу, но крест, когда-то несомый самим ѓосподом. €
был намерен нести этот крест до конца, паки и паки не уставаЯ. € вот этого
в нем не учуЯли пославшие его, ибо то были не замыслы (их можно раскрыть и
разрушить),  не намерениЯ (их можно  изменить  и  забыть),  не  силы  даже
(уступают  и  сильные),  но  сама  душа,  дух.  ’о,  что  бессмертно  и не
подвластно земному.
     ђатский игумен был еще не стар,  но и не молод уже.  “сталость как бы
не трогала его сухощавое статное тело,  тело,  в коем, как и в лице Џетра,
мало оставалось мирского.  Ќе  бугрились сухие мускулы рук,  не круглились
плечи,   и  грудь  не  выдавалась  под  дорожною  светлою  рЯсой  путника.
ђазмеренный шаг  и  мерные удары высокого посоха обличали в  нем  привычку
ходить по земле,  древний апостольский навычай духовных странников.  ‘воим
большим,  слегка горбатым носом он легко вдыхал горЯчий,  с запахами морЯ,
камнЯ,  рыбы,  чеснока и потной человечьей толпы,  воздух великого города;
вздымаЯ  очеса,  охватывал разом  громады мраморных и  порфирных дворцов и
палат,   примечал  обширные  пустыри,   оставшиесЯ  со  времен  печального
посрамлениЯ града Љонстантина варварами-франками,  что вместо освобождениЯ
гроба ѓосподнЯ захватили и предали грабежу свЯтыню православиЯ. ‡аметил он
и разномастность толпы,  разноликость одежд и лиц, тревожную длЯ мыслЯщего
ума,  способного провидеть  грЯдущие  судьбы,  углЯдел  презрительность во
взглЯдах,  коими наемники-франки проводили их пешее шествие,  и в сем тоже
почуЯл тревогу бед грЯдущих.  ѓлаза говорили ему больше,  чем речи ученого
грека, что вел за собою русичей, объЯснЯЯ по пути встречаемое и не упускаЯ
случаЯ  отмечать  величие  греческой столицы.  „а,  многое  сумел  увидеть
ратский игумен Џетр до того,  как необъЯтный купол ‘офии Џремудрой, как бы
висЯщий в сплошном море света, в потрЯсающей вышине над головами входЯщих,
застил  ему  на  времЯ  все  прочее  и  отодвинул  посторонь  размышлениЯ,
неотвЯзно тЯнувшиесЯ вослед за ним с далекой ‚олыни.  Ћн преклонил колена.
‹ики свЯтых торжественно мерцали в  абсидах храма.  Ѓогоматерь с младенцем
на руках -  его Ѓогоматерь!  - с неземною лаской встретила его распахнутый
взор. ‚ека, вознесшие к горней выси этот храм, безмолвно потекли над ним в
лад торжественному пению, в лад не менее торжественной греческой речи. ’ут
было  бессмертие,  нет,  вечность!  €  покой.  ђади  того,  чтобы единожды
преклонить здесь колена, можно бы было свершить даже и крестный путь!
     ‡атем представлЯлись патриарху Ђфанасию.  Ѓыли  речи,  были трапезы и
новые  молебны.  Џроходили огромными,  сильно  запущенными ныне,  палатами
кесарей,   минуЯ  цветные  залы,   колоннады  и   дворы,   попираЯ  ногами
выщербленную  мозаику   мраморных  полов.   ЏреклонЯли  колена   у   трона
царствующего императора,  что так же,  как и встарь, восседал на престоле,
когда-то  золотом,  ныне лишь позолоченном,  на возвышении,  и  окрашенные
пурпуром  занавесы  медленно  раздвигались,  открываЯ  неподвижно сидЯщего
кесарЯ  в  окружении  придворных  и  свиты.  ЏредставлЯлись  затем  кесарю
келейно,   в  порфировой  палате,  когда  можно  стало  узреть  лик  этого
немолодого и чем-то незримо схожего с ћрием ‹ьвовичем человека, быть может
- одинаковым выражением надменной усталости в  глазах  и  слегка капризном
складе рта.  ’олько у императора не было таких длинных висЯчих усов, как у
ћриЯ  ‹ьвовича,  и  торжественностью  одежд  он  намного  превосходил  всю
мыслимую роскошь волынского двора...
     Ѓыл  уже назначен и  приближалсЯ день поставлениЯ.  „ень,  в  который
патриарх Ђфанасий,  в соборе, при стечении иерархов, клира и мирЯн, должен
был,  возложением рук,  возвести Џетра  на  престол  митрополитов русских.
Ќекую  неуверенность,  словно  бы  дуновение ветра,  почуЯл Џетр  лишь  за
несколько дней до поставлениЯ, увидел ее в изменившихсЯ лицах, в тревожных
промельках глаз и  уже  потом узнал (когда был  отодвинут срок торжества),
что  из  ‚ладимирской  земли  едет  иной  избранник,  посланный  тамошними
иерархами и советом великого кнЯзЯ владимирского Њихаила, игумен ѓеронтий.
‚еликокнЯжеские  послы  настаивали  на  том,  чтобы  кесарь  с  патриархом
дождались  владимирского,   единственно  законного,  как  они  утверждали,
претендента.  Џатриарх Ђфанасий согласилсЯ ждать,  но означил срок,  после
коего он  уже считал себЯ вправе,  не обинуЯсь,  рукоположить Џетра.  ‘рок
этот подходил, но ѓеронтий все не поЯвлЯлсЯ.


     ’Яжелые волны, одетые, словно ризами, белой пеной, с гулом и грохотом
разбивались о  берег,  выбрасываЯ немые,  с  раскрытыми ртами,  тела  рыб,
водоросли, раковины,  древесные  обломки  крушений  и  маленьких   крабов.
Љое-как  зачаленные  корабли  метало  и  било,  поминутно окатываЯ шипЯщею
пенною влагой.  Ќизкий тЯжелый гул,  казалось,  исходил  из  самого  нутра
потревоженной громады вод.  Џод стелющимисЯ рваными тучами валы вздымались
до самого окоема и,  разгонЯЯсь все быстрей  и  быстрей,  обрушивались  на
берег  потрЯсающей  силы ударами.  Ќе только плыть,  даже и выйти в море в
такую погоду не было никакой возможности. €гумен ѓеронтий подолгу стоЯл на
берегу,  обдаваемый веером брызг, вздрагиваЯ от холода, и неотрывно глЯдел
туда, где, невидимый за беснующейсЯ водою, был –арьград и где он, исполнЯЯ
волю  кнЯзЯ  Њихаила,  должен  был  быть  уже  три  недели тому назад.  Ћн
представлЯл себе решительное лобастое лицо кнЯзЯ,  его широко поставленные
глаза, и ему становилось нехорошо. Ћ том, что волынский кнЯзь ћрий ‹ьвович
послал наперебой ставитьсЯ в митрополиты своего  игумена,  некоего  Џетра,
ѓеронтий уже уведал. ‘ледовало обогнать поезд враждебной стороны и прибыть
в –арьград раньше,  - но как это сделать?  Ќикто  не  знал.  Ќа  пустынном
берегу не было ни одного селениЯ. ’олько кочевники татары, какие-то совсем
дикие,  и не ордынские словно,  подходили к невольному  русскому  стану  в
чаЯнии легкой добычи,  и лишь серебрЯнаЯ ханскаЯ пайцза спасла путников от
сугубой беды. ЃоЯре и клирощане грелись у костров из плавника, разложенных
в  низине,  в  затишье  от  мокрого  ветра.  Ѓывалые  морЯки только качали
головами:  Ѓог даст, не погубило бы и здесь-то суда! Ќе ровен час, выкинет
да   и  разобьет  о  берег...  ’юки,  бочки,  сундуки,  Ящики  и  корчаги,
выгруженные с кораблей и обтЯнутые смоленой толстиной,  сиротливо высились
на  берегу.  ’атары плотоЯдно поглЯдывали на товар,  льстиво заговаривали,
намеками выпрашиваЯ подарки. Џришлось разрезать один куль, чтобы удоволить
хотЯ  старейшин,  не  то и ханскаЯ пайцза не удержала бы.  Ќочи были здесь
черные,  хоть и теплые.  ‹юди спали прЯмо на земле,  на тонких  кошмах,  и
землЯ  грела.  Џо  ночам  выставлЯли  усиленную  сторожу.  Љакие-то тени в
сумерках  поЯвлЯлись  из-за  холмов,  шнырЯли   вокруг   русского   стана,
подбираЯсь к товарам.
     ли дни.  ђевело и  билось море.  “же становилось Ясно,  что,  утихни
ветер,  и  то  сразу  нельзЯ  будет  двинутьсЯ в  путь,  так  основательно
потрудились  волны   над   хрупкими  телами  кораблей.   —то   творитсЯ  в
Љонстантинополе,  ждут ли их еще?  ќтого тоже никто не знал. Љогда наконец
утихло  море,  пришлось нанимать лошадей  у  татар,  вытаскивать лодьи  на
берег,  чинить и смолить заново.  Ќе было лесу поправить поломанные мачты,
не  хватало веревок длЯ снастей.  „олго ждали потом попутного ветра...  Џо
всему  по  этому  ѓеронтий  прибыл  в   –арьград  слишком  поздно,   когда
торжественное посвЯщение Џетра уже состоЯлось.
     ‚ладимирские боЯре, однако, затеЯли прю, требуЯ поставлениЯ ѓеронтиЯ.
‚заимное нелюбие усугублЯлось тем, что те и другие остановились на одном и
том же  русском подворье.  „авеча Њикула ‘танЯтич,  ближний боЯрин кнЯзев,
пришел с  расквашенной скулой.  Њало не  дошло до  мечей,  уже и  за  ножи
хватались волынские и тверские боЯре.  Ѓрань стоЯла неподобнаЯ.  Џакостные
слова не пораз заглушали даже молитвы.
     Џетр тщилсЯ поговорить с  ѓеронтием с  глазу на  глаз,  но  ненависть
тверичей не оставлЯла к тому никакой возможности, да и свои не простили бы
<измены>,  и Џетр, начавший на деле постигать тЯжесть креста, доставшегосЯ
ему  ныне,  мог  только молить ѓоспода об  утишении страстей соплеменников
своих.  <€ будут гнать тебЯ в земле твоей,  и в роду твоем не признают,  и
хлеб твой в  камень обратЯт,  и  посмеютсЯ тебе в  день горЯ твоего...>  -
вспоминал он слова пророка, размышлЯЯ о грЯдущем своем подвиге и гадаЯ: не
воспретит ли  ему Њихайло ’верской и  вовсе доступ в  суздальские пределы?
‚прочем, подобного срама, мнитсЯ, еще не бывало на ђусской земле.
     ’еперь речи  велись о  том,  чтобы поставить на  ђусь  двоих,  его  и
ѓеронтиЯ.  ’огда бы  на  деле  исполнилось тайное желание волынского кнЯзЯ
учредить свою митрополию,  и  порвалась бы последнЯЯ ниточка,  свЯзывавшаЯ
воедино многострадальную ђусскую землю. ‘его Џетр страшилсЯ более всего. €
вновь происходило нечто, ему недоступное, какие-то хождениЯ, дары кому-то,
тайные пересылки с  патриархом и  кесарем,  многие прихождениЯ велеречивых
греческих вельмож градских...  ‚ конце концов патриарх Ђфанасий с кесарем,
видимо,  понЯли,  что  церковное разделение ђуси пагубно и  длЯ  них тоже.
Ќастал  день  (и  о  дне  этом  Џетр  опЯть  же  заранее уведал  по  лицам
предстоЯщих ему,  по  торопливой  почтительности греков  и  хмурым  взорам
владимирских русичей), настал день, когда патриарх вызвал к себе их обоих,
новопоставленного  Џетра  и   владимирского  игумена  ѓеронтиЯ,   и  после
молитвословиЯ благословил Џетра, а к ѓеронтию обратилсЯ с гневной речью, в
коей  упомЯнул и  о  том,  что  <недостойно мирЯнам свЯтительскиЯ творити>
(говорилось все это по-гречески,  и по-гречески звучало иначе,  туманнее и
выспреннее,  но  смысл был именно тот.  Џатриарх отказывал ѓеронтию на том
основании,  что  поставлениЯ его  добивались мирские власти,  -  как будто
поставление Џетра  творилось  без  участиЯ  тех  же  земных властителей!).
Џатриарх распорЯдилсЯ и о большем.  Ћт  ѓеронтиЯ  тут  же  отобрали  жезл,
свЯтительские  одежды  и перстень с печатью покойного митрополита Њаксима,
привезенные им с  собою  из  ђусской  земли,  отобрали  образ  Ѓогоматери,
писанный самим Џетром и поднесенный им некогда митрополиту Њаксиму. ’еперь
эта икона вернулась к ее создателю,  в чем Џетр усмотрел  знак,  посланный
ѓосподом, и уже не сомневалсЯ более в назначении своем. Ћтобрал Ђфанасий и
клирошан,  греков и русских,  что  служили  митрополиту  Њаксиму,  а  ныне
прибыли с ѓеронтием в –арьград, и их тоже передал Џетру.
     „ело   происходило  в   ‘офийском  соборе.   ЃоЯре   великого   кнЯзЯ
владимирского,   скованные  уздою   церковного  благочиниЯ  и   укрощенные
давешними переговорами с вельможами кесарЯ, угрюмо молчали.
     - Џомолим ѓоспода, брат! - сказал Џетр ѓеронтию, опускаЯсь на колени,
когда все уже произошло и  мирЯне разошлись,  а  патриарх Ђфанасий покинул
храм.  Ћба игумена долго и  молча молились,  и  ни  один прежде другого не
подымалсЯ с коленей.  Џетр, воспарив духом к выси горней, забыл про времЯ,
забыл про терпеливых клирошан за спиною.  Ћт горьких дум о  несовершенстве
человеческих душ мысли его, постепенно легчаЯ и очищаЯсь, унеслись туда, к
престолу вышней правды, и вновь, как и прежде, он увидел ее, Њатерь Ѓожию,
в  светлоте лица  своего  предстоЯщую перед  ‘ыном,  сидЯщим на  престоле.
Њинуло несколько часов.  Ќаконец застывшаЯ плоть  напомнила о  себе.  Џетр
оборотил лицо к ѓеронтию.  ’от, полузакрыв глаза, казалось, был в каком-то
сне.  Њедленно приходЯ  в  себЯ,  он  поглЯдел в  глаза  Џетру,  и  что-то
робкое-робкое и  одновременно светлое просветило в его взоре.  Џетр первый
потЯнулсЯ  к  ѓеронтию,  тот  понЯл,  и  они,  так  же  молча,  троекратно
облобызали друг друга.
     Ќа другой день владимирцы собирались в обратный путь. ‘поры и страсти
утихли, лишь иногда взрываЯсь отдельными всплесками запоздалой брани.
     Џетр  вышел  благословить на  дорогу недавних врагов своих и  по  той
затрудненности,  с  которой склонЯли головы иные тверские боЯра,  понимал,
что самое тЯжелое из предстоЯщего ему еще впереди.
     “же  когда череда конных и  пеших владимирцев выходила и  выезжала из
ворот подворьЯ,  направлЯЯсь к пристанЯм ‡олотого ђога, до Џетра донеслись
сказанные кем-то нарочито громко слова:
     - Љрасивый мужик! € где только отыскали такого?
     - Њуж достойный...  -  раздумчиво отозвалсЯ второй голос.  ѓоворилось
это Явно про него, нового митрополита русского.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 21

     ‚ деревне времЯ движетсЯ совсем по-иному,  чем в городе, и у крестьЯн
иначе,  чем у  боЯр и  кнЯзей.  Љто там скачет и откуда с важными вестЯми,
ждут ли гонцов,  собирают, ли кнЯжеские снемы, грозЯт ли ратною силой там,
за синими чередами лесов и рек?  ‡десь - проходит зима, и оседают снега на
отвоеванных  у   леса  полЯнах.   ‘оха  процарапывает  первые  борозды  на
прошлогоднем пожоге.  ‘еют  и  растЯт  хлеб.  †нут  и  встречают по  осени
вездесущих купцов  и  кнЯжеских сборщиков дани.  Ћт  них  только и  узнают
новости,  что творЯтсЯ в  мире.  ‚ дни наезда гостей девки бегают,  задрав
носы;  хоть к коровам; а все одно - в лучшей срЯде. Џарни, распустив губы,
глЯдЯт,  завидуЯ узорной упрЯжи, суконной одежке, шитым сапогам и нарЯдным
шапкам редких гостей.  Џотом наступает зима. € всех вестей в эту пору, что
к курносому џшке залез медведь-шатун, ободрав бок у коровы, и что „розда с
конем чуть  не  загрызли волки в  потемнЯх у  самой деревни,  едва отбилсЯ
кнутом. Њетут-заметают  вьюги,  скрипЯт  снега в морозных искрах,  холодно
сверкают высокие звезды  над  оснеженными,  в  синем  серебре,  елЯми.  Ћт
наезжих гостей одна памЯть:  железнаЯ ковань (топор,  две рогатины,  новые
наральники длЯ сохи,  горсть  железных  наконечников  к  стрелам,  кованые
гвозди да новые подковы на четырех коней),  что выменЯл на лисьи, барсучьи
и медвежьи шкуры батько,  крашенинный сарафан у жены да жемчужные серьги у
дочери,  за них отдал отец купцам седых бобров, сам не знаЯ толком, дешево
ли,  дорого  заплатил?  Ђ  захотелось  порадовать  дочку!   „евки   теперь
перебирают  ленты  в  коробьи,  тихо судачат,  хихикаЯ,  что ‘аха рЯбаЯ из
соседней деревни такаЯ непровораЯ девка!  Џонесла с приезду гостей,  уже и
брюхо видать,  сидит теперЯ, глаз никому не кажет, ни на беседы, никуда не
сойдет,  только что по воду,  до ручьЯ и назадь!  „ым густо колышетсЯ  над
головами,  тЯнет  в дымник.  Џотрескивает,  сворачиваЯсь,  лучина,  черные
огарки с шипом падают в подставленное деревЯнное корыто с  водой.  …ще  по
осени  пакость  приключилась,  о ней теперь вовсю толкуют мужики.  Ќаехала
дружина новгородских боЯр,  забрали коней, коров, - что не успели отогнать
в лес, - потравили хлеб, пограбили добро в амбарах. „еревнЯ оправилась, не
в полный расплох  застали.  ‘пасибо  Џтахе,  пригнал  охлюпкой:  <ѓрабют!>
“спели  припрЯтать  кой-что,  а все же боЯзно стало:  теперича и за синими
лесами, а не усидишь! ‚друг да новые незваны гости пожалуют?
     “ ‘тепана в избе собрались все четыре хозЯина. ‘тепан, злой о сю пору
(у  него свели хорошего конЯ и  бычка с  коровой,  с  перелЯку не сумел ни
спасти,  ни отбить),  засаживал новую рогатину -  не то на зверЯ, не то на
гостей-грабежчиков.  Џтаха  „розд  горЯчилсЯ,  хлопал  руками по  коленЯм.
‘ыновьЯ сидели смирно,  слушали старших, но и у них порою ноздри раздувало
гневом.  ЊарьЯ  вынесла  мирЯнам  корчагу пива  и  с  тревогою смотрела на
расходившихсЯ мужиков, что давно уже скинули зипуны, порасстегивали ворота
посконных  рубах  и  теперь,  дыша  потным  жаром,  со  сбитыми  бородами,
раскосмаченные, орали, выкрикиваЯ давнюю обиду свою.
     - ѓде твои Ћкинфичи о  ту  пору были?!  Њолви обчеству!  ’ы старшой у
вас,  тебе ведать!  -  ЯрилсЯ „розд.  Њужики кивали, дакали, требовательно
глЯдЯ на  ‘тепана.  -  ’еперЯ,  слышно,  рать  собирают,  на  ково-та?  Ќа
новгородчев,  дак вси пойдем,  а коли на московлЯн, дак ищо думать надоть!
ЊосковлЯне-ти  Ћкинфа,  вишь,  и с зЯтем под ЏереЯславлем порешили,  с има
неметно дело иметь!  ‚от те и Ћкинфичи,  туда  и  думай!  Ќе  рано  ли  от
монастырЯ откачнулись?
     - Ќовгородцы-ти монастырь тоже пограбили!
     - Џущай! „ак с ченцов, со мнихов, какой и спрос? Љака защита от их? Ђ
боЯрин, боЯрин на что! Љормы берет, дак и оборонить должон!
     - Ќа ково рать-то теперЯ, нет, ты скажи, на ково рать?!
     Ќа кого рать собирает кнЯзь Њихайло,  ‘тепан и сам не знал. ‡нал, что
собирает и  что,  верно,  придет и им уже этою зимой послать двоих-троих в
войско.  € еще понимал,  что идтить придет ему самому.  ‚асюк не пойдет, у
ево и так сына убили.  Џтаха в сумненьи,  коли и пойдет,  дак только с им,
‘тепаном,  вместЯх.  Ђ  кнЯзю помочь надо  было.  <ЉнЯзю не  дашь  помочи,
новгородцы все тут под себЯ заберут!  Њоже, под Ќовгородом-то не хуже, чем
под ’верью,  а  только не с  того начали.  ЉонЯ сводить -  какого конЯ!  €
бычка!  ’ы куплЯй!  Ђ  зорить не смей!  џ коль в задор взойду,  тебе и сам
пожалую ту скотину,  а зорить не смей!> -  подумал так, и руки аж свело от
бешенства.  ’ак нажал,  что сразу влезла, точно в масло вошла, непослушнаЯ
рукоЯть. ЏоглЯдел, пристукнул рогатиной, когда отхлынуло, молвил:
     - ’ы,  Џтаха,  не кричи.  Љриком города не возьмешь.  “ боЯрина делов
много.  ‚ ином мести был,  и всЯ недолга!  Ђ за раззор отольетце им.  Џото
кнЯзь и полки собират!
     - Ђ на Њоскву не хошь?
     ’ут уж  и  сыновьЯ поглЯдели на ‘тепана.  ‘тепан усмехнулсЯ,  отложил
рогатину, твердые ладони бросил на столешницу:
     - Њосковской кнЯзь ћрий „анилыч,  бают, с новгородцами заедино. Ђ наш
Њихайло -  великой кнЯзь! ‚сей, значит, ‚олодимирской земли хозЯин! ’ута и
понимай сам! Ћны вместЯх, их и бить вместЯх придет!
     - ’ы  все  думаешь про ЏереЯслав свой!  -  недовольно возразил „розд.
‘тепан помотал головой:
     - Ќе думаю,  Џтаха! Љак Ћкинфа ѓаврилыча, значит, порешили, с того не
думаю боле.  Ђ только,  мужики, выбрали вы менЯ миром, миром и слушайте, а
не то вон Џтаху либо ‚асюка заместо менЯ изберите...  Ќу, а не хотите, дак
мой вам сказ:  не отсидимсЯ тута,  ратитьце нать!  Џозовут, сам пойду, и с
сынами. Љоли грех какой - Њарью мою не оставьте тогда...
     ‘казал - и замолкли, засопели, часто задышали мужики. ЊарьЯ беззвучно
охнула,   закрыла  лицо  передником.  ‘ыны-двойники  одинаковым  движением
оглЯнулись на мать и вновь оборотили к отцу насупленные, решительные рожи.
<Ќе  трусЯт!>  -  удовлетворенно подумал  ‘тепан.  Џтаха  покраснел  шеей,
потЯнулсЯ к пиву, не подымаЯ глаз, буркнул:
     - ‘ тобой вместЯх и Я пойду!
     ‚асюк с  ‹апой поддакнули было  тоже,  но  ‘тепан пристукнул ладонью,
невступно крутанул бородой:
     - „еревню без  мужиков негоже оставлЯть,  други!  ђатной порой всЯкое
тут...  ‚ы без нас вота што: сторожу выставлЯй! Џарней кого-нито на Џтичью
гору посылайте,  с нее далеко видать,  а мимо николи не пройдут.  Ќу,  а с
ѓорелого Ѓора засеку нать нынче же поделать, тамо тогды тоже не сунутце. Ђ
придет нужа в  избушки лесные уходить,  дак скотину крюком гоните,  черезо
мхи!  ’амо ты знашь,  ‚асюк,  гнилу тропку?  „ак по той и  гони.  ‡а мхами
отсидитесь ужо. •то етово пути не знат, утонут и с конЯми...
     - ЊарьЯ!  -  позвал он,  шатнув корчагу.  †ена высморкалась в  подол,
отерла глаза, готовно подошла к столу.
     - Џодай ищо,  что ли...  Ќе допили мы,  вишь!  - примирительно сказал
‘тепан.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 22

     “тро обещало быть морозным и  Ясным.  Њихаил,  в  накинутом на плеча,
сверх  нижней,   тонкого  полотна,  рубахи,  азЯме,  постоЯл  на  галерее,
поеживаЯсь от  сладко  заползающего под  рубаху холода,  глЯдЯ  на  город,
сгрудившийсЯ внизу,  на раскинутые за ним пригороды и далекие, оснеженные,
- словно замороженные озера,  -  полЯ,  с  дымами дальних,  неразличимых в
прозрачном предутреннем сумраке деревушек, и синие леса по всему окоему, с
убегающими в  них извилистыми ниточками санных дорог,  по одной из которых
скачут сейчас к нему, в ’верь, братьЯ московского кнЯзЯ ћриЯ.
     Ќа   резьбе  перил,   на  мохнатом  подзоре  кровли  голубым  бисером
переливалсЯ иней.  Љрохотные  огоньки  горели  в  капельках  преображенной
влаги.   ѓород  только  еще  просыпалсЯ.  ђедко  курились,  курчавились  в
недвижном воздухе дымы.  џснели, четче и четче отделЯЯсь от зеленого неба,
кровли теремов и  круглЯщиесЯ маковицы церквей.  Ѓлизкие и  недостижимые в
воздушной тверди,  повисли перед  ним  шеломы  и  кресты кнЯжеских храмов.
ЊЯгким сиЯнием,  еще  не  сверкаЯ,  всЯ  притуманеннаЯ инеем и  словно еще
соннаЯ,  светлела золотаЯ  глава  ‘пасского собора.  ‚идно  заметив своего
кнЯзЯ,  замерли  молодшие кмети  на  стрельнице ближнего к  терему  костра
приволжской городской стены.  Ћстровато и  тонко прорезывались их  копьЯ и
навершиЯ железных шапок над белою,  уходЯщей в далекую даль,  бесконечной,
как времЯ, великой рекой.
     Њихаил еще и еще раз глубоко, всею грудью, вдохнул прозрачную чистоту
воздуха и,  уже  зЯбко  переведЯ плечами (ворот  нижней рубахи заиндевел и
отвердел от мороза),  полез назад,  в  терем,  в теплую полутьму кнЯжеских
опочивален.  Ђнна,  когда  он,  неслышно ступаЯ в  своих  валеных сапогах,
осторожно,  без  стука,  притворЯл тЯжелую дверь,  приподнЯлась на  локте,
сонно и томно потЯнулась,  сквозь сон улыбаЯсь мужу. Њаленький зашевелилсЯ
в  колыбели,  и  нЯнька с  тихим ворчанием уже  совала ему в  рот рожок со
сцеженным молоком.  <‘тараетсЯ,  чтобы не закричал малыш!> -  с мимолетным
одобрением подумал Њихаил. ЌЯнька была стараЯ, прежнЯЯ, вынЯнчившаЯ всех и
выучившаЯ наизусть господский навычай.  ‡нала,  как не любит кнЯзь пустого
детского крика и пустых слез,  -  особенно из утра, перед дневными трудами
господарскими.
     Ђнна уже  встала и  в  долгой мЯтой рубахе,  с  расширившейсЯ,  тЯжко
округлившейсЯ грудью,  уже шла кормить новорожденного. Ќа миг, пока Њихаил
скидывал азЯм и сапоги,  прикоснулась к нему рукой и плечом, приласкатьсЯ,
и вздрогнула от холода:
     - “х! Ќамерзнул как!
     ЌЯнька  передала  маленького Љонстантина матери.  ’от  сразу,  поймав
мЯгкий большой сосок,  въелсЯ, жадно чмокаЯ и нетерпеливо дергаЯ головкой.
Ђнна глЯдела то  на  малыша,  к  которому еще не успела привыкнуть,  то на
мужа, и в глазах у нее, озерами, стоЯло тихое восторженное сиЯние.
     - Џовались еще,  милый!  -  предложила она вполголоса.  Њихаил кивнул
согласно,  прилег,  закинув руки за  голову,  на  постель.  Ћднако уже  не
спалось.  Ќевольно отмечал глухие звуки за стеною.  ’о в  горнице,  полной
холопов  и  боЯрчат,  подымалась  с  расстеленных  по  лавкам  и  по  полу
соломенных и овчинных постелей очереднаЯ сторожа,  а сменные,  намерзшиесЯ
на  галереЯх кнЯжого терема,  торопливо опрокинув в  глотки по  чаше меду,
заваливались на  их место спать.  ‚низу на дворе топотали кони,  слышались
сдержанные  окрики,  визжали  на  морозном  снегу  полозьЯ  саней.  „евка,
торнутаЯ под  бок нЯнькой,  торопливо накинув плат,  пошла выносить ночную
посудину и  хлопала дверьми.  ‚  ближнем монастыре ударили в било.  ‘ейчас
начинаетсЯ  шевеление  в  службах  и  мастерских,  подымаютсЯ  седельники,
шорники,  щитники и  прочие  мастеровые кнЯжого двора.  ѓде  еще  слышитсЯ
густой мужичий храп или тонкое сопение и  стоны сонных девок,  а где уже и
стук,  и звЯк,  и плеск воды, и топотанье по лестницам и переходам. ‘ейчас
отворЯют  городские ворота,  пропускаЯ купеческие ватаги,  а  также  обозы
посольских и данщиков, что везут в ’верь рождественские кормы из деревень.
Ќа поварнЯх разводЯт огонь, наливают воду в котлы, ключники выдают поварам
крупу и  муку,  квас  и  рыбу -  тысЯчи полторы душ  живет и  кормитсЯ при
тверском дворе  великого кнЯзЯ  владимирского...  Ђ  там  уже  скоро  надо
принимать боЯр,  а  там  уже  ждут  послы  от  литовского кнЯзЯ -  неволею
приходит  союзничать  с   ‹итвою,   дабы  держать  в  узде  ћриЯ  ‹ьвовича
‚олынского, бывшего родственника, который ныне, бают, спит и во сне видит,
как  бы  поддатисЯ католикам-лЯхам...  €гумен ѓеронтий давно уже послан на
поставление в –арьград,  но путь не близок; не задержали бы еще посольство
в Ћрде!  € опЯть же, подозрительно повел себЯ бывший шурин... “ Њихаила от
всех этих дум поднЯлсЯ привычный утренний зуд во всех членах, нетерпеливый
зов к работе,  к делу,  что - только начни - закружит, понесет целодневною
горЯчею суетой. Ќет, совсем уже не спалось!
     Ђнна кончила кормить, прилегла на ложе, посунулась к нему:
     - Ќе дремлешь, ладо?
     Њихаил приобнЯл жену, было жаль нарушать ее покой. Ћн прикрыл глаза и
еще полежал,  собираЯсь с мыслЯми. „ень обещал быть хорошим и, невзираЯ на
заботы,  на  увертки волынского кнЯзЯ,  на грозное розмирье с  Ќовгородом,
невзираЯ на все,  Њихаил чуЯл, что он счастлив. —ем? Ђнной? ‘ыном? Ќет, не
то! ‡адумавшись, понЯл: „аниловичи! €х приезду обрадовалсЯ бы любой кнЯзь,
как  радуютсЯ всЯкому ослаблению врага,  но  радость Њихаила была  другого
рода.  Ќе то,  что ћрий Њосковский рассорилсЯ с братьЯми, а то, что в роду
покойного „анилы, как-никак союзника и друга, нашлись-таки люди с совестью
и честью,  длЯ коих убийство было убийством, а грех - грехом. Ћн и сейчас,
услышав о  приезде братьев „аниловичей,  не  собиралсЯ чем-то вредить ћрию
или тотчас бросить рати на Њоскву.  „а, впрочем, пока не укрощен Ќовгород,
это  было бы  и  невозможно.  Ќовгородское ополчение о  сю  пору стоит под
’оржком и уступать кнЯзю владимирскому пока не собираетсЯ.
     €з  Ќовгорода шло на ђусь заморское серебро.  ‘еребра требовала Ћрда.
‹егче бы  было платить натурой:  мехами,  хлебом,  полотном,  даже рабами,
наконец!  Ќо  серебро доставать было  далеко не  так  просто.  Ќужна  была
налаженнаЯ торговлЯ с правильным и отнюдь не чрезмерным взиманием податей.
Ќужен был  мир  и,  кроме того,  единство страны.  Ќо  единство добывалось
ратною  силой,  а  угроза  ратнаЯ тотчас нарушала торг.  ‡амирали караваны
лодей у причалов,  задерживались хлебные обозы, мытники и вирники начинали
разводить  руками,   роптать  и   низить  глаза,   киваЯ  на   пресловутое
новгородское непокорство. € без того уже слишком тоненькаЯ струйка серебра
совсем тоньшала,  не  даваЯ потребных длЯ  уплаты ордынского выхода и  длЯ
сбора  ратей доходов...  Џуть  был  один  -  круто подчинить Ќовгород.  Ќо
Ќовгород,  в  пору многолетней резни Ђлександровичей захвативший кнЯжеские
права  и  земли,  отнюдь  не  хотел  ими  поступатьсЯ и  расплачиватьсЯ за
великого кнЯзЯ с Ћрдою тоже не хотел.  ‘еребро они предпочитали тратить на
возведение новых каменных храмов у  себЯ  в  городе и  затейливых рубленых
хором.  ‚еликий Ќовгород хорошел,  сильнел и строилсЯ, посылал за ‚олок, в
чудь и за море дружины охочих молодцов и теперь требовал от него, Њихаила,
подтверждениЯ  своих  вольностей  и  новых  великокнЯжеских уступок.  „аже
такие,  как Ѓороздин, говорЯт теперь, что подчинить Ќовгород будет зело не
просто...  €  все-таки Њихаил был счастлив.  „аниловичи едут!  ‘ удельными
кнЯзьЯми,  да и  с  волынским шурином,  он справитсЯ,  когда на ђуси будет
свой, преданный ему митрополит. Џрежде надо урЯдить с Ќовгородом. Џожалуй,
и  уступить кое в  чем на