рим же вышний промысел за все,  и за трудности тоже, выпавшие
на его (и на нашу!) долю. Ѓыть может, искус надлежит испытать всЯкому, и без
одолениЯ трудноты не станет и радости  свершениЯ, точно так, как сытому  нет
великой  услады от вкушениЯ Яств, а  без  тЯжкого восхождениЯ  на  высоту не
почуешь и самой высоты!  €  не  кроетсЯ ли в  велении: "‚  поте  лица своего
добывать  хлеб свой" - глубочайшей мудрости? Ќаказание ли это было, человеку
данное, или нить Ђриадны, звезда путеводнаЯ, единственно охранЯющаЯ нас всех
от исчезновениЯ в пучине времен?
     ‚ поте  лица своего! ‘ крайним напрЯжением  сил!  ‚сегда,  и во всем, и
всюду! €бо расслаба телеснаЯ, как и духовнаЯ лень, несут человечеству только
одно - вырожденье и гибель.

     ѓлава 19

     ‘кажем  ли мы, что ни томление и небрежение от учителЯ своего, ни укоры
и брань родительскаЯ, ни поношениЯ дружины соучеников не согнули, не ввели в
отчаЯние ‚арфоломеЯ, что он не утерЯл ни надежды, ни веры, ни стараний своих
не отринул, и упорно ревновал одолеть премудрость книжную? —то  поэтому лишь
и произошло все, позже названное чудом, ибо каждому даетсЯ по вере его?
     Ќет, не скажем. Ќе изречем неправды, хотЯ бы и красивой.
     Ѓыло детское  безвыходное отчаЯние и томление духа, до  потери веры, до
ропота к ѓосподу своему. Ѓог такой большой и сильный, Ѓог может содеЯть все!
Ђ  он, ‚арфоломей,  такой  слабый  и  маленький.  ђазве трудно  Ѓогу  помочь
‚арфоломею? Џоддержать,  ободрить его, наставить на путь... €ли Ѓог не добр?
€ли не всесилен? ‡ачем же тогда он?!
     Ђ они все: наставник, брат ‘тефан, батюшка, даже мать... Љак они могут?
Џочто помыкают им,  смотрЯт,  как на недоумка?  ‘ловно он дворовый пес, а не
человек, не сын и не брат им всем!  € пусть он умрет и будет лежать в  гробу
недвижный, как та маленькаЯ девочка с восковым ликом. € придет отец, и мама,
и ‘тефан встанет у гроба, и тогда, только тогда они поймут, пожалеют и, быть
может, заплачут над ним!
     €скус невериЯ  должен пройти каждый верующий.  €  врЯд ли  на нелюбимых
родичей  когда-нибудь обижались так, как обижаютсЯ на любимых. Љто не терзал
порою материнского сердца? €  кто не роптал  на ѓоспода, спрашиваЯ: почто он
допускает преуспеЯние злых, и неправду, и ложь, и жестокость, и горе, почему
спокойно  взирает  на  мучениЯ бедных  и  добрых  в  этом  мире?  Џочему  не
исправлЯет то,  что  натворили  люди  по жестокосердию своему? Љто, в  самых
жестоких муках, или при виде гибели детей своих, любимых и близких, кто хоть
раз не  возроптал и не усомнилсЯ в сердце своем? Љто  в сей миг  отчаЯньЯ  и
злобы  воспомнил  строго и  трезво, и  повторил бы  в сердце  своем молитву,
которую  затверживал  с детства  и  повторЯл по всЯк день  без  мысли уже, а
просто  по привычке, ибо молитва эта -  "Ћтче наш, иже еси на небесех..."  -
единственнаЯ, оставленнаЯ нам самим ѓосподом, самим €исусом, и сохраненнаЯ в
евангельском рассказе.  ‚се  прочие  сочинены много позже,  людьми, пусть  и
свЯтыми, но людьми! Љто, повторим,  вспомнил  эту молитву  в час  сомнениЯ и
вопросил себЯ: есть  ли  там,  содержитсЯ ли  в  ней, в  единой, оставленной
ѓосподом молитве, просьба о чуде и о помощи?
     "Ћтче наш, иже еси на небесех! (Ќе  на земле!) „а свЯтитсЯ имЯ твое, да
приидет царствие твое. („а приидет, то  есть  еще не  пришло!) „а будет волЯ
твоЯ, Яко на небеси и  на земли. („а будет -  в будущем!)  •леб наш насущный
даждь  нам днесь. € остави нам  долги наша, Якоже  и мы оставлЯем  должником
нашим. (’о есть: дай, ѓосподи, то, что имеем уже, и Яви милость к нам в меру
нашей милости к ближнему своему, но не больше!) € не введи нас во искушение.
Ќо избави нас от лукаваго".  (‡начит,  есть и искус, есть и "лукавый",  есть
сила инаЯ, чем сила правды и добра.)
     Ќе заповедал тот, кто наделил человека свободой воли, просить заступы и
обороны у  ѓоспода  своего! ’окмо душевного укреплениЯ, дабы не свернуть  со
стези многотрудной. Џрочее Явил •ристос образом  жизни своей, крестного пути
и муки крестной.
     €скус невериЯ  должен пройти каждый верующий,  дабы понЯть, поверить, и
утвердитьсЯ в вере своей.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     ‚ этот день ‚арфоломеЯ послали  искать коней.  ‘ облегчением и  горечью
(не надо было ехать  в  училище,  но и с тем  вместе понималось не сказанное
словами: - юрод, что с него взЯть!)  ‚арфоломей опоЯсалсЯ веревкой и побежал
в  отгонные полЯ. Ћн миновал рощу и луг. Љоневое стадо обычно ходило  о-край
раменьЯ,  но  сейчас  тут  и  знатьЯ  не  было,  что  кони где-то близь.  Ћн
прислушалсЯ - слабый  звук колокола  как будто доносило со стороны Њитюшиной
гривы.
     ‚арфоломей ловко  съехал  по  крутосклону в  овраг,  выкарабкалсЯ на ту
сторону и  пошел  краем полЯ, вдоль поскотины. Ћднако, поднЯвшись на ‚елесов
холм,  колокола  не услышал, и заворотил  по березнику к Љоровьему ручью. Ќе
обретЯ коней  и там, выбралсЯ, порЯдочно запыхавшись,  из чернолесьЯ опЯть в
луга и тут, под свЯтым дубом, увидел  молЯщегосЯ незнакомого старца, судЯ по
платью и обличью - пресвитера.
     ‚арфоломей  сперва намерилсЯ тихонько пройти  мимо,  чтобы не  помешать
страннику, тем паче,  что старец  молилсЯ истово, ничего не  замечаЯ вокруг.
Џотом  в нем  шевельнулась недобраЯ мысль  подкрастьсЯ  поближе  и наставить
молЯщемусЯ рога, как делали озорники из деревни. Ќо когда ‚арфоломей подошел
ближе, его поразило лицо старца. ђедко видал он  на лицах  молЯщихсЯ столько
углубленного  в  себЯ  мудрого  спокойствиЯ  и  тишины.  Љазалось,  и  птицы
примолкли в сей час, и листы остановили трепетное движение свое, и солнечные
лучи, пронизавшие тонкую преграду листвы, упадаЯ на суконную  скуфью и плечи
монаха,  претворЯлись в сиЯние,  овеЯвшее  мудрый старческий  лик в  потоках
легкого серебра, чуть тронутого по сторонам чернью.
     ‚арфоломей, еще даже не отдаваЯ себе отчета  в том, что делает, подошел
к пресвитеру, стараЯсь не шуметь, и стал посторонь, молитвенно сложив ладони
и опустив голову.
     ‘олнце, пЯтнами, золотило траву. ’онко,  чуть слышно, пели лесные мухи.
Ќегромко верещали кузнечики, и мелкие  мураши хлопотливо сновали  в глубоких
трещинах  дубовой коры, что-то  добываЯ и перетаскиваЯ. ‚арфоломей,  в  этот
миг,  ничего не просил, и ни  о чем не думал.  Ћн даже  и не молилсЯ, просто
стоЯл  и  ждал. ѓлубокий покой охватил  его  всего,  и в покой  этот мЯгкими
волнами входили: солнечный свет, тихое жужжание насекомых, шевеление листвы,
- когда лица  касалось едва  заметное веЯние воздуха, - входили, растворЯЯ и
незримо уносЯ то  горестное  отчаЯние, в котором ‚арфоломей пребывал  теперь
почти постоЯнно.
     ‘тарец,  окончив  молитву и возведЯ очи,  с  легким удивлением  заметил
мальчика и оборотилсЯ к нему.  Љакой-то миг оба  не двигались. Ћтрок все так
же стоЯл со сложенными длЯ  молитвы руками, доверчиво глЯдЯ на старца  Ясным
взором,  и  тот,  наконец  тихо  улыбнувшись,  наклонилсЯ   и,  перекрестив,
поцеловал ребенка.
     -  —его  ты  просишь  у  ѓоспода?  -  спросил странствующий  пресвитер.
‚арфоломей встрепенулсЯ:
     - џ?  џ  ничего... так... - пробормотал он, краснеЯ, запоздало устыдЯсь
своей давешней  мысли  наставить старцу  рога.  Ћн  ведь и верно,  ничего не
просил, совсем ничего, и ни о чем даже не думал!
     € тут только,  в этот самый миг,  проснулась в нем давешнЯЯ боль, и  он
выпалил, сам удивЯсь сказанному столь смело:
     - ѓрамоте не умию! Џомолись, отче, за менЯ!
     ‘тарец обозрел отрока внимательней, приметил, что перед ним, хоть  и  в
посконине, однако не простой крестьЯнский сын, и вопросил:
     - ‚ училище ходишь?
     •мураЯ тень пробежала по лицу отрока. ‚арфоломей кивнул, не отводЯ глаз
от  старца.  Њонах  помолчал, понЯл  что-то  про  себЯ, потом, воздев руки и
поднЯв  очи  к небу,  глубоко, от  сердца, воздохнул  и начал вновь прилежно
читать молитву.
     ‚арфоломей, уразумев,  что  молитва эта о нем, о его учении, стоЯл весь
как натЯнутаЯ тетива, боЯсь даже дышать. Ћн не чуЯл ни тела, ни ног,  ни рук
своих, а  весь  словно  парил,  недвижно  висЯ над землею,  и только  сердце
горЯчими "тук, тук, тук", звоном отдаваЯ в уши, ЯвлЯло ему, что он еще живой
и здешний, а не готовитсЯ улететь в небеса.
     ‘тарец  наконец  произнес "аминь",  извлек  из пазухи кожаный  плетеный
кавчежец, и  оттуда бережно, словно некое сокровище, тремЯ  перстами  достал
малый  кус пшеничного  белого хлеба,  видом  похожий на анафору или  антидор
(остаток причастной просфоры), и подал ‚арфоломею со словами:
     - ђазверзни уста своЯ, чадо! € прими, и съешь! ќто тебе даетсЯ знамение
благодати Ѓожьей и разумениЯ свЯтого писаниЯ!
     ‚арфоломей, словно  завороженный, открыл  рот, продолжаЯ  во  все глаза
глЯдеть на старца.
     -  •оть и  мал  сей кус,  но велика сладость вкушениЯ  его!  - серьезно
примолвил старец, опускаЯ просфору в рот отроку. ‚арфоломей прижал ее Языком
к  небу,  ожидаЯ, пока  рот  наполнитсЯ слюной,  и  вправду  ощутил  медовую
сладость от кусочка съеденного им хлеба.
     - Ћтче! -  сказал он, охрабрев. - Њне всего слаще изреченное тобою... -
‚арфоломей  приодержалсЯ,  слегка запутавшись  во  взрослой  фразе,  которую
надумал сочинить, и докончил скороговоркой: - Џро письмена!
     Џолучилось не  совсем хорошо, и потому он, подумав и вспомнив сравнение
из псалма „авидова, присовокупил: - ‘лаще меда!
     - ‚еруешь, чадо, и больше сего узриши! - отмолвил, улыбаЯсь, старец.  -
Ђ об  учении письмен не скорби.  ‡най,  что от сего  днЯ дарует тебе ѓосподь
доброе  разумение  грамоты, паче, нежели у братьи  твоей в училище!  -  —уть
заметнаЯ улыбка при  последних словах  показала,  что старец догадываетсЯ об
училищных бедах  ‚арфоломеЯ.  - € запомни, сыне,  что гневать не стоит ни на
кого, токмо  отемнишь душу свою  напрасною горечью. ѓосподь  повелел всЯкому
человеку добывать свой хлеб в поте лица своего! Ќе  ропщи  и, паче всего, не
завидуй другому!  „аст и тебе  ѓосподь,  в пору свою,  воздаЯние  по трудам!
Ћткрытым  сердцем больше  постигнешь  в  мире, станешь лучше понимать людей.
„околе гневаешь, только и видишь себЯ самого,  свое горе, свою  обиду, а  не
того, другого, своего супостата мнимого! ‚ысечет  родитель, горько! Џодчас и
умереть захочешь, а  воззри, - почто  родитель  гневает? ’окмо  хотЯше добра
сыну своему! „абы продолжил деЯниЯ родителЯ своего со славою, дабы на полных
летах и сам был благоуспешен и праведен, и своих бы детей наставил на добрый
путь, дабы свеча рода твоего не погасла! —то дашь ты отцу и матери за все их
труды неусыпные? Ќичего не возможешь, ибо к  возрастию твоему уже отойдут  в
лучший  мир. ’ы вечный должник пред ними, а  такожде и пред каждым, чей труд
дает тебе еду и питье, и кров, и одеЯние, и научение книжное!
     ‚арфоломей  слушал, киваЯ головою. Ћн знал,  что старец говорит  мудрые
слова и  не  обманывает его, но...  как страшно было расстатьсЯ с ним и... и
вновь  эти непонЯтные  "зело" и "твердо"! Џосему,  едва  старец  повернулсЯ,
сбираЯсь уходить, ‚арфоломей,  с  мгновенным  безотчетным отчаЯньем, кинулсЯ
перед ним на землю и,  со слезами,  тычась лицом в траву и  простираЯ руки к
стопам пресвитера, стал сбивчиво и горЯчо умолЯть того не уходить, погостить
у них в доме, уверЯЯ, что и родители будут рады, что  таковых гостей любЯт и
привечают  у них  в  доме, и  пусть  он не  гребует, и  не  погнушает,  и не
пострашит, и... —его только не говорил испуганный малыш!
     ‘тарец поднЯл и успокоил отрока, коего, понЯл он, нельзЯ было оставлЯть
в  таком состоЯнии, взЯл за руку, и они пошли полем, потом перелесками, мимо
поскотины, к дому.
     ѓорЯчаЯ ладошка мальчика  цепко  ухватилась за шершавую ладонь старика.
‚арфоломей боЯлсЯ  отпустить  гостЯ  даже  на  миг, даже когда  им  пришлось
перелезать через прЯсло поскотины.
     ‘иЯющаЯ рожица ‚арфоломеЯ, когда он вводил, наконец, гостЯ в  дом, была
столь красноречива, что отец, поглЯдев внимательней, забыл спросить о конЯх.
     ‚ремЯ было близко к  обеду, и потому всЯ семьЯ - Љирилл, ЊариЯ, ‘тефан,
старший оружничий  „аньша и ключник  џков  (эти были почти как члены семьи),
старуха-тетка, двоюродница  Љирилла, и маленький Џетруша с нЯнькою -  была в
сборе.  ‚ горнице хлопотали, накрываЯ  столы, несколько  слуг. ‘тефан только
сморщил нос, буркнув:
     - ’ак и знатье, что без коней воротит!
     Љирилл, по облику и осанке догадав, что странствующий пресвитер достоин
всЯческого  уважениЯ  (да  и недаром ‚арфоломей так крепко держитсЯ за  руку
гостЯ!),  пригласил старца  к  столу. ѓость,  однако,  отстранив  родителей,
твердым шагом, ведЯ за собою отрока,  прошел  в моленный покой. "Ѓудет  петь
часы перед трапезою!" - догадалсЯ боЯрин, и отдал слугам, которые готовились
было уже внести в  горницу дымЯщийсЯ котел  с  ухою,  распорЯжение погодить.
џков  с  „аньшею  переглЯнулись  и крЯкнули,  старуха-двоюродница,  поглЯдев
вослед  старцу, значительно  и  крепко поджала  рот,  две  незаметные  видом
странницы-богомолки, ожидавшие в углу дарового  боЯрского угощениЯ, опустили
очеса и скромно перекрестились.
     Њеж тем, как  только  они  остались  одни  в  моленном  покое,  старец,
поискавши глазами, нашел большую домовую Џсалтирь, и утвердил  ее  на аналое
перед очесами отрока.
     - ‚осьмой псалом знаешь? - вопросил он.
     - ‡наю! - зарозовев, ответил мальчик, глЯдЯ на "своего" старца сиЯющими
глазами. “лыбнувшись слегка, старец разогнул листы и указал мальчику:
     - —ти!
     - Ќе умию... - начал было, оробев, ‚арфоломей.
     -  —ти!  -  настойчиво  повторил старец. -  Ќе  сомневайсЯ! ‘ сего  днЯ
ѓосподь даровал тебе умение грамоты! —ти певческим гласом, како умиешь, тако
и чти!
     Ћтрок смЯтенно посмотрел на старца, после в книгу, шепотом повторЯЯ про
себЯ  начальные  слова  псалма, и снова смЯтенно в доброе,  мудро-терпеливое
лицо  и опЯть в  книгу, и уже  вслух, в полгласа,  верЯ и не верЯ,  повторил
слова псалма, с удивлением обнаружив вдруг, что вместо непонЯтных "глаголь",
"он",  "суть",  "иже" - перед ним,  теми же знаками, изображены знакомые ему
издавна  слова: -  "ѓосподи, ѓосподь  наш, Яко чудно имЯ твое по всей земли,
Яко взЯтсЯ великолепие превыше небес"...
     Ћн  смЯтенно глЯнул  на старца, но  тот лишь  склонил  голову,  поощрив
мальчика, и  тогда ‚арфоломей, словно кидаЯсь в холодную  воду, ощущаЯ,  как
мурашки  боЯзливого  восторга потекли у  него по  всему телу, запел знакомый
псалом, едва поспеваЯ водить глазами по  строкам, и буквы, непонЯтные буквы,
ожили! ‘тали складыватьсЯ послушно в слова, в те  самые слова! € уже он едва
поспевал  следить  за  ними,  боЯсь  отстать,  боЯсь утерЯть  столь  чудесно
обретенное умение свое. Ђ старец, с мЯгкою добротою глЯдЯ на мальчика, молча
слушал,  и лишь когда подошло времЯ,  перевернул страницу Џсалтири,  поощрЯЯ
отрока к продолжению.
     Ќа следующем псалме  ‚арфоломей было сбилсЯ, но и  тут помогло  прежнее
знание, -  всЯ  Џсалтирь была  у него  на  слуху,  -  и  молчаливое старцево
поощрение.  ‘нова  забыв про  "буки", "твердо",  "зело",  - он начал  просто
следить по буквам, и, доселе непослушные, они опЯть стали чудесно слушатьсЯ,
складываЯсь во внЯтные строки.
     Њинул час. “же Љирилл, сжалившись, наконец  отдал распорЯжение подавать
на стол  и  кормить  всех, оставив старцу с  ‚арфоломеем и  себе  подогретые
блюда,  уже  слуга  заглЯдывал  украдкою  в  моленную,  где  продолжалось  и
продолжалось звонкое детское пение, коему иногда начинал вторить глубокий, с
чуть заметною хрипотцою, голос  пресвитера. “же  и второй час был на исходе.
“же  и сам  хозЯин, слегка  покашливаЯ, подходил к  дверЯм  иконного  покоЯ.
‚арфоломей  взмок от усердиЯ, у него все получалось! Ћн читал часы,  и снова
буквы сами складывались в  слова, снова пел, и послушные  буквы бежали в лад
пению. Ћн уже начинал удивлЯтьсЯ не тому, как это получаетсЯ у него, а тому,
как это оказалось просто, само собою!
     ‚ очередной  раз  старец, ласково  огладив по  голове, остановил его  и
подал другую книгу, разогнув ее посередине, на киноварной  заглавной строке.
‚арфоломей  сбилсЯ, было, начав свое: "веди",  "еже", "зело",  "глаголь", но
опЯть, поглЯдев  в лицо  старцу и почти прижмурЯсь, набрал  духу и,  охватив
слово разом,  выпалил: и затем, хоть и не так бойко,  как  знакомый  псалом,
запинаЯсь перед каждым словом, но вновь и вновь охватываЯ его целиком, начал
произносить, читать, слово за слово, все резвее  и резвей. ’ем  паче, что  и
это оказалось  знакомо,  слышано уже,  - это было  "‘лово  о  пасце" ‚асилиЯ
‚еликого,  -  и,  читаЯ-вспоминаЯ, ‚арфоломей  уже  начал  сливать прыгающие
слова, свЯзнее и свЯзнее выговариваЯ целые строки древнего поучениЯ.
     - Ѓудет! - остановил его,  наконец,  старец.  - Џриодержись,  отроче, и
помни,  что  без страха,  но с  молитвою и упованием о  ѓосподе приступаЯ  к
чтению, и всЯкое написание отныне осилишь!
     ‚арфоломей  молчал  потрЯсенно,  бледный  от  восторга. ‚  дверь  вновь
заглЯнули.  ‘тарец кивнул  и, ведЯ за руку мальчика, пошел в столовый покой,
где уже давно слуги ждали с прибором и  мисами, и где Љирилл  распорЯдилсЯ к
прежним обычным  блюдам,  поданным странника  ради,  добавить иные, от своей
боЯрской  трапезы, и  теперь с внутренним нетерпением ждал гостЯ,  с которым
намерилсЯ,  - заранее проникшись почтением  к  захожему пресвитеру, - истово
потолковать о судьбе своего среднего отрока.

     ѓлава 20

     ѓость ел вдумчиво  и медленно.  Ћднако съел очень мало и самой  простой
пищи. Ћт изысканных Яств отказалсЯ молча, мановением руки.  —уЯлось, что длЯ
него жизненные услады меньше всего заключены  в еде,  равно как и  в  прочих
утехах плоти.
     Љирилл с Њарией со  скрытым  нетерпением  ждали,  когда  достойный  муж
закончит трапезу. ‡а столом их было всего трое. ‚арфоломеЯ услали в челЯдню,
прочие сотрапезники уже отъели и покинули покой.
     ѓость наконец, испив квасу, поднЯл взор на боЯрскую чету, увидел ждущие
глаза хозЯев и слегка не то,  что улыбнулсЯ, а как  бы на мгновение проЯснел
ликом.
     - Њыслю, об отроке сем вопрошание ваше?
     ‚олнуЯсь,  перебиваЯ  и поправлЯЯ друг друга, Љирилл с  Њарией поведали
старцу о чуде, совершившемсЯ в  храме, и о странном поведении сына, не скрыв
и полной его неуспешливости в постижении грамоты.
     -  —ла  ли ты,  дочерь моЯ, в  …вангелии от ‹уки, Яко свЯтый  и великий
пророк  и  предтеча •ристов  €оанн, еще  будучи  во  утробе  матерни, познал
ѓоспода,  носимого  в  ложеснах  пречистой  приснодевы  Њарии,  "и  взыграсЯ
младенец радощами  во чреве"? ‚оспомни, что и пророка €еремию  Ѓог избрал от
чрева матери, сие же свидетельствует о себе и €сайЯ пророк...
     - Ћтче! - зарозовев, возразила ЊариЯ. - Ќо ведь €оанн воскликнул устами
матери своеЯ, …лисаветы!
     - „очерь моЯ!  - мЯгко упрекнул ее старец. - Ќесхожи между собою даже и
цветы  полевые! Џочто  же ты,  сомневаЯсь в дитЯти своем, мнишь, что ѓосподь
должен был ознаменовать судьбу его и €оанна Џредтечи одною и тою же метой?
     ‘тарец был прав. ЊариЯ вздохнула и опустила взор:
     - Џрости, отче, сомнение мое!
     -  ‡апомните оба! - с мЯгкою  настойчивостью повторил пресвитер, озираЯ
супругов. -  ‡наменьЯ, данные накануне рождениЯ отрока сего, свидетельствуют
о том, что  рожденный от  вас есть  сын радости, а не печали. € три возгласа
его славили триипостасное божество, иже есть Ћтец, ‘ын и „ух ‘вЯтый в едином
лице - славили свЯтую ’роицу!
     Љогда-то  почти  то же самое толковал  им знакомый батюшка, но поучениЯ
его  почему-то не  ложились на сердце так, как  поучениЯ нынешнего старца. €
все же оставалась,  не  проходила  некаЯ  толика недовериЯ  и  к его словам.
ђодители  притихли, нерешительно поглЯдываЯ  на гостЯ. Ђ тот пригорбилсЯ, по
времени  киваЯ головою, словно о чем-то думал  и разговаривал сам  с  собой.
Џотом поднЯл взор и поглЯдел твердо:
     - ђадуйтесь таковому детищу,  а не страшитесь! Ѓог избрал  вашего  сына
прежде рождениЯ его. € вот вам знамение: уйду, станет он разуметь грамоту  и
книги свЯтые честь добре и разумно.
     Љирилл с  Њарией  переглЯнулись,  не  в силах поверить,  но  не смеЯ  и
выразить сомнений своих.
     - Ѓудет ли конец сему? - воскликнул, решась, почти с отчаЯньем, Љирилл.
- €ли что и вперед еще совершит странное с отроком сим?!
     ‘тарец вздохнул, делаЯ движение поднЯтьсЯ и протЯгиваЯ руку за дорожным
посохом своим. ‚о взоре его уже возникло то остраненное, "далекое" выражение
- как будто сквозь стены  хоромины повиделись ему незнакомые дальние дали, -
которое проЯвлЯет себЯ в лице  странника после краткого  отдыха  при  дороге
перед первым, самым тЯжелым шагом в безвестность грЯдущего пути.
     ‚осстав  и  оправив  платье,  он   приодержалсЯ  на  миг,  торжественно
возгласив:
     - ‘ыне мой! €  ты, дочерь  моЯ, запомните!  Џервое - отрок сей,  с часа
этого, будет знать грамоту. ‚торое - будет он велик перед  Ѓогом. € третье -
сын ваш станет обителью свЯтыЯ ’роицы!
     Џоследнего  ни Љирилл, ни  ЊариЯ не понЯли толком, но оба почуЯли враз,
что  вопрошать  более неведомого гостЯ неможно,  и только  враз  поклонились
осенЯющей руке странника.
     ѓость  мерным шагом  покинул  покой. Ѓыла минута  замешательства, токмо
минута!  Џосле  коей оба  родителЯ  согласно  выбежали  вон,  вслед  старцу,
догнать, проводить,  еще  расспросить  перед дорогою... Ќо старец уже  успел
уйти со двора. Ђ выглЯнув за  ворота, они  увидели  лишь  сиЯющий день, кур,
нетревожимо рывшихсЯ в пыли, небо с одиноким белым облачком, невесомо тающем
в аэре... Ќо уже нигде не  узрели прохожего пресвитера. ’о ли он завернул за
угол дома, то ли перешел через дорогу, в кусты, то ли вовсе повернул  в иную
сторону? „а и был  ли он?! Ќе ангел  ли Ѓожий в образе старца бысть послан в
дом боЯрина Љирилла, дабы наставить и укрепить будущего  великого подвижника
‘вЯтой  ђуси? € сшед  с небес,  исполнив назначение  свое, исчез  невестимо,
растаЯл в небесной лазури?
     Ѓыл! Џриходил,  и молилсЯ под дубом, и пожалел, и  научил мальчика, ибо
мудрым опытом жизни своей враз уразумел, какую беду терпит отрок ‚арфоломей,
и  как ему надобно  помочь в  его горе. Ѓыл наставник! Ѓыл прохожий человек,
коему  мы  и теперь поклонимсЯ земно! Џусть  с миром и нерушимо почиют кости
его где-то в родимой нашей земле!
     Ѓыл  наставник.  €  высшим  промыслом  означено,  чтобы он  был всегда!
Џриходит час, когда и родители не имеют власти над дитЯтею, и нужен, надобен
наставник  добрый,  чьЯ  волЯ  и пример  означат  начало  пути, укажут стезю
многотрудную,  по которой  каждому должно пройти, не  сбиваЯсь и  не плутаЯ,
дабы достигнуть завещанного ему от рождениЯ судьбой.
     Џомыслим же о  наставниках своих!  „обрых  наставниках (злые не в счет,
ибо посланы они не от света - от тьмы). ‚се ли заветы их исполнены нами? ‚се
ли, что могли, и, значит,  должны  мы  были  свершить  по  заветам их,  нами
свершено и достигнуто? ‘  горем признаемсЯ себе мы, многие, что ленились или
робели идти неуклонно указанным ими путем!  Џомню и Я, как сидел, юношей,  в
каменной сырой палате  пред стариком глухим и  убогим, который был  подлинно
велик  в  науке  своей,  и  перед ним, в  Ящиках,  лежало  все  его добро  -
единственное в мире  собрание манускриптов редчайших... € слушал его, дивЯсь
и ужасаЯсь многотрудному пути ученого, и знал, подлинно  знал, что и мой это
путь! Ђ  в отверстые окна входил теплый ветер, и  радостные крики неслись от
реки, и чудо  днЯ, мгновеннаЯ радость минуты,  лукавый взглЯд где-то там, на
солнечном  берегу, отвращали менЯ от предназначенной судьбою стези. € вот  Я
послушалсЯ ветра, - где он теперь, теплый ветер тот? € радостей днЯ,  - куда
сокрылись они? € лукавых очей, взглЯд которых мелькнул и угас в дальней дали
умчавшихсЯ лет!  €  не выбрал  стезю,  по которой тоскую теперь,  на  исходе
годов, ибо  есть только Џуть,  остальное же все  -  лишь преграды на пути да
обманы!
     €  только на склоне  лет, не  свершив и малой толики того, что  мог  и,
значит,  должен  был свершить и  Я,  и другой, и  каждый, начинаешь с тоскою
понимать,  сколь  счастливы те,  кто  уже в юности  не  изменил судьбе и  не
погналсЯ за счастьем! Љто враз и навсегда выбрал свой путь, и шел по нему от
истока лет  и  до конца, не сбиваЯсь и  не  уставаЯ, так точно, как  шел  по
своему пути, во младенчестве начатому, отрок ‚арфоломей.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     ‚  тот  же день,  ввечеру,  ЊариЯ  и  Љирилл  со  страхом,  а  ‘тефан с
изумлением,  слушали,  как  ‚арфоломей,  сбиваЯсь,  путаЯсь  и  краснеЯ,  но
довольно бегло и споро читает свЯтое …вангелие.

     ѓлава 21

     Ќе  пришлось  изучать  ‚арфоломею  ни  риторики,   ни  красноречиЯ,  ни
греческого  Языка.  ЌоваЯ беда  пронеслась над  городом ђостовом,  сокрушив,
походЯ, ихний  боЯрский дом и  заставив  невезучую семью искать пристанища в
иных землЯх.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     ‘вадьбу  юного кнЯзЯ  Љонстантина  ‚асильевича с  Њарией, дочерью €вана
„аниловича Љалиты, справлЯли пышно. Њолодых от самого собора до теремов вели
по красным  коврам. ђадовались неложно,  чаЯ от  московского великого  кнЯзЯ
заступы  и обороны по  нынешней неуверенной  поре: всего  год  назад страшно
разгромлена  ’верь,  излиха  досталось  от  проходЯщей  ’уралыковой  рати  и
ростовским  украинам.  Ќынче  и  самые  упорные  доброхоты  тверских  кнЯзей
притихли, выжидаЯ, - что сЯ  содеет?  Љак повернет оно под новою, московской
рукой?  € то, что кнЯзь €ван вскоре купил  у хана Ярлык на ђостов, мало кого
испугало поначалу. Ќу что ж! Џущай сами попробуют с мыта, да с весчего, да с
лодейного, да  с повозного, опосле евкалова раззору получить  поболе  наших
даньщиков  да боЯр! ‡емлЯ разорена,  в торгу  скудота, сами  сЯ убедЯт,  дак
посмирнее станут той поры!  ’ак и встретили первых московитов:  престарелого
боЯрина  Љочеву  с  дружиной.  Џостойте-ка  сами  у  мыта!  Џосбирайте  дань
татарскую! Ђ мы - поглЯдим!
     Љогда Њина с молодцами вступил в ђостов, Љирилл был у себЯ в загородном
поместье.  ѓонец от ЂверкиЯ примчал в потемнЯх,  когда  уже в доме срЯжались
опочивать.
     Љирилл  с  неохотою  оболоксЯ,  застегнул серебрЯный  поЯс и,  отмахнув
головою на заботное вопрошание встревоженной  Њарии: - "Њосковиты чего-сь-то
шумЯт,  купили  Ярлык, дак  и  нейметце теперЯ!" -  полез на  конЯ.  ‚се  же
встревожен  был  и он. ‘тефану,  что  тоже  было намеривал скакать с  отцом,
непривычно строго велел  сидеть дома; холопам,  что сопровождали  господина,
приказал  вздеть брони  и взЯть оружие;  „аньше поручил  разоставить сторожу
ради всЯкого случаЯ, не сказав, впрочем, какого и против кого, и что делать,
ежели нагрЯнет и впрЯмь какаЯ ратнаЯ сила?
     Ќа  вечереющей  дороге  затих  топот  копыт.  ЏотЯнулись  часы,  полные
ожиданиЯ  и  смутной, немой  тревоги. ЊариЯ, уложив детей, так  и  не легла,
молилась, волнуЯсь все  больше и больше. Ћбещанный Љириллом ратник  так и не
прискакал,  и  в  доме  не  знали,  что  тотчас вслед за  тем, как Љирилл  с
провожатыми достиг ђостова, московиты перенЯли все ворота и назад из  города
не выпускали уже никого.
     Љирилл в  улицах дважды натыкалсЯ на оружные отрЯды московитов, все еще
не понимаЯ, что происходит во граде?  Ѓеда? ЉакаЯ? ’о, что  московские боЯре
порешили,  оцепив город,  силою собирать серебро длЯ  кнЯзЯ  €вана, - такого
помыслить Љирилл и вовсе не мог.
     ѓрадского  епарха, ЂверкиЯ, в его тереме он не нашел. Ќа широком  дворе
суетились в  потемнЯх люди, трещали факелы. Љто-то, пробегаЯ, повестил,  что
господин  поскакал на кнЯж двор, где  остановились московские боЯре.  Љирилл
решительно повернул конЯ к терему кнЯзЯ Љонстантина. Ќо, не доезжаЯ площади,
они наткнулись на  рогатку. Њосковские ратные с руганью остановили  Љирилла.
‡аставили слезть  с конЯ, долго выЯснЯли,  кто и зачем? Љ  теремам допустили
его  одного  с одним  пешим  холопом и без оружиЯ. Џрочих  Љирилловых ратных
решительно заворотили назад.  ’ыкаЯсь у  коновЯзей, пробираЯсь и оступаЯсь в
долгой  своей выходной  ферЯзи, сквозь  смЯтенную толпу  нарочитых  граждан,
собравшихсЯ перед теремами, Љирилл растерЯл весь свой  гнев и решительность,
с  какой  кинулсЯ  было  несколько часов  назад на  подмогу  Ђверкию.  Љогда
повестили, что молодого  кнЯзЯ со  кнЯгиней нет в городе,  ему стало  совсем
зЯбко, и уже  он в безотчетном желании бегства искал глазами холопа  своего,
все еще  не  понимаЯ, что  же  творитсЯ тут,  и какаЯ  беда собрала  ночью у
теремов почитай всю городскую старшину? Љогда  ты привык быть при оружии и в
почете, ведать за  спиною дружинников, что послушно лЯгут костьми за  своего
господина,  -  вдруг  оказатьсЯ  одному,  обезоружену, зажату  в  испуганной
полоненной  толпе  не то ходатаев,  не  то жалобщиков,  - ужас охватит  и не
робкого. ѓде Ђверкий? ѓде иные думные боЯре ростовские?! Ќаконец  отыскались
двое знакомцев, но и они не ведали ничего.
     Ќестройной  толпою меж  двух рЯдов ощетиненных  железом московитов  они
были пропущены, наконец, в думную  палату. ‚ уши бросилсЯ хриплый, надсадный
крик ЂверкиЯ:
     - Ќе позволю!
     € едва  успел уЯснить  себе боЯрин Љирилл, что же  происходит во граде,
едва  успел разгневать на  самоуправство московских боЯр, - а  все казалось:
надобно только отыскать кнЯзЯ Љонстантина,  повестить ему да  пасть  в  ноги
великому  кнЯзю  €вану  „анилычу,  и  само  собою будет  исправлено  днешнее
непристойное нестроение;  московитов  уймут, и все воротит на  своЯ  си,  по
старине, по обычаю, како  от дедов-прадедов надлежало...  ’ого,  что сейчас,
тотчас, ЂверкиЯ нелепо повесЯт за ноги, стремглав, головою вниз, не знал, не
мог  и помыслить  такого боЯрин Љирилл, и  когда  свершилось, когда маститый
старец повис перед ними с разинутым ртом и  задранною бородою, с  павшими на
плечи полами долгой боЯрской срЯды,  непристойно обнажив пестротканые  порты
на дергающихсЯ худых старческих ногах, когда достиг его ушей булькающий хрип
и взлаивающий кашель главы  городского, - в глазах  Љирилла поплыло все,  и,
наверно, имей  он оружие при себе, невесть что и створил бы, ибо паче смерти
позор  и  глум,  паче смерти!  Ќо  рука  не нашарила на поЯсе дорогой сабли,
снЯтой  давеча  за рогаткою  и отданной  своим  холопам, и - ослабла рука, и
задрожали и  подогнулись ноги, и  рыдающий вопль исторгсЯ из груди, а кругом
также  падали  на   колени,  также  молили  пощады...  Џеред   лицом  наглой
торжествующей силы,  потерЯвши достоинство свое,  они  теперь соглашались на
все - на грабеж и поборы, лишь  бы уцелеть,  опЯть уцелеть, опЯть отсидетьсЯ
за спиною сильного, дозволЯЯ ему творить с собою все, что захочет...
     „омой воротилсЯ Љирилл утром,  пьЯный от  устали и ужаса. ‚ глазах  все
стоЯл кровавый  лик  ЂверкиЯ, уже снЯтого с веревки.  €з ушей старика  текла
кровь, а глаза, в мутной, кровавой паутине, почти уже не видели ничего...
     …го трЯсло, когда он слезал с конЯ. ЊариЯ только от ратных дознала, что
и как створилось во граде.
     ...€ когда назавтра  пожаловал к  ним в поместье  сам Њина  с дружиною,
Љирилл только глухо отмолвил жене, кинувшейсЯ к супругу:
     - „оставай серебро!
     Ћн и здесь, однако,  не понЯл, не сумел постичь до конца тЯжкого смысла
происходЯщего.   ‚здумал  откупитьсЯ,   выплатить  серебрЯный   долг  драгою
рухлЯдью, - не тронули  б родового добра! Љинул четыре свЯзки  соболей (Њина
взЯл, не поморщась), сам вынес бесценную бронь аравитской работы, мыслЯ дать
ее в уплату ордынского выхода.
     „рагаЯ  бронь  тЯжелым, жарко горЯщим потоком  излилась  и  застыла  на
столе. ‘иние  искры, холод харалуга и жар золотой насечки на вогнутых гранЯх
стальных пластин, покрытых тончайшим  письмом, серо-серебрЯнаЯ  чешуЯ мелких
колец, слепительный блеск зерцала...  ђатники смотрели, ошалев. Њина странно
хрюкнул,  набычась, сделал  шаг, и вдруг,  твердо  положив  руку  на  бронь,
выдохнул глухо:
     - ЊоЯ!
     Љирилл глЯнул на широкого в плечах москвича с высоты своего роста, чуть
надменно, и, помедлив, назвал  цену брони в новгородских серебрЯных гривнах.
Њину дернуло, он повел головою  куда-то вбок, рыжими глазами Яростно вперЯсь
в ростовского великого боЯрина, хрипло повторил:
     -  ЊоЯ! - €, в недоуменное, растерЯнное, гневное лицо Љирилла выдохнул:
-  Ѓеру! ’ак! -  Ћн когтисто сграбастал бронь, чуть согнувши над нею толстые
плечи, повторил Яро и властно: - ’ак беру! „аром! ЊоЯ!
     ђатники, рассматривавшие бронь, восхищенно цокаЯ, приобалдев, раздались
в  стороны, глЯдючи  то на  своего,  то  на ростовского  боЯрина: -  "—то-то
будет?"  -   ѓолубые  очи   Љирилла  огустели  грозовою  синью,  казалось...
Џоказалось на миг...  € волчонок,  старший ростовского  боЯрина,  вывернулсЯ
было, - не  в драку  ли  готовЯсь, -  в пахучую густоту мужских тЯжелых тел,
тЯжкого злого дыханиЯ ратны... Ќо вот  угасли синие очи ростовского боЯрина.
ѓолова склонилась  на  грудь, и голос упал,  терЯЯ силу и  власть, когда  он
вопросил москвича затрудненно:
     - Џо коему праву, боЯрин?
     -  Џраву?  Џраву?!  - повторил,  Якобы не  понимаЯ,  Њина. -  Џраву?  -
выкрикнул он,  сжимаЯ  кулак.  -  Ќе надобна тебе  бронь!  ‚от!  - Ћн потрЯс
кулаком  перед  лицом  Љирилла. -  Ќа  ратЯх  бывал  ли  когды?  ‘  кем  вы,
ростовчане,  ратились  доднесь? Ѓронь надобе воину! Ћружие  какое - отбираю!
Њоим  молодцам,  вот!  - выкрикнув,  он  повел глазами,  и  округ  него враз
довольно загоготали и - двинули, и началсЯ грабеж!
     - Ќе замай! - выкрикнул  еще раз Њина, сильно толкнув в  грудь Љирилла,
не хотевшего отступить. ђатники уже ринули в оружейную. Љирилловы кмети, кто
растерЯнно, кто гневно взглЯдываЯ на своего господина, нехотЯ, под тычками и
ударами московитов, расступались  посторонь. € уже те несли шеломы, волочили
щиты, копьЯ, колчаны и сулицы, радостно  оборужаЯсь даровым боЯрским добром.
ќто был грабеж уже ничем и никем  не прикрытый,  разнузданное торжество силы
над правдой. € высокий, красивый ростовский боЯрин вдруг сломалсЯ, потерЯнно
согнул плечи и, закрыв руками лицо, выбежал вон. € не то даже убило, срезало
его в сей миг, что у него на глазах грабЯт самое дорогое, что было в тереме,
что  теперь уже  и  даней  не  собрать  ему, не  выплатить  без "насилованиЯ
многого" дани неминучей, -  проклЯтого ордынского выходного серебра, - а то,
что  московский тать  сказал  ему горчайшую  правду:  воинскую  украсу  свою
натЯгивал  на  себЯ  Љирилл  многажды  на  торжественных  выходах  и выездах
кнЯжеских, в почетной стороже,  на встречах именитых гостей, но так никогда,
ни разу  во всей жизни, не привелось ему испытать драгую свою бронь в ратном
бою! € в этом  горьком прозреньи, в стыде, укрыл боЯрин Љирилл лицо свое  от
слуг и сына ‘тефана, коего сейчас свои же холопы оттаскивали за предплечьЯ -
не натворил бы  беды  на  свою голову,  невзначай, - укрыл  лицо и сокрылсЯ,
убежал, шатаЯсь, туда, в заднюю, где и рухнул на ложе, трЯсЯсь в задавленных
рыданиЯх...
     ‚арфоломей в этот час бессовестного разгульного грабежа  бродил один по
дому,  среди перепуганных суетЯщихсЯ слуг и шнырЯющих там и  тут московитов,
спотыкалсЯ о вывороченные узлы с рухлЯдью, сдвинутые и отверстые сундуки. ‘о
страхом зрел, как мать, с пугающе-тонким, в нитку  сжатым ртом, с  запавшими
щеками, с  лихорадочно светЯщим взором на белом бумажном лице, разворачивала
портна, открывала ларцы, словно чужое чье-то кидаЯ в большой расписной короб
серебрЯные  блюда и  чаши,  драгие колты и очельЯ, перстни и кольца, и даже,
морщась, вынула серебрЯные струйчатые серьги из ушей и, не глЯдЯ, кинула их,
невесомо-сверкающие,  туда  же,  в  общую кучу  домашнего,  и уже не своего,
серебра...
     Ђ там, вдали, на деревне, куда  ушла  запаснаЯ дружина москвичей,  тоже
вздымалсЯ пронзительный вой женок, и блеЯние, и мычанье, и испуганное ржанье
уводимых коней,  и  звонкое  хлопанье  дверей,  и крики, и  гомон...  Љаждый
московит  уводил  с  собою по заводному коню,  иной и  другую  какую скотину
прихватив: - ‚ ђостов послали, дак не зевай! ЉнЯзю серебро, а кметю конь, да
справа! ’ем  и рать стоит! Ђ бабы, глупые, дуром верещат, - татары бы тута и
их самих во полон увели!
     †рали,  пили, объедались, резали чужую скотину,  торочили на  поводных,
награбленных  коней награбленное добро:  скору,  лопоть,  оружие  и  зипуны.
‘таршие, не  слушаЯ  брани  и  бабьих завываний,  взвешивали и пересчитывали
серебро,  плющили, сминали  блюда  и  чаши, те,  что попроще, без  позолоты,
письма и камней, - все одно, в расплав пойдет! €ные, воровато озрЯсь, совали
за пазуху: кнЯзь - кнЯзем, а и себЯ не забудь! ‚ой стоЯл на деревне - как по
покойникам.
     Љ  вечеру  Њина,  сопЯ,  сам  взвешивал  заново веские  кожаные  мешки,
безжалостно бил по  мордам,  разбиваЯ в кровь ражие хари  своих  подопечных:
вытаскивал  из  пазух  и  тороков утаенные  блюда, кубцы, достаканы и свЯзки
колец. Ѓрать  - бери, рухлЯдишко там какое да животишко, а  серебро штоб все
€вану  „анилычу  на руки! Њеру знай! ЉнЯзеву службу  худо сполнишь,  в другу
пору и за зипунами тебЯ не пошлют!
     ‘пать улеглись вповал,  на полу, на сене,  в  Љирилловой молодечной.  “
скрыней,  ларей,  сундуков  и мешков  с  набранным добром  всю ночь  стоЯла,
сменЯЯсь,  недреманнаЯ сторожа. ’еперь и  сам  Њина нет-нет  да и  напоминал
ратным о двух казненных великим кнЯзем за грабительство на Њоскве молодцах:
     - Ћполонились? ’о-то! Ќеча было и шуметь не путем! „анилыч, он и строг,
и порЯдлив зело! …му служи верно: николи не оскудеешь!
     ‚ сумерках на  дворе  сиротливо  и  тонко ржали чужие кони у коновЯзей,
напрасно подаваЯ голоса хозЯевам своим. Џритихла ограбленнаЯ  деревнЯ, стих,
разоренный и опозоренный, боЯрский двор. …два теплит одинокий свечной огонек
в изложне, где всЯ семьЯ собралась, точно на пепелище, не знаЯ, то ли спать,
то ли  горько плакать  над  новою бедою  своей,  котораЯ,  уже понимали все,
сокрушила вконец  и  до  того  уже зело  хрупкое благополучие их  обреченной
семьи. Ћтец сидит молча,  на  сундуке,  он  так и  не лег, потерЯнно  и тупо
глЯдит на свечной огонек. “ста шепчут беззвучную молитву, он разом остарел и
ослаб.  Њать  тоже  не  спит, что-то  сердито штопает, склонЯсь  у огнЯ,  со
стоическим, отемневшим ликом. ЌЯнька дремлет, вздрагивает, вздергиваЯ голову
в  сонной  одури,  тупо взглЯдывает на  госпожу,  не  смеЯ лечь прежде самой
Њарии.  ‘тефан  лежит  ничью, вытЯнувшись,  зарыв  лицо в  красное  тафтЯное
зголовье,  тоже  не  спит, думает, хотЯ в голове уже гудит, и хоровод мыслей
колеблет  и  шатает,  словно   свечное  вздрагивающее   пламЯ.   „авеча  его
только-только  успели  оттащить,  не  то бросилсЯ бы в  драку  с  оружием на
обидчиков своих, а сейчас думает и не может решить. ‚споминает  отцову бронь
и стыдный покор  московита,  о  том,  что бронь  надобна воину  длЯ  ратного
дела...  Ќо что можно  одному? Џротив многих? Ќо что  можно одному, ѓосподи,
когда сам отец, когда даже отец!.. ЉинутьсЯ, умереть... € кто  пойдет вослед
тебе? €ли и это гордынЯ? ’ак почему  же  он не погиб, не умер, он,  боЯрский
сын и  воин, почему?! €  кто враг?  Ћни? ќти  вот?  €ли все же Ћрда?  ‹итва?
Љатолики?  €ли главный ворог  - робость своих же ростовчан? ђазброд русичей,
братоубийственнаЯ прЯ Њосквы с ’верью,  доносы друг на  друга?  € что должны
были бы  делать они, эти вот?! Ќе брать отцову бронь? ‡аплатить за нее? —ем?
‚оин  живет  добычей, а  даньщик  корыстью.  Ќикто же  весть, в самом  деле,
сколько заплатил €ван Љалита в Ћрде за ростовский Ярлык!  Ќикто же  весть...
—то ж сами-то  мы, сами на  что?!  Џочто  ж бы сами-то... Љак отступил,  как
сдалсЯ  отец! Ќе  думать, не думать! Ћн  краем  глаза взглЯдывает  в сумрак,
туда,  где потерЯнно,  все  так  же шевелЯ  губами, сидит родитель, и тотчас
отводит  глаза, оборачиваЯ взор в иную сторону, рЯдом с  собою. Џетька спит,
вздрагиваЯ, а Ћлфера тоже не спит, сидит на постели и молитсЯ.
     - ’ы  что? -  шепчет  ‘тефан, едва  шевелЯ  губами.  ‚арфоломей готовно
нырЯет  в  постель, прижимаЯсь  к брату. …го тоже  трЯсет  и колотит нервнаЯ
дрожь.  € они молчат,  лежат,  обнЯвшись,  братьЯ  сброшенные,  потерЯнные и
затерЯнные в неисходной пустоте сегоднЯшнего погибшего днЯ. €  оба не знают,
что делать  им, что думать и как строить вперед свою жизнь, не ту,  внешнюю,
где слуги, хлеб и где с голоду не умрешь,  - все одно принесут из деревни, -
а  внутреннюю, духовную, важнейшую всЯкой другой? Људа направить теперь ум и
силы души?
     € ‘тефан  не слышит,  не чует, не  знает: ‚арфоломей  сейчас  весь  как
струна  кимвальнаЯ:  до  хруста сжимаЯ зубы,  молитсЯ,  упорно  ломаЯ  себЯ,
повторЯет свЯтые слова, зовет ѓоспода, молит, велит, заклинает - помочь!  Ќе
отцу, не семье,  не матери; помочь детскому уму своему и детскому сердцу  не
огореть, не  ожесточеть  от  всего,  что  преподносит ему  жизнь, а  понЯть,
постичь  высший  горний  смысл  и  горнюю  волю,  над  всем  этим  позорищем
распростертую.
     €ли, вручив им,  малым  и сирым, свободную  волю  свою, ѓосподь  и  сам
теперь ждет от  них  решениЯ? †дет, что  же сами  они  содеют,  и  найдут ли
вернейшее  и  нужнейшее  в  жизни  сей?  €бо  тогда,  иначе,  быв  вынуждену
вмешиватьсЯ раз за разом  в  людские судьбы, стоило ли ему и  создавать этот
тварный мир и все сущее в нем?
     -  ѓосподи,  волЯ твоЯ, сила и слава  твоЯ! Ќаучи!  - молча  и  строго,
по-взрослому