вай!
Џолон, обмороженный, слабый, пойдет за бесценок, а семью, - татарок своих, -
тоже  надо кормить!  Ќещадно, с маху,  бьет  ременнаЯ плеть: "Ѓега-а-ай!". -
‘потыкающиесЯ, спутанные  полонЯнники, втЯгиваЯ головы в плечи, бредут через
сугробы,  падают, встают, ползут  на карачках, с хрипом,  выплевываЯ  кровь,
умирают в  снегу.  "Ѓега-а-ай!" -  гонЯт  стада  скотины.  ѓромкое  блеЯнье,
испуганный рев  недоеных  голодных коров, ржанье  крестьЯнских,  согнанных в
насильные табуны коней тонут в метельном вое и свисте. Ћбезножевшую скотину,
прирезав  и тут же пихнув в сугроб, оставлЯют  в пути. ‚олки, наглеЯ, стаЯми
бегут за татарскою ратью. ‚ороны, каркаЯ, срываютсЯ  с трупов и  вновь тЯжко
падают вниз, сквозь метель.
     ‡а  воротами  боЯрских  хором  царапанье,  не  то  стон,  не  то  плач.
ЋтворЯетсЯ  калитка, ратник бредет ощупью,  выставив,  ради  всЯкого случаЯ,
ножевое острие. ЌаклонЯетсЯ, спрЯтав нож и натужась, волочит под мышки комок
лохмотьев с долгими, набитыми снегом волосами, свесившимисЯ посторонь! Ѓаба!
“беглаЯ, видно! Ѓез валенок, без рукавиц...
     - ’амо! - шепчет она хрипло, -  тамо,  еще! - €  машет рукою, закатываЯ
глаза.
     - ѓде? ѓде?! - кричит ратник ей а ухо, стараЯсь перекричать вой метели.
     - ’амо... ‡а деревней... бредут...
     ђаспахиваютсЯ створы ворот. ЃоЯрин Љирилл, в  шубе и шишаке, сам правит
конем. џков, тоже оборуженный, держит одною рукой боевой топор и господинову
саблю, другою  вцеплЯЯсь в  развалы саней, пытаетсЯ,  щурЯ глаза, разглЯдеть
что-либо сквозь синюю чернь и потоки снежного ветра. ‘ани  нырЯют, конь,  по
грудь окунаЯсь в снег, отфыркивает лед из ноздрей,  тЯжко дышит, в ложбинах,
где снег особенно глубок, извиваЯсь, почти плывет, сильно напруживаЯ ноги.
     ‚от и околица. Љонь пЯтит, натЯгиваЯ на уши хомут. —ьЯ-то рука  тЯнетсЯ
из белого дыма, чьи-то голоса не то воют, не то стонут во тьме. џков, оставЯ
оружие, швырЯет их, как дрова, в развальни, кричит:
     - ‚се ли?
     -  ‚се, родимый!  - отвечают из  тьмы не то детские,  не то  старушечьи
голоса.
     -  „евонька ищо была  тута!  -  вспоминает  хриплый старческий  зык.  -
Ња-ахонькаЯ!
     Љонь, уже завернувши, тЯжко бежит, разгребаЯ снег,  и внезапно, прЯнув,
дергает посторонь.  Љирилл, нагнувшись, подхватывает  едва  видный крохотный
комочек  обмороженного  трЯпьЯ,  кидает в  сани. Љонь -  хороший боевой конь
боЯрина  -  идет  тЯжелою  рысью, изредка  поворачиваЯ голову,  дико  глЯдит
назад...
     ‚ хоромах беглецов затаскивают  в подклет:  прежде  всего спрЯтать! ’ам
снегом растирают обмороженных, вливают в черные рты горЯчий сбитень. ЊечетсЯ
пламЯ  лучин  в  четырех  светцах,  дымитсЯ  корыто с  кипЯтком.  ЊариЯ,  со
сведенными судорогой  скулами,  молча  и  споро  забинтовывает увечную  руку
обмороженного  мужика,  а  тот,  кривЯсь от боли, скрипит  зубами, и  только
бормочет: - "‘паси •ристос, спаси  •ристос, спаси... ‘пасибо тебе, боЯрынЯ!"
‘тонет, качаЯсь, держась за  живот, старуха. ЊечутсЯ  слуги.  ‘енные  девки,
нещадно расплескиваЯ воду,  обмывают страшную, в  бескровной выпитой наготе,
потерЯвшую  сознание  беременную   бабу.  ѓолова  на  тонкой  шее  бессильно
свесилась вбок, тонкие,  распухшие в коленах и стопах  ноги, покрытые вшами,
волочатсЯ, цеплЯЯсь, по земи, никак не влезают в корыто.
     ‘тефан  путаетсЯ  под ногами  людей, силЯсь помочь, хватает то одно, то
другое, ищет, кого бы послать на поварню.
     - †ивей! ’ы! - кричит сорвавшимсЯ, звенЯщим голосом мать, - где горЯчаЯ
вода?! - € он, забыв искать холопа, сам хватает ведро и, как есть без шапки,
несетсЯ за кипЯтком.
     „ругой мужик, в углу, молча и сосредоточенно кривЯсь, сам отрезает себе
ножом  черные неживые  пальцы на  ногах. Ћдна из подобранных женок вставлЯет
новые лучины в светцы. Љто-то из слуг раздает хлеб...
     Љирилл,  весь в  снегу,  входит,  пригибаЯсь под  притолокою,  и  молча
передает жене маленький трЯпичный сверток. ЊариЯ,  тихо охнув, опускаетсЯ на
колени:  - "‘негу! ‚оды!" - „евочка лет пЯти-шести, не  более (это  та самаЯ
девчушка,  что нашли  у  околицы),  открывает  глаза,  пьет,  захлебываЯсь и
кашлЯЯ; тоненьким хриплым голоском, цеплЯЯсь за руки боЯрыни, тараторит:
     - Ђ нас в анбар посадивши всех, а матка  бает: - ты бежи! - Ђ Я пала  в
снег, и уползла, и все бежу, бежу! ’етка  хлеба дала,  ото самой ’вери бежу,
где в стогу заночую, где в избе, где в поле, и  все  бежу и бежу, - свойка у
нас, материна, в џрославли-городи!
     ѓлаза у девчушки блестЯт, и видно, что она уже бредит, хрипло повторЯЯ:
- "Ђ Я все бежу, все бежу..."
     -  ‚  жару всЯ!  - говорит  мать, положив  руку ей на  лоб,  и  шепотом
прибавлЯет: - ЃеднаЯ, отмучилась бы скорей!
     ‘тефан стоит, сгорбЯсь, нелепо  высокий. Ћн только что притащил дубовое
ведро кипЯтку  и, коверкаЯ  губы, смотрит, не  понимаЯ, не в  силах  понЯть,
постичь.  Ћт самой  ’вери?!  „осюда? ‘только брела? ’акаЯ сила  жизни!  €  -
неужели умрет?!
     Њать молча задирает вонючую рубаху, показывает. Ќа тощем тельце зловеще
лоснЯтсЯ синие пЯтна, поднЯвшиесЯ уже  выше колен,  в паху и на  животе. "Ќе
спасти!" - договаривает мать.  “ самой у нее черные круги вокруг глаз, и она
тоже смотрит на девочку безотрывно, стонно ‘тефану, шепчет про себЯ:
     - ѓосподи! ’акого еще не видала!
     -  “неси  в  горницу!  - приказывает она  сыну. ‘тефан наклонЯетсЯ  над
дитЯтей, но  тут, ощутив  смрад  гниющего  тела,  не выдерживает,  с  жалким
всхлипом, не то воем, закрывает руками лицо и бросаетсЯ прочь.
     ЊариЯ,  натужась,  сама  подымает  ребенка  и  несет,   пригибаЯсь  под
притолокою,  вон из дверей. Ћна вовсе  не  замечает, с натугою одолев крутую
лестницу,  что за  нею топочут маленькие ножки, и  в горницу  прокрадываетсЯ
‚арфоломей. ЊариЯ, в темноте уронив девочку на постель, долго бьет кресалом.
Ќаконец  трут затлел,  возгорелась свеча. € тут, оглЯнувши в поисках помощи,
она видит пЯтилетнего  своего малыша,  который глЯдит серьезно и готовно, и,
не давши ей открыть рта, сам предлагает:
     - €ди, мамо! џ посижу с нею!
     ЊариЯ, проглотив ком в горле, благодарно кивает, шепчет:
     - Џосиди!  ‘коро  нЯнЯ  придет! ‚от, -  шарит она  в глубине  закрытого
поставца,  - молоко, еще теплое. ЋчнетсЯ,  дай ей! - €, шатнувшись в дверЯх,
уходит опЯть  туда, вниз, где ее ждут, и где без хозЯйского глаза все пойдет
вкривь и вкось.
     „евочка, широко открывши глаза,  смотрит горЯчечно. ‚арфоломей подходит
к ней и, остановЯсь близко-близко, начинает гладить по волосам.
     - Ђ Я все бежу, бежу... - бормочет девочка.
     -  „обежала уже! ‘пи! - говорит ‚арфоломей,  словно  взрослый.  - ‘коро
нЯнЯ придет! •очешь, дам тебе молока?
     -  Њолоко!  -  повторЯет  девочка  жарким шепотом  и,  расширив  глаза,
смотрит, как ‚арфоломей осторожно наливает  густую белую  вологу в  глинЯную
чашечку и медленно, боЯсь пролить, подносит ей. „евочка пьет, захлебываЯсь и
потеЯ. Џотом, отвалЯсь, показывает глазами и пальцем: - "€ ты попей тоже!" -
‚арфоломей  подносит  чашку ко рту, обмакивает губы в молоко,  кивает  ей: -
"‚ыпил!"  - девочка  смотрит на него  долго-долго. †ар  то  усиливаетсЯ,  то
спадает, и тогда она начинает что-то понимать.
     - џ умираю, да? - спрашивает она склонившегосЯ к ней мальчика.
     - Љак тебЯ зовут?
     - “льЯниЯ, “лЯ!
     - Љак и мою сестру! - говорит мальчик.
     - Ђ тебЯ как?
     - ‚арфоломей.
     -  Ћлфоромей!  - повторЯет  она,  и вновь спрашивает требовательно: - џ
умираю, да?!
     ‚арфоломей, который шел за матерью с самого низу, и видел и слышал все,
молча, утвердительно, кивает головой и говорит:
     - ’ебЯ унесут ангелы. € ты увидишь ”аворский свет!
     - ”аворский свет! -  повторЯет девчушка. ѓлаза  у  нее  снова  начинают
блестеть, жар подымаетсЯ волнами.
     - € прЯники... - шепчет она в забытьи, - и прЯники тоже!
     -  Ќет,  тебе не  нужно будет и  прЯников,  - объЯснЯет ‚арфоломей, как
маленький мудрый старичок, продолжаЯ гладить девочку по  нежным волосикам. -
’ам все  по-другому. ’ело  останетсЯ здесь, а дух уйдет  туда!  € ты увидишь
свет,  ”аворский  свет!  -  настойчиво  повторЯет  он,  низко   склонЯЯсь  и
заглЯдываЯ ей в  глаза. - Ѓелый-белый, светлый такой! “ кого нету грехов, те
все видЯт ”аворский свет!
     „евочка пытаетсЯ улыбнутьсЯ, повторЯЯ за ним едва слышно:
     - ”аворский свет!..
     „вое детей надолго замирают. Ќо вот девочка вздрагивает, начинает слепо
шарить  руками,  вздрагивает  еще раз и вытЯгиваетсЯ, как  струна. Ћтверстые
глаза ее холоднеют, становЯтсЯ цвета бирюзы, и гаснут. ‚арфоломей, помедлив,
пальцами натЯгивают ей веки на глаза и так держит, чтобы закрылись.
     ‘тефан (он  давно  уже  вошел  и  стыдливо  стоЯл  у двери,  боЯсь даже
пошевельнуть рукой) спрашивает хрипло:
     - “снула?
     -  “мерла, -  отвечает  ‚арфоломей,  и, став  на  колени,  сложив  руки
ладонЯми  вместе перед  собою, начинает  читать  молитву,  которую,  по  его
мнению, следует читать над мертвым телом:
     -  Ѓогородице,  дево,  радуйсЯ!   ЏресвЯтаЯ  ЊариЯ,  ѓосподь  с  тобою!
Ѓлагословенна  ты  в  женах,   и  благословен  плод  чрева  твоего...  -  Ћн
спотыкаетсЯ,  чувствует,  что  надо  что-то добавить  еще,  и говорит,  чуть
подумав: - Џрими в лоне своем деву “льЯну, и дай ей увидеть ”аворский свет!
     ’еперь все. Њожно встать с колен, и теперь, наверно, нужен ей маленький
гробик.
     Ђ  внизу, в  подклете,  хлопают  двери,  и Љирилл,  с трудом разлепивши
набрЯкшие,  обмороженные  веки, сбиваЯ  сосульки  снега  с ресниц и  бороды,
говорит жене:
     - …ще троих подобрали, и те чуть живы! Џрими, мать!
     ЏозднЯЯ ночь. ‚се так же колотитсЯ в двери и воет вьюга.
     -  ‚ьюга, это к добру, татары,  авось, не  сунутце!  - толкуют ратники,
сменЯЯ издрогших  товарищей. Џередают из рук  в руки ледЯное  железо, крепко
охлопывают себЯ рукавицами. Ќе глЯдючи на полузанесенный снегом труп (давеча
один дополз до  ограды, да тут и умер), разумеЯ тех, кто внизу, бормочут:  -
Ѓеда!
     Ђ боЯрчата, измученные донельзЯ, все еще не  спЯт. ’олько ЏетюнЯ уснул,
посапываЯ. ‘тефан (он сейчас чувствует себЯ маленьким-маленьким, так  ничего
и не понЯвшим в жизни) сидит на постели, обнЯв ‚арфоломеЯ, и шепчетсЯ с ним:
     - Ђ откуда ты слышал про свет ”аворский?
     - Ђ  от  тебЯ! - тоже шепотом отвечает  ‚арфоломей. - ’ы, лонись, много
баЯл о том. Ќе со мною, с батюшкой... Ђ расскажи и мне тоже! - просит он.
     - ‚от пойдешь скоро в училище, там узнаешь все до тонкости, - задумчиво
отвечает  ‘тефан. - „алеко-далеко!  Ќа юге, где –арьград, и дальше  еще, там
гора Ђфон.  €  в горе живут монахи, и молЯтсЯ.  €  они  видЯт свет,  который
исходил от •риста на горе ”авор. ”аворский свет! € у них у самих, у тех, кто
самый праведный, от лица свет исходит, сиЯние.
     - Љак на иконах?
     - Љак на иконах. ’олько Яще Ярче, словно солнце!
     - ‘тепа, а длЯ чего им ”аворский свет?
     - Ћни так  совокуплЯют в себе „ух Ѓожий! Ѓожескую силу собирают в себе,
чтобы потом людЯм ее передать! Џонимаешь? €з пламени возникает  мир, и вновь
расплавлЯетсЯ в огне.  ‡рел  ты пламЯ? Ћно жжет, но  вот  угас костер, и нет
его! Ћгонь зримо  ЯвлЯет  нам  свЯзь миров: духовного,  горнего, и  земного,
того, который вокруг нас.  Ћгонь также и  символ животворЯщей силы Ѓожества,
потому и едины суть  Ѓог-Ћтец,  Ѓог-‘ын и „ух ‘вЯтой, исходЯщий на нь в виде
света...  Ќе простого света,  солнечного,  а того,  божественного, что  Явил
•ристос ученикам своим на горе ”аворе!
     ‚арфоломей кивает.  Ќеважно, понимает  ли он до  конца  то, что говорит
брат,  или нет, но ему хорошо со ‘тефаном. € он верит теперь еще больше, что
ныне хорошо и той упокоившейсЯ девочке, которую завтра обещали похоронить, и
даже сделать ей маленький гробик.
     Ѓеспокойно,  вздергиваЯсь  и   постанываЯ,  дремлет   мать.   ‹егла  не
раздеваЯсь, не разбираЯ постелю,  на час малый,  да так и уснула, уходившись
всмерть. Љирилл не велел  ее будить. ‘ам спустилсЯ в подклет, сменить жену в
бессонной ее стороже.

     ѓлава 16

     ‚арфоломей  начал  учитьсЯ  грамоте  семи  лет,  сказано  в первой  его
биографии,  в  первом житии. Џростой  расчет показывает, что это должно было
произойти  в 1329 году, ежели считать от "Ђхмыловой  рати". Ќо  уже "за  год
един" после  ”едорчукова  и ’уралыкова  нашествиЯ,  то есть через зиму после
погрома ’вери, московский великий кнЯзь  €ван „анилович, выдав дочь за юного
кнЯзЯ  Љонстантина,  наложил  властную  руку  на  ђостов,  что  окончательно
сокрушило хозЯйство боЯрина Љирилла и заставило  его в конце концов,  как  и
многих, бежать  из ђостова  в  поисках новых земель и "ослабы" от поборов  и
даней. €ными  словами, переезд  в ђадонеж мог состоЯтьсЯ где-то  не  позднее
1330 года, и учитьсЯ в ђостове  в этом случае отроку ‚арфоломею пришлось  не
более двух лет. ‚прочем, то, что  ему было именно семь лет к  началу учениЯ,
не столь уж бесспорно. Ќачинали учитьсЯ в древней ђуси "лет пЯти-шести", как
Явствует из многих прЯмых  и  косвенных указаний. ‘мотрели по  дитю, по  его
развитию. (Ђ дети, рано приучаемые к самостоЯтельности, и развивались рано!)
€ного могли отдать и в  пЯть,  и в четыре года, другого в семь,  - в классах
тогдашних училищ не следили за тем, чтобы дети были все и обЯзательно одного
возраста.
     Љстати, о школах. “же, кажетсЯ, многие знают теперь, что  грамотность у
наших предков  в XIII  -  XV столетиЯх была распространена гораздо шире, чем
думали исследователи совсем  еще  недавнего  времени.  ‚  том  же  Ќовгороде
‚еликом раскопками Ђрциховского-џнина найдены многочисленные образцы частной
переписки  рЯдовых  граждан.  ‡аостренные  костЯные и металлические  палочки
непонЯтного назначениЯ, находимые археологами  в  самых различных  городах и
севера  и юга  ђоссии,  получили  теперь истолкование,  и даже  название  их
установлено,  - это  оказались древнерусские  "писала",  коими,  без  помощи
чернил,  выдавливали  или  процарапывали  текст  на  бересте и  специальных,
покрытых воском дощечках. €, однако, до сих пор далеко не  многие знают, что
в древней ђуси уже в XIII  - XV  веках была принЯта  классно-урочнаЯ система
преподаваниЯ,  сходнаЯ  с нашей,  а города-республики,  вроде Ќовгорода  или
Џскова,  содержали  на общинный  (общественный)  счет  городские  бесплатные
школы,  называемые тоже  почти по-современному,  - "училищами", в коих могли
учитьсЯ и  учились даже дети самых бедных  граждан, и где на переменах между
уроками  дети  так  же, как и  современные  школьники,  выбегали  на  улицу,
баловались, затевали возню и шумные игры.
     “чили  в  этих  школах  или  училищах  чтению  и  письму (по Џсалтири),
церковному  пению,  -   музыка  была  обЯзательным  и   серьезным  элементом
тогдашнего  преподаваниЯ, - счету, то есть математике, а в старших  классах:
риторике,  красноречию,  истории,  богословию.  ЏереводЯ   на  наш   Язык  и
современные  понЯтиЯ - философии  и  социально-политическим наукам. ‚прочем,
даже и  сами  слова  "философиЯ" и "философ" уже  существовали  в  тогдашнем
обиходе.  ‘верх  того  изучали   греческий  Язык,   некоторые,  к  тому  же,
древнееврейский, как  Язык Ѓиблии.  ‘ловом, учащиесЯ, кончившие  полный курс
наук, получали неплохое политико-гуманитарное образование.
     Ћсобенностью тогдашних школ было то, что школы не делились на церковные
и  гражданские.  €ерархи  церкви  и  светские  деЯтели  получали  одинаковое
образование,  благодарЯ  чему,  в  частности,  правЯщее сословие великолепно
разбиралось  во  всех  церковных  вопросах,  то  есть  владело  всей  суммой
тогдашних идеологических представлений. €зучивши, вдобавок к перечисленному,
своды законов ("Њерило праведное", "Ќомоканон" и "Џравду ђусскую"), боЯрский
или  кнЯжеский  сын был вполне готов к сложному  делу  управлениЯ  страною и
руковожениЯ людьми.
     ‡атруднЯюсь сказать,  в  какой  степени  и  объеме изучалась  медицина.
Џо-видимому, в  этой области нас,  как и прочие  страны  …вропы,  решительно
опережал  арабский (да и не только арабский!)  ‚осток. Ќа ђуси, в  основном,
лечили  знахари,  которые были, впрочем, глубокими  знатоками целебных  трав
(чем мы ныне похвалитьсЯ не можем!) и великолепными костоправами.
     Ќауки практические - зодчество, литейное дело,  кузнечное  и кожевенное
производства, столЯрное, плотницкое, ткацкое и прочие многоразличные ремесла
- имели свои глубокие  традиции и свою "школу", свои навыки,  передававшиесЯ
изустно,  от  мастера  к  мастеру,  так  что  какой-нибудь недипломированный
древнерусский   инженер-строитель  подчас  знал  много  больше  современного
архитектора, артистически справлЯЯсь со всеми видами сложных, совмещенных  и
многоЯрусных, сводчатых  перекрытий, принЯтых в тогдашних церквах (без опоры
на упрощающую  железобетонную  конструкцию),  знал  тайны  обжига кирпича  и
растворов, выдерживающих, вот уже рЯд веков, наши  российские ветра, дожди и
суровые зимы. ’очно  так же, как кузнецы, например, ведали секретами отковки
многослойных,  с  твердою  серединой,  "самозатачивающихсЯ" лезвий,  отлично
умели  наводить "мороз", "синь", золотое и  серебрЯное письмо на  металл,  -
короче говорЯ, владели секретами, которые составили бы честь и современному,
вооруженному научным знанием металлургу.
     Њы,   потомки,   зачастую   оказываемсЯ   в   плену   терминологических
несоответствий.  “ниверситет длЯ нас - место учебы  и сосредоточеньЯ научных
сил,  а что монастырь XIV  столетиЯ сплошь и рЯдом оказываетсЯ тем же самым,
нам, как  говоритсЯ, уже  и  невдомек. ‘лово "инженер" длЯ нас  значительнее
древнерусского  "мастер",  а  почему?  ’огдашний  мастер  широтою знаний  и,
главное, практическим навыком работы, "артистизмом", значительно превосходил
современного инженера!
     ‚се это необходимо помнить, хотЯ бы длЯ того, чтобы понимать, как это и
почему тогдашнее  немногочисленное  население  (по  приблизительным  оценкам
всего три -  пЯть миллионов  на  всем пространстве европейской части ђоссии)
успевало  так много сделать,  с такою быстротою возводило порушенные города,
воздвигало храмы,  осваивало  и распахивало лесные пустыни русского  ‘евера,
вело торговые операции на расстоЯниЯх  в тысЯчи верст, перебрасываЯ, скажем,
товары  далекой Ѓухары  или  Љафы  греческой во  ‚ладимир,  ’верь  и  Џсков,
смоленский хлеб в Ќовгород  ‚еликий, а пушнину,  кожи, рыбий зуб  и  тюленье
сало с севера, с "морЯ полуночного", в „анию, €талию и –арьград. € речь идет
не только  и  не столько  о  небольших  по  объему и  дорогих  по  стоимости
предметах роскоши. Ќа тысЯчи  поприщ везли  железо, рыбу,  соль и  зерно.  ‚
одиннадцатом веке уже Ќовгород ‚еликий снабжалсЯ суздальским хлебом, а в XIV
- XV  тот же хлеб  везли в Ќовгород с Љокшеньги  и ‚аги  через „вину и Ѓелое
море, на  расстоЯние  больше  тысЯчи  километров  со многими  переволоками и
перегрузками в пути.
     ‚се  это требовало и высокой  техники, и высочайшей степени организации
труда,  и  толковой, совестливой, знающей администрации. € все  это было,  и
составлЯло основу и силу ђуси, ту силу, на которую опирались русские кнЯзьЯ,
"собиравшие" землю.
     Ѓыло, увы, и другое в ту пору  на  ђуси!  Ѓыл  упадок  духа, разброд во
кнЯзьЯх,  свары  и ссоры, оборотившиесЯ полною  неспособностью  организовать
хоть какое толковое  сопротивление орде  ЃатыЯ:  многие города сдавались без
бою, воеводы  прЯтались,  чаЯ пересидеть беду,  великий  кнЯзь  ћрий  бросил
стольный город ‚ладимир с семьею  вместе на произвол судьбы  и  на поругание
врагу  и позорно погиб на ‘ити, где монголы  не столько ратились с русичами,
сколько  истреблЯли бегущих. ђедкие всплески героизма пропадали впустую, ибо
ратники кнЯжеских  дружин, не овеЯнные  духом жертвенности,  думали больше о
наживе,  чем о  защите  страны, и  когда  вместо  грабежа своих же земель во
взаимных которах им пришлось встретить грозного и сплоченного врага, бежали,
не выдержав ратного испытаниЯ.
     ‘кажем еще, что в  те же годы ростовщичество  иссушало древний ‚ладимир
едва ли  не страшнее, чем  татарское  разорение, что разброд власти  тЯжелее
всего ложилсЯ на плечи смердов, коих зорили все подрЯд,  что боЯре - старшаЯ
дружина  кнЯжескаЯ  -  тонули  в  роскоши,  в  городах  возводились  дорогие
белокаменные   храмы,   ювелирное  дело   достигло   неслыханной   высоты  и
совершенства, не достижимых  уже в последующие века...  (“вы!  ‘лишком часто
начало погибели принимаем  мы за  расцвет  благодарЯ  дурманЯщему очарованию
поздней  культуры!) €  что  в  этой  богатой,  изобильной,  обширной  стране
граждане, как горестно восклицал епископ ‘ерапион в одном из своих поучений,
буквально  съедали друг  друга,  полностью забыв  о христианском братстве  и
любви... €нтеллигент и писатель двенадцатого столетиЯ, безвестный гениальный
автор  "‘лова о  полку €гореве", в предчувствии бед  грЯдущих  тщетно бросал
современникам слова огненного призыва "загородить полю  вороты", - голос его
был услышан  только  два  столетиЯ  спустЯ.  ’атарский  погром  был  истинно
заслуженною ѓосподнею карой за грехи тогдашнего русского общества!
     €менно потому главными, основными, трепещущими общественными проблемами
тех лет, точнее сказать,  тех  двух столетий  (XII -  XIV)  были проблемы не
бытиЯ, а  духа, духовной жизни,  осознаниЯ ђусью единства  своего  в братней
любви всех русичей, и  своего назначениЯ в мире,  осознаниЯ всеми гражданами
высшей,  жертвенной предназначенности  своей, без  чего не  вышла бы русскаЯ
рать на поле  Љуликово  и  не состоЯлась  бы,  не  возникла  из небытиЯ ђусь
ЊосковскаЯ.

     ѓлава 17

     Ќа том самом старом мерине, который был вручен ему с младшим  братишкой
в  общее пользование, ‚арфоломей  и приехал в ђостов, в  училище,  постигать
впервые чтение и письмо. ‚рЯд  ли ему было уже семь лет! Љ семи-то годам, да
в  таком семействе, он бы и дома уже  научилсЯ  кое-что разбирать в уставном
торжественном  письме  древних   книг,  где  все  буковки   выписывались  по
отдельности, ставились  без наклона, не писались, а, скорее,  вырисовывались
писцом, напоминаЯ современные  печатные литеры крупной печати. Љ  семи годам
он,  верно,  уже научилсЯ  читать,  а  отправилсЯ  учитьсЯ  не вдолге  после
’уралыковой-”едорчуковой рати,  на шестом  году жизни, почему  и не  понимал
долго объЯснений наставника своего.
     Њногошумный ђостов ошеломил ребенка. ђазумеетсЯ, он был тут не раз и не
два, но всегда с  родителЯми, в отцовском возке, чаще всего рЯдом с матерью,
и  тогда,  выглЯдываЯ,  как  галчонок  из  гнезда,  он не  находил  город ни
огромным,  ни страшным.  Ќо  сегоднЯ  все было иначе.  Ћни одни подъехали  с
братом  ‘тефаном  к  коновЯзЯм. Њножество коней в  богатых уборах,  иные под
шелковыми  попонами,  множество разодетых стремЯнных, смех, шутки, ржанье  и
конский топ, - все разом ринуло на него, как вражеское нашествие.
     ‘тарик Џрокофий принЯл повод  его конЯ,  и  ‚арфоломей уже с  некоторым
страхом, выпростав ноги из подвЯзанных  по его росту стремЯн, сполз с теплой
и родной спины лошади на пыльную, почти лишенную травы, истоптанную копытами
и усыпанную  конским  навозом  землю.  ’ут,  почти  нырЯЯ под  брюха  коней,
увертываЯсь  от  беспокойных  копыт, он  заспешил вслед за ‘тефаном, который
широко  шагал, почти волоча ‚арфоломеЯ  за собою. Ћдну потную ручонку крепко
вдев в  братнину ладонь,  другою  поддерживал  кожаную  торбу  с  Џсалтирью,
писалом и вощаницами (туда же был вложен и берестЯной туесок с куском пирога
и парой крутых  Яиц  с завернутою  в  трЯпицу солью),  ‚арфоломей беспокойно
вертел головой, стараЯсь не потерЯть дороги, не заблудить, ежели бы пришлось
идти  одному,  среди  всех   этих  громадных  теремов,  возвышенных  крылец,
коновЯзей, телег и заборов,  и с  невольно  подступившим отчаЯньем чувствуЯ,
что, оставь его ‘тефан в сей час одного, и он уже дороги назад не найдет!
     Ќо  еще хуже  стало,  когда поднЯлись по  крутым  ступенЯм,  и  ‘тефан,
поговорив с кем-то в  лиловой шелковой  рЯсе, оставил его  в  галдЯщей толпе
незнакомых, разномастно  одетых детей, и  его  уже кто-то дернул за торбу, в
которую ‚арфоломей вцепилсЯ двумЯ руками, боЯсь потерЯть дорогую Џсалтирь, и
кто-то  сзади взъерошил  ему волосы,  и какой-то  мальчик, глЯдЯ на  него  с
насмешливым снисхождением, проговорил у него над ухом:
     -  "Ђ!  ‘тефанов брат!"  -  так, будто бы это  уже одно было смешно или
стыдно, - а другой, толкнув его в спину, спросил: - "ќй, ты! Ћтгадай, чего у
мерина  нет?"  -  ‚арфоломей  намерилсЯ  сперва  дать  обидчику  сдачи,  но,
помыслив, решил все вытерпеть, и стал про себЯ читать: "„ух тверд созижди во
мне..." ‡а молитвою, однако,  он не услышал, что всем велено было  входить в
келейный покой, и едва  успел проскочить в дверь, уже позади всех, почти под
ногами у толстого высокого  наставника,  который неодобрительно  свел брови,
мало не запнувшись о малыша.
     ‚ низкой палате, уставленной дощатыми скамьЯми, он несколько мгновений,
показавшихсЯ  ему  невообразимо  долгими, не мог никуда сесть, ибо пареньки,
уже занЯвшие  все сиденьЯ, подшучиваЯ  над  новичком, тотчас передвигались к
краю, как только он неуверенно  подходил к  очередной скамье. ‚ конце концов
ему пришлось, уже под сердитый окрик учителЯ, сесть на самое первое сиденье,
прЯмо перед ликом грозного наставника,  и слушать, почти  не понимаЯ ничего,
низкий  рокочущий голос, меж тем  как сзади  его  продолжали  пихать  и даже
чем-то подкалывать в спину, а сидЯщий рЯдом  мальчик, расставлЯЯ ноги,  то и
дело  задевал  злосчастную  ‚арфоломееву  Џсалтирь,  которую  он,  не  ведаЯ
подвоха, достал из  торбы  и положил себе на  колени. Џсалтирь, оказываетсЯ,
пока была не нужна, и,  охранЯЯ ее от  падениЯ, ‚арфоломей плохо слушал  то,
что говорит наставник. Љогда же понЯл оплошку свою,  то,  засовываЯ ненужную
книгу в торбу, завозилсЯ и не поспел встать вместе со  всеми, чтобы прочесть
благодарственную молитву, и так  был расстроен этим своим  прегрешением, что
опЯть пропустил мимо ушей слова наставника, и позже  других извлек из  торбы
вощаницы и писало. ‚ощаницы  надо  было положить на  левое  колено, а писало
взЯть в правую руку, между большим  и указательным  перстами, щепотью, а он,
перепутав все на  свете  (и ведь  дома же  видел  и  знал, как держит писало
‘тефан!), положил писало на безымЯнный перст и долго не мог понЯть, почему у
него ничего не выходит.
     ‚арфоломей не видел, сидЯ на первой скамье, что у большинства  новичков
выходит немногим лучше, и  думал, что он один такой неумелый и что именно на
него гневает,  сводЯ  густые черные брови,  наставник. Ћн все  времЯ  ожидал
обидного  удара тростью, вспотел от усилий,  и уже  вовсе ничего не понимал,
только слышал высоко над собою рокочущее  гудение мощного голоса, и дрожащей
рукою  проводил какие-то разлезающиесЯ вкривь и вкось  извилины на  покрытой
воском дощечке, никак не свЯзываЯ  их  с тем, что говорил грозный  учитель и
повторЯли,   хором,  нараспев,  прочие  ученики.  ‘верх  того  ему  отчаЯнно
захотелось по малой нужде,  и он даже немножко  намочил порты, пока  сидел и
терпел, изо всех сил сжимаЯ колени.
     ‘ великою радостью уцепилсЯ он за руку ‘тефана, когда настал перерыв, и
старший  брат зашел проведать  ‚арфоломеЯ.  Ћн  даже  и  ‘тефану  постыдилсЯ
признатьсЯ в своей детской оплошке, слава  Ѓогу, что старший брат  понЯл все
сам, и свел его туда, куда ходили за нуждою прочие мальчики. ‚прочем, ‘тефан
не  долго  был  с ним  вместе,  и  вновь ‚арфоломей  осталсЯ  один  в  толпе
сверстников, среди коих лишь двое-трое были ему  знакомы.  Њладший  ’ормосов
сам подошел  было к ‚арфоломею (он, видимо, тоже несколько  оробел в толпе).
Ќо едва они взЯлись за  руки, как ’ормосова тотчас затормошили и оторвали от
‚арфоломеЯ и  утащили  за собой другие мальчики, а ‚арфоломей,  отброшенный,
прислонилсЯ к  тыну  и,  сильно пихнув от себЯ очередного слишком нахального
приставалу,  начал честь шепотом  молитву, чтобы  не слышать  грубых шуток и
зазорных слов сотоварищей.
     ‚скоре  буйнаЯ  дружина  малышей  устремилась  вновь в  учебный  покой.
Ќаставник  теперь  был  иной, и  вощаницы, за  коими полез  было ‚арфоломей,
совсем не понадобились. “чили пению. ’ут дело пошло несколько лучше. ѓолос у
‚арфоломеЯ был чистый и высокий, но и за тем получилась обиднаЯ заминка, ибо
тот склад, которым  пели дома и  коему учила его мать, несколько рознилсЯ от
принЯтого в училище.
     Џосле урока пениЯ все достали свои завтраки, у кого что было, и тут же,
на  скамьЯх, устроились  есть.  ‚арфоломей, поискав глазами,  нашел  бедного
мальчика,  у которого  был  на  завтрак один только  серый ржаной  коржик, и
предложил  тому  Яйцо.  ‘ опозданием узрев  ждущие глаза  другого маленького
мальчика, у  которого была  в  руках одна  только корка хлеба,  отдал тому и
второе  свое Яйцо  вместе с солью, а сам,  медленно и  тщательно разжевываЯ,
съел оставшийсЯ у него  кусок пирога, запив его водою из ушата, из коего,  в
очередь, передаваЯ друг другу берестЯной ковш, пили и все прочие мальчики.
     Џосле перерыва, хором, читали знакомые молитвы.  Џосле учились считать,
перекладываЯ  перед собою  нарочито  нарезанные  ивовые палочки. (‚арфоломей
приметил, что многие ребЯтки тут же начали играть, возводЯ из палочек домики
и колодцы.)
     Љ  концу  занЯтий  у него от  шума,  духоты, непривычного  многолюдства
болела  и кружилась  голова,  и он чувствовал  себЯ маленьким, несчастным  и
брошенным. ‚о сто крат легче было ему воевать с шалунами на  деревне! ‘тефан
поЯвилсЯ  перед  ним словно спасение ѓосподне или дар небес, отвел  младшего
брата к  коновЯзЯм,  где  ‚арфоломей, уже почти с рыданием,  вскарабкалсЯ на
конЯ, и только  тут, с седла, обозрев  людную площадь, и терема, и церкви, и
огромный, красивый собор прЯмо перед собою, почуЯв, что полный муки и страха
день  уже  позади, приободрилсЯ опЯть и, глубоко вздохнув, начал приходить в
себЯ.
     € вот они  возвращаютсЯ  домой.  Љони идут рысью. ‚арфоломей,  подобрав
поводьЯ,  крепко  вцепилсЯ  пальцами в гриву своего  мерина, и  только ждет,
изредка  поглЯдываЯ  по  сторонам,  когда  минуют  городские  ворота,  когда
кончатсЯ последние пригородные избы, когда начнутсЯ полЯ и перелески, когда,
наконец,  завиднеют вдали родимые хоромы, где можно будет,  соскочив с конЯ,
кинутьсЯ в объЯтиЯ матери и  разрыдатьсЯ всласть, даваЯ себе отпуск за  весь
этот долгий, суматошный и мучительно-трудный день.
     ‚ечером  он  долго и  непривычно-взволнованно рассказывал Њарии, что  в
училище и ругают, и бьют, и насмешничают,  и поют не  так, как дома,  и  что
мальчики часто говорЯт неподобные слова, и, словом, все там не так, и что он
больше не хочет в училище, но,  конечно, все равно  поедет  туда, ежели  так
нужно матери  и ѓосподу, и будет  терпеть эту муку так, как терпел поношениЯ
от иудеев €сус •ристос.

     ѓлава 18

     Њало  у кого первый  день в школе  проходит иначе, чем у ‚арфоломеЯ. Ќо
все привыкают, кто раньше, кто позже, и к  распорЯдку, и к многолюдству, и к
самой учебе, находЯт приЯтелей, заводЯт дружбы, начинают слушать и  понимать
учителЯ, а  не  просто  смотреть ему  в рот.  ‘ будущим ‘ергием, однако, все
получилось по-иному.
     ђешив  "претерпеть" училище, с его ужасами, Яко  древлии страстотерпцы,
он начал  исполнЯть  свое решение с  тем  же упорством,  с  каким  когда-то,
малышом, забиралсЯ на лестницу.
     Ћн  не отвечал на приставаньЯ сверстников, нарочито  не слушал  стыдных
шуток и  намеков,  а  в  перерывах  между уроками строго выстаивал у  стены,
бормоча  про  себЯ молитву. ‚ эти  минуты  особенно настырно лезущих к  нему
сверстников ‚арфоломей попросту отпихивал, а так  как он  был сильнее многих
сверстников,  то шалуны, получив  несколько раз основательный  отпор, начали
побаиватьсЯ  ‚арфоломеЯ,  и   предпочитали  дразнить  его  издали,  кидаЯ  в
нелюдимого сверстника кочерыжками и огрызками Яблок.
     “чилсЯ ‚арфоломей  поначалу  очень  старательно.  Ћн  неплохо запоминал
сказанное, и вообще  был памЯтлив.  Њногие  молитвы и  псалмы  „авидовы знал
наизусть еще  с  младенческих лет, не уступал  другим и на уроках пениЯ,  но
главного, грамоты, одолеть не мог. ‡убрил (даже ночами снились ему и кричали
на него голосом наставника страшные буквы), повторЯЯ по  сотне  раз: -  "Ђз,
буки, веди, глаголь, добро, есть, иже..."  —ертил писалом на своих вощаницах
образы всех этих  "иже" и "зело", но что-то произошло с ним с самого первого
урока,  с первого днЯ учениЯ, почему он  никак не мог, а вернее сказать,  не
хотел  из всех  этих  "они", "суть",  "твердо"  сложить  ни  одного,  самого
простенького слова.
     Ћн  скоро понЯл, что  последовательно произнесенные,  одна  за  другою,
буквы азбуки составлЯют вразумительный текст: "Ђз (то есть "Я") буки ("буки"
рисуют таким вот значком - "Ѓ", - это он  тоже усвоил) веди (ведаЯ, разумеЯ)
глаголь (говори) добро есть"... €  так далее, до самого конца. ‚се это легко
было  запомнить,  словно  молитву,  и  он  заучил  всю  азбуку-стихотворение
наизусть.
     Ќо когда наставник  впервые  попросил его прочесть написание "Ђ‡ЃЋ“ЉЂ",
то ‚арфоломей отчетливо произнес, даже гордЯсь собою, тем, как быстро он это
выучил:
     - Ђз зело буки он ук аз!
     ‘зади раздалсЯ  смех. -  "Ѓукион!" - выкрикнул кто-то из его постоЯнных
обидчиков. ‚арфоломей оглЯнулсЯ.  Љраска пунцовым пламенем залила ему  щеки.
‡венЯщим от напрЯжениЯ голосом он упрЯмо повторил, чеканЯ каждый слог:
     - Ђз - зело  - буки - он -  ук -  аз! - €  после уже, как ни нудил  его
наставник, под громкий смех дружины соучеников читал одно и то же, произносЯ
все буквы так, как их следовало читать в азбуке.
     ‘верстники  скоро  прозвали  ‚арфоломеЯ  "Ѓукионом".  Ќаставник,  терЯЯ
терпение, лупил его тростью, свирепо совал ему под нос  разогнутую Џсалтирь,
кричал:
     - Ќу, а слово "Ѓог" как ты прочтешь?!
     €  ‚арфоломей, упрЯмо  закусив  губы, с  глазами,  полными  злых  слез,
глЯдючи на соединенные титлом знаки  "Ѓѓљ", произносил: "Ѓуки, глаголь"... -
Ќа что всЯ класснаЯ дружина хором кричала:
     -  Ѓукион глаголет! ‘лушайте, слушайте свЯтого Ѓукиона! (Ћт  жестокости
сотоварищей не укрылось,  что "Ѓукион" на  всех  переменах,  стоЯ  у  стены,
читает  про себЯ молитвы.) Ђ наставник,  швырЯЯ в  сердцах  Џсалтирь,  снова
бралсЯ за трость...
     Ќа уроках ‚арфоломей теперь сидел угрюмо и отрешенно, глЯдЯ прЯмо перед
собой и пропускаЯ мимо ушей то, что старалсЯ объЯснить ему учитель. ‚ голове
у   ‚арфоломеЯ,   под   воздействием  обиды,  Ярости,  согласного  глумлениЯ
сверстников и  все растущего внутреннего упорства, что-то сдвинулось, -  как
это  часто  бывает  с  детьми, да и не  только  с  детьми,  - и  весь  строй
соображениЯ  начал  идти по замкнутому кругу.  ‚ ответ на насмешки,  битье и
поношениЯ он  все тверже затверживал словесные названиЯ  букв и все быстрее,
уже почти без запинки, вместо  "€‘љ  •ђ‘’Ћ‘љ ‘Ќљ  „‚„Ћ‚љ  (€сус •ристос, сын
„авидов) произносил: "иже -  суть - еры - хер - рцы  - суть - твердо - он  -
суть - еры - суть - наш - еры - добро - ведаЯ - добро - он - ведаЯ - еры".
     ‘тефан, пытаЯсь ему  помочь, почти возненавидел  младшего брата. Љирилл
бралсЯ за  сына  не  раз и  не два (с горем признаемсЯ здесь, что дело и  до
ремнЯ доходило), но отступилсЯ, в конце концов, со словами:
     - ћрод! Ќе дана ему грамота!
     Њать, ЊариЯ, проливаЯ тихие  слезы, как могла, успокаивала сына, и тоже
пробовала  учить его, но ‚арфоломей  упорно  вместо  "да"  читал "добро-аз",
сдвинуть его с этого было уже невозможно. ‚  конце концов отступилась и она.
‚се   чаще  его,  вместо  училища,  посылали  с  каким-нибудь  хозЯйственным
поручением. € хотЯ он исполнЯл просимое толково и  хорошо, но как-то так уже
стало  считатьсЯ,  что ‚арфоломей недоумок, и положитьсЯ на него нельзЯ ни в
чем. Ќе будь он, по счастью  длЯ себЯ, сыном большого  думного боЯрина,  его
давно уже, за неспособностью, отослали бы и из училища.
     „алеко  не  всем даетсЯ научение книжное, и  несть в  том  греха, ежели
вьюноша прилежен к труду  иному: рукомесленному занЯтию  или науке воинской,
приличной боЯрскому сыну. „а и среди мнихов, молитвенников за грехи людские,
не  в редкость бывало незнание  грамоты. Њолитвы и псалмы постигали изустно,
как  и  многое  постигалось изустно в те далекие от нас века. „обрый мастер,
создающий  бесценные творениЯ рукомесла, подчас едва мог  начертать  два-три
буквенных знака  своего  имени. €  не  унижало  то  мастера  доброго:  талан
познаетсЯ в труде. „ругую  чашу, изузоренную перевитью диковинных  трав, или
украшенную  тонким золотым "письмом" саблю можно было и не подписывать. ‚едь
не  через  книгу,  а  на  деле,  от  отца  к  сыну,  от  мастера  к ученику,
передавались секреты  художества. Њожно было и водить  полки, и  рубитьсЯ, и
побеждать на ратЯх, не знаЯ грамоты. ’о талан особый, умение, коему потребно
учитьсЯ  в  поле, верхом  на коне, а не в  стенах училища.  Љак  разоставить
ратных, в какой  миг  бросить на  врага тЯжелую окольчуженную конницу,  как,
судЯ  по ветру и солнцу,  располагать лучников  в бою,  - всего  этого  тоже
нельзЯ было постичь по книгам. „аже и законы русские, обычное право, - когда
и какие и  сколько кормов  и даней  приходит  с села, волости, крестьЯнского
двора, - даже и это с юности помнили изустно. Њногое, зело много постигалось
без  книжного научениЯ! €  все  же  был  целый рЯд  дел,  начинаЯ со  службы
церковной и до посольского труда  боЯрского,  в коих без грамоты шагу нельзЯ
было ступить, и боЯрин Љирилл,  мечтавший, как и все родители, в детЯх своих
не только повторить себЯ, но и превзойти, исправив в их судьбе и их усилиЯми
свои житейские неудачи, приходил в подлинное отчаЯнье. €збалованный,  к тому
же, успехами старшего сына, он негодовал и гневал на ‚арфоломеЯ сугубо еще и
потому, что иного  пути им,  детЯм  обедневшего боЯрского  рода, в  жизни не
было. ђатный труд ростовчанам зане был заказан, богатого имениЯ на  прожиток
до  конца дней  оставить сыну  он  не мог, а раз так, то грамота,  "научение
книжное"  ‚арфоломею,  чтобы остатьсЯ в звании  боЯрском, по мнению Љирилла,
были   нужны   как   хлеб   и  вода.  Ќе   отправишь  ведь   боЯрского  сына
крестьЯнствовать, или заниматьсЯ иным каким смердьим рукомеслом! •отЯ бывали
и такие случаи. ‚сЯкое бывало, и тогда, и после, и теперь...
     „олго  ли  пребывал   ‚арфоломей  в  этом  горестном   состоЯнии  всеми
осмеиваемого  неуча, не  ведаю.  „овольно  долго,  по-видимому, раз  об этом
продолжали вспоминать много после, уже и  десЯтилетиЯ  спустЯ,  и  даже само
постижение,  в конце концов, грамоты ‚арфоломеем рассматривалось  биографами
как чудо.
     Ќе будем,  однако,  ни спорить  с современниками  ‘ергиЯ-‚арфоломеЯ, ни
возражать им, а помыслим о другом: не было ли в этом долгом и трудном искусе
отрока чего-нибудь  такого, что пригодилось ему впоследствии и что сказалось
ко благу в последующей его судьбе?
     Ѓыло.  € сказалось. ‚спомним  наши детские годы! ‚сю  эту  шумную толпу
сверстников, заборные надписи и слова, которые стыдно  было не знать, буйные
игры, в коих стыдно было не принЯть участиЯ. ‚спомним и  хорошее и плохое, и
согласимсЯ, что над  всеми нами тЯготело всевластие школьного  товарищества,
"тираниЯ  толпы",  и что иногда  мы, каждый в отдельности,  были куда лучше,
чем,  вместе  взЯтые,  в  куче,   в  которой  жестокость  подчас  почиталась
доблестью, а  раннее  пристрастие  к  взрослым  порокам было  овеЯно ореолом
романтики и пленительной  тайны. ‚спомним и еще одно: сколь редко попадались
среди  нас такие, кто умел  и  сумел воспротивитьсЯ этому  дружному  натиску
"всех", противопоставить свое мнение, поступок, поведение мнению и поступкам
большинства.
     „а,  и  тираниЯ  толпы к  чему-то да  приучает!  ‚ырабатывает  твердоту
характера, умение стоЯть на ногах в жизненной  борьбе,  умение скрывать свои
чувства, грубоватое мужество. Ќо какою ценою даютсЯ нам все  эти завоеваниЯ!
€ что было бы с  нами, не будь рЯдом  матери, с ее любовью и лаской, отца, с
его непререкаемым  авторитетом, старшего  брата, наконец, который прошел уже
весь искус  и противопоставил ему что-то свое, глубинное, твердое: "твердыню
против твердыни и крепость противу крепости". „ома или в толпе  вырабатываем
мы свое,  непохожее  на прочих,  лицо? “вы! —аще,  ежели не всегда,  дома, в
семье.  Ђ  там,  в  дружине орущих  школьников,  наше  внутреннее  "Я"  лишь
закалЯетсЯ,  подвергаЯсь  опасностЯм  унижениЯ  и  уничтожениЯ   до   полной
неразличимости от прочих, вернее сказать, от того примитивного уровнЯ, коего
требует от каждого воинствующаЯ тираниЯ толпы.
     €, может  быть, ‚арфоломеЯ  как раз и спасла  от подавлениЯ средою  его
неуспешливость  в  занЯтиЯх!  …го слишком  рано,  а попросту сказать, сразу,
выделили, отпихнули от себЯ насмешками и презрением сотоварищи, и  тем самым
невольно дали ‚арфоломею уцелеть,  укрепитьсЯ  в себе. €скус стать "как все"
его  миновал.  € даже небрежение  брата (самое страшное  испытание длЯ юного
отрока), и гнев родительский в чем-то  помогли ‚арфоломею, помогли отвердеть
и закалитьсЯ характеру его.
     Њыслю, что не будь этого искушениЯ, юный ‚арфоломей все  равно, в конце
концов, пошел своим,  предназначенным ему от рождениЯ путем. Ќо, как  знать,
был ли бы тогда его путь столь  прЯм и неуклонен, столь упруг и стремителен,
словно полет выпущенной сильной рукою опытного воина боевой стрелы?
     ‚озблагода