нЯ пугала.  ’ам,  где  сани  с
подсанками,  груженные тремЯ  и  даже  пЯтью  бревнами,  легко бы  прошли,
волокуши с белым мЯчковским камнем тонули в снегу,  проваливались.  ‹ед на
Њоскве-реке грозно трещал,  прогибаЯсь,  и  Њишук,  срываЯ голос,  вновь и
вновь орал задним:
     - ѓоди!  Ќе наезжай, раззЯва, потонешь и с камнем! - ’ут прибавлЯлось
такое, что кони и те шарахались, натЯгиваЯ хомуты на уши.
     ‚есеннее  солнце  припекало,   и  сейчас,  с  полуднЯ,  стали  виднее
начинающие отставать от берегов закраины москворецкого льда.  Љогда перваЯ
волокуша свернула вдоль  Ќеглинной,  выбравшись наконец  на  берег,  Њишук
перекрестилсЯ мысленно:  кажись, пронесло! ‘ам надумал вывезти весь камень
нынче,  не сожидаючи полой воды,  и  боЯрина уговорил,  а  тут -  на-поди!
Њорозы стоЯли лучше не нать, а как лишь пробили путь, пала теплынь, того и
глЯди, реку сломает!
     Ћн  пождал  последнего  припоздавшего воза,  сам  вывел  взъерошенных
мокрых коней на угор и,  взвалЯсь на конь, тЯжело поскакал к голове обоза.
‚есело  белела на  крутоЯре новорубленнаЯ стена  Љремника,  и  Њишуку любо
было,  что и его труд вложен в городовое дело.  „аве выбрал час, самолично
облазал прЯсла по-за портомойною башней.  Ќет, не подгадили мастера, стену
свели на диво и закрыли пристойно, любо было и поглЯдеть!
     Џроминовав   мельницы,    Њишук    нагнал   наконец   голову   своего
растЯнувшегосЯ на  добрых  четыре  перестрела обоза.  ‡десь,  на  взъеме к
монастырю,  возчикам вновь пришлось-таки попотеть.  ЏодтаЯвший снег пахнул
свежими огурцами,  навозом.  ’Януло дымком с монастырской поварни, запахом
варева, и у Њишука засосало под ложечкой. Ћн все же настоЯл, чтобы возчики
сперва свалили  камень  возле  начатой  еще  по  осени  и  возведенной  до
полуоконьЯ церквы,  отвели перепавших с пути коней к коновЯзЯм,  напоили и
задали овса,  а уж потом повел изголодавших,  взмыленных,  стойно лошадЯм,
мужиков   к   монастырской   трапезной,  где,  по  уговору,  им  уже  была
приготовлена горЯчаЯ снедь:  щи,  каша,  рыбники (стоЯл пост, и мЯсного не
подавали).
     ‘валив  зипуны и  шапки  на  лавку,  ввалили гурьбой в  палату.  …два
перекрестив  лбы,   ринули  к  чашкам  и  хлебу.  Њонах,  распорЯжавший  в
трапезной,  строго смотрел, как кирпично-красные с мороза, пропахшие своим
и конским потом мужики жрут и чавкают,  утирают мокрые носы кто ладонью, а
кто  подолом долгой свиты,  рыгают,  гомонЯт и  гогочут,  поминаЯ дорожные
страхи.  ‘  лаптей и валенок натекли грЯзные лужи,  и монах тихим сердитым
голосом наказал служкам:
     - Ћпосле  всего  тута  подтереть  пристойно!  ‚ысокие  гости  ноне  в
монастыре. ‘ором!
     Њишук едва сладил с кашей,  как его вызвали к отцу эконому. Ћпорожнив
по пути ковш кислого квасу, он с сожалением покинул свою дружину и пошагал
вослед за служкою через монастырский двор.
     ‚о дворе,  прЯмь груды камнЯ, стоЯл богатый, обтЯнутый цветною кожей,
обитый серебром возок.  <Ќикак сам Џротасий ”едорыч пожаловал?> -  догадал
Њишук, только теперь извинив в душе брюзгливого монаха в трапезной.
     ЃоЯрин сидел у  келарЯ и эконом только что прошел туда же -  сообщили
им.  ‘лужка оробел и мЯлсЯ.  Њишук сам помыслил было: взойти али обождать?
Ќо боЯрин был все же-знакомый,  свой, и он, нахрабрЯсь, взошел по ступенЯм
и  толкнул тЯжелую дверь  покоЯ.  ‚  полутемных сенцах  кто-то  в  рЯсе  и
распахнутом тулупе преградил было ему путь:
     - Људа?
     - Љамень привез! - строго отмолвил Њишук.
     - Ђ-а! Љамень... - разочарованно протЯнул тот, отстранЯЯсь.
     ‚ просторной келье было светло - свечей тут Явно не берегли. Џротасий
сидел  сбоку  на  лавке -  большой,  сивый,  словно закаменелый,  воистину
бессмертный.  Ќа  Њишука  поднЯл  незрЯчий,  остраненный взор.  Ќе  узнав,
отворотил  было  лик,   но,   услышав  голос  -   Њишук,  низко  поклонив,
приветствовал  боЯрина  по  имени-отечеству,   -   вновь  вглЯделсЯ,   уже
внимательнее, и обнажил в улыбке желтые редкие зубы.
     - Ќикак, знакомец?
     - ’воей дружины, боЯрин! - отозвалсЯ Њишук с достоинством.
     Џротасий подумал, чуть сведЯ мохнатые брови:
     - Њишук? ”едоров?
     - Ћн самый!
     - Љак же,  как же! - радостно подтвердил боЯрин, довольный и сам, что
вспомнил имЯ  старого  дружинника своего.  -  Ђ  тута  почто?  Ђ,  камень!
‘казывал ‚асилий, сказывал! „а ты будто ищо и прЯсла рубил?
     - € то было, Џротасий ”едорыч!
     - •валил он  тебЯ,  хвалил!  Ќаградить-то не позабыл ле?  -  прищурил
Џротасий веселый глаз.
     - Ѓлагодарствую,  боЯрин!  -  возразил Њпшук.  -  Ђ  только  ‚асильем
Џротасьичем не обижен!
     Џротасий перевел взглЯд, и Њишук с запозданием поглЯдел туда же, куда
и боЯрин. ‚ келье, кроме отца келарЯ и эконома, сидело еще трое монахов, и
по  платью понЯл Њпшук,  что  не  из  простых.  <“ж не  сам ли  митрополит
пожаловал?> - испугалсЯ он, на всЯкий случай низко кланЯЯсь всем порЯду.
     ’емноволосый невысокий монах,  с  внимательным взглЯдом  очень  умных
темно-прозрачных глаз,  широким лбом и негустою бородкою клином, вглЯделсЯ
в  Њишука,  в  ответ на  поклон осенил его  крестным знамением и,  погодЯ,
вопросил:
     - Џочто ж до воды не пождали?
     - „ак что ж!  -  отмолвил Њишук (не ведаЯ, что перед ним сам Ђлексий,
праваЯ рука митрополита русского,  он отвечал не робеЯ).  -  Џолой воды-то
еще  сколь сожидать?  „а  и  так-то  способнее оно  кажет!  Џерегружать ие
надоть, от места до места вези!
     - ђачителен!  -  подсказал Џротасий.  -  Ќа  городовом дели тоже себЯ
показал изрЯдно!  € кметь лихой!  ‘ тобою мы тогда Њихайлу-то?.. - отнессЯ
он к Њишуку, припоминаЯ.
     - ‘ тобою, батюшка! - подтвердил Њишук.
     Џротасий покивал, пожевал губами, понурил чело. „авно было то, ох как
давно!  Ђ  вс°  вот  так:  напомнит что  сЯ  о  том -  и  сердце защемит о
погинувшем сыне, первенце, „аниле Џротасьиче, что так и предстоЯл в памЯти
молодым,  юным,  почти мальчиком,  так и  предстоЯл,  не стареЯ,  не менЯЯ
облика своего...
     ‡авидЯ внимание к  Њишуку ЂлексиЯ,  и  келарь с экономом в свой черед
заговорили со старшим возчицкой дружины.  Љеларь спросил, добра ли снедь и
по нраву ль монастырь.
     Њишук усмехнул в ответ:
     - „ак Я и сам возмечтал было,  как руку-то повредил на бою,  в монахи
податьсЯ...  “ менЯ ить и дЯдЯ,  отцов брат,  ѓрикша Њихалкич, тута был, в
затворе.
     - ѓрикша? - переспросил Ђлексий удивленно.
     - €звинЯй,  -  поправилсЯ Њишук,  -  мирским именем назвал,  ошибкою.
’ак-то он старец ѓавриил будто.  Ђ  преж того был он в „аниловом монастыри
келарем.
     Њонахи переглЯнулись.
     - ‚от  что,   Њишук!   Њишуком  тебЯ  кличут?   -  решительно  сказал
клинобородый.  - Џомню Я дЯдюшку твоего, да и ты, отец эконом, должен ведь
помнить затворника ѓавриила.  ‘трогий был  старец и  достойный.  “крашение
монастырЯ здешнего!  €  ты,  коли  восхощеши укрытисЯ от  забот  мирских в
обители божьей, приходи невозбранно. Џримут тебЯ и без вклада, назови лишь
менЯ,  ЂлексиЯ. Ђ работу станешь творити у нас по силе и по разумению, Яко
же  и  в  миру творЯЯй!  ѓосподу -  тут он  усмехнул едва заметно,  одними
глазами, - такожде надобны слуги разумные и рачительные к мирскому труду!
     Њишук обратно шел  как  на  крыльЯх.  ЏонЯв,  кто  перед ним,  он  не
сомневалсЯ,  что всесильный инок Ђлексий сдержит свое обещание, стоит ему,
Њишуку,  только  захотеть.  €  где-то  в  душе  поЯвилась далекаЯ еще,  но
крепнущаЯ уверенность,  что он захочет -  рано или поздно, исполнив нужные
труды свои и  устроив семью,  -  захочет и  сможет уйти сюда от  мира,  от
тЯжких и суматошных забот семейных, вечных попреков жены, ото всего, что с
годами стало все приметнее и  приметнее тЯготить и неволить,  не даваЯ ему
ни прежней радости, ни прежних сил. Ћн остоЯлсЯ, прикрыл глаза, представил
себЯ  неспешно идущим через этот двор в  рЯсе и  скуфье,  и  высокий голос
колокола над головою досказал, подтвердив его видение: да, он придет сюда,
обЯзательно придет!
     Њеж  тем,  проводив Њишука,  Ђлексий поднЯл заботное чело и  вопросил
строго и требовательно:
     - ѓде же отец, настоЯтель?
     ЌежданнаЯ беда вызвала ЂлексиЯ из ‚ладимира и  собрала их всех здесь:
заболел великий кнЯзь, €ван „анилович Љалита.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 76

     - ‚есна?
     - ’ает.
     - Џросил, отокрыли б окно... „ух легкой! ‡акрыла... Ѓережет!
     - “льЯниЯ?
     - Ћна...  Ђ Я задыхаюсь.  Ћтокрой, крестник! ‚от так и добро. ‚ольным
ветром пахнуло.  Љак птицы кричат!  ‚есна!  Ќе видел николи...  Џросто так
вот,  безо всего.  ‚се дела,  заботы тЯжкие... ‚есны не видел! Ќе видал...
ћрко,  тот жил длЯ себЯ,  а Я -  длЯ дела,  длЯ власти своей жил!  € вот -
лежу,  Яко тот расслабленный пред €исусом...  Џомоги,  крестник!  ‘лышишь,
Ђлексий? Џомоги! Ќе можешь... …дин ѓосподь! Љак страшно...
     - ЊужайсЯ,  крестный!  ‘уд господень длЯ всех,  а после него -  жизнь
вечнаЯ.
     - ‘мерти не страшусь!  џ не к тому молвил. Ђ вот как страшно: •ристос
рЯдом -  и не признать! Џросить исцеленьЯ, словно бы у чародеЯ некоего или
волхва.  Ђ он -  рЯдом! †ивой! ‚о плоти! € - не признать... € Я бы, и Я бы
тоже не признал! ‚от чего страшусь, крестник, вот о чем ныне скорбит душа!
Ќе признал бы.  Ќе понЯл.  џко и  прочие мнози:  токмо о суетном,  гнойные
струпьЯ свои ЯвлЯли...  Џлоть,  а  не  дух взыскуЯ уврачевать!  Ђ  с  ними
•ристос! ‘ам! џвлен! ‘Ядь и омой слезами нози его, и восплачь в радости, и
виждь, и внемли! Ѓыть может, и Я всю жисть токмо о бренном, о суетном... Ђ
главного, того, что длЯ вечности, потребного „уху - и не постиг! Ќе сумел,
не понЯл... •риста, во плоти, сущего рЯдом со мною, не разглЯдел! ‚от чего
страшусь, Ђлексию! ‚от о чем тоскую Я ныне! Љак и те: зрели - и не видели!
€споведуй менЯ,  крестник!  ‚  толикой сирости моей токмо тебе могу изречь
всЯ тайнаЯ души моеЯ. Џрими! ‚ыслушай! ’ы один?
     - Ћдин, крестный!
     - ’ебЯ  назначат...  ‚ыше...  ”еогност возможет.  ’еперь!  Љогда  нет
Ђлександра. ѓрех на мне велий, крестник! Њолил Я ѓоспода, и было изречено:
<Ќаказую тЯ,  грешниче>.  ’Яжко,  Ђлексий!  Ѓыл Я и скуп, и строг, и тЯжек
порой.  Љазнил татей без милости,  правил суд без жалости,  сбирал казну и
волости многие. Ћкупом брал кнЯжениЯ и грады, утеснЯЯ кнЯзей подвластных!
     - ‚ том,  крестный,  нету прегрешениЯ пред ѓосподом! Њир и тишину дал
ты  народу своему,  леготу гостЯм и  ремественникам.  ‡ри,  Яко расцвело и
преумножило все  в  волости твоей!  Ђ  казнить татей еще первый митрополит
русский  заповедал первому кнЯзю  нашему,  свЯтому ‚олодимеру,  крестителю
ђуси.  ’атей  жалеть  -  стало  огорчить и  осиротить смердов.  Ђ  на  них
созиждена всЯ прочаЯ, иже в кнЯжении твоем пребывает! € в том, что куплЯми
приобретал ты кнЯженьЯ,  может и должен простить тЯ ѓосподь.  ЉнЯзь ты,  и
кнЯжеск труд вершишь в русской земле.
     - Џусть так!  џ  и  сам сЯ порою тешу мыслию о благе земли...  Ќо все
одно,  повинен аз в гордости и неправдах пред ‚ышним, ибо не ѓоспода ради,
а ради услады ”еогностовой созидал Я храмы божии на Њоскве,  дабы привлечь
тем митрополита ко граду своему!  €  не ради нищих,  а  ради чести и славы
своей наделЯл Я  милостынею убогих и  сирых!  €  законы правил и утверждал
ради себЯ, по суетному величанию ума своего!
     - “тешь сЯ,  крестный!  ѓосподу потребны дела, а не помышлениЯ! ђекут
не  безлепо,  Яко благими намерениЯми вымощен ад!  ’о,  что сотворЯл ты  в
усладу себе,  останет на земли,  Яко труд благопотребный,  сущий на пользу
гражанам волости твоеЯ.  ‚ храмах тех чистаЯ молитва ежедневно восходит ко
ѓосподу,  и  не  тебЯ,  а  владыку всего  сущего ликует по  всЯ  дни  клир
церковный!  ‡ри, Яко душеприветен труд сей: церковь, что почали созидать в
монастыре ЃогоЯвлениЯ,  прослышав о немощи твоей,  Џротасий ”едорыч обещал
достроить своими  людьми  и  своим  серебром ради  ѓоспода  нашего  €исуса
•риста! „лЯ суетного ли любованьЯ принЯл он сей обет?
     “тешь сЯ, крестный. ’руды твои ко благу ‘вЯтой ђуси и угодны ѓосподу.
     - ‹укавил Я пред ханом, Ђлексий!
     - ‚ том волЯ не твоЯ, крестный. Џо грехам дедов и прадедов наших ныне
ђусь под ордынским Ярмом. ’ебе надлежит боронить землю, и ты боронил ее, и
спасал,  и  берег от  ратного нахождениЯ.  ‚  том  крест твой и  всЯческое
оправдание твое!
     - ‚озлюби ворога своего, речет ѓосподь!
     - Ќо не врага земли твоей, крестный!
     - ‡наю,  Ђлексий.  ‚едаю то и паки реку: возлюби ворога твоего, речет
ѓосподь! џ же ворога своего, кнЯзЯ русской земли, предал злобе татарской и
погубил.  Љак  оправишь менЯ  в  том,  крестник?  Љоликую изречешь вину  и
коликое мне  оправдание?  ‚едь  кнЯзь  Ђлександр вышнею волей и приговором
ханским был поставлен великим кнЯзем русской земли!  Љак  и  чем  оправишь
менЯ  пред  ѓосподом?  Ќе ради земли и не ради Языка русского - ради себЯ,
ради власти своей поверг Я брата своего во •ристе на неправый суд  ханский
и сына его, безгрешного отрока, чей дух вознесен ныне к престолу господню,
погубил!  - ѓорЯчечным взором больной заглЯдывает,  вытЯгиваЯ шею,  в  очи
Ђлексию,  ждет ответа.  Ђ крестник молчит,  тЯжко поникаЯ главою. Ћтвечает
наконец с медленным, тихим усилием:
     - ’ы,  кнЯзь,  не  мог  поступить иначе!  Ќе  мог  погубить устроеньЯ
кнЯжества своего и  дел своих многих не мог отринуть.  €  в  том грех твой
великий, и в том надлежит тебе стати с Ђлександром на господень суд!
     - Ќо ты,  ты,  крестник,  что ты изречешь мне,  на ложе болезни сущу?
Ѓыть может, это наша с тобою последнЯЯ молвь! - почти кричит умирающий.
     - Љрестный и кнЯзь!  -  сурово отвечает Ђлексий.  - Љако могу молвити
слова осуждениЯ или оправданиЯ твоего? ѓрешен ты, ибо не возмог иначе, ибо
рожден здесь,  от отца своего, и наречен кнЯзем волости своеЯ, и не мог же
ты устроЯть иную землю!  Ќо Я,  кнЯзь,  возлагаю отныне грех твой на плеча
своЯ и стану,  малый, на суде господнем грешнее того пред тобою! €бо ожели
ты избрал путь сей по воле судьбы,  то Я избираю его по своей воле,  никим
не  понуждаем!  Ќе ведаю еще,  призовет ли менЯ ѓосподь к  вышней духовной
власти на ђуси.  Ќо в сердце своем положил Я зарок послужить ко благу сей,
тобою и усопшим родителем твоим устроЯемой земли,  и из коренЯ сего - быть
может,   не  лучшего  среди  произрастаний  духовных  -  вырастить  древие
плодоносное, листвие коего осенит собою когда-то всю нашу ‘вЯтую ђусь!
     Љрупный пот  холодной росою выступает на  челе умирающего,  голова на
иссохшей шее валитсЯ в промЯтую глубину взголовьЯ.  Џолусмежив воспаленные
вежды, он шепчет:
     - †дал  Я  от  тебЯ слов этих,  Ђлексий!  †дал...  Ќо  веришь ли  ты,
крестник,  что ѓосподь простит тебе предерзостное решение твое?  ‚еришь ли
ты,  что грех, творимый ныне, послужит ко благу тех, кто еще не рожден? Ќе
суемудрие ли то? Ќе ослепление ль гордыни нашей?
     Ђлексий  смотрит  темно-прозрачным взором  в  глубину  €вановых глаз,
отвечает медленно, словно читаЯ:
     - ‚ерю,  крестный,  тому, что в нашей земле Явит себЯ свЯтой, молитва
коего станет угодна ѓосподу. € тогда сквернаЯ наша сЯ переменит на добро и
воссиЯет свет.
     - Ђ Я, крестник?
     - Ќе ведаю,  крестный! ‚купе станем мы у престола на суд господень. €
токмо об одном надлежит молить его,  всеблагого и мудрого:  да не пременЯт
правнуки наши вновь добра на зло! „а не пойдут и они путем которы и кривды
и да не возжаждут крови братии своеЯ!
     Њеркнет свет в горнице.  ’ускнеют шелка и парча. џрче светит, во след
уходЯщего днЯ,  серебрЯнаЯ лампада.  €ван  задремывает,  беспокойно сжимаЯ
горЯчею  влажною  рукою  руку  ЂлексиЯ.  ’о  вдруг  откроет глаза,  вперЯЯ
горЯчечный взор в обведенное тенью лицо крестника.
     - ’ы здесь еще?
     - ‡десь,  здесь,  крестный!  “сни. „а идут ко ѓосподу тоска и молитва
твоЯ!  ’Яжек твой крест,  кнЯже, но он - твой, и некем сЯ тебе заменить! €
каждый достойный,  €ване,  возлагает на рамена своЯ крест по крайним силам
своим. Ђбы токмо снести. € несет! „о конца. „о ѓолгофы. „о последнего суда
господнЯ!


        ѓ‹Ђ‚Ђ 77

     ‚ высоком и узком покое монастырской книжарни тишина.  ‘крипнет перо,
да прокашлЯет, прикрываЯ рот ладонью, писец. ЋбмакиваЯ гусиные и лебединые
перьЯ в бурые густые чернила в медных чернильницах,  неспешно выставлЯют в
рЯд ровные, словно прочеканенные, буквы - переписывают божественные книги.
…вангелие,  заказанное Љалитою еще осенью,  почти готово.  Ќо  кнЯзь тЯжко
болен и уже принЯл схиму.  Ќе великий кнЯзь €ван, а инок ЂнаниЯ лежит там,
в  вышних  горницах  кнЯжого  дворца,   чьи  резные  верхи  видать  сквозь
намороженные слюдЯные оконца книжарни.
     …ще недавно книги по большей части заказывали в  ‘уздале,  ‚ладимире,
’вери,  в Ќовгороде ‚еликом.  ’еперь переписывают на Њоскве. Ћтец протопоп
берет …вангелие, невольно любуЯсь работой.
     - Ќадобно  надписать  тута  о  кнЯзе  нашем!   -  подсказывает  писец
Њелентий.
     - Ќе просто,  а с похвалою! - поднЯв палец, отвечает отец протопоп. -
Џремного  сверших  и  сотворих  многоразличнаЯ  благопотребнаЯ   граду   и
гражанам!  Ђ  такожде и боЯрам,  и мнихам,  и стратилатскому чину,  и всем
смердам нашеЯ земли!  ‡аконы утвердих,  и очисти пути от татей,  и  еретик
изжени,  сотворЯЯй книгу <‚ласфимию> и законы русские <Њерило праведное> с
<Ќомеканоном>, обнових и утвердих, Яко же древлий ћстиниан!
     - Ќе   грех  ли  то  будет  -   сравнити  кнЯзЯ  нашего  не  токмо  с
“стиньЯном-царем,  но и с Љонстантином,  строителем –ареграда? - вопрошает
писец. Ћтец протопоп думает, склонив голову набок. ђешает наконец:
     - ѓреха в  том  нетути,  а  все ж  пойти прошать духовника кнЯжа,  да
благословит!
     Ћн выходит,  и писцы,  пользуЯсь отлучкою старшого,  разгибают спины,
вздыхают,  кто любуЯсь своею работой,  кто зеваЯ, кто тихо перемолвливаЯ с
соседом.
     - ЉнЯзь  что?  -  прошают сотоварища,  относившего недавно во  дворец
переписанную набело грамоту.
     - ‚ельми болен! - отвечает тот, и многие хмурЯт брови.
     ЉнЯзь был рачителен,  строг,  но и добр. Ќи гладом не сидели при нем,
ни портами,  ни иною какою справою не оскудевали.  Љак-то постанет впредь?
Ќе  пришло б  иным ворочать на  родину,  во ‚ладимир,  ђостов или ‘уздаль,
откуда перезвал их когда-то €ван Љалита. Џрижились, обстроились на Њоскве,
да и кормы у великого кнЯзЯ зело добры!
     ’о же сейчас по всей Њоскве,  в  ‡анеглименье и на Џодоле.  ‚сюду меж
работою, торговлей ли нет-нет да и спросЯт заботно у знатцов:
     - Љак ноне великий кнЯзь?  ‚ельми ли нужен?  - € вздохнут опасливо: -
—той-то  настанет опосле него?  Џри  ћрии „анилыче вон ратились с  ’верью,
спокою не было никакого!  Ђ тута сколь летов уже тишина!  € хлеб родит,  и
ремественник и торговый гость -  все в довольстви ото кнЯзЯ своего! Љак-то
тамо наш „анилыч? Њоже, оклемает ищо?
     Ќо кнЯзь умирал.  €схудалый,  в черном монашеском платье,  лежал он в
изложне своей,  изредка молча взглЯдываЯ на жену,  что тоже спала с  лица,
извелась в заботах и страхе.
     ѓорели свечи. Ћн забывалсЯ дремотою. ’ерпеливо переносил все припарки
и притираньЯ,  пил настои трав,  которые уже не помогали ему,  и чуЯл, как
таЯли и таЯли силы.  €з Ћрды доносили, что вельми недужен кесарь “збек. Ћн
послал сына в Ќижний - урЯдить с суздальским кнЯзем дела торговые и заодно
уведать, что деетсЯ в Ћрде.
     Ћн любил “збека. ‚сю жизнь обманывал, всю жизнь ходил по краю гибели,
сносил неправедные попреки, льстил и утишал царский гнев, посылал кметей в
далекий  Љитай,   передавал  хану  горы  серебра,   и  -   любил.  ‘жилсЯ.
ЏритерпелсЯ,  привык к нему.  ’еперь,  при гробе своем,  получив ордынскую
грамоту,  он пожалилсЯ в  сердце своем о  возможной смерти “збековой.  Ћни
вместе уходили из жизни, противоположные во всем, начинаЯ от веры и кончаЯ
навычаЯми  народа  своего,  противоположные во  всем  и  свЯзанные  единою
нерасторжимою цепью.
     ‹Яшский король занимал ѓалич,  в  ЃрЯнске смерды убили  своего кнЯзЯ,
ѓлеба ‘вЯтославича,  в ‹итве,  слышно, усиливалсЯ Ћльгерд, сын ѓедимина от
русской жены Ћльги...  €  не  было урЯжено с  Ќовым ѓородом,  все  еще  не
получен бор,  затребованный с него “збеком.  Ќелегкое наследство оставлЯет
он ‘имеону!  „а и  бывало ли так,  чтобы все мочно было устроить и  с  тем
отойти к  ѓосподу?  Ѓыть может,  в  том  и  заключена тайна жизни,  что не
свершить вовек,  не  переделать всего  потребного труда и  новые поколениЯ
должны продолжать и продолжать сей нескончаемый подвиг пращуров?
     “видит ли  он еще раз сына своего?  “спеет ли в  последний раз -  да,
теперь уже Ясно, что в последний раз! - поглЯдеть ему в очи, уверить себЯ,
что тот выдержит,  вынесет ношу,  взваленную на него отцом, и продолжит, и
пронесет ее  до конца...  €  он мучительно захотел узреть ‘имеона.  ‘корые
гонцы уже  были усланы за  кнЯжичем.  ‘имеон и  сам  должен был прискакать
вскоре,  да  помешала,  видно,  весна.  Џала ростепель,  и  пути сделались
непроходны.
     Ћн вызывал к  себе ЂндреЯ с €ваном,  слабым голосом наставлЯл слушать
во  всем  старшего брата.  ‚ызывал дьЯка Љострому,  велел честь завещание.
ѓрамота была  составлена толково,  очень толково.  Ћн  сам  подивил сейчас
своей мудрости, тому, как поделил детЯм волости, грады и селы, как поделил
порты, блюда, золотые поЯса и прочаЯ, никоторого из них не обижаЯ. ‘имеону
на  старейший путь  давались грады  важнейшие,  Њожай  с  Љоломною,  но  и
отвечивать ему более прочих:  да бережет рубежи земли! Ќи Ђндрей, ни €ван,
ни “льЯниЯ с чадами не изобижены.
     €вану  даетсЯ ‡венигород с  ђузою,  а  всего двадцать четыре селеньЯ;
Ђндрею ‹опаснЯ, ‘ерпухов, Џеремышль и прочаЯ, всего двадцать одно. ЉнЯгине
с  дочерьми отходит двадцать шесть селений,  тут  и  ђадонеж,  тут и  село
Љоломенское под  Њосквой.  Њоскву оставлЯет он  детЯм  в  общее  владение,
нераздельно. ’ак и младшие не обойдены и, однако, останут в воле ‘имеона.
     ЏоЯсы золотые:  простые и с жемчугом, с каменьЯми, с капторгами, поЯс
золотой  сердоничен,  поЯс  золотой фрЯжский и  золот  поЯс  с  крюком  на
черевчатом шелку,  златые цепи, чары, чумы, блюдца с жемчугом и каменьЯми,
чаши, блюда серебрЯные, большие и малые, с рукоЯтЯми и письмом, ожерельЯ и
обручи,  монисто,  подаренное ”еотинье,  червленый кожух,  великий  коч  с
бармами,  соболий бугай,  скарлатное портище, кожухи с аламами и жемчугом,
наследственные сокровища:  сардоничнаЯ коробка,  икона на изумруде,  шапка
золотаЯ Њономахова - все разделено по чести, по старшинству, порЯду.
     Ќи ЏереЯславль, ни „митров с ѓаличем, ни ђостов, ни Ѓелоозеро не были
указаны им в  завещании.  „ело то тайное,  и  ни длЯ чьих глаз или ушей...
<“держи,  сын, благоприобретеньЯ отцовы! “держи власть в русской земле! Ќе
расточи по ветру трудов и дел родителЯ своего!  €бо жив отец в сыне своем,
и доколе сын продолжает дело отца, дотоле стоит жизнь на земле. Ќе оставь,
‘имеоне, менЯ сиротою перед престолом господним!>
     - ‘имеон?
     Њолчание.
     - ‘имеон!
     Љто-то, видно прислуга, шевелит в полутьме, погодЯ отвечает негромко.
     - ‘ынок еще не прибывши, €ван „анилыч!
     - Ђ ты кто?
     - ‘еннаЯ Я ваша, доглЯдаю тут...
     - ‚ыдь. Џопроси, послали б за ‘имеоном!
     „верь тихонько скрипнула, удалились робкие шаги.
     - ‘вету мало!
     Ќикто не отозвалсЯ. Џусто.
     - ‘имеон!  -  снова зовет он в забытьи.  -  ‘емушка!  ’Яжко...  ’ы...
прости менЯ...  Ќе  доживу...  ѓрешен Я.  €  пред  тобою грешен!  ћрко мне
оставил  вражду  противу ’вери...  Ђ  Я,  похотев большего,  оставлЯю тебе
теперь вражду с  ‹итвою и Ќовгородом.  ‘ыну ли,  внуку ты оставишь бранный
спор с Ћрдой!  € так,  без отдыха,  вечнаЯ рать! € вс°, чтобы пахарь пахал
свое  поле,  и  бабы  жали  хлеб,  и  дети не  помирали гладом на  путЯх и
торжищах...  ‘лышишь менЯ,  ‘имеоне?  ’вори по  заповедЯм моим...  ‡а  все
отвечу Я... смерть... ’ы один...
     ѓолос кнЯзЯ переходит в шепот. Ќедвижно теплют свечи. ’ишина.
     - ‘имеон! - вновь хрипло зовет умирающий. Ѓезмолвие. ‡а стеною шорох.
‘крипит дверь.
     - ‡вали, батюшка?
     ‘нова какаЯ-то баба! Ђ сына все нет.
     - ‘имеон!  -  шепчет уже с  отчаЯньем умирающий,  угасаЯ.  -  ‘имеон!
‘лышишь ли ты менЯ?
     Ћн прикрывает глаза.  ЉончаетсЯ март.  ‘коро апрель погонит снега,  а
там  смерды  снова  пройдут  по  полЯм,  вспарываЯ острием  сохи  клеклую,
затверделую землю.  ќту землю,  этот весенний свет оставлЯю тебе,  ‘имеон!
‚олодеть и править.  ‘хож ли Я с кесарЯми Љонстантином и “стиньЯном, как о
том толковал даве духовный отец, причащаЯ свЯтых тайн? Џребудут века славы
над моею Њосквой -  и стану равен тем великим кесарЯм... €счезнет град мой
в волнах времен невестимо - и в посмех потомкам обратит сЯ имЯ мое...
     ’ы,  сын!  Ћт  тебЯ  одного...  Ќа  коликой тончайшей нити  висит все
содеЯнное мною!  Ќо  нет,  ты не один!  …сть преданные боЯре,  есть многие
слуги верные,  и  еще  Ђлексий -  вот  кто спасет и  поддержит!  џ  многое
совершил длЯ тебЯ, сын!
     ѓосподи,  дай,  по  слову крестника моего,  свЯтого спасителЯ русской
земле!  „ай мне веру и силы умереть спокойно!  ‘ейчас снова взойдут, будут
перекладывать,  обтирать,  поить и  кормить,  мучать лекарствами...  Ђ мне
нужен только один ‘имеон -  моЯ вера, надежда, спасение мое на этой земле!
ѓде ты, сын? “слышь менЯ, прискачи на последний поглЯд!


        ѓ‹Ђ‚Ђ 78

     ‘имеон прискакал в Њоскву на третий день после похорон.  ‡амызганный,
страшный,  он сутки не слезал с  конЯ,  дважды проваливал под лед,  бросив
где-то  за Ѓерендеевом кнЯжой возок и  растерЯв по пути почти всю дружину,
чаЯл успеть,  и лишь за сорок верст от Њосквы,  в ‘ельцах, повестили ему о
кончине и похоронах отца.  € эти последние,  безнадежные, версты стали ему
тЯжелее всего.
     атаЯсь в  седле,  въезжал он в Ѓоровицкие ворота Љремника и выглЯдел
так,  что  сторожевой  в  воротах  опустил  было  копье,  мыслЯ  задержать
подозрительного вершника.  Ќо  ‘имеон,  оскалЯ зубы на  сером,  залЯпанном
навозом и грЯзью лице,  бешено вздынул плеть,  намерЯсь полоснуть кметЯ по
харе, но тут кто-то испуганно вскрикнул: <ЉнЯзь!> ‘торожевой, шатнувшись и
заслонЯсь рукавом, уронил копье, а ‘имеон, вложив неистраченную силу удара
в подарок ни в чем не виноватому коню,  вихрем влетел в Љремник и, не видЯ
шарахающих  от него в испуге горожан,  в слепом отчаЯнии закипающих слез и
гнева, ворвалсЯ в ворота кнЯжого дворца.
     Ћхнула прислуга.  ‘ильные руки холопов принЯли с  седла своего кнЯзЯ.
Ќа Яростно-скорбное:  <ѓде?!>  -  старый слуга отцов отмолвил со спокойною
твердостью:
     - “ ‘вЯтого Ђрхангела.  ’око пожди,  батюшка, личико обтереть нать, и
платье, вишь, замарал дорогою. Ќегоже, пред батюшкою грех!
     …го завели в сени,  подали умытьсЯ, переменили верхнее платье и почти
насильно влили в  рот  чашу  душистого меду.  ‚ыбежала жена,  младший брат
€ван,   слуги.  ‘имеон,  минуту  назад  готовый  разрыдатьсЯ,  обвел  всех
обрезанным,  невидЯщим взором,  на  миг только приобнЯл за плечи Ђйгусту и
отстранил,  не заметив даже ее удивленно-испуганного,  обожающего взглЯда.
’аким,  как  сейчас,  с  блистающими неумолимо,  обведенными гордой  тенью
глазами,  Ђйгуста еще не видала своего супруга,  разве в  первые дни после
возвращениЯ его из Ћрды...
     Ћтстранив всех,  ‘имеон, обнажив голову, пеший, направил стопы свои в
церковь.  ’ех,  кто  пошел было  за  ним,  он  мановением руки остановил у
паперти.  ‘лужбы не  было,  но железные двери столь поспешно открыли перед
ним, что ‘имеону почти не пришлось замедлить шагов у порога.
     Џерекрестив чело,  он вступил под каменные своды и остоЯлсЯ, привыкаЯ
к полутьме храма. Ќаправо от входа, рЯдом с могилою дЯди ћриЯ, простерлась
во  мраке  новаЯ  белаЯ  плита.  Ќеслышно  подступивший свЯщенник возжигал
потушенные свечи.  ‘имеон лишь глЯнул на него,  не видЯ,  и  старик тотчас
исчез, растаЯл в темной глубине храма.
     - Ѓатюшка!  -  позвал ‘имеон. € замолк, слушаЯ эхо, замиравшее где-то
под сводами храма: - ћшка... юшка... шка... шка... шка...
     - Ѓатюшка! - повторил он. - џ здесь, Я прискакал к тебе!
     Ћн снова умолк, и вновь эхо, невнЯтно замираЯ, договорило его слова.
     - ‚от Я,  батюшка!  -  повторил ‘имеон,  делаЯ шаг к могиле. - Џрости
менЯ! - €, склонЯсь, рухнул плашмЯ на холодный камень.
     ‘лезы хлынули наконец,  сотрЯсаЯ все его тело,  и  тЯжелые сдавленные
рыданиЯ раздались под сводами храма.
     - Ѓатюшка!  Ѓатюшка! - шептал он в перерывах рыданий. - ’ы звал менЯ?
†дал?  ‚от Я здесь, тут Я, слышишь менЯ? ‡ришь оттоль, с выси горней, сына
своего?  џ  все...  все  знаю,  ведаю,  батюшка...  џ  буду...  выдержу...
вынесу... ’ы только прости менЯ, батюшка! ‚от - не успел, не возмог...
     ђыданиЯ  становились  тише.  ‘вЯщенник,  опасливо  выглЯнувший  из-за
алтарЯ,  увидел,  что кнЯжич по-прижнему лежит недвижно на  полу,  и  даже
перепал было.  Ќо  ‘имеон шевельнул головою,  встал на  колени.  ‘клонЯсь,
трижды поцеловал могильную плиту. € вновь застыл, беззвучно шевелЯ губами,
- молилсЯ.
     ‚от сейчас он встанет с колен и пойдет...  Људа? ‡ачем? ’Яжкий крест,
отец,  оставил ты  сыну  своему!  Љак  непереносимо тЯжелы  заботы  вышней
власти?  Ќо -  да будет волЯ твоЯ,  ѓосподи!  € ты,  батюшка, да не узришь
оттоль ослабы в  сыне и наследнике своем!  Ќа сем кресте,  под сенью храма
сего клЯнусь! „а исполню волю твою и веру твою в назначение мое не отрину.
     ЏокойсЯ с  миром,  отец.  ‘ейчас Я  встану с колен и пойду -  править
землею и вершить власть.
     Љак тЯжко бремЯ твое! ‘ейчас...


        ќЏ€‹Ћѓ

     „едушко лежал на  лавке,  большой и  необыкновенно,  пугающе длинный,
будто в смерти -  перестав хрипло и трудно дышать -  он начал молча расти,
простираЯ долгие ноги, все дальше и дальше откидываЯ сивую голову...
     ЏостоЯв и  подумав,  отрок  с  некоторым трудом поднЯл неживые дедовы
руки  и  сложил  на  груди  крест-накрест.  „остал  было  береженую свечу,
подумал, отложил, покачав головою. ‘веча сгодитсЯ потом, когда приедут поп
ли,  монах  отпевать  покойника.  Њельком  подосадовав на  матку,  котораЯ
непутем вновь запропастилась куда-то (за гульбой пошла,  так-то сказать!),
он усадил братика в головах у дедушки. “ малого прыгали губы.
     - ‘иди тута!  -  строго велел он.  - ‹учины наскепано, жги, не то так
сиди,  без огнЯ.  „а  и  лучше в  потемнЯх,  не таково страшно станет.  „а
молитву читай!
     - Љаку? - жалобно проговорил меньшой.
     - Љаку добре знашь!
     - <Ѓо... Ѓогородицу>.
     - Ќу  вота <Ѓогородицу> и  читай!  -  повелел старший,  и  маленький,
запинаЯсь  и  пугливо  взглЯдываЯ  на  покойника,   забормотал,   зачастил
непослушливо прыгающими губами:
     - Ѓогородице  дево  верую,   пресветлаЯ  ЊариЯ,   ѓосподь  с   тобою.
Ѓлагословенна ты еси в женах, и благословен плод чрева твоего... - Ђ сам в
тоске и страхе глЯдел,  как,  круто и решительно затЯгиваЯ поЯс, срЯжаетсЯ
старший брат.
     - ‡адержусь коли, коров обрЯди! - наказал старший уже на пороге.
     ‚от он снЯл со стены кнут, вот хлопнула дверь, вот на дворе затопотал
конь и  заскрипели сани,  вот  щелкнули заворы ворот...  ѓлотаЯ непрошеные
слезы  и  пугливо взглЯдываЯ на  мертвого и  страшного в  своей холодеющей
недвижности деда, мальчик, боЯсь глЯдеть на покойника и вжимаЯсь в черные,
грубо  тесанные бревна стены,  все  шептал и  шептал <Ѓогородицу>,  путаЯ,
сбиваЯсь,  повторЯЯ одно и  то  же все вновь и  вновь:  <ЏресветлаЯ ЊариЯ,
ѓосподь с  тобою,  благословен плод чрева твоего и  благословен плод чрева
твоего...>
     ‘тарший,  выйдЯ во  двор,  прежде проверил заворы жердевой стаи,  где
стоЯли коровы,  глЯнул на вечереющее небо (нать бы доехать до ‡агорьЯ не в
полных потемнЯх!),  вновь подосадовав на непутевую матку,  что третий день
никак уже глаз не кажет до хозЯйства,  не посовестилась и  того,  что деда
без ее  помер...  ’ут он  засопел было,  но  (в четырнадцать лет -  полный
мужик,  почитай!  -  плакать было уже  и  зазорно) пересилил себЯ,  сильно
задышав, начал выводить конЯ.
     Љонь,  которого  дедушко  сам  выхаживал еще  жеребенком,  чуЯ  беду,
храпел,  зло прижимаЯ уши,  не  вдруг дал завести себЯ в  оглобли.  ѓлЯнув
ненароком в дикие глаза конЯ, он вдруг увидел в них почти человечий ужас и
вновь  едва  справилсЯ с  собою.  ЋбнЯл  конЯ  за  шею,  вжалсЯ в  жесткую
спутанную гриву.  Љонь,  отходЯ,  мелко вздрагиваЯ кожей, нюхал ему руки и
голову,   большими  зубами  трогаЯ  небольно  за  плечо.   Ћт  безотчетных
поглаживаний парнЯ конь потихоньку пришел в себЯ,  дал взнуздать и завести
в оглобли.
     ‚ложив  дугу  в  завертку,  он  размахнул дугою  через  шею  конЯ  и,
потужась, вздел на свободный конец завертку второй оглобли. Џотом, отступЯ
и  упершись ногою,  свел  вместе клещи  хомута,  споро и  точно обмотав их
супонью,  закрепил конец неразматывающейсЯ петлею,  как учил дед,  и вновь
острый смысл  того,  что  дедова наука  уже  всЯ  позади и,  что  успел он
постичь, то с ним теперь и пребудет, едва не выжал у него непрошеных слез.
     Ћтца он не помнил.  „ед был длЯ него и дедом и отцом.  Џоначалу так и
звал тЯтей. Ћтца убили, не то увели с собою татары в евкалову рать. ’огда
же спалили дом и хлев,  уничтожили всю ихнюю деревню. „едушко с его маткой
уцелели чудом.  ЊосковлЯнин один,  давний знакомец дедова отца,  спас. ’ут
как-то сложно было,  словно и не сам знакомец, а еговый сын, словно вот он
сам, к примеру... Ќе пораз сказывал о том дедушко, а все не в полный толк.
Џомнилось почему-то  не главное:  что его самого тогда несли завернутого в
зипун да что знакомец подарил дедушке секиру. ‘тараЯ, сточеннаЯ едва не до
рукоЯти,  она  и  поныне хранилась в  доме как  памЯть о  неведомом друге,
подарившем некогда жизнь ихней семье...
     Љак  дедушко подымал хозЯйство,  рубил клеть,  ставил хлев и  амбар -
помнилось смутно.  €х  перваЯ  корова  тоже  помнилась больше по  ощущению
большого доброго тепла.  €з  детских лет  сохранилсЯ в  памЯти  постоЯнный
голод и блаженное,  тупое ощущение сытости - когда резали скотину, - такое
редкое в те ранние годы!
     Ћбрывками, кусками вспомнилось (опЯть подумал о непутевой матке), как
однажды он сидел между ними на соломенной постели,  восклицаЯ:  <’ЯтЯ!>, и
мать  смеЯлась дробным каким-то,  рассыпчатым смехом,  а  деда  умывал ему
щеки,  обтираЯ влажным рушником.  Ђ  он  тогда еще ничего не понимал и  уж
потом,  годы спустЯ,  по сплеткам, урывкам речей догадал и огорчилсЯ тому,
что  доброе и  ладное в  их  семье выглЯдело стыдным и  зазорным в  глазах
равнодушных и глупых, мало что и знавших пустомель.
     Ђ потом деда сильно постарел.  Њатка стала загуливать и пропадать.  €
братика принесла со  стороны.  (Ѓратика он  полюбил сразу,  а  на матку за
измену дому,  за измену любимому дедушке долго нес сердце, да и до сю пору
не простил.) ‚от и теперь: воротит хмельнаЯ, учнет в голос грубо вопить, и
он опЯть не поверит ее слишком громкому горю... …ще, поди, приведет какого
чужого мужика в дом! Ќу уж нет! ‘ам взрослый уже! Џущай не думат!
     …ще помыслилось, когда съезжал с угора к реке, вилЯЯ по талой земле и
грЯзи,  что  весною придет ему  пахать впервые без  деда и  он  сам теперь
наденет на  шею берестЯной пестерь,  разуетсЯ и  пойдет босой по холодной,
жирной,  разрыхленной его сохою земле,  кидаЯ полукругом семена, и братика
посадит на борону-суковатку... Ћдюжат они и сами поле-то!
     €з-под угора, оглЯнувши назад, он окинул привычным взором очерк ихней
хоромины,  крытой накатником и дерниной.  „еда все горевал-сказывал, каков
был у них терем до ™елканова разореньЯ, и он в уме давно уже порешил - как
только войдет в полную силу -  беспременно срубить такой же,  и уже словно
видел  тот  терем  всЯкий  раз,  съезжаЯ с  холма.  €  ныне,  оглЯнув Ясно
очерченный на вечереющем небе излом дерновой крыши родного дома,  подумал,
что срубит высокий терем с тесовой кровлею на этом взгорке, хотЯ бы даже в
памЯть деда,  и вновь,  и вновь оглЯнул,  пока сани, пристукиваЯ на корнЯх
дерев  и  скользЯ по  проталинам,  убегали в  березнЯковую гарь,  все  еще
утопающую в талом весеннем снегу.
     € опЯть остро почуЯлось,  что дедушки уже нет и не будет никогда.  Ќе
будет дедовых свистулек,  не будет дедовых грубых и нежных рук,  ни запаха
его,  такого родного и  привычного -  когда еще носил на руках.  Џотом он,
балуЯсь, пыталсЯ поднЯть деда, но только - и то уж в недавних летах - едва
умел оторвать его от земли.
     €  сегоднЯ,  когда,  упавшего,  взволакивал на  лавку,  -  едва-едва,
натужась изо  всех сил и  губы закусив,  вздынул-таки.  ‚здынул,  поправил
сползающие ноги в  стоптанных лаптЯх и  только тут,  ткнувши в грудь деду,
дал волю слезам.  € то еще диво: блазнило, что дед вот-вот его, плачущего,
бережно огладит загрубелой рукою по волосам,  как бывало не раз и не два и
как не будет уж теперь никогда.  Ћн сгорбил плечи,  трЯсЯсь. - „обро, сани
углубились в  лес,  -  и  его  слабости не  видел никто,  кроме,  почитай,
любопытных белок и  соек,  что  слетали с  ветвей,  накидываЯсь на  свежий
конский навоз.
     ‘умерки сгущались. Ћдиноко трусил конь по холодеющей вечерней дороге,
едва видной в частолесье,  едва намеченной редкими проездами саней.  (Ђ по
летней поре заросшей высокою травою, успевающей подыматьсЯ от раза к разу,
- так редко ездили здесь люди.)
     “же совсем стемнело. ѓде-то печально и глухо ухнуло. Љонь всхрапывал,
верно учуЯл зверЯ.  €  он  подумал,  что  отощалый,  на  все готовый зверь
теперь, по весне, страшен и ему и коню.
     ‚переди глухо  шумела вода,  и  когда он  спустилсЯ в  западинку,  то
остоЯлсЯ невольно.  ђучей,  взломав лед,  залил  все  излучье до  подножиЯ
дальних сосен,  и  по  глухому гуденью чуЯлось,  как сильно и  быстро идет
вода. Љонь стриг ушами, беспокойно всхрапывал, переминаЯсь, долго не хотел
идти.  Ћн снЯл зипун, привЯзал его к седелке - по крайности, не замокнет -
и,  раскрутив кнут над головою,  решительно погнал конЯ вброд.  ЋступаЯсь,
нырЯЯ и  фыркаЯ,  конь пошел в  ледЯную воду.  ‘ани скоро поплыли,  и он с
опозданием пожалел,  что  не  взЯл  правее,  через  Њанькино  займище,  но
ворочать теперь было поздно.  ‚перед, вперед! Љонь уже плыл, сани кренило,
их била вода,  и видать стало, что скоро и конь не выдержит. Ќе раздумываЯ
больше,  он  ухнул  в  талую воду,  тотчас окунувши по  горло.  Ћт  холода
захватило дыхание,  и те миги, когда он не мог набрать воздуху, показались
ему  самыми жуткими в  эту  ночь.  Ќо,  представив себе мертвого дедушку и
братика  около  мертвеца,  он,  сделав  усилие,  воздохнул и,  унырнув еще
глубже, нашарил дно и пошел, сцепив зубы, хватаЯсь за плывущие рЯдом сани,
где можно поддерживаЯ и  пихаЯ плечом,  и  только одно думалось в тот миг:
лишь бы  не  захлебнутьсЯ,  не  умереть и  не  потопить конЯ!  ‘колько это
продолжалось,  он не помнил,  но вот вдруг под ногою почуЯлось твердое,  и
скоро он  вышел из воды по плеча,  по грудь,  по поЯс...  Љонь с  храпом и
хрипом  выбиралсЯ,  выцарапывалсЯ на  угор,  и  он  позволил себе  упасть,
повалитьсЯ  грудью  в  сани.   Љонь,  рванув,  вымчал  из  ручьЯ  и  стал,
отфыркиваЯсь и отрЯхиваЯсь всею кожей, словно собака. ’огда и он поднЯлсЯ,
стЯнул,  уже не  чуЯ холода,  рубаху и  порты (даже поблазнило,  будто без
одежи стало теплее),  выжал,  одел,  отжал и перемотал по-годному онучи и,
влезши в полусухой, к великому его счастью, зипун, погнал конЯ.
     Љонь шел хорошею рысью.  Ћт его шкуры - видать было в темноте - валил
пар.  Ќа  первой твердой прогалине он  соскочил с  саней и  побежал рЯдом,
согреваЯсь на ходу.  “ чернолесьЯ,  не останавливаЯ конЯ, взвалил опЯть на
сани и так повторЯл каждый раз,  как попадала просохшаЯ дорога. Ќоги стали
вроде отходить, и в плечах уже не сводило судорогою.
     Ћн все ж  таки и  издрог,  и  устал,  и  был рад-радешенек,  завидЯ в
поредевших стволах дерев  луг  с  черными на  вечерней синеве  островатыми
шапками  остатних осенних копен.  ‚скоре  показалась и  поскотина.  ѓде-то
вдали брехнула собака.  Ћн вытащил жерди из прЯсла,  провел конЯ, задвинул
опЯть,  хлестнул и,  вскочивши на ходу в сани,  резво покатил по хрусткому
подстылому насту к темному нагромождению обтаЯвших соломенных кровель, где
редко-редко мигал в волоковом оконце трепещущий огонек светца.
     “  ‘илантьева двора пришлось-таки поколотитьсЯ в ворота.  Љто да кто?
ѓлупаЯ баба долго не могла взЯть в толк;  плохо слыша, никак не спускалась
с крыльца.  Ќаконец-то расчуЯла,  отперла.  Ћн завел конЯ, привЯзал, кинул
хозЯйского сена - свое все снесло со саней водою,  - вслед за бабою ступил
в жилое тепло избы. ‘просил:
     - „еинка ‘илантий дома ле?
     Ѓабы, что прЯли, любопытно уставились на него. Ќе вдруг отмолвили:
     - “ехадчи!
     - Ђй будет?
     - „олжен подъехати!
     Ћн сел на лавку, отдыхаЯ и вполуха слушаЯ бабий сорочий толк.
     - ‹езай  на  печь!  -  предложила хозЯйка,  и  он  не  заставил  себЯ
упрашивать.  ’олько на  глинЯном горЯчем лежаке,  где от  его одежи тотчас
повалил пар, он понЯл, как недолго ему было нынче пропасть в лесу, и начал
понемногу согреватьсЯ.
     ‚  избу  зашло двое мужиков и  тоже прошали ‘илантиЯ.  Њужики уселись
прЯмь загнеты, и ему был хорошо слышен весь ихний разговор, где поминались
Њосква, ’верь, какие-то кнЯзьЯ и боЯре.
     - Ћтъехали Ћкинфичи на Њоскву! - сказал один из мужиков громко.
     - Ђй  кнЯзь нас под себЯ заберет?  -  спросила одна из  баб,  подымаЯ
круглые любопытные глаза от прЯлицы и не переставаЯ пальцами быстро-быстро
ссучивать льнЯную кудел