нька  ‚лазень.  “ Ќикиты
кружилась голова и болели глаза от отвычной сиЯющей белизны снегов.
     ђождество уже  минуло,  пока он лежал без памЯти, окончились ‘вЯтки,  и
теперь стоЯла вокруг уютнаЯ пушистаЯ зима, в которую, будь он здоров, весело
думать о санках,  катулЯх,  снежных городках,  о  бешеной конской  гоньбе, о
свадьбах на Њасленой...
     Љурились розовыми  дымками  деревни.  ЌеразличимаЯ пелена снегов одела,
сровнЯв, озера, луга и  полЯ. € небосвод был лилово-сер и  мЯгок, как бывает
только зимой. Ќочевали в дороге, спали вместе под одним рЯдном.
     Љ своему дому Ќикита подъезжал  невестимо. Ќе  брехнул пес, не замычала
корова. Љинув поводьЯ холопу и  указав на  ворота хлева:  "‡аводи!" - Ќикита
отворил  двери, другие и ступил  за порог. ЌатальЯ  встала ему  навстречу  и
заплакала.  Џотом обнЯла, привалЯсь к  нему мЯгкою большою грудью, принЯлась
целовать. ‚ люльке лежал ребенок.
     - ‘ын! - сказала она и заплакала вновь.
     -  Ђ  Я холопа привез! -  ответил Ќикита,  чтобы  что-нито сказать,  и,
робеЯ, подошел к колыбели.
     „евка засунула нос в горницу, суетЯсь и расплываЯсь в улыбке.
     - ‘енькой его зовут! - бросил Ќикита, понЯвши сразу, чем так  озабочена
она, что даже не поздоровалась с хозЯином.  - Љоней уберет, созови ко столу!
- € уселсЯ на лавку, ЌатальЯ вытерла глаза, бережно поднЯла малыша, поднесла
Ќиките.
     ‘казала с мЯгкою любовною укоризной:
     - „а ты хоть посмотри на него погоднее, дурной!

        x x x

     ЏоднЯтьсЯ с  места  непросто  и крестьЯнину. „а!  Ќикто  не держит!  Ќе
вправе держать. € подумать, помыслить о том, чтобы вправе, чтобы с  насилием
держать человека, ежели он захочет уехать в иную волость, - даже и помыслить
о том не могли в четырнадцатом столетии на ђуси (и в пЯтнадцатом столетии, и
в шестнадцатом... „о ћрьева  днЯ и до его  отмены еще ой-ей-ей как далеко!).
Ќо  порушить  жизнь, бросить какие ни на есть хоромы, знакомую землю, пашню,
взоранную  трудами собственных рук,  речку, рощу, те  вон  перелески, где по
осени  ночуют  твои коровы, этот вот камень, на котором куешь, когда  придет
нужда, и тот  вон  рЯбиновый куст, и те березы, и  этот  озор вдоль  реки на
дальние дали, которые, и очи смежив, все одно  представлЯешь себе? Ђ соседи,
а ближники? Ќу, положим, когда уходЯт, стало - плохо и с соседЯми, и ближние
вроде  не свои, и боЯрин, а пуще  ключник его новый плохи совсем, али татары
зорЯт,  али  иное  что...  Ќо  рЯбиновый  куст,  по  осени увешанный  Яркими
гроздьЯми! Ќо  это вот сиреневое небо  в  прогале лесов! € кажет мгновением,
что иного такого и нету уже на земле...
     Ќепросто подыматьсЯ с места даже и мужику!
     Људа как сложнее - боЯрину. •оть и есть у боЯрина - как у мужика волЯ -
право отъезда  от кнЯзЯ своего. Џраво  есть! ’оже еще, почитай,  век-полтора
права  того  не порушит никто  из  кнЯзей. „ержат, конечно, всЯко  держат! €
опалЯютсЯ,  и гонЯт,  и друг с другом рЯд заключат, дабы убеглых боЯринов не
принимать... € все же на само право отъезда покамест руки никто из кнЯзей не
подымал.
     Ќо и как  отъехать? ’е же пашни  и  пожни у боЯрина, и он  рос здесь  и
здесь играл с парнЯми и девками в горелки и лапту, здесь удил рыбу,  разорЯл
вороньи гнезда и охотилсЯ. € ему неотрывно от сердца все сие, и он человек!
     Ќо и боле  того! ЃоЯрин служит по  роду, по дедам-прадедам. Џо ним,  по
чести родовой, ему и место в думе кнЯжой, и кормы, и званиЯ, и почет от иных
надлежат. € твердо знает, выше кого сидит и ниже кого и на что имеет право и
он и  сыны его, в свой черед, аще не прекратитсЯ род, пресекшись по умертвии
мужеского потомства,  ну и другое - ежели опалитсЯ кнЯзь, отберет волости...
„а  и  то!  Ћтберет, допустим,  дак  свои  дружьЯ,  родичи-ближники  умолЯт,
упросЯт,  не  самого, дак  кнЯгиню,  а она в постели  мужу напомнит, жить не
дадут, и,  глЯдишь,  помилует кнЯзь, возвернет и волости,  и  место  в  думе
родовое, дедово, и честь. ’ак то  дома! Ђ в отъезд? Џримут ли тебЯ? ‡а кем и
перед кем посадЯт?  ЌаделЯт ли  землею, и как,  и  какой? € сохранишь ли  ты
среди  иных думцев, иных боЯр и  иных честей свою прежнюю честь и  власть  и
волости свои?  ’ут-то как бы и не пришло, по старой  говорке, переобутьсЯ из
сапогов в лапти!
     €  вот  почему,  невзираЯ на  право отъезда, служили  отец,  сын, внук,
правнук - ежели не  вмешивалась лихаЯ  судьба - все одному  и тому  же  роду
кнЯжому, все в том же кнЯжестве и на тех же прадедам жалованных волостЯх.
     Џока ‚асилий  ‚ельЯминов тайно, в ночь, выезжал из Њосквы, берегучись в
пути,  вел свой обоз по весенним талым дорогам к рЯзанскому рубежу, плутал в
болотах, морил коней, выбиваЯсь на  кручи окского  обережьЯ, рискуЯ  жизнью,
переводил возы с добром и лопотью, скот, ратных, детей и женщин через синюю,
готовую тронутьсЯ Ћку, пока все  это творилось и неЯсно было, останут ли и в
живых, доберутсЯ ли целыми  до ЏереЯславлЯ-ђЯзанского, ни о  чем ином, кроме
как о спасении, не мыслил и не загадывал себе великий боЯрин московский.
     €ное началось после,  когда,  смертно  усталый, оглЯдывал  он спавших с
лица  сыновей,  €вана с  Њикулою,  когда доставали  из  саней  простуженного
дорогою тестЯ Њихайлу ‹ексаныча, когда ждали, когда представлЯлись молодому,
задиристому  даже и  на вид  кнЯзю  Ћлегу  €ванычу и  тот,  вздергиваЯ  едва
опушенный юношеский  подбородок, оглЯдывал и выслушивал московских боЯринов,
не скрываЯ  спесивого  удовольствиЯ своего, - тут  уже ‚асиль ‚асиличу стало
тоскливо, и даже так тоскливо - садись на конЯ и возвращайсЯ назад! ’ем паче
что  и не  в  службу  просились  убеглые  московские  боЯре, а просили права
убежища,  причем ни сел жалованных, ни мест в думе им и  вовсе не полагалось
никаких.
     ЏочуЯлось, конечно, говоркою, что, попросись московский тысЯцкий (почти
тысЯцкий!)  в службу к  Ћлегу, рЯзане то за честь себе почтут, и за  немалую
честь, но тогда и сел и вотчин придет  лишити сЯ  на Њоскве и уже не мыслить
более о родовом, наследственном...
     „етинец ЏереЯславлЯ-ђЯзанского стоЯл на круглом мысу, обведенном  рекою
так, что только узенький  перешеек, перекопанный рвом, и соединЯл крепость с
посадом. „ержатьсЯ  тут возможно  было  с сотнею  лучников против тысЯчи.  Ђ
дубовые рубленые  городни по самому краю обрыва делали невозможным приступ к
твердыне ниоткуда более, кроме главных ворот.
     Љормили приезжих  на дворе рЯзанского тысЯцкого. ‘луги и холопы ужинали
на поварне. ђЯзанский  великий боЯрин все приглЯдывалсЯ  да присматривалсЯ к
‚асиль ‚асиличу, и не понЯть было, от  себЯ али по  указу кнЯзЯ Ћлега. Њихал
‹ексаныча тут знали с егового нЯтьЯ хорошо.
     ђухнула весна,  содеЯвши  непроходными пути, а едва  сошел снег, ‚асиль
‚асилич,  коему выделили пустопорожнюю хоромину на посаде, которую холопам и
послужильцам  пришлось долго-таки мыть, чистить и приводить в божеский  вид,
послал  сыновей с  дружиною в  помочь  рЯзанским  полкам  за  Џроню отбивать
очередной набег татарский. (’атары тут, мелкие беки ордынские,  пакостничали
кажен  год,  и  на  неЯсной, никем точно  не  проведенной  границе  великого
кнЯжества ђЯзанского  творилась, почитай,  рать без  перерыву, утихшаЯ  было
только во  времЯ „жанибекова правлениЯ,  но с его смертью тотчас  восставшаЯ
вновь.)  ’еперь он  ездил, как  на  службу,  на кнЯжой двор, а дома встречал
отревоженные глаза супруги  своей, Њарьи Њихайловны, котораЯ все  молилась и
плакала,  сожидаЯ  гибели сыновей  или  иной  подобной беды;  хмуро встречал
неуверенно-угодливые взглЯды прислуги, в коих читалось: рабы мы твои верные,
конечно, а дале-то как? ѓневал, отводил взор, каЯсь в душе, что сам не уехал
на  войну, легче  было бы переживать свое бегство  из Њосквы  и добровольный
плен рЯзанский, - сам ждал, волнуЯсь, возвращениЯ сыновей...
     ‡емлю пахали  взгоном, бросив на то  всех лошадей и  всю оставшую с ним
мужскую силу. Њахнув  рукою на  честь,  боЯрин и сам пахал, показываЯ пример
холопам, пахал остервенело,  ворочаЯсь вечером  с черным от устали лицом,  и
уже нравилось, и землЯ - землЯ была добра на ђЯзани! Ќачинал понимать, почто
держатсЯ так за  нее,  зубами, внадрыв,  отбиваЯсь от татар  и Њосквы, терЯЯ
людей,  отступаЯ  и вновь восставаЯ  упрЯмо.  €  ширь  была  -  в  полЯх,  в
широкошумных   дубравах,  в  близком   дыхании  степи,  чужой,   враждебной,
бескрайней, куда  сильные  поколениЯми  уходили  отсюда,  слагаЯ  в  степной
непрестанной борьбе буйные головы свои.
     Ћлег  весною  присматривалсЯ  к нему.  ђаза  два  проблеснул  греческим
речением,  нежданным  среди  грубых  мордатых  ратников,  среди  подбористых
драчунов рЯзанских,  обыкших  скакать  с утра до  вечера  и  на  всю  жизнь,
казалось, пропахших конским потом и запахом трав.
     Ћлег,  присматриваЯсь, Явно звал его к  себе  и дал бы,  быть может,  и
место  в думе  немалое, и села, и волости. € в мыслЯх  о том  скучнел ‚асиль
‚асилич,  уже  и  на тестЯ  доглЯдывал хмуро порой. ‚се то,  что с трудами и
болью десЯтилетиЯми заводилось и было  завожено  на Њоскве, здесь  словно бы
еще  и  не  существовало  (в  ‘олотче  он  так и  не побывал  и с  тамошними
книгочиЯми  не поимел дела).  € казалось ‚ельЯминову:  перебратьсЯ сюда -  и
снова ђусь зачинать придет от первых времен, от  землЯнок Љиевщины и  шатров
половецких! € -  падала бы Њосква,  творилсЯ бы там разор и погибель, как  в
древнем  ђостове, ветшало  бы там  и  исшаивало,  - и  кинул, и  перебралсЯ,
возможно, к этому  молодому  кнЯзю  с соколиным взглЯдом умных  глаз, к этим
рЯзанским "удальцам и резвецам", как  они сами себЯ  называли, к этой щедрой
земле, и полЯм,  и дубравам... Љабы  падала, кабы клонилась долу  Њосква! Ќо
Њосква, куда вложен был  без остатка труд отца и деда, труд  его молодости и
зрелых  лет, Њосква  звала, ждала,  снилась  ему  ночами  и никак  не хотела
отпускать от себЯ.  Џотому ‚ельЯминов и  замучивал  себЯ  работою, потому  и
пахал, и рубил хоромы, и чуЯл, что со всем этим в него вливает  нечто такое,
чего он не  ведал допрежь и  пониманиЯ чего ему  очень и очень недоставало в
его предыдущей жизни...
     „ети  воротились, уже  когда  была  взорана  и  засеЯна пашнЯ.  Ћбдутые
ветром, загорелые. Њикула был  легко  ранен в  бедро, €вана татарскаЯ стрела
задела по лицу, оставЯ след на  скуле. € оба без конца рассказывали  о лихих
сшибках со степнЯками, об  удали рЯзанских воев, о каком-то ’юлюке, которого
рЯзане разбили и даже взЯли в полон. ЏеречислЯли своих убитых ратников. Њать
тихо  крестилась,  вечером плакала  украдкою  - не  чаЯла  встретить сыновей
живых.
     €  обидно  было, что  кмети  гибнут  и сражаютсЯ  сыновьЯ  не за  свое,
московское, а за рЯзанское дело, хоть и против татар, к которым тут вовсе не
скрывали  вражды, но  которые и сами  зато  вели себЯ на ђЯзанщине, словно в
только что завоеванной волости.
     –вели травы, текли облака, колосились хлеба под солнцем. ‡амучиваЯ себЯ
бешеной конской  скачью,  ‚асилий ‚асилич думал и думал. ‘лухачи его  уже не
раз  наведывались  в  Њоскву,  передавали,  что  шум  и  смуты  утихли,  что
‚ельЯминова жалеют  теперь, а  город  живет без тысЯцкого и  что  многие уже
толкуют по теремам и в торгу, что, мол, ‚асилию ‚ельЯминову надлежало  бы не
сидеть на ђЯзани, а вослед отцу и деду началовать городом.
     „о осени сыновьЯ еще дважды отъезжали отражать татар. Ѓердибек никак не
мог наладить мира в своем  улусе, слушались его плохо,  кровь убитых  отца и
братьев слишком тЯготела на нем.
     ‘верх того, наместников Ѓердибековых, уж неЯсно,  за какие грехи, скоро
погнали из Ђррана и из  Ђзербайджана. ‘ил у нового хана воротить захваченные
земли не было, и так этот богатый, людный, торговый  и  всем изобильный край
был вновь и уже навсегда потерЯн длЯ золотоордынского престола.
     Љ осени, прослышав, что русские кнЯзьЯ и €ван  €ваныч с ними собираютсЯ
в Ћрду, к новому хану, подтверждать Ярлыки, ‚асиль  ‚асилич решилсЯ.  Ћн уже
не  бегал,  как  зверь, по  горнице,  сидел,  думал.  €  в лице  его  сквозь
всегдашнюю  Ярость  взора,   сведенных  скул  и  жестокого  трепета  крыльев
вырезного  носа  проступало  нежданное  длЯ  него и  неведомое  ему  доднесь
смЯтение чувств, родственное духовному просветлению.
     Ћн  оглЯдывал низкий жердевой накат потолка,  покрытый лохматою  сажею,
груботесаные стены до полиц-отсыпок; выше хоромина была сложена из круглого,
на абы как; вспоминаЯ  эти их легкие, словно сараи, избы, плетни и плетневые
стаи,  тонущие  в бело-розовой кипени  садов, эти ходкие  телеги с  высокими
краЯми, в которые, едва беда, покидавши детей и скудные пожитки и гонЯ перед
собою  приученную  к тому скотину, смерды устремлЯли в  бег под спасительную
сень  лесов, забиваЯсь  в  осек,  в  чащобу, куда  не  пробитьсЯ и с  конем,
заваливаЯ  дорогу за собою подрубленными деревьЯми и  там  пережидаЯ  ратную
беду, весь  этот по  необходимости  грубый  быт,  по  горькой  необходимости
кочевой и военной  жизни излиха  податливых баб и девок, с дитЯми, прижитыми
зачастую  от проезжего ратника, эту быструю Ярость сшибок  и уличных  драк и
лихую - лихую прежде всего, - отчаЯнную удаль  рЯзанских ратников, вспоминаЯ
все  это и сравниваЯ со  своим, московским, ‚асиль ‚асилич качал головою, со
стыдом уже понимаЯ, сколь прав  был владыка Ђлексий и не прав он и как он не
может, не должен допустить себЯ  до того, чтобы остатьсЯ здесь и так же, как
и  они, огрубеть и видеть,  как грубеют сыны, как забываетсЯ грамота, уходит
книжнаЯ мудрость, как остаетсЯ  одно лишь  - конные  схватки, да гульба,  да
вечное кочевье, вечное, потому  что конца татарским наездам  и погромам было
еще и вовсе не видать...
     Ћн  вставал,  тЯжелыми  шагами проходил в холодную клеть,  где встречал
своего попа, с подручным  разбирающего намокшие еще по весне, во времЯ пути,
тЯжелые книги.  €  поп подымал на  ‚ельЯминова  обрезанный взор, молча казал
страницу  с расплывшейсЯ  от  воды  киноварною  заставкою,  показывал  пЯтна
плесени  на  обрезах  книг  и  волнисто  вспухшие, обтЯнутые  кожею  "доски"
переплетов, и в молчаливой укоризне свЯщеннослужителЯ  было то же самое, что
и  у него самого в душе.  Џроходил в челЯдню, где девки и сама боЯрынЯ ткали
холст. „ружина обтрепалась, и куда уж было  тут  воздуха вышивать иноземными
шелками  да золотом!  ‚пору  успеть изготовить портна на обиходную одежу длЯ
ратных и челЯди. ™елкали набилки, стоЯла деловаЯ суета, и не было уже, как в
старой вельЯминовской  девичьей,  где за неслышным  вышиванием  читали вслух
старинные  повести  "Ђкира", "„евгениевы  деЯниЯ", "Ђлександрию", или  †итиЯ
свЯтых.
     ‚асиль ‚асилич выходил на двор, глЯдел подолгу то туда, вдоль улиц, где
над кровлЯми высили церковные верха кнЯжого детинца и шатры рубленой дубовой
стены,  то  взглЯдывал, оборачиваЯсь,  назад, где  за  невысокою насыпью, за
тыном из заостренных бревен уходили вдаль полЯ и леса...
     Ћстрог Явно не  мыслили долго защищать от  неприЯтелЯ,  только на  то и
годилась  городоваЯ  стена, чтобы дать времЯ посадским  со скарбом  и детьми
перебежать в детинец, разрушив за собою мосты, и уже там отсиживатьсЯ или же
бежать через реку в заокские боры и непроходимые мхи Њещеры. "…жели которого
сына  и убьют  тут,  на  ђЯзани, - думал  он, -  то будет мне  наказание  от
ѓоспода!"
     Ћсенью сжали хлеб, нежданно  густой и обильный. Џерекрыли новою соломою
кровли  в боЯрских хоромах, молодечной  и  челЯдне.  € как только с полевыми
работами  было покончено, заслышав, что владимирские  кнЯзьЯ уже  выехали на
Ќиз, ‚асиль ‚асилич,  сложив все дела на  жену и ключника,  со старшим сыном
€ваном устремил в Ћрду.

        x x x

     Џреступление  совершить  гораздо  легче,  чем  измерить   его  реальные
последствиЯ.  €  ежели  бы  каждый  преступник  заранее  ведал  о  том,  что
произойдет, то число преступлений убавилось бы очень значительно.
     ‘тепь уже не подчинЯлась Ѓердибеку. ‘обрать войско, дабы вернуть Ђрран,
об этом он и подумать уже не смел. Ќе смел подумать теперь даже о том, чтобы
покинуть ‘арай хотЯ на какое малое времЯ.
     „а, его провозгласили ханом. „а,  он судил и правил, казнил непокорных,
и текло вино, и рабыни ложились у ног, и  был обманчивый блеск, и вот теперь
потЯнулись к нему наконец за Ярлыками урусутские кнЯзьЯ,  еще не очень верЯ,
что  можно безопасно проехать в ‘арай мимо едва укрощенных степных эмиров. €
все равно это была уже не власть. Џризрак власти. …е тень, навычай, оставший
пока со времен „жанибековых, но готовый сломатьсЯ враз, как тонкий  весенний
лед от первого движениЯ вод, от первого дуновениЯ ветра.
     ‡а  протекшие месЯцы  Ѓердибек растерЯл всю  свою спесь,  и  урусутские
кнЯзьЯ с их устойчивою серебрЯной данью были ему теперь Яко спасители.
     Ћн принЯл €вана €ваныча, согласилсЯ на все, чего хотели и требовали его
боЯре,  подписал  Ярлыки, принЯл  ‚асилиЯ  Љашинского  и  его  обласкал,  по
подсказке тех же москвичей. ЏринЯл веское  тверское серебро и без суда,  без
разбора  дела,  безо всЯкого заведенного  при отце и  уже ставшего привычным
законоговорениЯ и порЯдка  приказал схватить кнЯзЯ ‚севолода с  его боЯрами,
когда тот кружным путем, через ‹итву, прибыл наконец  в ‘арай, и, подержавши
некое времЯ длЯ острастки, выдал головой дЯде, ‚асилию Љашинскому.
     ‹етом  ‚севолод  был  приведен в ’верь, подвергнут "томлению многому" и
сам,  и боЯре его, и  даже смерды, ставшие за Ђлександрова сына... € все это
творилось  тогда,  когда  уже и Ѓердибек,  коему  оставалось  править в Ћрде
меньше году,  потерЯл  и власть,  и жизнь,  уступив  их  самозванцу  Љульпе,
которому только и  стоило  назватьсЯ  сыном  „жанибековым,  чтобы  сокрушить
непрочный трон  отцеубийцы, воздвигнутый на братней крови. € хотЯ поминалось
при  этом, что  „жанибеку  отметилось давнее преступление  братоубийства, но
отмщение одному никак не обелЯет еще преступника-отмстителЯ.
     ‚се это было еще впереди, но всем этим уже веЯло в Ћрде, уже витала над
кирпичными, в седом зимнем  инее дворцами  ‘араЯ  грЯдущаЯ  злаЯ  судьба,  и
потому был  так  резок  и жгуч морозный ветер,  осторожны и уклончивы  беки,
тревожны купцы,  потому  и трупы замерзнувших нищих не убирались  вовремЯ  с
долгих  улиц,  из  которых,  казалось,  само времЯ,  превращенное  в  ветер,
выдувало былую гордую уверенность ханской столицы.
     €ван €ваныч  ежилсЯ,  отогреваЯсь у  печки после изнурительных  ханских
приемов в плохо отапливаемых кирпичных палатах, отходил телом и душой.
     Ќынешнее  путешествие в Ћрду,  и  зимнюю дорогу,  и обжигающий  степной
ветер, и этого нового хана,  жестокого  убийцу своего  отца,  выносил он без
возмущениЯ  и  гнева,  как  то,  что  надобно  обЯзательно претерпеть,  дабы
воротитьсЯ  домой, к уютным  хоромам в Љремнике, к изразчатой печке, к уре,
что и поругает, и успокоит, и приголубит и с которой так уютно и хорошо!
     Ѓез него  там, дома, отбивали ђжеву, и Ђлексий доносил, что все хорошо,
что ђжева отобрана, а литва выслана вон. € оттого, что война совершилась без
него и без его участиЯ благополучно окончена,  €ван  €ваныч  был паки и паки
благодарен  своему печальнику,  молитвеннику и -  что скрывать!  - правителю
кнЯжества, владыке Ђлексию.  €  то,  что они, кнЯзь  и  митрополит,  как  бы
поменЯлись местами, очень и очень устраивало €вана €ваныча.
     Ћн сидел на краю невысокой русской печки на своем подворье, свесив ноги
в вЯзаных носках и упершись руками в горЯчие кирпичи. ‘пину приЯтно обдавало
волною  печного жара.  ‘идел,  полузакрывши глаза,  чуть  поникнув  плечами,
сидел, наслаждаЯсь теплом и  страшась всего:  голосистых молодых  боЯр,  что
сейчас  взойдут, румЯные с  мороза, и учнут  его теребить  и куда-нито снова
потащат; страшась  жестокого хана, который в борьбе за власть решилсЯ на то,
на что он, €ван  €ваныч,  не решилсЯ  бы  никогда, даже и  понуждаемый всеми
боЯрами (не дай  Ѓог  в  самом деле когда-нито  на  Њоскве  увидеть такое!);
страшась  этого чужого ханского города и страшась  долгой и  трудной  дороги
домой... ‚  нем  что-то надламывалось, почти надломилось уже,  почему  он  и
скоро умер от пустЯчной болести, от коей в его  годы и умирать-то иному было
бы в стыд! Ђ попросту - видно, больше не мог. Ќе мог быть не на своем месте,
не мог выносить стремительного  хода эпохи,  взлета страны к деЯнию и деЯниЯ
самого  - самой грЯдущей судьбы,  - страшилсЯ  и не мог вынести  он, жестоко
заброшенный правом престолонаследиЯ на место, непосильное  ему до того,  что
когда-то стало лучше уже  умереть, дабы не продолжать и не тЯнуть этот  груз
дальше и дальше.
     Ћн  сидел  и грелсЯ на печке  в  вЯзаных  носках и  без  ферЯзи,  когда
вошедший боЯрин объЯвил о приезде ‚ельЯминовых, отца с сыном.
     €ван  €ваныч  не  понЯл  сперва,  переспросил.  €  тут  теплое  чувство
поднЯлось у него в груди. Џодумалось: "‚ерно, ура обрадуетсЯ!"
     Ћн  сполз с печки, холопы натЯнули ему на  ноги зеленые тимовые сапоги,
накинули ферЯзь на плечи.
     ‚ельЯминов вступил  в горницу, большой, промороженный всеми  ордынскими
ветрами, с мокрыми  усами и  бородою.  ‚зошел  и,  оставЯ рослого  сына  при
дверЯх, сделал к нему несколько неверных шагов.
     €ван ‚ельЯминов издали отдал поклон и после поглЯдывал на кнЯзЯ молодым
соколом, вроде бы даже гордо, смахиваЯ капли снежной влаги с  долгих ресниц,
и молчал, не шевелилсЯ, пока рек и кланЯл кнЯзю отец.
     ‚асиль ‚асилич, меж тем приблизЯсь, словно бы споткнулсЯ, глЯдючи в очи
кнЯзю, и вдруг, точно подрубленный, рухнул на колени и поник головою в пол.
     ‚ горницу заходили боЯре, переглЯдываЯсь, садились по лавкам. ”еофан  с
Њатвеем красноречиво перемигнулись  между собой: владыка  Ђлексий намекал им
на таковую возможность и что в сем случае не должно  им  мешать  кнЯзю €вану
проЯвить  милость ко грешнику.  Ќамекал!  € как в воду глЯдел, как  провидел
событиЯ старший брат!
     ”едор Љошка, молодой, востроглазый, улыбчивый, прикусываЯ белыми зубами
алую  губу  под  мЯгкими  усами,  жмурЯсь  даже,  словно и  вправду  молодой
кот-игрун, влез, присел с краю на лавку, тоже ждал, поглЯдываЯ, что же будет
теперь. ‡аходили иные боЯре, обширнаЯ горница наполнЯлась.
     Њладший  ‚ельЯминов (дорогою  заговаривал  с  отцом не раз,  даже и  то
предлагал: не остатьсЯ ли навсегда на  ђЯзани?  - по  молодости, по глупости
полюби  пришла боеваЯ, тревожнаЯ рЯзанскаЯ жизнь) тут  глЯдел, как  заходЯт,
минуЯ его и едва взглЯдываЯ, знакомые на Њоскве боЯре, и у  самого невестимо
падало сердце: а ну как откажут?! ‘тыд-то! € - куда же после тогда?
     Ђ боЯре  все входили  и входили, рассаживаЯсь по  лавкам, и €ван €ваныч
смотрел  на  лежащего перед ним  на  полу  ‚ельЯминова,  и  теплое  ощущение
радостного покоЯ разливалось у  него в  груди. ‚от  и окончено!  ‚от,  слава
Ѓогу,  и  прокатило, и минуло! € не будет этих досадливых уриных умолчаний,
тЯжелого безмолвиЯ, укоризн... Ђлексей Џетровича, верно, не воскресишь  уже!
€  по-христиански  ежели...  Њысль  об  Ђлексее Џетровиче  облаком прошла по
сознанию, но ведь и владыка Ђлексий свидетельствовал, что ‚асилий ‚асилич не
виноват в убийстве •воста! € боЯре молчат, ждут. ‚се пришли!
     „воих нет,  так  те  в  разгоне сейчас, объезжают вельмож  ордынских. €
‚ельЯминов молчит, лежит на полу, а что говорить, все и сказано уже!
     €ван €ваныч обвел глазами лица своих старших боЯринов, прочел немое:
     "Љак решишь, кнЯже!" ‚здохнул, подумал, произнес негромко:
     -  ‚стань,  ‚асилий!  Џрощаю тебЯ  и тестЯ  твоего! ‚орочайтесь  оба на
Њоскву!

        x x x

     Ћльгерд  еще  раз  выслушал, запоминаЯ, кто убит  из боЯр, озрел своих,
лишенных чести ратников, высланных изо ђжевы. Љивнул головой, отпускаЯ.
     ЏоднЯлсЯ к себе.
     ‘крученное, сжатое, как стальнаЯ пружина, бешенство переполнЯло его.
     Ћн даже  не заглЯнул к “льЯнии. Ћ  религии, о русских попах  с нею было
лучше не говорить. Џрошел по крутой каменной лестнице в толще стены на самый
верх, в ту укромную сводчатую комнату, где хранились грамоты. ‘ел за стол.
     Ќалил воды из узкогорлого  кувшина в немецкий серебрЯный кубок, выпил и
забыл кубок в  руке. …го светлые голубые  глаза в этот миг, ежели кто-нибудь
решилсЯ  бы  взглЯнуть  кнЯзю  в  лицо,  были  совсем  черными и  недвижный,
остекленевший  взор  страшен.  Љогда  он, вспомнив про кубок, отставил его в
сторону, на смЯтом серебре остались следы пальцев.
     Џечатник,  сунувшийсЯ  было  сюда, увидавши  только  лишь  спину кнЯзЯ,
вспЯтил  и, плотно притиснув  дверное полотно,  на  цыпочках сполз  вниз  по
лестнице.
     Ћльгерд думал. …диножды он прошептал,  и шепот был страшен,  как и взор
кнЯзЯ:
     - …го надо убрать!
     …ще  через час  Ћльгерд,  встрепенувшись и крепко  проведЯ  ладонЯми по
лицу,  вызвал  писца,  печатника  и  начал  диктовать  грамоты.  Џервую  - в
Љонстантинополь с  жалобою на  митрополита ЂлексиЯ, который позабыл западные
епархии,   небрежет   ими,  не  посещает  никогда,  занимаЯсь  только  своею
‚ладимирскою  ђусью.  Ђ   потому  он,   Ћльгерд,  просит,  буде  так  станет
продолжатьсЯ  и  впредь, передать  киевский  митрополичий  престол под  руку
волынского митрополита ђомана.
     ‚тораЯ  грамота  отсылалась к ђоману на ‚олынь с  требованием прибыть в
‚ильну к нему, Ћльгерду, длЯ важного разговора.
     ’ретьЯ,  секретнаЯ,  уходила  в  Љиев,  к   тамошнему  кнЯзьку  ”едору,
подручнику  ‹итвы  (тому  самому,  что  когда-то имал  по  приказу  ѓедимина
новгородского архиепископа ‚асилиЯ Љалику).
     —етвертаЯ,  тоже секретнаЯ,  отправлЯлась в  Џолоцк,  к  старшему  сыну
Ђндрею, с приказом  готовить полки, чтобы, когда придет нужный час, вести их
на ђжеву, вновь отбивать город у москвичей.
     ѓрамоты уходили также братьЯм - Љейстуту в ’роки и ‹юбарту на ‚олынь, в
‹уцк.
     ’олько  окончив труды, запечатав и  отослав посланиЯ,  Ћльгерд, посидев
еще  с минуту со  смеженными  веждами,  разрешил  себе встать,  опираЯсь  на
молчаливого слугу, и спуститьсЯ в спальный покой, к супруге.
     Љак  следствие  этих посланий и последующей  за  ними  пересылки тайных
гонцов, укромных  встреч  и негласных переговоров митрополит  ђоман  ближе к
осени  выехал с причтом в  Љиев  и начал там служить, приводЯ и  склонЯЯ под
руку  свою  духовенство южной ђуси,  до  сих  пор  обЯзанное  подчинением  и
церковною пошлиной владимирскому митрополиту, что вопиюще противоречило всем
установлениЯм константинопольской патриархии и неизбежно должно было вызвать
вмешательство ЂлексиЯ.
     Ћльгерд ждал.

        x x x

     ‚асилий ‚ельЯминов наконец-то  стал тысЯцким,  вослед отцу и деду. €ван
‚ельЯминов, переживший с отцом  ордынский поход, перезнакомившийсЯ в ‘арае с
местною знатью, ходил, задираЯ нос: без нас-де не обошлись на Њоскве!
     Ћтец окорочивал, ежели слышал иные высказываниЯ старшего своего, ну а в
душу  не  влезешь... Њикула,  так  тот  был откровенно  и неложно рад своему
возвращению.
     Ќалаживали  порушенное  хозЯйство, вновь заводили конинные и  скотинные
стада. ‚новь  во  дворе  высокого вельЯминовского  терема  толпились  купцы,
ремесленнаЯ старшина, послужильцы, посельские, волостели.
     ‘тарший  ‚ельЯминов,  сильно-таки  изменившийсЯ  за  времЯ   рЯзанского
беганьЯ, принимал купцов,  разбирал жалобы, судил и правил, налаживал мытные
дворы и молодечную, подтЯгивал вирников, строжил ратных. ‘ил хватало на все;
хоть  и недосыпал, и недоедал порою,  а проснулось родовое, ‚ельЯминовское -
не поддатьсЯ,  не  уступить!  †ена  ЊарьЯ  тоже словно воскресла, бегала  по
терему - светились  глаза. Џозднего  сына своего, который  родилсЯ у них год
спустЯ, назвали Џолиевктом, "многожеланным" по-гречески.
     Ћсенью, однако, пришлось все бросить и выехать на рЯзанский рубеж.
     ’атарский царевич Њамат-•оджа,  разоривший ђЯзань, подступил к пределам
Њосковской волости.
     Џокрытый пылью ордынский гонец примчал в Љремник. ‘ ордынского подворьЯ
грамота   легла  на  стол  великого  кнЯзЯ.  "„ай  путь  чист!"  -  требовал
Њамат-•оджа.
     ђечь шла о разъезде (межевании) земель Њосквы и ђЯзани.
     ‘обралась  дума. €ван €ваныч ежилсЯ,  поглЯдываЯ на  своих  боЯр  и  на
татарина, что сидел недвижимо, сожидаЯ ответа московитов. Ђлексий  тоже ждал
у  себЯ  на владычном  дворе. "Џосол" досыти напакостничал  и  ополонилсЯ  в
ђЯзани,  пускать татар  на земли Њосквы нельзЯ  было  ни  в  коем случае. Ќо
Њамат-•оджа  настаивал,   угрожаЯ  ратью.  ѓонец,  подомчавший  из  Љоломны,
доносил, что татары уже переплавлЯютсЯ на левый берег Ћки ниже города.
     ‚асиль  ‚асилич своею  волею  послал  еще  до заседаниЯ думы  на  устье
Њосквы-реки кованую конную рать во главе с  Њикулой и теперь ждал, что решит
дума, поглЯдываЯ то на татарина, то на кнЯзЯ.
     ‚зоры боЯр и €вана €ваныча оборотились  к ‚ельЯминову, и ‚асиль ‚асилич
понЯл. ‡вание тысЯцкого, врученное ему весной, требовалось теперь заслужить.
‚зЯв слово, он ответил послу строго, но  спокойно, что с  рЯзанским кнЯзем у
московского  порубежных  споров  никаких  нет  и потому ордынскому  послу  в
волости Њосковской  быть не надобе. Ђ  впрочем,  длЯ говорки  с Њамат-•оджой
будут высланы в Љоломну кнЯжеские боЯре.
     ѓонцы к коломенскому воеводе и к иным с приказом собирать ратников были
посланы  тотчас  после  заседаниЯ  думы, а  в  ночь  покинула  город  втораЯ
московскаЯ рать, ведомаЯ самим ‚асильем ‚ельЯминовым.
     ‘ам по себе Њамат-•оджа был не страшен, но за ним стоЯла Ћрда. € потому
тайные гонцы понеслись, загонЯЯ  коней,  в ‘арай, а из ‘араЯ  уже  скакал им
навстречу  владычный  послух,  посланный  сарским  епископом,  с  зашитою  в
подрЯсник грамотою, и  грамота эта поспела  на Њоскву вскоре  после  приезда
ордынского   посла.  ‚  ней   говорилось,  что   Њамат-•оджа  убил   в  Ћрде
возлюбленника  Ѓердибекова  и   теперь  грабит  ђусь  почти  что  по  своему
собственному  изволенью,  надеЯсь   откупитьсЯ   от   Ѓердибека  захваченным
серебром.
     “  ЂлексиЯ  в эту  пору  на сенЯх  сидел  Ќикита,  присланный  селецким
волостелем с отчетами  по хозЯйству  (только  что сжали  хлеб),  и  Ђлексий,
подумав, вызвал его к себе.
     Ќикита вошел, отдал поклон, остоЯлсЯ, ожидаючи приказаний.
     - ‘лыхал про Њамат-•оджу?  - вопросил его Ђлексий, зорко взглЯдываЯ  на
ратника. ’от кивнул почти безразлично. …го дело было  хлеб, обозы, владычный
корм.
     - Џоскачешь с грамотою  к ‚асилию ‚ельЯминову!  ѓрамоты той боле ведать
не должен никто, понЯл? - €, увидЯ, как радостно  вспыхнули  у Ќикиты глаза,
Ђлексий удоволенно  склонил  голову.  -  ‘тупай!  Џоводного  конЯ  и  справу
получишь у отца эконома.
     Њеньше часу понадобилось Ќиките, чтобы срЯдитьсЯ и  одвуконь, со снедью
и оружием в  тороках, с дорогою  грамотою за  пазухой в  опор вымчать  через
Љоломенские  ворота.  ‚след за Ќикитою впотемнЯх из  города выступила третьЯ
московскаЯ рать,  которую  вели молодые воеводы ‘емен  †еребец,  сын  ЂндреЯ
Љобылы, и €ван ‡ернов. ‚  осенних сумерках в густом вечернем тумане  глохнул
топот коней.
     Ќикита скакал всю ночь, пересаживаЯсь с конЯ на конь, во владычном селе
получил  свежих  лошадей  и на рассвете,  измученный,  уже  начал  встречать
отдельных  отставших  от  полка ратных, со  слов  которых и разыскал  ‚асиль
‚асилича.
     ‚оевода  сидел   в  походном  шатре  на   раскладном   стульце,  когда,
пригнувшись на  входе,  в  шатер вступил  пропыленный  гонец и,  значительно
поглЯдев в очи боЯрину, молвил задышливо и негромко:
     - Ћт владыки. ’ебе!
     ‚асиль ‚асилич,  понЯвши враз, что лишних глаз и ушей не надобе, махнул
воеводам и стремЯнному выйти и тут только, поднЯвши глаза, узнал Ќикиту.
     -  ‡дравствуй!  -  сказал  растерЯнно. Ќо Ќикита молча и  требовательно
протЯгивал ему свиток.
     ‚асиль ‚асилич глЯнул еще раз, смолчал, порвал снурок. Џрочел, перечел,
обмыслил  и,  просветлев  ликом,  бережно  свертываЯ  грамоту, воззрилсЯ  на
Ќикиту, Яро и весело выговорив:
     - Ќаше дело теперь!
     Ћн подумал, твердо протЯнул руку к аналою со свечой и, пока не дотлела,
удушливо навонЯв, тайнаЯ грамота, стоЯл и  смотрел на  огонь.  Џотом шагнул,
обнЯл Ќикиту, сказал в ухо своему бывшему старшому:
     -  Џрости  в прежней  вины!  -  €  тотчас  хлопнул  в  ладоши,  вызываЯ
стремЯнного и воевод.
     Џока  Ќикита  глотал  горЯчую  кашу, обжигаЯсь  и  крупно  запиваЯ  еду
холодным  медовым   квасом,  уже  зашевелилсЯ  весь  стан.  „о  сей  поры  у
‚ельЯминова  были  словно  бы  свЯзаны  руки,  он  медленно  отступал  перед
татарами, не вводЯ  в  дело  ратных,  а тут, проведав подноготную  ордынских
нелюбий, порешил тотчас и немедленно теснить Њамат-•оджу, доколе не уберетсЯ
к себе.
     ‡азевавшийсЯ татарский разъезд (разохотившиесЯ на ђЯзани  ордынцы вовсе
не ожидали сопротивлениЯ)  был весь вырублен Њикулой  с ратными. € Ќикита, в
десЯтый раз пересевший с седла на седло, даже не поспел к делу.
     Џо  всему  полю  ревели  трубы,  ржали  кони. ’ретьЯ  рать,  подошедшаЯ
ополдень,  была  брошена в  дело  прЯмо  с пути, и  Њамат-•оджа,  видЯ  себЯ
обойденным  вдвое, ежели  не  втрое  превосходЯщею  силою,  вспЯтил  и начал
отходить на рысЯх, не принимаЯ  боЯ. ’Яжело ополонившиесЯ  татарские ратники
отступали  в  беспорЯдке,  терЯЯ  полон  и скот,  поводных коней,  груженных
добром, а  ‚ельЯминов,  не  слушаЯ  никаких татарских  вестоношей, теснил  и
теснил  Њамат-•оджу,  пока  не  сбросил на  самый  берег Ћки,  к воде, занЯв
береговые обрывы уже, почитай, на рЯзанской земле, и тут только принЯл гонца
татарского,  коему   сурово  объЯвил,  что  дает  татарам  два   часа,  дабы
переправитьсЯ  на  правый берег  Ћки, и  ни  о  чем  больше  с  Њамат-•оджой
разговаривать не станет и не уполномочен кнЯзем своим. Ђ через два часа даст
приказ  о  приступе, и  пусть  Њамат-•оджа ведает,  что  на  одного татарина
приходит шестеро вооруженных московитов и еще на подходе инаЯ такаЯ же рать.
     Ќе  важно,  что  ‚ельЯминов  приврал  вдвое,  а то  и  втрое.  ‘бросить
Њамат-•оджу в реку  он  все равно бы  смог, и  татары, покричав,  погрозив и
пострелЯв из  луков  (с кручи  им живо отвечали, и  далеко не безвредно  длЯ
татар), начали в конце концов переправлЯть свою рать  на  бурдюках, лодках и
кое-как свЯзанных плотах назад, на рЯзанскую землю.
     - “ходЯт!  -  выговорил Ќикита  (у  него  все плыло  в глазах, дорожнаЯ
усталь теперь, как схлынуло напрЯжение боЯ,  начинала  наваливать  волнами),
подъезжаЯ к ‚асиль ‚асиличу. ‘тарые ратники, узнаваЯ своего старшого, издали
кивали Ќиките.
     -  “ходЯт!  -  отмолвил ‚асиль  ‚асилич, щурЯсь, безотрывно глЯдючи  на
серую  осеннюю Ћку,  по которой косо, уносимые и разносимые  течением, плыли
татарские кмети.
     -  ’воЯ помочь, старшой!  -  негромко  выговорил  он. -  Ќе  привез  бы
владычной грамоты, разве решились бы мы ханского посла таково-то, с соромом,
от себЯ выпроваживать?!
     -  Ќе  тЯжко  в  новой  службе?  -  вопросил он  по-прежнему  негромко,
помолчав.
     -  Њне  ить  на Њоскву неможно  теперь, -  отмолвил  Ќикита,  щурЯсь  и
сплевываЯ.
     ‚ельЯминов обмыслил, склонил голову.
     - ЌатальЯ как?
     - ‘ын у нас растет! - отозвалсЯ Ќикита с оттенком гордости.
     - Њихайло ‹ексаныч прошал! - возразил ‚ельЯминов. - Џривез  бы когда ее
на семейный поглЯд!
     - Џущай говорка  утихнет!  - вымолвил  Ќикита,  с невольным  сожалением
озираЯ рЯды воинов, готовых к бою. „а, впрочем, боЯ уже и не предвиделось.
     Ќа плоту, составленном  из  нескольких  бурдюков  и  досок,  от  берега
отплывал уже сам незадачливый посол Њамат-•оджа.
     -  “дарить бы на их! -  проговорил, подъезжаЯ, ‘емен  †еребец. -  “х, и
полону бы набрали!
     ‚ельЯминов, отрицаЯ, повел головой:
     - Ќеможно! € вели кметЯм, без пакости чтоб!
     - € полон ворочать? - разочарованно протЯнул кто-то из младших воевод.
     - Ђ вот  етова делать не будем! - рассмеЯвшись, ответил ему ‚ельЯминов.
- Ќе ратились, дак... а уж што с возу упало, то и пропало!
     Љто-то из  татар снизу, с берега, кричал, грозЯ плетью. ђатные с  кручи
дружно  и весело  отвечали ему, показываЯ  татарские  луки: не вздумай, мол,
собака, стрелЯть, мы и сами тому нынче не хуже вашего выучились!
     ЊесЯц  спустЯ дошло известие,  что  Њамат-•оджа  бежал от  Ѓердибека  в
Ћрнач, где был настигнут ханскими гонцами, схвачен и тут же убит. “бит не за
то, разумеетсЯ, что разорЯл ђЯзань и пыталсЯ разорить Њосковскую волость, не
за десЯтки погубленных  русичей и татар,  не за сожженные деревни,  угнанный
скот, понасиленных женок, а за убийство единого Ѓердибекова "возлюбленника",
за смерть которого Њамат-•оджа так и не сумел расплатитьсЯ с ханом.

        x x x

     Џосле того как ‚севолод был  в  железах доставлен из Ћрды дЯде ‚асилию,
тот,  решивши  наконец,  что  настал его  черед,  занЯл •олм,  родовой  удел
племЯнника, и начал самоуправствовать, разорив и попродав ‚севолодовых боЯр,
послужильцев и кметей.
     …пископ  ”едор  пробовал  вмешатьсЯ, совестил  ‚асилиЯ  и  наконец,  не
возмогши терпеть, сам побежал из ’вери.
     Ђлексию как раз  дошли вести о том, что ђоман отбирает у  него киевскую
митрополию (а  из  –ареграда  -  письменные увещаниЯ патриарха, нудЯщие  его
сугубо обратить взор к покинутым им в небрежении южным епископиЯм), и потому
он неволею срЯжалсЯ к выезду в Љиев.
     ‡адерживали  неспокойные  событиЯ  на  рубежах, угроза  от Њамат-•оджи,
счастливо,  впрочем,  остановленнаЯ   московскими   воеводами,   задерживали
свЯтительские дела, споры  с Ќовгородом ‚еликим, и потому выехать  в Љиев  -
торжественно, с  клиром,  церковными сосудами  и  свЯтынею, с  избранными из
владычных послужильцев - ему удалось только после  ђождества <Џосле 7 ЯнварЯ
1359 года по современному счету.>.
     ”илипьевым  постом к нему на ЏереЯславль как раз  и прибежал, отрекаЯсь
престола, тверской владыка ”едор.
     Ђлексий меж тем сожидал ‘ергиЯ  из монастырЯ, досадуЯ в душе, что так и
не сумел сам побывать в ’роицкой обители.
     „о него дошли уже  вести о тамошних нестроениЯх. ‘уровый  общежительный
устав, вводимый ‘ергием, был радостно принЯт братией лишь на первых порах.
     ‹ишение  вечерних  трапез в  своей  келье,  лишение  уютного домовитого
одиночества,   вместо  коего  предлагались   неусыпные  монашеские  подвиги,
молитвенное бдение  и труд,  далеко  не всем  оказались по плечу. ‚озникло и
иное, о чем Ђлексию не думалось доднесь, но что грозно восстало ныне, почему
он  и  вызвал  к  себе обоих  братьев,  ‘ергиЯ и  ‘тефана. ‚  общежительском
монастыре  безмерно  возрастала  власть  игумена, и  вот сего последнего,  а
прежде прочего борьбы за эту власть, и не предвидел Ђлексий.
     (‘ергий -  предвидел, почему  и  был так труден  длЯ  него выбор пути.)
ЃратьЯ должны были прибыть к нему вместе, но первым  ЯвилсЯ ‘тефан, что было
уже дурным знаком. Џутного разговора  со  ‘тефаном, однако,  не  получилось.
‡анЯтый   грЯдущею   пастырскою  поездкой   в   Љиев   и   теми  заботами  и
преткновениЯми,  которые  сожидал  Ђлексий  встретить  там,  грЯдущею  новою
борьбой с ђоманом, он так и не сумел уЯснить смутной  тревоги своей, не смог
понЯть  ‘тефана  на  этот раз,  ибо  помнил его  раздавленным  и  униженным,
жаждущим отречьсЯ от власти и мирских треволнений.
     ‘ергиЯ  же  Ђлексий ждал даже с  неким  трепетом,  гадаЯ:  не ослаб, не
смутилсЯ  ли  духом молодой игумен? Ќе надо ли и  его поддержать, наставить,
быть может, остеречь или ободрить?
     ‚от тут  и ЯвилсЯ тверской епископ. ЊинуЯ придверников, взошел, как был
с дороги, вылезши из возка,  сбросивши в сенЯх  один лишь хорьковый опашень.
‚зошел и рухнул в ноги: "Ћслобони, владыко! Ѓоле не могу, недостоин престола
сего!"
     Ђлексий  поднЯл  на  ноги  ветхого  деньми  и  плотию  старца.  “садил,
успокоил, как мог. ‚ыслал служку. Ќо прежде чем Ђлексий распорЯдил трапезою,
епископ ”едор заговорил, горько и злобно, с отчаЯнием человека,  решившегосЯ
на все и ото всего отрекшегосЯ.
     Ћн кричал о совести, о поношениЯх, "Якоже •ристос претерпел от иудеев и
законников", о  том, что  московлЯне сами  подговорили хана и преже утеснЯли
сыновей  страстотерпца  кнЯзЯ  Ђлександра,  погинувшего  в  Ћрде  по  навету
москвичей, Яко и брат его  „митрий, Яко  же и отец, свЯтой благоверный кнЯзь
Њихаил, что Ђлексий более  всех  виновен  в безлепой которе  тверской  и что
митрополиту  не  должно,  и  неможно,  и  неприлепо,  и  непристойно мирскаЯ
творити, ибо на  то есть боЯрин и  кнЯзь,  что ‚севолод в отчаЯнии  и  скоро
изверитсЯ не токмо в духовном главе ђуси ‚ладимирской, но и  в самом ѓосподе
и его благостыне, что он, епископ  ”едор, не в  силах  зрети,  Яко  же  своЯ
домочадаЯ губЯт один другого, и вина в том пусть падет  на ЂлексиЯ, а  не на
него, ”едора, и  потому он слагает  с  себЯ  сан и уходит в затвор, в лес, в
потаенную  пустынь, но  не может и  не должен  более взирать  на сей срам  и
позорище  и  всЯческое  попрание  заветов   ѓоспода   нашего  €суса  •риста,
заповедавшего мир в человецех и любовь к братии своей.
     ”едора  трЯсло.  Ћн  уже  не  был  совсем  тем  строгим и властительным
епископом великого града  ’вери,  с коим Ђлексий так  и не сумел урЯдить два
года  тому  назад.  Ћбострились  черты,  жалко  и  гневно  вздыбились  седые
клокастые волосы, запали и воспалились  глаза.  Ћн, видимо, не спал дорогою,
воспалЯЯ себЯ ко грЯдущему разговору с Ђлексием.
     ‘тарцу надобен был прежде всего покой и отдохновение. € потому Ђлексий,
ничего  не  ответивши  ”едору  на  все его хулы  и