  почасту  приходило разделЯть молитвенное
бдение с наставником.
     ‘ергиЯ традиционно  свЯзывают со ‘вЯтою ’роицей, так что  даже  и икона
ђублева, написаннаЯ двадцать лет  спустЯ после смерти преподобного, мыслитсЯ
как бы принадлежавшею ему лично. Ћднако в моленном покое ‘ергиЯ, в его малой
келье, иконы  ’роицы не было.  (•оть и то не  забудем,  что  наречен был  от
рождениЯ  престолом ‘вЯтой ’роицы,  что и  дивнаЯ  икона ЂндреЯ  ђублева  не
возникла бы  без  духовного  пастырства  ‘ергиЯ и храм в  обители, первый  и
главный, был ’роицким  храмом  -  все  так!)  €  все  же  у самого ‘ергиЯ  в
молитвенном  покое его было два образа,  равно близких всЯкому  россиЯнину и
наиболее распространенных впоследствии среди обиходных русских икон:
     "Ќикола-угодник"  и "Ѓогоматерь ЋдигитриЯ", вечнаЯ  заступница россиЯн,
символ  материнской безмерной  любви, жалости  и терпениЯ. „ве  сравнительно
небольшие  иконы  плотного, безошибочного в каждой из  линий  своих древнего
письма -  творениЯ высокого мастерства,  нежданные в  убогой келье,  если не
знать о прошлом  боЯрской  семьи  Љирилловой. Џавел  ”лоренский  оставил нам
описание этих икон, сохранившихсЯ  до сих пор, и лучше того и даже вровень с
тем врЯд ли что возможно о  них и  сказать и  измыслить. € теперь, в  келье,
собираЯсь на подвиг,  означивший всю его дальнейшую судьбу, именно к ней,  к
Њатери Ѓожией,  заступнице  и печальнице  человечества,  обращал ‘ергий свою
молитву.
     ‚  каждом  деле, в  каждом  великом  деЯнии человеческом, кроме долга и
истекающего  из  него  волевого  позыва к действованию, кроме любви,  дающей
высший  смысл и оправдание всЯкому деЯнию, есть еще третье звено:  та искра,
котораЯ возжигает  уже сооруженный костер, приводит в  движение налаженный к
действованию снарЯд,  искра эта  - откровение  или  озарение, и приходит оно
по-разному и в различные,  часто нежданные миги жизни. Ќо это то - всегда, -
после  чего  неможно  уже отступить  или уступить,  не  порушив  себЯ самого
дозела,  до  полного  духовного  изничтожениЯ  своей  личности.  Љак  знать,
энергиЯ, собираемаЯ  молчальниками-исихастами, не была ли,  по крайней  мере
длЯ них  самих,  именно  той  энергией "вдохновениЯ свыше",  после  которого
пророки человечества восходили и на амвоны, и на костры?
     ‘ергию, человеку  четырнадцатого столетиЯ, нужен был  знак, как надобно
было  небесное знамение воину, как надобно озарение  художнику,  как надобен
катарсис или то, что длЯ верующего человека совершает пресуществление вина и
хлеба в тело  и кровь •ристову. Љак  надобно  чудо -  и, признаемсЯ  уж хоть
самим себе, надобное нам,  людЯм  во все века!  Ћн,  конечно, не знал, какой
знак и даже будет  ли знак ему... Ќо он молилсЯ. € - опустим, не скажем, как
молилсЯ он.  —астью по  незнанию, а  больше по тому  одному,  что рассказать
этого  нельзЯ. ’о  невыразимое, что  происходит в человеке  и  с человеком в
подобные мгновениЯ, невыразимо доподлинно.  € простецам ни к чему даже этого
и знать.
     Њихей, окончив труд,  вступил в  келью и встал на  колени рЯдом и - так
получилось по узости места - чуть впереди наставника. ‘ергий, который только
и заповедал ему не спать, возможно, и не хотел присутствиЯ ЊихеЯ в келье, но
ничего не сказал ему, вернее, уже и не мог сказать. Ћн уже был "там".
     ‘вет струила только одна  лампада, и  потому фиолетово-вишневый мафорий
Ѓогоматери  и даже сапфирно-синий ее хитон, как  и фиолетоваЯ риза и красный
омофорий Ќиколы, казались почти черными. Џосвечивала только золотаЯ разделка
на хитоне и гиматии младенца ‘пасителЯ.
     Ѓыло тихо. ‘ергий молилсЯ молча. ‚ремЯ как бы остановило  течение свое,
и Њихею, до которого  неволею  доходило сгущающеесЯ напрЯжение  духовных сил
наставника,  -  подобное тому, как в перенасыщенном  грозовым электричеством
воздухе сами собою начинают  вставать дыбом волоски и шерсть животных струит
неживой белый свет, - Њихею давно уже было не по себе. Ћн с трудом находил в
уме своем слова молитв и готов был порою закричать от ужаса в голос, кабы не
волЯ  ‘ергиЯ, замкнувшаЯ ему  уста и лишившаЯ тело  способности  к движению.
‘колько прошло минут или часов, не ведали ни тот ни другой.
     ’ишина текла, струилась,  приобретала плотность и  вес, становилась уже
нестерпимой. Њихей,  никогда допрежь не испытывавший  и десЯтой доли такого,
потерЯнно оглЯнул  на ‘ергиЯ, лик которого в резких гранЯх теней  каменел  и
казалсЯ мертвым. ("ѓосподи  €сусе •ристе, ‘ыне Ѓожий, помилуй мЯ, грешного!"
-  беззвучно  повторЯл Њихей, теперь уже одно и то же,  одно и то  же, боЯсь
остановитьсЯ  хотЯ на  миг.)  Ћн  был так  растерЯн  в эти долгие  мгновениЯ
ужасной  длЯ него засасывающей тишины, что, когда  в келье  осветлело, почти
обрадовал, еще ничего  не понЯв. ‘перва  показалось даже, что это и не  свет
вовсе, а попросту глаза привыкли к темноте и видЯт. Ќо видимо было теперь  и
совсем  невидимое  допрежь того: маленькаЯ скамеечка  в углу покоЯ, и четкий
резной узор божницы,  и все складки  одежды ‘ергиЯ. Ћн только  спустЯ минуты
понЯл, что  в келье стало  светло! €  свет был  странный,  почти без  теней,
немерцающий, ровный, одевший все точно световым покровом.
     Љаждый предмет был Ярок  и виден со сторон, а краски на иконах, одеждах
его и наставника выцвели, почти исчезли. Ћн глЯнул смЯтенно перед собой. ‹ик
Ѓожией   Њатери   круглилсЯ  удлиненным   овалом,  поразительно  плавный   и
девственно-чистый  по своим линиЯм, скорбный и моложавый одновременно и  уже
как бы отделенный от доски. ‚ лике  Ќиколы  была  мука почти живого трепета:
казалось, он жаждет и не может нечто сказать, повестить...
     Њихей растерЯнно оглЯнул  на наставника -  и обмер. ‹ьвиное, чужое лицо
‘ергиЯ было страшно. —ернели глубокие западины щек. “порный сведенный взглЯд
горел волчьим огнем. Њихей понЯл лишь, что он мал, слаб  и жалок, и лепше бы
ему  быть  где-то там, вдали, но не зреть, не видеть, не  присутствовать при
том, что совершалось днесь, при его  глазах, но столь  безмерно превосходило
малые его духовные силы.
     Њы знаем теперь  то, что передал Њихей много спустЯ, и  возможно и даже
неизбежно,  что   виденное  им  тогда,  в  ту   ночь,   с  годами  приобрело
"канонический" вид, изменилось и приблизилось к знакомо-привычному. Ќе тень,
не очерк, не  сгущенный  из  воздуха феномен,  а осиЯннаЯ необычайным светом
иконописнаЯ Ѓогоматерь, живаЯ, с предстоЯщими, Явилась его взору.
     ’ак он повестил несколько десЯтилетий спустЯ, будучи глубоким стариком,
уже после смерти ‘ергиЯ, иноку …пифанию, длЯ  коего все это  была  уже инаЯ,
прошедшаЯ и ушедшаЯ эпоха,  иное времЯ, крупицы  коего он старалсЯ удержать,
создаваЯ свое "†итие ‘ергиЯ ђадонежского", когда уже и  сам преподобный даже
длЯ  тех,  кто знал  и  видел  его,  становилсЯ  все  более  легендою, таЯл,
растворЯЯ зримый свой образ в зыбком мареве воспоминаний.
     ‘ергий, точно  поднЯтый  стороннею  силою,  встал с колен с  молитвенно
сложенными руками. Њихей  глЯдел, почти  терЯЯ  сознание. Ћна  была, стоЯла,
светилась  и  таЯла,  благословлЯЯ. (‘транно, он  не помнил потом: сидел  ли
младенец-‘паситель у нее на руках?)  Ќаставник и сам -  так во всЯком случае
казалось Њихею - парил в воздухе. …го  высокаЯ фигура вытЯнулась еще больше,
отделЯсь от собственной тени. ‹ик, пугающе-грозный миги  назад,  неизъЯснимо
украсилсЯ  и проЯснел.  ‹ицо  блистало, словно  бы  отдаваЯ льющийсЯ на него
свет.
     Љогда-то в далеком,  полузабытом ђостове  на изломе  юности своей отрок
‚арфоломей,  будущий ‘ергий, так  же  внимал неведомому,  потерЯв  на  времЯ
всЯкое ощущение  своего  веса,  и  ныне,  днесь,  вернулось  к нему то юное,
давнее, и уже никакой словесной молитвы не было в  нем, насквозь пронизанном
этими ее лучами, смывшими разом всЯкую трудноту и печаль и муку восхождениЯ,
и только  горнЯЯ радость была, ширилась и торжествовала, заливаЯ  его  всего
целиком, так что и тела уже  не было в нем, и  не было, не осталось никакого
"Я", ибо весь  он стал точно  причастнаЯ жертва высшей любви или - луч света
при  сиЯющем  солнце... ‚се  это  Њихей  зрел,  чуЯл полубредово,  на  грани
обморока. ’ак  же  как  и слова ее, сказанные  в  тот миг высокого  озарениЯ
(бывшие  врЯд  ли  словами человеческой  молви, скорее  - звуком внутреннего
гласа души, внЯтным Њихею, как и наставнику). ЉажетсЯ, Ѓогоматерь просила не
ужасатьсЯ видению и не  скорбеть, заверЯла избранника своего, что не оставит
‘ергиевой  обители и верных  его учеников без своего  покрова  и защиты даже
после   смерти  преподобного...  ’ак   или   приблизительно  так   передавал
впоследствии  Њихей услышанное.  Џовторим: врЯд ли услышанное слухом, скорее
понЯтое ими обоими душою и из души.
     Њатерь ЃожиЯ стоЯла не одна, хоть ‘ергий и глЯдел на нее лишь единую.
     "‘ апостолами Џетром и €оанном!" - твердо уверЯл впоследствии  Њихей. €
это тоже был знак  ему тайный, как понЯл потом ‘ергий, передумываЯ виденное.
€ было ли то наваждение или нечто доступное, как мечта, как сон ему одному?
     €  он  мог  бы не поверить себе, но Њихей видел тоже! Ђ  где двое,  там
третий среди  нас - •ристос. ‡начит, виденное было не марой,  не  мечтою,  а
истиною?
     ‘вет  слепительный, необычайный, истинно ”аворский свет мерк, становЯсь
давешним бестеневым  и  холодным.  Њихей  плакал  и билсЯ  у  него в  ногах,
судорожно  восклицаЯ:  "—то  это,  что?"  ‘ергий  поднЯл  ученика,  как  мог
успокоил.  ѓоворить и он не  мог, повторЯЯ одно лишь: "Џотерпи, чадо, потом,
после, потом..." Ћба  не узрели,  не понЯли, как ушло, растворилось видение,
оставив после себЯ чуть слышную замирающую музыку горнего торжества, котораЯ
тоже  легчала, гасла, грустнела и гибла, как  угасает закат. ‘умрак наполнЯл
постепенно келью, заливаЯ углы. ‘ергий, успокаиваЯ, гладил ЊихеЯ  по голове,
а тот целовал, поливаЯ слезами, руки наставника.
     Њерцала лампада. ’оржественное ушло. Ќо оно было, оно ЯвлЯлось в мир!
     € ради него стоило  годы терпеть лишениЯ, глад и хлад, ради него одного
стоило нести  бремЯ жизни, дабы и жизнь, и  себЯ принести некогда к престолу
славы еЯ!

        x x x

     ‚се  в  этот  день  было полно  глубокого значениЯ и смысла. €  то, как
торжественно прошла литургиЯ, и праздничный совокупный обед после нее - одна
из  тех совместных  трапез,  на которых ‘ергий зачастую настаивал,  дабы  не
делить по кельЯм привозимого в монастырь обилиЯ.
     ‘егоднЯ настаивать не пришлось. —уЯли сами, что, провожаЯ в путь своего
будущего игумена, обЯзаны соединитьсЯ вместе и вместе вкушать.
     ‘идели  тесно, плечо в плечо, в самой просторной из  келий; и радовало,
что приносили не считаЯсь: иной початый  каравай  хлеба, другой соли, масла,
крупы  ли на варево, блюдо квашеной  капусты или снизку  сушеных лещей, кто,
смущаЯсь и краснеЯ, несколько пареных репин - иного не имел у себЯ  в келье.
€ то, как принЯли, как заботно уложили на блюдо эти репины, радовало сугубо.
„остали большой, к подобным случаЯм сберегаемый котел, живо собрали точеную,
долбленую и  глинЯную посуду, деревЯнные ложки разложили заранее по столу, и
все это как бы само собою, уже без прежних подсказов ‘ергиЯ.
     € вот  теперь  сидели,  любуЯсь  друг  другом и гордЯсь  собранной  ими
незамысловатою трапезой, и была  благость во  всем и на всех. ‹ица светились
улыбками, и готовно делили ломти хлеба, уже не своего, а общего, с пришлыми,
с  теми, длЯ кого все это - и  радование совместное, и совместнаЯ трапеза, и
неторопливое за трапезою чтение †итий - было  внове  и невнЯтно  еще; а  те,
неофиты,  смущенно  принимаЯ  из  рук  братии хлебную  вологу, светлели  или
смущались, каЯсь в душе, что пожадничали, не донесли своего добра, когда еще
был собираем совместный стол. Ћдин даже  вылез украдкою  и,  сбегав к  себе,
приволок  решето мороженой  брусницы, косноЯзычно, с пЯтнами румЯнца на лице
изъЯснив, что  запамЯтовал  и что длЯ  останка  трапезы это-де  самаЯ добраЯ
волога. € решето тотчас принЯли, не умедлив,  будто  так  и надобно было, не
остудив и не опозорив дарителЯ, и тут же поделили, найдЯ чистые мисы, на два
конца стола,  дабы  всем  удобно  было  брать  горстью  или  черпать ложками
кисло-сладкую, с лесною благоуханной горчинкой, острым  холодком  тающую  на
Языке Ягоду.
     €  лишь сам ‘ергий сидел усталый от  пережитого,  задумчив и тих. Њолча
вкушал, молча, исподтиха,  озирал братию, гадаЯ, как теперь примут  они -  и
примут ли? - замысленный им  вкупе с Ђлексием общежительный устав. —тобы так
вот,  как теперь, было всегда. ‚сегда вместе и никогда поврозь. —тобы  беда,
глад,  скорбь  ли  какаЯ,  как  и  радость,  как  и  праздничное  ликование,
переживаемы  были всеми вместе, испиваемы в  равной, единой  чаше.  Љак было
некогда в древнем ‡олотом Љиеве, в лавре Џечерской у великого ”еодосиЯ.
     ђади  сего  многотрудного  замысла  он и согласилсЯ  игуменствовать. Ќо
сказать об этом братии прЯмо доселе не мог. €бо  тЯжек  длЯ нестойких  духом
даже  не сам по  себе иной, ненавычный порЯд  жизни, но  мысленное осознание
иного  порЯдка,  противного  принЯтым  навычаЯм  старины.  Ђ  за  три  века,
протекших  со  времен  ”еодосиЯ,  возник  и  утвердилсЯ  на ђуси иной  нарЯд
киновийного житиЯ,  когда каждый поврозь,  в особой келье, с припасом своим,
своим добром, рухлЯдью,  а подчас  и  слугами. ЌарЯд, коему и он, ‘ергий, не
мог противустать в невеликой своей  обители. ЌарЯд, порЯдок,  способный, как
понЯл  он  уже очень  давно,  разрушить  и наниче обратить все то, ради чего
возникли века и века назад монашеские киновии.
     „литсЯ божественное чтение,  длитсЯ  застолье,  трапеза  верных,  почти
евангельское  содружество  двенадцати  во главе  с  учителем  своим,  а  он,
устремив взор в незримое отдаление лет, вспоминает иное.

        x x x

     ‘ергий  сам никогда не  просил милостыни  и не разрешал монахам  своего
монастырЯ собирать милостыню по окрестным селам.
     - „овольно  и  того, что  доброхоты от  избытка своего сами  привезут в
монастырь! - отвечал он  всегда с твердостью, напоминаЯ упрЯмым, что великие
старцы египетские  постоЯнно жили  трудами  рук  своих,  не  сбираЯ ничего с
мирЯн, и даже сами от себЯ почасту творили милостыню.
     ‘ергий в начале  своего  подвижничества, ежели  кончалась  мука,  толок
обычно липовую кору, перебивалсЯ сушеными кореньЯми, Ягодами и грибами.
     Љогда начала собиратьсЯ братиЯ, стало много труднее.
     …диножды в  обители кончилсЯ весь и всЯкий снедный  припас,  и голодать
пришлось четыре днЯ подрЯд. …ли и до того скудно,  сугубо же долило  то, что
никто не ведал и не чаЯл конца бедствию: а вдруг впереди еще многие и многие
дни и даже недели невольного жестокого поста?
     ‘ергий заранее  роздал все, что у него было, ослабевшим  и перемогалсЯ,
по-прежнему не позволЯЯ,  однако, идти  кому-либо за милостыней к мирЯнам  в
ближайшие  деревни.  ‘ам он во все эти  дни, возвращаЯсь из  церкви  (службы
блюли неукоснительно), плел лапти или стоЯл  на молитве, но утром пЯтого днЯ
непрерывного своего  голоданиЯ понЯл,  что надобно  во  что  бы то  ни стало
поесть.
     Ђ  хлеб в монастыре был. ‚  очень малом количестве, но был все-таки! Ќе
потому ли, верно, и  роптала и даже бранила ‘ергиЯ братиЯ? …диный из иноков,
позже покинувший монастырь, вслух и поносно обличал его за прошение собирать
милостыню:
     - „обро бы война, глад!  Ђ то  -  селЯне сыты, глЯ-ко, пиво варЯт! Ђ мы
зде голодом помираем, вослед пресловутым старцам синайским! „а в том …гипте,
коли хошь знатьЯ,  и снегу николе не  бывало, фиги да финики растут,  акриды
там разные, мед дикий!  Џоди, и старцы ти без жратьЯ какого-нито ни  разу не
сиживали!
     Љричал поносно, разумеЯ  Явно  не  одних  только  старцев египетских; а
‘ергий,  чуЯ  кружение головное и боль  во чреве  -  его пост оказалсЯ долее
прочих и потому тЯжеле длЯ плоти, - только повторЯл со спокойною твердостью,
не желаЯ подымать братнюю котору в монастыре:
     -  Ќет, нет и нет! Ќадобно сидеть терпеливо в  монастыре  и  просить  и
ожидать милости только от Ѓога.
     €  вот  утром пЯтого днЯ изнемог и  он. ’уго перепоЯсавшись  (так менее
чуЯлось голодное  сосание внутри) и  взЯвши топор, он пошел  в  келью старца
„анилы, того  самого, у которого был  тщательно скрываемый от прочих хлеб, и
предложил срубить сени, длЯ устройства коих „анило давно  уже припасал лес и
доски.
     ‘тарец  замЯлсЯ было, помаргиваЯ  и  щурЯсь,  забормотал,  что да, мол,
давно задумал, да сожидает делателей из села.
     -  ‚едомо тебе,  старче, что  Я плотник добрый,  - возразил ‘ергий, - и
ныне праздно сижу. Ќайми менЯ!
     „анило  сбрусвЯнел,  начал  отнекивать,  плакатьсЯ  на скудоту свою: не
возможет-де  ‘ергию  дати  потребное тому воздаЯние...  ‘ергий,  поморщась в
душе, скоро прервал хозЯина кельи:
     - ‚еликого воздаЯниЯ мне не надобно! ѓнилой хлеб есть у тебЯ? ’ого дашь
-  и будет! “ менЯ и того  нет!  -  примолвил он строго. - Ђ лепшего, чем Я,
древоделю тебе не добыть и на селе!
     „анило  засуетилсЯ, забегал  глазами, вынес,  погодЯ,  решето засохлого
ломаного хлеба в корке зеленой плесени.
     ‘ергий не возмог бы никогда и  не  позволил себе довести хлеб до такого
состоЯниЯ. ‚идимо, старец,  когда  ел,  откладывал недоеденные  куски  в это
решето, а  после  же и сам не  доедал  объедков, и не  отдавал  другим  - из
жадности.
     ЉрестьЯнскаЯ  скупость эта хорошо была  ведома  ‘ергию,  и  в  мужицком
обиходе, где лишний  кус шел скотине,  а  запас  требовалсЯ  всегда  (наедет
боЯрин, рать ли найдет - давай  безо спору!), не  возмущала  его.  Ќо тут, в
голодающем монастыре, видеть хлеб в плесени было соромно.
     - ‚от и довольно, - ответил он, сдвинув брови. - ’окмо  погоди, подержи
у себЯ вологу ту, покудова окончу делание свое!
     Ћт  первого удара топором у ‘ергиЯ все поплыло  перед глазами и он чуть
не свалилсЯ.  Ћднако тело, навычное  к труду,  раз за разом, с каждым  новым
вздыманием секиры  все более  подчинЯлось воле, и  в  конце концов он  начал
работать ладно  и споро,  хотЯ звон в  ушах и легкое  головное  кружение  не
проходили.  ‚прочем,  и к тому ‘ергий сумел приноровитьсЯ,  соразмерЯЯ  силу
удара  с  возможностЯми руки. €  дотесал-таки столбы, и  поставил, почти  не
отдыхаЯ  (боЯлсЯ,  ежели  присЯдет,  уже не заможет встать),  и  ладно обнес
досками, и покрыл,  и даже  маковицу на кровельке вытесал легкими  касаньЯми
кончика топора, и приладил, и только когда слезал с подмостей, на миг приник
к дереву, простерев врозь слабнущие руки,  ибо так  повело и  так стемнело в
глазах, что  едва не  рухнул вниз без  сознаниЯ. Ќо и тут справилсЯ,  слез с
подмостей и, получив  наконец  заработанные  хлебы,  стал  есть,  сотворивши
молитву,  стал  есть плесневелый хлеб с водой, и  ел тут  же, сидЯ на пне, и
после  долго помнилось и передавалось  меж братии, что у ‘ергиЯ  изо  рта от
разгрызаемых сухарей "Яко дым исходил" - вылетало облачко сухой плесени.
     Џоевши и сунув несколько сухарей в  калиту на  поЯсе,  ‘ергий остальное
принЯлсЯ молча раздавать сотоварищам.  € опЯть буйный брат,  отпихнув руку с
протЯнутым сухарем, начал крикливо галитьсЯ:
     - „умашь, что доказал, да? „оказал? ђаботник Ѓогов! ‡аработал, вишь, не
выпросил! Ќу  и  пишись тогды  в  холопы  к нему!  ’ебЯ слушать, да  таковую
плесень жрать, и еще в мир не ходить за милостыней - дак и помрем всеконечно
тута! „елай что хошь, а утром вей разойдемси по весЯм •риста ради просить да
и назад не воротим сюды!
     ‘ергий слушал его молча. •удо было не то, что роптал един нетерпеливый,
худо было, что никто  не возразил хулителю, не  вступилсЯ за него, ‘ергиЯ, с
обидою или гневом, а  лишь  остраненно молчали да низили глаза, и в молчании
этом  была своЯ,  скрытаЯ, горшаЯ, чем глад  и скудость,  беда.  ‚едь хлеб в
монастыре был,  был хлеб,  и голод  не съединЯл, а паки разъединЯл братию! €
оттого все  труды  его, все дни поста,  надежд и  молитв грозили обрушить во
прах единым часом!
     ‚от тогда-то,  положив  в рот  очередной  сухарь,  который  он,  прежде
очистив  от  плесени, начал медленно сосать, а не грызть, ‘ергий задумалсЯ и
понЯл, что деЯнием, свершенным им только что в меру своих сил, но  отнюдь не
в меру сил каждого из братии,  он не вразумил  ни единого из них  и урок его
пропал втуне, ибо, заработав гнилой хлеб у имущего брата, он тем самым токмо
утвердил рознь духовную и разноту зажитка, скрыто  живущую даже в его бедной
лесной обители.
     €,  значит,  первейший завет  •риста  о любви и  дружестве  ближних  не
исполнен и не исполнЯетсЯ ныне в русских обителЯх.
     €, значит, совокуплениЯ духа, дружества, совокуплениЯ русичей на  благо
родимой земли не творитсЯ сим разнотствующим киновийным житием.
     Љаждый спасает тут только себЯ, но отнюдь не брата своего во •ристе!
     €, значит,  подвиг, начатый им на горе Њаковец, грозит изойти  на ничто
так же, как и многие прочие благие по начатку своему деЯниЯ русичей, так же,
как  ничем  завершилсЯ  путь  брата  ‘тефана,  ставшего игуменом  столичного
монастырЯ и утерЯвшего высоту духовную за суетою и прелестью мира.
     ‚се это понЯл ‘ергий в тот час, над тем решетом гнилого хлеба.
     € слава ѓосподу, что искус престал в тот раз счастливо длЯ обители, ибо
назавтра же неизвестным дарителем были  присланы в обитель возы с  хлебом  и
обилием,  а монахи с той поры уверовали  в благодатную прозорливость  своего
духовного пастырЯ, хотЯ ‘ергий в  тот миг  воистину не догадывал о нежданном
спасителе.
     ѓолод, тем паче такой, временный и случайный, забываетсЯ быстро.
     ЃратиЯ вскоре  уже и  не  поминала  о  нем. Ќо ‘ергий  с  тех самых пор
положил  в сердце непременно устроить  общую  трапезу  и общее  житие и ждал
теперь лишь обещанной Ђлексием подмоги, которую привезет... должен привезть!
€ли  сам  авва  Ђлексий или даже ‹еонтий-‘танЯта, ‘танька попросту,  молодой
послушник,  новогородец,  прибившийсЯ  было  к  ’роицкой  обители,  которого
‘ергий, испытав  и  понЯвши,  что уединенное киновийное житие  не  длЯ него,
отослал  в спутники к  Ђлексию,  собиравшемусЯ  в –арьград,  благо  ‘танЯта,
неведомо как, почти самоуком, научилсЯ разуметь по-гречески...

        x x x

     Ђ  братиЯ дружно работает ложками, черпаЯ варево из  больших деревЯнных
мис, оживленно переглЯдываютсЯ, дарЯт друг друга то улыбкою, то пристойным в
застолье  словом.  Ћни радуют ныне,  что вместе,  но  продолжат ли радовать,
когда "вместе" станет законом и иначе будет уже нельзЯ?

        x x x

     ‘ергий облизал досуха  ложку, отодвинул  порожнюю мису и еще  помедлил,
глЯдючи,  как ‚асилий ‘ухой  с  џкутою ладно  прибирают  со стола и кутают в
зипун горшки с варевом длЯ болЯщих. “бедЯсь, что все идет добрым чередом, он
запахнул суконную свиту и вышел в холод.
     ‚етер все еще дул, но уже заметно стихаЯ, и снег почти перестал и  небо
бледно засинело над елЯми, а останние облака в  розово-палевом окрасе летели
над  головою уже  нестрашные,  подобные  тонкому  дыму,  все  более  и более
легчающие, обещаЯ ему  Ясный  и легкий  путь.  ѓлубоко вздохнув, он направил
стопы к келье Ћнисима.
     ‘тарик ел, когда вошел ‘ергий, и обрадовал ему, словно дитЯ.
     €змученный долгою постелью паче  самой болести, он торопливо, кашлЯЯ  и
взбулькиваЯ,  заговорил, хвалЯ  ‘ергиево  согласие стать наконец настоЯтелем
обители, толкуЯ неразборчиво и о Њоскве, и о кнЯзе €ване, и о –арьграде...
     Ћнисим  отходил света сего, зримо  слабел, и  конец  его  был уже не за
горами.
     ‘тарик  и сам понимал это,  и в  его нынешних  наставлениЯх  племЯннику
скользом то  и дело проглЯдывала  печаль  скорого расставаниЯ. “ходЯ, ‘ергий
бережно и любовно облобызал старика.
     Љ  пабедью собралсЯ келейный совет  братии. ‚се  было заранее решено, и
теперь надобилось  одно: отрЯдить двоих  спутников ‘ергию. Ђрхимандрит ‘имон
при его  преклонных летах  не мог одолеть  зимнего  пути. Ћбычным ходоком по
делам  монастырским  был  џкута, но ныне  с џкутою  требовалось послать мужа
нарочита,  добре  известного  за  пределами  обители,  и  взоры  предсидЯщих
невольно  обратились  к  ‘тефану.  Ѓрат  сидел сумрачный и прЯмой и,  не дав
‘имону открыть рта, предложил сам:
     - џ пойду!
     ‘тарцы одобрительно зашумели. ‘ергий не был удивлен. ‚ трудном смирении
своем старший брат должен был дойти  теперь до конца, и он лишь поблагодарил
‘тефана стремительным взглЯдом.
     џкута тотчас, нахлобучив длинноухий малахай, начал срЯжатьсЯ в путь.
     Ѓрали, опричь церковных  надобностей, короткие  лыжи, топор, кресало  и
трут,  мешок  с  сухарЯми  да  сменные  лапти.  ‚ыходить  порешили  в  ночь,
отдохнувши мал час после навечериЯ. Ќебо совсем  разъЯснило,  и луна  была в
полной силе, обещаЯ освещать дорогу трем невзыскательным путникам.
     “ крыльца ‘ергиЯ ждали мужики из нового, возникшего невдали от  обители
починка, прошали освЯтить  избу, но узнавши, зачем и  куда  он направлЯетсЯ,
тут же дружно  повалились в  ноги,  упрашиваЯ  освЯтить  ихнюю  новорубленую
хоромину по возвращении,  уже будучи  игуменом.  ‘ергий,  улыбнувшись одними
глазами, обещал.
     ђасставшись  наконец  с џкутою и братом, он воротилсЯ к  себе  - отдать
последние  распорЯжениЯ  Њихею  и помолитьсЯ. Ќебо бледнело,  гасло - зимний
день краток!  Љогда  они  выйдут в  путь, на стемневшем  небосклоне поЯвитсЯ
перваЯ мерцающаЯ звезда.

        x x x

     ‚переди шел џкута, туго запоЯсанный, подобравший долгие полы подрЯсника
под ремень, в круглом своем малахае, с топором за поЯсом, почти не отличимый
от обычного охотника-лесовика.  ‹овко нырЯЯ  под  оснеженными ветвЯми, џкута
вел  спутников  одному ему  ведомою  тропинкой,  спрЯмлЯЯ  пути,  и  ‘ергий,
навычный к лыжной ходьбе, с трудом поспевал за ним. ‘тефан упорно шел след в
след брату, то отставаЯ, то вновь нагонЯЯ ‘ергиЯ. ‚се трое молчали, сберегаЯ
дыхание. Џорою от колдовской  зимней тишины ночного  леса  начинало марить и
мерещить в  глазах. ’о сдвигалсЯ куст, то  рогатый сук  неслышно  переползал
через  дорогу.  џкута сплевывал, бормоча  когда  молитву,  когда  колдовской
оберег.  Џоскрипывали лыжи, да изредка гулко трескало промороженное дерево в
лесу.
     ‹уна уже заходила, прЯчась за островатые макушки и пускаЯ свои  зеленые
лучи сквозь узорную хвою, когда  џкута, бегло оглЯнувши на спутников, сказал
настуженным голосом:
     - Ќадоть подремать малость!
     ‘тефан подумал было,  что они так и  остановЯт в  лесу,  но  скоро  меж
стволов показалась  крохотнаЯ  избушка, в которой,  когда  разгребли дверь и
пролезли, отрЯхиваЯ снег, внутрь, нашлись и дрова, и береста, и даже немного
крупы и соли, подвешенных в берестЯном туеске под потолком.
     ‡апалили каменку,  дым  повалил  густо,  как в бане.  џкута  с  ‘ергием
принЯлись рубить и носить  валежник, ‘тефан же,  тут только почуЯвший, сколь
устал, без сил повалилсЯ на землЯной пол. Љогда-то младший  брат  тЯнулсЯ за
ним во всЯкой ручной  работе!  Ћн все же перемог  себЯ,  встал  и тоже начал
таскать сухие ветви  вкупе  с ‘ергием, в то времЯ как џкута, ловко перерубаЯ
сушнЯк топором, складывал его в горку внутри избы.
     Љаменка  прогорела,  рдели  угли, дым  поредел,  и стало мочно наконец,
закрывши  двери,  улечьсЯ  всем троим  на  жердевые  полати над самой печью,
застеленные свежим лапником, и  подремать, по выражению џкуты,  часа  два до
свету в дымном банном тепле.
     Љогда, умывшись снегом, поснидав и прибрав  за собою, они снова вышли в
путь, зеленое  ледЯное небо  уже  Ясно отделилось  от сине-серебрЯных елей и
ветер, предвестник утра и далекого счастьЯ где-то там, впереди, за зарею, за
краем дорог, овеЯл лицо, напомнив ‘тефану  юность, отданную невесть чему,  и
на долгий миг показалось неважным все, что было и есть на Њоскве, при дворе,
в высоких  хоромах  кнЯжеских  и даже за  морЯми  и  землЯми, в –ареграде, у
франков и фрЯгов... ’ак бы вот и идти вослед брату, угадавшему главный смысл
бытиЯ, так и идти к заре, к возгорающему за лесом  золотому столбу неземного
сиЯниЯ...
     Љ  полудню,  миновавши,  не  останавливаЯсь,  несколько  деревень,  они
подходили к ЏереЯславлю.

        x x x

     ‚олынский епископ Ђфанасий, застрЯвший  на  Њоскве  во  времЯ  великого
мора, о сю пору  пребывал во владимирской земле.  ‘тав  негаданно  длЯ  себЯ
наместником ЂлексиЯ,  сиречь почти что митрополитом русским, он не слишком и
торопилсЯ  назад.  Ќа  ‚олыни  творилось неподобное,  шла  отчаЯннаЯ  борьба
католиков с  православными,  литовские кнЯзьЯ  то уступали  польскому королю
Љазимиру,  то вновь  брали верх над ним.  Ќынче  Љазимир привел на ‹юбарта с
Љейстутом  ‹юдовика  ‚енгерского.  ђазбитый  Љейстут  попал в  плен, откуда,
впрочем, тотчас бежал. ‹юбарт был осажден в ‹уцке. Ќа выручку братьЯм ЯвилсЯ
Ћльгерд  с татарами,  вновь  вытеснив  полЯков  с ‚олыни, опустошил Њазовию.
‹юбарт, в свою очередь, вторгсЯ в ѓалич; громили и грабили уже всех  подрЯд,
не  разбираючи веры. ‚ести оттуда  доходили  плохо,  с  великим запозданием.
‡десь было тихо.  ђатнаЯ беда,  отодвигаемаЯ твердой рукою  покойного  кнЯзЯ
‘емена,  доселе  не  угрожала  ‡алесью.   Ќаместничество  было   также  зело
небезвыгодное. ‘ловом, в ЏереЯславле Ђфанасий присиделсЯ.
     ‡анимал палаты покойного ”еогноста в ѓорицком монастыре, судил и правил
и с некоторым страхом даже ожидал возвращениЯ ЂлексиЯ.
     ’рое  лесных  монахов, пришедшие  из дали дальней, за  семьдесЯт  не то
осмьдесЯт верст, поначалу озадачили и почти испугали волынского епископа.
     ‘лужка  доложил  их приход, как-то  криво улыбаЯсь,  а когда  Ђфанасий,
все-таки порешивший принЯть ходоков, узрел сам их обмороженные красные лица,
почуЯл острый звериный  дух, распространившийсЯ в тепле покоЯ от их платьЯ и
мерзлых  лаптей,  запах  гари,  принесенный  радонежанами  с  их  последнего
ночлега, - ему стало совсем муторно.  Џоочередно взглЯдываЯ то на стоЯвших у
порога  иноков,  то на  лужи, натекшие с их обуви,  он долго не мог  взЯть в
толк, чего же они от него хотЯт, и чуть было не отослал их сожидать  приезда
Ђлексиева, вовремЯ вспомнив, однако,  что  как раз  Ђлексий-то и говорил ему
нечто подобное... „а! Ћ каком-то лесном монастыре...
     - Џод  ђадонежем?!  -  переспросил он,  начинаЯ догадывать, что  иноки,
стоЯщие перед ним, заслуживают  большего уважениЯ, чем то, которое он оказал
им поначалу.
     Ђфанасий, кивнув  служке  распорЯдитьсЯ  о  трапезе,  предложил  инокам
присесть и снЯть верхнюю оболочину. Ћттаивающие монахи уселись на  лавку, со
спокойным любопытством озираЯ богатый покой. Ђфанасий не ведал, что ‘тефан с
‘ергием были тут много  лет  назад у  ”еогноста, затеиваЯ  свое начинание, а
‘тефан  и  позже  почасту наезжал  в ЏереЯславль  по  делам  епархиальным  и
дворцовым.
     —ума унесла многих прежних знакомцев  ‘тефана,  иначе  его признали  бы
тотчас  при  входе  в  монастырь.  Ђфанасий  и  сам  неоднократно   встречал
кнЯжеского  духовника, знаменитого  игумена,  но именно  потому и  не  сумел
признать ‘тефана в худом высоком и мрачном иноке, обутом, как и двое прочих,
в лапти  с онучами и в грубом дорожном вотоле вместо прежней хорьковой шубы,
отороченной  соболем. ‘ам  же  ‘тефан из гордости  не назвал  себЯ в  первый
након, а теперь, когда они поднЯлись, чтобы пройти в монастырскую трапезную,
стало вроде бы и неловко перед оплошавшим епископом. Џоложение спас горицкий
эконом, заглЯнувший в палату, дабы  проводить гостей в трапезную. ‚глЯдЯсь в
лик ‘тефана, он ахнул и, расплываЯсь в улыбках, нарочито громко, дабы подать
весть Ђфанасию, запричитал:
     - Ѓрате ‘тефане! ѓость дорогой! Ѓатюшко! „авно ли от ЃогоЯвленьЯ? Ђ это
не братец ли, к часу? ‘ергий? ‘лыхал, слыхал, как же! ‘лыхом землЯ полнитсЯ!
     Ќастал черед  ахнуть  Ђфанасию.  Ћн  чуть  было  не  задержал уходЯщих,
намерЯсь велеть подать снедное сюда,  в наместничий покой, но эконом показал
ему рукою в воздухе  замысловато: мол, не надо, все сделаю сам!  € Ђфанасий,
чаЯ  исправить невольное  свое невежество,  лишь  послал следом  за  гостЯми
иподьЯкона,  велЯ  созвать ‘тефана после трапезы длЯ укромной беседы с глазу
на глаз, и после не мог найти себе места, пока знатный гость не ЯвилсЯ вновь
перед ним все в той же свите и тех же лаптЯх, не вкусивший и четверти редких
блюд, предложенных гостЯм заботливым экономом.
     Ђфанасий долго  не знал, с чего начать разговор. ЏокаЯл, что не признал
‘тефана,  в ответ  на  что бывший  богоЯвленский игумен повинилсЯ  тоже, что
сразу не назвал себЯ  наместнику. ‘  затруднением, чуЯ, что  у него вспотели
чело и руки, Ђфанасий задал наконец главный вопрос:
     - Џочто не сам ‘тефан хочет стать во главе новой обители?
     •муро улыбнувшись, ‘тефан отмолвил:
     - €ноки избрали ‘ергиЯ!
     - Ќо братец твой, как понЯл Я, - суетливо возразил Ђфанасий, - и сам не
весьма жаждет стати пастырем стада  духовного? ‚едь ежели от менЯ они просЯт
токмо избрать игумена...
     ‘тефан прервал ЂфанасиЯ, не дав ему докончить:
     -  Ђвва! ‘ам Ђлексий  судил  брату моему быти руководителем радонежской
обители! Ќикого иного, ниже и  менЯ  самого, не хочет ни единый из братии, и
посему поставить над обителью иного игумена - нелепо есть!
     Ћн помолчал и, склонив чело, докончил:
     - ‚ладыка Ђлексий ведает и иное, о чем напомню днесь:  еще от юности, и
даже  поранее того, до рожденьЯ  на  свет,  ѓосподь  избрал  брата  моего  к
престолу ‘вЯтой ’роицы! Ѓыл знак, видение, крик утробный...
     - ‘лышал  о том  многажды и от многих, даже и от самого кир  ЂлексиЯ; и
это совершило с братцем твоим?! -  воскликнул Ђфанасий, тут  только уразумев
до конца меру событиЯ и окончательно смутЯсь.
     - „а, отче! - отозвалсЯ ‘тефан. - € паки свершались... - Ћн не восхотел
сказать "чудеса" и долго искал слова, произнесЯ наконец:
     - ‘овершались знамениЯ... Ќад ним...  - Ћн  поднЯл строгий,  обрезанный
взор:
     - € потому сугубо... - € опЯть не докончил.
     -  „а, да,  да! - подхватил  Ђфанасий, не очень в сей  час поверивший в
знамениЯ и чудеса. - ’ем паче сам владыка Ђлексий...
     - „а! - подытожил ‘тефан, решительно обрубаЯ разговор.
     Ђфанасий,  свесив голову, задумалсЯ. Ћн мог... а пожалуй, и  не мог уже
поступить  иначе. ЏрироднаЯ  доброта, впрочем, почти уничтожила в нем первую
обиду на  монахов, и теперь  он лишь о том жалел, что не  вглЯделсЯ в ‘ергиЯ
пристальнее.
     - Ѓаешь, ‘тефане, всЯ братиЯ?!
     €скус  стать игуменом под ђадонежем в это  мгновение был столь велик  у
него, что едва не подвел ‘тефана, и позже осталсЯ Ядовитою занозою в сердце,
но  ‘тефан  и  тут  превозмог.  ЏрожигаЯ волынского епископа взглЯдом  своих
огненосных, глубоко посаженных глаз, он повторил вновь все прежереченное,  и
Ђфанасий сдалсЯ. ‚скоре, вызвав ‘ергиЯ и облобызав  его, он  нарек всеобщего
избранника грЯдущим игуменом и даже прихмурил брови, когда ‘ергий по обычаю,
заповеданному изустным преданием,  стал троекратно отрекатьсЯ от уготованной
ему стези.
     - ’ебЯ,  сыну и  брате, Ѓог  воззвах  от  утробы матери  твоеЯ и  нарек
обителью ‘вЯтой  ’роицы! - возразил он, примолвив  в ответ на новые уставные
отрицаниЯ ‘ергиЯ:
     - ‚озлюбленне! ‚сЯ добраЯ стЯжал еси, а послушаниЯ не имеши!
     џкута, неведомо как  вступивший в  покой и доныне  молчавший, тут  тоже
подал голос, подтвердив, что всЯ братиЯ жаждет видеть ‘ергиЯ игуменом.
     - Љак угодно ѓосподу,  тако и буди, - сказал ‘ергий, наконец  вставаЯ и
кланЯЯсь. - Ѓлагослови ѓосподь во веки веков!
     - Ђминь! -  ответили  хором все трое, и как-то на  миг  стало не о  чем
говорить.
     Ђфанасий, обретший наконец вновь свое  прежнее достоинство, благословил
и отпустил братьев до утра, до поставлениЯ в сан.
     ‘ергий всю ночь, не ложась, простоЯл на молитве.

        x x x

     ‘амо поставление совершилось торжественно и  просто. …пископ Ђфанасий в
праздничных ризах,  повелев клирикам войти в алтарь и приготовить потребное,
сам  ввел ‘ергиЯ в  церковь, пустынную в этот час, и,  поставЯ прЯмь царских
врат, повелел читать ‘имвол веры.
     - ‚ерую во  единого  Ѓога  Ћтца,  ‚седержителЯ,  ’ворца небу  и  земли,
видимым  же всем и  не  видимым...  -  читал  наизусть  ‘ергий, слушаЯ,  как
отчетисто   отдаютсЯ  под  сводами  просторного  шатрового  рубленого  храма
древние, утвержденные свЯтыми соборами слова. - € во единого ѓоспода  €исуса
•риста, сына ЃожиЯ, единородного,  иже от Ћтца  рожденного  прежде всех век;
‘вета от  ‘вета,  Ѓога  истинна  от  Ѓога  истинна, рожденна,  несотворенна,
единосущна Ћтцу, им же всЯ быша...
     ‡а каждое  из этих слов  велась  вековаЯ борьба, пролиты потоки  крови,
споры на  свЯтых соборах доходили  до драк. "…диносущным" или "подобосущным"
называть  ‘пасителЯ?  ‚о  "единого  Ѓога"  или "Ѓога и  ‘ына",  как  говорЯт
латинЯне? (€, следовательно, что освещает собою ‘имвол веры: соборность, где
под   властью   единого  каждый   способен   к   духовному   обожению,   или
феодально-иерархическую  лестницу  чинов и званий, опрокинутую  от  земли  к
небу?) ‘колько пройдено ступеней, пока утвержденный Ќикейским и •алкидонским
соборами ‘имвол веры принЯл его нынешний вид,  свЯзав христианство с поздней
античной философией и отмежевав от враждебного ему  иудаизма, а православный
‚осток отделивши от католического ‡апада!
     -  Ќас  ради  человек  и нашего  ради спасениЯ, -  отчетисто произносит
‘ергий (и торжественность минуты возрастает с каждым речением), - сшедшего с
небес и воплотившегосЯ от „уха ‘вЯта и Њарии „евы и вочеловечшаЯсЯ.
     ("„а, да! €менно так! €  все еретики будут  как бешеные псы кидатьсЯ на
это  утверждение  соборных отцов,  то сомневаЯсь,  как  Ђрий, в божественной
природе  ‘пасителЯ,  то,  как  монофизиты,  отвергаЯ  человеческое  естество
•риста.  Њеж тем  и весь-то зримый мир, пронизанный божественными энергиЯми,
разве  не постоЯнно  творимое у нас на глазах двуединое чудо? —удо,  которое
создано предвечной любовью,  а  не силою  зла, как утверждают манихеи,  и не
бесстрастным разумом, "нусом" неоплатоников").
     -  ђаспЯтого же за ны при Џонтийстем Џилате, и страдавша, и погребенна.
("„а, страдал! €менно страдал и мучилсЯ и молил: "„а минет менЯ чаша сиЯ!" -
как и всЯкий смертный; и в том, в земных страстЯх, в  страдании ‘пасителЯ, -
надежда всех тех, за кого  отдал он свою земную жизнь, всех  христиан".) - €
воскресшего в  третий день по Џисанием ("Ќе о чуде ли  воскресениЯ  •ристова
больше  всего идет  великаЯ  прЯ  христиан  с  иудеЯми и невегласами?")  - €
восшедшего на небеса,  и седЯша  одесную  Ћтца.  € паки грЯдущего  со славою
судити живым и мертвым, его же царствию не будет конца!
     ‘ергий приостанавливаетсЯ и молча глЯдит в алтарь. Ђфанасий, вздрогнув,
не враз  понимает, что посвЯщаемый отнюдь не  забыл ‘имвола веры, а попросту
хочет  отделить  основную  часть  от дополнениЯ, возникшего после  споров  о
триедином  существе  Ѓожества. (’риедином  и нераздельном, что  окончательно
отделило христиан от иудеев, как и от позже ЯвившихсЯ мусульман.) - € в „уха
‘вЯтого, ѓоспода, †ивотворЯщего, - с силою продолжает  ‘ергий, - иже от Ћтца
исходЯщего,  иже  со  Ћтцом и ‘ыном  споклонЯема  и  сславима,  глаголавшего
пророки. ‚о едину свЯтую  соборную и апостольскую  церковь.  €споведую едино
крещение во  оставление  грехов.  —аю воскресениЯ мертвых  и жизни  будущего
века. Ђминь!
     ЏроходЯт тысЯчелетиЯ, и менЯетсЯ система символов (не важно, верных или
неверных. ЏринЯтый символ всегда верен, а отвергнутый  - неверен всегда). Ќо
в 1354 году от ђождества •ристова в  европейском мире все  это было  основою
любого суждениЯ  - философского,  политического, юридического и, что длЯ нас
теперь важнее всего, основою  национального  бытиЯ  русской  земли,  основою
нашей самостоЯтельной государственности.
     Ђ  человек,  стоЯщий  сейчас  перед алтарем и посвЯщаемый в  сан иереЯ,
сумел  найти  и  сделать  внЯтными  длЯ  своих  современников такие  стороны
древнего  византийского  мировоззрениЯ,  которые  помогли  рожденным  в  эти
мгновениЯ  детЯм  выйти  воинами  на  Љуликово поле и определили  духовную и
нравственную природу нации на века вперед.
     Ћкончив  ‘имвол веры,  ‘ергий  еще  постоЯл  недвижимо,  вслушиваЯсь  в
замирающую силу свЯщенных слов.  Џотом  опустилсЯ  на одно колено  и склонил
выю,  отдаваЯ  себЯ Ђфанасию, который, крестообразно ознаменовав  склоненную
голову  ‘ергиЯ  и накрыв  его  епитрахилью,  читает  посвЯтительную молитву,
нарекаЯ  ставленника  иподьЯконом, а  вслед затем,  еще до  литургии  и  без
перерыва, - дьЯконом. € затем начинаетсЯ обеднЯ, во времЯ которой ставленник
должен стоЯть слева от престола, держа в руках дискос с частью агнца.
     „о второго днЯ ‘ергий, помимо  свЯтых даров,  опЯть  не вкушал ничего и
снова простоЯл ночь на молитве, читаЯ "неусыпающую" Џсалтырь.
     Ќазавтра  Ђфанасий  - точно так же, перед обеднею,  - посвЯтил ‘ергиЯ в
иерейский сан, поставив его уже теперь на оба  колена  справа от престола, с
челом, склоненным на крестообразно сложенные руки, и вдругорЯдь накрывши его
своею епитрахилью.
     ЏосвЯщение во свЯщенника давало  ‘ергию наконец  право  стать  игуменом
’роицкого монастырЯ.
     ’еперь  Ђфанасий  повелел  ему своими  руками  приготовить  и  принести
причастную жертву, после чего, опЯть же впервые, совершить литургию в храме.
     “ ‘ергиЯ, испекшего многие тысЯчи просфор и навычного к  любому, самому
тонкому ручному труду, когда он впервые в  жизни  крохотным копьецом вынимал
освЯщенные частицы, непослушно задрож