- взревел Ђлексей •вост.
     - Њоскве!  -  без робости,  так же сурово, отозвалсЯ Ђндрей. - €  кнЯзю
великому! Џошли, ѓосподи, удачи €вану у —анибека-царЯ!
     - ‚ишь, Ђлексей  Џетрович,  -  обрадованно  подхватил  €ван  Ђкинфич, -
великий кнЯзь токмо и волен поставить тебЯ в ‚ельЯминовых место!
     - € владыка! - докончил Ђндрей. - ‘лать надобно грамоты тому и другому.
Ђ в ‹опасне, не гневай, Ђлексей Џетрович, - отнессЯ Ђндрей €ваныч к гостю, -
не одни ‚ельЯминовы в вине, все мы в той беде виноваты! € ты, Џетрович, тож:
раскоторовали, рати распустили,  не было кому подомчать с помогой, ан грех и
произошел!  Џри ‘емене €ваныче так ли  берегли порубежье?.. џ,  отец, с иной
вестью к тебе. Ћльгерд рати поднЯл. €з ЃрЯнска гонец подомчал!
     ‚се трое замолкли под новой бедой. Ђлексей  Џетрович, ударив по колену,
воскликнул:
     - ЋпЯть ‚ельЯминовы!
     - „а... как? - растерЯлсЯ даже €ван Ђкинфов.
     -  Љак? Џо  завещанию все волости великого  кнЯзЯ,  весь удел -  вдове,
Њарье Ђлександровне, тверЯнке! „ак как тут крепить полки да сторожу слать, с
каких животов? - Ђлексей Џетрович привирал, и сам знал, что привирает, но...
не он один желал, чтобы служебные  ‘еменовы волости перешли в  руки ежели не
свои, то, по крайности, великокнЯжеские.
     ‚ылезли еще трое ближних боЯринов, созванных €ваном длЯ ради •воста.
     ђечь   пошла  злаЯ,  о  главном,  как  показалось  теперь,  о  кнЯзевом
завещании, порушить которое ‚ельЯминовы не соглашались никак (берегли памЯть
‘емена).
     € как  тут отобрать,  как поладить? Ѓез тысЯцкого  такого дела  немочно
было поворотить никому, а •вост сам предлагал...
     - Ђ ты возможешь? - сурово вопросил €ван, разумеЯ ‘еменово завещание.
     - ‘ етого и начну! - твердо отмолвил •вост.
     -  ’огда... -  озираЯ полюдневшую горницу и просительно глЯнув в  глаза
сыну,   протЯнул  €ван  Ђкинфов,   но  Ђндрей,   супЯсь,  смолчал.  ("ЌаврЯд
‚ельЯминовы отступЯт  от  вдовы  ‘емена!"  -  подумалось). - Ђ тогда...  (Ќа
нехорошее дело такое и человек надобен экой... как •вост). - ’Яжело поглЯдел
на гостЯ хозЯин и приговорил-припечатал:
     - ’огда... Џоможем!
     ’окмо - думою штоб!
     Ќичего уже не хотел €ван  Ђкинфов,  кроме покоЯ и  вотчин своих. Ќо длЯ
вотчин,  длЯ  покою, длЯ  седатого сына и внуков надобно было  держать  руку
сильного.  € потому  он ныне,  сам не  очень  и  желаЯ  того,  предавал  род
‚ельЯминовых. …жели бы хотЯ Ђндрей €ваныч осталсЯ  жив! Ќо из  троих сыновей
Љалиты в живых осталсЯ один лишь €ван Љрасный, женатый, однако же, на дочери
‚ельЯминова!  € как  повернет боЯрскаЯ прЯ, что  совершит  еще  в московском
кнЯжении и с московским кнЯжением - было неведомо.

        x x x

     Ћлег ехал, легко приотпустив  поводьЯ. ЂтласнаЯ шкура конЯ переливалась
на солнце. ’угими складками ходили мускулы, когда  конь упруго  сгибал  шею,
вполглаза,  искоса взглЯдываЯ на седока. ‘олнце с  ощутимою тЯжестью  палило
горЯчую   сытую  землю.   ѓорЯчий   ветер  клонил  долу  хлеба,  и   по  ним
перекатывались  такие же, как  по холке конЯ, тугие блестЯщие  волны  зноЯ и
света, земной, горЯчей, налитой солнцем полноты.
     Ћн  был счастлив. Џозади  осталась взЯтаЯ им,  разгромленнаЯ  и  заново
укрепленнаЯ ‹опаснЯ, древний рЯзанский пригород, отбитый им наконец у жадных
москвичей.  ѓород,  стоивший  Љоломны.  ѓород,  который он  теперь никому не
отдаст! € с  этою победой  пришло, снизошло  на него  возмужание. „оселе все
были  мелкие ратные стычки, почти мальчишество,  в коих токмо  и проверЯлась
юношескаЯ удаль молодого  пронского  и  рЯзанского  кнЯзЯ.  „авний, губивший
рЯзанскую землю спор городов и рек - Џрони и Ћки, Џронска и  ђЯзани, Џронска
и ЏереЯславлЯ-ђЯзанского  - счастливо завершен нужною  смертью  беспокойного
убийцы €вана Љоротопола и последующим объединением земли, в которой по праву
наследованиЯ  стал он  теперь  кнЯзем. Ѓудет  еще  прЯ  и  с  Њосквою,  и  с
Ћльгердом,  будет кого укрощать  и  в  самой рЯзанской  земле, и вечно будет
грозить степное порубежье, но теперь, от дубовых стен ‹опасни, путь его прЯм
и  смел:  возвеличить  ђЯзань!  ‘обрать, подчинить, возвысить эту богатую  и
несчастливую, исстрадавшуюсЯ землю! ‡емлю, где было все: и братоубийственнаЯ
рознь  кнЯзей,  и  предательства   (полоненный  московский  боЯрин   Њихайло
Ђлександрыч должен  будет  заплатить за  давнюю измену  отца, за удавленного
кнЯзЯ Љонстантина, захваченную Љоломну, за  все!).  ‡емлю, которую зорили  и
татары, и владимирские  кнЯзьЯ, землю, которую еще кнЯзь  ‚севолод "сотворЯл
пусту", где что ни год, то поход, где грубость ратнаЯ привычна и не тЯжка, а
древнее  черниговское  рыцарство  все еще светит,  пробиваЯсь сквозь разор и
смуты,  высоким  речением украшенных словес, сумасшедшею  удалью и гордостью
кнЯжеской. Џросторами  и ширью, раскидистою  красою  дубрав, густыми хлебами
богата и славна землЯ рЯзанскаЯ!
     Ћн снисходительно взглЯдывает на кметей, что стремглав слетают на конЯх
с  головокружительной кручи  к слепительной,  голубо-парчовой излуке Ћки и с
хохотом, слышным даже отсюдова, скинув верхнее платье  и  сапоги, кидаютсЯ в
прохладные  струи,  подымаЯ тучи серебрЯных  брызг,  снисходительно  слушает
грубую речь и наивные похвальбы победителей, молчит, слегка раздуваЯ ноздри,
вознесенный и отделенный ото всех свершившеюсЯ победой.
     —уть улыбаетсЯ краем  губ,  словами  старинной повести, про себЯ, любуЯ
удалью своих кметей: "“дальцы и резвецы, узорочие и воспитание рЯзанское!"
     ‚орот  у  кнЯзЯ  распахнут,   боеваЯ  кольчуга,  в  которой  он  мыслит
победителем  въехать в  ђЯзань,  сейчас  приторочена  к  седлу.  Џрежде,  до
‹опасни, не задумалсЯ бы искупатьсЯ в Ћке наравне с кметЯми, а теперь, когда
новаЯ, непривычнаЯ  еще  властность  прилила  к  нему,  властность  кнЯзЯ  и
победителЯ, он  медлит,  не  ведаЯ,  как  ему  в  этом малом  деле  достойно
поступить. Ќаконец, усмотрев пологий спуск, сам шагом подъезжает к реке.
     ‘тремЯнный, боЯре, кмети, все  - рЯдом,  все наперебой предлагают  свои
услуги. Ћдин держит стремЯ,  другой  почтительно принимает  из рук кнЯжескую
пропыленную и влажную от пота ферЯзь.
     -  ‘юда,  кнЯже!  -  кричат  ему  ратные,  и  Ћлег,  откинув  последние
колебаниЯ,   освобождаетсЯ   от  рубахи,   забелев   на  солнце  мускулистым
подбористым телом,  и  решительно  кидаетсЯ в сверкающую  упоительную  воду,
выныривает и  крупными  саженками плывет вкось, супротив течениЯ,  чуЯ,  как
ласкает и гладит горЯчее тело прогретаЯ солнцем река.
     Ќа берегу  ему подают свежую  рубаху.  •олоп,  присев  на одно  колено,
быстро  заматывает  ему  ноги в сухие онучи,  заботно подвЯзывает  ремешками
узорчатые  кнЯжеские   кожаные  поршни.  Љонь,  тоже  выкупанный,   фыркает,
встрЯхиваетсЯ, рассыпаЯ облако  мелких брызг,  играЯ, перебирает копытами. €
по  тому,  как седлают конЯ,  как заботливо укреплЯют  праздничную  чешму на
груди скакуна, Ћлег чует, видит все  то ж:  новое, рожденное после ‹опасни и
‹опаснею почтение к нему кметей, боЯр и служилой чади.
     Ћн вздымает в  седло, едва  тронув стремЯ. Њолодой, с  первым  пухом на
щеках  и подбородке, великий  рЯзанский кнЯзь,  самый значительный из владык
рЯзанской земли, с кнЯжением  коего  она  подниметсЯ так высоко, как  только
могла,  означив  еще  одну  утраченную историей  возможность: стать столицею
новой  ђуси;  подниметсЯ,  столкнувшись с  подымающейсЯ  и  уже заматеревшей
Њосквою,  и с ним же, с  Ћлегом, окончит путь своей воскресшей  и прерванной
славы...
     Љакие событиЯ определЯют времЯ? € какие идут вперекор, супротив времени
своего?
     …сли бы ђЯзань  не  разорЯлась  непрерывными  набегами степи, если бы у
Ћлега было больше сил и срока жизни, если бы не подымалась неодолимо Њосква,
перенЯвшаЯ старое наследие ‚ладимирской ђуси, - быть может, великаЯ ђЯзань и
состоЯлась бы!
     Ќо  и  то скажем: есть  эпохи событий,  и далеко  не все понимают,  что
событиЯ не возникают сами собой, и им предшествуют эпохи подготовки событий,
оказывающиесЯ порою более  важными, более трудными и даже более доблестными.
Ќевесть, состоЯлась бы Њосква, ежели  Љалита с ‘имеоном не добились стольких
лет покоЯ земле, избавив страну от блеска побед и от разора победных усилий.
Ђ к той поре, когда ветер времени, закручиваЯсь воронкою, уже достиг  Ћрды и
сорвалось,  и пошло, и  возникла пора дел,  Њосква  имела больше  за  спиною
накопленных сил: людей, зажитка (ибо  война дорога),  а  главное,  духовного
права стоЯть во главе. €бо,  ежели в  ђЯзани и  подготовлЯлсЯ свой  духовный
подъем,  то осознавалсЯ  он только как свое, рЯзанское  дело, и не  было тут
общего,  общенационального замысла.  Ђ  великое  всегда шире,  чем  свое.  €
политики, страны,  народы, ставЯщие  перед собою  одну сиюминутную злобу днЯ
или одну цель замкнутого  в себе,  особного существованиЯ, выигрываЯ сперва,
неизбежно проигрывают  потом,  ибо забота о себе токмо,  замыкание  в своем,
ограниченном и рождает  ограниченность,  а с  нею -  разброд  и раздоры  при
первых  же  успехах.  „а без  отречениЯ и  невозможен  прочный  успех!  •оть
отречение и  губительно длЯ тех, кто  жертвует собою.  € ключевым в эпоху ту
оказалось  то, что  стоЯло  за  Њосквою,  медленно и  трудно прорезываЯсь  и
восставаЯ  в тишине и укромности, о  чем  ‘ергий хлопотал  в  лесах  и  чего
Ђлексий добивалсЯ в Љонстантинополе.
     Љовалось, закладывалось, подходило времЯ духовного подвига, и Ћлегу еще
предстоЯло столкнутьсЯ  с этою силой, столкнутьсЯ  и  уступить ей. Ќо  это -
повесть  иных времен. Џока же  казалось и было -  стремительное  одоление на
враги, и вставала ђЯзань, и  ширила  радость, и  плыл конь, и  плыли  строки
древней величавой  повести,  читанной  отроком: "Ћ,  ЃоЯне, соловию  старого
времени! Ђбы ты  сиЯ полкы ущекотал, скача славию по  мыслену  древу,  летаЯ
умом  под  облакы, свиваЯ  славы оба полы сего времени,  рища в тропу ’роЯню
чрез полЯ на горы!"
     € было легко! € Њирослав был горд, воевода. …му, его замыслу обЯзан был
Ћлег тем, что так просто  взЯли город  и полонили московского наместника.  €
радовались старые  боЯре  отцовы, углЯдевшие  трудноту  московита, почему  и
решилсЯ  нынешний  поход.  €бо суздальский  кнЯзь  тоже  поехал хлопотать  о
Ярлыке, и новогородцы помчали в Ћрду хлопотать за суздальского кнЯзЯ, и мор,
унесший пол-Њосквы,  унес,  казалось,  всех, кто мог и  умел держать власть,
вкупе с ‘имеоном и его братом Ђндреем. Ђ €ван?
     „аст ли еще „жанибек ему великий стол?  € даже ежели даст -  ђЯзань  не
подвластна  владимирскому великому  кнЯзю!  €  даже  митрополит будет ли еще
сидеть  на  €вановом  уделе?  Џо слухам, тверичи послали своего ставленника,
ђомана, вперебой московиту  Ђлексию.  Ђ теперь еще, доносЯт, котора в боЯрах
началась на Њоскве... Ќет, с севера беды не будет! Ћт Ћрды - тоже.
     ’ревожил, подбираЯсь к северским кнЯжествам, пока лишь Ћльгерд.
     ђыцарство  сверкало  гордым юным задором. ‘веркало  оружие.  •одко  шли
отдохнувшие кони. Њимо рощ и дубрав, мимо спеющих хлебов, и ничто  не сулило
беды на ратном пути молодого рЯзанского кнЯзЯ.

        x x x

     Љ Џетрову дню стало Ясно, что войны не будет. Џодходил покос.
     Џокосной  порою,  уже, почитай,  в исходе мора, когда  Ќикита с “слюмом
были оба в деревне под  ‡венигородом,  дошла переданнаЯ через соседей весть,
что не стало отца. Њишук, нынешний старец Њисаил, возвращалсЯ с монастырским
обозом с Џахры, где-то там его и зацепило дорогою. Џривезли чуть живого.
     ‚есть приползла поздно,  все, кто имел руки, были в эти дни в полЯх,  и
братьЯ, понимаЯ, что уже не застанут отца  в живых  - "чернаЯ" никому еще не
давала лишнего сроку, -  торопливо смотали  в омет сухое сено (не под  дождь
оставлЯть!) и, оседлав коней, горЯчие, устремили в Њоскву.
     „ома  встретила рыдающаЯ мать. Ћтца, и верно, как повестила она  сынам,
уже  схоронили в  одной  из  заранее  отрытых  монастырских  могил.  Ќаскоро
перекусив и покормив коней, оба поскакали к ЃогоЯвлению.
     “слюм  зарыдал,  узрев новую, необсохшую еще могилу  над прахом отца, а
Ќикита  стоЯл,  свесив обнаженную  голову,  теплый  ветерок  ласково  ерошил
волосы, точно в детстве отцова рука, - стоЯл и думал...
     Ћтец,  даже уйдЯ в  монахи,  держал семью.  ’олько  теперь,  по  смерти
родителЯ, это и понЯл. —его-то  важного не узнал у  него, не спросил, что-то
чуЯл батька, неведомое покамест ему, Ќиките... ’еплый ветер. Ћблака.
     ‘вежаЯ могила в ограде среди прочих, тоже свежих еще могил. Љрест.
     ЉончившаЯсЯ жизнь. Ќедоспрошено про деда ”едора, и чего не  знал (а как
мало знал!),  так и осталось... € слез  не было, только сиротство до звона в
ушах. ‚ысокаЯ пустота, облака, даль... € нет дома,  ничего нет! ‚се брошено,
и все еще там, впереди!
     ‘правили  торопливые малолюдные поминки. Ќикита ел кутью  и студень, не
глЯдЯ  на мать, жалостно  и робко заглЯдывавшую  в очи  старшему сыну.  …л и
думал, и звоном в ушах отдавало нынешнее заботное одиночество.
     Џокос поджимал, и братьЯ тою же ночью  поехали назад. Ќикита молчал всю
дорогу. Њолчал  и назавтра,  когда, не передохнув с  пути,  оба, распоЯской,
пошли с горбушами валить траву.
     Ћткосившись - одно налезало на другое, - парили пары. “же  когда чернаЯ
землЯ лежала готовой и  целаЯ стаЯ галок  дралась и  копошилась в  бороздах,
Ќикита,  лежа рЯдом  с  “слюмом на сухом бугре  и покусываЯ травинку, лениво
выговорил:
     - „оправишь сам! Ќа жатву матку вези и баб наймуй!
     “слюм не понЯл  сперва, озабоченный не столько тем, что  говорит Ќикита
(служба есть служба), сколько новым, чужим голосом брата.
     - Њоже... жать-то... - нерешительно начал он.
     Ќикита перекатил голову, ощутив щекотную сухость колючей травы.
     - ’ы ето, бери себе  всю землю ту... џ грамоту  поделаю  на тебЯ,  а то
словно ты на менЯ работашь... Ќедосуг мне!
     “слюм аж вскинулсЯ, испуганный, ничего толком не понимаЯ. Ќикита нехотЯ
глЯнул и  отвел глаза. Љак ему  объЯснить? Ќе любовь к брату подвигла его на
нынешнее  решенье, и не ненависть к  хозЯйству, ненависти не было  тоже... Ђ
было, скорее, безразличие... “слюм отрывалсЯ, уходил от него в хозЯйство,  в
крестьЯнскую  жизнь, а нужна ли  она ему,  Ќиките?  Ћн перекатилсЯ на живот.
‡абытаЯ изжеваннаЯ травинка висела у него на губе.
     -  Ѓери  землю! Ќе одюжить мне,  понимашь? €  охоты нет!  -  настойчиво
повторил он.
     Џеред жатвою Ќикита уехал в Њоскву.

        x x x

     …е он видел  теперь  только урывками.  ђедко  за глаза  звал по имени -
Ќатальей Ќикитишной, а все  боле  - так нравилось  и большею горечью счастьЯ
светило душе - "своею кнЯжной".  € уже  не пораз  примеривал ей  мысленно те
золотые  кнЯжеские  серьги,  два невесомых  крохотных  солнца.  €ного  дара,
достойного ее, не было у него, грубого ратника, пропахшего  дымом молодечной
и  потом конЯ. €  будто  ушли, отвалили сумасшедшие дни смерти и вспыхнувшей
радугой любви. Џрошли безумие, жар  и надежда на скорое  свершение  желаний.
Њинуло -  и,  дожив  до тридцати,  все парнем был и  держалсЯ парнем, а  тут
повзрослел, ожесточел - разом перешло на мужество.
     ‚  считанные недели -  годы бешеной  скачью коней пронесли. € окреп.  €
знал теперь: не отступит. €  она знала, понЯла -  такое передаетсЯ, -  молча
постигла, почуЯла и оробела вдруг. € вчера еще поймал взглЯд ее - смЯтенный,
недоумевающий...
     "Ѓеды бы  какой! ђазвалило вельЯминовские хоромы, и стала  бы своЯ,  со
мною..." -  подумал с холодною жесточью сердца... Ќе было нужной  беды, была
тЯгота, бестолочь, боЯрские пересуды - все мимо! …му-то, ему что до их всех?
     Ћсень уже  вступала в свои права. ‹ист желтел, и хлеб был сжат, с полей
возили последние снопы. “слюму он - нашел времЯ - выправил грамоту.
     € как проЯснел, как зарозовел брат,  ставший нежданно длЯ себЯ хозЯином
ихнего полЯ! Ќиките хотелось самому скорей обрезать все, чтобы уж и не стало
дороги назад!
     Ќынче, в который раз, направлЯли  его в ђЯзань. Њихал ‹ексаныча держали
в крепком  нЯтьи, поминаЯ ему полувековой  давности отцову измену, и пока не
собирались выпускать. Ќикита ехал один, с грамотами. "‘тойно деду!
     - пошутил-подумал. - ’от-то был, кажись, гонцом у кнЯзЯ свово!"
     ѓде-то  под  ЃЯконтовым  селом, остановЯсь  на дневку, Ќикита стреножил
конЯ, пустив на лужок  в сосновой рощице, на отаву, а сам повалилсЯ на сухой
склон, на колкий, пересыпанный сосновыми иглами черничник, навзничь, глЯдючи
в небеса, и  горечь  осени, словно сиротливый  крик  улетающих  птиц,  вдруг
незнакомою болью проникла ему в сердце.
     ‡аметут снега, будут девки сбиратьсЯ  на супрЯдки, “слюм повезет лес на
новую клеть. Ѓудет ђождество, пойдут рЯженые в личинах по Њоскве.
     ‘вадебные сани  под коврами,  кони в  жаркой, медью украшенной сбруе, в
лентах с посвистом и  радостным  визгом девок  полетЯт вдоль улиц.  ЉончитсЯ
год,  и в  марте начнетсЯ новый. “слюм будет ладить соху, оттЯгивать в кузне
сошники, готовить  загодЯ косы, чинить телегу, обтЯнет дубовые  колеса новым
железом.  ‚ апреле начнут  пахать,  и  “слюм пойдет, похожий  в тот  час  на
покойного родителЯ-батюшку, крепко сжимаЯ рукоЯти сохи, и  перваЯ крошащаЯсЯ
чернаЯ борозда пролЯжет  вослед пахарю  и коню. Ђ в  мае,  десЯтого,  начнут
сеЯть, и “слюм, разувшись, босиком, впервые один, без него, Ќикиты, пойдет с
полным пестерем на  шее,  разбрасываЯ тугими полукружьЯми семенное зерно. €,
верно,  женку  пошлет с бороною-суковаткой следом, чтоб не выклевали  семени
жадные грачи. Ѓудет сеЯть Яровое, жито, Ячмень, после овес и горох. †ена - и
матку припрЯгут -  станет сажать огороды: капусту, редьку,  лук  и  морковь,
будет, набираЯ в рот, расплевывать  мелкое репЯное семЯ там, по-за баней, на
репЯном поле. € гречиху посеют без него...
     ‘ Џетровок начнетсЯ покос... Ќу, на покос, може, и подомчу, подмогу!
     ЏоставЯт высокие пахучие стога. “слюм станет парить пары,  а двадцатого
июлЯ начнут  жать зимовую  рожь. ѓлавнаЯ тут  страда деревенскаЯ! Ђ с начала
августа  уже сеют рожь новыми  семенами  и убирают  Яровое  до  сентЯбрЯ.  €
хватает  - почти не  спавши!  - на хохот, на песни,  на  веселые празднества
зажинок, отжинок  и  первого  снопа.  Ђ в сентЯбре уже  убирать огороды, и к
первому октЯбрЯ на чистых осенних полЯх расстилают льны. € зимою бабы  сЯдут
трепать, золить, прЯсть, сновать и ткать.
     Ђ “слюм? “слюм опЯть повезет лес или  пойдет с обозом.  € так весь свой
век.  ‚сю жизнь? Ќет,  много  жизней, века  за  веками!  ‚ечно  будет “слюм,
немногословный и  старательный, переживши "черную смерть", разоры,  войны  и
прочие  многоразличные  беды,  пахать землю, рубить (и беречь!)  лес, сажать
Яблони, зимою топить печи жгутами соломы и льнЯною костерькой, и  будет поле
отдыхать под паром,  и лес будет расти все в той же вечной версте от околицы
и  никуда не отступит,  и  в  тот  же  березнЯк будут ходить  девки  веснами
завивать  венки,  а старухи летом  - вЯзать веники, и березнЯк будет  стоЯть
нерушимо.
     € “слюм остареет, и оставит детей, и наврЯд который из них захочет, как
он, Ќикита, иной жизни! Ђ ему все это и родное,  да не  свое! € всегда хотел
большего.  Ѓольшего ли?  ‘корее - иного! —ем краше  заплеваннаЯ  молодечнаЯ,
брань и  тычки,  и чад,  и  грубый хохот дружины? Љ  чему и куда  тЯнет  его
самого?  Џочему он теперь отверг ту, вечную, идущую по знакомому кругу жизнь
и  рветсЯ  невесть куда - в хоромы ли боЯрские, в  бой ли,  в дорогу? €  эта
пристигшаЯ его, точно "чернаЯ смерть", любовь не пото ли прильнула к сердцу,
что простого  и  Ясного  мало  смЯтенной  душе?! —то все  блазнит  дорога  и
свершениЯ там, впереди, за синим окоемом лесных незнакомых далей, куда  конь
не доскачет и только облака доплывут, нет ли?
     € куда-то вверх, вровень ли с ‚асиль ‚асиличем, в костер, на плаху ли -
все  одно! Ќет, “слюм! Ќе гадай, что дарил тебЯ от щедрой  души. „уша просит
воли! •отел себЯ освободить длЯ иного - иной беды, иной судьбы и удачи иной!
€ она - будь посадскою женкой соседской - нужна ли была бы тебе? ќх, Ќикита!
     ‡ло усмехнув, воспомнил, как  намедни в терему боЯрском при его приходе
говорили-баЯли с учителем  своим ‚асиль ‚асилича сыны. € ученый поп объЯснЯл
им, что ‡емлЯ - она круглаЯ, как Яйцо, и сколь до неба над нами, столь и под
нами, со всех сторон. € всЯ  она, с лесами, горами и водами,  летает в аэре,
Яко некое перо, ничем не держась, окруженнаЯ воздухом, как Яйцо скорлупой. Ђ
он стоЯл, слушал, мало что понимаЯ, дурак дураком, и все гадал:  как же люди
не падают  с той-то  стороны, с  оборота земного?  €ли, ежели  сказать, ночь
настанет, дак мы головой вниз висим? Ћт солнышка-то?
     „ак опосле того сказаньЯ ночью и глЯнуть страшно было на звезды! Ќу как
оторвет от  земли и улетишь в ничто! € другоЯко подумал тогда же: а ну как и
она ведает такое всЯкое мудреное? Ќаслышалась всего в терему вельЯминовском!
Ђ  он перед нею  станет -  с  чем? ‘ шутками  солеными  из  молодечной да со
знатьем того, как бабе подол повыше задрать! ‚от и деда, верно... Џолюбились
там, нет ли,  ну подарила  сережки свои  ему,  а  дальше-то  што? €  воротил
восвоЯси! €  ему, верно, придет  на  рати  ли за  нее  пасть али  от  ‚асиль
‚асилича принЯть истому смертную, и не знай, помЯнет ли опосле когда?
     Љрепко сцепив зубы, Ќикита зажмуривает глаза и  со  стоном перекатывает
голову по  колкому  ложу своему. € две  слезинки, стыдные  длЯ него, мужика,
просверкивают  в уголках зажмуренных глаз,  на  челе, обращенном  к небу, по
которому  плывут  холодные, навестием  осени,  высокие  облака. € совсем  не
ведает  гонец  вельЯминовский,  что в  эти вот  миги  высокого  отречениЯ  и
становитсЯ он достойным своей любви.

        ѓлава 2

        ‚ ЋЃ€’…‹€

     Џроходит,  скатывает назад, в  степи, чернаЯ  смерть,  оставив за собою
обезлюженные  города  и вымершие деревни.  ‘еребристый снег,  косо и  вьюжно
проносЯсь над  землею,  засыпает  сиренево-синие немые полЯ  и острова леса,
вздымает сугробы  у  околиц  утонувших  в  зимнем серебре селений, кружит  и
вьетсЯ над  дымниками бревенчатых истобок и соломенными кровлЯми клетей, где
живые, собрав урожай, посеЯнный мертвыми, греют себЯ  в  дымном тепле курных
хоромин,  жгут лучины, прЯдут или ладЯт утварь, чинЯт сбрую и иной, надобный
в  хозЯйстве  припас, шьют  и тачают  сапоги,  задают корм скотине,  своей и
чужой,  собранной  по  вымершим  починкам, и вновь сказывают сказки и  песни
поют, ибо  смерть прошла и жизнь опЯть набирает силу  свою - в мычании сытой
скотины,  в тугих  животах  баб,  уцелевших от  чумы  и  уже  беременных,  в
хозЯйственной уверенности уцелевших от мора мужиков, что сейчас, в сутемнЯх,
выводЯт запрЯженных коней,  готовЯсь еще до зари возить дрова и сено или лес
длЯ новых, измысленных по осени хором, и, уверенно щурЯсь в серо-синюю тьму,
крЯкают, туже  заматываЯ  тканный женкою  узорный поЯс и укреплЯЯ  в дровнЯх
сточенный, на ладном  топорище, потемнелом  и отполированном жесткою  дланью
древодели и земледельца, навычный к руке и работе, кованный в три, а то и  в
пЯть слоев закаленного металла рабочий топор.
     ‡абившиесЯ было  в глушь, на дальние росчисти мужики  присматривают уже
теперь себе выморочные пустоши: пахано, дак как не обиходить по весне?!
     Џодростки изо  всех силенок  тЯнут за старшими  в доме.  Ќеопытными еще
руками от зари до зари гнут полозьЯ, тешут доски, плетут короба,  мнут кожи,
узорЯт  сбрую,  расцветаЯ  от  каждой  невзначай  брошенной  стариком  дедом
похвалы.  Ќеутомимо, почти круглыми сутками, летают  трепала в  руках девок,
плЯшут веретена,  со  скрипом поворачиваютсЯ  просторные воробы,  стучат уже
кое-где и ткацкие станки, упреждаЯ общую длЯ всех пору ‚еликого поста.
     ‘котины, своей и чужой, ныне много. ‚  достатке хлеб.  €  потому спешно
правЯт свадьбы - рабочие руки дороги  по нынешней поре!  Њор отошел,  досыти
ополонЯсь  трупами,  и  уже только отдельные неживые деревни с  охолодалыми,
расхристанными  клетЯми  погибших хором  напоминают  о  сбавленной  народом,
протекшей над страною беде.
     “крытаЯ милосердными снегами владимирскаЯ землЯ отдыхает в недолгой уже
тишине  вырванных  у  жестокого времени  мирных лет. ‡емлЯ еще не ведает, не
провидит грЯдущих  испытаний своих, и  тот, кто окажет в средостении грозных
событий, кто будет духовно  съединЯть силы страны,  пока еще тоже не  ведает
сужденной ему провидением великой судьбы. ‚ернее - не заботит о ней.
     € ежели было бы мочно  сверху обозреть холмистый, в богатой шубе лесов,
рассеченный  белыми,  недвижимыми  по  зиме  струЯми  рек  край  в тоненьких
ниточках  дорог,  в  дымках  топЯщихсЯ  печей,  с  раскиданными  там  и  сЯм
росчистЯми, неотличимыми в зимнюю пору от лесных озер и болот, то не враз  и
возможно бы  было увидеть махонькую, убеленную инеем церковушку на  лесистой
горе Њаковец, верстах в  пЯтнадцати  от  городка  ђадонежа  и в стольких  же
поприщах от •отькова монастырЯ.  Ќе вдруг увидеть  и крохотный скит, оградку
да  горсть  келий,  тем  паче теперь, в ночную  пору, когда мерно покачивают
головами высокие ели да  сыплет и  сыплет звездчатый  пуховый  снег и когда,
лишь низко-понизку  приникнув к земле,  так, чтобы скрылись уже за  зубчатою
оградой леса  и  ЏереЯславскаЯ дорога, и дымки  остатнего далекого  селениЯ,
возможно  узреть под  тЯжелыми  еловыми лапами следы полузасыпанного  снегом
человечьего житьЯ, в коем не  замычит корова, не  протопочет глухо конь,  не
заплачет спросонок дитЯ, только ветер  проходит над кровлЯми да глухо ропщет
лес, и разве чуть осеребрит изнутри ледЯное оконце тусклым светом лампадного
пламени в келейке, срубленной в одно с хижиною,  где замер сейчас между сном
и Явью отчитавший ночные часы молодой монах, унесЯсь мечтою к давно погибшим
людЯм и временам.
     Џрошлое,  совершавшеесЯ некогда с ним  и  вокруг  него, проходит сейчас
пред мысленными очами инока, но уже видимое им как бы и со стороны, как бы и
свыше,  словно туда, в детские воспоминаниЯ свои, принесен он теперь по аэру
на крыльЯх морозного ветра.

        x x x

     Њетет. Њокрый снег залеплЯет  глаза. ‚о взбесившейсЯ снежной круговерти
смутно темнеют оснеженные и вновь ободранные ветром, крытые дранью и соломой
кровли  боЯрских хором. ‚ыбеленный снегом  тын  то проглЯнет острыми зубьЯми
своих заостренных  кольев, то  вновь  весь скроетсЯ в  воющем потоке снегов.
„еревнЯ  мертва, оттуда все убежали в  лес.  ’олько  здесь чуетсЯ еле видное
шевеление. Њелькнет огонь, скрипнет дверь,  промаЯчат  по-за  тыном  широкаЯ
рогатина  и  облепленный снегом  шелом сторожевого.  ‚  бараньих шубах сверх
броней и байдан, кто с  копьем, кто с рогатиной, кто с луком и стрелами, кто
со  старинным прЯмым мечом, кто с  татарскою саблей,  с  шестопером, а то  и
просто  с самодельною  булавою да топором,  они  толпЯтсЯ во дворе, смахиваЯ
снег с бровей и усов, сами оробелые, ибо что смогут они тут, ежели татарские
рати ’уралыкова  и  ”едорчукова,  что валЯт  сейчас  по-за  лесом, отходЯ от
разгромленной, сожженной ’вери, волоча за собою полон и скот, вдруг пожалуют
к ним, в  пределы  ростовской земли, на Њогзу и Љоторосль? Ќедолго стоЯть им
тогда в обороне! € счастлив останетсЯ тот, кого не убьют, а с арканом на шее
погонЯт  в  дикую  степь!  €бо  татары громЯт и зорЯт все подрЯд, не  глЯдЯ,
тверскаЯ или инаЯ какаЯ землЯ  у  них по  дороге. ‚ ‘арае  уже  ждут  жадные
купцы-перекупщики. "„авай!  „авай!" Џолон,  обмороженный, слабый, пойдет  за
бесценок, а семью - татарок своих - тоже надо кормить! Ќещадно, с маху, бьет
ременнаЯ плеть: "Ѓе-га-а-ай!"
     ‘потыкающиесЯ,  спутанные полонЯники втЯгивают  головы  в плечи, бредут
через  сугробы,  падают, встают,  ползут  на карачках,  с  хрипом выплевываЯ
кровь, умирают в снегу.  "Ѓега-а-ай!" ѓонЯт  стада скотины. ѓромкое блеЯние,
испуганный  рев  недоеных  голодных коров, ржанье крестьЯнских, согнанных  в
насильные табуны коней тонут в метельном вое и свисте. Ћбезножевшую скотину,
прирезав и тут же пихнув в сугроб, оставлЯют в  пути.  ‚олки, наглеЯ, стаЯми
бегут  за  татарскою ратью. ‚ороны, каркаЯ, срываютсЯ с трупов и вновь тЯжко
падают вниз сквозь метель.
     ЏЯть  туменов,  пЯтьдесЯт тысЯч  воинов, послал “збек громить  мЯтежную
’верь, и с ними шли, верною обслугою хану, рати москвичей и суздальцев...
     ’олько  в  книгах  о седой старине да в мЯтежных умах  книгочиев  была,
сохранЯла себЯ в те горькие  годы  былаЯ единаЯ ђусь. Ћ  вы, великие  кнЯзьЯ
киевские! Ћ слава предков! Ћ вещий  голос пророков и учителей твоих,  свЯтаЯ
русскаЯ  землЯ! ѓде ты?  ‚  каких  лесах, за какими холмами сокрыта? ‚ каких
водах,  словно Љитеж, утонули  твердыни твои? €ссЯкли кладези духа твоего, и
кто приидет, препоЯсавший чресла на брань и труд, иссечь источники новые?
     Љто вырубит из скалы забвениЯ родник живой  и омоет и воскресит хладное
тело твое? Ћ ђусь! ‡емлЯ отцов! ѓоречь моЯ и боль!
     ‡а воротами боЯрских хором царапанье, не то стон, не то плач.
     ЋтворЯетсЯ калитка, ратник бредет ощупью, выставив ради всЯкого  случаЯ
ножевое острие. ЌаклонЯетсЯ, спрЯтав нож и натужась, волочит под мышки комок
лохмотьев с долгими, набитыми снегом волосами, свесившимисЯ посторонь. Ѓаба!
“беглаЯ, видно! Ѓез валенок, без рукавиц...
     - ’амо, - шепчет  она хрипло,  -  тамо еще! - €  машет рукою, закатываЯ
глаза.
     - ѓде? ѓде?! - кричит ратник ей в ухо, стараЯсь перекричать вой метели.
     - ’амо... ‡а деревней... бредут...
     ђаспахиваютсЯ створы ворот.  ЃоЯрин  Љирилл в шубе и шишаке  сам правит
конем. џков, тоже оборуженный, держит одною рукой боевой топор и господинову
саблю,  другою,  вцеплЯЯсь в развалы саней, пытаетсЯ, щурЯ глаза, разглЯдеть
что-либо сквозь синюю чернь и потоки снежного ветра.
     ‘ани  нырЯют,  конь,  по  грудь  окунаЯсь  в  снег, отфыркивает лед  из
ноздрей, тЯжко дышит; в ложбинах, где снег особенно глубок, извиваЯсь, почти
плывет, сильно напруживаЯ ноги.
     ‚от и околица. Љонь пЯтит, натЯгивает на уши хомут. —ьЯ-то рука тЯнетсЯ
из белого дыма, чьи-то голоса не то воют, не то стонут во тьме.
     џков, оставЯ оружие, швырЯет людей, как дрова, в розвальни, кричит:
     - ‚се ли?
     -  ‚се,  родимый!  - отвечают из тьмы не  то детские, не то  старушечьи
голоса.
     -  „евонька ищо  была тута! -  вспоминает  хриплый  старческий  зык.  -
Ња-ахонькаЯ!
     Љонь, уже завернувши, тЯжко  бежит, разгребаЯ снег, и внезапно, прЯнув,
дергает  посторонь. Љирилл,  нагнувшись, подхватывает едва  видный крохотный
комочек  обмороженного  трЯпьЯ, кидает  в сани. Љонь - хороший  боевой  конь
боЯрина  -  идет  тЯжелою  рысью, изредка поворачиваЯ  голову,  дико  глЯдит
назад...
     ‚  хоромах  беглецов затаскивают в  подклет:  преже всего спрЯтать! ’ам
снегом растирают обмороженных, вливают в черные рты горЯчий сбитень.
     ЊечетсЯ  пламЯ лучин  в  четырех  светцах, дымитсЯ  корыто с  кипЯтком.
ЊариЯ, со сведенными судорогой скулами,  молча и споро забинтовывает увечную
руку обмороженного мужика, а  тот, кривЯсь от боли, скрипит  зубами и только
бормочет: "‘паси •ристос, спаси •ристос, спаси... ‘пасибо тебе, боЯрынЯ!"
     ‘тонет,  качаЯсь,  держась  за живот,  старуха. ЊечутсЯ  слуги.  ‘енные
девки, нещадно  расплескиваЯ воду, обмывают страшную  в  бескровной  выпитой
наготе, потерЯвшую  сознание беременную бабу. ѓолова на тонкой шее бессильно
свесилась  вбок,  распухшие  в  коленЯх   и  стопах  ноги,  покрытые  вшами,
волочатсЯ, цеплЯЯсь, по земле, никак но влезают в корыто.
     ‘тарший  из  боЯрчат, ‘тефан, путаетсЯ под ногами людей, силЯсь помочь,
хватает то одно, то другое, ищет, кого бы послать на поварню.
     - †ивей! ’ы! - кричит сорвавшимсЯ, звенЯщим голосом мать. - ѓде горЯчаЯ
вода?! - € он,  забыв искать  холопа, сам хватает  ведро  и,  как  есть, без
шапки, несетсЯ за кипЯтком.
     „ругой мужик в углу, молча и сосредоточенно кривЯсь, сам  отрезает себе
ножом черные  неживые персты на ногах. Ћдна из  подобранных  женок вставлЯет
новые лучины в светцы. Љто-то из слуг раздает хлеб...
     Љирилл, весь в  снегу,  входит,  пригибаЯсь  под  притолокою,  и  молча
передает жене маленький трЯпичный  сверток. ЊариЯ, тихо охнув, опускаетсЯ на
колени:  "‘негу!  ‚оды!"  „евочка  лет пЯти-шести,  не более (это  та  самаЯ
девчушка,  что  нашли у околицы),  открывает  глаза,  пьет,  захлебываЯсь  и
кашлЯЯ, тоненьким хриплым голоском, цеплЯЯсь за руки боЯрыни, тараторит:
     - Ђ  нас  в анбар посадивши всех, а матка бает: "’ы бежи!"  Ђ  Я пала в
снег  и уползла, и все бежу, бежу! ’етка хлеба дала... Ћто самой ’вери бежу,
где в стогу заночую, где в избе,  где  в поле, и все бежу и бежу... свойка у
нас, материна, в џрославли-городи!
     ѓлаза у девчушки блестЯт, и видно, что она уже бредит, хрипло повторЯЯ:
"Ђ Я все бежу, все бежу..."
     - ‚  жару  всЯ!  -  говорит  мать, положив  руку ей  на лоб, и  шепотом
прибавлЯет:
     - ЃеднаЯ, отмучилась бы скорей!
     ‘тефан стоит, сгорбЯсь, нелепо высокий. Ћн  только что притащил дубовое
ведро кипЯтку и,  коверкаЯ губы, смотрит, не понимаЯ,  не  в  силах  понЯть,
постичь. Ћт самой ’вери?! „осюда? ‘только брела? ’акаЯ сила жизни!
     € - неужели умрет?!
     Њать молча задирает вонючую опрелую рубаху, показывает. Ќа тощем тельце
зловеще  лоснЯтсЯ  синие  пЯтна,  поднЯвшиесЯ  уже выше колен, в  паху и  на
животе. "Ќе спасти!" -  договаривает мать. “ самой у нее черные круги вокруг
глаз, и  она тоже  смотрит на девочку безотрывно, стойно ‘тефану, шепчет про
себЯ:
     - ѓосподи!  ’акого  еще  не видала! “неси в  горницу! - приказывает она
сыну.
     ‘тефан наклонЯетсЯ  над дитЯтей, но тут, ощутив смрад гниющего тела, не
выдерживает  -  с  жалким  всхлипом,  не  то  воем закрывает  руками лицо  и
бросаетсЯ прочь.
     Њать,  натужась,  сама  подымает   ребенка,  и  несет,  пригибаЯсь  под
притолокою,  вон  из дверей.  Ћна вовсе не замечает, с натугою одолев крутую
лестницу, что за  нею топочут маленькие  ножки  и  в  горницу прокрадываетсЯ
младший, ‚арфоломей. ЊариЯ в темноте, уронив  девочку на постель, долго бьет
кресалом. Ќаконец трут затлел, возгорелась свеча. € тут, оглЯнувши в поисках
помощи, она  видит  пЯтилетнего  своего малыша, который  глЯдит  серьезно  и
готовно и, не давши ей открыть рта, сам предлагает:
     - Џоди, мамо! џ посижу с нею!
     ЊариЯ, проглотив ком в горле, благодарно кивает, шепчет:
     - Џосиди!  ‘коро нЯнЯ придет! ‚от,  - шарит  она  в  глубине  закрытого
поставца, -  молоко, еще  теплое. ЋчнетсЯ, дай ей! - €, шатнувшись в дверЯх,
уходит опЯть туда, вниз, где ее ждут  и где без хозЯйского глаза  все пойдет
вкривь и вкось.
     „евочка, широко  открывши глаза, смотрит горЯчечно. ‚арфоломей подходит
к ней и, остановЯсь близко-близко, начинает гладить по волосам.
     - Ђ Я все бежу, бежу... - бормочет девочка.
     - „обежала уже!  ‘пи! -  говорит  ‚арфоломей, словно взрослый. -  ‘коро
нЯнЯ придет! •очешь, дам тебе молока?
     -  Њолока!  -  повторЯет  девочка  жарким  шепотом и,  расширив  глаза,
смотрит,  как ‚арфоломей  осторожно  наливает густую белую вологу в глинЯную
чашечку и медленно, боЯсь пролить, подносит ей. „евочка пьет, захлебываЯсь и
потеЯ. Џотом, отвалЯсь, показывает глазами и пальцем: "€ ты попей тоже!"
     ‚арфоломей подносит  чашечку ко рту,  обмакивает губы  в молоко, кивает
ей:
     "‚ыпил!" „евочка смотрит на него  долго-долго.  †ар то усиливаетсЯ,  то
спадает, и тогда она начинает что-то понимать.
     - џ умираю, да? - спрашивает она склонившегосЯ к ней мальчика.
     - Љак тебЯ зовут?
     - “льЯна, “лЯ!
     - Љак и мою сестру! - говорит мальчик.
     - Ђ тебЯ как?
     - ‚арфоломей.
     - Ћлфоромей! - повторЯет она и вновь спрашивает требовательно:
     - џ умираю, да?!
     ‚арфоломей, который шел за матерью с  самого низу и видел и слышал все,
молча утвердительно кивает головой и говорит:
     - ’ебЯ унесут ангелы. € ты увидишь ”аворский свет!
     -  ”аворский  свет!  - повторЯет девчушка. ѓлаза  у нее  снова начинают
блестеть, жар подымаетсЯ волнами.
     - € прЯники... - шепчет она в забытьи, - и прЯники тоже!
     - Ќет,  тебе не нужно  будет и  прЯников,  - объЯснЯет  ‚арфоломей, как
маленький мудрый старичок, продолжаЯ гладить девочку по нежным волосикам.
     -  ’ам все по-другому.  ’ело останетсЯ здесь,  а  дух  уйдет туда. € ты
увидишь свет, ”аворский свет! - настойчиво повторЯет  он,  низко склонЯЯсь и
заглЯдываЯ  ей в глаза. - Ѓелый-белый, светлый такой! “ кого нету грехов, те
все видЯт ”аворский свет!
     „евочка пытаетсЯ улыбнутьсЯ, повторЯЯ за ним едва слышно:
     - ”аворский свет!..
     „вое детей надолго замирают. Ќо вот девочка вздрагивает, начинает слепо
шарить руками, вздрагивает еще раз и вытЯгиваетсЯ как струна.
     Ћтверстые  глаза  ее   холодеют,  становЯтсЯ  цвета  бирюзы  и  гаснут.
‚арфоломей, помедлив, пальцами натЯгивает ей  веки  на глаза  и так  держит,
чтобы закрылись.
     ‘тефан  (он давно  уже  вошел  и  стыдливо  стоЯл  у двери,  боЯсь даже
пошевельнуть рукой) спрашивает хрипло:
     - “снула?
     - “мерла, - отвечает ‚арфоломей и, став на колени, сложив руки ладонЯми
вместе перед собою, начинает читать молитву, которую, по его мнению, следует
читать над мертвым телом:
     - Ѓогородице, дево, радуйсЯ!
     ЏресветлаЯ  ЊариЯ,  ѓосподь  с  тобою!  Ѓлагословенна  ты  в  женах,  и
благословен  плод  чрева  твоего...  - Ћн спотыкаетсЯ,  чувствует,  что надо
что-то добавить еще, и говорит, чуть подумав:
     - Џрими в лоне своем деву “льЯну и дай ей увидеть ”аворский свет!
     ’еперь все. Њожно встать с колен. € теперь, наверно, нужен ей маленький
гробик.
     Ђ внизу,  в  подклете, хлопают  двери,  и  Љирилл,  с трудом разлепивши
набрЯкшие,  обмороженные  веки, сбиваЯ  сосульки  снега с ресниц  и  бороды,
говорит жене:
     - …ще троих подобрали, и те чуть живы! Џрими, мать!
     ЏозднЯЯ ночь. ‚се так же колотитсЯ в двери и воет вьюга.
     -  ‚ьюга  - это к  добру, татары авось не  сунутце!  - толкуют ратники,
сменЯЯ издрогших  товарищей. Џередают из  рук в руки  ледЯное железо, крепко
охлопывают себЯ рукавицами. Ќе глЯдючи на полузанесенный снегом труп (давеча
один дополз до ограды да тут и умер), разумеЯ тех, кто внизу, бормочут:
     - Ѓеда!
     Ђ боЯрчата,  измученные донельзЯ, все еще не спЯт. ’олько ЏетюнЯ уснул,
посапываЯ. ‘тефан (он сейчас  чувствует себЯ маленьким-маленьким, так ничего
и не понЯвшим в жизни) сидит на постели, обнЯв ‚арфоломеЯ, и шепчетсЯ с ним:
     - Ђ откуда ты слышал про свет ”аворский?
     - Ђ от тебЯ! - тоже шепотом отвечает ‚арфоломей. - ’ы лонись много баЯл
о том. Ќе со мною, с батюшкой... Ђ расскажи и мне тоже! - просит он.
     - ‚от пойдешь скоро в училище, так узнаешь все до тонкости, - задумчиво
отвечает ‘тефан. - „алеко-далеко, на юге,  где  –арьград, и дальше еще,  там
гора Ђфон.  € в горе  живут  монахи  и  молЯтсЯ. € они видЯт  свет,  который
исходил от •риста на горе ”авор. ”аворский свет! € у них у самих, у тех, кто
самый праведный, от лица свет исходит, сиЯние.
     - Љак на иконах?
     - Љак на иконах. ’олько еще Ярче, словно солнце!
     - ‘тепа, а длЯ чего им ”аворский свет?
     - Ћни так совокуплЯют в себе дух Ѓожий! Ѓожескую  силу собирают в себе,
чтобы потом  людЯм ее  передать! Џонимаешь? €з пламени возникает мир и вновь
расплавлЯетсЯ в огне. ‡рел  ты пламЯ? Ћно жжет,  но  вот угас костер - и нет
его!  Ћгонь зримо ЯвлЯет  нам  свЯзь миров:  духовного -  горнего и земного,
того, который вокруг нас. Ћгонь также  и символ животворЯщей  силы божества,
потому и едины суть  Ѓог-Ћтец,  Ѓог-‘ын и „ух ‘вЯтой, исходЯщий на нь в виде
света...  Ќе просто  света,  солнечного,  а  того, божественного,  что  Явил
•ристос ученикам своим на горе ”аворе!
     ‚арфоломей кивает. Ќе  важно,  понимает ли  он до конца то, что говорит
брат, или нет, но ему хорошо со ‘тефаном. € он верит еще больше,  что теперь
хорошо и той упокоившейсЯ  девочке, которую завтра обещали похоронить и даже
сделать ей маленький гробик.
     Ѓеспокойно,  вздергиваЯсь  и  постанываЯ,   дремлет  мать.   ‹егла,  не
раздеваЯсь, не разбираЯ постели,  на час  малый, да так и уснула, уходившись
всмерть. Љирилл не велел ее будить. ‘ам спустилсЯ в подклет - сменить жену в
бессонной ее стороже.

        x x x

     —етверть века минуло  с  той поры.  Ќе  те уже и ђусь, и  Ћрда. € отрок
‚арфоломей, нынешний инок ‘ергий, возмужал и вырос.
     Ћн подымает голову, глЯдит во тьму.  Џо-прежнему воет ветер, приходЯ из
далеких времен,  и мнитсЯ, это все тот же ветер прежних суровых лет, которые
могут и повторить, могут и вновь Явить себЯ на ђуси.
     Ћн немного прочел в своей жизни, достигнув  возраста •риста  - возраста
зрелости, того возраста, начатка четвертого десЯтка лет, когда все силы души
и тела получают полное свое выражение, возраста зрелого творчества, возраста
мужества и свершений, -  прочел немногое, но умел делать почти все, и потому
понЯтое  им было понЯто прочно, как ладно срубленный угол избы, как  толково
сработанные сани или любое другое рукомесленное орудие.
     €бо  и  понимал  он  в  работе  и через работу.  €  детское, давешнее -
полусказка-полумечта  о  свете  ”аворском, с  рассказами брата  об энергиЯх,
пронизающих мир, - укрепилось  в нем, пустило корни и ответвлениЯ, возросло,
одевшись  плотью  дел и  свершений, и принЯло строгий  очерк познанного  длЯ
самого себЯ и навек, познанного душою  и безотрывно от души, по-крестьЯнски,
когда мужик постигает лишь одну из тысЯчи