рные минареты, где непонЯтно-страшный железный  хромец
покорЯет Языки и народы, может, оттуда придет нежданное спасение ђуси?
     ‚прочем, ‚асилию  о страхах  своих боЯре пока не  сообщают: не стоит до
времени печалить кнЯжича!
     ЏотЯнулись  дни,  полные  хлопот, пересылок, увертливых  полуобещаний и
подкупов,  перемежаемых  выездами  на   охоту  с  бешеной  скачкою   степных
двужильных  коней,  с  молнийными   падениЯми  ручных  соколов  на  струисто
разбегающуюсЯ  дичь  в высоких, волнуемых ветром  травах.  € кнЯжич ‚асилий,
кусаЯ губы в кровь, старалсЯ не отставать от татарских  наездников, почти со
слезами переживаЯ свое неумение так вот,  безумно, скакать верхом в  твердом
монгольском седле.
     ”едор Љошка уезжал на ђусь  и возвращалсЯ вновь. ‚се четче определЯлась
сумма в восемь тыщ серебром, под которую московские боЯре чаЯли сохранить за
„митрием Ярлык на великое кнЯжение ‚ладимирское.
     ‚асилий скакал на  коне,  пропахший конским  потом и  полынью,  валилсЯ
вечером в постель, мгновенно засыпаЯ, твердил  татарские слова и уже начинал
складывать  самые  простые  фразы.  (Џо молодости  Язык постигал легко, иные
выражениЯ схватываЯ  прЯмо на лету и пока, слава Ѓогу, не  скучал  по  дому:
некогда  было!)  ‚ июле пришло письмо от матери.  …вдокиЯ сообщала, что умер
дедушка, старый ‘уздальский кнЯзь, „митрий ЉостЯнтиныч...
     "...Џохороили  твоего  деда в Ќижнем, в  церкви ‘паса,  которую  же сам
созидал,  на правой руке от родителЯ своего, а  твоего  прадеда,  ЉостЯнтина
‚асилича. Ђ  еще матерь твоЯ, государынЯ великаЯ кнЯгинЯ, хочет сказать, что
соскучала по своему дитю (…вдокиЯ письмо диктовала, писал, видимо, кто-то из
духовных,  и  ‚асилий,  сопЯ,  медленно  разбирал  витиеватые  строки,  Явно
включенные писцом  в простую и задушевную речь матери)  и шлет тебе поминки:
чистую  лопотинку  исподнюю,  льнЯную,  что сама шила,  рубашечки  и  порты,
образок, ‘пасов  лик, и прЯников медовых печатных да  киевского вареньЯ, что
матерь твоЯ пекла и стрЯпала, дабы милому дитю в далекой Ћрде памЯть была  о
доме родимом..."
     ‚асилий  грыз  прЯник,  засохший так,  что  и зубы скользили  по  нему,
смахиваЯ невзначай набегавшие  слезы, и впервые с отчаЯнием и тоской думал о
доме. ’аким  его и застал „анило ”еофаныч,  неслышно подступивший  сзади  и,
глЯнув на грамотку, тотчас понЯвший состоЯние кнЯжича.
     - Ќе сумуй! Џо осени воротим и к дому! - ‚ысказав, помолчал, прибавил:
     - Љупцы, вон, по году и больше тута, в Ћрде, а тоже дома у их и семьЯ и
дети малые...
     ‚асилий  хотел возразить,  не смог и, сунувшись лицом  в грудь старику,
прижимаЯсь  к твердым пуговицам  выходного  боЯрского опашнЯ,  разрыдалсЯ. Ђ
„анило только оглаживал вихрастую русую голову наследника московского стола,
приговариваЯ:
     -  Ќу, будет, будет! - €  резко отмахнул рукавом  в сторону скрипнувшей
двери, когда кто-то из слуг вздумал было сунуть нос в горницу...
     ‚ечером,  когда  все  уснули,  старый  боЯрин,  отложив тЯжелую  книгу,
которую читал вечерами, как уже не раз, подошел к ложу отрока, перекрестить,
прошептать молитву. Ќо ‚асилий, как оказалось, еще не спал.
     ‘онно  улыбнувшись, протЯнул  горЯчую  со сна  руку,  охватил  пальцами
шершавую твердую ладонь боЯрина, и потЯнул - положить себе под щеку.
     - ‘пи, чадо! -  прошептал  „анило.  (ѓорница наполнилась храпом  боЯр и
послужильцев, не хотелось кого-то будить громким зыком.) - ‘пи!
     - „едушко „анило! -  тихонько позвал отрок, удерживаЯ его  за пальцы. -
„едушко  „анило, а Я теперь, как мой  деда умер, наследник  буду ему, да? Ќа
Ќижегородском столе?
     -  ‘пи!  - повторил, усмехнувши, боЯрин. - ’амо и окроме  тебЯ... -  Ќе
кончил, задумалсЯ. ЉнЯжич уже опЯть провалил в  молодой безоглЯдный  сон,  а
боЯрин все стоЯл над ним, покачиваЯ головой. "Ћдначе!" - токмо и вымолвил, а
думалось многое. "ЉнЯзь  растет! Џод рост кнЯжеству! Љабы нам осильнеть, дак
без  Ќижнего  никак  нельзЯ!  € „ионисий ныне  тому не помеха! …жели  займет
митрополию,  на  место  Џимена"...  …ще  раз   вздохнул  боЯрин,  глЯнул  на
раскинувшегосЯ во сне паренька уважительно: этому,  поди, толковать иное что
и  не придет,  сам поймет!  •удо, что ‘вибл  не торопит  родителЯ с выкупом.
Џоди, свой какой умысел блюдет? "Ќе боись, ‚асилий, не  выдадим тебЯ, хоша и
”едьке  ‘виблу!" - Џоворчав  про себЯ,  „анило  ”еофаныч убрал книгу "Њерило
праведное" и, перекрестЯсь на образа, отправилсЯ спать.
     € так оно шло до осени.  ’охтамыш уходил в  поход на  •орезм, с успехом
ли, нет, - толковали наразно. ’олько к  весне вызналось, что вернувшийсЯ  из
Џерсии ’имур выбил из •орезма ’охтамышевых воинов, многих попленив, мало кто
и  воротил  назад.  „алекий  †елезный  •ромец  оказывалсЯ  сильнее  молодого
монгольского хана!
     ‘давшись, уехал  наконец из  Ћрды Њихайло ’верской. Њосквичи,  почитай,
выиграли спор с ’верью. €  Ќижний был передан Ѓорису Љстинычу, а не ‘емену с
ЉирдЯпою,  ворогам московского кнЯзЯ...  Џотихоньку разбегались, уезжали  на
ђусь боЯре  и дети боЯрские,  что  прибыли вместе с ‚асилием, увозили  своих
холопов, и кучка людей вокруг московского кнЯжича все больше менела и таЯла.
€  только когда  потекли серо-серебрЯные  потоки метелей среди рыжих осенних
холмов, и крепкие забереги сковали волжские ильмени, и режущий холод степей,
несущий  ледЯную пыль, смешанную с песком,  не давал  открыть глаз и леденил
руки,  проЯснело, что  отпускать  ‚асилиЯ  домой  хан не  намерен,  оставлЯЯ
кнЯжича у себЯ в заложниках на неведомый срок...
     „ул ветер. Њглистою чередою шли облака. ‚асилий, недавно лишь уведавший
о своем плене, ехал верхом,  греЯ  руки  о шею конЯ,  и,  почти не  размыкаЯ
ресниц, вглЯдывалсЯ в тЯжелый,  стонущий на разные голоса вьюжный сумрак.  ‚
душе у  него было взрослое,  глухое отчаЯние, и что делать теперь  -  он  не
знал.

        ѓлава 2

     €ван только тут, в ‘арае, понЯл, что значит дорожнаЯ кнЯжаЯ служба.
     —истить коней, молоть ручными жерновами сырую рожь, собирать плавник на
берегу дров  ради, возить, а то и  носить на себе припасы с  рынка, ходить с
водоносами, исполнЯть, не  разбираючи, и воинскую и холопью работу, мотатьсЯ
в свите  того же „анилы ”еофаныча по ордынским эмирам, где приходило подолгу
стоЯть  у  дверей,  глотаЯ голодные слюни, разве Ђлександр Њинич сунет когда
после пира русскому ратнику полуобглоданную кость...
     ‚сего и не исчислить, что приходило деЯть в Ћрде!
     ‘ кнЯжичем ‚асилием виделись они, почитай, кажен день, да что толку!
     Џозовет  когда: "ќй,  кметь!"  - Џрикажет одно,  другое, на все попытки
заговорить  али рассказать што лишь отмотнет головой. ѓрехом, не раз и каЯл,
почто  ввЯзалсЯ в  эту  каторжную  работу!  ‘тоЯл  бы  нынче  на  стороже  у
”роловских ворот  в Љремнике, а сменЯсь, в  избе молодечной, наевшись сытных
мЯсных щей  с кашею, резалсЯ в зернь али  в  шахматы с сотоварищами...  Ђ  и
косить в кнЯжих лугах за Њосквой-рекою было бы  не  в труд,  не  сравнить со
здешнею морокой! Ћ жене, о сыне токмо и вспомнить ночью когда...
     ‚еселых  женок, что на базаре, позвЯкиваЯ браслетами и начернив  брови,
зазывали охочих гостей,  так и не  отведал ни разу, не было серебра, а там у
их  клади  диргем  и  не балуй.  ђаза  два,  торопливо озираЯсь,  ночью, под
забором, а  то в  кустах  обережьЯ любилсЯ с  местными  рабынЯми  из русских
полонЯнок, что  с тоски  холопьей  хоть такой  были  рады  ласке, принимаЯ в
объЯтьЯ, по говору хотЯ, своего, русича, а не татарина бритого. Ћдна из них,
отдаваЯсь ему молча,  бесстыдно, сцепив  зубы, потом долго  плакала, упав  в
колени €вану лицом, просила: "“вези отселе! Људы хошь! ђабой буду!
     Ђ  то и брось, да хоть до родины  довези!" € он долго утешал, объЯснЯл,
что в себе не волен, слуга при кнЯжиче, а кнЯжича и самого невесть, отпустЯт
ли ищо из Ћрды!  Ђ она все не верила, трЯсЯсь  в рыданиЯх, упрекала: "‚се вы
такие, кобели, на один раз!" Џотом встала срыву, отпихнувши €вана локтем:
     "“йди!" - почти выкрикнула, когда он попыталсЯ ее догнать, объЯснить...
     ’ем и кончилась эта его  короткаЯ  любовь... „а и что бы он мог! —то он
мог!
     ‹учше уж те, рыночные, что за серебрЯный диргем...
     ‘ кнЯжичем  выезжали  за город. ѓлЯдели,  как  по степи, сминаЯ  траву,
вздымаЯ тучи  бурой  пыли,  движутсЯ  неисчислимые стада, рысЯт на  мохнатых
низкорослых лошадЯх  степные  воины, словно  рождаЯсь  из  травы, и чуЯлось:
надорвись  ђусь,  собери всех, кого  можно собрать,  разбей в новой  „онской
битве эти  неисчислимые  полчища,  и  тотчас  выстанут, придут откуда-нибудь
из-за ЉамнЯ, с  далекого ЂлтаЯ,  с €ртыша новые и  новые воины, и  нет им ни
конца, ни краЯ. Ђ комонные шли и шли, гнали быков, гнали овец - ходЯчий корм
воинов, - скрываЯсь муравьиною чередою за далекими барханами.
     ’охтамышева рать двигалась на •орезм.
     Ќочью степь озарЯлась кострами, чадил кизЯк, тек медленный говор  тысЯч
людей,  топотали  кони.  Ћт обилиЯ конских табунов,  разгорЯченных  тел  тек
ночами по земле знойный пахучий ветер...
     ‘  ‚аськой  они столкнулись  нежданно-негаданно. Ќе чаЯли  оба. ‚аська,
отправлЯЯсь в поход, заскочил  в город, проведать  кое-кого, да и налетел на
€вана.  Ћба замерли враз,  вглЯдевшись, верЯ и не верЯ. Џотом дружно и молча
спрыгнули с седел, хоронЯсь за спинами коней, крепко обнЯлись, не  сдерживаЯ
слез.
     - Љак ты?
     - ’ы-то как?
     ’оропливо сказывали друг другу домашние вести.
     - ‹утоха жив?
     - „етЯми осыпан! ЉрестьЯнствует!  ’о-то обрадеет  теперь! Ќа ђусь когда
мечтаешь? Ѓрат-от ждет!
     ‚аська отемнел ликом.
     -  Ќе ведаю, €ван!  ‘лужба, вишь! „есЯток кметей  под началом  ноне!  -
Ѓегло усмехнул собственной выхвале.
     - € не тЯнет?
     - Ђ! Ќе  спрашивай!  Ќе  ведаю теперЯ, коли вернусь, чем и занЯтьсЯ  на
родине! Ћто всего отвычен!
     -  Љак  чем? ‚ дружину кнЯжую  возьмут!  „а  и  толмачить можешь! ђазве
што... †енку-то не завел?
     - „а нет... Ќе стоит... Ќу, а ты? †енат?
     - ‘ын! €ваном назвали!
     - Ђ здесь?
     - ‘ кнЯжичем, не знай, то ли в дружине, то ли в хлопотах...
     Ћба  жадно  оглЯдывали  друг  друга,  отмечаЯ  следы  мужества   и  уже
начинающейсЯ,  у  ‚аськи,  заматерелости  в  морщи  лица,  в  твердо  сжатых
подсушенных губах...
     - Ќу, прощай! Ќедосуг мне! - первым решилсЯ  оборвать ‚аська. -  ‘отник
ждет! Ѓуду жив, беспременно заеду к тебе на кнЯжий двор!
     - ‡аезжай...
     € вновь они, не  выдержав оба, кинулись  в  объЯтиЯ друг другу, до боли
тискаЯ плечи, чуЯ мокрую непрошеную влагу на лицах. ‘лов уже не было.
     ‚аська первым взлетел в седло.
     - Џрощай! †ду!  - прокричал  €ван ему вслед. ‚аська - слышал ли, нет, -
приобернулсЯ на рыси, взмахнув рукою с зажатою в ней  ременною плетью, не то
проститьсЯ, не то подогнать  конЯ. ’ак и ушел вторично, показавшись на малый
миг,  ушел походом на  •орезм и уже не возвернулсЯ назад, когда возвращались
усталые и потрепанные ’охтамышевы рати. “били? “вели в полон?
     “слали куда в иное место? Ќекого было и спросить о том! ‚се ж и на этот
раз чуЯлось €вану, что ‚аська по-прежнему жив, не погинул в степи.
     ‘ кнЯжичем отношениЯ, как ни старалсЯ €ван, так и не устанавливались, и
к  осени,  познав  тщету  своих усилий,  €ван начал понемногу  отдалЯтьсЯ от
‚асилиЯ. Ќе  лез на  очи юному  наследнику  московского стола, не заходил  в
горницы,  когда можно  было не заходить, да и думы  о  ‚аське долили. Љазнил
себЯ,  что не остановил,  не  удержал, не  уговорил... Ђ можно бы и на  ђусь
отослать украдом! Љупцы нашлись знакомые, коломенчане,  уговорить, дак взЯли
бы с собой!
     ‘ ђуси наезжали боЯре, толковали о восьми тыщах, обещанных, да все  еще
не  собранных  „митрием,  вздыхали,   взглЯдываЯ  на  кнЯжича.  ‚озлюбленник
‚еликого кнЯзЯ  ”едор  ‘вибл уговаривал  через гонцов повременить,  дождать,
когда соберут выкуп. Џо  слухам, тЯжкою данью нынче обложили всех, с  каждой
деревни брали  серебром по полтине, а кто баЯл, что и по рублю, а все еще не
хватало...
     ‚ ожиданиЯх,  спорах,  вспышках  взаимной ненависти от истомы  полонной
проходила зима. €ван порою завидовал кнЯжичу: не приходило тому, леденЯ руки
на ветру, в сырой срЯде рубить закостеневший плавник,  не приходило опускать
длани в  теплые  внутренности только что  зарезанной  овцы, лишь бы отогреть
немеющие  персты, не дубела на  нем облитаЯ выплесками  из водоноса суконнаЯ
срЯда... Ђ порою  думал, что  ему, €вану, за непрестанными  трудами и легче,
переноснее даетсЯ неволЯ ордынскаЯ, чем кнЯжичу,  запертому в четырех стенах
и  только за  чтением  псалтири  да часослова отодвигавшего от себЯ отчаЯние
невольного плена...
     ‚асилию помогали кнЯжеские охоты. ЃешенаЯ  скачка коней, проносЯщиесЯ в
снежном тумане тени сайгаков,  режущий  уши свист, лицо, обожженное  ледЯным
ветром, предсмертно взмывающаЯ на дыбы, затЯгиваЯ аркан  на шее, добыча. ’ак
и  не  научилсЯ  просто,  по-татарски,  перерезать  горло  жертве,  сцеживаЯ
густеющую кровь. Љаждый раз приходило делать над собой усилие.
     ђезал, прикрываЯ очи, дабы не видеть  устремленных на  него  страдающих
глаз, и каждый раз от усилиЯ - комок в горле, вот-вот стошнит!
     Ќа  охоты приходило ездить  как  на приемы, отказатьсЯ было нельзЯ.  €,
дичась, киваЯ издали,  здоровалсЯ  с  соперниками:  ‘ашей,  сыном  ’верского
кнЯзЯ,  с   заматеревшими  двоюродными  нижегородскими  дЯдьЯми,  ‘еменом  и
‚асильем ЉирдЯпой. Џоследнего ненавидел особенно  и по-глупому, сам понимал!
‡а то только, что не всегда отвечал ЉирдЯпа на кивок  московского мальчишки.
‚озносилсЯ, а чем?  ‡а предательство, за  лесть под Њосквой, помогшие  сдаче
города, что получили  они  с ‘еменом?  ‘ами сидЯт тут, и Ќижний отдан Ѓорису
Љстинычу, а вовсе не им!
     Џодходила весна с  новыми надеждами,  с неЯсным томлением, с  высокими,
промытыми голубеющею синью небесами, со щедрым солнцем,  съедающим снега, со
щедро расцвеченной степью. Љараваны птиц, тЯнущие к плавнЯм, белый битый лед
на синей воде ‚олги, грозно выступающей из  берегов, и... так опЯть потЯнуло
на родину!
     ‚асилий  чуЯл в себе глухие перемены  плоти,  из  дитЯти  превращалсЯ в
юношу. Џодолгу замирал, привставаЯ в  седле, слушаЯ  шумы  и  шорохи, обонЯЯ
пахучий  ветер.  Ќачали  тревожить  безразличные  до  того  веселые женки  в
монистах, с  насурмленными бровЯми. Ћн  вытЯнулсЯ  за зиму. “ старого зипуна
домашнего  пришлось надставлЯть  рукава. ‘ам иногда разглЯдывал свои ставшие
большими красные от ветра руки. ђос. Џо-татарски он уже говорил свободно.
     €, не без страха, решалсЯ теперь заговаривать с ’охтамышем, на приемах,
на его родном Языке.
     ’охтамыш  улыбалсЯ одобрительно, узил глаза. "’ы мне люб! - говорил.  -
†иви у менЯ! Ќайду невесту тебе, кнЯзь!"
     € неведомо было: взаболь бает али насмешничает над ‚асилием?
     Ћтшумели крыльЯми птичьи стада. ‹ебединые и гусиные караваны улетели на
‘евер.  Ћтцветала степь. €з  ђуси  доходили смутные  вести  о  нЯтье в Љиеве
владыки  „ионисиЯ,  что  шел на митрополию  на  Њоскву после  поставленьЯ  в
–арьграде,  о спорах отца с  ‚еликим Ќовгородом. Џриходили  материны письма,
всегда  с немудреными  поминками,  повергавшие  ‚асилиЯ в приступы  звериной
тоски  по  дому.  ‚ременем  отвлекла и  увлекла  кнЯжича перваЯ  чувственнаЯ
любовь,  которую  устроили  ‚асилию  по почину Ђлександра  Њинича. Џеред тем
Ђлександр долго  спорил с „анилой,  уговариваЯ  старика допустить  грех ради
истомы телесной.
     - ’ак-то  оженить надобно! ‚ишь, и батюшко оженилсЯ четырнадцати летов,
да где ж тута, в Ћрде.
     ‚ конце концов ‚асилиЯ определили спать в особую горенку, приставивши к
нему круглорожую девку из  холопок, и по юному смущению ‚асилиЯ, и по гордой
поступи девушки, что бегала, выставивши груди и независимо задираЯ нос, €ван
понЯл, что приобщение кнЯжича ко взрослой жизни совершилось.
     ‚прочем,  и  это  не  сблизило  его с  ‚асилием.  ‚се  реже  раздавалсЯ
требовательный  оклик  кнЯжича: "Љметь!" - за которым приходило исполнЯть ту
ли,  иную  просьбу али  причуду  ‚асилиЯ. „аже и дворовые перестали дразнить
его, спрашиваЯ: "Ќе  зовут?"  €ван "тЯнул  лЯмку",  как  тЯнут  ее  бурлаки,
ведущие груженые мокшаны вверх по ‚олге, тЯнул, перемогаЯсь, как и все, и не
видЯ  просвета  в  затЯнувшейсЯ ордынской истоме. „воюродный брат так  и  не
воротилсЯ в ‘арай, хотЯ ’охтамышевы беки и выкупали по весне свой полон, и к
концу второго лета €ван вовсе перестал ждать ‚аськина возвращениЯ...
     ...‘ухо  шелестЯт желтые выгоревшие травы. „ует ветер. €дет времЯ, дни,
месЯцы,  годы, века. € жить здесь можно только так,  как живут степнЯки,  не
ведаЯ времени, не считаЯ ни лет, ни дней, сбиваЯ кумыс, обугливаЯ на вертеле
баранину  да  неутомимо  соревнуЯсь  в  скачках на  празднике  байрам, когда
степные  богатуры  несутсЯ  опрометью, перекидываЯ  через  седло живую  тушу
блеющего барана, сшибаютсЯ конЯми, летЯт  в пыль истоптанных, сухих трав,  а
их  степные  женки  и девки,  разгораЯсь  лицом,  следЯт  за  соперниками  и
гортанными  криками  и плеском ладоней  приветствуют победителЯ.  Ђ то воины
начинают  плЯсать,  ставши  в круг и  положивши  руки  друг другу  на плечи:
борютсЯ,  обнажив  маслЯные от  пота  торсы,  кидаЯ  противника через  себЯ,
стрелЯют из луков, ловЯт и объезжают коней...
     ’олько так и возможно жить в степи! Џлодить чумазых чернокосых детей да
ходить в походы на богатые города иных стран...
     ‚есть  о  набеге  Ћлега  ђЯзанского  на Љоломну  возмутила  томительное
течение жизни маленького русского мирка. ЃоЯре  разных кнЯзей заездили  друг
ко другу, спорили, аж за грудки брались - как там и что? Ђ когда дошла весть
о походе московских ратей на ђЯзань и разгроме, учиненном  Ћлегом  ‚ладимиру
Ђндреичу, толковнЯ  не  утихала  несколько дней. ‚иноватили  многих,  кто  и
‘ерпуховского кнЯзЯ,  кто  и  самого  „митриЯ.  ‘порили  так,  что  на времЯ
забывалось, кто боЯрин, а кто простой кметь. •олопы, и те обрели голос.
     †енки срамили мужиков:  "‘идите тут!" ‘ловно бы те скрывались в Ћрде от
ратной службы.
     - ‘вибл виноват во всем! - кричал  €ван, забывшись  вконец (чести ради,
не  один  он  и виноватил маститого боЯрина), но тут  попало неловко  -  при
кнЯжиче сказал, да и иное добавил, мол, слушает „митрий боЯрина своего, идет
за  ним,  как овца за бараном,  а тому  -  землю за Ћкой забрать  любо,  а о
кнЯжесьви и думы нет. ‘вою корысть лишь блюдут! - варкнул дверью, а - нос к
носу - кнЯжич ‚асилий встречь.
     -  Љак ты  смеешь, смерд!  - с провизгом  аж, ломающимсЯ в басы голосом
выкрикнул ‚асилий. - Ќе тебе судить!
     ЋстоЯлсЯ  €ван  и,  темнеЯ  ликом, мгновением помолчав,  глухо и твердо
отверг:
     - ‘мею, кнЯже! Ќе ”едор ‘вибл, не сидел бы и ты в Ћрде!
     € полетело в раздрызг  все,  чему учила матерь, чего  добивалсЯ некогда
сам, словно бы и сам покатил с высокой горы:
     - ‘мею! Ђ ты, хоть и кнЯжич, сосунок еще несмыслен! € Я  таков же был в
твои-то  годы.  ‚одЯт тебЯ на паверзи, а  куда  приведут? •ан,  ‹итва, ”едор
‘вибл, - мало ли! Њихайло-кнЯзь уехал, тово! „олжон  помыслить  путем:  кому
надо держать тебЯ подале от Њосквы? Ѓатюшко-то здоров ли? Ђли как? € того не
ведашь?
     ‚асилий  смотрел  на  ратника  раскрывши рот.  Џоразило,  что кметь  (с
запозданием  вспомнил,  что зовут €ваном) говорил  без обиды,  хотЯ сурово и
зло.  ЋстерегаЯ,  но  уже  и  отрекаЯсь  как  бы  от службы  придворной,  и,
потрЯсенный ‚асилий, неведомо как длЯ себЯ самого, пробормотал:
     - ’ы прости, €ван, погорЯчилсЯ Я...
     €ван глЯнул,  раздул  ноздри, вскинул голову,  перемолчал  тугой клубок
внутри себЯ и сникающим голосом (тоже винилсЯ перед кнЯжичем) домолвил:
     - Џонимай, кнЯже, нас-то  много, а ты - один!  ЉнЯзЯ другого мы себе не
выберем! €наче  опЯть  резнЯ пойдет! Џо то и говорю! Ќе с обиды совсем...  €
все-то тебЯ берегут по то же... Ђ Я боюсь, держат тута нас неспроста!
     ђодитель, как отъезжали, был ли в добром здравии?
     - „оносЯт, в добром ныне... ‡адышлив токмо стал...
     - ’о-то!
     Ќовым холодом страха за отца повеЯло на ‚асилиЯ.
     -  џ мнил, - отводЯ  глаза  и весь заливаЯсь  темным  жарким  румЯнцем,
молвил  он, - что ты мне в службу набивалсЯ... ну... корысти  ради...  чинов
там, боЯрства, когда осильнею... Ђ ты...
     - € это  было! - подумавши,  с легкой грустью согласил  €ван.  -  Њатка
наказывала,  вишь, когда посылала в поход, "подружись тамо". Ќу  и все такое
прочее... „а,  не гожусь  Я, видно, в ‘виблы! - устало домолвил он. - Ђли  в
кого там  ищо! ‘ловом, не гожусь!  Ќынче и понЯл. ’ы уж  извинЯй, кнЯжич, на
правдивом слове! ‘лужить могу, а услужать - нет, не выходит етого у менЯ!
     „а и - скушно, тово!
     ‚асилий  слушал  кметЯ  удивленно,  сам  еще  не разбираЯсь в  той буре
чувств, которую разбередил в нем этот ладный молодой воин.  „а не впервые ли
и слыхал ‚асилий подобные слова? Џеред ним заискивали,  льстили, взглЯдывали
с прищуром,  когда и недобро, как ‘вибл, а  чтобы так вот... скушно,  мол, -
кажись,  никогда  и не было. €  невольно именно теперь, когда €ван отрекалсЯ
перед  ним  от  дальних материных замыслов,  ‚асилиЯ  остро потЯнуло к этому
чуток неуклюжему нравному  кметю.  ‘ердцем понЯл, что  да,  он, ‚асилий, еще
сосунок перед €ваном,  хоть  и  будущий великий кнЯзь! € сказать мечталось в
сей  миг что-нибудь  взрослое,  кнЯжеское, а -  не высказывалось ничего.  ’о
хмурил брови, то  улыбалсЯ он самому себе и молчал,  и только когда €ван, не
высказавши более слова, срЯдилсЯ покинуть горницу, вымолвил тихо вослед:
     - ’ы приходи! Ќе сержусь!
     €ван глЯнул, улыбнулсЯ криво, одной половиной лица, отмолвил:
     - Џриду! Људа ж денусь, кнЯже! ’ута мы все хошь не хошь  - как в  мешке
едином завЯзаны! - € вышел, не даваЯ ‚асилию больше возразить.
     Ђ кнЯжич еще долго сидел, передумываЯ и порою встрЯхиваЯ кудрЯми, точно
спорил  с самим собою,  чуЯ,  что  как раз теперь, отвергшись от искательств
служебных, прикипел ему к  сердцу нравный кметь... ’о ворчал про себЯ: "Ќу и
пусть!  ЌайдутсЯ!" „а не слагалось и то, ибо тотчас наплывало прозрением: да
найдутсЯ ли иные такие-то?

        ѓлава 3

     ‚стреча с €ваном возмутила в  ‚аське самые  глубины  души. ‚се  то, что
считал  давно  похороненным и  вспоминалось лишь так, в  грустную  минуту  -
роднаЯ семьЯ, родина, ђусь, - вновь властно  вступило в сознание и требовало
ответа: кто же он? € чего хочет? ‚от, и русскую молвь начал было позабывать!
Ќынче  доверили десЯток: заслужишь  - сделают сотником!  ‚ ’охтамышевой рати
русичу выслуживатьсЯ не просто, прошли  те времена, когда наших  в татарском
войске  было  навалом. Ђ €ван  словно все это  рукавом смахнул:  когда, мол,
домой? ‹утонЯ ждет...  ‹утоню он,  почитай,  и  не помнит! -  отроком  малым
зарывал в солому, хоронЯ от литвина... Ђ нынче мужик, дитЯми осыпан! Љак там
золовка еще поглЯдит?! Ќет! Ќету  у него доли в родимой земле! Ђ  €вану того
высказать так и не смог. —то не позволило?
     Ќынче и сам не понимал себЯ ‚аська!
     - ќй, лоб! Џереметы поправь!
     ’олстолобый  непроворый  ратник  Љерим  более  всего  хлопот  доставлЯл
‚аське. ’е-то два брата, ’улун и Ључак, проворые, их и подгонЯть не надобно,
к всЯкому делу  хороши.  Ѓука ленив, но зато стрелок  такой, каких поискать:
птицу  на  лету сбивает  без промаха. •ороши и те четверо  - Ђхмад, Љюлькан,
‘апар и џкуб, -  все из бывших  Њамаевых батуров. ‘ ѓолотой, беглым русичем,
верно, из рабов - пастухов, пришлось  повозитьсЯ:  сабли в  руках держать не
умел! ’олько по то и не выгнал из десЯтка, что свой, русич.
     €наче  -  куда пойдет? Ђ мальчишка, ѓолсан, тот только  и смотрит ему в
рот!
     Ќет,  добрый  десЯток  досталсЯ  ‚аське, неча  Ѓога  гневить!  ‘ Ѓогом,
кстати, тоже не все было  Ясно. „обро, в ’охтамышевой орде мало смотрели  на
то,  какой ты веры,  иначе ‚аське  плохо бы пришлось  с его  затертым медным
крестиком на груди... ‹учше было не  думать! ‘овсем  не  думать.  ‚о  всЯком
случае, до возвращениЯ из похода. €ли  уж думать,  чтобы сделатьсЯ сотником,
завести две-три  сотни баранов, табун  коней, юрту, жену,  нарожать таких же
вот черномазых парней от смуглой плосколицей татарки...  Ђ ђусь? Ђ ‹утонЯ  с
€ваном?
     Ќад  головою  текли,  точно  белорунное овечье  стадо,  легкие  далекие
облака, тЯнули к югу гусиные караваны, и рыжаЯ неоглЯднаЯ степь простиралась
окрест, насколько хватало глаз. ЂрмиЯ шла на •орезм.
     ’ак  ничего  и не решил  ‚аська.  ‚прочем, в походе  было не до дум,  у
редких колодцев случались  драки. ‚оду выпивали всю, до мокрого песка.  Љони
заметно спали с тела, как и  воины. Ћвечьи стада давно отстали от  войска, и
сейчас воины пили, почитай, один кумыс да жевали безвкусный сухой хурут.
     ‘отники  подгонЯли десЯтских,  те  -  простых  воинов: скорей  миновать
пески, не то подыметсЯ ветер или, того хуже, Љара-—улмус, вихрь, от которого
гибнут целые караваны!
     ‡акаты падали за окоем, меркла степь. ѓлухо топотали стреноженные кони.
‚аська спал в полуха, проверЯл сторожу: не заснула ли? ‘ам будил очередных -
хуже нет  к утру потерЯть  какого конЯ! ђугнув, длЯ порЯдку,  сторожу, вновь
заворачивалсЯ в конскую  попону, валилсЯ  на  землю,  раскинув вокруг аркан,
сплетенный из овечьей шерсти, от змей и Ядовитых пауков.
     ‘ухаЯ землЯ еще хранила дневное тепло, медленно остывала к  утру, когда
уже начинала пробирать дрожь.
     ‚  •орезм  вступали роскошною  позднею  осенью.  ѓлавные  силы  ушли на
“ргенч, они же потрошили сейчас отдельные поместьЯ  дехкан, разбросанные  по
краю пустыни. Ѓаловались, рубили на костры Яблоневые сады,  лень было топить
кизЯком, объедались дынЯми и виноградом. ‚аська маЯлсЯ животом. ‚ первые дни
объелсЯ сладкою  овощью. ‡абедно было отдавать приказаниЯ и  тут же бежать к
ближайшему дувалу,  развЯзываЯ  штаны. ‚прочем,  и многие степные воины,  не
навычные  к местной еде,  маЯлись тем  же. Љони вытаптывали пшеничные  полЯ.
Љоней тоже пробовали длЯ потехи кормить виноградом.
     Љмети входили в дома, срывали пестрые занавеси, сворачивали, не обращаЯ
вниманиЯ на хозЯев,  ковры и торочили  к седлам поводных коней, забирали  из
ниш  в толстых  глинЯных  стенах  луженую  медную  ковань,  чаши, узкогорлые
кувшины,  глинЯные  расписные  тарели  и   блюда.  †енщин  ловили  за  косы,
заваливали тут же,  на  серо-желтую  землю  под шатром из  виноградных  лоз.
“прЯмых избивали  плетью. ‚аське все это было внове и жутковато. Ћн с острым
волненьем оглЯдывал худых местных девок  в долгой оболочине своей, в красных
рубахах и портках, дивилсЯ посуде  и тому, что можно было брать что  угодно,
ни за что не платЯ. ‘ двумЯ-тремЯ из воинов своего десЯтка (по одному все же
опасались ходить) забредали на рынок захваченного селениЯ.
     Љмети хватали  дыни  из куч, наваленных  прЯмо  на земле,  били смаху о
деревЯнный прилавок  соседней лавки серебрЯных дел мастера,  давно и дочиста
ограбленной еще первыми ватагами ’охтамышевских воев, дынЯ лопалась с сочным
хрустом.  Њогол (’охтамышевы татары звали сами себЯ моголами) грЯзной пЯстью
выгребал середину  с  семечками, швырЯл  в  пыль,  обливаЯсь  соком, выжирал
сладкое нутро. Ќе доев, бросал прочь, ухватываЯ другую.
     †ители  скользили тенЯми,  вжимаЯсь в стены. ‘тарики с  долгими  белыми
бородами  немо  смотрели  на  все это  непотребство из-под морщинистых  век,
изредка смаргиваЯ. ђедко  у кого при  виде изнасилованной дочери  или внучки
искажались  черты  недвижного,  словно  из  твердого  карагача  вырезанного,
морщинистого лица, и редкие слезы падали тогда в горЯчую желтую пыль, буравЯ
в ней крохотные круглые Ямки. Ќи  криков, ни стонов... —то они тут, привыкли
к такому, что ли? Ќедоумевал ‚аська, представлЯЯ себе  такое же вот на ђуси,
и тогда ему становило жутковато и так нехорошо на душе,  что еда не лезла  в
рот - все эти пышные пшеничные лепешки, густаЯ наперченнаЯ лапша, обугленное
на костре мЯсо  местных  баранов...  Ќе так  же  ли  точно,  как они теперь,
грабили их дом литвины, убившие отца и уведшие в полон его самого с матерью?
     Ћн  и  сам польстилсЯ  на  местную девку,  тискал  ее  худенькие плечи,
стараЯсь  не  глЯдеть  в беззащитные,  широко  открытые  глаза.  „евчушка не
сопротивлЯлась  совсем, а  потом  долго сидела на корточках  рЯдом с  ним  и
что-то лопотала, заглЯдываЯ в глаза, пока ‚аська, густо сбрусвЯнев, не сунул
ей серебрЯный диргем  и не  прогнал прочь.  Ћна и это принЯла  как  должное,
спрЯтала монету за щеку и несколько раз оглЯдывалась, медленно уходЯ - вдруг
воин передумает и позовет? Џотом уж припустила бегом, подхватив рукою долгий
подол...
     „евками,  впрочем,  обзавелись  многие.  ЏолонЯнки,  надеЯсь  на лучшую
участь: вдруг не  продаст, а возьмет хотЯ младшею женой - хлопотливо  бегали
за водой,  разводили костры, пекли  в золе лепешки, что-то чинили и  штопали
воинам. €  все  принимали грабежи и насилиЯ как должное, словно иначе и быть
не  могло! ‚аська не ведал,  впрочем, что недавно •орезм подчинЯл  себе  сам
’имур и такое творитсЯ тут уже не впервые...
     € все равно было пакостно!  Џакостно видеть своих же кметей,  набравших
рабов и рабынь, пакостно встречать глаза стариков, пакостно смотреть на иную
заплаканную девчушку, на старух, не то старых женщин, с почерневшими от горЯ
лицами,  со  ртами, прикрытыми чадрой,  что  суетЯсь  подбирали  разбитое  и
рассыпанное  воинами добро  или  недвижно  сидели на земле,  прижимаЯ к себе
малышей и немо глЯдЯ на то, что творили на их глазах воины. € тогда поневоле
думалось  ему: "‚от мы пришли и  уйдем, а им доживать  до нового  урожаЯ,  и
чем-то засеивать полЯ, и что-то есть, и чем-то кормить детей..."  •отЯ и сам
грабил, собирал добро, да и как бы посмотрели воины на своего десЯтского, не
стань он делать того же, что и  они! Љак бы и сотник посмотрел, не получи он
свою  долю  добычи.  ЂрмиЯ в походе  живет грабежом.  ќто  знали  все, и все
принимали это как  должное. € все  армии,  во  всех  государствах тогдашнего
мира,  от  ЉитаЯ до земли франков,  поступали так же... Ђ пакостно  было все
равно!
     Џо улицам бродили  потерЯвшие хозЯев  ишаки,  изредка останавливаЯсь  и
начинаЯ оглушительно реветь.
     - ‚  “ргенч  бы попасть! -  толковали ополонившиесЯ  воины с завистью к
тем,  кто разорЯл сейчас столицу •орезма. - ’ам и золота,  и  серебра, всего
набрать мочно!
     „обыча ценилась  по  весу.  ‡олотые  или  серебрЯные диргемы можно было
запихать  в  поЯс,  серебрЯную  посуду  сунуть в  переметные  сумы, а ковры,
лопоть, тЯжелые расписные блюда  -  как увезти?  Џерекупщикам отдавали товар
почти задаром, лишь бы облегчить коней.
     ...‚се дальнейшее произошло столь быстро,  что ‚аська  лишь позднее, по
кускам восстанавливаЯ событиЯ,  сумел представить себе полную картину ихнего
разгрома.
     Џодвела  его  вера  в  непобедимость степной конницы.  Љогда показалась
неровнаЯ  череда  скачущих  гулЯмов ’имура,  он, собрав  четверых из  своего
десЯтка, тех, что случились рЯдом, засел за глинЯным дувалом и начал пускать
стрелу за  стрелою, надеЯсь на помощь сотника  и не догадав, что тот сам уже
ударил в бег, и воинов его десЯтка, приставших к сотне, увел  за собою... Ќе
ведал ‚аська  и того,  убил  ли  он  кого-нибудь. Ћдин из скачущих вроде  бы
пошатнулсЯ в седле.  …го очень  грамотно  окружили,  расстрелЯвши  его отрЯд
сзади, оттуда, где был пролом в стене.
     Ќеповоротливый  Љерим  был  убит  сразу. ’улун  с  Ључаком -  во  времЯ
бегства,  когда пытались перелезть  через стену. …го самого  и ѓолоту,  двух
русичей, опутали и свЯзали арканами, а затем тотчас развели  врозь, и ‚аська
осталсЯ один.
     ’олько  теперь  пришлось  ему  увидеть “ргенч! ’еперь мог  он  вдосталь
налюбоватьсЯ и  зубчатыми стенами, и  круглыми башнЯми  древнего  города,  и
желтыми  минаретами  в  кружеве  кирпичного  узорочьЯ,  уходЯщими  ввысь,  в
холодную  голубизну,  и   теремами  горожан   двух-и  трехэтажными,  кое-где
украшенными  цветными  изразцами  и  голубым, тоже  узорным куполом  главной
мечети... „а  не до того было! Ќе  евший с позавчерашнего днЯ,  с пересохшею
глоткой, об  одном  мечтал  он, как о несбыточном чуде,  когда его  в череде
свЯзанных арканом пленников вели  через город по  пыльной, пахнущей  мочой и
навозом улице, подталкиваЯ древками копий: о едином глотке воды! ЌапитьсЯ!
     •оть из  лужи,  хоть из копытного следа.  Џересохший рот горел, и когда
полонЯники  вышли  к  арыку,  в котором  плавали  отбросы,  мокла утонувшаЯ,
полуразложившаЯсЯ овца, то, невзираЯ за пинки и удары, все, гуртом, кинулись
в  воде, повалились ничью на  землю  (руки были свЯзаны за спиной) и,  свесЯ
головы,  захлебываЯсь,  начали лакать  по-собачьи, лишь  прикрываЯ  глаза  и
постанываЯ  от  боли, когда ’имуровы ратники,  осатанев,  лупили  их по  чем
поподЯ  нагайками  и  древками  копий. Љого-то  забили в  смерть, другой  от
слабости долго не мог встать, и его, поспорив друг  с другом, воины оттащили
прочь  и  прирезали, как овцу, тут же, на краю арыка,  так  что густаЯ кровь
потекла прЯмо в воду.
     Џолон снова  собрали,  выстроили  и  погнали  дальше,  к  арку, главной
крепости городской, где, отворив  низенькие решетчатые, под кованой решеткою
ворота, загнали в подземелье, вглубь, где им пришлось сползать  по  шесту  с
перекладинами  в глинЯную  темную  Яму-тюрьму зиндан, куда  часа  через  два
кинули, не разбираючи,  горсть  лепешек, и  пленники дрались над ними друг с
другом, звереЯ, грызлись зубами, выдираЯ куски скудной пищи у сотоварищей  и
рыча, как голодные псы.
     ‚ Яме держали  несколько дней. ‚онь,  лужи мочи и жидкого кала, слезы и
грЯзь.  ’ощих, дрожащих,  доставали  потом  по  одному,  определЯЯ  в добычу
воинам. ‘частлив  был тот,  кого хозЯева тут же перепродавали купцам.  €ных,
вызнаваЯ, что знатец какому ни на есть ремеслу, опЯть заковывали в колодки и
отводили в мастерские к огненному, кузнечному ли делу, гончарному или иному.
‘  полоном, видать, тут не церемонились  вовсе, народу, нагнанного из разных
земель, хватало  с избытком,  припасы были дороже: снедного пропитаниЯ никак
не хватало на всех, и потому жизнь человечьЯ не стоила ровно ничего.
     ‚аська тоже угодил в мастерскую, нелегкаЯ угораздила сказать, что умеет
выделывать стрелы!  ’еперь он сидел  с пакостной цепью на  ноге,  работал до
одурениЯ, чтобы к  вечеру получить кусок черствой  лепешки  да  кувшин воды.
ђедко  когда кинут  еще кусок  дыни,  пыльную кисть  ржавого  винограда  или
Яблоко.  •оду - только  до вонючего горшка, что раз в день выносила за порог
горбатаЯ старуха. € спали тут же, на  дерюжке, кишащей вшами. ‡а месЯцы, что
сидел тут, вкус мЯса и вовсе позабыл. “сох, поредели волосы, распухли десны,
и зубы  шатались  во  рту.  ‘лышал, толковали  в  мастерской, что  будто  на
рыночной площади выкликают ’охтамышев  полон, освобождаЯ  за выкуп...  „а до
рынка дойди  попробуй, когда с цепи, невзираЯ на все  мольбы, не спускают ни
на час!
     •озЯин зайдет,  постоит, выпЯтив  брюхо, поцокает, осматриваЯ  ‚аськины
стрелы,  покивает  чему-то  своему, на  все слова только  скажет:  "ђаботай,
работай!"  „аже  того, худо ли, хорошо  сработано, не  скажет.  “йдет, остро
глЯнув на того-другого из склонившихсЯ над своим рукоделием мастеров.
     ђЯдом с  рабами  трудились  и  вольные,  за  плату. ’е вечерами уходили
домой, и тогда  прикованные цепью  полонЯники  сползались  в  круг,  украдом
резались в зернь. …диножды проигравшему на глазах  у ‚аськи отрезали ухо,  и
тот, кого резали, только покрЯхтел да залепил рану горстью пыли.  ‹юди тут и
самих-то себЯ переставали жалеть!  €ногда хриплыми голосами, нестройно, выли
песню.
     ‚се больше приходили на ум мысли о конце...
     Ќа  счастье  ‚аськино  эмиру эмиров ’имуру занадобились воины. …диножды
хозЯин взошел в мастерскую с гостем, по обличью не из простых.
     Њелкостеганый   подбитый   верблюжьей  шерстью  чистый  халат,  золотой
тюбетей,  на небрежно  брошенной  через  плечо перевЯзи  - кинжал в  узорных
ножнах.  ‘ неохотою указываЯ на ‚аську,  сказал, видно, продолжаЯ начатую за
порогом  речь: "Љак же! €з  ’охтамышевых  ратных! ‚от тот, в углу,  на  цепи
сидит!
     Њастер добрый! - домолвил с сожалением (тут только и похвалил впервые!)
- ‘трелы-то великому джехангиру тоже нужны!"
     ѓость  усмехнулсЯ в бороду, пробормотал:  "Ќужны,  нужны..."  -  „ернул
‚аську  за  цепь,  заставлЯЯ   встать.  “зревши  светлые  глаза  полонЯника,
вопросил:
     - Ћтколе? ђусич? Ќашему повелителю хочешь служить?
     •отел ли ‚аська! —ерту служить, и то бы согласил враз!
     …го повели. ел на пьЯно подгибающихсЯ  ногах. ЃоЯлсЯ все, что  упадет,
боЯлсЯ,  что отведут назад,  в  вонючую  мастерскую. ’огда  -  конец!  ’огда
удавлюсь!  - решил ‚аська. Ќо  бородач в красивом халате только посмеивалсЯ,
глЯдЯ, как ковылЯет ‚аська, отчаЯнно стараЯсь не упасть. ‚идал и не такое!
     € ползали уже, да выставали, и добрые становились воины...
     Џервый раз, когда, вымытый в кирпичной бане, где его намазывали глиной,
заставлЯЯ  соскребать  застарелую  грЯзь  вместе  с  насекомыми,  побрили  и
выпарили,  переодетый  в чистые  порты  и  штопаный, но тоже  чистый  халат,
получивший нож и короткое копье,  ‚аська уселсЯ с  гулЯмами у котла с жирной
шурпой,  его аж  затрЯсло,  не чаЯл  и ложку донести до  рта.  …л обжигаЯсь,
плача, ел. ‚ какой-то миг один из воинов за шиворот начал оттаскивать его от
котла. ‚аська рычал, рвалсЯ.
     - Џогинешь! ѓлинЯнаЯ башка! ‘ голодухи-то!
     Ќочью резало живот, тихо стонал, перекатываЯсь по земи. Ћбошлось.
     ‚перед уже так не кидалсЯ на пищу.
     ‘пустЯ времЯ заметил, что местные жители мЯса-то почти и не едЯт!
     ЊЯсом кормили воинов да еще мастеров на тЯжелых работах. ‘казывали, что
’имур, когда возводили  большую мечеть  в ‘амарканде,  велел землекопам, что
рыли рвы под фундамент длЯ стен, прЯмо в Ямы кидать куски вареного мЯса.
     Љак псам, прости ѓосподи! ‚прочем, сидЯ в давешней мастерской, ‚аська и
сам бы на лету ухватил подобный кусок...
     ‚оины толковали о своем, ворчали, что не посылают в Њазандеран.
     - Ћттоле все с прибытком! Ђ нам стоЯть тут, пустую степь стеречь!
     Ќа ‚аську поглЯдывали в такую пору  почти с ненавистью, вроде бы  из-за
таких, как он, вчерашних пленников, прочие лишены доброй добычи.
     „жехангира, эмира эмиров, ‚аська не видел ни разу, и в ‘амарканде,  где
по приказу ’имура согнанные со всего  мира мастера возводили узорные мечети,
медресе, усыпальницы и дворцы, ни разу не побывал. Ћ ’имуре, впрочем, гулЯмы
толковали уважительно и со страхом. ‘казывали, как  он  приказал в  €сфагане
сложить  башню  из живых людей,  переслаиваЯ человечьи тела  глиной, как  он
дважды брал •орезм, как  подчинил •орассан и всю Џерсию, как десЯтками тысЯч
гнали полон  из €ндии,  ‘еистона,  Љарти  и ђумийской земли,  как бесстрашен
джехангир в бою, как казнит взЯточников-вельмож  у себЯ в  ‘амарканде. ’ак и
не  решил  длЯ себЯ  ‚аська:  какой  же  он,  владыка  Њавераннахра  и  всех
окрестных, на тысЯчи поприщ, земель?  ѓоры  трупов и медресе, училища ихние,
холмы отрубленных голов и  беседы с мудрецами, со слагателЯми песен, которым
дозволЯлось  даже дерзить повелителю, как посмел •афиз,  в одной своей песне
будто бы  отдавший за  родинку  милой ‘амарканд с  Ѓухарою,  главные  города
’имуровы.  ‚ песне отдавал! ‘ам-то  ЯвилсЯ к  ’имуру в  одном  рваном халате
своем. ’о-то можно и пощадить было,  такого-то казнить, велика ли корысть? -
заключил длЯ себЯ ‚аська.  Ђ башнЯ  из живых людей, мучительно умиравших под
тЯжестью  глины  и  чужих  тел,  даже ночью  приснилась.  Ѓудто  его  самого
замуровали в такую: одна  голова наружу, и не  крикнуть, все нутро сдавлено,
воздуху не набрать в грудь!
     Њногого  насмотретьсЯ  пришлось,  пока нес ’имурову службу!  Љак-то  на
главной площади  “ргенча  казнили  вора. (ѓулЯмы  как  раз  оттеснЯли толпу,
сбежавшуюсЯ поглЯдеть на казнь.) ‚ору, раскрыв рот и запрокинув голову, лили
тузлук в глотку.  ’ать, вытаращиваЯ кровавые  белки  глаз, судорожно глотал,
дергаЯсь в  руках  катов. ѓулЯмы  безразлично  глЯдели,  как  надуваетсЯ под
халатом живот жертвы.
     - „а,  что  ж...  умрет?  -  ‚аська  решилсЯ  спросить, ибо сам, вживе,
представил  себе, что это ему  в глотку  льют крепкий соленый раствор и там,
внутри, начинает нестерпимо  жечь. ‚оин, к которому обратилсЯ ‚аська, стоЯл,
опершись на копье. ‘мачно сплюнул в пыль и процедил сквозь зубы:
     - Ќе! ЋставЯт  в живых... ‘ейчас сало  в  рот  лить будут!  Ќу, а  коли
второй раз украдет, ну, там уж без сала... Ѓрюхо разъест - и с концом!
     Љазнимому,  и  верно,  чуть  погодЯ стали  лить  в глотку  растопленное
баранье сало. …го долго рвало потом. †ижа текла изо рта и ноздрей.
     Ќаказанного  оставили лежать  на площади,  и зрители начали  потихоньку
разбредатьсЯ,   утратив   интерес  к   полуживому   человеческому  существу,
продолжавшему, лежа  в  пыли,  боротьсЯ  со  смертью. ѓулЯмов увели  тоже, и
‚аська  так и не ведал:  оклемалсЯ ли  тать? ‚стал ли? €ли  все-таки умер на
глазах утратившей к нему интерес уличной толпы?
     ‚  конце концов  старослужащие  гулЯмы  сумели,  верно,  избавитьсЯ  от
новичков вроде ‚аськи. ‚есь боевой кул ушел к ‘амарканду, а недавно взЯтых в
армию  полонЯников  оставили и,  сведЯ  в  особые  части,  послали  охранЯть
„жайхун.
     ‘тража стоЯла тут у всех перевозов и переправ. „жехангир строго повелел
пропускать путников только  в одну, самарканд