и  обнаруживаютсЯ  как драгоценные возможности  несовременного  типа,
которые могут  показать нам бытие человека в его незаменимости, однако почти
ко  всем предъЯвлЯетсЯ неумолимое требование: работать  на  предприЯтии  или
погибнуть. ‚опрос состоит в том, как жить.
     ‘облазнЯет  двоЯкаЯ  <i>возможность  просто  противопоставить  себЯ  миру.</i>
Ћднако действительно пойти на это может лишь тот, кто сам приговаривает себЯ
к  крушению   всЯкого  существованиЯ.  …сли   же   он  пытаетсЯ,   используЯ
благополучную экономическую ситуацию, обособитьсЯ от мира и сохранить полную
независимость, то погрузитсЯ в пустоту, в которой все-таки останетсЯ в плену
у  мира; он терЯет истину в  бегстве из мира,  от которого он, порицаЯ  его,
уходит, чтобы в своем отрицании все-таки остатьсЯ бытием.
     <i>„ействительность</i>   мира   <i>невозможно  игнорировать.</i>  Ћщутить  суровость
действительности   -  единственный   путь,  который  ведет   к   себе.  Ѓыть
действительным в мире, даже если поставленной  цели  достигнуть  невозможно,
остаетсЯ условием  собственного  существованиЯ.  Џоэтому этос  заключаетсЯ в
том, чтобы жить  вместе  с  другими  внутри аппарата  власти, не  даваЯ  ему
поглотить  себЯ.  ‡начение  предприЯтиЯ,  при  ограниченности   необходимым,
состоит в том, чтобы,  обеспечиваЯ  жизнь  всех, одновременно служить сферой
деЯтельности отдельного  человека;  он  делает  то,  что  делают  все, и это
создает длЯ каждого  возможность существованиЯ.  Ћднако  этос  такой  работы
включает в себЯ страх перед самобытием.
     „еградациЯ сферы труда в нечто относительное как будто убивает  желание
приложить  свою  силу;  однако экзистенциЯ  человека  в  том,  чтобы  суметь
выдержать  это  отрезвление,  не  терЯЯ воли  к  деЯтельности. €бо самобытие
возможно лишь в напрЯжении,  которое, вместо  того чтобы  просто сопоставить
две  сферы  жизни, пытаетсЯ исходЯ  из одной выразить другую,  не  утверждаЯ
возможность   общезначимого  образа   единениЯ   в   качестве   единственной
возможности правильной жизни длЯ всех. ќто - как бы жизнь на крутой вершине,
с  которой   Я  сорвусь  либо  в   сферу   предприЯтиЯ,   либо  в   лишенное
действительности существование вблизи от него.
     <i>‘мысл   вступлениЯ  в  мир</i>  становитсЯ  <i>содержанием   философствованиЯ.</i>
”илософиЯ не ЯвлЯетсЯ средством, еще менее того - волшебным средством, она -
сознание  в  осуществлении.  ”илософствование  -  это мышление,  посредством
которого  или  в качестве которого Я  деЯтелен в качестве самого  себЯ.  Ћно
ЯвлЯет собой не объективную значимость знаниЯ, а сознание бытиЯ в мире.
<b>’ехнический суверенитет, изначальное желание знать, безусловные свЯзи.</b>
     ‚ступление  самобытиЯ  в его  мир  можно  наблюдать  в  рЯде  возможных
направлений.  Џуть ведет от технического через изначальное  желание  знать к
безусловным свЯзЯм.
<ol type=1> <li>ЏовседневнаЯ  сложность технического мира ставит передо мной
требование   владеть  ею  в   доступной   мне  сфере.   Ћтношение  к   вещам
преобразилось;  отодвинутые вдаль,  они превращаютсЯ в  своем  безразличии в
заменЯемую   функцию.  ’ехника   отделила   человека  от   <i>непосредственного
присутствиЯ.</i> ЌоваЯ задача заключаетсЯ в том,  чтобы посредством технического
осуществлениЯ вновь  достигнуть непосредственного  присутствиЯ человеческого
бытиЯ  во всех вещах мира; новые  предпосылки возросших  возможностей должны
быть  принуждены  служить нам. ђационализациЯ жизненных  средств  вплоть  до
делениЯ  времени  и экономии  сил должна  внутренне  восстановить  в  каждом
возможность полностью  присутствовать: в размышлении, в ожидании созреваниЯ,
в  действительной   близости  к  вещам,   которые  принадлежат   ему.  ЌоваЯ
возможность заключена не  просто во  внешне уверенных  действиЯх  в  области
целесообразно машинного осуществлениЯ материальных условий существованиЯ, но
в свободе, превосходЯщей все материальные вещи.
     ’ам,  где  <i>завоевываетсЯ</i>  техника,  энтузиазм  человека  проЯвлЯетсЯ  в
открытиЯх,  превращающих его в инициатора изменениЯ мира,  как бы во второго
строителЯ  мира;   это  -   привилегиЯ  тех,  кто   прорываетсЯ  к   границе
достигнутого.
     ’ам,  где  <i>используетсЯ</i>  техника,  уместно  спокойствие  в  ограничении
необходимым,   строжайшаЯ  экономиЯ  времени,   отсутствие   спешки  и   без
расточительства. Џри  оглушающей  сложности  технической сферы тем не  менее
становитсЯ  возможным неповторимый  покой существованиЯ,  господствующий над
внешними условиЯми жизни и  собственной жизненной  телесностью. ‘  легкостью
достигнутое,   воспринЯтое   с  детства  послушание  законам,   регулирующим
общественные функции, создает свободную сферу и длЯ самобытиЯ.
     ’ехнический  мир как будто  уничтожает  <i>природу.</i> ђаздаютсЯ сетованиЯ на
то, что существование становитсЯ далеким от природы. Ћднако техника, котораЯ
вынуждена на своем пути смиритьсЯ с безобразием и  отдаленностью от природы,
могла  бы в конечном счете  создать возможность более <i>интенсивного подхода к
природе.</i>  ‘овременный  человек способен по-новому  осознать солнце  и стихию
мира.  ’ехника  создает  предпосылки  длЯ  того,  чтобы  жить  в целостности
географического  мира, в обширном пространстве  света и воздуха и всех видов
их  ЯвлениЯ. Џо  мере того как все становитсЯ  близким и достижимым,  родина
расширЯетсЯ.  €з  этого завоеваниЯ  природы  вырастает подлиннаЯ радость  от
близости нетронутой природы, которую Я  в одиночестве воспринимаю и открываю
в  чувственной  близости посредством  деЯтельности в ней  моего тела. ’олько
расширЯЯ эту возможность открытиЯ в  моем  непосредственном  окружении  и не
освобождаЯсь от  почвы,  вернее, пользуЯсь  этим  освобождением  просто  как
техническим средством приблизить ко  мне эту почву, Я могу не только увидеть
в искусственно созданных возможностЯх шифры природы, но и глубже  проникнуть
в них.
     ‘  технизацией мира мы вступили на путь, по которому надлежит следовать
дальше.   Џовернуть   вспЯть   означало  бы   затруднить  существование   до
невозможности.  Џорицание  не  поможет,  необходимо преодоление.  „лЯ  этого
техника должна быть чем-то само собой разумеющимсЯ, которое в своем действии
находитсЯ едва ли не вне сферы пристального вниманиЯ. Ќеобходимости в каждой
деЯтельности  созданиЯ  длЯ  большего  успеха  технической   основы  следует
противопоставить <i>доведенное до несомненности сознаниЯ того, что  не подлежит
механизации.</i> ЂбсолютизациЯ техники была бы уничтожающей длЯ самобытиЯ; в нем
каждое чувство свершениЯ должно быть проникнуто другим чувством.
</li>
<li>’ехническое обеспечение существованиЯ  требует знаниЯ лишь применительно
к  цели, длЯ которой  оно используетсЯ. ‘амобытие же  в знании есть  лишь  в
<i>изначальном  волении знаниЯ.</i> …сли последним масштабом знаниЯ становитсЯ  его
пригодность, то  Я в нем отрекаюсь от  себЯ. …сли  же знание остаетсЯ просто
Ясностью, то Я обретаю в нем самосознание.
     Џрактически  пригодное знание возможно только как результат  подлинного
знаниЯ,  которое  внутренне  разъединЯетсЯ  и  обнаруживает  мир  необходимо
значимого  и действительного  как нечто особенное.  Џоэтому и в  техническом
существовании решительное  понимание  способа  знаниЯ  вызывает доверие лишь
там, где есть самобытие, проводЯщее границы. ’ам, где это рушитсЯ, возникает
лишь  смешение познанного  и воображаемого. Ђбсолютизированное,  рационально
принуждающее  знание  как  бы  технизирует  все  бытие;  в  непонимании  оно
предоставлЯет свободу научному суеверию, а затем и всЯкому  суеверию. ‚ этом
случае человек не может  ни  с  достоверностью познавать,  ни быть  подлинно
самим собой, ибо ему доступно  либо  то  и другое  в  одном,  либо ни то, ни
другое. Ќауку постигает лишь тот, кто изначально есть он сам.
     Ѓудущее находитсЯ  там,  где сохранЯетсЯ  напрЯженное  единство методов
знаниЯ,  где  специальное  знание  пронизано  бытием,  а  философствование -
особенностью  мира. ’огда  самобытие - высший орган знаниЯ, которое, правда,
видит  лишь в той мере, в какой оно наполнено миром, и только  в том случае,
если   оно  само   остаетсЯ  в  настоЯщем.  †изнь  становитсЯ   одновременно
ответственностью  удостоверившегосЯ в бытии  человека и подобна эксперименту
познающего. ’о, что человек совершает, исследуЯ, планируЯ и строЯ, ЯвлЯетсЯ,
если  видеть  перед  собой целое, путем, на котором  он посредством  попыток
находит свою судьбу как способ своей уверенности в бытии.
</li>
<li>  <i>Ћднако  жизнь  как  существование,</i>  которое  проходит  в течение  сумм
мгновений, а затем прекращаетсЯ, <i>не имеет  судьбы;</i>  времЯ  длЯ него лишь рЯд
моментов, воспоминание безразлично,  настоЯщее  лишено будущего  -  оно лишь
мгновенное  наслаждение  существованием   или  помеха  ему.  <i>‘удьбу</i>  человек
обретает только <i>посредством свЯзей,</i> не  принудительных,  охватывающих его  в
его  бессилии  как  чуждые, а в принЯтых  им,  которые становЯтсЯ  длЯ  него
собственными.  Ћни  держат  его  существование  в  единстве,  чтобы  оно  не
распадалось тем или иным образом, а стало бы действительностью его возможной
экзистенции.  ’огда  воспоминание  открывает  перед  ним  свою  неизгладимую
основу, а  будущее -  пространство,  из  недр которого  вырастает требование
ответственности за его нынешние действиЯ.  †изнь становитсЯ неопределимой  в
своей  целостности.  ‚ ней содержитсЯ возраст  человека, его  осуществление,
зрелость,  возможность. ‘амобытие есть жизнь, котораЯ хочет стать целостной,
причем только посредством значимой длЯ нее свЯзи.
     ‚ отрыве  от исторических свЯзей,  в  превращении в толпу любым образом
взаимозаменЯемых  индивидов,  выполнЯющих определенные функции  в  аппарате,
действует тенденциЯ разложить  человека  на короткие перспективы настоЯщего.
’огда  свЯзь относительна; ее можно разорвать,  она всегда лишь  временна, и
безусловность  всегда  воспринимаетсЯ  как  не   имеющаЯ  отношениЯ  к  делу
патетика;  в  такой  деловитости вырастает  сознание  хаоса. Џоэтому сегоднЯ
взывают к <i>новым свЯзЯм,</i> к авторитету и церковной религиозности. Ћднако, если
времЯ и способно производить все, подлинные свЯзи сделаны быть не могут; они
свободно создаютсЯ человеком в сообществе. …сли призыв к установлению свЯзей
сведетсЯ лишь к  требованию  создать  искусственный порЯдок,  основанный  на
послушании  авторитетам  и сформулированному закону, то это <i>уведет в сторону
от подлинной задачи</i> и наступит то, что делает безусловность невозможной, что
освобождает от свободы, парализуЯ ее. Џеред человеком стоит возможность либо
успокоитьсЯ,  забыть  о  своем  существовании,  возвращаЯсь  к  авторитарным
формам,  освЯщающим  аппарат  обеспечениЯ,   либо   обратитьсЯ   в  качестве
единичного  к  той  точке своей  основы,  исходЯ  из  которой  существование
определЯет некаЯ исключающаЯ безусловность.
     €стинным  может  остатьсЯ  в мире  только  тот,  кто  живет, исходЯ  из
позитивного, которое он  в  каждом  данном  случае обретает  лишь  благодарЯ
свЯзи.  Џоэтому  возмущение  против  внешних  свЯзей   в  качестве  простого
отрицаниЯ   неистинно;  оно  завершаетсЯ   внутренним  хаосом  и  продолжает
существовать, когда предмета возмущениЯ  уже давно  нет; возмущение  истинно
только как борьба свободы за свое пространство,  черпающей свое право только
из силы, <i>посредством которой она свЯзывает самое себЯ.</i>
</li> </ol>
     <b>Џогружение  в  историю.</b>   ’олько  тот,  кто  свободно  свЯзывает  себЯ,
застрахован от того, чтобы в отчаЯнии возмутитьсЯ  самим собой. ЌевыполнимаЯ
и все-таки единственнаЯ  задача,  котораЯ остаетсЯ еще сегоднЯшнему человеку
как человеку, состоит в следующем: найти перед лицом ничто, на свой страх  и
риск, исходЯ  из  своих истоков, путь,  на  котором  жизнь, невзираЯ  на всю
рассеЯнность  в  беспокойном  метании, станет  целостностью. Љак во  времена
мифических героев, все теперь как бы зависит от отдельного человека.
     ‚се дело в том, чтобы человек погрузилсЯ с человеком в мир исторической
конкретности  и в своей универсальной утрате родины  фактически обрел новую,
другую родину. <i>„истанцирование</i> от мира дает ему свободу,  <i>погружение</i> в мир -
его   бытие.   „истанцирование   не   может   быть   совершено   посредством
интеллектуальной абстракции, но лишь в одновременном соприкосновении со всей
действительностью;  погружение  -  незримый  акт,  его  не   превозносЯт,  а
совершают  в  тихой  безусловности.  „истанцирование  мира  дает  внутреннее
благородство; погружение в мир  пробуждает человечность и самобытие.  Џервое
требует самодисциплины, второе есть любовь.
     Џогружение  в  историю,  в  качестве  которого  безусловность возможной
экзистенции  может привести себЯ с  помощью свЯзи к себе, не совершаетсЯ  по
предписанию; о нем  можно говорить,  лишь апеллируЯ  к нему. Ћно может  быть
достигнуто  как <i>сила почитаниЯ, как концентрациЯ в  профессиональном  труде,
как исключительность в эротической любви.</i>
     <i>‘ила  почитаниЯ,</i>  взираЯ на  исторические образы человеческого величиЯ,
твердо  исходит  из того,  чт`о человек есть и на что  он способен.  Ћна  не
допускает, чтобы увиденное ею было разрушено. Ћна верна тому, что в качестве
традиции воздействовало  на ее самостановление, обращаетсЯ  к тому,  из чего
проросло  ее  бытие, к  особенным  людЯм, под  влиЯнием  которых  она обрела
сознание, и сохранЯет  пиетет, от которого никогда не отказываетсЯ.  „лЯ нее
воспоминание в качестве абсолютного требованиЯ сохранЯет в настоЯщем то, что
уже  лишено действительности в мире. …сли  же индивид почти всегда встречает
на своем пути тех, кто лишен содержаниЯ и ранга, если одно его разочарование
сменЯетсЯ  другим,  то  мера  его  собственной сущности  проЯвлЯетсЯ в  том,
насколько он может  проникнуть  вглубь, по рассеЯнным искрам истинного найти
свой путь и обрести уверенность там, где человек действительно есть.
     <i>ђабота,</i>  совершаемаЯ день  за  днем, если в ней нет ничего,  кроме этой
рутины,  сразу же после  ее окончаниЯ погружаетсЯ  в бездну забвениЯ. Ћднако
она становитсЯ Явлением самобытиЯ, если оно активно и длительно преследует в
ней смысл, который вырастает в трудЯщемсЯ как <i>концентрациЯ непрерывности его
воли  к  труду</i>  в сознании его определенной направленности.  …сли человек не
может  избежать  безработицы или случайного использованиЯ  его рабочей  силы
вследствие   обстоЯтельств,   которые  он   вынужден   выносить,   внутренне
возмущаЯсь, то мерой  его собственной сущности все-таки остаетсЯ то, в какой
степени он даже в этой крайней нужде способен посредством своей деЯтельности
ощутить близость к вещам, остаетсЯ та истина, которую  осуществить  трудно и
никогда не следует требовать  от других:  хотЯ  Я и наковальнЯ, мне надлежит
совершить в качестве молота то, что Я должен выстрадать.
     <i>€сключительность  в половой любви</i> свЯзывает  двух  людей без каких-либо
условий  на  все будущее  времЯ.  Ћна  без  всЯкого обоснованиЯ  коренитсЯ в
решении, которое свЯзало самость верностью в то мгновение, когда она  пришла
к себе посредством другого. ЌегативнаЯ сторона - отказ от полигамной эротики
- есть следствие  позитивного, которое в качестве любви истинно  лишь тогда,
когда охватывает всю жизнь; негативное требование -  не растрачивать себЯ  -
следствие бескомпромиссной готовности возможного самобытиЯ  в этой верности.
Ѓез строгости в эротике нет  самобытиЯ;  человеческое  отношение  к  эротике
возможно  только  в исключительности безусловной свЯзи. …сли  же  требование
эротического удовлетворениЯ находит свое выражение в чарах следующих друг за
другом счастливых переживаний  индивида,  то мерой  собственно  человеческой
сущности остаетсЯ власть, господствующаЯ над  этими чарами  и не  признающаЯ
непобедимыми требованиЯ природы.
     Џочитание подобно  основе  самобытиЯ,  активнаЯ  деЯтельность  в  своей
профессии - его  возможнаЯ действительность  в мире,  все исключающаЯ любовь
одного  человека или безусловнаЯ  готовность  к  ней  - истина его души, без
которой в ней царит непреодолимаЯ грубость.
     ‚ каждой безусловности человек становитсЯ как бы <i>неестественным</i> в своей
<i>жесткости</i>  по  отношению  к  себе;  ибо  подлинность  бытиЯ  в  исторической
неповторимости свЯзана с  необоснованным стремлением не допускать, <i>не желать</i>
и  сдерживатьсЯ. Џуть человека, некогда  определЯемый  принуждением  и силой
всеобщих авторитетов, теперь же возложенной  на него самого в  качестве  его
ответственности свободой,  свЯзан  с <i>насилием</i>  по  отношению к  самому себе,
пафос которого  создаетсЯ  возможностью подлинного  выполнениЯ  поставленной
задачи.
     ќта свобода в историческом погружении, безусловнаЯ по отношению к самой
себе, в  действительном существовании  масс свЯзана с сохранением авторитета
духовных сил.  Џротивоположность свободы  и авторитета  по  своему характеру
такова, что  друг без друга они потерЯли бы  сами себЯ; свобода превратилась
бы  в  хаос,  авторитет  -  в  деспотию.  Џоэтому  самобытие  хочет  наличиЯ
консервативных сил, в противоположность которым оно только и должно прийти к
себе как единичное.  Ћно принимает традицию,  котораЯ прочно сохранЯетсЯ  во
всей  духовной  жизни  только в  авторитетах.  ЌесмотрЯ  на то  что  церковь
совершенно не  заинтересована  в свободе, она служит  условием существованиЯ
возникающей свободы.  Ћна сохранЯет духовное содержание во всем  его объеме,
понимание  неумолимости, относЯщейсЯ к  трансцендентности  действительности,
глубину  требований  к  человеку.  ‘амой  страшной  опасностью  было  бы  ее
незаметное подпадение под власть  массового аппарата  при молчаливом союзе с
неверием и  тем самым утрата  того, что в  ней постоЯнно становилось истоком
свободы.
     <b>Ѓлагородство  человека.</b> ‚опрос, возможно  ли  еще достоинство человека,
идентичен  вопросу,  возможно ли еще  благородство. ‚ настоЯщее  времЯ  речь
<i>больше не может</i> идти об аристократии как о <i>господстве меньшинства</i> в качестве
<i>наследственно  привилегированного  слоЯ,</i>  возвысившегосЯ  над толпой  в силу
своей  власти,  имущества,  воспитаниЯ  и   осуществленного  в   нем  идеала
образованности, -  того  слоЯ,  который  считает  себЯ  и считаетсЯ  другими
сообществом лучших. ЂристократиЯ  редко могла длительное времЯ действительно
быть  господством  лучших. …сли  аристократиЯ как социальный  слой  временно
принадлежала  к  числу  самых  значительных  Явлений,  то  очень  скоро  она
превратилась в господство меньшинства,  которое, само ЯвлЯЯсь массой, обрело
типичные черты  таковой;  принЯтие решений большинством, ненависть к каждому
выделЯющемусЯ  в толпе индивиду, требование равенства, беспощаднаЯ  изолЯциЯ
каждой   особенности,  непредставительной  длЯ   всех,  преследование  всего
выдающегосЯ.  ЂристократиЯ, как  господство меньшинства  в  качестве  массы,
заимствует доступные  всем ее  членам исключительные качества как социальные
суррогаты действительного благородства человеческой экзистенции. ’о, что она
в  рЯде  случаев  создавала неповторимый  духовный мир, было  следствием  ее
происхождениЯ  из  подлинно  благородного  социального  слоЯ  и  постоЯнного
самовоспитаниЯ.
     € впредь могут поЯвлЯтьсЯ, вероЯтно, могущественные социальные слои, но
они будут варварскими. <i>Џроблема</i>  человеческого благородства состоит теперь в
<i>спасении воздействиЯ наилучших, число которых невелико.</i>
     Ћднако эта аристократиЯ не может держатьсЯ <i>в стороне от  мира,</i> заполнЯЯ
личную  жизнь  романтической  любовью  к  прошлому.  …сли  она  не  войдет в
сознательном волении  в условиЯ существованиЯ своего времени, с которыми она
фактически свЯзана, она составит лишь искусственные группы с необоснованными
притЯзаниЯми.
     ‹учшие  представители  благородства  внутри человеческого  бытиЯ  -  не
наиболее <i>талантливые,</i> которых можно было  бы выделить, не  <i>типы рас,</i> которые
можно  установить  антропологически,  даже  не  <i>гениальные  люди,</i>  создающие
выдающиесЯ произведениЯ, то среди них всех те люди, которые ЯвлЯютсЯ  самими
собой, в отличие от тех,  кто ощущают в  себе лишь пустоту, ничто не считают
своим, бегут от самих себЯ.
     ‘егоднЯ начинаетсЯ  <i>последний поход  против благородства.</i> Ћн ведетсЯ не
на  политическом или социальном уровне, а в самих дyшax  людей. ‘ледовало бы
повернуть  <i>вспЯть</i> то развитие,  которое считают сущностью  нового, но теперь
уже  прошедшего  времени,  - <i>раскрытие личности.</i> ‘ерьезность  проблемы,  как
позаботитьсЯ  о  человеке массы, который не желает внутренней независимости,
ведет к  восстанию  в  каждом  из нас  экзистенциального  плебейства  против
самобытиЯ, требуемого от  нас божеством в  его  таинственности. ‚озможность,
которую человек  завоевывает в  ходе своей судьбы, может быть в конце концов
уничтожена.  €нстинкты  людей  массы вновь, как  уже не  раз, и опаснее, чем
когда-либо,    объединЯютсЯ   с    церковно-религиозными   и   политическими
абсолютистскими инстинктами,  чтобы  освЯтить  универсальное нивелирование в
существовании массы.
     €менно   это  <i>восстание</i>  направлено  <i>против   подлинного   благородства</i>
человека.  Џрежние  политические  восстаниЯ могли  оказатьсЯ  успешными,  не
разрушаЯ его;  это  же, если бы  оно удалось, уничтожило бы самого человека.
€бо не только последние века, но все историческое времЯ, начинаЯ с иудейских
пророков и  греческих философов, превратило бытие человека в то, что затем в
новое  времЯ  стали  называть  личностью. Ћднако по-разному  именуемое,  оно
объективно  недоступно,  всегда  остаетсЯ  единственным, ничем не  заменимым
способом самобытиЯ.
     <b>‘олидарность.</b> Љогда  люди  перемешиваютсЯ, как пыль, действительность в
ее  достоверности  встречаетсЯ  лишь  там, где  друзьЯ  ЯвлЯютсЯ  подлинными
друзьЯми в фактической коммуникации  их  открытости и солидарности, в личной
верности.
     Ћт  одиночества  спасает  не  мир,  а самобытие, устанавливающее  свЯзь
одного человека с другим. ќто  <i>единство обладающих самобытием</i> есть невидимаЯ
действительность  существенного. Џоскольку объективного  критериЯ  надежного
самобытиЯ  не существует,  оно не  могло  быть  объединено в группы  власти.
"’реста порЯдочных людей", как принЯто было говорить, не  существует. ‚ этом
их  слабость, сила  их может сохранЯтьсЯ только в невидимости. ‘уществует не
фиксированнаЯ  в   договорах   свЯзь,   более   сильнаЯ,  чем  национальное,
государственное,  партийное и  социальное  сообщество,  чем  раса. ќта свЯзь
непосредственно незаметна и проЯвлЯетсЯ лишь в своих следствиЯх.
     ЏодобнаЯ <i>близость обладающих самобытием людей -</i> лучшее,  что может быть
нам даровано сегоднЯ. ќти  люди служат  друг другу гарантией того, что бытие
есть.  ‚ миру это те, кто менЯ волновал как  действительность, кто оставалсЯ
во мне,  приводил менЯ к самому себе, а  не те, кто проходил мимо,  с кем  Я
просто  общалсЯ. “ нас больше нет пантеона, им служит нам памЯть об истинных
людЯх,  которым  мы обЯзаны тем, что стали  такими,  как  мы  есть.  ‚лиЯние
известных из  истории великих людей становитсЯ длЯ нас решающим не сразу, но
лишь  в  той степени, в какой они как  бы вновь  узнаютсЯ в тех, кто был нам
действителен  в качестве живых.  Ћни пребывают длЯ  нас как  бы в  уверенном
знании их близости, остаютсЯ  без  притЯзаний вовне,  без обожествлениЯ, без
пропаганды.  Ћни  не  встречаютсЯ  среди того,  что  открыто  публичности  и
значимости, и тем не менее именно они определЯют правильное движение вещей.
     ‚ изолированном существе подлинного благородства быть не может. Ћно - в
свЯзанности   самобытных   людей,  которые   верны  обЯзательству  постоЯнно
интересоватьсЯ друг другом, помогать  друг  другу, когда они встречаютсЯ,  и
быть  готовым  к  коммуникации,  ожидаЯ  ее,  не  проЯвлЯЯ  навЯзчивости. Ќе
сговариваЯсь, они  сохранЯют  взаимную  верность,  более непоколебимую,  чем
основанную на договоре. ’акаЯ солидарность распространЯетсЯ и на врага, если
одно  самобытие подлинно противостоит другому.  ’огда осуществлЯетсЯ то, что
могло   бы  быть  в  политических   партиЯх,  невзираЯ   на   все  различиЯ,
солидарностью  лучших их членов,  котораЯ  ощущаетсЯ,  даже если не  находит
своего  выражениЯ, потому  ли, что  длЯ этого  нет  повода,  или потому, что
ситуациЯ не предоставлЯет длЯ этого возможности.
     ‘олидарности  этих людей надлежит <i>отделитьсЯ</i>  от  встречающихсЯ повсюду
фактических  предпочтений,   свЯзанных   с  симпатией  или  антипатией,   от
своеобразной   притЯгательности  друг  длЯ  друга  всЯкой  посредственности,
чувствующей себЯ хорошо  при  отсутствии  высоких требований, от вЯлого,  но
постоЯнно  молча  действующего объединениЯ многих  против немногих. …сли все
они  чувствуют себЯ  уверенными в массе,  в  которой они  встречаютсЯ  и  из
которой   они   выводЯт  свое  право,  то  солидарность  тех,  кто  обладает
самобытием,  хотЯ  и   бесконечно  более  прочна  во   взаимной  надежности,
распространЯющейсЯ  даже на не допускающее объективацию поведение, но в мире
она ненадежна из-за слабости, свЯзанной  с малочисленностью и неуверенностью
во встречах. “ многих есть десЯтки друзей, которые не ЯвлЯютсЯ таковыми; эти
же счастливы, имеЯ одного.
     Ѓлагородство  духов, обладающих самобытием,  <i>рассеЯно  в</i> мире. ’от, кто
вступает в их сферу, приходит  к этому не на  основе суждениЯ, а посредством
осуществлениЯ своего  собственного бытиЯ. …динство этого  рассеЯниЯ  подобно
невидимой церкви некоего corpus misticum [мистическое тело] в анонимной цепи
друзей,  тот  или   другой   член   которой  благодарЯ  объективности  своей
деЯтельности обнаруживаетсЯ  другим, быть  может, далеким самобытием. ‚ этом
<i>без`образном  царстве духов</i>  времЯ  от  времени  находЯтсЯ  отдельные  люди,
которые воспламенЯютсЯ в близости строгостью своей коммуникации. Ћни  всегда
служат  началом  высшего  взлета,  возможного теперь  в  мире.  ’олько  они,
собственно говорЯ, создают облик людей.
     <b>Ѓлагородство и политика.</b>  Њассы  приводЯтсЯ в движение вождЯми, которые
говорЯт им, чего они хотЯт; историю творит  меньшинство. Ћднако  в настоЯщее
времЯ маловероЯтно, чтобы массу могла  бы  постоЯнно  держать в  повиновении
аристократиЯ, право которой  на  господство она бы признавала.  Љ сожалению,
сегоднЯ  все люди,  неспособные  действительно  мыслить  в  силу  отсутствиЯ
самобытиЯ,  все-таки благодарЯ тому, чему  они научились, обрели способность
высказывать свои мысли и манипулировать ими. Њежду тем, обретЯ таким образом
свою долю в. мышлении, масса беспрерывно осуществлЯет нажим.
     Џоэтому может возникнуть вопрос, каким образом меньшинство, получив  на
мгновение  одобрение  массы,  приходит к  осуществлению власти,  посредством
которой  оно впоследствии  и при отсутствии  одобрениЯ сохранЯет господство,
формируЯ человека массы, который  не есть он сам и не знает, чего он  хочет.
‡амкнутое меньшинство может в сознании своего благородного происхождениЯ под
именем  авангарда  или  в  качестве самых  передовых,  наиболее  волевых  из
последователей вождЯ, в силу исторически унаследованных привилегий  по крови
объединитьсЯ,  чтобы  завоевать  власть  в государстве.  Ћни  формируютсЯ по
аналогии с прежними  сектами: строгий отбор, высокие требованиЯ,  постоЯнный
контроль; они ощущают себЯ элитой и пытаютсЯ после захвата власти  сохранить
свои  преимущества посредством воспитаниЯ молодежи,  способной продолжать их
дело. Ћднако  даже  если  при  возникновении этой  элиты  сила  самобытиЯ  в
качестве благородства человека и могла играть известную роль и продолжает ее
играть в  ведущих индивидах,  то  в  своей  совокупности  они создают новую,
отнюдь  не  аристократическую  массу меньшинства. Ѓезнадежно  в определЯемую
массой эпоху ждать благородства человеческого бытиЯ в образе господствующего
меньшинства.
     Џоэтому  аристократиЯ  и  масса  окончательно  и  на  необозримое времЯ
перестали  ЯвлЯть  собой специфические  политические проблемы.  Џравда,  они
встречаютсЯ  еще  как  антитезы в  политической аргументации, но это  только
слова;  по существу  же,  все  дело  в  том, господствует ли  организованное
меньшинство  над большей массой, или  благородство действует анонимно внутри
массового  порЯдка; устанавливаетсЯ ли  несправедливаЯ и поэтому невыносимаЯ
форма управлениЯ,  или  благородство  человеческого духа находит  сферу  длЯ
своего осуществлениЯ.
     <b>‹ожное притЯзание на благородство.</b> Џоскольку благородство есть лишь  во
взлете, в  котором  завоевывает  себЯ  бытие, оно  не может  <i>само дать  себе
предикат.</i>  Ћно -  не род, в который человек входит или не входит, а  человек
вообще  в  возможности   своего  взлета.   Џоскольку  мы  склонны   находить
удовлетворение только в существовании, сила взлета всегда свойственна только
немногим  и  в них  непостоЯнна. ќти немногие  -  не  представители массы  в
качестве вершины ее сущности, а скорее смутный упрек ей. ‹ишь непонЯтные они
становЯтсЯ ей известны.
     <i>ѓде  идеЯ  равенства</i>   отдалЯетсЯ   от  только  метафизически  мыслимой
изначальной  возможности и  касаетсЯ фактического существованиЯ  людей,  она
лишена  истинности;   именно   поэтому  от   нее  почти   всегда   безмолвно
отказывались. Ћтвратительные  физиогномические  черты в поведении  и облике,
неприЯтный  смех,  мерзкие удовольствиЯ,  недостойные жалобы, ощущение  себЯ
сильными  только в  массе - все  это не  оттолкнет лишь  того, кто только  в
пошлом окружении чувствует себЯ  в сообществе равных. Ќет человека,  который
мог бы равнодушно видеть себЯ в  зеркале;  чем сильнее  он переживает взлет,
тем острее чувствует он  другое в себе. ‹юдей массы следует признавать в той
мере, в какой они  служат, трудЯтсЯ, поднимаЯ взор, знают импульс возможного
взлета, другими словами, в той мере, в какой они сами суть то, чем в большей
степени  ЯвлЯютсЯ  немногие.   ‹юбви  достоин  не  человек   как   экземплЯр
существованиЯ, а человек  как возможнаЯ экзистенциЯ, в каждом индивиде - его
возможное благородство.
     …сли  же благородство  в человеке  хочет  понЯть  себЯ как определенное
существование  и  выделить   себЯ,  то   оно  становитсЯ  ложным;   истинное
благородство  анонимно  как  требование человека к себе;  ложное  становитсЯ
жестом и требованием, обращенным к другим.
     Џоэтому в ответ на вопрос, возможна ли еще в наше  времЯ  аристократиЯ,
следует апеллировать лишь к человеку, задавшему  этот вопрос, к нему самому.
Џоле  духовного сражениЯ  существует в  каждом,  если  он  еще  не полностью
утратил силу.
     <b>”илософскаЯ жизнь.</b> Ѓлагородство человека может быть названо философской
жизнью. Ѓлагородством обладает тот, кто обладает истиной веры. Љто опираетсЯ
на авторитет в том, чем  он может быть только сам, это благородство  терЯет;
тот же,  кто вверЯет себЯ божеству,  не  терЯет себЯ, но претерпевает истину
своего  взлета  как движение  конечного  самобытиЯ  в его крушении,  истину,
исходЯ из которой все  происходЯщее  в мире не может быть длЯ  него большим,
чем он сам есть длЯ себЯ.
     ‘охранить требование к этому благородству - прежде всего дело традиции.
Ќевозможно достичь всего во  внешнем  действии; длЯ  внутреннего действиЯ  в
центре вещей человека  существует  <i>слово,</i> не пустое слово, а  слово, которое
может  пробудить  то,  что  приближаетсЯ. ‘лово  преображаетсЯ, но  остаетсЯ
тайной  нитью,  по  которой  ощупью пробираетсЯ сквозь времЯ подлинное бытие
человека. ‚ качестве  философской  жизни это  бытие  человека, без  которого
внешнЯЯ  действительность существованиЯ  мира лишена  души,  есть  последний
смысл  философского  мышлениЯ;  только  в  нем  находит  свое  подтверждение
систематическаЯ философиЯ.
     ‚ характере философской жизни  человека заключена  его  судьба. ќто  не
предписание,  которому надлежит  просто следовать, и  не  идеальный  тип,  в
соответствии с которым надо строить свою жизнь. ”илософскаЯ  жизнь вообще не
есть нечто идентичное длЯ всех. Ћна - армиЯ отдельных людей, поток  падающих
звезд, который, не  знаЯ  откуда он  пришел  и куда  направлЯетсЯ,  проходит
сквозь  существование.  Ћтдельный человек,  каким  бы он ни  был  ничтожным,
последует за ним во взлете своего самобытиЯ.
     <b>‘итуациЯ самобытиЯ.</b> —еловек не может быть завершенным; длЯ  того  чтобы
быть, он должен менЯтьсЯ во времени,  подчинЯЯсь все новой судьбе. Љаждый из
его образов  с  самого  начала несет в себе,  пребываЯ в  созданном им мире,
зародыш разрушениЯ.
     ‘егоднЯ  он может  вспомнить, как историЯ бросала  его  из одной  формы
существованиЯ  в  другую,  из одного  сознаниЯ своего  бытиЯ  в  другое,  но
продолжать идти этим путем он, по-видимому, уже не может. ‘ человеком  вновь
случилось нечто подобное тому, что было в начале его  пути, и свое выражение
оно  находит  в  том, что человек  оказалсЯ  перед лицом ничто,  и не только
фактически,  но и в  своем  знании, и что  теперь он должен вновь, исходЯ из
истоков, проложить свой путь, пользуЯсь воспоминанием о прошлом.
     ‘егоднЯ,   когда  возможности  экстенсивного  расширениЯ  существованиЯ
неизмеримо возросли, стала ощущатьсЯ некаЯ ограниченность, котораЯ как будто
уничтожает экзистенциальную возможность. ‘ тех пор как это осозналось, жизнь
людей преисполнилась отчаЯниЯ или бессознательного желаниЯ забыть о ней, что
в объективном рассмотрении может быть и концом, и началом.
     —еловек  не  может  уклонитьсЯ  от  сложившейсЯ  ситуации, отступить  в
лишенные действительности  - ибо они  прошлые - формы  сознаниЯ. Ћн  мог  бы
успокоитьсЯ в самозабвенном  наслаждении  существованием, как бы вернутьсЯ к
природе, к мирной жизни безвременьЯ.  Ћднако  наступит  день, когда железнаЯ
действительность  вновь   станет  перед  его  взором   и   приведет   его  в
замешательство.
     „лЯ человека,  полностью  отброшенного  назад  в  своей  беззащитности,
остаетсЯ лишь  вернутьсЯ  к началу вместе  с другим человеком, с  которым он
свЯзан  верностью.  ЏотрЯсающие  сообщениЯ  о  том,  как  в конце  войны при
отступлении   некоторые   немцы   продолжали   сопротивлЯтьсЯ:   видЯ   себЯ
изолированными,  все-таки достигали в своем самоутверждении  и  жертвенности
того,  к  чему  не  мог принудить ни  один приказ,  в  последнюю минуту  еще
пытались  спасти родину  от  разрушениЯ и  сохранить в  воспоминании  немцев
сознание  своей  непобедимости  - эти сообщениЯ  свидетельствуют  о едва  ли
когда-либо  достигнутой  в  иных   случаЯх   действительности,  как   символ
сегоднЯшней возможности вообще. ќто  - первое  бытие человека, которое перед
лицом ничто в гибели не могло осуществить свой мир, но предъЯвило требование
будущему миру.
     …сли мы назовем состоЯние перед лицом ничто неверием, то <i>сила самобытиЯ</i>
порождает <i>в неверии</i> внутреннюю деЯтельность во взлете. ќта сила пренебрегает
возможностью объЯснЯть внешними причинами то,  что возникает  или терЯетсЯ в
свободе.  Ћна считает, что призвана к наивысшему и живет  в напрЯжении из-за
действующего  на  самое  себЯ  принуждение, в сопротивлении тому,  что  есть
только существование, в  податливости относительного, терпеливой способности
ждать, в исключительности исторической свЯзи. Ћна знает  о  своем крушении и
читает в  крушении шифр бытиЯ. Ћна  - <i>вера, философскаЯ</i> по своему характеру,
котораЯ в  цепи отдельных  людей,  передающих  друг другу  факел, способна к
новому созиданию.
     ‡авершениЯ  быть  не может. ‚се времЯ будет возникать вопрос,  что есть
человек.  Ћднако  в каждый момент,  когда человек,  исходЯ из безусловности,
следует своим путем, во времени есть то, что уничтожает времЯ.
     Џрошлое  никогда  не  может  сказать  человеку,  как  ему  себЯ  вести.
Џробужденный в свете воспоминаниЯ о прошлом, он  должен сам принЯть решение.
€м он наконец скажет, чем была длЯ него духовнаЯ ситуациЯ: в каком образе он
осознает бытие, уверен в нем, чего он безусловно хочет,  к кому он в  данной
ситуации обращаетсЯ и к кому он в глубине своей души прислушаетсЯ.
     Ѓез  таких истоков мир человека останетсЯ только предприЯтием. „лЯ того
чтобы  бытие стало миром,  тот,  кто впоследствии  отдаетсЯ в  сообществе  с
другими целому, должен сначала проникнуть в самого себЯ.
     ‘амобытие   -   условие,  без  которого  мир   как  наполненнаЯ   идеей
действительность  человеческой   деЯтельности   уже  невозможен.   Џоскольку
самобытие  есть  лишь в  единстве  с бытием  своего времени,  оно  при  всем
противоречии  ему  все-таки  принуждает  решитьсЯ  на то, чтобы хотеть  <i>жить
только в это времЯ.</i> Љаждый акт действительности  самобытиЯ становитсЯ, пусть
даже исчезающе малым, зародышем творениЯ мира.

        *Џрогноз, основанный на наблюдении, и пробуждающий прогноз*
     <b>Џрогноз, основанный  на  наблюдении.</b>  Џо сравнению  с  миллиардами  лет
истории ‡емли 6000 лет человеческого  существованиЯ подобны  первой  секунде
нового периода в преобразовании планеты. Џо сравнению с сотнЯми тысЯчелетий,
когда, как мы знаем по останкам  скелетов, на ‡емле уже жили люди, известнаЯ
нам историЯ подобна начальной стадии процесса, в ходе  которого определитсЯ,
каким может  стать человек, после  того как  он  пришел в движение, выйдЯ из
пассивно повторЯющихсЯ условий. Џравда, рассмотренные  по  сравнению с нашим
коротким существованием, 6000 лет - очень длительное времЯ;  сегоднЯ, как  и
две тысЯчи лет тому назад, человеку  благодарЯ воспоминанию присуще сознание
истекшего  времени,  ощущение,  будто  он  живет в  некий  конечный  период:
кажетсЯ, что лучшее уже позади. Ћднако перспектива в  истории ‡емли приносит
ему сознание краткости всех его предприЯтий и Ясности ситуации, в которой он
находитсЯ в  своей лишь начинающейсЯ деЯтельности;  все еще впереди; быстрое
следование друг за другом от десЯтилетиЯ  к десЯтилетию технических открытий
кажетсЯ несомненным доказательством  этого. Ћднако  человек  может  задатьсЯ
вопросом, не составлЯет ли всЯ историЯ человечества лишь преходЯщий эпизод в
истории ‡емли; человек может погибнуть и вновь уступить место неизмеримой по
своему времени истории ‡емли.
     ‘прашивают о  возможности исчерпать запасы углЯ, рассчитанные только на
несколько тысЯч лет; об  ограниченном наличии всех доступных  нам энергий, о
грЯдущем охлаждении ‡емли,  которое приведет к угасанию  жизни. Ћднако, хотЯ
естественнонаучные  данные  позволЯют   прийти  к  выводам  высокой  степени
вероЯтности  о неизбежном будущем  ‡емли, достоверности  они  не  достигают.
’ехнически   релевантные   ситуации  могут  привести   и   к  непредвиденным
техническим  выходам, и  к  катастрофам. Њожно  представить себе утопическую
картину того,  как  в некоей чудовищной  организации  человек держит руку на
рычаге  земного  механизма, проникаЯ  по  своей воле с  помощью  технических
средств  в  мировое пространство;  как он при охлаждении  планеты создает  в
мире,  где  захочет,  условиЯ  длЯ  своей  жизни  и  обретает  сферу  своего
существованиЯ  не на  ‡емле, а вообще  в безграничном  мировом пространстве;
будто  в  конце концов  творение благодарЯ человеку возвращено  самому себе,
благодарЯ   тому,  что  оно  в  своей   совокупности,  служа   человеку  длЯ
осуществлениЯ   задуманного  им,  достигло   единства.   Џоскольку  все  это
невозможно, конец,  вероЯтно,  наступит  на  границах техники  в  результате
катастроф.  ‘прашивают  также о конце  культуры;  увеличение населениЯ может
привести  к  последним  войнам  и  в  конце  концов   уничтожить  с  помощью
технических средств  основы  технического существованиЯ, а  вместе  с ними и
нашу  культуру. ‚ самом деле,  культуры ведь уничтожались,  и  оставшиесЯ  в
небольшом количестве  люди  должны были,  пребываЯ  в состоЯнии  варварства,
начинать все с самого начала.  ‚опрос состоит в том, установилось  ли теперь
начало  неразрывающегосЯ  более целого  в истории человечества.  Ћсобенность
ситуации  заключаетсЯ в том,  что  даже при  полном  уничтожении  какой-либо
территории  земного шара рЯд других областей мог бы сохранить  длЯ  будущего
сокровища  исторического  развитиЯ;  но остаетсЯ также  опасность  того, что
народных резервов больше не  будет,  если погибнет охватившаЯ к тому времени
всю ‡емлю культура.
     ‘прашивают,  не  составлЯет  ли наибольшую  опасность  специфика нашего
существованиЯ,  не  возникнет  ли в  нем такое  увеличение числа  людей, что
отдельному человеку  не  хватит больше  жизненного пространства  и  в  конце
концов все человечество в своей массе духовно  задохнетсЯ; или не произойдет
ли  отрицательный отбор и изменение рас, которые приведут к прогрессирующему
ухудшению человечества, в результате  чего вследствие  биологических  причин
останетсЯ  только  тип трудолюбивых,  еще  некоторое  времЯ  функционирующих
внутри технического аппарата людей. Ќе  исключено, что человек  погибнет  от
тех средств, которые он создал длЯ своего существованиЯ.
     ‘прашивают о  мрачном законе неминуемого угасаниЯ всего происходЯщего в
человеческом обществе.  Ќе исчезает  ли медленно  субстанциЯ, некогда даннаЯ
человеку? Ќе  ЯвлЯетсЯ  ли  упадок  искусства, поэзии,  философии  симптомом
предстоЯщего  исчезновениЯ  этой субстанции?  Ќе  ЯвлЯетсЯ ли  то,  как люди
сегоднЯ  изнашиваютсЯ  на предприЯтиЯх, как