        Љарл џсперс. „уховнаЯ ситуациЯ времени

---------------------------------------------------------------
   Jaspers K., Die geistige Situation der Zeit, 1932, информациЯ утрачена
   (перевод  - возможно, Њ. €. ‹евина, информациЯ утрачена)
   OCR: Џавел ‡ленко
---------------------------------------------------------------


        *‚ведение*
     ‚  течение  более  чем  полувека  все  настойчивее  ставитсЯ  вопрос  о
ситуации;  каждое  поколение  отвечало  на  этот вопрос,  характеризуЯ  свое
мгновение.  Ћднако если  раньше угроза нашему духовному миру ощущалась  лишь
немногими людьми, то  с  начала  войны  этот вопрос встает едва  ли не перед
каждым человеком.
     ќта тема не может быть не только исчерпана, но и однозначно определена,
так как в процессе ее  осмыслениЯ она уже видоизменЯетсЯ. Љанувшие в историю
ситуации можно  рассматривать  как завершенные,  ибо они  уже известны нам в
своем значении и больше не существуют, наша же собственнаЯ ситуациЯ  волнует
нас  тем,  что  действующее  в  ней мышление продолжает определЯть,  чем она
станет. Љаждому известно,  что  состоЯние  мира,  в  котором  мы  живем,  не
окончательное.
     Ѓыло времЯ, когда  человек ощущал свой мир как <i>непреходЯщий,</i> таким, как
он  существует между  исчезнувшим золотым веком и  предназначенным божеством
концом. ‚ этом мире  человек строил свою жизнь, не пытаЯсь изменить его. …го
деЯтельность была направлена на улучшение своего положениЯ в рамках самих по
себе неизменных условий. ‚ них он ощущал себЯ защищенным, единым с землей  и
небом. ќто был его мир,  хотЯ  в целом он и представлЯлсЯ ему ничтожным, ибо
бытие он видел в трансцендентности.
     ‚ сравнении с таким  временем  человек оказываетсЯ оторванным  от своих
корней,  когда  он  осознает  себЯ   в   <i>исторически  определенной  ситуации
человеческого существованиЯ.</i> Ћн  как  будто не может более удерживать бытие.
Љак   человек  жил  раньше  в  само  собой   разумеющемсЯ   единстве  своего
действительного  существованиЯ  и знаниЯ о нем, становитсЯ очевидным  только
нам,  кому  жизнь  человека  прошлого  представлЯетсЯ  протекающей  в  некой
сокрытой  от  него  действительности.  Њы  же  хотим  проникнуть в основание
действительности, в которой мы  живем; поэтому нам представлЯетсЯ, будто  мы
терЯем почву под ногами; ибо после того, как не вызывающее сомнениЯ единство
оказалось разбито вдребезги, мы видим только существование, с одной стороны,
осознание  нами  и  другими  людьми  этого  существованиЯ  -  с  другой.  Њы
размышлЯем не только о мире, но  и о том, как он понимаетсЯ, и сомневаемсЯ в
истине каждого такого образа; за видимостью каждого единства существованиЯ и
его  осознаниЯ  мы вновь  видим разницу  между действительным  миром и миром
познанным. Џоэтому мы находимсЯ внутри некоего <i>движениЯ,</i> которое в  качестве
<i>изменениЯ знаниЯ вынуждает  изменитьсЯ существование</i>  и в качестве <i>изменениЯ
существованиЯ, в  свою очередь, вынуждает изменитьсЯ познающее сознание.</i> ќто
движение втЯгивает нас в водоворот безостановочного преодолениЯ и созиданиЯ,
утрат  и приобретений, который увлекает нас  за собой только длЯ того, чтобы
мы на  мгновение могли  остатьсЯ  деЯтельными  на своем  месте во все  более
ограниченной сфере власти. €бо мы  живем не только в ситуации  человеческого
бытиЯ вообще,  но  познаем  ее каждый раз  лишь  в  исторически определенной
ситуации, котораЯ идет от иного и гонит нас к иному.
     Џоэтому  в сознании данного движениЯ,  в  котором  мы сами участвуем  и
фактором   которого  ЯвлЯемсЯ,  скрываетсЯ  некаЯ  страннаЯ  двойственность:
поскольку мир не окончательно таков, какой он есть, человек надеетсЯ обрести
покой уже не  в трансцендентности, а в мире, который он может изменить, <i>верЯ
в возможность достигнуть  совершенства на земле.</i> Ћднако, поскольку отдельный
человек  даже в  благоприЯтных ситуациЯх  всегда обладает лишь ограниченными
возможностЯми  и неизбежно видит, что фактически  успехи его деЯтельности  в
значительно   большей  степени   зависЯт  от  общих   условий,  чем  от  его
представлений о цели, поскольку он при этом осознает, насколько узость сферы
его власти ограничена по сравнению с  абстрактно  мыслимыми возможностЯми, и
поскольку,  наконец,  процесс  развитиЯ  мира,  не  соответствующий в  своем
реальном  ничьему  желанию,  становитсЯ  сомнительным по  своему  смыслу,  в
настоЯщее  времЯ  возникло  специфическое  <i>ощущение  беспомощности.</i>  —еловек
понимает, что  он  зависим  от  хода  событий, который  он  считал возможным
направить в ту или иную сторону.  ђелигиозное  воззрение как представление о
ничтожности  мира перед  трансцендентностью  не  было  подвластно  изменению
вещей;  в  созданном  Ѓогом мире оно  было  само  собой  разумеющимсЯ  и  не
ощущалось  как  противоположность   иной  возможности.   Ќапротив,  гордость
нынешнего  универсального  постижениЯ  и высокомернаЯ уверенность в том, что
человек в качестве господина мира может по своей воле сделать его устройство
по истине наилучшим, превращаютсЯ на всех открывающихсЯ границах  в сознание
подавлЯющей беспомощности. Љак человеку удастсЯ  приспособитьсЯ  к  этому  и
выйти  из такого положениЯ,  встав над  ним, -  ЯвлЯетсЯ  основным  вопросом
современной ситуации.
     <i>—еловек</i> - существо, которое  не только есть,  но и знает, что оно есть.
“веренный  в  своих силах, он исследует  окружающий его  мир и менЯет его по
определенному плану.  Ћн  вырвалсЯ из природного  процесса,  который  всегда
остаетсЯ  лишь неосознанным  повторением неизменного; он - существо, которое
не может быть полностью  познано  просто как бытие, но еще  свободно решает,
что оно есть; человек - это дух, ситуациЯ подлинного человека - его духовнаЯ
ситуациЯ.  ’от, кто захочет уЯснить эту  ситуацию  как ситуацию современную,
задаст вопрос: как до сих пор воспринималась ситуациЯ человека? Љак возникла
современнаЯ ситуациЯ? —то  означает вообще  "ситуациЯ"? ‚ каких аспектах она
проЯвлЯетсЯ? Љакой  ответ даетсЯ сегоднЯ на  вопрос  о  человеческом  бытии?
ЉакаЯ  будущность  ждет человека? —ем Яснее удастсЯ ответить на эти вопросы,
тем  решительнее знание приведет нас к состоЯнию  незнаниЯ,  и мы окажемсЯ у
тех  границ, соприкасаЯсь  с  которыми  человек начинает  понимать себЯ  как
существо одиночное.

        1. ‚озникновение эпохального сознаниЯ
     Љритика времени так же стара, как сознающий самого себЯ человек. Ќаша -
коренитсЯ  в <i>христианском</i> представлении об истории как  некоем упорЯдоченном
согласно  <i>замыслу  спасениЯ</i>  процессе. ќто представление уже не  разделЯетсЯ
нами, но  наше понимание времени возникло  из  него или в  противоположность
ему.  ‘огласно  этому  замыслу  спасениЯ,  когда исполнилось  времЯ,  пришел
‘паситель; с его приходом историЯ завершаетсЯ, теперь предстоит лишь ждать и
готовитьсЯ  к наступлению суда; то, что происходит во времени,  уподоблЯетсЯ
миру, ничтожество которого очевидно и конец которого неизбежен. Џо сравнению
с   другими   представлениЯми  -  о  круговороте   вещей,  о   возникновении
человеческой   культуры,   о  смысле  мирского   устройства  -  христианское
представление  обладает  длЯ  отдельного человека  ни  с  чем  не  сравнимой
убедительностью благодарЯ своей  универсальности, благодарЯ неповторимости и
неотвратимости своей концепции  истории и благодарЯ  отношению к  ‘пасителю.
Ћсознание эпохи как  времени решениЯ,  несмотрЯ  на то  что  эпоха была  длЯ
христианина миром вообще, чрезвычайно усилилось.
     ќта концепциЯ  истории  была сверхчувственной. …е событиЯ (грехопадение
Ђдама, откровение Ѓога Њоисею и избранность  еврейского народа, пророчество)
ЯвлЯютсЯ либо в  качестве  прошлых  -  не  допускающими постижение,  либо  в
качестве   будущих   -   концом  мира.   ‚ызываЯ  безразличие,   мир  в  его
имманентности,  по   существу,   лишен  истории.   ‹ишь   <i>превращение</i>   этой
трансцендентной  концепции  в  <i>видение  мира</i> как  имманентного движениЯ  при
сохранении сознаниЯ о неповторимости истории как целого пробудило  сознание,
которое увидело отличие своего  времени от всЯкого иного и, пребываЯ  в нем,
воодушевилось  патетической верой в  то,  что  благодарЯ  ему  незаметно или
посредством сознательного действиЯ что-либо решитсЯ.
     ЌачинаЯ с XVI в., цепь больше не рветсЯ; в последовательности поколений
одно  звено  передает другому сознание эпохи.  Ќачалось  это с  сознательной
секулЯризации  человеческого  существованиЯ.  ‚озрождение  античности, новые
планы и  их  реализациЯ  в  технике, искусстве,  науке  привели  в  движение
небольшую,  но  влиЯтельную в …вропе  группу людей. …е  настроенность хорошо
передана в словах ѓуттена: пробуждаетсЯ дух,  жить радостно. ‚ течение веков
открытиЯ  сменЯли  друг друга: открытиЯ  морей и  неизведанных  стран ‡емли,
открытиЯ в астрономии, в естествознании, в технике, в области рационализации
государственного управлениЯ.  ќто сопровождалось сознанием общего прогресса,
которое достигло  своей вершины в XVIII  в. Љазалось, что  путь, который вел
раньше к концу мира и ‘трашному суду, ведет теперь к завершению человеческой
цивилизации. Џротив этой  удовлетворенности выступил ђуссо. ‘  того момента,
когда  он  в   1749  г.  в  сочинении   на  вопрос   объЯвленного  конкурса,
способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов, ответил, что
они их испортили, началась критика культуры, котораЯ  с тех пор сопровождает
веру и прогресс.
     ‚  мышлении  эпохи  произошел   сдвиг.  ‚озникнув  как  духовнаЯ  жизнь
фактически  не многих людей, считавших, что они - представители времени, оно
обратилось к блеску упорЯдоченной государственной жизни и, наконец, к самому
<i>бытию  людей.</i>  ’еперь  были  созданы предпосылки,  благодарЯ  которым  стала
действительностью  мысль,  что  с  помощью  человеческого  разума  можно  не
принимать существование  человека  таким,  как  оно сложилось,  а планомерно
изменЯть  его,  превратив в  такое,  каким  оно  действительно  должно быть.
<i>”ранцузскаЯ революциЯ</i>  была  событием, примера которому  историЯ  не  знала.
ђассматриваемаЯ  как  начало  того времени,  когда  человек,  руководствуЯсь
принципами разума, сам будет  определЯть свою судьбу, французскаЯ  революциЯ
пробудила  в   сознании   самых   выдающихсЯ   людей   …вропы   восторженное
воодушевление.
     ЌесмотрЯ на все нововведениЯ предшествующих веков, люди того времени не
стремились к преобразованию общества.  ’ак, длЯ „екарта, хотевшего следовать
нравам  и законам своей родины, решаЯсь на  новое лишь  в глубинах духа,  не
было  смысла   в  намерениЯх  отдельного  человека  произвести   реформы   в
государстве, изменЯЯ в нем все,  начинаЯ с основаниЯ, и уничтожаЯ его, чтобы
потом  вновь  восстановить.  <i>ЂнглийскаЯ  революциЯ  XVII в.</i> еще  коренитсЯ в
религии  и в ощущении  мощи  своей  родины.  Џравда,  протестантизм  обновил
христианство, вернув  его к истокам, но не секулЯризировал его,  напротив, в
противоположность обмирщению церкви,  утвердил его строго и безусловно.  ќто
сделало  возможной  героическую борьбу кромвелевских свЯтых, которые под его
началом хотели  в  своем  служении  Ѓогу  привести избранный  народ Ђнглии к
существованию, угодному Ѓогу  и служащему  его  прославлению в  мире. ’олько
французскаЯ революциЯ  совершалась в  сознании того, что существование людей
должно  быть  в  корне  преобразовано  разумом после  того,  как исторически
обретенный  образ, признанный дурным, будет уничтожен.  …е предшественниками
можно  считать  только  тех основавших  американские  колонии  протестантов,
которые, исходЯ из безусловности своей веры, покинули родину, чтобы на новой
почве  осуществить  то,  что  потерпело  неудачу  в отчизне;  в начинавшейсЯ
секулЯризации они прониклись идеей общих прав человека.
     •од  французской  революции  был  неожиданным  -  она  превратилась   в
противоположность  тому,  что  служило ее  началом.  ‚олЯ,  направленнаЯ  на
установление  свободы  человека, привела  к  террору, уничтожившему  свободу
полностью.  ђеакциЯ  на  революцию   росла.  ‚озможность   предотвратить  ее
повторение была возведена в принцип политики европейских государств.
     ‘о  времени  революции  людей  охватило  беспокойство  по   поводу   их
существованиЯ в целом, ответственность  за  которое  они несут сами, так как
оно  может  быть  изменено в  соответствии с  определенным планом и устроено
наилучшим образом. Џредвидение Љанта (1798) сохранило свое  значение  вплоть
до  настоЯщего  времени:  "Џодобный  феномен  <i>не  забываетсЯ,</i>  ибо он открыл
задатки человеческой природы и ее способность к лучшему,  что до той поры не
уразумел из хода вещей ни один политик".
     ‘о времени французской революции в  самом деле живет специфически новое
сознание  эпохального  значениЯ времени. ‚  XIX  в.  оно расщепилось: вере в
прекрасное  будущее  противостоит ужас  перед  развертывающейсЯ бездной,  от
которой нет  спасениЯ;  в некоторых  случаЯх  успокоение  приносит  мысль  о
переходном характере времени, котораЯ с тех пор умиротворЯет и удовлетворЯет
при каждой трудности слабых духом людей.
     Џрошлый век создал историческое осознание времени в философии <i>ѓегелЯ,</i> в
этой философии было высказано немыслимое до той поры богатство исторического
содержаниЯ  и применен поразительно  привлекательный  и выразительный  метод
<i>диалектики</i>  в  соединении   с  пафосом  чрезвычайного  значениЯ  настоЯщего.
„иалектика  показала,  как  человеческое  сознание преобразуетсЯ посредством
самого себЯ:  каждое сознание  проходит  в  своем  существовании  рЯд стадий
благодарЯ  знанию  о себе; каждое мнение и знание  изменЯют  того, кто знает
именно так; измененный, он должен искать в  мире  новое знание о  себе; так,
терЯЯ покой, он, поскольку бытие и сознание принимают в своем разделении все
новый  образ, переходит  от  одного  к  другому  - это исторический  процесс
человека. Љак проходит этот процесс, ѓегель показал в таком многообразии и с
такой  глубиной,  которые  и  сегоднЯ еще  не достигнуты.  ‚  этом  мышлении
беспокойство  человеческого  самосознаниЯ  познало  себЯ,  хотЯ  оно  еще  и
находило метафизическое укрытие в тотальности духа, которому принадлежит все
особенное  во времени, ибо  в нем  временное колебание  исторического знаниЯ
человека всегда есть совершенный покой вечности.
     „иалектика  бытиЯ  и  сознаниЯ,  котораЯ может  быть понЯта  не  только
интеллектуально, но  во всей своей содержательной полноте (понЯта тем, что -
посредством предъЯвлениЯ требований к самому себе - есть возможность великой
души),  была искажена в  марксизме тезисом о превращении бытиЯ в  однозначно
определЯемое  бытие  человеческой  истории,  а  именно в  материальное бытие
средств производства. „иалектика была низведена  до уровнЯ простого метода и
лишена как содержаниЯ исторического бытиЯ человека, так и метафизики. Ћднако
она  сделала  возможной   постановку  вопросов,   послуживших  поводом   длЯ
плодотворного исследованиЯ отдельных историко-социальных свЯзей. Ќо вместе с
тем  она   сделала  возможными  ложно  освЯщенные   ореолом  науки  лозунги,
превратившие глубокое историческое сознание  времени в исконном  мышлении  в
разменную  монету.  ‚ конце  концов отпала  и  диалектика. Џротив  марксизма
выступили  в своей  слепой  диалектике  материалистические  и  экономические
упрощениЯ  и  варианты  натурализации  человеческого  бытиЯ,  основанные  на
различии рас. ‚ них было утерЯно подлинное историческое сознание времени.
     ‚ диалектике ѓегелЯ картина всеобщей мировой истории служила образом, в
котором  настоЯщее  понимало  само  себЯ;  оставалась другаЯ  возможность  -
отстранитьсЯ от  конкретной  истории  с ее  далеким богатством  и  <i>полностью</i>
направить  все  <i>внимание</i> на  <i>настоЯщее.</i> “же  <i>”ихте</i> занималсЯ  такой критикой
времени в  своих "Ћсновных чертах современной эпохи", правда основываЯсь  на
абстрактной  конструкции всемирной истории от ее  начала до ее завершениЯ (в
качестве  секулЯризации христианской  философии истории) и устремлЯЯ взор на
ее самую  низкую точку - на современность как эпоху совершенной греховности.
Џервую обширную критику своего времени, отличающуюсЯ по своей серьезности от
всех предшествующих, дал Љьеркегор.  …го критика впервые воспринимаетсЯ  как
критика и нашего времени,  она  воспринимаетсЯ так,  будто  написана  вчера.
Љьеркегор ставит  человека перед ничто. Ќицше, не знаЯ Љьеркегора,  выступил
через  несколько  десЯтилетий  его  последователем.  Ћн предвидел  поЯвление
европейского  нигилизма,  неумолимо  поставив  диагноз  своему  времени. Ћба
философа  воспринимались  их  современниками как  чудаки,  которые  вызвали,
правда,  сенсацию,  но к  которым серьезно относитьсЯ нельзЯ.  ќти  философы
предрекли будущее, исходЯ из того,  что уже существовало, но еще  никого  не
беспокоило. Џоэтому они только теперь стали вполне современными мыслителЯми.
     —ерез  XIX  в.  проходило, по  сравнению  с  Љьеркегором и Ќицше, более
мрачное  осознание  времени.  ‚  то времЯ  как  публика  была  удовлетворена
образованием  и прогрессом,  рЯд  самостоЯтельно  мыслЯщих людей  были полны
мрачных  предчувствий.  <i>ѓете</i>  мог  сказать:  "—еловечество  станет  умнее  и
рассудительнее,  но  не лучше, счастливее  и деЯтельнее.  џ предвижу  времЯ,
когда человечество не будет больше радовать Ѓога, и он будет вынужден  вновь
все  разрушить   длЯ  обновленного  творениЯ".  <i>Ќибур,</i>  испуганный  июльской
революцией,  в  1830  г. писал:  "’еперь  нам, если  Ѓог  не  поможет чудом,
предстоит  разрушение,  подобное  тому, которое  испытал  римский мир  около
середины III века нашего летосчислениЯ: уничтожение благосостоЯниЯ, свободы,
образованиЯ, науки". ЌесмотрЯ на  то что  уже ’алейран сказал, что подлинную
сладость  жизни  знали  только  те, кто жил до  1789  г.,  теперь, когда  мы
ретроспективно взираем на десЯтилетиЯ до  1830  г., они  представлЯютсЯ  нам
днЯми счастливого покоЯ, блаженным  временем. ’ак это и идет:  каждое  новое
поколение ощущает упадок и, обращаЯ свой взор к прошлому, видит сиЯющим  то,
что само  уже  ощущало  себЯ  погибшим.  <i>’оквиль</i>  считал (1835)  возникающую
демократию не только неизбежной, но и исследовал ее в ее особенности; вопрос
заключалсЯ длЯ  него не в  том, как ее  предотвратить,  а  как направить  ее
развитие таким  образом,  чтобы разрушениЯ были минимальны. Њногие различали
сопутствующее  ей  варварство.  <i>Ѓуркгардт</i>  пророчески  испытывал  перед  ней
глубочайший  ужас.  „о  этого (1829)  с трезвой  объективностью  вывел  свои
заключениЯ  <i>‘тендаль:</i>  "Џо моему  мнению, свобода  в  течение  ста лет убьет
эстетическое   восприЯтие.  Ћно   безнравственно,   ибо  совращает,  ведЯ  к
блаженству  любви,  к пассивности  и к  преувеличению. Џредставим себе,  что
человека,   обладающего   эстетическим   восприЯтием,    ставЯт   во   главу
строительства  канала;  вместо  того  чтобы  холодно  и  разумно   закончить
строительство, он полюбит  этот  канал и наделает глупостей".  "„вухпалатнаЯ
система завоюет мир  и  нанесет изЯщным искусствам смертельный  удар. ‚место
того чтобы  построить  прекрасную  церковь,  властители  будут помышлЯть  об
инвестиции   своего   капитала  в   Ђмерике,   чтобы   при   неблагоприЯтных
обстоЯтельствах   остатьсЯ  богатыми  людьми.  Џри  господстве  двухпалатной
системы  Я предвижу две  вещи: они никогда не истратЯт  двадцать миллионов в
течение пЯтидесЯти лет, чтобы создать  нечто подобное собору свЯтого  Џетра;
они  введут в  салоны множество  почтенных, очень богатых  людей,  лишенных,
однако,  благодарЯ  своему  воспитанию  того  тонкого  такта,  без  которого
невозможно  восторгатьсЯ  искусством". •удожникам, которые  хотЯт  чего-либо
достигнуть  в  обществе,  следует   посоветовать:  "‘тановитесь  владельцами
сахарных  заводов  или   фабрикантами   фарфора,  тогда  вы  скорее  станете
миллионерами и депутатами". <i>ђанке</i> пишет об упадке в дневниковой  записи 1840
г.:  "Џрежде великие  убеждениЯ  были  всеобщи;  на  их  основе строили свою
дальнейшую  деЯтельность. ’еперь же  все ЯвлЯетсЯ, так сказать,  призывом, и
это  все. Ќичто больше  не проникает  в  душу, все тонет в тишине. „остигает
успеха  тот,  кто  высказывает  настроение  своей  партии  и  находит  у нее
понимание". Џолитик  <i>Љавур</i>  видит  неизбежность  демократии  так  же,  как и
исследователь ’оквиль. ‚ письме  1835 г.  Љавур пишет:  "Њы  не можем больше
обманывать  себЯ,   общество   большими  шагами  движетсЯ   к  демократии...
ЂристократиЯ быстро гибнет... „лЯ патрициата нет  больше места в сегоднЯшней
организации общества. Љакое же оружие остаетсЯ еще в борьбе с поднимающимисЯ
народными массами?  “  нас нет ничего  прочного, ничего действенного, ничего
постоЯнного.  •орошо  это  или  плохо?  Ќе  знаю. Ќо,  по  моему мнению, это
неизбежное  будущее людей. ЏодготовимсЯ же к этому или подготовим  к нему по
крайней мере наше  потомство" [[1]].  Ћн  видит,  что  современное  общество
"фатально движетсЯ  в своем  развитии в  сторону  демократии",  а  "пытатьсЯ
препЯтствовать   ходу  событий  означало  бы   поднЯть   бурю,  не   обладаЯ
возможностью привести корабль в гавань".
     ђассматриваетсЯ ли времЯ под углом зрениЯ политики, благополучиЯ людей,
процветаниЯ   искусства   или   оставшейсЯ   еще  возможности  человеческого
существованиЯ,  <i>ощущение опасности</i>  проходит через  все последнее  столетие:
человек ощущает угрозу. Џодобно тому как христианин,  ожидаЯ упадка мира как
мира, держитсЯ за благую весть и находит  вне мира то, что ему только и было
нужно,  так  теперь  некоторые,   ожидаЯ  гибели  мира,  держатсЯ  за   свою
убежденность в  созерцании сущностного. <i>ѓегель,</i> видЯ упадок  своего времени,
признает,  что умиротворена должна быть  сама  действительность, а не только
философиЯ.  €бо  философиЯ  в  качестве  умиротворениЯ  человека  есть  лишь
частичнаЯ  всеобщность,  без   внешней.  "Ћна   в   этом  отношении  -  лишь
обособленное свЯтилище, и ее служители составлЯют лишь изолированную  группу
свЯщенников, которым нельзЯ идти вместе  с миром, а следует хранить владение
истиной.  Љак временнаЯ,  эмпирическаЯ  современность  выйдет  из  состоЯниЯ
разлада, следует предоставить решить ей самой; это не есть  непосредственное
практическое  дело  философии".  <i>иллер</i>  пишет:  "Њы хотим  быть  и остатьсЯ
гражданами  нашего времени, так как  иначе быть не может, однако  по  своему
духу философ  и  поэт  обладают  привилегией  -  и  в  этом  их  долг  -  не
принадлежать ни одному народу и ни одному времени, но оставатьсЯ в подлинном
смысле слова современником всех времен". ‚ других случаЯх пытаютсЯ вернутьсЯ
к  христианству,   как  это  делает  ѓрундтвиг:  "Ќаша  эпоха  находитсЯ  на
перепутье,  быть может, на самом резком повороте, известном истории;  старое
исчезло,  а  новое  колеблетсЯ, не знаЯ спасениЯ;  никто  не  решит  загадку
будущего,  где  же найти  нам покой  души, если  не  в  слове, которое будет
незыблемо стоЯть, когда  смешаютсЯ  ‡емлЯ и Ќебо и миры будут  свернуты, как
ковер?"  €м всем, однако,  противостоит Љьеркегор; он  жаждет христианства в
его исконной подлинности таким, каким оно только и может быть теперь в такое
времЯ:  как мученичество отдельного человека,  который  сегоднЯ уничтожаетсЯ
массой и избегает  фальши  благополучиЯ в качестве  пастора или профессора в
сфере объективной теологии  или активной философии, в качестве агитатора или
стремЯщегосЯ к правильному  устройству мира;  он  не может указать  времени,
того, что надлежит делать, но  может заставить почувствовать, что оно лишено
истины.
     ќти  выдержки  из  документов,  свидетельствующих  о  сознании  времени
преимущественно  в  первую  половину  XIX  в.,  можно  было  бы   бесконечно
увеличивать.  Џочти  все  мотивы  критики современности оказываютсЯ  вековой
давности. Џеред войной и в ходе войны поЯвились наиболее известные отражениЯ
нашего  мира:  "Љритика  нашего  времени"  ђатенау (1912) и  "‡акат  …вропы"
пенглера  (1918).  ђатенау  дает  проникновенный анализ  механизации  нашей
жизни,  пенглер  -  богатую  материалом  и  наблюдениЯми  натуралистическую
философию   истории,  в  которой  упадок   утверждаетсЯ  как  необходимое  в
определенное  времЯ  и соответствующее  закону  морфологии культур  Явление.
Ќовое  в  этих  попытках  составлЯет  близость  к  материалу  современности,
подтверждение мыслей  автора количественно увеличившимсЯ материалом (ибо мир
приблизилсЯ к тому, что раньше наблюдалось лишь в начатках, к  проникновению
мыслей в самые далекие сферы) и все более отчетливое <i>пребывание перед ничто.</i>
‚едущими  мыслителЯми  ЯвлЯютсЯ   Љьеркегор  и  Ќицше.  Ћднако  христианство
Љьеркегора  не   нашло   последователЯ;  вера   ницшевского   ‡аратустры  не
принимаетсЯ.  Ќо  к тому, как  оба  мыслителЯ открывают  ничто, после  войны
прислушиваютсЯ, как никогда раньше.
     ђаспространилось  сознание  того,  что все  стало несостоЯтельным;  нет
ничего, что  не  вызывало бы  сомнениЯ,  ничто подлинное не  подтверждаетсЯ;
существует  лишь бесконечный круговорот,  состоЯщий  во  взаимном  обмане  и
самообмане посредством идеологий. <i>‘ознание эпохи отделЯетсЯ от всЯкого бытиЯ
и заменЯетсЯ только самим  собой.</i> ’от, кто так думает, ощущает и самого себЯ
как ничто. …го сознание конца есть  одновременно  сознание  ничтожности  его
собственной сущности. ЋтделившеесЯ сознание времени перевернулось.

        2. €стоки современного положениЯ
     ‚опрос о современной ситуации человека как результате его становлениЯ и
его шансов  в будущем  поставлен  теперь острее,  чем  когда-либо. ‚ ответах
предусматриваетсЯ возможность гибели и возможность  подлинного начинаниЯ, но
решительный ответ не даетсЯ.
     <i>’о, что сделало  человека человеком,</i> находитсЯ  за пределами переданной
нам истории.  ЋрудиЯ в постоЯнном владении, создание  и  употребление  огнЯ,
Язык,  преодоление  половой ревности  и  мужское товарищество  при  создании
постоЯнного общества поднЯли человека над миром животных.
     Џо сравнению с сотнЯми тысЯчелетий, в которых, по-видимому, совершались
эти недоступные нам шаги к тому, чтобы  стать человеком, зримаЯ нами историЯ
приблизительно в 6000 лет занимает ничтожное времЯ. ‚ нем человек  выступает
как существо, распространившеесЯ на  поверхности ‡емли в множестве различных
типов, которые лишь очень мало свЯзаны или вообще не свЯзаны друг с другом и
не знают друг друга. €з их числа  <i>человек  западного  мира,</i> который завоевал
земной  шар,  способствовал  тому,  чтобы люди узнали  друг  друга и  понЯли
значение своей взаимосвЯзанности внутри человечества, выдвинулсЯ посредством
последовательного проведениЯ следующих принципов:
<ol type=1> <li>Ќи перед чем не останавливающаЯсЯ <i>рациональность,</i> основаннаЯ
на греческой  науке, ввела  в  существование  господство  техники  и  счета.
Ћбщезначимое  научное  исследование,  способность  к  предвидению   правовых
решений  в  рамках  формального,  созданного   ђимом  права,  калькулЯциЯ  в
экономических  предприЯтиЯх, вплоть  до рационализации всей деЯтельности,  в
том числе и той, котораЯ в  процессе рационализации уничтожаетсЯ, -  все это
следствие  позиции,  безгранично  открытой  принуждению  логической  мысли и
эмпирической  объективности,   которые   постоЯнно   должны   быть   понЯтны
каждому.</li>
<li><i>‘убъективность  самобытиЯ</i>   Ярко   проЯвлЯетсЯ  у  еврейских   пророков,
греческих философов и римских государственных  деЯтелей. ’о, что мы называем
личностью, сложилось  в таком облике в ходе развитиЯ человека на ‡ападе и  с
самого начала было свЯзано с рациональностью в качестве ее коррелЯта.</li>
<li>‚  отличие от восточного  неприЯтиЯ мира и свЯзанной с этим возможностью
"ничто"  как  подлинного  бытиЯ  западный   человек  воспринимает   мир  <i>как
фактическую действительность</i> во  времени.  ‹ишь в мире,  а  не  вне мира  он
обретает уверенность в себе. ‘амобытие и  рациональность становЯтсЯ длЯ него
источником, из которого он безошибочно познает мир и пытаетсЯ господствовать
над ним.</li> </ol>
     ќти три принципа утвердились лишь в последних столетиЯх. XIX  в. принес
их полное проЯвление вовне. ‡емной шар  стал  повсюду доступен, пространство
распределено.  ‚первые  планета  стала единым всеобъемлющим местом поселениЯ
человека.  ‚се  взаимосвЯзано.  ’ехническое  господство  над  пространством,
временем и материей растет беспредельно уже не благодарЯ случайным отдельным
открытиЯм, а посредством планомерного труда, в рамках которого само открытие
становитсЯ методическим и достижимым.
     Џосле  тысЯчелетней  обособленности  развитиЯ  человеческих  культур  в
последние четыре с половиной века шел процесс завоеваниЯ мира европейцами, а
последнее  столетие знаменовало завершение этого процесса. ќто  столетие,  в
котором  движение совершалось ускоренным темпом, знало  множество личностей,
полностью  зависевших от  самих  себЯ, знало  гордыню вождей  и  правителей,
восторг  первооткрывателей,   отвагу,  основывающуюсЯ  на  расчете,   знание
предельных границ; оно  знало также  глубину духа, сохранЯющуюсЯ  в подобном
мире.  ‘егоднЯ  мы  воспринимаем   этот  век  как  наше  прошлое.  Џроизошел
переворот,  содержание  которого  мы  воспринимаем,  правда,  не  как  нечто
позитивное, а  как нагромождение  неизмеримых трудностей: завоевание внешних
территорий  натолкнулось  на предел;  расширЯющеесЯ  вовне движение  как  бы
натолкнулось на самое себЯ.
     Џринципы  западного  человека  исключают  простое повторение  по кругу.
Џостигнутое   сразу    же   рационально    ведет   к   новым   возможностЯм.
„ействительность не существует  как сущаЯ  определенным  образом, она должна
быть охвачена постижением, которое  ЯвлЯетсЯ одновременно  вмешательством  и
действием. Ѓыстрота движениЯ росла от столетиЯ к столетию. Ќет больше ничего
прочного,  все вызывает вопросы  и втЯнуто  в возможное  преобразование  при
внутреннем трении, неизвестном XIX в.
     Ћщущение разрыва  со всей предыдущей историей присуще всем. Ќо новое не
ЯвлЯетсЯ таким преобразованием общества, которое влечет за собой разрушение,
перемещение имущества, уничтожение аристократии. Ѓолее чем четыре тысЯчи лет
тому назад в  „ревнем …гипте  произошло то, что папирус описывает  следующим
образом: "‘писки отнЯты, писцы уничтожены, каждый может брать зерна, сколько
захочет...  Џодданных  больше  нет...  страна вращаетсЯ, как гончарный круг:
высокие сановники голодают, а  горожане вынуждены сидеть у мельницы, знатные
дамы  ходЯт  в лохмотьЯх,  они  голодают  и  не  смеют  говорить...  ђабынЯм
дозволено разглагольствовать, в стране грабежи и убийства... Ќикто больше не
решаетсЯ возделывать полЯ  льна,  с  которых  снЯт урожай; нет больше зерна,
голодные люди  крадут корм  у  свиней. Ќикто не  стремитсЯ больше к чистоте,
никто больше не смеетсЯ,  детЯм надоело  жить.  ‹юдей становитсЯ все меньше,
рождаемость сокращаетсЯ и в конце концов остаетсЯ  лишь желание,  чтобы  все
это скорее кончилось. Ќет ни  одного должностного лица  на  месте,  и страну
грабЯт  несколько  безрассудных  людей  царства.  ЌачинаетсЯ  эра господства
черни, она  возвышаетсЯ над всем  и радуетсЯ этому по-своему. ќти люди носЯт
тончайшие льнЯные одежды и умащают свою плешь мирром... ‘воему богу, которым
они  раньше  не  интересовались, они  теперь  курЯт  фимиам,  правда  фимиам
другого.  ‚  то времЯ  как  те,  кто  не  имел ничего, стали богаты, прежние
богатые люди лежат  беззащитными  на ветру, не  имеЯ постели. „аже сановники
старого  государства  вынуждены  в   своем  несчастье   льстить  поднЯвшимсЯ
выскочкам".
     Ќе может  быть это новое и тем сознанием  зыбкости и плохих условий,  в
которых нет более ничего надежного, о  котором  повествует ”укидид, описываЯ
поведение людей в период Џелопоннесской войны.
     „лЯ характеристики этого нового мысль должна проникнуть глубже, чем при
рассмотрении  общих длЯ  человечества возможностей  переворота,  беспорЯдка,
упадка  нравов.  ‘пецификой  Ќового  времени  ЯвлЯетсЯ  со  времени  иллера
<i>разбожествление</i>   мира.   Ќа   ‡ападе   этот   процесс   совершен  с   такой
радикальностью, как нигде. ‘уществовали  неверующие скептики в „ревней €ндии
и в античности, длЯ них имело значение только чувственно данное,  к  захвату
которого  они,  хотЯ  и  считаЯ  его,  правда,  ничтожным, устремлЯлись  без
каких-либо  угрызений совести.  Ћднако они еще совершали  это в  таком мире,
который фактически и длЯ  них  оставалсЯ как целое одухотворенным. Ќа ‡ападе
как   следствие   христианства  стал  возможным  иной   скепсис:   концепциЯ
надмирового Ѓога-творца  превратила весь сотворенный им мир в его  создание.
€з природы были изгнаны  Языческие демоны, из мира - боги. ‘отворение  стало
предметом человеческого  познаниЯ, которое сначала  как  бы воспроизводило в
своем мышлении мысли Ѓога.  Џротестантское христианство отнеслось к этому со
всей серьезностью; естественные науки с их рационализацией, математизацией и
механизацией  мира  были  близки  этой  разновидности  христианства. ‚еликие
естественники XVII и XVIII вв. оставались верующими христианами. Ќо когда  в
конце концов сомнение  устранило Ѓога-творца, в качестве  бытиЯ осталсЯ лишь
познаваемый  в  естественных  науках   механизированный   образ,   что   без
предшествующего  сведениЯ мира к  творению  никогда бы с такой  резкостью не
произошло.
     ќто  разбожествление  -  не  неверие   отдельных  людей,  а   возможное
последствие духовного развитиЯ, которое в данном случае в самом деле ведет в
ничто.  ‚озникает ощущение  никогда ранее  не  испытанной  пустоты бытиЯ, по
сравнению  с  которой  самое  радикальное  неверие античности  было защищено
полнотой образов еще сохраненной мифической действительности;  она сквозит и
в  дидактической  поэме  эпикурейца ‹укрециЯ.  ’акое  развитие не  ЯвлЯетсЯ,
правда,  неотвратимо   обЯзательным  длЯ   сознаниЯ,  ибо  оно  предполагает
искажение смысла точных наук в познании природы и абсолютизацию, перенесение
их абсолютизированных  категорий  на  бытие в целом. Ћднако  оно  возможно и
стало   действительностью,  чему  способствовали  громадные   технические  и
практические успехи названного познаниЯ.  ’о, что ни один бог за тысЯчелетие
не сделал  длЯ человека, человек делает сам. ‚ероЯтно, он надеЯлсЯ  узреть в
этой  деЯтельности  бытие, но, испуганный, оказалсЯ перед им самим созданной
пустотой.
     ‘овременность  сравнивали  со  временем упадка античности,  со временем
эллинистических государств,  когда  исчез  греческий  мир, и с третьим веком
после  рождества •ристова, когда погибла античнаЯ культура. Ћднако  есть рЯд
существенных   различий.  Џрежде  речь  шла  о  мире,  занимавшем  небольшое
пространство земной поверхности, и будущее человека еще было вне его границ.
‚  настоЯщее  времЯ,  когда  освоен  весь земной шар,  все, что  остаетсЯ от
человечества,  должно   войти  в  цивилизацию,  созданную  ‡ападом.   Џрежде
население  уменьшалось,  теперь  оно  выросло в неслыханных  ранее размерах.
Џрежде  угроза могла  прийти  только извне, теперь внешнЯЯ угроза длЯ целого
может быть  лишь  частичной, гибель, если речь  идет о  гибели целого, может
прийти только изнутри.  ‘амое очевидное  отличие  от ситуации третьего  века
состоит в  том, что тогда техника была в  состоЯнии стагнации,  начиналсЯ ее
упадок, тогда как  теперь она в неслыханном темпе совершает свое неудержимое
продвижение.
     ’ем  внешне  наблюдаемым  новым,  что с  этого  времени  должно служить
основой  человеческому  существованию  и  ставить  перед ним новые  условиЯ,
ЯвлЯетсЯ это <i>развитие технического мира.</i> ‚первые началсЯ  процесс подлинного
господства над  природой. …сли представить  себе,  что наш мир  погибнет под
грудами  песка,  то  последующие раскопки не  поднимут  на  свет  прекрасные
произведениЯ искусства, подобные античным (нас до сих пор восхищают античные
мостовые);  от  последних  веков  Ќового времени  останетсЯ  по  сравнению с
прежними  такое количество железа и  бетона, что  станет очевидным:  человек
заключил  планету  в  сеть своей  аппаратуры. ќтот  шаг имеет по сравнению с
прежним временем такое же значение, как первый шаг к созданию орудий вообще:
поЯвлЯетсЯ перспектива превращениЯ планеты в единую фабрику по использованию
ее  материалов  и энергий. —еловек вторично  прорвал замкнутый круг природы,
покинул ее,  чтобы создать в ней то, что природа, как таковаЯ, никогда бы не
создала;  теперь  это  создание  человека  соперничает с ней по  силе своего
воздействиЯ. Ћно предстает перед нами не столько в зримости своих материалов
и аппаратов, сколько в действительности своих функций; по остаткам радиомачт
археолог  не  мог бы  составить  представление о созданной ими  всеобщей длЯ
людей всей ‡емли доступности событий и сведений.
     Ћднако  характер   разбожествлениЯ  мира   и  принцип  технизации   еще
недостаточны  длЯ  постижениЯ того нового, что отличает наши века, а в своем
завершении  - нашу  современность  от прошлого. „аже без  отчетливого знаниЯ
людей  нас не покидает ощущение, что они живут  в  момент, когда в  развитии
мира  достигнут рубеж,  который несоизмерим  с  подобными рубежами отдельных
исторических эпох прошлых тысЯчелетий.  Њы живем в духовно несравненно более
богатой  возможностЯми и  опасностЯми ситуации,  однако, если мы  с  ней  не
справимсЯ,  она  неизбежно  превратитсЯ  в  наиболее  ничтожное   времЯ  длЯ
оказавшегосЯ несостоЯтельным человека.
     ‚зираЯ на прошедшие тысЯчелетиЯ, может показатьсЯ, что человек достиг в
своем развитии конца или  же он в  качестве носителЯ  современного  сознаниЯ
находитсЯ  лишь  в  начале  своего пути,  в  начале своего становлениЯ,  но,
обладаЯ на  этот раз средствами  и  возможностью реального  воспоминаниЯ, на
новом, совершенно ином уровне.

        3. ‘итуациЯ вообще
     „о  сих пор  о  ситуации  речь шла в  абстрактной  неопределенности.  ‚
конечном  итоге  в определенной  ситуации находитсЯ  лишь отдельный человек.
ЏеремещаЯ   ее,   мы  <i>мыслим</i>  ситуацию   групп,  государств,   человечества,
институтов, таких, как церковь,  университет, театр; объективных образований
- науки, философии, поэзии.  Љогда волЯ  отдельных людей  охватывает их  как
свою  вещь,  эта  волЯ оказываетсЯ вместе  со  своей  вещью  в  определенной
ситуации. ‘итуации  могут быть  либо <i>бессознательными</i> - тогда  они оказывают
воздействие так, что тот, кого это  касаетсЯ,  не знает, как это происходит.
‹ибо они рассматриваютсЯ как наличные длЯ <i>сознающей самое себЯ воли,</i> котораЯ
может их  принЯть, использовать  и изменить.  ‘итуациЯ,  ставшаЯ осознанной,
взывает  к определенному поведению. ЃлагодарЯ ей не происходит автоматически
неизбежного; она указывает возможности и границы возможностей: то, что в ней
происходит, зависит также от того, кто в ней находитсЯ, и от того, как он ее
познает.  ‘амо  постижение ситуации  уже изменЯет  ситуацию,  поскольку  оно
апеллирует к возможному действованию и поведению. “видеть ситуацию  означает
начать  господствовать над  ней, а обратить  на  нее  пристальный взор - уже
борьбу  воли за бытие. …сли <i>Я  ищу духовную ситуацию времени, это  означает,
что  Я  хочу быть  человеком</i> до  пор, пока Я  еще  противостою человеческому
бытию, Я размышлЯю о его будущем  и  его осуществлении, но как  только Я сам
становлюсь  им,  Я  пытаюсь  мысленно реализовать  его  посредством уЯснениЯ
фактически схваченной ситуации в моем бытии.
     Љаждый раз возникает вопрос, <i>какую же ситуацию Я имею в виду.</i>
     ‚о-первых,  бытие  человека   находитсЯ  в   качестве  существованиЯ  в
экономических,  социальных, политических  <i>ситуациЯх,  от  реальности которых</i>
зависит все остальное, хотЯ не они только делают ее действительной.
     ‚о-вторых,  существование  человека  как  <i>сознаниЯ</i>  находитсЯ  в  сфере
познаваемого. €сторически  приобретенное,  наличное  теперь знание  в  своем
содержании  и  в  характере  того, как  происходит  познание  и  как  знание
методически расчленЯетсЯ  и  расширЯетсЯ, ЯвлЯетсЯ <i>ситуацией, по возможности
Ясной длЯ человека.</i>
     ‚-третьих,  то, чем  <i>он  сам</i> станет, ситуационно обусловлено  людьми, с
которыми он встретитсЯ, и возможностЯми веры, к нему взывающими.
     Џоэтому, если Я ищу духовную ситуацию, Я  должен принимать  во внимание
<i>фактическое  существование,</i> возможную <i>Ясность знаниЯ,</i> апеллирующее <i>самобытие</i>
в  своей  <i>вере,</i>  все те  обстоЯтельства,  в  которых находит себЯ  отдельный
человек.
<ol  type=1>  <li>‚  своем <i>социологическом  существовании</i> индивид  неизбежно
занимает предназначенное ему место и поэтому не может присутствовать повсюду
в  одинаковой  мере.  „аже  чисто  внешнее знание  того,  как  человек  себЯ
чувствует  во всех  социологических ситуациЯх, никому в  настоЯщее времЯ  не
доступно.   ’о,  что   человеку  одного   типа  представлЯетсЯ   само  собой
разумеющимсЯ  повседневным  существованием,  может  быть  чуждо  большинству
остальных людей.
     Џравда,  в  настоЯщее  времЯ длЯ отдельного  человека  возможна большаЯ
мобильность,  чем   когда-либо,  пролетарий   мог  в   прошлом   веке  стать
хозЯйственником,  теперь  -  министром.