дитьсЯ в противном,
попробовав найти правую и левую стороны  звука  или  попытавшись  вообразить
себе  запах,  перевернутый  вверх  ногами"   (ЋснованиЯ   психологии,   399,
примечание).
     Ќе соглашаЯсь, таким образом, - и  полагаю,  что  не  без  достаточного
основаниЯ, - с "метафизическим взглЯдом на  пространство  и  времЯ"  как  на
"элемент всех Явлений",  Я  естественно  не  могу  согласитьсЯ  и  с  первым
возражением д-ра •оджсона, выводимым им  отсюда.  Ћн  разбирает  сначала  те
доводы, посредством которых Я желал доказать непостижимость  пространства  и
времени, рассматриваемых  объективно,  причем  излагает  иными  словами  мое
заключение, что "таким образом, если пространство и времЯ не могут  быть  ни
несущностЯми, ни атрибутами сущностей, то нам не  остаетсЯ  другого  выбора,
как признать их за сущности". ‡атем он продолжает:
     "Џока все еще хорошо. Ќо далее он доказывает, что их нельзЯ представить
себе мысленно и такими  реальными  сущностЯми,  так  как,  длЯ  того  "чтобы
совершенно  Ясно  понЯть  это,  надобно  представить  себе  их  как  имеющих
известные атрибуты". Ћднако метафизическаЯ доктрина дает нам средство понЯть
их как реальные сущности, и  победоносно  отражает  доводы  относительно  их
непостижимости; так как  подставлЯет  на  место  атрибутов  другой  элемент,
исполнЯющий роль этих атрибутов, элемент материальный, - именно чувство  или
качество, присущее пространству и  времени  и  составлЯющее  вместе  с  ними
эмпирическое Явление восприЯтиЯ. ‘тало быть, мы имеем  право  сказать,  что,
пока м-р ‘пенсер не опровергнет этого довода, его положение о непостижимости
пространства  и  времени,  как  реальных  сущностей,  "не  может   считатьсЯ
доказанным"".
     Ѓыла ли допущена мной тут ошибка или нет, Я не могу сказать;  но  Я  не
вижу, чтобы мои доводы были опровергнуты приведенным возражением.  Ќапротив,
им, как мне кажетсЯ, сделана существеннаЯ уступка. ‚ самом деле, что это  за
сущности, которые могут существовать лишь при том условии,  что  им  присуще
что-нибудь иное? ‚есь довод д-ра •оджсона есть не что иное,  как  молчаливое
утверждение, что пространство само по себе  не  может  быть  постигнуто  как
сущность; а это и есть то, что Я говорил.
     ‡атем д-р •оджсон  переходит  к  следующему  общеизвестному  аргументу,
который Я привел длЯ того, чтобы показать, какое  непреоборимое  препЯтствие
ЯвлЯетсЯ длЯ постижениЯ пространства и времени как объективных сущностей;  а
именно, что "все  сущности,  которые  мы  действительно  знаем  за  таковые,
ограничены... между тем относительно пространства  и  времени  мы  не  можем
утвердительно сказать  ни  того,  что  они  ограничены,  ни  того,  что  они
безграничны". Ќе приводЯ  здесь  всех  рассуждений  д-ра  •оджсона,  имеющих
задачей установить различие между пространством, как объектом восприЯтиЯ,  и
пространством, как объектом понЯтиЯ, Я  ограничусь  лишь  передачей  его  же
словами конечного вывода, к которому он приходит: "’аким образом, -  говорит
он, - пространство и времЯ, как восприЯтиЯ, не конечны, а бесконечны; но как
понЯтиЯ - они не бесконечны, а конечны...".
     Ѓольшинство читателей, вероЯтно, будет  поражено  подобным  заЯвлением,
утверждающим, что понЯтие менее экстенсивно по  объему,  нежели  восприЯтие;
но, не останавливаЯсь на этом, Я ограничусь лишь следующим вопросом: в каких
случаЯх пространство воспринимаетсЯ как бесконечное? Љонечно, д-р •оджсон не
захочет признать, что он  может  воспринЯть  одновременно  все  пространство
вокруг себЯ, - что  пространство  позади  и  пространство  впереди  ЯвлЯютсЯ
слитыми в восприЯтии. Ћднако это необходимо вытекает из его слов. ЏонимаЯ их
менее буквально и не подчеркиваЯ того факта, что воспринимаемое пространство
обыкновенно  бывает  ограничено  объектами  более  или  менее   отдаленными,
проверим  приведенное  положение,  допустив  самые  благоприЯтные  длЯ  него
условиЯ. Џредположим, что глаз  наш  направлен  кверху,  в  Ясное  небо;  но
воспринимаемое при этом пространство  разве  не  ограничено  с  боков?  Џоле
зрениЯ, доступное нашим глазам, не может превышать угла в 180<sup>o</sup>, а еще  более
оно  ограничено  в  перпендикулЯрном  к  нам  направлении.  „аже  о  третьем
измерении - а его-то, очевидно, только и имеет в виду д-р •оджсон -  нельзЯ,
собственно, сказать, чтобы оно было бесконечно в восприЯтии.  Џосмотрите  на
какое-нибудь место в небе, находЯщеесЯ  на  расстоЯнии  тысЯчи  миль.  ‡атем
посмотрите на место, отстоЯщее  на  миллион  миль.  ЉакаЯ  будет  разница  в
восприЯтии?  ђовно  никакой.  Ќо  как  же  возможно  воспринЯть  бесконечное
пространство,  когда  даже  такие  конечные  протЯжениЯ  не  различаютсЯ   в
восприЯтии ни одно от другого, ни от бесконечного расстоЯниЯ?  „-р  •оджсон,
очевидно, употребил не то слово. ‚место того чтобы сказать, что пространство
бесконечно  в  восприЯтии,  ему  надлежало   сказать,   что   воспринимаемое
пространство - конечно в двух измерениЯх,  но  становитсЯ  неопределенным  в
третьем измерении, когда принимает большие размеры.
     ’еперь Я подошел к параграфу, начинающемусЯ  так:  "‡атем  м-р  ‘пенсер
переходит  ко  второй  или  субъективной  гипотезе  Љанта".  Џараграф   этот
представлЯет некоторую  трудность  длЯ  полемики,  потому  что  мои  взглЯды
подвергнуты там критике одновременно с двух точек  зрениЯ:  с  точки  зрениЯ
Љанта и с точки зрениЯ самого д-ра  •оджсона.  Ќо  соглашаЯсь  с  воззрением
Љанта, д-р •оджсон говорит: "џ  считаю,  что  и  пространство,  и  времЯ,  и
чувственный или материальный элемент - равно и одинаково субъективны,  равно
и одинаково объективны". Ќе будучи в состоЯнии понЯть этой мысли, Я не  могу
спорить и с вытекающими из нее доводами д-ра •оджсона, направленными  против
менЯ, а вынужден ограничитьсЯ тем, что он говорит в защиту Љанта. €менно  он
пишет:

     "Њне, однако, думаетсЯ, что  кантонскаЯ  точка  зрениЯ  изложена  м-ром
‘пенсером неправильно;  его,  кажетсЯ,  ввел  в  заблуждение  широкий  смысл
термина  не-Я.  Љант  считал,  что  пространство  и  времЯ  в  основе  своей
субъективны, но когда они прилагаютсЯ к не-Я,  вытекающему  из  Явлений,  то
ЯвлЯютсЯ формальным элементом этих Явлений, из  которых  одни  суть  ЯвлениЯ
внутреннего опыта, или Я, а другие  -  внешнего  опыта,  или  не-Я:  не-Я  к
которому формы пространства и времени не прилагаютсЯ  и  не  имеют  никакого
отношениЯ, есть  "вещь  в  себе",  а  вовсе  не  Non  Ego  Явлений.  Џоэтому
объективное существование пространства и времени в ЯвлениЯх - а не в "вещи в
себе" - есть последовательное и необходимое  следствие  воззрениЯ  Љанта  на
субъективную природу названных форм".

     …сли Я в самом  деле  превратно  понЯл  Љанта,  то  могу  сказать,  что
приписал ему гипотезу менее ошибочную, чем его  собственные.  Њне  казалось,
что, по его воззрению, пространство, как форма  интуиции,  принадлежащаЯ  Я,
прилагаетсЯ в акте интуиции и к не-Я (под чем  Я  разумел  "вещь  в  себе").
’еперь же мне говорЯт, что, по учению Љанта, пространство, имеЯ свое  начало
в Я, - будучи приложено к не-Я, выражаетсЯ в Явлении (причем не-Я необходимо
как  "вещь  в  себе");  и  возникшие  таким   образом   ЯвлениЯ   становЯтсЯ
объективными сущностЯми вместе  с  пространством,  приданным  им  субъектом.
‘убъект придает пространство, как форму, к первоначальному объекту или "вещи
в себе" и таким образом  создает  ЯвлениЯ;  а  вслед  за  этим  пространство
делаетсЯ объективной сущностью, независимой ни от субъекта, ни от  первичной
"вещи  в  себе"!  „-ру  •оджсону  может  казатьсЯ,  что  эта  точка   зрениЯ
основательнее той, какую Я приписал Љанту: но по моему мнению,  непонЯтность
при этой новой формулировке только возросла. џ оставлю ее без  вниманиЯ,  не
считаЯ нужным опровергать гипотезу Љанта в таком измененном к худшему виде {
‚место того чтобы говорить о моем превратном понимании  Љанта,  д-р  •оджсон
должен бы был обратить  внимание  на  то,  что  Љант  в  разных  местах  так
видоизменЯл смысл своих слов, что сделал совершенно  невозможным  правильное
толкование их. ‚ начале своей Љритики чистого разума он  говорит:  "„ействие
предмета на нашу способность представлениЯ, поскольку мы  получаем  от  него
впечатлениЯ, есть ощущение. ЌаглЯдное представление называетсЯ опытным, если
оно посредством ощущениЯ имеет дело с внешним предметом.  Ќеопределенный  же
предмет опытного наглЯдного представлениЯ называетсЯ  Явлением.  ’о,  что  в
Явлении соответствует ощущению, Я называю  его  содержанием  [если  обратить
внимание на только что  данное  определение  ЯвлениЯ,  то  Ясно,  что  здесь
открыто признаетсЯ его объективное существование],  то  же,  чем  сообщаетсЯ
разнообразному содержанию известный порЯдок, Я называю  его  формой"  [таким
образом, слово форма в том смысле, как оно здесь  употреблено,  относитсЯ  к
объективному бытию]. "Ќо конечно, это нечто, дающее нашим ощущениЯм  порЯдок
и известные формы, само не может быть ощущением." [‚ этой фразе слово форма,
очевидно, относитсЯ к субъективному бытию.] ’аким образом, вначале "Явление"
и "ощущение" различаютсЯ между собою как объект и субъект;  в  последних  же
фразах говоритсЯ о форме в свЯзи с Явлением, а затем в  свЯзи  с  ощущением,
как будто это - одно и то же.}. ‚ своем дальнейшем  возражении  д-р  •оджсон
говорит: "Ќо м-р ‘пенсер  имеет  еще  другое  доказательство  непостижимости
пространства и времени; - а именно: "…сли пространство и  времЯ  суть  формы
мысли, то они никак  не  могут  быть  мыслЯми,  так  как  невозможно,  чтобы
что-либо было вместе и формой мысли и содержанием ее...".  ‘ледующий  пример
всего  лучше  покажет  ошибочность  такого   мнениЯ.   ‘иллогизм   считаетсЯ
обыкновенно формой мысли. Ќо разве можно доказать непостижимость  силлогизма
тем, что он будто бы не может  быть  одновременно  и  формой  и  содержанием
мысли? ђазве мы не могли бы  построить  силлогизм  о  силлогизме?  €ли,  еще
проще, разве верно, что ни одна собака не может укусить самое себЯ, так  как
невозможно быть одновременно предметом кусающим и предметом кусаемым".
     …сли бы д-р •оджсон привел целиком  то  место,  откуда  он  заимствовал
указанную фразу; или рассмотрел бы ее  в  свЯзи  с  той  частью  кантовского
учениЯ, которой она касаетсЯ (а именно, что пространство остаетсЯ в сознании
по удалении всего содержаниЯ; откуда следует, что пространство  и  есть  тот
предмет, которым занЯто сознание, т. е. и есть объект  сознаниЯ),  -  он  бы
увидел, что возражение его не так убедительно, как  ему  кажетсЯ.  Џусть  он
спросит себЯ, по поводу  первого  своего  примера:  возможно  ли  "построить
силлогизм  о  силлогизме",  когда  в  нем  нет  никакого  содержаниЯ  -   ни
символического,  ни  иного;  когда  в  нем  большаЯ  посылка  -   нечто   не
существующее, малаЯ посылка - тоже нечто не существующее и заключение - тоже
нечто не существующее; мне кажетсЯ, он увидит, что  о  силлогизме,  лишенном
всех  терминов,  нельзЯ   построить   силлогизма:   "чистаЯ   форма   разума
(предполагаЯ, что это - силлогизм, хотЯ это и не так),  совершенно  лишеннаЯ
содержаниЯ, не может быть представлена в мысли, а  потому  о  ней  нельзЯ  и
рассуждать". ЋбращаЯсь ко второму примеру д-ра •оджсона, Я  должен  выразить
свое удивление,  что  он  приводитсЯ  таким  остроумным  метафизиком.  —тобы
известное  сравнение  имело  значение,  необходимо,  чтобы  отношение  между
терминами аналогичного случаЯ до известной степени соответствовало отношению
между терминами случаЯ, давшего повод к сравнению. Ќеужели  же  д-р  •оджсон
действительно думает, что отношение между  собакой  и  местом  на  ее  теле,
которое  она  кусает,  подобно  отношению  между   содержанием   и   формой?
Џредположим, что  собака  кусает  свой  хвост.  ‡начит,  по  д-ру  •оджсону,
выходит, что собака, котораЯ кусает, соответствует  умственной  способности,
как форме, а укушенный хвост соответствует этой способности, как содержанию.
Ќо представим себе, что собака лишаетсЯ хвоста. Њожет ли аналогичным образом
способность, как  форма,  быть  отделена  от  способности,  как  содержаниЯ?
Џродолжает ли существовать умственнаЯ форма, лишеннаЯ всЯкого содержаниЯ,  -
даже и того, каким она сама ЯвлЯетсЯ (допустим, что последнее  -  возможно),
как продолжает существовать собака,  потерЯвшаЯ  хвост?  …сли  бы  даже  это
сравнение и было уместно, то и тогда Я едва  ли  бы  мог  ожидать,  что  д-р
•оджсон удовлетворитсЯ им. џ все же думаю, что он предпочел бы  прибегать  в
споре со мной к прЯмым, а не к косвенным доводам. Џочему  не  указал  он  на
несостоЯтельность моего рассуждениЯ  в  ЋснованиЯх  психологии  (п.  399,2-е
изд.)? ЏриведЯ там положение Љанта, что "пространство и  времЯ  представлЯют
из  себЯ  не  только  формы  чувственной  интуиции,  но  и   сами   ЯвлЯютсЯ
интуициЯми", Я писал:

     "…сли мы вникнем поближе в этот вопрос, то невозможность согласить  это
одно  с  другим  станет  еще  Яснее.  Љант  говорит:  "’о,  что  в   Явлении
соответствует ощущению, Я называю содержанием ЯвлениЯ, а то, что  заставлЯет
содержание ЯвлениЯ располагатьсЯ сообразно некоторым отношениЯм,  Я  называю
формой ЯвлениЯ".  €сходЯ  из  определениЯ  формы,  как  нечто  такого,  "что
заставлЯет  содержание  располагатьсЯ   сообразно   некоторым   отношениЯм",
обратимсЯ к тому случаю, когда  интуициЯ  пространства  ЯвлЯетсЯ  интуицией,
занимающей  собою  сознание.  Њожет  ли  содержание  этой   интуиции   "быть
расположенным сообразно некоторым отношениЯм" или нет?  Љонечно,  оно  может
быть расположено таким образом или, точнее  говорЯ,  оно  действительно  так
располагаетсЯ. Џространство не может быть мыслимо иначе, как имеющим  части,
близкие или дальние, находЯщиесЯ в том или в другом направлении.  Ђ  потому,
если  форма  предмета  есть  то,  что  "заставлЯет  располагатьсЯ  сообразно
некоторым отношениЯм", то отсюда следует,  что  когда  содержанием  сознаниЯ
бывает  интуициЯ  пространства,   которое   имеет   части,   "могущие   быть
расположенными сообразно известным отношениЯм",  то  должна  существовать  и
какаЯ-нибудь форма этой интуиции. —то же это за форма?  Љант  нам  этого  не
говорит и даже, по-видимому, не приходит к тому заключению, что такаЯ  форма
должна непременно быть; впрочем, он и не мог  прийти  к  такому  выводу,  не
отказавшись предварительно от своей гипотезы, что интуициЯ пространства есть
нечто первоначальное".

     Љогда д-р •оджсон объЯснЯет мне,  каким  образом  то,  "благодарЯ  чему
содержание... становитсЯ в известные отношениЯ", может само стать  в  те  же
самые отношениЯ, тогда Я готов буду сдатьсЯ  ему;  но  до  тех  пор  никакаЯ
аналогиЯ (почерпнутаЯ из способности собаки кусать саму себЯ) не может иметь
в моих глазах какого-либо веса.
     ђазобрав мои доводы и расположив их так, чтобы возможно было вывести из
них заключение, что  рассматриваемые  сами  по  себе  пространство  и  времЯ
совершенно непостижимы (он все времЯ употреблЯет за менЯ слово  "непонЯтны",
которое, благодарЯ своим неподходЯщим побочным значениЯм, плохо передает мое
положение), д-р •оджсон продолжает так:

     "’ем не менее м-р ‘пенсер не перестает пользоватьсЯ  этими  непонЯтными
идеЯми, как основой длЯ своей  философии.  ‘ледует  заметить,  что  все  эти
несообразности касаютсЯ пространства и времени,  как  мы  их  знаем,  т.  е.
действительного пространства и времени, обнаруживающегосЯ в Явлении. Џоэтому
в результате м-р ‘пенсер должен бы прийти логически к скептицизму Љ чему  же
он приходит в действительности? Љ  онтологизму,  учению  о  сущности  вещей.
Љаким образом? „а просто, вместо того чтобы отбросить пространство и  времЯ,
как вещи непонЯтные, он делает попытку доказать их существование, подставлЯЯ
вместо них непознаваемое, чем они и ЯвлЯютсЯ  в  действительности,  хотЯ  мы
этого и не можем знать, и устранЯЯ из области познаниЯ вместо пространства и
времени это непознаваемое".

     “тверждение это немало менЯ поразило. …сли такой компетентный читатель,
как д-р •оджсон, имеЯ перед собой  книгу,  которую  цитирует,  был  способен
совершенно не понЯть смысла тех мест (п. 26), о которых уже шла речь,  когда
Я спорил с ѓамильтоном и Њанселем, то Я почти не могу надеЯтьсЯ быть понЯтым
заурЯдным читателем. ‚ этом параграфе Я прежде всего утверждаю, что сознание
конечной реальности, хотЯ и не способно стать мыслью в  собственном  смысле,
потому что не может быть поставлено в определенные  границы,  тем  не  менее
все-таки  остаетсЯ   сознанием   положительным   и   вовсе   не   становитсЯ
отрицательным вследствие отсутствиЯ этих границ. џ там доказываю, что:

     "Ћшибка,  в  которую  столь  обычно   впадают   философы,   стремЯщиесЯ
установить пределы и условиЯ сознаниЯ, состоит в том, что они  предполагают,
будто сознание не содержит ничего, кроме пределов и условий, и совершенно не
обращают  вниманиЯ  на  то,  что  заключаетсЯ  в   этих   пределах   и   ими
обусловливаетсЯ. Џри этом забываетсЯ,  что  существует  нечто,  одновременно
служащее грубым материалом определенного мышлениЯ и  остающеесЯ  даже  после
того, как определенность, которую мысль ему сообщила, будет уничтожена". ќто
нечто "постоЯнно пребывает в нас, как предмет мышлениЯ,  которому  мы  не  в
силах придать никакого образа".

     Џоложительный элемент  сознаниЯ,  который  по  "необходимости  ЯвлЯетсЯ
неопределенным  и  в  то  же  времЯ  неразрушимым",   Я   считаю   сознанием
непознаваемой действительности.
     Ћднако д-р •оджсон говорит, что "м-р  ‘пенсер  продолжает  пользоватьсЯ
этими непонЯтными идеЯми, как основою длЯ своей философии", откуда  следует,
что основа эта состоит из отрицаний, а вовсе не из того,  что,  несмотрЯ  на
отрицание пределов, продолжает существовать. € вот, извратив или, можно даже
сказать, вывернув наизнанку смысл моих слов, он дает понЯть, что Я  кладу  в
основу философии "непонЯтные идеи",  "противоречащие  самим  себе  понЯтиЯ",
которые получаютсЯ при попытке постигнуть пространство и времЯ. Ћн  говорит,
будто Я предлагаю вывести субстанцию из формы или скорее из отрицаниЯ формы,
- и разъЯснЯет своим  читателЯм,  что  под  непознаваемым  Я  разумею  силу,
проЯвлЯющуюсЯ в нас, а  то,  что  носит  название  пространства  и  времени,
соответствует непознаваемому сочетанию этих проЯвлений. Њежду тем  это  Ясно
вытекает из содержаниЯ указанной мною выше главы, а еще больше из  следующей
за нею, - и притом настолько Ясно, насколько Я мог  достигнуть  этого  путем
тщательной формулировки и повторениЯ своих положений.
     ”илософские системы,  подобно  теологическим,  следуЯ  в  общем  закону
эволюции, иногда, с течением времени, делаютсЯ более ригоричными,  становЯсь
в то же времЯ более сложными и законченными; они становЯтсЯ  равным  образом
менее доступными изменениЯм,  противЯтсЯ  всЯкому  компромиссу  и  благодарЯ
этому  бывают  вынуждены   уступить   место   более   пластичным   системам,
происходЯщим от них же.
     ‘казанное  применимо  как  к  чистому  эмпиризму,  так  и   к   чистому
трансцендентализму. ‚плоть до настоЯщего времени  ученики  ‹окка  продолжают
держатьсЯ взглЯда, что все ЯвлениЯ духа объЯснимы как результаты накопленных
индивидуальных опытов; под влиЯнием критики они лишь развили свои объЯснениЯ
ее, игнорируЯ доказательства несоответствиЯ их теории с  фактами.  ‘  другой
стороны, ученики Љанта, указываЯ на это несоответствие и благодарЯ пониманию
последнего усвоив  себе  противоположную  теорию,  продолжают  защищать  эту
теорию в форме, содержащей фатальные противоречиЯ. € вот когда был предложен
способ примирить обе  теории,  обнаружилсЯ  дух  непримиримой  вражды  их  к
компромиссам: каждаЯ сторона продолжает выражать  притЯзаниЯ  на  истину  во
всей  ее  полноте.  Џосле  того  как  было  доказано,  что  все   трудности,
представленные экспериментальной наукой, отпадают, если соединить результаты
опыта предков с результатами личных  наблюдений,  последователи  и  ‹окка  и
Љанта все еще продолжают держатьсЯ своих учений  в  старой  их  форме.  ’ак,
между прочим, последователи Љанта настаивают на утверждении, что Я возникает
из интуитивных форм, совершенно независимых от чего-либо в сфере не-Я,  -  и
это после того,  как  было  предложено  такое  понимание  врожденности  этих
интуитивных  форм,  при  котором  вполне   устранЯютсЯ   трудности,   бывшие
непреодолимыми длЯ гипотезы в ее первоначальном виде.
     Љ таким мыслЯм привело менЯ чтение замечаний на мои взглЯды,  сделанных
в весьма учтивой форме, которой  Я  надеюсь  подражать,  профессором  Њаксом
Њюллером в лекции, прочитанной им в Љоролевском институте в 1873  г.  {  ‘м.
Eraser's Magazine за май 1873 г.}. Џрежде чем приступить  к  возражениЯм  на
критику, сделанную в этой лекции, Я считаю  своим  долгом  выразить  протест
против такого толкованиЯ  моих  взглЯдов,  вследствие  которого  проф.  Њакс
Њюллер выставлЯет их более близкими к идеЯм Љанта, чем  к  идеЯм  ‹окка.  Ћн
говорит:
     "—то ЯвлЯетсЯ более верным и что - более ошибочным,  доисторическое  ли
происхождение  этих  врожденных  способностей  или  унаследованнаЯ  бедность
мысли, как то предполагает  м-р  ѓерберт  ‘пенсер,  -  это  не  представлЯет
никакого значениЯ длЯ той цели, какую имел в виду  Љант.  ЏризнаваЯ,  что  в
нашем уме есть нечто, не составлЯющее результата нашего собственного опыта a
posteriori, м-р ‘пенсер ЯвлЯетсЯ чистейшим кантианцем, и мы увидим,  что  он
кантианец и в других отношениЯх. …сли бы возможно было доказать, что нервные
изменениЯ, накопившиесЯ из поколениЯ в поколение,  отражаютсЯ  на  структуре
нервов  с  постоЯнством,  пропорциональным  постоЯнству  внешних  отношений,
которым они соответствуют, то нам,  последователЯм  Љанта,  надо  бы  только
поставить на место кантонских интуиции пространства  и  времени  "постоЯнные
пространственные отношениЯ, запечатленные в законченной  нервной  структуре,
естественно приспособленной к тому, чтобы действовать определенным  образом,
и не способной действовать иначе".  …сли  бы  м-р  ‘пенсер  правильно  понЯл
точный смысл того, что Љант называет интуициЯми пространства и  времени,  то
он увидел бы, что, если отбросить его теорию  доисторического  происхождениЯ
этих интуиции, он в остальном мыслит одинаково с Љантом".
     Џо поводу этого замечаниЯ Я  позволю  себе,  во-первых,  заметить,  что
слово "доисторический", обыкновенно употреблЯемое в тех случаЯх, когда  речь
идет об истории человечества, ведет к недоразумениЯм, когда его прилагают  к
истории жизни вообще; и такое словоупотребление вызывает  во  мне  некоторое
сомнение, правильно ли профессор  Њакс  Њюллер  понЯл  гипотезу,  о  которой
говорит:
     ‚о-вторых, Я укажу, что изображать менЯ единомышленником Љанта во всем,
кроме моей "теории доисторического происхождениЯ этих  интуиции",  -  значит
признавать сравнительно не важной разницу между  взглЯдом,  считающим  формы
мысли естественно  возникающими  путем  взаимодействиЯ  между  организмом  и
окружающими его отношениЯми, по  мере  того  как  он  претерпевал  эволюцию,
переходЯ из низшего типа в высший, -  и  взглЯдом,  по  которому  формы  эти
приданы человеческому  уму  сверхъестественным  путем  и  независимо  ни  от
окружающих  отношений,  ни  от  опыта  предков.   Ќо,   обращаЯсь   к   тому
существенному пункту, что будто Я "неправильно понЯл смысл  того,  что  Љант
называет интуициЯми пространства и времени", Я  должен  возразить,  что,  по
моему  мнению,  профессор  Њакс  Њюллер  упустил  из  виду   многие   места,
оправдывающие мое толкование  и  исключающие  возможность  его  собственного
толкованиЯ  означенного  положениЯ  Љанта.  „ействительно,   Љант   говорит:
"Џространство - есть не более как форма всех Явлений внешних чувств";  далее
он говорит, что "времЯ есть не более как форма внутреннего чувства"; и как Я
в другом месте  заметил:  "говорЯ,  что  пространство  не  есть  понЯтие,  -
происшедшее из внешних опытов, он Явно отрицает мысль о том, что  существуют
формы не-Я, которым могут соответствовать формы Я". Ђ все эти  положениЯ  не
только не гармонируют с моими взглЯдами, но прЯмо им  противоречат;  и,  как
мне кажетсЯ,  их  невозможно  примирить  между  собою.  Њыслимо  ли  поэтому
утверждать, что, за исключением единственного различиЯ, которое  к  тому  же
представлЯетсЯ  будто  бы  пустЯчным,  Я  ЯвлЯюсь  "совершенно  согласным  с
Љантом", тогда когда  на  основании  моих  доводов  эти  субъективные  формы
интуиции сложились соответственно некоторой объективной форме или сочетанию,
следовательно, произошли от  нее  и  от  нее  зависЯт,  между  тем  как,  по
кантовской  гипотезе,  эти  субъективные  формы  не   происходЯт   из   форм
объективных, но, предшествуЯ в субъекте, лишь применЯютсЯ нашими Я  к  не-Я.
Њне кажетсЯ, что не только слова Љанта, приведенные выше, исключают длЯ  нас
возможность одинакового пониманиЯ этого, но что Љант и не мог бы,  оставаЯсь
последовательным, держатьсЯ  взглЯда,  подобного  моему.  ‘читаЯ  эти  формы
интуиции врожденными, он, со своей точки зрениЯ, обЯзан  был  признать,  что
они применЯютсЯ к содержанию интуиции самым актом ее. ’ак как он не  исходил
из гипотезы о  постепенной  эволюции  ума,  то  он  и  не  мог  считать  эти
субъективные формы происшедшими от объективных.
     “ченик ‹окка может, по моему мнению, с большим основанием сказать,  что
эволюционный взглЯд на наше сознание о пространстве и времени  есть  взглЯд,
по существу, локковский, чем это  мог  бы  сделать  профессор  Њакс  Њюллер,
изображающий    его    кантовским.    ќволюционное     воззрение     целиком
экспериментально.  Ћт   первоначального   взглЯда   эксперименталистов   оно
отличаетсЯ лишь более широким  приложением  этого  взглЯда.  Љ  относительно
незначительным   результатам   индивидуальных   опытов   оно    присоединЯет
относительно обширные результаты опытов предков.
     ’очка же зрениЯ Љанта Явно  и  абсолютно  неэкспериментальнаЯ.  Џоэтому
можно судить, между какими воззрениЯми существует больше родства.
     ‡атем возражениЯ профессора Њакса Њюллера на мою  критику  Љанта  Я  не
могу признать  более  правильными,  чем  вышеприведенное  сближение,  против
которого Я только что протестовал. Ћдин из  доводов  его  уже  был  приведен
д-ром •оджсоном, и Я уже дал на него свой  ответ;  думаю,  что  и  остальные
также  окажутсЯ  недостаточными,  если  сопоставить  их  с  соответственными
местами из Ћснований психологии. џ упоминаю о них здесь главным образом лишь
с целью показать, что, говорЯ о  моих  "трех  аргументах  против  кантовской
точки зрениЯ", он понЯл только то, что этих аргументов - три.  Џозволю  себе
заключить то, что Я имею сказать по этому спорному вопросу, одной выдержкой,
в которой Я суммарно изложил все свои доводы против кантовской гипотезы:
     "Љант говорит, что пространство есть форма всЯкой внешней интуиции,  но
это несправедливо. Ћн говорит, что сознание пространства  продолжаетсЯ  даже
тогда, когда вполне устранено сознание всех содержащихсЯ в нем предметов;  а
это также неверно. Џри посредстве этих допущенных им фактов он выводит,  что
пространство есть априорнаЯ форма интуиции. џ говорю выводит, потому что это
заключение не представлЯетсЯ нашему сознанию в необходимой свЯзи  с  его  же
посылками, - в том, например, роде, как сознание о двойственности необходимо
представлЯетсЯ  нам  совместным  с  сознанием  о   неравенстве;   это   есть
заключение, выведенное произвольно,  длЯ  объЯснениЯ  допущенных  фактов.  Ђ
затем, чтобы мы могли принЯть это заключение, не  представлЯющеесЯ  сознанию
необходимым, совместно с этими допущенными фактами,  которые  сами  по  себе
неверны, мы вынуждены признать справедливость нескольких таких  предложений,
которые  не  могут  быть  представлены  в  помышлении.  Љогда  мы  созерцаем
пространство само по себе, то нам приходитсЯ представлЯть его одновременно и
как форму интуиции и как содержание интуиции; а это  невозможно.  Њы  должны
соединить то, что сознаем как пространство, с тем,  что  сознаем  как  Я,  и
рассматривать первое как свойство второго, а это тоже невозможно
     ‚ то  же  самое  времЯ  мы  должны  разъединить  то,  что  сознаем  как
пространство, от того, что сознаем как  не-Я,  и  рассматривать  первое  как
нечто совершенно отдельное от второго, что равным образом невозможно. „алее,
гипотеза, что пространство есть "не более" как форма интуиции, принадлежащаЯ
сполна  к  Я,  оставлЯет  нам  на  выбор  две  альтернативы:  или  что  не-Я
бесформенно, или что его форма не производит абсолютно никакого действиЯ  на
Я; причем каждаЯ из этих  альтернатив  одинаково  приводит  нас  к  абсурду"
(ЋснованиЯ психологии, п. 399).
     ‚озражениЯ иного рода, хотЯ и  родственные  по  духу,  были  сделаны  в
рецензии на  ЋснованиЯ  психологии,  принадлежащей  перу  м-ра  ‘иджвика,  -
критика, замечаниЯ которого по вопросам философии  духа  всегда  заслуживают
почтительного вниманиЯ.
     Њ-р ‘иджвик поставил себе главной задачей разобрать критически то,  что
он называет "сбивчивой  несвЯзностью  моих  метафизических  выводов".  Ѓолее
определенно он изъЯвлЯет намерение доказать такое положение: "…го  воззрение
на    субъект    заключает,    по-видимому,    в    себе     фундаментальную
непоследовательность, котораЯ сама собою обнаруживаетсЯ различным образом  в
его изложении, но корень  которой  лежит  гораздо  глубже,  в  его  бессилии
согласовать между собою различные роды мышлениЯ".
     Џрежде  чем  приступить  к  разбору  этого  суждениЯ,  Я  замечу,   что
добросовестнаЯ критика, кроме того значениЯ, какое она имеет в тех  случаЯх,
когда  требуетсЯ  какое-либо  разъЯснение,  еще  необходима  и  потому,  что
указывает автору незамеченные  им  несообразности.  Љрайне  трудно  избежать
неточностей в формулировке выводов, особенно когда, как в настоЯщем  случае,
предмет имеет много сторон, а слов, находЯщихсЯ в  нашем  распорЯжении,  так
недостаточно, что длЯ того, чтобы  избежать  хаоса  описательных  выражений,
приходитсЯ иногда употреблЯть одно и  то  же  слово  в  различном  смысле  -
сообразно с требованиЯми изложениЯ. Ќо признаваЯ возможность недочетов этого
рода и вытекающие отсюда недоразумениЯ, Я не могу считать их, вместе с м-ром
‘иджвиком, фундаментальными. Ќапротив,  мне  кажетсЯ,  их  сравнительнаЯ  не
важность доказываетсЯ уже тем, что они могут быть  исправлены,  без  всЯкого
изменениЯ соответствующих мест в каких-либо иных отношениЯх. ‚от один пример
этому.
     Њ-р ‘иджвик указывает, что, трактуЯ о „анных психологии,  Я  сказал  (в
5б), что, хотЯ мы приходим путем выводов  "к  тому  убеждению,  что  душа  и
нервнаЯ деЯтельность суть субъективнаЯ и объективнаЯ стороны  той  же  самой
вещи, тем не менее мы совершенно не способны  понЯть  или  даже  представить
себе, каким образом эти две стороны свЯзаны между собой". (ЊоЯ цитата  здесь
полнее, чем у него.) € вот говорЯ о "‘пециальном синтезе", где Я  дал  очерк
развитиЯ мыслительной  способности  с  объективной  стороны,  поскольку  это
обнаруживаетсЯ в процессах  приспособлениЯ  существ  на  разных  ступенЯх  к
воздействиЯм, их окружающим, м-р ‘иджвик пыталсЯ  доказать,  что  Я  "говорю
так, как  будто"  мы  можем  видеть  сознание  "естественно  возникающим  на
определенной  ступени"  нервной  деЯтельности.  ‚  главе,  на   которую   он
ссылаетсЯ, говоритсЯ о той "дифференциации психической жизни от физической",
котораЯ сопровождает прогрессивное развитие организации и, более специально,
прогрессивное развитие нервной системы џ показал там, что, в  то  времЯ  как
изменениЯ физической жизни продолжают  носить  характер  одновременности,  с
которой они, к какому бы роду ни  принадлежали  -  происходЯт  в  организме,
изменениЯ, из которых образуетсЯ психическаЯ жизнь, возникающаЯ с  развитием
нервной  системы,  постепенно  начинают  отличатьсЯ  все   более   и   более
периодичностью. „алее Я сказал, что с прогрессом интеграции  нервов  "должен
ЯвитьсЯ непрерывный рЯд таких изменений, т. е. должно возникнуть  сознание".
’еперь Я соглашаюсь, что  здесь  есть  кажущаЯсЯ  непоследовательность.  Њне
следовало сказать, что "должен  ЯвитьсЯ  непрерывный  рЯд  этих  изменений",
который,  происходЯ  в  нервной   системе   существа,   одаренного   высокой
организацией,  делает  его  поведение  последовательным,  а   под   этим   и
подразумеваетсЯ сознание, так как сознание имеетсЯ  в  нас  лишь  постольку,
поскольку наше поведение ЯвлЯетсЯ последовательным. …сли м-р ‘иджвик изменит
таким образом прежнюю формулировку, то он увидит, что  доводы  и  заключениЯ
остаютсЯ здесь незатронутыми. ‘тоит лишь проштудировать эту главу полностью,
чтобы убедитьсЯ, что цель ее вовсе не заключаетсЯ в объЯснении  того,  каким
образом  первичные  изменениЯ,  рассматриваемые  как   волны   молекулЯрного
движениЯ,  становЯтсЯ  чувствованиЯми,  из   которых   затем   формулируетсЯ
сознание; но что при объективном изучении фактов, касающихсЯ живых существ в
широком смысле слова, необходимо было, согласно сказанному, указать  там  на
коренное различие между ЯвлениЯми жизни вообще и теми особенными  жизненными
ЯвлениЯми, которые, обнаруживаЯсь в живом существе, заставлЯют нас  говорить
о нем как о существе  мыслЯщем  “же  доказано,  что  действие  этих  Явлений
усиливаетсЯ по мере того, как  изменениЯ,  совершающиесЯ  в  так  называемой
нервной системе, объединЯЯсь в высшем центре координации, делаютсЯ все более
и более периодичными. ‚водЯ слово "сознание",  мы  желаем  лишь  указать  на
основной характер этих частных физиологических изменений,  который  ЯвлЯетсЯ
параллельным основному характеру психологических изменений.
     „ругой пример того, как м-р  ‘иджвик  превращает  в  несообразность  (и
притом, по его мнению, фундаментальную)  то,  в  чем  он  мог  бы,  как  мне
кажетсЯ, усмотреть лишь ошибочное выражение, - Я  приведу  его  собственными
словами. ѓоворЯ об одном из моих воззрений, он замечает:
     "Џо его словам, "логика. рассматривает свои предложениЯ  как  известные
утвердительные сочетаниЯ,  которые  необходимо  ЯвлЯютсЯ  достоверными,  как
только даны известные другие сочетаниЯ: причем  она  считает,  что  все  эти
сочетаниЯ существуют в области не-Я, хотЯ не в той  форме,  в  какой  мы  их
знаем, но вообще в какой-нибудь  форме".  Ќо  в  п.  473,  где  г-н  ‘пенсер
иллюстрирует диаграммой  свой  "Џреобразованный  реализм",  он  высказывает,
кажетсЯ, такой взглЯд: "хотЯ мы и не можем сказать, что  в  действительности
не-Я похоже на то, что мы знаем о его элементах, отношениЯх или законах", но
все-таки мы можем сказать, что всЯкое  изменение  в  объективной  реальности
производит соответствующее изменение в субъективном состоЯнии,  -  и  притом
соответствующее до такой степени, что "устанавливает его познание".  ‡начит,
здесь "то, что находитсЯ вне сознаниЯ", не считаетсЯ  более  известным,  ибо
его действие на сознание "устанавливает его познание"".
     ќта кажущаЯсЯ непоследовательность (она отмечена курсивом) не имела  бы
места, если бы вместо слов "его познание", Я сказал  бы,  как  и  следовало:
"то, что мы называем его познанием", т. е.  отметил  бы,  что  относительное
познание различаетсЯ от познаниЯ абсолютного. Џри обычном  словоупотреблении
мы  говорим,  как  о  познаниЯх,  о  таких  сочетаниЯх  мысли,  которыми  мы
руководствуемсЯ  в  наших  отношениЯх  к  разным  предметам,   причем   опыт
действительно оправдывает такое наше мысленное предварение; те же  сочетаниЯ
мысли,  которые   нас   направлЯют   (на   ложный   путь),   мы   обозначаем
противоположными словами. ђазница между  достижением  познаниЯ  относительно
верного и достижением познаниЯ абсолютно верного будет  Ясна  из  следующего
разъЯснениЯ. Ќет никакого прЯмого сходства между  формой,  видом,  цветом  и
порЯдком  цифр  в  бухгалтерской  книге,  с  одной  стороны,   и   деньгами,
имуществом, дебетом и кредитом, которые они представлЯют собою, - с  другой;
однако формой и порЯдком этих письменных знаков  самым  совершенным  образом
выражаютсЯ "всЯкого рода" имущества и сделки  с  ними.  Џоэтому  мы  говорим
фигурально, что бухгалтерскаЯ книга "сообщает  нам"  все  относительно  этих
капиталов и сделок. ’очно так же  и  диаграмма,  на  которую  ссылаетсЯ  г-н
‘иджвик, показывает, что символы, запечатлеваемые в нас объектами, могут  по
форме и распорЯдку совершенно не походить на те объективные причины, которые
их вызвали, и на сочетаниЯ, возникающие между этими причинами; между тем как
соотношение  их  таково,  что  мы  можем  руководствоватьсЯ  этими   словами
безошибочно  в  наших  действиЯх  по  отношению  к  означенным   объективным
причинам; и в этом смысле символы сообщают  нам  познание  хотЯ  познаниЯ  в
абсолютном смысле здесь  не  больше,  чем  могут  дать  символические  знаки
бухгалтерской книги касательно предметов, к которым они относЯтсЯ. ќта точка
зрениЯ так часто подразумеваетсЯ в ЋснованиЯх психологии,  что  мне  кажетсЯ
удивительным, каким образом неточность выражениЯ могла возбудить подозрение,
будто Я говорю здесь что-либо иное.
     —тобы  ответить  на  остальные  критические  замечаниЯ  г-на  ‘иджвика,
которые, будучи все в том же  роде,  вызывают  и  те  же  самые  возражениЯ,
понадобилось бы больше места, чем его имеетсЯ в моем распорЯжении. Џоэтому Я
принужден   ограничитьсЯ   здесь   лишь   разбором    указанной    "коренной
непоследовательности",  которой,  по  его  мнению,  и  обусловливаютсЯ   все
остальные заблуждениЯ.  џ  имею  здесь  в  виду  то  примирение  реализма  и
идеализма, на которое он смотрит как на невозможный  компромисс.  ‡аключение
союза  после  продолжительной  борьбы  ЯвлЯетсЯ  обыкновенно  делом   весьма
трудным. Љто взЯл под свою защиту один из двух  противоречивых  взглЯдов  и,
защищаЯ его, усвоил себе известное понимание  взглЯда,  против  которого  он
боретсЯ, тот привыкает  смотреть  на  свои  воззрениЯ  как  на  единственные
возможные альтернативы, и его приводит в полное  смущение  всЯкаЯ  гипотеза,
котораЯ представлЯет из себЯ одновременно и то и другое, а вместе с тем и ни
то, и ни другое Ћднако так как во всех почти случаЯх борьбы  доктрины  между
собою каждаЯ из них  содержит  в  себе  некоторые  элементы  истины  и  спор
обыкновенно заканчиваетсЯ соединением  в  одно  целое  трех  частей  истины,
которые непременно заключаютсЯ в каждой из спорных доктрин, то уже a  priori
это же самое можно предположить и относительно гипотезы, совмещающей в  себе
реализм с идеализмом.
     ѓ-н ‘иджвик выражает удивление или, вернее, приглашает своих  читателей
подивитьсЯ тому, что Я, соглашаЯсь с  критическими  замечаниЯми  идеалистов,
тем  не  менее  защищаю  основные  воззрениЯ  здравого  смысла  и,  как   он
выражаетсЯ, "палю своими аргументами прЯмо в лицо Љанту, Њиллю  и  остальным
"метафизикам"".
     "Џо его словам, - говорит он обо  мне,  -  "метафизики"  неосновательно
полагают, что "убеждениЯ,  возникающие  из  сложных  умственных  процессов",
имеют  более  цены,  чем  "убеждениЯ,  возникающие  из  простых   умственных
процессов"; обычный Язык, ими употреблЯемый, не в состоЯнии выразить Ясно их
гипотезы, и, таким образом, их рассуждение неизбежно заключает в себе  такие
обычные понЯтиЯ, которые они отвергают, и теориЯ  реализма  имеет  за  собою
преимущества "первенства",  "простоты",  "Ясности".  Ќо  отличающаЯсЯ  этими
свойствами теориЯ и есть несомненно то,  что  г-н  ‘пенсер  именует  "грубым
реализмом", это та самаЯ теориЯ, котораЯ утверждает, что не-Я имеет само  по
себе протЯжение, плотность, даже цвет (если вдобавок еще не звучность  и  не
запах). ќто именно так и понимаетсЯ на обычном Языке.  Ќо  доводы,  которыми
г-на ‘пенсер доказывает относительность  всЯких  чувствований  и  отношений,
порождают более сложный и тонкий анализ, путем которого он  превращает  наше
понЯтие о протЯжении в агрегат  чувств  и  их  изменений,  отдалЯют  нас  от
первоначальной простой уверенности, что, например, зеленаЯ трава, которую мы
видим, существует вне нашего сознаниЯ в том самом  виде,  в  каком  она  нам
представлЯетсЯ, - так же точно, как отдалЯют нас от подобной же  уверенности
идеализм, скептицизм или учение Љанта."
     Џо-видимому, противоречие кажетсЯ здесь значительным; но Я мог  думать,
что, прочитав  главу  о  "Џреобразованном  реализме",  такой  проницательный
критик, как г-н ‘иджвик, сумеет объЯснить себе эту аномалию. „ело в том, что
он упустил из виду одно существенное  различие.  Њои  рассуждениЯ  указывают
лишь  на  то,  что  прЯмаЯ  интуициЯ   реализма   должна   считатьсЯ   более
авторитетной, нежели доводы антиреализма, там где показаниЯ их не могут быть
примирены между собою. Ћдним из пунктов, где эти  показаниЯ  не  могут  быть
примирены, представлЯетсЯ существование объективной реальности. ‘равнительно
с интуицией реализма Я считаю доводы антиреализма бессмысленными, ибо они по
необходимости исходЯт из такого постулата, отрицанием которого кончают, но в
то же времЯ, признаваЯ объективное существование как необходимый постулат, Я
отношусь  критически  ко  всем  тем  суждениЯм,  которыми   грубый   реализм
сопровождает свое первоначальное суждение; и можно бы  доказать,  что  такое
измененное толкование свойств и отношений  предпочтительнее  первоначального
толкованиЯ их.
     „лЯ разъЯснениЯ дела возьмем  наиболее  известный  случай,  где  прЯмое
суждение  здравого  смысла  находит  с