олько в нашей
фантазии, или иллюзорно. ’аким образом, мы изымаем химеру из реального сада,
где она собираетсЯ существовать нарЯду с лебедЯми и кружить головы поэтам, и
помещаем ее  в  разуме. ’ам, как  нам  кажетсЯ, подходЯщее  место,  которого
хватит длЯ толпы химер и  прочих чудесных существ.  Њы принимаем решение так
быстро,  потому  что  существование  химеры  вызывает столько  сомнений, его
реальность  так маловероЯтна, что  этот чай не стоит долгих  рассуждений,  -
хотЯ в глубине души  остаетсЯ глухаЯ досада, досада, которую сейчас, назвав,
Я сотру из вашего сознаниЯ,  потому чтобы, о чем мы сегоднЯ говорим. .должно
ни беспокоить вас,  ни затрагивать всерьез. ќта досада весьма напоминает то,
что  много лет  назад  Я говорил в защиту Љихота. —то ж,  давайте  смеЯтьсЯ,
потому  что „ои Љихот  принимает мельницы за великанов! —то ж. „он  Љихот не
должен видеть великана там, где стоит мельница! Ќо  почему человеку известно
о великанах? ѓде есть или были великаны? Ђ если их в  не было,  выходит, что
не „он Љихот, а человек, род людей в какой-то момент своей истории обнаружил
великана  там, не  было, -  т. е. какое-то времЯ он сам был доподлинным  „он
Љихотом,  фантастическим   „он  Љихотом.   €  действительно,   тысЯчелетиЯми
“ниверсум длЯ человека состоЯл главным образом  ив великанов и химер: он был
самым реальным  из существовавшего, тем, что  управлЯло  его жизнью. Љак это
случилось, как стало возможным?  ‡десь нарЯду с любопытством сквозит досада,
но она,  повторЯю,  не  имеет  отношениЯ  к нашей проблеме.  Њожно.  было бы
досадовать еще сильнее, во не стоит, потому что теперь мы не обсуждаем, есть
ли или могли бы быть  химеры; то, что нас интересует, - точно ли они есть, и
поскольку в их нетрудно усомнитьсЯ,  они не годЯтсЯ нам  в качестве основных
данных “ниверсума.

     Ѓольшую сложность представлЯет  случай, когда физик убеждает нас, что в
“ниверсуме  имеютсЯ силы, атомы,  электроны. „ействительно ли несомненно то,
что имеетсЯ? ’ут  же  мы  слышим,  как  физики  спорЯт  между  собой  об  их
существовании;  это   указывает,  что,  во   всЯком   случае,  в  нем  можно
сомневатьсЯ.  € даже если бы физики  пришли к согласию и их единодушные рЯды
склонЯли бы нас поверить в реальное существование  сил, которые мы не видим,
незримых атомов и электронов, мы могли бы возразить следующим образом: атомы
- объекты, существование которых, хотЯ и действительное, открываетсЯ длЯ нас
лишь после  освоениЯ всей теории.  —тобы  существование атомов было истиной,
нужно,  чтобы  сначала всЯ физическаЯ  теориЯ  была  истиной.  Ђ  физическаЯ
теориЯ,  пусть  и  истиннаЯ,  представлЯет  собой  истину  спорную,  котораЯ
включает   в  себЯ  и   имеет  основанием  длинную  цепь  рассуждений,   что
соответственно влечет за  собой  необходимость проверки. ‘ледовательно,  она
ЯвлЯетсЯ не первичной,  коренной истиной, но  в лучшем случае относительной,
производной.  ќто вынуждает нас сказать  нечто похожее на то, что говорилось
по поводу химеры, -  что она имеетсЯ  лишь  в  воображении, - а  именно  что
реальное существование атомов сомнительно, что  пока они имеютсЯ в теории, в
мышлении  физиков.  Џока  атомы  - химера физики, и подобно  тому, как поэты
воображают химеру с когтистыми  лапами, лорд  Љельвин придаст шипы  и  когти
атомам.

     ‘уществование атомов тоже вызывает сомнение,  они  не  ЯвлЯютсЯ данными
“ниверсума.

     ЋбратимсЯ  в   таком   случае  к   тому,  что   более  близко  и  менее
проблематично. Џусть результаты всех естественных наук спорны, но, во всЯком
случае, вещи, которые окружают нас, которые  мы видим  и  трогаем  и которые
естественные науки относЯт к действительным ЯвлениЯм, несомненно существуют.
…сли  и  не  существует  химеры  поэта,  то  по  крайней мере  и  несомненно
существует сад, реальный сад,  видимый,  осЯзаемый, обонЯемый, который можно
купить  и  продать, по  которому  можно  прогуливатьсЯ,  подстригать  в  нем
деревьЯ.  € однако,  когда  Я  нахожусь  в саду  и  любуюсь  первой весенней
зеленью, мне случаетсЯ закрыть глаза, и, как по мановению волшебной палочки,
сад исчезает - вмиг, сразу уничтожаетсЯ, изымаетсЯ из “ниверсума.

     ‘межаЯ веки, мы, как гильотиной, напрочь отсекаем его  от мира. Ћт него
не  остаетсЯ ничего  в реальности - ни песчинки, ни лепестка, ни  листка. Ќо
как только Я снова открываю глаза - с тои| же  быстротой сад ЯвлЯетсЯ вновь,
мгновенно, подобно трансцендентному танцовщику, совершает прыжок  из небытиЯ
к бытию и, не сохранив и следа своей временной гибели, вновь нежно обступает
менЯ.  ’о  же   самое  произойдет  с  запахами  сада,  с  его  осЯзательными
свойствами, если Я  переборю  свои  соответствующие органы чувств.  € больше
того: отдыхаЯ в саду, Я засыпаю и вижу сон,  что нахожусь  в саду, и во  сне
сад  не  кажетсЯ мне менее  реальным,  чем наЯву. ‘ад в  еврейско-египетской
традиций означает "рай".  „алее, если Я приму  определенные  алкалоиды, Я  и
наЯву могу увидеть такие же сады. ќто  галлюципированный сад, "искусственный
рай".  ѓаллюципированный  сад  не  отличаетсЯ сам  по  себе  ничем  от  сада
недлинного,  т.  е.  они оба  подлинны и равной степени. ‚озможно,  все, что
окружает менЯ,  весь внешний мир, в  котором Я  живу,  -  это лишь  огромнаЯ
галлюцинациЯ. Џо  всЯком случае, его воспринимаемое содержание одинаково при
нормальном  и  при  галлюцинирующем  восприЯтии.  Ќо  ведь  характерным  длЯ
галлюцинации  ЯвлЯетсЯ то, что ее  объекта на самом деле  нет. Љто поручитсЯ
мне, что нормальное  восприЯтие не  таково? Ћно  отличаетсЯ  от галлюцинации
лишь тем, что носит более постоЯнный характер и его содержание  относительно
общее у менЯ и у других.  Ќо  это не дает оснований отрицать галлюцинаторный
характер нормального восприЯтиЯ; лишь  позволЯет нам сказать,  что  на самом
деле восприЯтие действительности  имеет  характер  не любой  галлюцинации, а
постоЯнной и общей - что, надо сознатьсЯ, хуже всЯкой другой.

     €з этого следует, что так называемые  данные органов чувств  ни в какой
степени  не  достоверны,   и  их  существование  само  по  себе  ничего   не
гарантирует.  ‘оответственно  жизнь есть  сон,  однообразный  в  правильный,
цепкий и будничный.

     ‘омнение, сомнение как метод,  по  каплЯм, подобно  кислоте,  разъедает
крепость,  надежность  внешнего мира и заставлЯет его  улетучиватьсЯ; или  -
другой  образ - сомнение,  как откатывающийсЯ назад прибой, несет с собой  и
топит  в  самом себе весь окружающий  вас мир со всеми предметами  и людьми,
включаЯ наше собственное тело, которое мы напрасно трогаем и щиплем, пытаЯсь
убедитьсЯ в том, что оно несомненно существует, чтобы спасти его, - сомнение
жадно  поглотило  его,  и  вот мы  уже  видим, как тело  наше плывет  внизу,
бездыханное,  утонувшее.  Љитайцы  говорЯт об  умершем: "тот,  что уплыл  по
реке".

     ‚ам должна  быть  более чем  понЯтна  серьезность полученного  выводов.
‘казанное  выше  означает; существование  предметов,  природы,  человеческих
существ, всего  внешнего мира  недостоверно,  поэтому  не  ЯвлЯетсЯ исходным
данным, оно не несомненно  в  “ниверсуме. ќтот  мир, который  окружает  вас,
который  нас  поддерживает и  защищает, который  в жизни  кажетсЯ  нам самым
крепким,  надежным,  эта земнаЯ  твердь,  в  которую  мы бьем  ногой,  чтобы
доказать  ее  несокрушимость, оказываетсЯ  существованием  сомнительным,  по
крайней мере вызывающим сомнениЯ. € раз это так, философиЯ не может исходить
из факта существованиЯ внешнего мира - из чего исходит ваша  жизненнаЯ вера.
‚  жизни мы принимаем без тени сомнениЯ  полную реальность наших космических
подмостков,  но  философиЯ,  котораЯ  не   может  считать  истиной  то,  что
засвидетельствовано другой наукой как  истинное, не может принЯть и того, во
что верит  жизнь.  ‚от вам  превосходный и очень  конкретный пример  того, в
каком  смысле  философствовать означает  не-  жить,  вот вам доказательство,
почему философиЯ  по  сути своей парадоксальна.  ”илософствовать  -  это  не
значит жить, это значит добросовестно отречьсЯ от жизненных верований. Џусть
это отречение может и должно быть лишь возможным, умственным, осуществлЯемым
исключительно  целью созданиЯ  теории,  оно само  должно быть теоретическим.
Ќаконец, именно поэтому  мне кажетсЯ странным совершенно серьезно приглашать
людей  предатьсЯ  философии.  Њожно  ли поручитьсЯ,  что никто  не  окажетсЯ
"убежденным", не сочтет всерьез, что внешний  мир, возможно,  не существует?
”илософское убеждение  - не жизненное, это квазиубеждение, убеждение разума.
€  серьезность  не   оборачиваетсЯ  у   философа  высокомерием,  а  остаетсЯ
серьезностью   как   качеством,   способностью   выстраивать   наши    идеи,
упорЯдочивать их.

     Ќо  во  всЯком  случае  известно  следующее:  философиЯ  начинаетсЯ   с
заЯвлениЯ,  что  внешний  мир  не  относитсЯ  к  исходным  данным,  что  его
существование  сомнительно  и  что  любой  тезис,   в  котором  утверждаетсЯ
реальность внешнего мира, не  очевиден, чуждаетсЯ в доказательстве; в лучшем
случае  он  требует  длЯ обоснованиЯ иных первичных  истин.  —его, повторЯю,
философиЯ, как  известно, не  делает, она не  отрицает  реальности  внешнего
мира, поскольку  это было бы тоже довольно проблематичным начинанием. ’очное
выражение  того, что утверждает философиЯ, таково: ни  существование, ни  не
существование  мира вокруг нас совершенно не  очевидны,  стало  быть, нельзЯ
исходить ни из того, ни  из другого, поскольку  это  означало бы исходить из
того, что предполагаетсЯ, а  философиЯ взЯла на себЯ  обЯзательство исходить
только из того,  что полагаетсЯ относительно  самого  себЯ,  т.  е. на  себЯ
налагаетсЯ.  Ќо вернемсЯ к той драматической ситуации,  когда  море-сомнение
мощными  волнами отступающего прибоЯ уносит наш мир, наших друзей и вдобавок
наше тело.

     —то в  таком случае остаетсЯ в “ниверсуме? —то тогда несомненно имеетсЯ
в “ниверсуме?  Љогда сомневаешьсЯ  в  мире  и  во всем  “ниверсуме,  что  же
остаетсЯ? ЋстаетсЯ...  сомнение - факт, что Я сомневаюсь: если Я сомневаюсь,
существует ли мир, Я не  могу  сомневатьсЯ в том,  .что сомневаюсь, -  здесь
граница всего возможного сомнениЯ. Љакой бы широкой ни была сфера  сомнений,
они иногда сталкиваютсЯ сами с собой и взаимно уничтожаютсЯ. ‚ам нужно нечто
несомненное?  ‚от  оно:  сомнение. —тобы сомневатьсЯ  во всем,  Я  должен не
сомневатьсЯ  в  том,  что  сомневаюсь.  ‘омнение  возможно  лишь при условии
собственной' неприкосновенности: при попытке обратитьсЯ против себЯ обломает
зубы.

     ќтим  рассуждением,  представлЯющим  лишь  мизансцену  другой,  гораздо
большей мысли, начинает „екарт современную  философию.  ќто  знают  все, это
одно  из основополагающих сведений. …сли Я повторЯю его здесь,  как и другие
кажущиесЯ а  высшей степени известными вещи, встречавшиесЯ в первой половине
этого курса, то  по  многим  причинам,  которые,  возможно,  Я позже  или  в
следующий  раз смогу вам  перечислить. Њы достигли уровнЯ, на котором  могут
быть объЯвлены тайны этого-курса и открыты длЯ посещений его подземные ходы.
Џоэтому  Я  говорю то,  о  чем  умалчивал  в  течение  четверти  века  своей
общественной  жизни,  а именно: Я  ее принимаю  такой общественной работы  и
вообще человеческой жизни во всей ее  полноте,.  котораЯ не  была бы подобна
парижскому театру Ћпера, скрывающему  под землей столько же  этажей, сколько
выситсЯ  их над уровнем земли.  € то, что это  должен сказать  муравей перед
колоссальной  фигурой  „екарта, отца  современности,  как  мы  убедимсЯ,  не
случайно.

     Џо перейдем теперь к текущим вопросам.

     ’от, кто думает, что „екарт положил начало новому  временит ,каламбуром
насчет того, что  мы не можем сомневатьсЯ в  том, что сомневаемсЯ, - кстати,
то  же говорил и ‘в. Ђвгустин, - не имеет  ни  малейшего понЯтии об огромном
новаторстве   картезианского  мышлениЯ  и  в  результате  не  знает  истоков
современности.

     ‘ледовательно, важно, чтобы мы верно увидели, какие  преимущества имеет
сомнение, чтобы в нем  мы не сомневались,  другими  словами,  почему в такой
огромной и важной вещи, как внешний мир,  мы можем сомневатьсЯ, и, напротив,
о  такую  мелочь,  как  само  сомнение,  копье  сомнениЯ  тупитсЯ.  Љогда  Я
сомневаюсь, то  не могу сомневатьсЯ в  существовании  моего сомнениЯ;  тогда
становитсЯ исходным данным, несомненной реальностью “ниверсума. Ќо почему? ‚
том, что существует этот  театр, где Я разглагольствую, Я могу сомневатьсЯ -
может  быть, у  менЯ сейчас галлюцинациЯ.  ‚озможно, в  юности, когда  может
приснитьсЯ что  угодно, Я  как-то увидел  во сне,  что говорю  о философии в
театре- пред мадридской публикой, и теперь толком не знаю,  сбываетсЯ ли сон
в этот момент  или  этот момент и есть сон, а  Я - сновидец. ќто значит, что
реальный мир  и  мир приснившийсЯ не различаютсЯ коренным образом по  своему
содержанию, они  соседствуют,  разделенные  лить так, как в средние века шла
молва о  саде ‚ергилиЯ: что он отделен от остального  мира воздушной стеной.
Ѓез малейших изменений мы можем перенестись из реального в приснившеесЯ, и в
этом  конкретном случае нет 'мнений, что  заинтересовать  в какой-то степени
мадридцев философией было и есть заветным сном, мечтой моей жизни.

     ‘тало быть Я могу сомневатьсЯ в реальности этого театра, , во не в  том
что Я сомневаюсь в нем; повторЯю еще раз: почему? Ћтвет таков: сомневатьсЯ -
это значит, что мне кажетсЯ что-то сомнительным и недостоверным. Њне кажетсЯ
и  Я думаю - одно  и то  же.  ‘омнение  не что иное  как  мысль. €так, чтобы
сомневатьсЯ  в  существовании  мышлениЯ,  Я  должен  поневоле  мыслить   это
мышление, чтобы дать ему существование в “ниверсуме; тем же актом, которым Я
пытаюсь  упразднить  мое  мышление,  Я  его  осуществлЯю.  „ругими  словами:
мышление - единственное  в “ниверсуме,  существование чего  нельзЯ отрицать,
поскольку  отрицать  значит  мыслить.  ‚ещи, о  которых  Я  думаю, могут  не
существовать в “ниверсуме, во то, что Я о них думаю, несомненно. џ повторЯю:
быть сомнительным -  значит  казатьсЯ  мне  сомнительным, и все в “ниверсуме
может  казатьсЯ  мне  сомнительным  -  кроме  того,  что  это  мне  кажетсЯ.
‘уществование  этого театра проблематично, поскольку Я  понимаю под этим то,
что он стремитсЯ быть независимым от менЯ, что, когда Я закрываю глаза  и он
перестает существовать  длЯ менЯ  или во мне, он продолжает на  свой страх и
риск быть вне менЯ, отдельно от  менЯ, в “ниверсуме, т. е. что он существует
в себе. Ќо мышление обладает таинственным преимуществом, его  существование,
то,  чем  оно  стремитсЯ  быть,  сводитсЯ   к  тому,  что   мне  кажетсЯ,  к
существованию  длЯ менЯ. € поскольку Я пока что состою лишь из своих мыслей,
скажем, что мышление - то  единственное, в чем его собственнаЯ сущность, то,
что оно представлЯет собой реально, состоит лишь в том, чем оно ЯвлЯетсЯ длЯ
себЯ. Ћно то, чем кажетсЯ и ничего больше; кажетсЯ же оно тем, что есть. Ћно
исчерпывает  свою  сущность  в собственной  видимости.  ‚  отношении  театра
ситуациЯ  обратнаЯ:   то,  чем   театр   ЯвлЯетсЯ  или  стремитсЯ   быть  не
исчерпываетсЯ  его  видимостью,  зримой  длЯ  менЯ.  Ќапротив  он  стремитсЯ
существовать и  тогда, когда Я его не вижу, когда Я не поЯвлЯюсь, когда Я не
присутствую. Ќо мое  видение  есть нечто исчерпывающее  его экзистенциальное
стремление казатьсЯ мне, когда Я смотрю, мое зрение присуще мне,  оно Явно и
непосредственно. € если сейчас Я страдаю галлюцинацией, значит этот театр не
существует реально, но вид театра отнЯть у менЯ никто.

     €з  чего следует, что лишь мышлению дан весь  “ниверсум. € пои этом дан
несомненно, поскольку  состоит  лишь в  данности  бытиЯ  поскольку  ЯвлЯетсЯ
чистым  присутствием,  чистым  Явлением  чистой  кажимостью  длЯ  менЯ.  ќто
великолепное,   решающее   открытие   „екарта,   которое,  подобно   ‚еликой
Љитайской.-не делит  историю философии на две  части; античность  и  средине
века осталась  по ту сторону ее,  по эту сторону -  то. что составлЯет новое
времЯ.  Ќо  сказанное ни в  какой мере  не удовлетворЯет менЯ. Љак вы видите
печь  идет  об очень важном положении -  о  теоретическом первенстве разума,
духа, сознаниЯ. џ, субъективности как о Явлении универсальном: это первичное
Явление  “ниверсума. €так, следует  помнить, что  это главнаЯ  идеЯ, которую
новое времЯ  прибавило  к сокровищнице  ѓреции.  Ћна  заслуживает, чтобы  мы
остановились на ней и добивались предельной Ясности. Џоэтому простите, что Я
не раз буду возвращатьсЯ к атому вопросу,  ища различные формулировки, чтобы
один  за другим мы все  пришли бы к полному пониманию того, что такое разум,
сознание, мышление, субъективность, дух, џ.

     Њы ищем исходные данные “ниверсума. Ќо кому предназначаютсЯ эти данные?
…стественно,  познанию.  ќто  данные  длЯ  познаниЯ  “ниверсума, то, что оно
должно  принЯть  во  внимание,  чтобы исходить  из него  в искать то,  чего,
возможно, не хватает, € когда  же мы можем сказать, что познанию дано нечто?
Ћчевидно, когда это  нечто  полностью войдет в наше сознание, когда оно Ясно
предстанет  перед  нашим  пониманием,  лишенное тайн и сомнений, когда  наше
познание бесспорно освоит его. €так, чтобы Я познал нечто, необходимо, чтобы
это нечто  продемонстрировало мне свою целостность, предстало таким,  каково
оно есть, каким оно стремитсЯ быть, чтобы не оставалось ничего тайного в его
сущности. €так, очевидно, что все то, чье бытие, чье существование стремитсЯ
к  бытию и  существованию,  пусть  не  представаЯ передо  мной,  не ЯвлЯетсЯ
данным.  Ќо  это  происходит  со всем,  что  не  ЯвлЯетсЯ  моим  собственным
мышлением,  моим  собственным  разумом.  Џрисутствовать  при  чем-то  значит
каким-то  образом  вобрать в  себЯ, обдумать. ‚се,  что отличаетсЯ от  моего
мышлениЯ, стремитсЯ быть и существовать вне  моего мышлениЯ, т. е. вне моего
присутствиЯ.  Џусть Я отсутствую. Ќо мышление - поскольку это  не что  иное,
как вещи, которые предстают передо мной лишь когда предстают, которые Я вижу
лишь  когда вижу,  слышу  лишь когда  слышу, воображаю лишь когда воображаю,
выдумываю лишь когда выдумываю - существуют  само по себе, будучи  в  полной
моей собственности. …сли Я "’аю, что дважды два пЯть, Я  заблуждаюсь, но то,
что Я думаю, есть истина.

     Њышление,  -  это  исходное данное, поскольку  мышление  придерживаетсЯ
всегда само себЯ, ЯвлЯетсЯ единственным, существует само длЯ  себЯ и состоит
в  этой  встрече  с  самим  и. ’еперь мы видим, почему каламбур относительно
сомнениЯ -это только  каламбур, точнаЯ, остраЯ формулировка и  гораздо более
широкой  идеи.  Ќе  потому,  что  своеобразие  сомнениЯ  делает  невозможный
сомнение в  нем,  а  потому  что сомнение  представлЯет  собой один из видов
мышлениЯ.  ’о же,  о сомнении,  мы можем  сказать  о  нашем  зрении,  слухе,
воображении, выдумке, чувствах -  любви, ненависти, желании зубной боли. ‚се
эти вещи имеют общее - они  существуют сами по себе. …сли мне кажетсЯ, что у
менЯ  болЯт  зубы,  это  означает,  что Явление, именуемое  "зубной  болью",
бесспорно, существует в “ниверсуме,  поскольку достаточно,  что  зубнаЯ боль
существует  абсолютно,  что она  существует сама по  себе, что  она  кажетсЯ
существующей  сама  в себе. ‚от существуют ли  зубы  в “ниверсуме или  нет -
вопрос  спорный; поэтому  поэт  ѓейне как-то заметил одной  даме, что  мы не
всегда верно определЯем источник наших бед, даже если они длЯ нас  очевидны:
"•очу вам сознатьсЯ, что у менЯ зубнаЯ боль в сердце".

     ‚ течение долгих  лет освоениЯ курса  наук  менЯ учили,  что длЯ  наших
средиземноморских  народов  очень  сложно  -  и не  случайно - принимать  во
внимание  особое  свойство, присущее  во  всем  “ниверсуме  лишь  мышлению и
субъективности. ‚ то же времЯ длЯ северных народов оно относительно легко  и
очевидно. € поскольку идеЯ  субъективности, как Я уже говорил,  представлЯет
собой основной  принцип всего нового времени, есть смысл следовать  ему, его
непонимание  - одна из причин, по которым средиземноморские народы так  и не
стали вполне  современными. ЉаждаЯ  эпоха имеет  свою атмосферу,  в  которой
преобладают определенные принципы, вдохновлЯющие и организующие жизнь; когда
народу  не подходит эта атмосфера, ему неинтересна жизнь он подобен растению
в  неблагоприЯтной  среде,  существование его  сводитсЯ к  vita minima, или,
используЯ спортивный термин, он "терЯет форму". ќто  и произошло с испанским
народом в период так называемого нового времени. ’ип жизни нового времени не
длЯ  него,  неинтересен  ему. ‘  этим  нельзЯ  боротьсЯ, остаетсЯ ждать.  Ќо
представьте себе, что эта  идеЯ субъективности, основа всего нового времени,
будет  побеждена  -  другаЯ  идеЯ,  более  глубокаЯ и  мощнаЯ,  обесценит ее
полностью или частично. ќто означало  бы создание  новой атмосферы  -  новой
эпохи.  €так  как эта наступившаЯ  эпоха противоречила бы  предшествовавшей,
эпохе нового времени,  народы,  терпевшие неудачи в  этот период, обрели  бы
возможность возродитьсЯ. €спаниЯ, возможно, снова сможет проснутьсЯ в полной
мере длЯ жизни Я истории. —то, если одним из  результатов этого курса станет
то,   что   мы   убедимсЯ:  подобное  предположение  стало  фактом  -   идеЯ
субъективности побеждена другой, новое времЯ полностью завершено?

     Ќо идеЯ субъективности, первенства разума, или сознаниЯ, как первичного
ЯвлениЯ “ниверсума так велика, так прочна, так сильна что мы не можем питать
иллюзий   относительно   легкого   ее  преодолениЯ,'   напротив,  мы  должны
проникнутьсЯ ею, понЯть ее в полной мере овладеть ею. Ѓез этого нам нечего и
пытатьсЯ преодолеть ее. ‚ истории любое  преодоление  предполагает  условие-
нужно поглотить  то, что следует превзойти, нести  в себе  то, что мы  хотим
покинуть. ‚ жизни духа преодолеваетсЯ лишь то, что сохранЯетсЯ, подобно тому
как третьЯ ступенька возвышаетсЯ  над  двумЯ.  ‘тоит им  исчезнуть,  третьей
ступени придетсЯ упасть  и  стать  первой.  Ќет иного способа  пойти  дальше
нового  времени, как на его основе. Џоэтому-то  испанские духовные семинарии
не сумели превзойти идей нового времени - они никак не могли  принЯть их, но
упорно отметали,  не обдумываЯ  и во усваиваЯ.  ‚ противоположность телесной
жизни  в  жизни  духовной  новые,  дочерние  идеи  заключают  в  себе  идеи,
породившие  их.  Ќо вернемсЯ к  исходному данному -  мышлению. ‘омнение  как
метод, решение сомневатьсЯ, поскольку имеетсЯ  понЯтное чувство сомнениЯ, не
было  у  „екарта   случайностью,   как   и  его  начальнаЯ  формулировка   о
несомненности сомнениЯ. ђешение об универсальном сомнении - это лишь лицеваЯ
сторона  медали,   или  инструмент  другого   решениЯ,   более  позитивного:
признавать науку не как содержание, а лишь как то, что можно доказать. €так,
наука, теориЯ - это не  что иное, как запись реальности в системе доказанных
суждений.  ‚едь сомнение  как метод  не ЯвлЯетсЯ длЯ философии случайностью:
это  сама  философиЯ,  обдумывающаЯ  свои собственные неотъемлемые свойства.
‹юбое  доказательство  - это  доказательство  сопротивлениЯ, и теориЯ -  это
доказательство сопротивлениЯ, которое некое суждение оказывает сомнению. Ѓез
сомнениЯ нет доказательства, истинности знаниЯ.

     ‚едь сомнение  как метод вело историю, так же  как ведет  сейчас нас, к
огромному открытию: длЯ познаниЯ нет другого исходного данного, кроме самого
мышлениЯ. Ќи о чем другом нельзЯ сказать, что достаточно мне о нем  мыслить,
чтобы  оно  существовало.  Љентавр и химера  существуют  не потому,  что мне
доставлЯет  удовольствие  выдумывать  их,  -  подобно  тому  как  этот   мир
существует не потому, что Я его вижу. Ќапротив, достаточно не помыслить, что
Я  мыслю о том или другом, как  эта мысль существует. ‚едь у мышлениЯ есть в
качестве привилегии  способность  давать себе бытие,  быть  данным длЯ себЯ,
или, другими вами, во всех иных вещах различаетсЯ их существование и то, Я о
них мыслю, поэтому они всегда  представлЯют собой проблему, а не данное.  Ќо
длЯ того чтобы существовало  мое  мышление, мне достаточно  помыслить, что Я
мыслю. ‡десь  мыслить существовать  -  одно  и  то  же.  ђеальность мышлениЯ
заключаетсЯ именно в том, что Я отдаю себе отчет в нем. Ѓытие здесь  состоит
в этом знании,  отдавании  себе отчета. ‚ понимании, что  ЯвлЯетсЯ  основным
данным длЯ того,  чтобы знать или  осмыслить то,  что состоит именно в  том,
чтобы  знать себЯ теперь уверенности, с которой  мы можем  утверждать, что в
“ниверсуме существует мышление,  или  соgitatio,  несравнима с нашим  другим
утверждением  относительно  существованиЯ, и это,  ни однажды  обнаруженным,
обЯзывает основывать  на нем наше  знание об “ниверсуме. „лЯ  теории  перваЯ
истина о реальности  такова: мышление существует, сogitatio еst! Њы не можем
исходить из реальности внешнего мира:  все, что окружает все тела, включаЯ и
наше собственное, в их стремлении  существовать сами по себе, независимо  от
наших  мыслей  о  них,  подозрительны.  Ќо,  напротив, несомненно,  что  они
существуют в  моем  мышлении как мои мысли, как соgitationes.  ’еперь  разум
оказываетсЯ  центром и опорой всей реальности. Њой  разум придает  нерушимую
реальность  тому,  что  мыслит, если Я считаю  его тем, что  он представлЯет
собой изначально, -  если Я  считаю  его моей мыслью.  ќтот принцип  ведет к
попытке созданиЯ системы объЯснений всего имеющегосЯ, интерпретируЯ  все то,
что, очевидно, не ЯвлЯетсЯ  мышлением, не ЯвлЯетсЯ мыслью как состоЯщее лишь
в мышлении, лишь в  мысли. ќта система  - идеализм, и современнаЯ философиЯ,
начинаЯ с „екарта, в основе своей идеалистическаЯ.

     …сли сомнение  в независимости  существованиЯ внешнего  мира мы недавно
назвали  огромным   парадоксом,  его  непосредственное   следствие,  т.   е.
превращение   этого   внешнего   мира   в   мое   чистое   мышление,   будет
сверхпарадоксом,  делающим  из  философии   нового  времени   добросовестное
противоречие   нашей   жизненной   вере.   ЌачинаЯ  с   „екарта,   философиЯ
действительно делает  первый шаг  в  направлении,  противоположном привычкам
нашего разума, идет  против течениЯ  обыденной жизни  и  удалЯетсЯ  от  нее,
двигаЯсь  равномерно ускоренно до точки, где у ‹ейбница,  Љанта,  ”ихте  или
ѓегелЯ   философиЯ  становитсЯ  миром,  увиденным  наизнанку,   великолепной
противоестественной    теорией,   котораЯ   не   может   быть   понЯта   без
предварительного    посвЯщениЯ,   теорией   посвЯщенных,   тайным   знанием,
эзотеризмом.  Њышление  поглощает мир: вещи  превращаютсЯ в  чистые  идеи. ‚
письмо, к которому  Я обращалсЯ ранее, ѓейне  спрашивает  свою приЯтельницу:
"…сть ли у вас  мысли по поводу того,  что такое мысль? џ вот вчера  спросил
своего  кучера, что такое  мысли, и он ответил мне: "Њысли... мысли, да  это
такие  вещи,  что  западают  кому-нибудь в  голову"".  Ључер ѓейне  правил в
течение трех веков  - всего нового  времени -  великолепной барочной каретой
идеалистической  философии. €  до сих  пор  бытующаЯ  культура  едет  в этом
экипаже и не находит способа выйти из него, не ронЯЯ своего достоинства. ’е,
кто  пыталсЯ сделать  это, не выходили из кареты, а просто  высовывались  из
окошка и разбивали голову - голову кучера ѓейне, куда западали вещи.

     Џревосходство   идеализма   идет   от  открытиЯ   одной   вещи,  способ
существованиЯ которой коренным  образом отличен от остальных. ЌикакаЯ „ругаЯ
вещь в “ниверсуме,  даже  если  предположить их существование, не  состоит в
основе своей  из бытиЯ длЯ себЯ, из  осознаваниЯ  самой  себЯ. Ќи  цвета, ни
тела, ни атомы, стало быть, никакаЯ материЯ: бытие цвета - белеть, зеленеть,
синеть, а не  быть длЯ себЯ  белым, зеленым или синим. ’ело -  это  тЯжесть,
вес,  -  но не  вес  длЯ  себЯ самого.  ’акже и  идеЯ Џлатона  не  состоит в
осознании самой себЯ:  идеЯ добра или равенства не знает,  что такое доброта
или  равенство.  ’акже и аристотелевскаЯ форма  не состоит  в этом  звании о
себе, как и Ѓог ЂристотелЯ - несмотрЯ на его  определение, с  которым, как Я
надеюсь, мы еще столкнемсЯ, как и ‹огос ”илона и Џлотина  и  …вангелиста ‘в.
€оанна,  как и душа ‘в. ”омы Ђквинского. ђечь  действительно вдет о понЯтии,
присущем новому времени.

     …сли  понимать это сum grano salis, Я  сказал бы, что способ бытиЯ всех
этих вещей далек от того, чтобы состоЯть в бытии длЯ себЯ или знании о самих
себе,  а  скорее  состоит  в  противоположном: в существовании  длЯ другого.
Љрасное красно  длЯ  того, кто  его  видит,  платоническаЯ  доброта, доброта
совершеннаЯ,  такова  длЯ  того, кто  может думать о ней. Џоэтому собственно
античный мир  кончилсЯ на александрийских неоплатониках,  которые искали длЯ
идеальных  объектов  Џлатона кого-то,  длЯ  кого они существовали или должны
были  существовать,  и  пробовали  ощупью,  смущенно,  смогут  ли  они  быть
содержанием божественного разума. Ђнтичный  мир  в целом знает только способ
существованиЯ,  состоЯщий  во  внешнем проЯвлении,  т.  е.  в  открытости  и
выставлении напоказ,  в бытии вовне.  ‘ тех  пор Явление бытиЯ - это то, что
действительно   зоветсЯ   "открытием",   демонстрацией,    обнажением.    Ќо
картезианское мышление  состоит, напротив, в  бытии длЯ  себЯ,  в  осознании
самого себЯ,  тем самым в существовании внутри себЯ, в размышлении о себе, в
погружении   в  себЯ.  ‚  противоположность   бытию,   направленному  вовне,
показному, внешнему,  которое  было  известно античности,  поЯвлЯетсЯ другой
способ  бытиЯ,  состоЯщий  по  сути  в  бытии  внутри  себЯ,  в  бытии чисто
внутреннем, в  рефлексивности. „лЯ такой удивительной  реальности необходимо
было найти новое имЯ: слово "душа" не  подходит - поскольку античнаЯ душа во
менее внешнЯЯ, чем  тело, ведь у ЂристотелЯ и даже у ‘в. ”омы ‹ивийского она
была основой телесной жизненности. „лЯ ‘в.  ”омы было большой проблемой дать
определение  ангелов  как  душ  без тела  из-за  того,  что  аристотелевское
определение души включает телесную жизненность.

     Ќо  сogtatio не имеет ничего  общего  с телом. Њое тело  - пока  только
мысль о теле, содержащаЯсЯ в моем разуме. „уша не в теле и не при теле, есть
только  мысль о  теле  в  моем  разуме,  в  моей  душе.  …сли,  кроме  того,
оказываетсЯ,  что тело -  это реальность  вне менЯ,  протЯженнаЯ реальность,
действительно  материальнаЯ, а не идеальнаЯ, то это значит, что душа и тело,
разум  и  материЯ   не  имеют  между  собою  ничего  общего,  не   могут  ни
соприкоснутьсЯ, ни войти в какие-либо  прЯмые отношениЯ.  ‚первые  у „екарта
материальный  и  духовный мир были разделены "самой  своей сути  - бытие как
внутреннее   и  бытие  как   внешнее  с   этого  времени   определЯютсЯ  как
несовместимые. Ќевозможно  большее расхождение  с  античной философией.  „лЯ
Џлатона, [  и  длЯ ЂристотелЯ, материЯ  и то, что они называли духом Я  нас,
потомков „екарта,  это псевдодух, соотносились как правое и левое - материей
было то, что воспринимало  дух, а  духом то,  что просвещает материю,  стало
быть, они определЯлись одно через другое,  а не как  в новое времЯ, где одно
противопоставлено другому, одно исключает другое.

     Ќазвание,  которое,  начинаЯ с  „екарта, даетсЯ мышлению  как бытию длЯ
себЯ, осознаванию себЯ, - это... сознание, сознание.

     Ќе  душа,  дух,  что  означает  "воздух, дуновение", -  поскольку  душа
одушевлЯет тело, движет его, как морской ветер ударЯет в парус, выгибаЯ его,
-  а  сознание, т. е. осознание  себЯ.  ‚  этом  термине  открыто поЯвлЯетсЯ
атрибут, конституирующий  мышление, означающий  знать  себЯ,  придерживатьсЯ
самого  себЯ,  размышлЯть  о  себе,  проникать  внутрь  себЯ,  быть  глубоко
внутренним.

     ‘ознание означает глубоко внутреннее размышление  и ничего кроме. Љогда
мы говорим џ, мы выражаем то же самое. ЏроизносЯ  џ, Я говорю самому себе: Я
определЯю свое бытие только по отношению  к нему, т. е. по отношению ко мне.
џ  существую  в  той  мере, в какой обращаюсь к себе самому,  в какой  снова
обращаюсь  к  собственному  бытию  -  не  отдалЯЯсь,  а, напротив  постоЯнно
возвращаЯсь.  Џоэтому, сказав џ, мы невольно направлЯем указательный палец в
собственную  грудь,  этой  зримой  пантомимой  символизируЯ  нашу  незримую,
постоЯнно возвращающуюсЯ к себе, размышлЯющую сущность. Ќесомненно, стоики с
их  всегда   материалистическим  подходом  к  идеЯм   видели  в  атом  жесте
доказательство того, что  главнаЯ  душа  человека находитсЯ в его груди. џ -
это  сокол, который всегда возвращаетсЯ на руку, причем и сама рука - сокол,
и  џ состоит  лишь  в  этом изменении направлениЯ полета  - внутрь себЯ. ќто
птица,  котораЯ, оставлЯЯ небеса  и пространство,  зачеркивает своим полетом
это  пространство, возвращаЯсь к  себе самой, углублЯЯсь  в саму  себЯ,  это
крыло, которое в то же  времЯ и воздух  длЯ опоры, - мы  сказали бы,  полет,
отрицающий природный  полет. ђазве открытие  столь  странной реальности, как
сознание,  не предполагает  необходимости отвернутьсЯ  от  жизни, заниматьсЯ
деЯтельностью, совершенно противоположной той,  что  естественна  длЯ нас  в
жизни? ђазве не естественно  жить в  окружающем мире, верЯ в его реальность,
опираЯсь  на прекрасный круг горизонта, как на несокрушимую  ограду, котораЯ
держит нас  на  поверхности  существованиЯ? Љак  человек  приходит  к  этому
открытию,  как  оп  контролирует  эту   противоестественную  вывернутость  и
обращаетсЯ к себе, и, обращаЯсь, открывает свою сокровенность, осознает, что
сам он не что иное, как рефлексивность, сокровенность?

     Ќо есть нечто более  тЯжелое: если  сознание - это сокровенность,  если
оно означает видеть и  придерживатьсЯ самого себЯ, это общение исключительно
с самим собой. „екарт последовательно, хотЯ и  не до конца, обрезает  свЯзи,
соединЯвшие нас с миром - с вещами, с другими людьми, превращаЯ каждый разум
в  огороженный  участок.  Ќо он  не  подчеркивает,  что  это означает:  быть
отгороженным это значит, что из только ничего внешнего не может проникнуть в
душу, что мир не сообщает нам своей  реальности,  обогащаЯ нас ею,  по прЯмо
наоборот: что разум имеет дело лишь с самим собой, не может выйти за пределы
самого себЯ;  что  сознание  не  только огороженный участок, но и заточение.
Џоэтому,  встретившись с  подлинным бытием нашего  џ,  мы обнаруживаем,  что
остались одни  в  “ниверсуме, что  каждое џ,  по сути своей,  - одиночество,
полное одиночество.

     ’аким образом, мы ступили на  "неизвестную землю". ‚ начале этого курса
Я говорил, что мне не терпитсЯ придать  зрелость новым  идеЯм, в большинстве
своем новым.  џ подтверждаю обещание  рассказать  о  коренном нововведении в
философии. ‚ следующий раз мы начнем шагать по этой неизвестной земле.

     ‹екциЯ VIII

     [Ћткрытие субъективности. - "ќкстаз" и "спиритуализм" античности. - „ва
источника современной субъективности. - ’рансцендентный Ѓог христианства]

     ђешающее открытие сознаниЯ, субъективности, џ  было совершено „екартом.
Љак  мы видим, это  открытие  состоит в обнаружении того, что  среди  вещей,
существующих или претендующих  па существование  в  “ниверсуме,  есть  одна,
способ бытиЯ которой - коренным  образом отличен от остальных: это мышление.
—то именно мы хотим сказать, говорЯ,  что этот  театр  существует? о в конце
концов в той и другой интерпретации мы понимаем ( существованием вещей? ќтот
театр  существует  - т. е.  он есть. Ќо что значит "здесь"? "‡десь" означает
здесь в  мире",  здесь в “ниверсуме - внутри определенных реальностей.  ќтот
мир существует,  т. е. он часть Њадрида,  который расположен обширных землЯх
Љастилии,  которые, в свою очередь, размещаютсЯ на еще большем пространстве,
именуемом планетой, а она находитсЯ в астрономической системе и т. д.  Я  т.
д.  ‚  отношении,  которое мы  называем  "быть здесь",  существование  вещей
означает, что одни из  них расположены  на других, стало быть, оно состоит в
бытии одних в других,  размещении  одних на других. €х существование  в этом
смысле представлЯемой нечто  статическое, они как бы располагаютсЯ, покоЯтсЯ
одна на  другой. ђазве не  это  мы  простодушно  понимаем под  "быть здесь"?
Ќапротив,  когда Я говорю, что  мое мышление  существует, не имею в виду под
его существованием  "пребывание здесь"  - наоборот,  мое мышление существует
тогда и  постольку, да и  поскольку Я отдаю  себе в нем отчет, т. е  когда Я
мыслю, существование состоит в том, чтобы быть длЯ менЯ  мыслью - бытием длЯ
себЯ самого. Ќо  если  мое мышление  существует  лишь  когда,  и поскольку Я
действительно мыслю, т. е. Я совершаю его, осуществлЯю, то его существование
оказываетсЯ  не таким,  как у других  вещей:  оно заключено не в пребывании,
пассивном  нахождении   в  „ругой  вещи,  простом  участии  в  среде  вещей,
находЯщихсЯ в других вещах, в среде неподвижных вещей  -  нет, существование
мышлениЯ активно, стало быть, это не  пребывание, а постоЯнное осуществление
себЯ  самого беспрестанное  действие. ќто означает, что открытие своеобразиЯ
мышлениЯ несет с собой открытие способа бытиЯ, коренным образом отличного от
бытиЯ других вещей. …сли под вещью  мы  понимаем нечто в конце концов  более
или менее неподвижное, бытие мышлениЯ состоит ив чистого действиЯ, из чистой
подвижности, из  самопорождающего  движениЯ. Њышление  -  это  подлинное,  "
единственное самодвижение.

     Ћно состоит, как мы сказали, в размышлении, в размышлении о самом себе,
в  возможности отдавать  себе отчет о  самом  себе.  Ќо  это  предполагает в
мышлении  двойственность,  или  удвоение:  мышление  отраженное  и  мышление
отражающее.  „авайте проанализируем, хотЯ бы и наспех, мельчайшие  элементы,
составлЯющие мышление, с тем чтобы обрести  Ясность  относительно  некоторых
часто употреблЯемых понЯтий современной философии,  таких  как "субъект". џ,
"содержание  сознаниЯ" и т. д. Ќам следует  держать их чистыми, стерильными,
готовыми,  поскольку мышление навернЯка отдает  себе отчет  также и в других
вещах, не ЯвлЯющихсЯ им. €так, сейчас мы видим в тот театр, и пока мы только
смотрим,  нам  в  атом  нашем состоЯнии кажетсЯ, что театр существует вне  и
отдельно от нас. Ќо  мы уже отметили, что  это мнение спорное, приписываемое
любому акту  бессознательного  мышлениЯ, т. е. любому акту мышлениЯ, которое
не осознает  само  себЯ.  ’еатр- галлюцинациЯ  не  кажетсЯ  галлюцинирующему
существующим  менее реально, чем тот,  что сейчас перед нами. ќто заставлЯет
нас осознать: длЯ субъекта видеть - это не значит выходить за пределы самого
себЯ и вступать в чудесный контакт с самой реальностью. ’еатр-галлюцинациЯ и
театр подлинный -  оба существуют  пока только  во мне ЯвлЯютсЯ  состоЯниЯми
моего разума, ЯвлЯютсЯ мыслЯми. Ћни ЯвлЯютсЯ -  как принЯто говорить с конца
XVIII  в.  и до наших дней  - содержанием  сознаниЯ  џ, мыслЯщего  субъекта.
‚сЯкаЯ  другаЯ  реальность  вещей,  помимо  того,  что они  ЯвлЯютсЯ  вашими
мыслЯми, проблематична  и  в  лучшем  случае  производив  от той  первичной,
которой они обладают как содержание сознаниЯ. ‚нешний мир находитсЯ в нас, в
пашем  воображении. Њир  - это  мое представление,  как  грубо сформулировал
грубый  опенгауэр. ђеальность  - это идеальность. ѓоворЯ по правде, строго,
существует только воображающий, мыслЯщий, сознающий.

     ‚о мне, несомненно, возникают самые разнообразные картины,  все то, что
Я простодушно считал  существующим  вокруг менЯ на  что надеЯлсЯ  оперетьсЯ,
сейчас возрождаетсЯ в качестве внутренней фауны  и флоры. ќто состоЯниЯ моей
субъективности. ‚идеть  -  это не выходить за пределы себЯ, но отыскивать  в
себе  образ этого  театра, часть образа “ниверсума. ‘ознание всегда с собой,
оно одновременно  и дом, и квартиросъемщик, оно интимность - высшаЯ и полнаЯ
интимность менЯ с самим собой. ќта интимность, из которой Я состою и которой
Я ЯвлЯюсь, создает из менЯ существо закрытое, без пор, без окон. …сли  бы во
мне были окна и поры, сквозь них проникал бы воздух снаружи, менЯ  наполнЯла
бы   предполагаемаЯ   внешнЯЯ  реальность,  тогда   во   мне   оказались  бы
действительно  чуждые  мне вещи  и люди, -  и тогда  не  было бы чистого  џ,
исключительной интимности.  Ќо это открытие моего  существа как  интимности,
доставлЯющее мне удовольствие вступать в контакт  с самим собой, вместо того
чтобы видеть себЯ как внешнюю вещь среди других внешних вещей, в то же времЯ
приносит и неудобство,  заключаЯ менЯ внутри менЯ, превращаЯ менЯ в тюрьму и
одновременно в узника.  џ постоЯнно заключен  внутри себЯ. џ - “ниверсум, но
именно поэтому... Я одинок. ‚ещество, из которого Я создан, нить, из которой
Я соткан, - это одиночество.

     Љ  такому выводу  мы  пришли  в  прошлый  раз.  €деалистический  тезис,
господствующий  в  культуре  нового  времени,  без   сомнениЯ,   чрезвычайно
устойчив,   но  в  то   же   времЯ   совершенно   безумен   с  точки  зрениЯ
добропорЯдочного  буржуа   и   текущей   жизни.   Ќет  большего   парадокса:
выворачиваетсЯ  наизнанку  способ мыслить “ниверсум,  которому  научила  нас
нефилософскаЯ жизнь.  ’ем  самым  это  прекрасный  пример  интеллектуального
героизма, о котором мне уже  приходилось говорить как об отличительной черте
философствованиЯ.  ђечь  идет  о  том,  чтобы безжалостно доходить до  самых
крайних последствий, к которым  приводит наше  рассуждение, идти  туда, куда
ведет нас чистаЯ теориЯ. „аже если она ведет нас к тому, что добропорЯдочный
буржуа назвал бы  абсурдным,  -  к тому, что назовет абсурдным  и  откажетсЯ
принЯть  добропорЯдо