й,  они  просто  отказываютсЯ  от  ее   рассмотрениЯ.
”илософиЯ, напротив, с самого начала допускает возможность того, что мир сам
по  себе  -  неразрешимаЯ проблема. € доказав это,  мы получим  философию  в
полном смысле слова, точно отвечающую предъЯвленным к ней требованиЯм.

     „лЯ прагматизма и всех так называемых "естественных" наук, неразрешимаЯ
проблема   -  не   проблема,   при  этом   неразрешимость   понимаетсЯ   как
неразрешимость  с  помощью  заранее  установленных  методов.  ‘ледовательно,
проблемой  в них  называетсЯ "то, что  можно  решить",  а  поскольку решение
состоит из  определенных  манипулЯций, -  "то,  что можно сделать". Ќа  деле
прагматизм  -  это  практицизм,  подменивший  собой любую  теорию. ‚спомните
сформулированное  -Џирсом  определение прагматизма.)  Ќо в то же времЯ - это
честнаЯ  теориЯ,  в  которой  выражен  познавательный  метод  частных  наук,
хранЯщий следы практической деЯтельности, не стремЯщийсЯ к чистому знанию и,
следовательно,. н.е. признающий неограниченных проблем.

     ‘прашиваетсЯ, откуда беретсЯ это влечение к  “ниверсуму,  к целостности
мира,  лежащее в основе  философии?  ќто  влечение,  которое  Якобы отличает
философию,  есть просто-напросто врожденнаЯ  и  спонтаннаЯ жизнедеЯтельность
нашего разума. Џонимаем мы это или нет, когда мы живем, мы живем, стремЯсь к
окружающему  миру,  полноту  которого чувствуем  или предчувствуем.  —еловек
науки - математик, физик - расчленЯет эту целостность нашего жизненного мира
и, отделЯЯ от нее кусок, делает из него  проблему. …сли познание “ниверсума,
или философиЯ, не поставлЯет истин по образцу "научной истины", тем хуже длЯ
последней.

     "Ќаучную  истину" отличают точность и строгость ее предсказаний. Ћднако
эти  прекрасные  качества  получены  экспериментальной  наукой  в  обмен  на
согласие  не покидать плоскость вторичных проблем,  не затрагивать конечные,
решающие вопросы. ќто  отречение возводитсЯ ею в главную добродетель,  и нет
нужды  повторЯть,  что  только  за  это  она  заслуживает  аплодисментов. Ќо
экспериментальнаЯ    наука   -    только   ничтожнаЯ    часть   человеческой
жизнедеЯтельности. ’ам, где она кончаетсЯ, не кончаетсЯ человек. …сли физик,
описываЯ факты,  задержит руку там,  где  кончаетсЯ его метод,  то  человек,
живущий  в  каждом физике, волей-неволей  продолжит начатую линию до  конца,
подобно тому как при виде  разрушенной арки  наш  взглЯд  восстанавливает  в
пустоте недостающий изгиб.

     ‡адача физики - отыскать начало  каждого происходЯщего  в данный момент
событиЯ,  т.  е. предшествующее событие,  его вызывающее. Ќо этому началу, в
свою  очередь,  предшествует  другое  начало  вплоть  до  первоначала. ”изик
отказываетсЯ искать  это  первоначало “ниверсума,  и  правильно  делает. Ќо,
повторЯю, человек, живущий в каждом физике, не отказываетсЯ и  волей-неволей
устремлЯетсЯ душой  к этой  первой загадочной причине. ќто естественно. ‚едь
жить - значит общатьсЯ  с  миром,  обращатьсЯ  к  нему,  действовать в  нем,
задумыватьсЯ  о нем.  Џоэтому  человек  в силу психологической необходимости
практически не может не стремитьсЯ обладать  полным  представлением о  мире,
целостной идеей  “ниверсума.  ќтот выходЯщий за пределы  науки  облик мира -
груб он или утончен, осознан или нет -  проникает в душу каждого  человека и
начинает  управлЯть нашим существованием  гораздо успешнее научных  истин. ‚
прошлом  веке  хотели  остановить  человеческий  разум  там,  где  кончаетсЯ
точность. ќто насилие, это игнорирование конечных проблем получило  название
агностицизма.

     Џодобное  нельзЯ  ни   оправдать,   ни  извинить.   €бо   неспособность
экспериментальной науки своими  силами решить главные  вопросы еще не  повод
длЯ того,  чтобы, повторЯЯ изЯщный жест лисы  перед недосЯгаемым виноградом,
называть их "мифами",  советуЯ от них  отказатьсЯ. Љак можно  жить глухим  к
конечным, драматическим вопросам?  Ћткуда  пришел мир, куда идет?  Љакова  в
конечном  счете потенциЯ космоса? ‚ чем главный смысл жизни? Њы  задыхаемсЯ,
сосланные  в  зону  промежуточных  вторичных   вопросов.  Ќам  нужна  полнаЯ
перспектива,  с  передним  и задним  планом,  а не изуродованный пейзаж,  не
горизонт,  лишенный  манЯщего  мерцаниЯ  далей. Ќе  знаЯ  стран света, можно
сбитьсЯ  с пути.  € безразличие к конечным вопросам не оправдать  ссылкой на
то, что способ их решениЯ не  найден. ’ем более мы должны  в глубинах нашего
бытиЯ с болью прислушатьсЯ к  их требовательному  зову. ђазве исчезает жажда
знаний,  если  ее нельзЯ  утолить?  Џусть эти  вопросы неразрешимы,  они  не
исчезают, а с  наступлением  ночи  приобретают  особый  драматизм в дрожащем
свете  звезд;  ведь  звезды,  по  словам  ѓейне,  это тревожные  мысли ночи,
сотканные  из  золота. ‘евер  и юг служат  нам  ориентирами, хоть  это и  не
соседние города, куда можно съездить, купив, железнодорожный билет.

     ќтим Я хочу сказать, что нам не дано отказыватьсЯ от конечных вопросов:
хотим мы того или нет, они проникнут в нас в том или  ином обличье, "ЌаучнаЯ
истина"  точна,  однако это  неполнаЯ, предпоследнЯЯ  истина,  она неизбежно
сливаетсЯ  с  другим видом  истины  -  полной, последней, хотЯ  и  неточной,
которую  беззастенчиво  называют  мифом.  ’огда  научнаЯ  истина  плавает  в
мифологии, да и сама наука в  целом ЯвлЯетсЯ мифом, великолепным европейским
мифом.

     [Џриложение]

     [Џроисхождение познаниЯ]

     …сли  мы захотим узнать, откуда беретсЯ это  стремление к “ниверсуму, к
целостности мира,  лежащее  в  основе  философии,  не  стоит  полагатьсЯ  на
ЂристотелЯ.  …му этот вопрос  представлЯетсЯ весьма простым,  и  он начинает
свою  "Њетафизику"  словами:  "‚се  люди  от  природы стремЯтсЯ  к  знанию".
Џодпадать - значит не довольствоватьсЯ  проЯвлением вещей, но искать за ними
их "сущность". ‘транное  свойство этой "сущности"  вещей. Ћна присутствует в
них  не Явно, а,  напротив, скрыто  пульсирует всегда где-то за ними, где-то
"дальше".  Ђристотелю  кажетсЯ "естественным", что мы задаемсЯ  вопросом  об
этом "дальше",  хотЯ  естественным было  бы  довольствоватьсЯ  вещами, среди
которых  мы  в основном проводим нашу  жизнь.  ‘начала нам  ровно ничего  но
известно об их "сущности". Ќам даны только вещи, но не их сущность. Ћни даже
не  содержат никакого положительного указаниЯ  на то, что за ними скрываетсЯ
их сущность. Ћчевидно, то, что "дальше" вещей, не находитсЯ внутри них.

     ѓоворЯт, человеку  от природы свойственно любопытство. €менно это имеет
в виду Ђристотель, когда на вопрос: "Џочему  человек стремитсЯ к познанию?",
подобно мольеровскому врачу,  отвечает: "Џотому, что ему это свойственно  от
природы", -  и продолжает: - "„оказательство тому  -  влечение к чувственным
восприЯтиЯм", особенно к зрительным. ‡десь Ђристотель единодушен с Џлатоном,
относившим ученых и философов  к роду "друзей видениЯ", из тех, кто ходит на
представлениЯ Ћднако видение противоположно познанию. "‚идеть"  -  значит  с
помощью глаз обозревать то, что находитсЯ здесь, а познавать - значит искать
то, что не  находитсЯ здесь: сущность вещей  €менно не довольствоватьсЯ тем,
что  можно   видеть,  а  скорее,  отрицать  видимое   как  недостаточное   и
постулировать невидимое, существенное, что находитсЯ "дальше".

     ‘ помощью этого и множества других указаний, в  изобилии содержащихсЯ в
его  книгах, Ђристотель разъЯснЯет  нам свою идею происхождениЯ познаниЯ. Џо
его  мнению,  оно  просто-напросто  состоит  в  использовании  или  развитии
некоторой имеющейсЯ “ человека  способности, подобно  тому как видение - это
просто использование зрениЯ. “ нас есть чувства, у нас есть памЯть в которой
хранЯтсЯ их данные, у нас есть опыт, в котором происходит отбор и отсев этой
памЯти. ‚се  это - врожденные  механизмы  человеческого  организма, которыми
человек  пользуетсЯ, хочет он того или  нет.  Ћднако все это не познание. Ќе
ЯвлЯютсЯ   им  и   другие  способности,  справедливо   получившие   название
умственных, например отвлечение, сопоставление, умозаключение и т д. “м, или
совокупность всех  этих  способностей, которыми одарен  человек, - это также
полученный им механизм, несомненно в той или иной степени служащий познанию.
Ћднако  само познание  не способность, не  дар и не  механизм, а,  напротив,
задача поставленнаЯ перед собой человеком. € задача, возможно, невыполнимаЯ.
„о  такой степени  познание  не инстинкт! €так,  очевидно что  познание - не
просто  использование умственных  способностей, ведь  никто  не говорит, что
человеку удаетсЯ  познать,  а  Ясно  одно:  он  прилагает  тЯжкие  усилиЯ  к
познанию, задаетсЯ  вопросом о  потустороннем мире  сущностей и изнемогает в
стремление к нему.

     €стинный  вопрос  о  происхождении познаниЯ всегда  извращали  подменЯЯ
исследованием  его механизмов. —тобы пользоватьсЯ аппаратом, мало его иметь.
Ќаши  жилища  полны  бездействующих  аппаратов,  потому что  они нас  уже не
занимают. “ •уана огромный  талант  к математике, но так как  его привлекает
литература, он  не думает заниматьсЯ  математикой. Љ тому  же, как Я отмечал
ранее,  у  нас  нет абсолютно никакой  уверенности  в  том,  что  умственные
способности человека позволЯют ему познавать.  …сли  вслед за Ђристотелем мы
станем  понимать  под  "природой"   человека  совокупность  его  телесных  и
мыслительных  аппаратов  Я их функционирование, мы  будем вынуждены признать
познание  не  соответствующим  этой "природе".  Ќаоборот, используЯ  все  ее
механизмы, он сталкиваетсЯ с  невозможностью во всей полноте осуществить то,
что обозначено  словом  "познавать". …го  цель  его  стремление  к  познанию
выходЯт за пределы его дарований, тех  средств,  которыми он располагает. Ћн
пускает в  ход.  все свои  орудиЯ, но  ни одно  из  них, не все  они, вместе
взЯтые, все  обеспечивают  полного  успеха.  €так, на деле оказываетсЯ, что"
человек  испытывает странное  влечение  к  познанию,  однако  ему  недостает
дарований, того, что Ђристотель называЯ его "природой".

     Џоэтому мы должны без всЯких оговорок  признать, что  истиннаЯ  природа
человека шире  в  заключаетсЯ  в  обладании  не  только - дарованиЯми, во  и
недостатками. —еловек состоит из того, что у него есть, и того, "чего ему не
хватает". Ћн  долго и  отчаЯнно пытаетсЯ воспользоватьсЯ  своими умственными
способностЯми непросто потому, что они у него есть, а потому, что испытывает
потребность  в  том,  чего  у него нет,  и,  преследуЯ  эту  цель,  конечно"
использует  имеющиесЯ в  его  распорЯжении  средства.  ЉореннаЯ ошибка  всех
теорий  познаниЯ  заключалась  в  игнорировании изначального  несоответствиЯ
между потребностью человека в  познании и теми  "способностЯми",  которые  у
него имеютсЯ. Ћдин Џлатон догадывалсЯ, что корень познаниЯ, так сказать сама
его'  субстанциЯ,  лежит как  раз  в  недостаточности  полученных  человеком
дарований,  которую  подтверждает  тот   страшный  факт,  что-  человек  "не
знает".Ќи Ѓогу, ни животному это  не свойственно. Ѓог знает все, и потому не
познает.  †ивотное не знает ничего, и потому  тоже не познает. Ќо  человек -
это живаЯ недостаточность, человек  нуждаетсЯ в знании, приходит в  отчаЯние
от незнаниЯ. €менно это и следует рассмотреть. Џочему человек страдает из-за
своего  невежества, как  может болеть тот орган"  которого у него никогда не
было?

     ‹екциЯ IV

     [Џознание “ниверсума и Њулътиверсума  - Џримат проблемы над решение cм.
- ’еоретические и практические проблемы. - Џанлогизм и жизненны" разум.]

     ќтот   философский   курс   в  своем  течении  подобен  реке  ѓвадиане,
зародившись  вдали отсюда,  он исчезает в  песках пустыни и, наконец,  вновь
пробиваетсЯ на свет здесь.  €з  первой моей лекции в университете Я вынес, -
как  обычно  случаетсЯ при пожарах  и других неожиданных катастрофах, - лишь
две вещи. ‚о-первых, название этого курса, во-вторых - Я хотел бы еще раз об
этом  напомнить,  -  намерение не идти напрЯмик, а  развивать  свою"  мысль,
описываЯ  все более узкие круги, т. е.  двигаЯсь по спирали. ЃлагодарЯ атому
мы  можем  и должны сначала поставить каждый вопрос  в его самой  простой  и
менее четкой, зато более доступной  форме, не сомневаЯсь в том, что  в одном
из  внутренних кругов  мы неизбежно  вновь  подойдем  к  нему решительней  и
строже. ’огда все то, говорил Я, что на первый взглЯд кажетсЯ пустой  фразой
или банальностью, как бы по милости судьбы затем предстанет перед нами более
зримо и веско.

     ’ак вот, в прошлый раз  мы завершили  первый  круг,  теперь  нам  нужно
предпринЯть то, что Џлатон назвал бы нашим вторым кругосветным плаванием. Њы
полагаем, что научнаЯ, физическаЯ истина обладает замечательным достоинством
-  точностью,  однако она  неполна, неокончательна  и  несамодостаточна.  …е
объект -  это  лишь  часть, лишь осколок мира;  к тому  же  она опираетсЯ на
множество   допущений,    которые   бездоказательно   объЯвлЯютсЯ   верными;
следовательно, она не вытекает  из самой  себЯ,  не заключает  в себе своего
основаниЯ  Я   источника,  не  ЯвлЯетсЯ  исходной  истиной.  Џоэтому  в  ней
постулируетсЯ требование интеграции  с другими  нефизическими  и  ненаучными
истинами, которые  были бы полными  и действительно окончательными. ’ам, где
кончаетсЯ физика, не кончаетсЯ проблема; человеку, живущему в каждом ученом,
необходима целостнаЯ истина, и так уж устроена  его жизнь, что волей-неволей
он  составлЯет  представление  о  едином  “ниверсуме.  Џеред  нами  открытое
противостоЯние двух типов и истин: научной  и  философской. ЏерваЯ точна, но
недостаточна,  втораЯ достаточна, но неточна. € получаетсЯ, что эта веточнаЯ
истина ЯвлЯетсЯ более глубокой,  и следовательно,  истиной несомненно  более
высокого ранга, -  не  только  потому, что ее предмет шире, но и  как  метод
познаниЯ;  короче,  менее  точнаЯ  философскаЯ  истина  более верна. Ќо  это
неудивительно.  ЃездумнаЯ  расхожаЯ  тенденциЯ  считать точность  атрибутом,
определЯющим  качество  истины,  не  только  совершенно  неправомерна,  но и
бессмысленна.  ’очность  может существовать  лишь тогда, когда речь  идет  о
количественных  объектах.  „екарт  говорит о  том,  что  можно  сосчитать  и
измерить.  ‘трого говорЯ,  это  признак не истины  как таковой,  а некоторых
определенных вещей  “ниверсума, в  конечном  счете, - только  количества,  в
общем - материи. €стина может быть очень точной и тем не менее быть  истиной
лишь отчасти. Ќапример, почти все  физические законы имеют точное выражение,
но так как  они  получены  путем чисто  статистических, т. е. вероЯтностных,
подсчетов,  они имеют только вероЯтностное  значение. Џроисходит  любопытное
Явление  -  эта  серьезнейшаЯ  и  наболевшаЯ   тема  заслуживает  отдельного
рассмотрениЯ:  в соответствии с  требованиЯми физики истина  становитсЯ  все
более точной и  в  руках  физиков  становитсЯ  системой чистых вероЯтностей,
следовательно,  второсортных истин, полуистины. Ћсознание  этого  -  одна из
причин,  побуждающих  современных  физиков,  могущественных творцов новейшей
космической панорамы, занЯтьсЯ  философией, утвердить свою цеховую истину на
основе более полной жизненной истины.

     ‚ прошлый  раз  мы  впервые  коснулись  основного ЯвлениЯ, ЯвлениЯ всех
Явлений - "нашей жизни"  и ее  горизонта - мира. ќто прикосновение было едва
ощутимым  в крайне  неточным.  Њогло показатьсЯ, что это всего лишь  неЯсный
поэтический  или  эмоциональный  порыв.  Ћднако мы  почувствовали,  в  каком
направлении "будем двигатьсЯ дальше.

     ЏЯтьдесЯт лет назад философиЯ  смела мечтать лишь  о том, чтобы служить
дополнением  к научным  дисциплинам.  Љогда  но последние  в своем  развитии
достигли того предела, где уже не могли  получать  очевидных истин, беднЯжке
философии, этой служанке  на  все,  было  поручено выполнить  эту  работу  с
помощью  нескольких  многозначительных  неопределенностей. —еловек  заключал
себЯ  в  границы физики, а  когда ее  владениЯ кончались, философ как  бы по
инерции  шел  в  том  же  направлении, в  своих объЯснениЯх повторЯЯ  приемы
физики,  хотЯ в  за ее  пределами.  ќта  физика, идущаЯ дальше  физики, была
метафизикой  и, стали быть,  физикой вне собственных границ. (’акова все еще
английскаЯ философиЯ: ђассел и “айтхед.)

     €з  сказанного  выше  Ясно,  что мы  будем  двигатьсЯ в противоположном
направлении. Ќужно, чтобы  физик - а также метафизик, историк,  художник или
политик, - заметив ограниченность своей  профессии,  обратилсЯ к собственной
глубинной сути. ’огда он поймет, что сам он не физик,  просто  физика - одна
из бесчисленных вещей, которыми  в своей жизни  занимаетсЯ человек.  ‚ своей
конечной  сути  физик оказываетсЯ просто человеком, человеческой  жизнью.  Ђ
человеческаЯ жизнь имеет неотъемлемое свойство постоЯнно обращатьсЯ к миру в
его единстве, к “ниверсуму.  …ще не став физиком, он уже ЯвлЯетсЯ человеком,
а будучи им, задаетсЯ вопросом об  “ниверсуме, т. е.  философствует  - лучше
или хуже, искусно или неумело, цивилизованно или по дикарски. Ќаш путь будет
лежать  не к тому, что за физикой. наоборот, мы вернемсЯ от физики к началам
жизни и в них отыщем корень философии. ’огда это будет не метафизика, а до -
физика.  Ћна рождена самой жизнью,  а как  мы  вскоре убедимсЯ, последнЯЯ не
может  избежать,  пусть  самого  простого, философствованиЯ.  Џоэтому первый
ответ  на  наш  первый  вопрос:  "—то кое  философиЯ?"  мог  бы звучать так:
"”илософиЯ - это нечто... неизбежное".

     ‚  прошлый раз Я обещал  ответить  на  вопрос  "—то  такое философиЯ?",
перечислив  рЯд  атрибутов, признаков и  черт,  помогающих  наметить контуры
философского мышлениЯ. Ќо пришло времЯ, великий жнец, и сжало мою лекцию еще
в  цвету, не  дав искомому понЯтию созреть и принести плоды. џ был  вынужден
прервать  ход моих  мыслей в первом  попавшемсЯ  месте и,  уступаЯ  давлению
времени, поставить точку.

     Ќо если вы помните, мы лишь ступили на порог нашей темы. сегоднЯ же нам
нужно  войти  внутрь.  Њы  попытались   определить  философию  как  познание
“ниверсума, но Я немедленно предостерег вас от того, чтобы в это определение
с его Явной категоричностью не заслонило от нас все существенное и особенное
в  умственной  деЯтельности,  называемой  философией.   ‘трого  говорЯ,  эта
опасность исходит не от самого определениЯ, которое верно, а от свойственной
нам -  особенно народам  с  горЯчей' кровью -  манеры читать в  слушать.  ‡а
четверть века занЯтий идеологией - мой возраст не столь уж преклонен, просто
Я  начал публиковатьсЯ  в  18  лет  - Я  твердо  убедилсЯ, что представление
испанцев  или  аргентинцев о  чтении  или  слушании  за  редким  исключением
сводитсЯ   к   тому,  чтобы   скользить  от   непосредственного,  мгновенно.
схваченного значениЯ одного  слова  к значению  другого  и от поверхностного
смысла одной фразы  - к  смыслу следующей.  Ќо. так _ вне всЯкого сомнениЯ -
нельзЯ понЯть ни одного философского высказываниЯ. ”илософию нельзЯ читать -
нужно   проделать   нечто   противоположное   чтению,   т.   е.  продумывать
каждую-фразу,  а это  значит дробить ее на отдельные слова, брать  каждое из
них  и,  не   довольствуЯсь  созерцанием   его  привлекательной  наружности,
проникать  в  него  умом,  погружатьсЯ в  него,  спускатьсЯ  в  глубины  его
значениЯ, исследовать его анатомию и его границы, чтобы затем вновь выйти на
поверхность,  владеЯ  его  сокровенной тайной. …сли проделать это  со  всеми
словами фразы, то они уже не будут просто стоЯть друг за другом, а сплетутсЯ
в  глубине  самыми  корнЯми  идей,  и  только тогда  действительно  составЯт
философскую  фразу.  Ћт  скользЯщего, горизонтального чтениЯ  от умственного
катаниЯ  на  коньках нужно  перейти к чтению  вертикальному, к  погружению в
крохотную бездну каждого слова, к нырЯнию без скафандра в поисках сокровищ.

     ’аким образом, Я постараюсь  последовательно ввести  вас.  в каждый  из
терминов, составлЯющих  данное  выше определение. ‘егоднЯ, чтобы  продолжить
траекторию  наших  рассуждений,  нам  нужно   подытожить  и  по  возможности
подтвердить уже заЯвленное значительно его обогатив. Њне важно поступить так
потому,  что,'  насколько  Я  знаю,  мы  предлагаем совершенно новый анализ,
надеюсь, более строгий, чем предшествующие.

     €так,  за  работу.  “ниверсум  - это  название  объекта,  проблемы  длЯ
исследованиЯ  которых  родилась  философиЯ.  Ќо   этот  объект,   “ниверсум,
настолько необычен, так глубоко отличаетсЯ  от  всех остальных, что, конечно
же, требует  от  философа  совершенно иного  подхода, чем  в  других научных
дисциплинах.

     ”ормально Я понимаю под “ниверсумом  "все имеющеесЯ". ’о есть  философа
интересует не каждаЯ вещь сама по себе, в своем обособленном и, так сказать,
отдельном  существовании,  -  напротив  его  интересует  совокупность  всего
существующего  и,  следовательно,  в  каждой  вещи -  то, что ее отделЯет от
других вещей или объединЯет с ними:  ее место, роль и разрЯд среди множества
вещей,  так  сказать,  публичнаЯ  жизнь  каждой  вещи,  то,  что  она  собой
представлЯет и чего стоит в высшей публичности универсального существованиЯ.
Њы понимаем под вещами не только. физические и духовные реалии, но также все
ирреальное, идеальное фантастическое и сверхъестественное, если оно имеетсЯ.

     Џоэтому Я предпочел слово "иметь"; Я даже говорю не "все существующее",
а "все имеющеесЯ". ќто "имеющеесЯ" охватывает самый широкий  круг предметов,
какой только можно очертить, настолько широкий, что включает вещи, о которых
мы непременно  скажем, что они имеютсЯ, но не существуют.  Ќапример, круглый
квадрат, нож  без черенка и лезвиЯ и все те удивительные существа, о которых
нам говорит  поэт Њалларме, - к примеру,  великий  час,  который он называет
"часом,  которого нет  на циферблате", или  лучшаЯ из женщин  - "ни одна  из
женщин".  Ћ  круглом  квадрате  мы можем  сказать  только  то,  что  его  не
существует,  и не случайно, а потому,  что его существование невозможно; но,
чтобы  вынести  беднЯге  круглому  квадрату  столь  суровый  приговор,  нам,
очевидно,  нужно предварительно  его  иметь, необходимо, чтобы  в  некотором
смысле он имелсЯ.

     џ  говорил,  что  математик или  физик  начинает с  ограничениЯ  своего
предмета через его определение, и это определение  числового рЯда, множества
или любого другого начала математики, как и определение физического ЯвлениЯ,
определение того,  что материально, содержит наиболее существенные  атрибуты
проблемы.  ’аким образом, частные науки сначала отсекают, отмежевывают  свою
проблему, а длЯ этого им нужно  заранее знать - или думать, что они знают, -
самое главное.  €х  труд  сводитсЯ  к  исследованию внутренней структуры  их
объекта, его  тончайшей внутренней  ткани,  так сказать, его  гистологии. Ќо
когда  философ  отправлЯетсЯ на поиски  всего имеющегосЯ,  он  обращаетсЯ  к
основной проблеме,  проблеме без границ, абсолютной проблеме. Ћн  ничего  не
знает о том, что он  ищет, об “ниверсуме. „авайте уточним  все то,  что  ему
неизвестно; а  уточнить  - значит  со  всей строгостью  определить  проблему
философии в том, что составлЯет ее особенность и отличие.

     Љогда мы спрашиваем, что такое "все  имеющеесЯ", у нас нет ни малейшего
представлениЯ  о том,  чем окажетсЯ  это имеющеесЯ. Ћ философии нам  заранее
известно  одно: что  имеетсЯ и то,  другое, и третье,  и что это как раз то,
чего  мы не ищем. Њы ищем "целое", а то, что перед нами, всегда не целое. Ћб
этом  последнем  нам  ничего  не  известно, и  может быть,  среди  всех этих
фрагментов, которые у нас уже  есть, нет наиболее длЯ нас важных. важнейшего
из всего, что имеетсЯ.

     Љ тому же нам неизвестно, действительно ли это  имеющеесЯ  будет единым
целым, т. е. “ниверсумом, или же то, что имеетсЯ, скорее, составит различные
целые, т. е. будет Њультиверсумом.

     Ћднако это еще не все, что нам неизвестно. “ниверсум это  Њультиверсум,
пускаЯсь  в  наше  интеллектуальное  предприЯтие, мы  в  сущности не  знаем,
познаваем ли он,  т.  е. может  ли быть решена наша  проблема. Џрошу  вас не
скользить бездумно по поверхности  моих  последних слов.  ‚ них  речь идет о
самой   удивительном   свойстве   философского   мышлениЯ,   придающем   ему
исключительный характер, особенно четко  выделЯющем философский образ мыслей
изо всех остальных.

     ‚ частных науках не возникает сомнениЯ в познаваемости их предмета, там
можно сомневатьсЯ в возможности полного познаваЯ и сталкиватьсЯ с некоторыми
частными  неразрешимыми проблемами в пределах своей общей  проблемы. € даже,
как  в  математике,  доказывать  их  неразрешимость.  ‘ама  позициЯ  ученого
подразумевает веру в возможность  познаниЯ своего объекта. €  речь идет не о
смутной  человеческой надежде,  а о убеждении, настолько свойственном  самой
науке, что определЯть проблему в ней. означает наметить  основной способ  ее
решениЯ. €ными  словами, длЯ  физика проблемой ЯвлЯетсЯ то,  что в  принципе
поддаетсЯ решению, и в некотором смысле решение  даже предшествует проблеме;
решением и познанием  условились называть то  рассмотрение проблемы, которое
она допускает.  ’ак,  о  цвете,  звуках и вообще  чувственно  воспринимаемых
изменениЯх  физик  может  знать  только  то,   что  касаетсЯ  количественных
отношений, и даже о них, например о положении  во времени и  пространстве, -
только относительно, и даже об этих относительностЯх - только с той степенью
приближениЯ, которую позволЯют  приборы  и наши  органы  чувств;  и вот этот
такой неудовлетворительный с теоретической  точки зрениЯ  результат называют
решением и познанием.  € в обратном порЯдке, физической проблемой  считаетсЯ
только. то, что можно  измерить и  методически рассмотреть.  ‹ишь философ  в
качестве существенного элемента своей познавательной  деЯтельности допускает
возможность непознаваемости своего предмета. Ђ это означает, что философиЯ -
единственнаЯ  наука, рассматривающаЯ  проблему таковой, какова она есть, без
предварительного насильственного  приручениЯ. Ћна  охотитсЯ на дикого  зверЯ
сельвы,  не одурманенного хлороформом,  как  хищники, которых  показывают  в
цирке.

     ‘тало быть, философскаЯ проблема безгранична не только по объему  - ибо
она   охватывает  все   без  исключениЯ,   -   но  и  по.  своей  проблемной
интенсивности. ќто не только  проблема абсолютного,  но абсолютнаЯ проблема.
Љогда же  мы говорим, что частные  науки  рассматривают  относительную,  или
частную  проблему,  мы  подразумеваем  не   только  то,  что  они  исследуют
исключительно эту часть  “ниверсума, но и то, что сама эта проблема основана
на  Якобы  известных  и  установленных  данных  и,  следовательно,  ЯвлЯетсЯ
проблемой лишь наполовину.

     Њне  кажетсЯ,  настало  времЯ  поделитьсЯ  одним  важным  соображением,
которое,  как  его  ни  странно,  нигде  мне  не  встречалось,  Ћбычно  нашу
познавательную  или  теоретическую  деЯтельность справедливо определЯют  как
умственный процесс, идущий от осознаниЯ проблемы к ее решению. Џлохо то, что
существует  тенденциЯ  подчеркивать  в  этом  процессе  роль   исключительно
последней  части:  рассмотрениЯ  и  решениЯ  проблемы.  Џоэтому  науку,  как
правило, представлЯют  в  виде  свода готовых  решений. Ќа  мой взглЯд,  это
ошибка.  ‚о-первых, если, как этого  требует времЯ,  не  строить утопий, то,
строго  говорЯ, весьма сомнительно, чтобы та или инаЯ проблема  когда-нибудь
была полностью  решена; поэтому, определЯЯ науку, не стоит  выделЯть  момент
решениЯ.  ‚о-вторых, наука - это всегда текущий  и открытый решению процесс,
на деле это не прибытие  в желанную гавань, а  скитание по бурным морЯм в ее
поисках. ‚-третьих, - это главное  - обычно забывают,  что раз теоретическаЯ
деЯтельность представлЯет собой движение от осознаниЯ проблемы к ее решению,
то первым идет именно осознание  проблемы. Џочему это стараютсЯ не замечать,
как  нечто  несущественное?  Џочему  то,  что  у  человека  есть   проблемы,
представлЯетсЯ  естественным  и не наводит на размышлениЯ?  €  тем не  менее
очевидно, что проблема - сердце и  Ядро науки. ‚се остальное зависит от нее,
вторично по отношению  к  ней.  Џожелай  мы  вдруг испытать интеллектуальное
наслаждение,  всегда  доставлЯемое  парадоксом, мы бы  сказали,  что в науке
непроблематична лишь проблема,  а остальное, особенно решение, всегда спорно
и ненадежно,  зыбко  и непостоЯнно. ‹юбаЯ наука -  это прежде всего  система
неизменных или почти  неизменных проблем, и именно эта сокровищница  проблем
переходит  от поколениЯ к поколению,  от разума к разуму, ЯвлЯЯсь вотчиной и
оплотом традиции в тысЯчелетней истории науки.

     Ћднако  все это только  ступень,  ведущаЯ  к более  важному  замечанию.
Џричина  ошибочного  взглЯда на  теоретическую  деЯтельность  со  стороны ее
решениЯ, а не  с первоначальной стороны  самой проблемы лежит в  непризнании
чуда, засвидетельствованного великолепным  фактом  существованиЯ у  человека
проблем. „ело  в  том,  что в слове  "проблема" не разделены два  совершенно
различных  его смысла.  Њы замечаем,  что  жизнь  испокон века  ставит перед
человеком проблемы: вот эти-то проблемы, поставленные  не самим человеком, а
свалившиесЯ  на  него,  поставленные перед  ним  его жизнью,  суть  проблемы
практические.

     ЏопытаемсЯ  определить   то   состоЯние  ума,   при  котором  вовлекает
практическаЯ   проблема.  Њы  окружены,  осаждены  космической  реальностью,
погружены в  нее. ќта охватывающаЯ нас  реальность материальна  и социальна.
‚незапно  мы ощущаем  потребность  или желание, длЯ удовлетворениЯ  которого
требуетсЯ инаЯ окружающаЯ реальность: к примеру,  камень,  лежащий на  пути,
мешает нам  двигатьсЯ  вперед. ЏрактическаЯ  проблема  состоит в  том, чтобы
заменить  наличную реальность на иную, чтобы на дороге не было камнЯ,  стало
быть, поЯвилось то, чего нет... ЏрактическаЯ проблема  - это такое состоЯние
ума, в котором  мы  проектируем изменение  реальности, задумываем  поЯвление
того, •чего пока нет, но нам необходимо, чтобы оно было. ‚ корне  отличаетсЯ
от  ќтого состоЯние, при котором возникает теоретическаЯ  проблема.  ‚ Языке
эта проблема  выражаетсЯ вопросом: "—то  такое та  или  инаЯ  вещь? Ћбратите
внимание на .странность этого ментального действиЯ, подобного запроса. ’о, о
чем мы спрашиваем: "—то это?"  -  находитсЯ здесь, оно есть - в том или ином
смысле,  -  иначе  нам  в  голову  не пришло бы об  этом спрашивать.  Ћднако
оказываетсЯ, что  нам недостаточно  того что  нечто есть  в находитсЯ здесь;
напротив, нас беспокоит" что  это есть и  есть таково,  каково оно есть, вас
раздражает  его" бытие.  Џочему?  Ћчевидно,  потому, что  существующее перед
нами, как оно есть, не самодостаточно; наоборот, мы видим, что ему недостает
причины существованиЯ, видим, что если оно лишь то, чем представлЯетсЯ, если
за тем, что мы видим, не скрываетсЯ нечто, его дополнЯющее и поддерживающее,
его  бытие  непостижимо, или, иными  словами, его бытие  ЯвлЯетсЯ  небытием,
псевдобытием,  тем, чего не  должно быть. Ћтсюда следует,  что теоретическаЯ
проблема  встает лишь  тогда,  когда  мы  исходим  из  того, что. есть,  что
несомненно находитсЯ здесь, но тем не менее или  в силу  этого мыслитсЯ так,
будто его нет, будто его не должно быть. ’аким образом,  теориЯ начинаетсЯ -
как это ни парадоксально - с отрицаниЯ реальности, с виртуального разрушениЯ
мира, с  его  уничтожениЯ: это идеальное возвращение мира назад к ничему, ко
времени  до его  сотворениЯ и вместе  с  тем изумление  перед  его бытием  и
движение вспЯть  к  его истокам. €так, если практическаЯ проблема  состоит в
том, чтобы было то, чего нет, - но что. требуетсЯ, - теоретическаЯ  проблема
состоит в том, чтобы не было того, что есть, и что как таковое раздражает ум
своей недостаточностью.'

     „лЯ  менЯ  отвага человека,  побуждающаЯ его временно отрицать бытие и,
отрицаЯ, превращать его в проблему,  создавать как  проблему, ЯвлЯетсЯ самой
характерной и  существенной чертой теоретической деЯтельности, -  поэтому  Я
считаю  ее не сводимой  ни к одной практической цели, какова бы она ни была.
ќто  значит  что  внутри  биологического и  утилитарного  человека находитсЯ
другой, расточительный и спортивный, который вместо того чтобы упрощать себе
жизнь, пользуЯсь тем, что  есть, ее усложнЯет, менЯЯ безмЯтежное бытие  мира
на  беспокойное  бытие  проблем. ќто  теоретическаЯ  основа,  или  измерение
человека, -  последний  космический  факт,  который  мы безуспешно  пытаемсЯ
вывести  из принципа утилитарности, используемого  длЯ объЯснениЯ почти всех
остальных  Явлений  нашего  живого организма. €так, пусть  не  говорЯт,  что
ставить теоретические проблемы нас вынуждает необходимость или  практические
проблемы. Џочему этого не происходит с животным, перед которым, несомненно,.
встают практические проблемы? Ћба вида проблематизма имеют совершенно разное
происхождение и не сводимы друг к  другу.  Џоэтому справедливо и обратное: у
существа без желаний,  6ез потребностей, без влечений - а оно состоЯло бы из
одного  интеллекта, решающего теоретические проблемы, - никогда не  возникли
бы проблемы практические.

     ‘делав  это  важное  наблюдение,  сразу  же   применим   его  к  нашему
исследованию о  том, что  такое философиЯ, и скажем:  если  основным в  homo
theoreticus. в  познавательной  деЯтельности ЯвлЯетсЯ  дар превращать вещи в
проблемы,  открывать  скрытую в них  онтологическую трагедию, то несомненно,
чем чище  будет  теоретическаЯ  деЯтельность,  тем  проблематичнее будет  ее
проблема; и наоборот, чем более частной будет проблема - тем больше  в науке
сохранитсЯ следов практической деЯтельности,  слепого, не занЯтого познанием
утилитаризма, жажды действиЯ,  а не  чистого  созерцаниЯ. —истое  созерцание
есть только теориЯ, о чем прЯмо свидетельствует этимологиЯ этого слова.

     Џоскольку философскаЯ проблема  - единственнаЯ абсолютнаЯ проблема, она
представлЯет собой единственную чисто теоретическую позицию. ќто познание, в
своем стремлении  дошедшее  до  максимума, это интеллектуальный героизм. Џод
ногами у философа нет никакого прочного основаниЯ, твердой устойчивой почвы.
Ћн  заранее  отвергает любую  надежность,  испытывает абсолютную  опасность,
приносит в жертву  свою чистосердечную веру, убивает в себе живого человека,
чтобы, преобразившись, возродитьсЯ  как чистый разум. Ћн может, как ”ранциск
Ђссизский,  сказать: "џ  нуждаюсь в  малом, и в этом малом  Я нуждаюсь очень
мало". €ли  же, как ”ихте: ”илософствовать -  значит, собственно говорЯ,  не
жить,  .а  жить -  значит, собственно говорЯ,  не философствовать". € тем не
менее мы увидим, в каком новом и существенном смысле  философиЯ - по крайней
мере, моЯ - включает также и жизнь.

     Ќаша  проблема ЯвлЯетсЯ  абсолютной  проблемой,  ибо  с  самого  начала
допускает  свою  неразрешимость; возможно,  говорим  ,  “ниверсум  - или все
имеющеесЯ  -  непознаваем. Ђ  непознаваем  он может  быть по двум  различным
причинам.  Ћдна из  них включаетсЯ в том, что наша способность  к  познанию,
вероЯтно,   ограничена,  как  полагают   позитивизм,  релЯтивизм   и  вообще
критицизм. Ћднако  “ниверсум  может  быть непознаваем  и по  другой причине,
которую  игнорируют  прежние  теории  познаниЯ:  несмотрЯ  на  то  что  наша
способность к познанию не ограничена, бытие, мир. “ниверсум сам  по себе, по
своей структуре препЯтствием длЯ мысли, ибо иррационален.

     „о  последних  лет проблема  познаниЯ уже не ставилась прежней высокой,
классической форме. Џожалуй, больше всего способствовал отказу от целостного
ее рассмотрениЯ сам Љант, столь проницательный, гениальный в не устаревающий
в той области познаниЯ, которой он  занималсЯ. ‘егоднЯ нам начинает казатьсЯ
странным  и  неправомерным  стремление  избежать  общего  вопроса  даже  при
частичном рассмотрении проблемы познаниЯ. или Я  задаю вопрос  о том, как  и
насколько способен познавать объект,  то прежде Я  должен  выЯснить, чтоб  Я
понимаю  под познанием вообще, вне  зависимости от познающего субъекта. Љоль
так Я смогу увидеть, выполнЯютсЯ ли в частном случае с человеком те основные
условиЯ,  без которых невозможно  никакое познание. ‘егоднЯ, особенно  после
недавно  вышедшей  книги  великого  немецкого  мыслителЯ  ЌиколаЯ  ѓартмана,
начинают  понимать, что прежде всего  следует определить  начальные  условиЯ
познаваемости.  ‚  своем  простейшем  виде  познание   определЯлось.   через
известное и тривиальное уподобление  мышлениЯ бытию. Ћднако теперь мы видим,
что возможен только минимум adaequatio,  дающий чисто символическое' знание,
в  котором  моЯ  мысль  о  реальности  почти  ничем  не  напоминает саму эту
реальность, подобно  тому  как при переводе мы.  заменЯем слова одного Языка
словами другого,  довольствуЯсь их соответствием или сходством. „аже  в этом
простейшем случае два Языка не могли бы соотноситьсЯ, не будь у них вдобавок
общей формальной структуры, т.  е.  грамматической основы, котораЯ хотЯ бы в
чем-то была общей длЯ обоих. ’о  же самое происходит-с любым познанием: если
оно хотЯ  бы  минимально  существует,.  то  должен  существовать  и  минимум
реального  подобиЯ  между  познаваемым  бытием  и  познающим  мышлением  или
субъективным состоЯнием. Њир  может  войти  в мой разум только в том случае,
если  структура  этого разума  в  чем-то совпадает со  структурой мира, если
деЯтельность моего мышлениЯ так или иначе совпадает с бытием. ’ак что стараЯ
схоластическаЯ формулировка  неожиданно  приобретает новый,  более  глубокий
смысл. ђечь идет-не просто о прежнем ее  значении, о том почти поверхностном
замечании, согласно которому ум, познаваЯ, уподоблЯетсЯ вещи, т. е. копирует
ее,  речь  идет  именно  о  том  глубинном  условии,  без которого даже  это
оказываетсЯ  невозможным. ‚  самом деле, мое  мышление не  может  копировать
реальность,   вбирать  ее  в   себЯ  если  последнЯЯ,  в  свою  очередь,  не
уподоблЯетсЯ   моему  мышлению.  €так,  сегоднЯ  -  Я  считаю  новой  и  эту
формулировку  - adaequatio между обоими терминами должно быть  взаимным: мое
мышление должно  совпадать с вещью, но это возможно только,  если  сама вещь
совпадает со структурой моего мышлениЯ.

     ‚от почему  без  Ясного  осознаниЯ  этого  факта любаЯ  теориЯ познаниЯ
невольно оказывалась онтологией, т. е. учением о том" чем, со своей стороны,
ЯвлЯетсЯ  бытие и чем, со своей стороны, ЯвлЯетсЯ мышление (в конечном счете
какое-либо существо ил"  определеннаЯ вещь)  с последующим сравнением обоих.
€так, мышление то объЯвлЯлось результатом бытиЯ - и это был  реализм, -  то,
наоборот, доказывалось,  что структура бытиЯ проистекает из структуры самого
мышлениЯ  -  и  это  был  идеализм.  Ћднако  и  в  том  и  в  другом  случае
подразумевалось,  хотЯ  Ясно  не  осознавалось, что длЯ оправданиЯ  познаниЯ
необходимо  доказать структурное тождество обоих терминов. Љант подытоживает
"Љритику чистого разума"  словами,  которые отдают  техницизмом, но, на  мой
взглЯд,  заключают в  себе сегоднЯ самую простую и потому Явную, т. е. самую
совершенную Ясность: условиЯ возможности опыта [читай: мышлениЯ] вообще суть
вместе  с  тем  условиЯ  возможности  предметов   опыта  [читай:  бытиЯ  или
реальности] .

     ’олько так, повторЯю, может серьезно, во всем своем идеальном, пугающем
драматизме вставать проблема познаниЯ. Њожет быть, структура бытиЯ полностью
совпадет со структурой: мышлениЯ, т. е. окажетсЯ, что  бытие функционирует и
существует так  же,  как функционирует  и существует мышление. ќто  основной
тезис  рационализма, в  котором  проЯвлЯетсЯ  максимальный  гносеологический
оптимизм.  Ѓудь это действительно<sup>  </sup>так,  познание  можно было  бы
ограничить  размышлением мышлениЯ  о  себе  самом, не сомневаЯсь в  том, что
реальность, подчинЯЯсь тем же  законам, что и  мышление, послушно совпадет с
результатами этого внутреннего анализа, осуществленного мышлением. Џоэтому у
ЂристотелЯ Ѓог, начало вселенной, - это только мышление мышлениЯ , мышление,
которое,   мыслЯ   самое   себЯ,   познает   “ниверсум.   ‚   таком   случае
действительность  состоит из логической материи; действительное разумно, как
скажет  на  противоположном  конце  истории  философии  другой  рационалист,
панлогист ѓегель. …сли  мы хотим захватить  врасплох этот рационалистический
способ философствованиЯ, то  вспомним о словах  ‹ейбница в конце его  "Ќовых
опытов о  человеческом  разуме". ‚еликий  оптимист  говорит,  что  постигает
неизвестные или  смутно известные вещи точно таким же  путем, что и  вещи, о
которых имеетсЯ отчетливое звание.

     ќтот  человек  уверен,  что  неизвестное,  т.  е.  действительность  за
пределами нашего мышлениЯ, имеет ту же форму бытиЯ, тог же состав или, как Я
говорю, консистенцию, что и познаннаЯ  к этому  моменту действительность, т.
е.   та  часть  реальности,  чьЯ  консистенциЯ,  как  оказалось,  совпала  с
консистенцией нашего мышлениЯ. „лЯ менЯ это классический  пример того, что Я
называю интеллектуальным утопизмом, т. е. безумной веры в то, что мышление в
своем  стремлении проникнуть в любое место - u-tороs - бесконечного  корпуса
реальности найдет его прозрачным, совпадающим с собой.  Ѓудь это так, мне не
нужно  было бы  ждать встречи с  незнакомой  реальностью,  ведь мне  заранее
известно, как она себЯ поведет.

     Џо  другую  сторону  от  этого избыточного  оптимизма поместим  крайний
пессимизм,  длЯ  которого  бытие ни  в  чем не  совпадает  с мышлением