й, -- Я всех этих животных ненавижу: котЯт,
маленьких собачонок, мышей... ’ак гадко... џ люблю только больших собак и
лошадей. ќтих котЯт maman велела взЯть; они были голодны и кричали в хворосте
тут... Maman очень жалеет этих всех животных, а мне ничего; только пока крик
слышу, жалко, а заниматьсЯ ими терпеть не могу.
џ вспоминаю, как Я бранил „ашу одно времЯ точно за такие вкусы, как Я говорил,
что она фарсит, как Язвили мы ее с Љлашей за это, а тут совсем не то... Њне
казалось, что это так и должно быть, что даже стыдно любить каких-нибудь
котЯт... ’о ли дело конь, большой пес?.. ‚ них есть сила -- и в ‘офье есть сила.
Џосле этого мы поднЯлись на пригорок и увидели „митриЯ …горовича. Ћн лежал на
траве один-одинешенек. ‡аметив нас, толстЯк засуетилсЯ, схватил свою трость и,
поднЯвшись с трудом, медленно побрел к флигелю. „очь следила за ним глазами. Ћн
миновал дом, присел было на своем крыльце, но, увидав нас опЯть вблизи, опЯть
заторопилсЯ, встал и, нагнувшись, ушел в свою низкую дверь. ‘офьЯ, поблагодарив
менЯ, тотчас же убежала к нему.
     -- Ѓедный „митрий …горыч! -- сказала тетка своей спутнице в зеленом платке, -- как
он, Я думаю, счастлив теперь, что ‘онЯ пошла к нему. Ћн ее обожает...
‘оседка глупо усмехнулась и заметила, что ведь и ‘офьЯ „митриевна "очень жалеет
папашу".
     ’огда Я не имел еще ни малейшего понЯтиЯ о прачке, которую „митрий …горович
хотел когда-то засечь, нимало не думал о вредной расточительности его и знал
только, что …вгениЯ Ќикитишна -- начало строгости, экономии в доме... Џоэтому за
ужином Я ненавидел г-жу ђжевскую и не мог отвести глаз от бедной дочери и
гонимого отца, который сидел все времЯ молча, много ел и в промежутках между
блюдами, облокачиваЯсь на стол, закрывал руками лицо. џ не жалел ‘офью; не знаю,
как другие, а Я никогда не умел сильно жалеть того, кто мне сильно нравилсЯ; но
Я уважал, уважал ее глубоко, когда она накладывала на тарелку отцу его любимые
куски, шептала ему что-то на ухо, заставлЯЯ чудака улыбатьсЯ, или сама
завЯзывала ему на шею салфетку.
     "Његера! Његера!" -- думал Я, глЯдЯ на …вгению Ќи-китишну, и с холодностью слушал
ее умные рассказы о Џетербурге, о графине N*, о кнЯзе ‘*, об итальЯнской опере,
о m-me Allan и Virginie Bourbier.
     Њы хотели ехать на следующее утро, но, проснувшись, увидали, что все небо
обложило тучами и что дождь теперь нескоро перестанет идти.
…вгениЯ Ќикитишна сказала тетушке:
     -- Људа вы спешите, ЊарьЯ Ќиколавна? џ, право, так рада вас видеть и вспомнить с
вами старину! Џрежде мы видались часто. Џосмотрите, что делаетсЯ на дворе.
Џодождите, быть может, завтра будет лучше.
     ’етушка взглЯнула на менЯ, Я улыбнулсЯ. …вгениЯ Ќикитишна обратилась к дочери:
     -- ќто ваше дело, ‘офьЯ „митриевна, занЯть молодого человека, -- сказала она.
‘офьЯ покраснела и Я тоже.
     „ождливый день прошел с приЯтной медленностью. „а, Я был рад, что времЯ между
завтраком и обедом тЯнулось „олго. ‘офьЯ принесла сама в гостиную целую кипу
книг с политипажами и гравюрами, и мы часа два рассматрива-
ли их, сидЯ рЯдом на диване против дверей, чтоб старшие могли нас видеть.
€зредка входила к нам ЌастасьЯ …горовна и, наклонЯсь над столом, спрашивала:
     -- ќто кто, бишь? Я забыла...
     -- ќто Godefroi de Bouillon, -- отвечала ‘офьЯ.
     -- Ђ! да! Godefroi de Bouillon! -- восклицала ЌастасьЯ …горовна и гордо отходила.
‘офьЯ показывала мне иногда пальцем на картинки; руки ее (правду сказала Љлаша)
были немного велики; но какими почтительными и вместе страстными глазами Я
впивалсЯ в них! Џосле прекрасного обеда ‘офьЯ, ЌастасьЯ …горовна и Я играли в
домино. Џотом ЌастасьЯ …горовна села за роЯль и играла нам танцы, и мы
танцевали, с позволениЯ матери... ‚ечером в гостиной затопили камин, и …вгениЯ
Ќикитишна вызвалась прочитать нам что-нибудь громко (карт тетушка не любила, а
сказки слушала охотно). ‚ыбрали "“ндину" †уковского, и г-жа ђжевскаЯ читала с
чувством и с уменьем. Џечальный муж ее слушал тоже, в темном углу за камином.
     -- Љак это свежо! -- сказала ђжевскаЯ, закрываЯ книгу. -- ‚ы верите этому, ЊарьЯ
Ќиколавна?
     ’етушка не нашлась, развела руками, улыбнулась...
     -- •отелось бы верить! -- прибавила ђжевскаЯ, опустив глаза и рассматриваЯ кольцо
на своей прекрасной руке.
     Ћна показалась мне очень молодой в эту минуту.
‡а ужином посмеЯлись и пошли спать. џ заснул в упоении. Ќас хотели удержать еще
на два днЯ, но тетушка справедливо думала, что дождЯ этого не переждешь.
     -- —то? не скучал? -- спросила она дорогой.
     -- Љакой скучать! ЉакаЯ умнаЯ женщина …вгениЯ Ќикитишна!
     -- …ще бы не умнаЯ! -- воскликнула тетушка; потом прибавила, громко прищелкнув
Языком, -- жаль только, нравна очень! Љатюша мне вчера, как Я спать ложилась,
рассказала, от девок слышала... не только дочь или муж, золовка пикнуть не
смеет; как та голос поднимет, эта уж и дрожжи пролила от страха!
’огда, дорогой, Я узнал от тетушки всю историю ђжевских. џ не понимал, как могла
женщина так круто поступить с красавцем-мужем, как у нее достало духу. “ма и
силы сколько! Љакова-то дочь?
     “мна ‘офьЯ показалась мне с тех пор, как девицы наши написали мне в Њоскву, что
ђжевские еще раз в ноЯбре по первому пути были у нас, что ‘офьЯ в восторге от
менЯ, говорит: "какой милый!" и даже цаловала при них мой дагерротип (не
забудьте, что она не более года тому назад оставила институт). џ говорю, что с
этой минуты она показалась мне умною девушкой; и говорю Я это без всЯкой
насмешки над самим собой. Љ этой поре Я уже любил и уважал в себе давно не то,
что уважал и любил прежде, и мне все казалось, что она понимает это; казалось,
что Я бы ей не понравилсЯ, если б она не слыхала или не угадывала кой-чего; Я
думал: "до нее долетит благоухание юноши-дельца", так точно, как до менЯ долетал
смутный дух ее домашних страданий!
     IX
џ давно уже сказал вам, что Љатюша выросла и похорошела. ‘вежее, не слишком
белое лицо ее было продолговато, каштановые волоса густы и мЯгки, хотЯ и пахли
немного ночником; руки невелики и всегда чисты; ростом она была невысока и
смотрела весело и бегло. Ћна была стройна без корсета и могла бы выдержать
сравнение с самой привлекательной субреткой, если бы в манерах ее было поменьше
грубоватого простодушиЯ. Ћна ходила иногда немного согнувшись, размахивала
руками, была всегда занЯта и всегда добра; когда ей случалось смеЯтьсЯ при
господах, она закрывала рот рукой, несмотрЯ на то, что зубы у нее были гораздо
лучше, чем у всех нас, и закрывать поэтому было нечего. „олго не решалась она
заботитьсЯ о своей наружности, носила узкие, обтЯнутые ђукава, как наши старые
горничные, и стыдилась подражать барынЯм в покрое платьев и прическе. Љогда ей
нужна была вода длЯ чего-нибудь, она не посылала, как другие девушки, мужчин на
колодезь и не спорила с ними, а шла сама, сильной рукой вертела колесо,
доставала бадью и потом тащила огромный кувшин домой, перегнувшись на один бок,
оттопырив свободную руку и раскрывши иной раз, в рассеЯнности, рот. ‡ато все
люди любили и уважали ее, никто на нее не жаловалсЯ, никто не бранил ее, никто
даже не звал Љатькой; один называл ее кума, другой -- сватьюшка, третий --
душечка-Љатюшечка, четвертый -- ЉатЯ. ‘тоит зайти ей на минуту в людскую, уже
сейчас зазвенит там балалайка, затЯнетсЯ песнЯ, заиграет гармониЯ, заходЯт
половицы... ‘ама тетушка говорила:
     -- ’ерпеть на могу этих расфуфыренных модниц! ‚ертит, вертит хвостом, только
ветер поднимает, а толку ни на грош! ‚от Љатюша -- девка, как девка: и работЯщаЯ,
и безответнаЯ, и опрЯтнаЯ.
     џ скоро стал обращать внимание на старую подругу моих игр: сначала возобновлЯл
дружбу всЯкими шалостЯми, беготней по задним дворам, ловлей на чердаках,
наконец, просто, борьбой, в которой Я хотЯ и брал всегда верх, но не без труда,
потому что она была смела, сильна и увертлива. Џод влиЯнием детски грубых
страстей Я забывал иногда мужское самолюбие и говорил ей в деревне: "‡наешь,
что... Џойди-ка со мной в сени; там огромнаЯ собака... Я один с ней не слажу".
Ћна поверит и пойдет, а собака выйду Я сам и брошусь на нее. €ногда она была не
прочь от проказ, но другой раз сурово отталкивала менЯ рукой в грудь и
восклицала: "Ђх, ѓосподи! отстанете ли вы от менЯ? џ, право, тетеньке скажу". џ
обижусь, уйду и после долго хожу по зале с гордым и холодным лицом.
Џотом, около того времени, как Я перешел во флигель, осененный серебристым
тополем, и поклЯлсЯ начать совсем новую жизнь, Я и с ней переменил обращение:
говорил с ней вежливо, дружески, разумно, покупал ей иногда дорогую французскую
помаду, чтоб заглушить хоть немного скверный запах ночника, привозил ей конфекты
и фунтами, и по две, по три в кармане, откуда-нибудь из гостей, дарил платки,
косынки, перчатки, чай, сахар... Ћна принимала все с благодарностью и,
приподнимаЯсь на цыпочки, цаловала менЯ в губы с почтительной осторожностью.
     -- ќх, ЉатЯ! -- говорил Я грустно, -- не так ты менЯ цалуешь!
     -- Љак же еще вам? ‚ы скажите. џ буду знать вдругорЯдь.
     -- ‡ачем вдругорЯдь? ’ы теперь поцалуй менЯ так, как ты бы Ђвдошку или ѓригорьЯ
поцаловала, если бы любила его...
     -- “ж не знаю, право! Џостойте-ка, Я длЯ пробы, на первый раз, хоть так...
€, взЯв менЯ одной рукой за шею, нагибала к себе и цаловала крепче прежнего.
‘колько раз обманывала она менЯ! ‡ахочетсЯ мне видеть ее у себЯ, Я приду в
сумерки в девичью и скажу как нельзЯ суше и величавее: "„евушки! мне надо вот
эту тетрадку сшить: кто свободен?., хоть ты, Љатюша". “йду опЯть во флигель,
жду, жду -- она нейдет. ‡аверну в людскую... так и есть: ЉатЯ уже носитсЯ с
платком по избе; кум ѓригорий играет на балалайке; двое-трое людей молча
любуетсЯ на нее, а у нее глаза так и сверкают. ‚здохнешь и пойдешь домой,
задумчиво засунув руки в карман, и думаешь:
     -- —то это женщины как странны! —его они хотЯт? Љак здесь во флигеле хорошо и
удобно, все устроено как нарочно длЯ самого обворожительного и скромного
житьЯ!.. € вдруг плЯсать в людской, где пахнет дегтем, ™ами и махоркой! —то за
вкус!
     „оримедонт, должно быть, заметил мою слабость к ней. ‚сЯкий раз, как только она
приходила при нем за каким-нибудь делом во флигель, он кричал на нее самым
зверским голосом: "—его ходишь за пустЯками? Ќет того, чтобы вечерком завернуть,
когда барин дома!.."
     -- Њолчи ты, грач! настоЯщий грач, как есть!
     -- ’о-то грач. Џомни ты мое слово: умрешь, черви источат и крысы съедЯт.
‘тупай-ка, ступай-ка... не то, вот Я тебЯ щеткой отсюда пужну! Џри мне не
показывайсЯ на глаза; без менЯ ходи, говорЯт, слышишь?..
     -- Ђх, ты грач! ЏрЯмой грач!..
     -- —его смеешьсЯ? ЏрЯмой грач... €звестно, не кривой: оба глаза целы. Ќу, ступай,
ступай, пока жива!..
     џ всегда слышал из своей комнаты, как они спорили в прихожей, и помирал со
смеха.
     Ќаконец судьба доставила мне случай мимоходом оказать ей довольно важную
услугу.
     “ нее не было ни отца, ни матери; но родной дЯдЯ ее, вольноотпущенный, держал,
верстах в двадцати от нас, порЯдочный постоЯлый двор в большом торговом селе. ‘
ним жила старуха-мать его, роднаЯ бабушка Љатюши, и она очень любила сироту.
„авно уже собиралась она откупить ее и, не имеЯ денег, уговаривала сына внести
за племЯнницу сто рублей серебром. ђаза три приезжала старуха в Џодлипки, но
тетушка не решалась отпустить
     Љатюшу.
     -- “спеешь еще, матушка, успеешь... џ только что привыкла к ней, да и
отпустить... Џосуди сама...
     -- ‡наю, матушка, ЊарьЯ Ќиколавна, знаю. „а если ваша милость будет...
’олкуют-толкуют две старухи целый час, а ЉатЯ все крепостнаЯ.
‚озвращаЯсь от ђжевских с тетушкой и Љатей, мы заехали к дЯде, покормить и
напитьсЯ чаю. Ќадобно заметить, что тетушка была всю дорогу очень довольна
Љатей. џ, кажетсЯ, говорил уже, что за день до нашего отъезда красный сентЯбрь
стал мрачным октЯбрем; небо обложило; шел мелкий, холодный дождь; дороги
размокли и испортились. Њы ехали оттуда на вольных, в двуместной, очень высокой
карете. Љатюша сидела сзади в колЯсочке. —еловеком с нами был красивый
парикмахер Џлатошка; он забыл захватить с собою шинель, озЯб, промок, раскис; на
станциЯх бросалсЯ прежде всего на печку и, жалуЯсь на ломоту в руках и ногах, не
хотел ничего выносить из экипажа. Љатюша все делала за него.
     -- ѓде наш дуралей? -- спрашивала тетушка.
     -- Ћн на печке... очень нездоров, -- отвечала добраЯ ЉатЯ.
     -- Љто же нам чай подаст?
     -- џ подам.
Ђ у самой ноги и все платье внизу мокрые. Ќа ’рех ѓорах мы с ней вместе
выходили, чтоб облегчить лошадей; лезли пешком, по грЯзной дороге в гору, и Я,
признаюсь, выходил только потому, что перед ней было совестно. Ќа мне были
калоши и большое ватное пальто, а она в легкой клетчатой кацавейке и козловых
башмаках не только не отставала, но и перегонЯла менЯ подчас.
     -- ‚озьми мое пальто, -- говорил Я.
     -- ‚от еще что выдумали! ‘ейчас Я так и взЯла ваше пальто. џ еще этакое
страшилище долгополое и не захочу надеть. Ќе бойтесь, не растаю. †ива буду, и с
вами еще дома покутим.
     Ђ сама хохочет. ‹ицо мокрое, свежее; глаза блестЯт так, как, бывало, во времЯ
плЯски блестели. ‘ама тетушка ее звала сесть в карету на ларчик, у нас в ногах;
но она отказалась.
     Љогда тетушка, напившись чаю, легла отдохнуть, Я вышел в сени, в надежде
встретить Љатюшу. € точно, она вдруг выскочила из избы и сказала мне очень
торопливо:
     -- Џойдите-ка сюда; бабушка что-то хочет вам сказать.
Ќа бабушку эту Я смотреть не любил. Ћна была очень мала ростом, ужасно суха и
сморщена; по всему лицу и по рукам красные и синие жилки и шишки; глаза
нечистые. Љак увидит менЯ, так сейчас и запищит самым жалобным, тоненьким
голосом, охает, вздыхает, стонет.
     -- Ѓатюшка, батюшка! ‡дравствуйте, батюшка... Љакой большой вы стали, какой
красавец!..
     Ђ сама и направо нагнет голову, и налево -- все любуетсЯ.
     -- Ќе можете ли вы, батюшка, попросить вашу тетеньку... тетеньку вашу попросить,
батюшка... Џросьбицу нашу передать потрудитесь...
     -- „а что такое?
     -- Љатю, батюшка, внучку мою, Љатю... откупить хотим. џ пошел к тетушке, стал
уговаривать ее, урезонивать, уверЯть, что ЉатЯ будет и после ей служить за
умеренную плату. „ва раза призывали Љатюшу, два раза сама бабушка приходила и
падала в ноги, утверждаЯ, что ЉатЯ за малую цену рада будет хоть век служить,
что "ей у вас хорошо, матушка, ей у вас очень хорошо!".
Ќаконец мне удалось тронуть тетушку. џ поцаловал ее руку и сказал: "“ж Ѓог с
ней! ‚едь старуха ее столько же любит, сколько вы менЯ... ‘тарухе бедной немного
жить осталось. “тешьте ее". ’етушка согласилась, взЯла у старухи сто рублей и
обещала, тотчас по возвращении домой, приготовить отпускную.
Љогда совсем стемнело, и тетушка, загасив свечу, заснула в большой комнате на
диване, Я ушел за перегородку. Ќемного погодЯ дверь из сеней тихо скрипнула, и
ЉатЯ вошла на цыпочках.
     -- ‚ы не спите? -- спросила она.
     -- Ќет. Љакой тут сон!
     -- —то ж так не спитсЯ? -- спросила она, садЯсь на мою кровать и наклонЯЯсь ко
мне, -- дайте-ка мне вашу ручку...
     -- Љогда ты отвыкнешь от этих ручек и ножек? ’ак противно... “ другого барина
рука в поларшина, а ты все "ручка!".
     -- џ хотела поблагодарить вас, -- отвечала она шопо-том и наклонЯЯсь к самому
лицу моему.
     -- ’ак благодари по-человечески, а не этак.
ЉатЯ прилегла к моему плечу, чтобы заглушить смех.
     -- —то это, какие вы ныньче сердитые стали! € приступу к вам нет! ‘трасть, да и
только!.. џ знаю, за что вы на менЯ сердитесь... Џодождите -- и на нашей улице
будет праздник...
     -- „а; а до тех пор и Ђвдошка, и Џлатошка, и все тут будут!..
     -- ‘ чего же вы это взЯли, чтобы Я да на какую-нибудь дрЯнь да вас променЯла? џ с
вами... говорить если так... просто... с самого детства росла... € вот так же,
как теперь, на кровати у вас ребенком сидела... Ђх ты ѓосподи! Џомните, как Я
вам загадки-то задавала... ѓосподи ты Ѓоже мой! чего-чего только не было...
Ћна вздохнула и обнЯла менЯ.
     -- џ завсегда даже буду за вас Ѓога молить. ‚от вам мое слово!.. € замуж не хочу!
‡а какого-нибудь дьЯвола, прости ѓосподи, пойдешь, еще бить менЯ будет... Ќи за
что! Ќу-с, прощайте, покойной ночи, приЯтных снов вам желаю...
џ сладко уснул.
     ’етушка, конечно, сдержала свое слово, через месЯц ЉатЯ была свободна. џ
добросовестно ждал, изредка упрекаЯ ее за холодность. Ќо она всегда находила
оправданиЯ.
     -- —то вы? беды мне что ли желаете? џ от вас этого, признаюсь, даже не ожидала!
‘казать, теперича, вам по правде: мы с вами вместе росли и всегда играли, и всю
вашу доброту Я помню... „айте мне с деньгами справитьсЯ... „ЯдЯ даже бабушке все
глаза мной колет...
     X
Њодест, конечно, рассказал тетушке о бедственном своем положении; не знаю, что
отвечала ему тетушка, но он, уезжаЯ, сказал мне:
     -- „обра старушка, да не совсем! ќх, брат, не дай Ѓог тебе иметь мой дар
предчувствовать и угадывать людей! Џрощай.
     Џосле его отъезда мы с Ћльгой €вановной часа два ходили по зале и придумывали,
как бы помочь бедным ђодственникам.
     -- ЊарьЯ Ќиколаевна, -- сказала солиднаЯ весталка, -- не в силах внести за них в
опекунский совет или заплатить другие долги. ‚ы судите об этих вещах слишком
легко и поверхностно, ‚ольдемар. „обро должно иметь свои пределы, как и все
другое на свете. Љовалевы, может быть, будут у нас жить в доме эту зиму; за
брата вашего заплачено 3000, урожаи плохи. ‚ы знаете ли, сколько копен стало на
десЯтине?
     -- Џожалуйста, об копнах не говорите!
     -- •орошо вам пренебрегать этим!..
     -- Ѓудемте говорить пожалуйста о деле, о Њодесте...
     -- —то же Я могу сделать? ЊарьЯ Ќиколавна, может быть, найдет им уголок в своем
доме, хоть внизу во флигеле. ‚ таком случае вам придетсЯ перейти опЯть на ваше
старое пепелище, в зеленую комнату, а верх отдадим Љовалевым...
Ћна поглЯдела на менЯ с твердым и внимательным добродушием. ЊенЯ подрал мороз по
коже. ЋпЯть за старое! ќта жертва казалась мне свыше сил. ЋпЯть дитЯ, ученик!
ЋпЯть все на глазах, опЯть домашние девицы, маленькие ссоры, невозможно принЯть
к себе кого-нибудь тайком... (хоть бы Љатюшу, котораЯ, может быть, отойдет от
нас к этому времени, или что-нибудь вроде Am&#233;lie). —то делать? Џочти дрожащим
голосом, решившись устрашить себЯ собственным самолюбием, -- сказал Я Ћльге
€вановне: "—то ж за беда? Я готов на эту жертву" -- сказал длЯ того, чтобы уж
после нельзЯ было отступитьсЯ. Ќо один Ѓог знает, как унизила бы менЯ в
собственных глазах эта жизнь в тесной зеленой комнате, в двух шагах от
тетушкиной спальни. ’ак и решили. Ќо сама судьба наградила менЯ за это доброе
намерение: через две недели после нашего возвращениЯ от ђжевских Њодест прислал
письмо.
     "Finita la comedia! -- писал он. -- ‘тарухи нет, и нет имениЯ! џ застал ее
больною; все мои стараниЯ, все усилиЯ врачей не повели ни к чему. “ нее была
водЯнаЯ в груди. Њолюсь и благодарю Ѓога за то, что он дал мне возможность
успокоить ее последние дни и похоронить ее с честью. ’ы понимаешь, ‚олодЯ, кого
Я лишилсЯ в ней. €мение продано с публичного торга".
Њодест ошибалсЯ, говорЯ, что Я пойму его утрату. џ вздохнул свободнее и за себЯ
и за него. —то ж делать! ‘ мыслью о матери Я привык соединЯть чувство изЯщного,
глЯдЯ на белокурую женщину в голубом газовом шарфе с букетом белых роз в руке,
котораЯ висела на стене тетушкиного кабинета. Ђ его старушка, казалось мне,
только мешала ему жить оханьем и растрепанными волосами. Ќи китайский кофейник,
ни рассказы сына, ни миньЯтюр на слоновой кости нимало не озарЯли ее в моих
глазах: все это только согревало какой-то темной душной теплотою.
‚ конце октЯбрЯ, когда Я вернулсЯ к моим учителЯм, Њодест поселилсЯ у нас. џ с
радостью уступил ему крайнюю комнату, и тетушка сама приходила во флигель, чтобы
взглЯнуть, все ли там есть, что ему нужно.
     Њодест схватил ее за руку, сделал такое лицо, какое бывает у человека, изо всех
сил старающегосЯ сдержать слезы, и сказал:
     -- Ma tante, ma tante! џ благодарю вас не за себЯ, а за бедного одинокого
человека, которого вы утешаете.
     ’етушка поцаловала его в лоб.
     -- —то ж делать, мой дружок?.. Ѓогу так было угодно. Ќикто, конечно, не заменит
матери.
     Џотом, помолчав, тетушка покачала головой и прибавила:
     -- Oui, les soins d'une m&#232;re... ’ебе рукомойник надобно поставить сюда.
‚ ноЯбре было ее рождение, и благодарный Њодест в течение недели просиживал все
вечера за клейкой рабочего Ящика, особенно за крышкой, где под стеклом была
поставлена хорошаЯ гравюра, тщательно и не без вкуса раскрашеннаЯ самим
Њодестом. Ќе ней была изображена ЊариЯ Њагдалина в пещере, полунагаЯ, прикрытаЯ
голубой мантией; глаза ее были грустно опущены на человеческий череп.
     -- Љакой он, в самом деле, скромный, искательный молодой человек! -- сказала
тетушка, показываЯ мне подарок.
     Њодест скоро сделалсЯ привычным лицом в нашем доме. Ћн долго еще был грустен; по
лицу его, казалось, беспрестанно проносилась какаЯ-то тень. Ћн мало говорил,
большею частью ходил по зале, засунув одну руку за другую в рукава, изредка
улыбалсЯ нам кротко и задумчиво, как опытный, добрый страдалец улыбаетсЯ играм
детей. ‘ Љлашей он не сошелсЯ, но „арье ‚ладимiровне оказывал много вниманиЯ.
Ћни тихо беседовали в небрежных позах на диване, а мы с Љлашей не прочь были
посмеЯтьсЯ над ними.
     -- Њожет, это грех, -- говорила Љлаша, -- только мне все кажетсЯ, что он вовсе об
матери не грустит...
     -- ‡наешь ли, -- отвечал Я, -- мне то же кажетсЯ! Њы робко поглЯдывали друг на
друга и смеЯлись.
     -- € зачем это он отвертывает под вицмундиром такие огромные воротнички? ‹ицо
такое худое, некрасивое, щоки такие длинные! ’ак гадко! -- прибавлЯла она с
легкой гримасой презрениЯ.
     -- Ќе понимаю, -- говорил мне со своей стороны Њодест, -- что ты нашел особенного в
этой булке. —орт знает, что такое! џ ведь ее насквозь вижу. •итрит и
подтрунивает, а посмотрела бы на себЯ! џ встречал такие характеры и знаю им
цену. џзвить очень легко...
     Ћднажды, вспомнив старые распри, барышни заспорили. „аша ходила по комнате и
была вне себЯ; Љлаша сидела, бледнела и улыбалась. ‘пор шел о ревности.
     -- џ никогда не унижусь до того, чтобы показать свою ревность; Я слишком
гор-р-р-да! -- воскликнула „аша.
     -- ‚ы, вы? Ђ помните, как даже к женщине менЯ ревновали, помните?
     -- Љ женщине скорее! Њужчине всегда надо меньше показывать, чем чувствуешь.
Ѓегать за мужчиной -- это унижение!
     -- Ђх, полноте, „аша! ’ерпеть не могу, как вы начнете брать на себЯ. ‚ы
воображаете, что вы никогда не унижались! ‚ы очень часто унижались!
     -- Љогда-с? Џотрудитесь объЯснить, когда. ‚от вы так подобострастны всегда с
знатью. Љак скоро какой-нибудь человек из beau monde, так вы и растаете.
Љлаша покраснела.
     -- Ќу что ж? Џризнаюсь, к знати Я всегда имею слабость и всегда буду иметь.
Ѓогатство, чины, красота -- это все не так мне нравитсЯ как имЯ... и этакие
манеры. џ про это и не говорю; Я говорю про мужчин, которым вы всегда готовы
покоритьсЯ.
     -- ѓде вы видели этому пример? —то вы улыбаетесь?.. ‚аша злость ничего не
доказывает.
     -- “ж пожалуйста не требуйте примера! ‚ам будет неприЯтно: ведь Я вас знаю...
Њодест в эту минуту вскочил, грозно согнувшись подбежал к Љлаше и, пронзив ее
взглЯдом, закричал на весь дом:
     -- Ђ Я вас, сударынЯ, вижу насквозь!
Љлаша немного испугалась, не скоро оправилась и отвечала:
     -- —то это вы? џ разве с вами говорю?
     -- Ђ Я хочу с вами говорить, и вы будете менЯ слушать.
     -- Ђ если Я не хочу?
     -- Ђ! ‡начит вы боитесь. Ќет позвольте!
     -- —то вам нужно?
     -- џ хочу доказать вам, что нрав ваш отвратителен. ‚ы обвинЯете m-lle Doroth&#233;e, a
сами как вы поступаете с ней? Љогда вам нужно куда-нибудь ехать и у вас нет
каких-нибудь туалетных финтифлюшек, вы сейчас подделываетесь к ней, начинаете с
ней говорить дружески до тех пор, пока она вам нужна. Ђ после огорчаете ее
вашими несправедливыми насмешками. ‚ы даже, Я знаю, вздумали надо мной
смеЯтсЯ... Ќо предупреждаю вас, что Я вас отбрею так, как вы и не ожидаете.
Љлаша в негодовании встала. „аша, отдыхаЯ, опустилась в кресла. Њодест величаво
отступил к дверЯм.
     -- Џустите менЯ к двери; Я хочу пройти, -- сказала Љлаша. -- Љонечно, Я в чужом
доме, вы можете менЯ обижать.
     ‚ эту минуту Ћльга €вановна быстрыми шагами вошла в гостинную, остановилась и
всплеснула руками.
     -- Mesdames! —то это? вы точно пуасардки. Fi, comme c'est vilain! ‚ы только
подумайте, как бы это -показалось тем мужчинам, которым вы желаете нравитьсЯ. џ
жалею о ваших будущих мужьЯх!
     ‘казав это, пожилаЯ девица красиво запахнулась в свою шолковую мантилью и вышла
в зал. Њодест грустно опустилсЯ в кресло около „аши. Љлаша убежала к себе, а Я
пошел беседовать с Ѓелинским, Ѓюффоном и другими учеными и мирными моими
друзьЯми в мой несравненный поэтический флигель.
     -- ‡аймусь часок-другой, -- думал Я, вздыхаЯ, -- а там, Ѓог даст, Љатюша завернет.
‘ ней что-то веселее!
     ‡аступничество еще более скрепило дружбу Њодеста и „аши. Ћни продолжали
полулежать по разным углам и даже раза три уходили вдвоем на один пустынный
бульвар, который был недалеко от нас. ’етушка начала беспокоитьсЯ и,
предполагаЯ, что они влюблены друг в друга, хотела запретить им эти прогулки, но
„аша сказала о ей:
     -- џ хожу длЯ моциона и мне не с кем ходить...
     -- Ђх, матушка! что у тебЯ от него моциону, что ли, прибавитсЯ! -- воскликнула
тетушка и приказала брать с собой Џлатошку или „ормедонта; а если все мужчины
занЯты, так хоть девушку, котораЯ должна, не показываЯ вида, что провожает их,
сидеть где-нибудь на лавочке во времЯ их прогулки. Ќе раз случалось, что
маленькаЯ Њатрешка, в длинном ваточном шушуне, зЯбла на дальнем конце бульвара,
пока они предавались мечтам.
     Ќо недолго продолжалась поэтическаЯ дружба Њодеста с „ашей. Ќа ‘вЯтках стал
Њодест уже не так задумчив. Ћн весело спорит, смеетсЯ иногда, напевает романсы.
Ћн ходит и ездит к прежним знакомым своим, к ”редовским и Џепшиковским.
”редовские живут в ‘адовой, за красивым палисадником, и там есть дочка лет
семнадцати, Ќина, немного рыжеватаЯ, но свежаЯ и причесаннаЯ дома &#224; la chinoise.
Џепшиковские живут далеко, в ‡амоскво-речьи, но у них танцуют под фортепьЯно и
за ужином всегда подают соус из тетеревей с вареным изюмом. Њодест любит
рассказывать про своих добрых знакомых, и за вечерним чаем в зале только и
слышно: Ќина ”редовскаЯ, Џолина ЏепшиковскаЯ.
     -- Љак это ему не стыдно, -- говорит Љлаша, -- беспрестанно повторЯть такие
фамилии! Џри чужих Я всегда боюсь за него, что он вдруг сейчас скажет.
‚ Ќине он хвалит наивную откровенность и говорит с сожалением, что едва мог
удержать страстного ребенка от переписки с собой; в Џолине ему нравитсЯ
способность к живописи и замечательнаЯ физическаЯ сила: по его словам, она
поднЯла раз в сенЯх такой ушат с водой, который иные мужчины насилу сдвигали с
места. Ћн был два раза в театре и говорит, что глупо со стороны людей хорошей
фамилии стыдитьсЯ званиЯ артиста, человека, который в живых образах передает нам
борьбу людских страстей. есть лет тому назад он видел Љаратыгина в "ѓамлете" и
знает много сцен наизусть.
     ‚се просЯт его декламировать. Ћн соглашаетсЯ и предлагает „аше сесть посреди
комнаты на стул. Ћна будет королева, он ѓамлет. „аша не в духе с утра. (џ после
узнал от Њодеста, что она давно сбиралась опровергнуть на деле обвинение Љлаши,
твердо запрещала Њодесту ходить к ”редовским и взЯла с него честное слово, что
он не пойдет. Ќо Њодест сострил: он взЯл извощика и поехал к Ќине).
     -- ’ерпеть не могу представлЯть из себЯ какие-нибудь штуки, -- шепчет „аша томно,
вЯло встает и садитсЯ посреди комнаты.
     Њодест бежит в девичью, достает себе бархатную мантилью, отпарывает от чорной
летней фуражки козырек и недевает ее вместо берета.
’етушка выходит из гостиной и занимает место на угловом диване; Ћльга €вановна
оставлЯет работу; мы с Љлашей смотрим на дверь. Ќастает молчание.
     -- —то же это? -- восклицает вдруг „аша. -- џ встану!
     -- ‘идите, сидите!
     „верь из коридора отворЯетсЯ, и ѓамлет входит; мантильЯ на одном плече; берет
немного надвинут на ухо. ‚зглЯд его суров, руки скрещены на груди. ‚ыставив
подбородок, мерными, тЯжелыми шагами и несколько боком подходит он к матери...
останавливаетсЯ, молчит, потом глухим басом:
     -- —то вам угодно, мать моЯ, скажите?
     „аша глЯдит на него; Њодест торопливо шепчет: "ѓамлет, ты оскорбил менЯ
ужасно!".
     -- ’ы оскорбил менЯ ужасно! -- произносит „аша с живым упреком в глазах.
Ќо Њодест не замечает этого взглЯда: артист поглотил человека. Ћн наклонЯетсЯ к
ней, дрожит и бешено шепчет:
     -- Њать моЯ, отец мой вами оскорблен ужасно!!!
‚ эту минуту в дверЯх показываетсЯ куча горничных и сам ‘тепан из буфета с
полотенцем в руке.
     -- Ђх, сколько народу! џ не могу! -- ‘ этими словами „аша вскакивает, ѓамлет
закрывает лицо руками и топает ногой.
     -- ‘Ядьте, сЯдьте! -- просим мы все. Ћн опЯть уходит, притворЯет дверь и
возвращаетсЯ снова.
     -- —то вам угодно, мать моЯ, скажите?
     -- ’ы оскорбил менЯ... Ќу как это там, все равно... Њодест вне себЯ.
     -- —то же это такое? так невозможно играть! ќх вы' “ вас вовсе нет сценического
таланта.
     -- Ќе всем же иметь ваши таланты, -- отвечает „аша. -- Ђктер! -- произносит она
потом вполголоса и гордо уходит.
     ѓорничные расступаютсЯ перед ней; ѓамлет в берете и мантилье с бессильным
презрением глЯдит на опустелую дверь.
     -- Ћкрысилась! этакие характерцы нам Ѓог послал! -- замечает тетушка, махнув
рукой. -- Џойти-ка свой камушек докончить.
     Ќа другой день между Њодестом и „ашей было тайное объЯснение, которое еще более
рассорило их.
     Џока двоюродный брат мой тратил свою энергию на распри с нашими домашними
девицами, Я по-старому втихомолку встречалсЯ с Љатюшей, но она говорила все то
же.
     џ негодовал и жаловалсЯ тоскуЯ Њодесту, что мне ни в чем нет успеха.
     -- ђано еще! Џотерпи, ‚олодЯ. ‘лучаЯ нет, уменьЯ мало. Њожно ли думать, чтоб
такой молодой человек, как ты, прожил бы без успехов?
‹есть услаждала мою слабость, и Я решилсЯ ждать. Ќо Њодест не ждал, а
действовал, не сообщаЯ мне сначала ничего.
     Ћднажды все были у обедни; Я читал в зале у окна; Љатюша отворила дверь из
коридора и, показываЯ Яблоко, которое ела, сказала:
     -- ‚идите, вы все говорите, что Я вас любить не хочу, а Я вот ем Яблоко ваше. ‚ы
его обгрызли и бросили в девичьей, а Я его ем. ‚ы вашему братцу любезному
скажите, чтобы он ко мне не приставал. „аром что чужой барин, а Я все равно
тетеньке скажу, как есть на него прЯмо. ќтакой сумасшедший, на лестнице вдруг
вчера схватил цаловать!
     -- ’ы была очень рада, Я думаю? -- сказал Я с го-речью.
     -- ‚он радость-то нашли! Ћн нехорош! ѓубастый такой, долговЯзый; лицо весноватое!
Ќу-с, до свиданиЯ-с!
     ЏрощеньЯ просим! Ќе взыщите на нашей деревенской простоте-с!
џ говорил об этом Њодесту, а он стал смеЯтьсЯ и призналсЯ, что хотел тоже
испытать счастьЯ, да видно она в самом деле строга и недоступна.
     -- Ђ славнаЯ девушка! -- прибавил он.
     XII
‚еликий Џост. Ќа улицах тает. Њодест ходит на лекции и готовитсЯ к выпускному
экзамену. ‘ „ашей он уже не сидит ни в столовой под окном, ни в угольной
комнатке, где по вечерам горит малиновый фонарь. „аша ходит по зале с видом
человека, способного нести одиноко ношу самого страшного горЯ. Ћна курит, гордо
поднимаЯ голову, неприЯтно поджимаЯ губы, чтоб не мочить папиросу, и бросает на
всех нас искоса взглЯды мимолетного презрениЯ. Ћсобенно вид ее величав и грустен
и лицо ее бледно, когда она выходит к обеду в чорном пу-де-суа с ног до головы.
Ћна сама даже говорит: "џ посвЯщаю себЯ навсегда черному цвету!". Џотом
опускаетсЯ в глубокое кресло, качаетсЯ на нем и шепчет томно: "Њне кажетсЯ... у
менЯ спиннаЯ кость attaqu&#233;e".
     -- “ кнЯжны ’ата, кажетсЯ, тоже болела спина? -- спрашивает Љлаша.
„арьЯ ‚ладимiровна забывает боль в спине, вскакивает и, стиснув зубы, уходит из
комнаты. ‚ечером Я сижу у себЯ один во флигеле и читаю. ‚друг дверь в прихожую
растворЯетсЯ с шумом, портьера откинута, и передо мной высокаЯ, бледнаЯ женщина
в чорном платье! Ћна решилась вырвать из груди всЯкую нежность, любовь, жизнь,
вырвать, кажетсЯ, самое сердце. Ќикто ей не нужен более! ‚ руках ее два
дагеротипа: на одном светло и смело смотрит Њодест в расстегнутом вицмундире, на
другом Љлаша, пышно и не к лицу причесаннаЯ, в клетчатом платье. „аша не глЯдит
на менЯ; она молча ставит портреты на мой стол и быстро уходит, не сказав ни
слова. Ќо слов и не нужно было: Я понЯл ее!
     Џриходит Њодест; увидев портреты, он хохочет, валЯЯсь по дивану, и говорит:
"“мру, умру!".
     џ хотел было сказать: "как ты скверно хохочешь!", но вспомнив, что деревнЯ его
продана с публичного торга, что отец его был обижен Џетром Ќиколаевичем и моим
отцом, что он некрасив и принужден ухаживать за Ќиной ”ре-довской и Pauline
Џепшиковской, промолчал.
     € с Љлашей прервала все и навсегда злопамЯтнаЯ брюнетка. Ќо в конце поста,
проходЯ по коридору большого дома, Я слышу в комнате Љлаши громкое чтение.
Џрислушиваюсь...
     —то-то из "ѓрафини Њонсоро".
Ћльга €вановна встречает менЯ в зале.
     -- ‚ы слышали? -- спрашивает она.
     -- —то такое?
     -- ќто чтение. Љаково? …сть ли в ней хоть на волос самолюбиЯ, в этой племЯннице,
которую послал мне Ѓог? ЉлавдиЯ ‘еменовна полюбезничала с ней, потому что ей
занадобилсЯ чтец, и она теперь надсаживаетсЯ там... Љакое отвращение!
’еперь за Ћльгой €вановной очередь бросать презрительные взглЯды на девиц; но на
пЯтой неделе поста дела принимают иной оборот. Џриезжает из Џетербурга г.
’е-рЯев. Ћн бывший товарищ брата по полку, недавно вышел в отставку и жил в
имении отца своего верст за 500 от нас. ’еперь отец дал ему 200 душ в шести
верстах от Џодлипок; он провел зиму в Џетербурге и привез письмо от брата.
’етушка плакала, читаЯ это письмо; Я застал ее еще в слезах; глаза ее были
тусклы, нижнЯЯ губа опустилась, руки как-то беспомощно висели на ручках кресел.
Ћльга €вановна стоЯла около письменного стола и считала новые радужные
ассигнации, вынимала их из папки и разглаживала рукой... џ бросил взглЯд на них
и подумал: "‘колько? Ћдна сотнЯ, другаЯ, третьЯ, десЯть, двадцать сотен. —то же
это такое?".
     -- ‚от, дружок мой, полюбуйсЯ на письмецо! -- говорит тетушка:
"Ma tr&#232;s ch&#232;re, ma adorable tante! (пишет Ќиколай, тот самый Ќиколай, который
называл ее год тому назад несносной ханжой! ‹егкое, но неприЯтное чувство стыда
мелькает у менЯ в душе. Ќе знаЯ ему тогда имени, Я однако не забываю его и
продолжаю читать).
     "Љ кому обратитьсЯ мне в несчастии, как не к вам? ‘кажу откровенно -- Я
проигралсЯ. ЌизкаЯ женщина, которую Я имел нечастие полюбить всеми силами моей
души, бросила менЯ. Ћна блаженствует теперь, но не надолго. џ неумолим во
мщении! џ отыщу ее на дне морском! ’еперь ее нет в Џетербурге: она за границей с
старым своим волокитой, который известен здесь как дурак и отъЯвленный шут. Ћ,
ma tante! мне нечего говорить вам, как Я несчастлив. ‚ы знаете сами, что Я
должен был продать свое рЯзанское имение, и этот новый долг сводит менЯ с ума.
‹етом Я надеюсь отдохнуть в милых Џодлипках".
     -- ‚ милых Џодлипках! Ћн не совсем еще растратил душу... -- подумал Я.
„еньги (4.000 р. сер. ) отосланы на почту. ’ерЯев ездит к нам часто и
употреблЯет все усилиЯ, чтоб утешить тетушку и примирить ее с братом. ’етушке не
нравитсЯ его бледное, изношенное лицо, его густые бакенбарды, выдавшийсЯ
подбородок и плоский нос.
     -- ’акаЯ адамова голова! -- говорит она с досадой, но слушает его рассказы про
брата и верит его почтительной лести.
     -- Џоверьте, ЊарьЯ Ќиколавна, он обожает вас! -- уверЯет ’ерЯев.
     -- „обр-то он добр. “ него всегда было золотое сердце, самое чувствительное
сердце, -- отвечает тетушка, задумчиво постукиваЯ табакеркой.
Њне ’ерЯев казалсЯ отвратительным. …сли брат мой, почти красавец и цветущий
мужчина, добродушный и любезный, мог наводить на менЯ ужас своими ночными
поездками куда-то, небрежными отзывами о понедельничьи и постах, своими
бесстыдными песнЯми, то каково же было слышать то же самое от адамовой головы?
Ћн был гораздо образованнее брата, отлично говорил по-французски, немного
по-немецки и благоговел перед гнусным траусом. џ затыкал уши и просил его
молчать, когда он приходил во флигель и начинал излагать передо мной и Њодестом
свою энциклопедию.
     -- ‚ы молоды, господа, признайтесь, что вы молоды! ‚ы еще белый блох, а не
чорный, прыгать не умеете!
     -- Њы гордимсЯ такой неопытностью! -- возражал Њодест, поднимаЯ глаза к небу и
улыбаЯсь искренно, вдохновенно.
     џ жал ему руку.
Ќо не всем ’ерЯев кажетсЯ адамовой головой. Љовалевы на эту зиму еще не
переходили к нам: они живут на своей квартире и жить умеют не совсем дурно.
ѓостинаЯ у них уютнаЯ, голубаЯ; много недорогой мебели, на столах и стенах много
гипсовых бюстов и небольших статуй на красивых подставках; есть и ковры, и роЯль
порЯдочный в столовой, и книги, а главное -- много простоты и веселости. ‘ам
Љовалев не веселит никого; он умеет только зарабатывать деньги и никому не
мешать. ’еперь он в статском платье, сбрил усы и стал еще моложавее,
женоподобнее прежнего; но взглЯд его так же сух и серьезен; он переменил службу
и работает все утро до четырех часов. ЃледнаЯ Ћлинька царствует дома. Ћна
сзывает гостей, угощает их во всЯкое времЯ чаем и кофе, у нее можно сидеть,
танцевать и дурачитьсЯ до двух часов ночи. Ћна любезна со всеми, и ей можно
привесть кого угодно -- графа, военного, лекарЯ, инженера, актера, учителЯ -- лишь
бы он не был слишком скучен. ‚се у нее как дома, непрошенные садЯтсЯ за роЯль,
поют, танцуют, любезничают; она на всех смотрит пристально и томно, беспрестанно
курит и делает резкие, проницательные замечаниЯ: "‚ы никогда ни на чем не
остановитесь в жизни, Я вижу это по глазам". -- "‚ы должны быть очень влюбчивы".
     -- "‚ы не пишите ли стихов?" и т. п.
     „аша очень дружна с ней ‚еликим Џостом и часто, выпросив человека, проходит с
ним мимо моего флигелЯ в новой шлЯпе, с муфтой, в шолковом салопе, распустив
локоны; походка ее весело волниста и движениЯ игривы, как походка и движениЯ
счастливой и блестЯщей женщины. —орное пу-де-суа висит в ее спальне. Ћднажды она
подходит ко мне и, приветливо улыбаЯсь, берет за руку.
     -- Ќе сходить ли нам к Љовалевым? Џогода славнаЯ... Џриходим. ’ерЯев уже там, и
„аша садитсЯ за роЯль.
     Џоет один романс, поет другой и поет великолепно, помогаЯ себе и глазами, и
легкими движениЯми стана, то лежит грудью на пюпитре, как будто она близорука,
то откидываетсЯ назад, призываЯ всех к жизни и наслаждению. "‹ови, лови часы
любви!.." € ’ерЯев, следуЯ ее совету, уходит с ней в кабинет хозЯина.
’ерЯев либерал; он говорил, что крестьЯн необходимо освободить, еще тогда, когда
одним это казалось бредом, другим мечтой, несбыточной по самой высоте своей,
идеалом вроде вечной, страстной любви, или бедного, но честного русского
гражданина.
     -- —то такое народ? Ќарод -- машина, грубаЯ масса, -- сказал однажды Љовалев,
презрительно махнув чубуком.
     -- Ќет, народ не машина, -- возразил ’ерЯев. €, сказавши это, он так выразительно
передернул бровЯми и мельком взглЯнул на моего прежнего Ђполлона, что "адамова
голова" озарилась вдруг передо мною минутным лучом самой высшей жизни.
     -- Ќет, народ не машина, -- повторил он еще теплее, -- вы знаете, что сказал ѓизо:
"‡дравый смысл есть гений толпы!".
     -- ‚от какие он вещи говорит! -- подумал Я.
•отЯ Я знал только, что ѓизо -- ѓизо; но, вспомнив, что в "€ллюстрации" Я видел
рисунок медали, на которой были представлены головы и руки, простертые к
маленькому человеку строгого вида на кафедре и во фраке, с надписью: "On peut
&#233;puiser ma force, mais on n'&#233;puisera
jamais mon courage!,.", вспомнив это, Я извинил „аше ее легкомысленную ходьбу с
локонами мимо моего флигелЯ. Ћни часто спорили при мне с Љовалевым. Љовалев не
любил стихов; признавалсЯ, что не понимает ни ”ета, ни ’ютчева, ни
антологических пьес Њайкова и, подло сгорбившись, как и следовало человеку,
непонимающему стихов, восклицал:
     -- Ћх уж мне все эти охи да ахи! Џора бы бросить это да заниматьсЯ делом!
Ќи слова не возражаЯ на это, ’ерЯев прочел наизусть "’ройку" Ќекрасова с таким
искренним одушевлением два раза срЯду, что у менЯ мороз пробегал по спине, когда
он доходил до слов:
     Ќе нагнать тебе бешеной тройки! Љони сыты, и крепки, и бойки, € Ямщик под
хмельком, и к другой ЊчитсЯ вихрем корнет молодой.
Џосле этого ’ерЯев стал длЯ менЯ своим человеком. Ѓыли минуты, в которые Я даже
не мог удержатьсЯ от улыбки легкой радости, когда он входил в комнату. Ќо в
апреле, после свЯтой, тетушка тронулась в путь с тремЯ девицами. Њы с ’ерЯевым
провожали их до первой станции на почтовой тройке в телеге. Ћн рассказывал мне о
своей деревне, котораЯ всего шесть верст от Џодлипок, о том, как он умеет жить и
как он будет угощать менЯ самым лучшим запрещенным плодом, и прибавил:
     -- “ менЯ, батюшка, там такое древо познаниЯ добра и зла, что вы, отец, целый
месЯц облизыватьсЯ будете. Superfine.
     „рево познаниЯ добра и зла напомнило мне об адамовой голове, и Я невольно
улыбнулсЯ. Ћн принЯл это за “лыбку ликующего заранее воображениЯ и, с жаром
схватив менЯ за колено, продолжал:
     -- „а-с, упою вас сам