х от …вропы принципов...
     -- ђазумеетсЯ нет, -- сказал Ђксаков... џ продолжал:
     -- џ часто думал также, если бы •омЯкова или Љиреевских, или брата вашего поднЯть
из гроба и спросить у них по совести, что лучше: слиЯние русских с югославЯнами
и неизбежнаЯ при этом утрата последней культурной оригинальности, отделЯющей нас
от ‡апада, или союз, сближение, смешение даже с турками, тибетцами, индусами
какими-нибудь, чтобы только создать что-нибудь свое особое, органическое под их
воздействием, хотЯ бы косвенным, -- то все прежние славЯнофилы предпочли бы этих
азиатцев -- славЯнам. „ело в своей культуре, а вовсе не в славЯнах.
ЋпЯть выражение одобрениЯ, опЯть: "ну, разумеетсЯ!", опЯть как бы радостное
кивание главой.
     џ прибавил еще: "Љ сожалению, Я напрасно ищу чего-нибудь особенно славЯнского,
сильно выраженного у славЯн. џ начинаю разочаровыватьсЯ не в самом учении, а в
славЯнской жизни, котораЯ не хочет идти по этому пути...
Ђксаков: "‘лавЯнофилы надеютсЯ, что сближение всех славЯн между собою -- послужит
к выработке этих особенностей".
     џ: "Ђ если это сближение с юго-западными славЯнами приведет нас к тому, что мы
еще скорей сольемсЯ с ‡ападной …вропой, тогда что?.."
Ђксаков: "Ќу, тогда все пропало!"
     џ обрадовалсЯ и успокоилсЯ; Я увидел, что Я верно понимал славЯнофилов и потому
могу смело рассчитывать на всЯкую от них помощь. џ прошу моих друзей внимательно
перечесть этот разговор и сравнить потом, когда дело дойдет до практических
приложений этих взглЯдов, мою прЯмоту и последовательность с лицемерием или
непоследовательностью Ђксакова.
     €так, на первый раз он был более чем любезен со мной; он пригласил менЯ бывать у
него по четвергам вечером.
     Џосле того, в течение этого октЯбрЯ, в который решилось длЯ менЯ столькое, мы
виделись несколько раз. „нЯ через два после моего первого посещениЯ Ђксаков сам
заехал ко мне, не
     застал менЯ дома и оставил карточку с надписью, что четверги его начинаютсЯ с
будущей недели.
     Њне хотелось, чтобы кто-нибудь из славЯнофилов прочел первую часть моего труда
"‚изантизм и славЯнство", ту теоретическую часть о триедином процессе развитиЯ,
которую отверг Њ.Ќ. Љатков, отзываЯсь, что в таких вещах можно как раз
договоритьсЯ до чертиков[7]. ђукопись моЯ, черноваЯ, как всегда была ужасно
дурно написана, ибо Я трудилсЯ над нею через силу во времЯ палЯщих Ѓосфорских
каникул и только живость моего чувства и нестерпимаЯ бурЯ накопившихсЯ мыслей
могли через силу боротьсЯ с гнетущим жаром южного лета. ‘тарик Џогодин был
нездоров, глаза его и без того утомленные постоЯнной работой над собственными
сочинениЯми, воспоминаниЯми и т. д. отказывались решительно разбирать мои
иероглифы. Џогодин, чтобы Я верил ему, вынул из Ящика тетрадь мою и при мне
билсЯ-билсЯ и не разобрал почти ни одного слова.
     -- ‚от видите, -- сказал он мне, -- пока доберешьсЯ до смысла другого слова,
потерЯешь всю нить мысли. —то делать, Я стар -- мне 76 лет. ‘обираюсь в дальний
путь... ‘воего труда бездна. •очу привести все бумаги свои в порЯдок. ‘мерть
может прийти невзначай. Ћтдайте прочесть это кому-нибудь помоложе; Ђксакову,
напр. џ ему напишу еще, если нужно. …му напечатать негде, у него журнала нет, но
если он не придумает длЯ вас ничего лучшего, Я напишу ЃодЯнскому. Ћн напечатает
у себЯ в —тениЯх, только даром и даст вам длЯ отдельной продажи 300 экземплЯров.
Њожете все-таки что-нибудь и деньгами приобрести. ‚ерьте, что Я с радостью все,
что могу, сделаю длЯ вас. Ќам нужны такие люди, как ‚ы, умные, просвещенные,
мыслЯщие и... (он приостановилсЯ) и благородные... Ђ мысли ваши Я уже довольно
хорошо понЯл из вашего словесного изложениЯ в тот раз. џ сделаю все, что в моих
силах. Ќапишу еще Љошелеву, не хочет ли он дать деньги на журнал и
сделать вас редактором. …сли же вы не найдете места напечатать, отдайте мне
рукопись... Я прочту не торопЯсь, приберу в свой стол, сделаю свои замечаниЯ;
если в мыслЯх ваших есть
     правда, они не пропадут длЯ людей. Ќайдут в моем столе по смерти моей.
ќнергичный старик исполнил все свои обещаниЯ и впоследствии (когда Я уже был в
монастыре) показывал мне ответ Љошелева, который отказалсЯ от этого плана
потому, что с "нашей цензурой" и т. д. Ћн и так на Ѓеседе потерЯл, говорЯт,
около 30 000. Џредложение Џогодина заставило, Я помню, менЯ задуматьсЯ. Ќе об
редакторстве, ибо Я дал себе слово не искать его и согласитьсЯ на него только
при самых выгодных условиЯх денежных и нравственных (напр., чтобы сейчас же бы
заплатили за менЯ братьЯм хоть по 1500 р. с. каждому и хоть половину моих
турецких долгов, назначили бы мне 3000 годового содержаниЯ и дали бы полную
свободу печатать, как хочу и что хочу!); нет, Я задумалсЯ о том, так ли Я близок
к славЯнофилам, как мне казалось... или нет?.. Ќе ошибаетсЯ ли Џогодин, думаЯ,
что менЯ можно сблизить, напр., с Љошелевым, которого политические взглЯды
возмущали менЯ еще в ’урции своей бесцветно-крикливой либеральностью. (Ќапр.,
"—то нам нужно?" в "Ѓеседе". Џошло до нельзЯ!) Ќадо допустить что-нибудь одно:
или что между известными московскими славЯнофилами есть значительнаЯ личнаЯ
разница, не только в характерах, как бывает всегда, но и во мнениЯх; или, что
предметы, о которых писали Ђксаков и •омЯков, были большею частью таковы, что в
них меньше выражалось то, что могло менЯ отталкивать от них, а у Љошелева по
роду статей именно разрастались те черты, которые мне вовсе не сочувственны.
Ћказалось последнее; и Я через несколько месЯцев Яснее понЯл, что и на почве
государственной, чисто политической и даже (вот что неожиданнее!) на почве
церковной Я со слишком либеральными московскими славЯнофилами никогда не
сойдусь. €бо Я убедилсЯ и узрел очами своими, что если снЯть с них пестрый
бархат и парчу бытовых идеалов, то окажетсЯ под этим приросшее к телу их
обыкновенное серое, буржуазное либеральничание, ничем существенным от западного
эгалитарного свободопоклонства не разнЯщеесЯ.
Ќо пока вначале Я это только чуЯл на мгновенье, не сознаваЯ наглЯдно; взЯл у
Џогодина рукопись мою "‚изантизм и славЯнство" и отослал Ђксакову.
‚ первый же четверг Я пошел к Ђксакову нарочно пораньше немного, чтобы застать
его еще одного. џ хотел иметь времЯ выслушать его мнение о моем сочинении.
Ћн прочел около половины, и оно видимо произвело на него сначала недурное
впечатление.
     ‚от что он мне сказал:
     -- ‚аша статьЯ очень оригинальна и остроумна. …сли бы у менЯ был журнал, Я бы,
непременно, ее напечатал с некоторыми замечаниЯми. ‚аши взглЯды на славЯнство
большею частью верны. "‘лавЯнство есть и оно очень сильно; славизма нет". ќто
правда •отЯ и есть что возразить. Ќапр, вы представлЯете ђоссию в виде какой-то
индиферентной почвы, на которую действует (или над которой работает)
византизм... Ќо, однако, есть и в ђоссии нечто свое и на церковной почве. ’ак,
напр., у нас теперь заботЯтсЯ о том, чтобы свЯщенников избирали себе сами
приходы. Џриход -- единица, которую ‚изантиЯ почти не знала. ‚изантиЯ заботилась
о крупных массах, о племенах и т. д.
     Ћн говорил еще что-то в этом роде. Њожно было бы многое возразить на это; хотЯ
бы то, что именно племенного-то начала в ‚изантии и незаметно, все племена без
различиЯ сливались в одной идее, в православии. € еще, что в ’урции давным-давно
и селЯне, и горожане имеют большое влиЯние не только на избрание свЯщенников, но
и епископов. ’рудно и теперь епископу греческому удержатьсЯ долго на месте, если
жители его не пожелают, и им всегда есть возможность писать в Џатриархию жалобы.
ЏатриархиЯ редко не уступает. Џри мне подобным образом пало несколько епископов
(џнинский Џарфений, Ђдрианопольский Љирилл, один ‘алонский и другие.) ‚ цветущие
времена ‚изантии, насколько мне известно, жители выбирали сами себе свЯщенников,
а духовнаЯ власть утверждала их. …сть даже особаЯ книжка €оанна ‡латоуста о
свЯщенстве, где он объЯснЯет, почему он отказалсЯ от сана иереЯ и скрылсЯ, когда
его хотели прихожане избрать. €з нее и из многого другого видно, что избрание
народом иереев дело вовсе не новое, не русское, и если уж искать у нас
оригинальности (увы! с фонарем или микроскопом!), то скорее все-таки в прошедшем
нашем, как оно ни было бесцветно сравнительно с прошедшим миров истинно
культурных, а никак не в настоЯщем и не в близком будущем...
Ќапр., наше наследственное родовое левитство свЯщенников, наши приходы,
отдаваемые в приданое за старшими дочерьми умерших попов; наши семинарии, наши
епископы, обремененные орденами и все-таки чрезвычайно влиЯтельные, по-своему
твердые, часто даровитые и, несмотрЯ на ордена, иногда и свЯтые по жизни (напр.,
”иларет Њосковский); наши белые клобуки митрополитов с алмазами...
‚се это не похоже ни на католичество, где все духовенство безбрачно, ни на
протестантство, где вовсе нет черного духовенства (а все серое с оттенком
кабинетной профессуры), ни на ‚изантию, где не было ни наследственности, ни
орденов на разноцветных лентах, ни белых клобуков, ни родовых исключительно
духовных семинарий... где все в этом отношении было либеральнее, эгалитарнее,
подвижнее. “вы! до Џетра I мы были слишком похожи на ‚изантию, с Ђлександра
II-го мы становимсЯ слишком похожи на …вропу (не на ”ранцию, не на Ђнглию или
ѓерманию, а именно на …вропу), на какую-то среднепропорциональную …вропу, не
берусь решить -- на нечто худшее или на нечто лучшее частных западных
цивилизаций... Ќо, конечно, на нечто еще более нынешнего ‡апада опошленное и
бесцветное. € мне даже кажетсЯ (и Я боюсь этого), что каждаЯ церковнаЯ реформа у
нас в духе первых веков православиЯ, имеющаЯ в виду приблизить нас к первым
векам христианства, вместо этого приблизит нас еще больше опЯть-таки к той же
…вропе, посредством сочетаний, которые можно даже и предвидеть. ‚ыборное начало,
всеобщее голосование, то suffrage universel, на которое сами славЯнофилы так
строго нападают, когда оно приложимо к высшей политической жизни (см. биографию
’ютчева €в. Ђксакова. Њосква, 1874), на ‡ападе везде торжествует и, заметим, не
в той форме корпоративно-феодальной, которой организациЯ ‚еликобритании обЯзана
до сих пор своим величием, а в растрепанно-индивидуальном, в каком-то бесцветно
личном виде. “ нас оно вводитсЯ также постепенно повсюду: в земстве, в мировых
учреждениЯх и т. п.: у нас уничтожены почти совсем наши сословные корпорации и
чисто денежный и ученый ценз fait la pluie et le beau temps[8] в губернских
маленьких конституциЯх, пока не пришел период еще октроировать центральную
законодательную земскую думу на основании тех же западно-буржуазных начал:
кошелька и университетского диплома (одинаково способных быть уделом пошлости,
бездарности и низости).
     ‚ постройку церковной администрации нашей внедрЯетсЯ мало-помалу со всех сторон
светское начало: семинарии желали бы вовсе уничтожить; их видоизменЯют глубоко,
находЯ, что прежнее духовенство наше имело слишком мало благотворного влиЯниЯ на
народ и высшее общество вследствие замкнутости своей, его хотЯт всЯчески сделать
более светским, забываЯ, что если духовенство, воспитанное по-прежнему, не
влиЯло особенно благотворно на мирЯн, то оно же и само трудно подвергалось
тлетворному воздействию последних, не легко уступало им; просто не понимало --
чего образованные мирЯне хотЯт?.. Ђ непонимание есть часто средство несравненно
более верное длЯ предохранениЯ людей от какого-нибудь влиЯниЯ, чем то слишком
высокое понимание, на которое, к несчастью, рассчитывают нередко мыслЯщие и
очень ученые люди, судЯ ошибочно по себе, по своему уму и знанию целые толпы и
массы народа. ѓораздо легче не дойти до того среднего пониманиЯ, которое так
вредно, чем перемахнуть через него. €менно это-то среднее, дурацкое, опасное
понимание (или так называемый здравый смысл) доступно большинству.
€збрание свЯщенников по приходам, избрание самих епископов епархией (которое
даже "ђусский ‚естник" давно предлагает), новые духовные суды, ограничивающие
власть епископа коллегиальною властью женатых попов, уже потому, что они женаты,
более близких к общему уровню; нападки на монастыри (пока еще в печати и в
разговорах, но мы уже узнали за эти 10--15 лет, до чего у нас скоро всЯкое слово
теперь становитсЯ делом); все это те признаки вторичного смесительного
упрощениЯ, о котором Я говорю давно: самое стремление обратить все штатные
мужские монастыри в общежитиЯ, есть, во-первых, соединение путей, упрощение
картины -- это раз; а, во-вторых, в сущности это мысль крайне лукаваЯ и
лжебогомольнаЯ. ѓоворитсЯ, будто бы духовное начальство (т. е. обер-прокурор),
фрак-граф, буржуа, "маркиз но виду ты и хам по убежденьЯм" заботитсЯ о
благочинии иноческом, о том, чтобы монашество было более строго, чтобы аскетизм
был выше; а в сущности выходит только стеснение монашеству, ограничение его; не
всЯкому под силу жить под деспотизмом киновий, а жить хорошо можно и в штатном.
‹юди знающие говорЯт, что в штатном Ќовом €ерусалиме, под Њосквой, у
архимандрита ‹еонида живут монахи лучше, чем, напр., в киновиальной “греше, где,
как слышно, сам настоЯтель о. Џимен сознаетсЯ, что он может устроить прекрасный
монастырь, но не умеет создать монахов.
     €так, все реформы и в церковной сфере, все течение мыслей даже у славЯнофилов,
по-видимому столь церковных, мнениЯ ученых мирских попов, либеральные
фокусы-покусы властей и т. п. при грубейшем непонимании всего этого нашей
публике все это доказывает одно: дух уже повеЯвшего на общество вторичного
смешениЯ и расстройства есть такой Џротей, который принимает всевозможные формы
и обманывает даже очень умных и даровитых людей, принимаЯ где нужно и
православный лик длЯ разрушениЯ прежних порЯдков. ‚се эти возвраты к давнему и
более свободному прошлому своей церкви, своего государства, вечевые реставрации
и т. п. крайне обманчивы; совершаЯсь вовсе не при тех условиЯх, при которых жила
древность, они приводЯт вовсе не к тем результатам, к каким приводили свобода и
равенство первобытные. „ругое дело было избрание епископов и свЯщенников в IV и
V веках, когда придворные дамы спорили по вечерам об похождении св. духа, или
теперь, когда в избрание епископа непременно вмешаютсЯ ‹охвицкие, Њаксимовы,
Љраевские, Џлевако и т. п. люди.
     €ное дело децентрализациЯ ”ранции в эпоху феодальную; иное дело позднЯЯ попытка
бриссотистов сделать провинции более свободными от Џарижа; если бы ђобеспьер их
не казнил и если бы они успели в своем предприЯтии, то ”ранции не было бы и
следа теперь. …е попридержала на полвека в славе только одна централизациЯ.
ЊенЯть и менЯтьсЯ не только надо, менЯть и менЯтьсЯ неизбежно, но тот кто
менЯетсЯ к цветению -- расслоЯет и дисциплинирует, напр, подобно Џетру; и если
православию суждено еще расти и цвести в ђоссии и в славЯнстве, то не в таких
пустЯках, как избрание приходом свЯщенников или неизбрание их, найдет оно себе
пищу и уважение, а, напр., хотЯ бы в чрезмерном возвышении царьградского
епископского трона после взЯтиЯ нами Ѓосфора, ибо тогда на этом троне не будут
греки и только греки, а будут православные разных племен. џ говорю об этом
административном, но не догматическом папизме во второй половине моей книги
"‚изантизм и славЯнство", которую Я теперь должен был отделить под особым
заглавием: "…ще о болгарском вопросе".
     (Љак бы ахнул, Я думаю, Ђксаков, когда бы прочел еще и эту часть; но он ее не
видал, и она сперва валЯлась у Љаткова, а теперь валЯетсЯ в редакции "ђусского
Њира", которого редактор ”.Ќ. Ѓерг все сильно сочувствует и сочувствует, но
как-то слабо содействует и содействует.)
     Ќа вечере своем при других Ђксаков был очень внимателен ко мне. Ћн со всеми
знакомил менЯ, говорЯ: "’акой-то, бывший 10 лет консулом в ’урции, тот самый,
который"... "Џанславизм и греки" ...под именем "Љонстантинова"... € опЯть...
"’акой-то... Џанславизм и греки... Љонсул в ’урции... Љонстантинов".
Ѓыли на этом сборище кн. —еркасский, ‘амарин, не ћрий, а другой (его брат,
кажетсЯ; красивый, хотЯ и рыжий), был некто ‚асильчиков, очень distingue[9] с
добрым и радостным выражением лица, был еще один высокий, плотный, энергичный
мужчина с темной эспаньолкой, никак не могу вспомнить, кто он. ‚ажный и
самоуверенный; но по моему мнению он говорил все вздор и так сухо и пусто, что Я
даже и забыл о чем именно. Ѓыла очень красиваЯ, хотЯ уже не молодаЯ женщина,
графинЯ Ѓаранова (сестра —еркасского, такаЯ же брюнетка азиатскаЯ, как и он);
были еще два хамоватых человека, оба как-то на одно лицо, один повыше, а другой
пониже; Я узнал, что один из них тот Ѓарсов, который писал против епископской
власти и в пользу поповских судебных конституций. (…ще …лагин возражал ему очень
хорошо.) Ѓыл, наконец, и этот жирный расхле-бенЯ, ученый и ограниченный мужлан
Ќил Џопов, к которому наилучшим образом прилагаетсЯ то, что Я сказал о разных
болгарских ’опчилештах -- ‘обакевич в соединении с ѓамбеттай. Ћн, кажетсЯ, очень
доволен своей судьбой, своим животом, скучной неумной ученостью и тем еще,
должно быть, что у него старые его штаны все вылезают из-под жилета и что все у
него оттуда видно...
     ЉнЯзЯ —еркасского Я здесь в первый раз увидел; дома Я его не застал и оставил у
него карточку с письмом кнЯгини ѓолицыной. Ћн был очень любезен и как-то весел
со мной; на энергическом татарском лице его была постоЯнно вполне естественнаЯ,
веселаЯ улыбка, глаза ужасно хитрые. ђасспросив кой-что об €гнатьеве и о кнЯгине
ѓолицыной, он сел против менЯ и очень вежливо и почти дружески тотчас приступил
к строгому разбору моей статьи "Џанславизм и греки", говорЯ, что она написана
прекрасно и потому именно одно времЯ кто-то из их круга и сбиралсЯ на нее
отвечать; но какие-то обстоЯтельства помешали.
џ защищалсЯ и оправдывалсЯ как умел.
     ‚се слушали наш диспут, очень покойный и благосклонный.
     -- "€так, славЯне, по-вашему, длЯ нас опасны, а греки наши естественные союзники.
‘ точки зрениЯ правительства нашего вы правы; оттого-то ваша статьЯ и
понравилась им в Џетербурге..."
     (ѓоворЯ это, кнЯзь —еркасский все лукаво поглЯдывал на Ђксакова.)
     -- џ потому не забочусь о славЯнах, что и без менЯ есть кому говорить много о
пользе сближениЯ с ними; что ж мне делать, если Я боюсь всеславЯнской демагогии
и если Я нахожу, что и длЯ славизма необходимы охранительные начала.
ЉнЯзь —еркасский заметил на это:
     -- Ћхранительные начала есть разные. …сли Я буду, напр., потворствовать
константинопольскому патриарху, то еще понЯтно, что это может назватьсЯ
поддержкой тех охранительных начал, которые нам свойственны; но охранение
папства, напр., может служить поддержкой революционных сил в ђоссии. €ли если
вы, напр., не сочувствуете теперешнему status quo, т. е. реформам так называемым
либеральным, то вы скорее революционер, чем охранитель.
џ отвечал на это, что не имею такой привычки, как он, к публичным прениЯм и
потому, может быть, не сумею хорошо поддержать против него свои мнениЯ; что
статьЯ "Џанславизм и греки" очень мала, но если мне удастсЯ напечатать то, что Я
теперь привез с собой, тогда будет, Я надеюсь, виднее, почему именно Я вообще
опасаюсь западных и южных славЯн и в особенности болгар в церковном вопросе...
‚ той статейке, о которой он говорит (прибавил Я), Я не мог и развить вполне мою
мысль, потому что Я знал, что пишу длЯ Љаткова...
ЉнЯзь —еркасский с улыбкой пожал плечами и сказал: "Ђ! мы этого и знать не
обЯзаны! Њы судим только напечатанное..."
     -- ‚ы правы с вашей точки зрениЯ, -- сказал Я, -- но и Я имею свои оправданиЯ и,
повторЯю, многое, может быть, станет Яснее, если Я напечатаю другие мои вещи...
’ут есть система, вернаЯ или нет, но только совсем особаЯ, которую Я теперь
объЯснить не могу... сказал Я.
     ‚се, даже и обе дамы (Ђксакова и Ѓаранова), молча слушали нас; Я не хотел больше
продолжать спор, который по вышеизложенным причинам был мне вовсе не выгоден, но
осталсЯ очень доволен любезным и, так сказать, гостеприимным тоном, с которым
препиралсЯ со мной этот энергический хитрец, один из заглазных и лично
незнакомых любимцев моих в ђоссии. џ его любил отчасти за деспотизм, который он
обнаружил в Џольше, и еще более за прекрасный ответ на славЯнском съезде этому
ђигеру, который задумал было защищать полЯков на обеде... "Ќе стоит так много
говорить о нескольких привислЯнских губерниЯх", в этом роде, если не ошибаюсь,
хватил его этот русский кнЯзь с лицом какого-то кипчакского мурзы...
Ђксаков тут же поддержал менЯ, говорЯ:
     -- ’еперь Я читаю в рукописи чрезвычайно интересное сочинение Љ. Ќ-ча "‚изантизм
и славЯнство". Ћсобенно любопытно читать труд человека, который, понимаете... 10
лет сидел в ’урции и думал... ќто сейчас видно. ‚идна свежесть мысли. ‚идно, что
человек пишет совершенно вне наших здешних условий и привычек, не думает ни о
цензуре, ни о других препЯтствиЯх... Њежду прочим, г. ‹еонтьев говорит
совершенно верно: "‘лавЯнство есть, славизма нет". …сть китаизм, германизм и т.
д. ’акого отвлеченного славизма, взвинченного над славЯнством, как там очень
удачно сказано, он не видит.
     Ќа этом кончилсЯ разговор о моих сочинениЯх, который занЯл порЯдочную часть
вечера и который Я и сам не прочь был прекратить, ибо с менЯ и этого было
достаточно длЯ успокоениЯ за будущее мое положение в этом, конечно, более всех
других порЯдочном и облагороженном литературно-ученом кругу.
џ был доволен, несмотрЯ на все возражениЯ. Џожалуй, даже и возражениЯми был
вдвойне доволен и потому-то ни одно из них не поколебало менЯ внутренне, и все
дали только случай, Яснее проверив себЯ, сказать себе: ’олько-то? Ќу, это не
страшно... и еще потому, что Я вовсе и не искал быть простым прихвостнем старых
славЯнофилов, несмотрЯ на все мое уважение к их взглЯдам, и трудам, и идеалам;
вовсе не думал о том, как бы сжатьсЯ, чтобы угодить им лучше. џ готов скорее
сжатьсЯ длЯ Љаткова, ибо считал его всегда чужим, перед которым надо по
необходимости обрезывать себЯ, чтобы провести хоть часть своих идей... Ђ на
славЯнофилов Я надеЯлсЯ как па своих, как на отцов, на старших и благородных
родственников, долженствующих радоватьсЯ, что младшие развивают дальше и дальше
их учение, хотЯ бы даже естественный ход развитиЯ и привел бы этих младших к
вовсе неожиданным выводам, хотЯ бы вроде моего: "’от, кто хочет культурного
славЯнофильства, своеобразиЯ или славЯнообразиЯ, -- должен опасатьсЯ
политического панславизма, ибо он будет слишком близок к
эгалитарно-республиканскому идеалу, к ‡ападу, и без того давно пожирающему нас
духовно; длЯ достижениЯ своей цивилизации русским выгоднее проникатьсЯ
турецкими, индийскими, китайскими началами и охранЯть крепко все
греко-византийское, чем любезничать с ђигерами, Ќаперстками, ‘молками, ”итами" и
т. д. Џозднее Я увидал, что именно от Ђксакова Я такой paternite[10] не увижу, а
скорее от старых стариков ЃодЯнского и Џогодина. Ќо первым знакомством моим с
редактором "„нЯ" и "Њосквы" Я был очень доволен.
„лЯ менЯ при недостаточности моих денежных средств в эту зиму и вообще при
затруднительном моем положении было очень важно заметить, как со мной обращаютсЯ
и поступают все эти люди, имеющие больше моего денег, известности и влиЯниЯ.
ЏонЯтно всЯкому, сколько может сделать пользы иногда в удачную и выгодную минуту
одно какое-нибудь слово хорошей или дурной рекомендации... и потому именно, что
это слишком понЯтно, Я особенно об этом распространЯтьсЯ здесь не буду; Я
упомЯнул об этом только потому, что хотЯ Я очень самолюбив и даже иногда до
крайности тщеславен, но когда касаетсЯ до моего ума и литературных способностей,
то сознаюсь, в них-то Я так уверен, что гордость моЯ уже мало и места оставлЯет
тщеславию или жажде одобрениЯ... ’олько в самые последние года, когда Я впервые
почувствовал глубоко, что смерть моЯ уже наверное не за горами, Я стал мелочнее
и на счет литературы; Я стал больше прежнего дорожить моим положением как
литератора; прежде Я дорожил больше мнением какого-то незримого гениЯ чистой
красоты, который парил вокруг менЯ в те часы, когда Я думал, писал и перечитывал
написанное мною; Я больше чтил это незримое воплощение собственных критических
вкусов моих, чем мнение того или другого писателЯ или редактора. џ знаю, как
ошибочны и как еще чаще неискренны и рассчетливы эти мнениЯ.
’еперь, когда внутренние силы стали слабеть в неравной и долгой борьбе, когда
разнородные бури души моей износили преждевременно мою от рождениЯ несильную
плоть, когда Я, просыпаЯсь утром, каждый день говорю себе memento mori[11] и
благодарю Ѓога за то, что Я жив, и даже удивлЯюсь каждый день, что Я жив, тогда
как бревенчатые стены моего флигелЯ все увешаны портретами стольких покойников и
покойниц, несравненно более крепких при жизни, чем Я... ’еперь, когда мне нужны
деньга не длЯ того, чтобы дарить пЯтичервонные австрийские золотые на монисто
какой-нибудь Янинской шестнадцатилетней турчанке, не длЯ того, чтобы с целой
свитой скакать по горам и покупать жене обезьЯн и нарЯды, лишь бы только она не
скучала и не мешала мне делать, что хочу... но длЯ того, чтобы сшить себе
дешевые сапоги, чтобы купить жене калоши, чтобы голод, наконец, не выгнал менЯ и
близких моих отовсюду, из монастырЯ или из самого моего Људинова на какую-нибудь
работу не по силам и вкусу... ’еперь Я смирилсЯ, если не в самомнении, то, по
крайней мере, в том смысле, что сила солому ломит... и что прежним величавым
удалением среди восточных декораций, прежней независимостью Я уже ничего не
сделаю... џ смирилсЯ литературно в том смысле, что иногда... даже... (каюсь,
каюсь и краснею этого чувства...) Я подобно другим желал бы быть членом обществ
разных, принимать участие в юбилеЯх, в чтениЯх публичных, над которыми Я всю
жизнь мою так смеЯлсЯ и которые так презирал за то, что только у одного лишь
’ургенева находил наружность приличную длЯ публичной поэзии.
џ вижу, что разные Ђверкиевы, Ђвсеенки и т. п., живЯ как все и обиваЯ пороги
редакций, составили себе хоть какое-нибудь имЯ и положение. Ћни литературные
utilitee[12], и хотЯ согласие помиритьсЯ на подобной немощи и возможность хотЯ
бы мгновенной и преходЯщей зависти к подобным посредственностЯм Я считаю в себе
лишь признаком усталости, минутами малодушиЯ и эстетической изменой, хотЯ Я
уважаю гораздо больше себЯ прежнего, себЯ удаленного и брезгающего медленным
выслуживанием в литературных кружках, однако... сказал Я, что делать! сила
солому ломит. Њне нужно жить, наконец (т. е. существовать), и у менЯ есть
обЯзанности... ‚от что Я хотел сказать, вспоминаЯ о том, что Я больше прежнего
стал беспокоитьсЯ о том, как примет тот или другой из г. г. литераторов Џраво!
студентом даже Я был на этот счет равнодушнее и спокойнее. ‘молоду Я даже жалел
беспрестанно то Љаткова, то ЉудрЯвцева, то мадам ‘альЯс, то, пожалуй, и самого
ѓрановского изредка, соболезновал, думаЯ, как им должно быть жалко и больно, что
они не Я, что они не красивый и холостой юноша ‹еонтьев, доктор и поэт с таким
необозримым будущим, с такой способностью внушать к себе любовь и дружбу и т. д.
‘тудентом и молодым доктором в великом признании своем Я был до того уверен, что
нередко и пренебрегал им, медлил, жег и рвал беспрестанно написанное, по два
года срЯду не брал в руки пера и нередко гордилсЯ больше ловкой ампутацией или
удачным излечением какой-нибудь упорной сыпи, успехами в верховой езде или
победой над женщиной, чем похвалами, которые слышал своим литературным
начинаниЯм от ’ургенева, мад. ‘альЯс и других. ‚ этом Я был уверен; в
практических занЯтиЯх моих, в хирургической ловкости, в эквитации моей, в
красоте телесной (и в симпатии женщин) Я часто сомневалсЯ... и хотел достичь
большего и большего... џ хотел тогда быть во всем хоть сколько-нибудь доволен
собою. Ќе напечатавши еще ничего, кроме двух посредственных повестей, Я жил
смолоду и потом до последнего времени, как будто бы пресыщенный славой человек,
как ”ридрих Џ-й, который иногда больше заботилсЯ о своих французских стихах, чем
о победах. Ќе победить, не разбить русских, австрийцев и французов он не мог...
"Ќо... вот что важно, думал он, что-то скажет ‚ольтер о моих стихах?.."
’ак думал ”ридрих.
     Ќе написать замечательной вещи Я не могу... думал Я смолоду. Ќо что подумала
‹юбаша (напр.), когда подо мной лошадь вчера взвилась три раза на дыбы, как
свечка... Ђ Я не обратил на это как будто и вниманиЯ?.. Ћ! Я напишу еще много,
много, успею!.. Ќо что ж думает доктор NN... он думает, что только он один
практический человек? —то Я не сумею счастливее и смелее еще его вправить этот
вывих или вскрыть этот абсцесс? џ докажу ему, что он ошибаетсЯ.
Џозднее то же самое думалось часто и на дипломатической службе.
Љонечно, если рассматривать дело только с той точки зрениЯ, что мне нужно было
обеспечить и устроить себЯ чем-нибудь житейским длЯ того, чтобы и в идеальном
труде было свободнее, Я, конечно, хорошо делал, что вел, и будучи врачом и
будучи консулом, дела так, что менЯ предпочитали нередко людЯм так называемым
чисто практическим (не знаю почему -- надо бы сказать глупым, лукавым или сухим);
Я и пишу обо всем этом не столько в укор себе, сколько в укор другим литераторам
и обстоЯтельствам. Џо идеалу Я тогда был правее, чем теперь; но неправота других
понудила менЯ, наконец, к уступкам и к согласию с горЯ влачитьсЯ, если уж нужно,
и по этой битой и опошленной дороге столичного литераторства. џ говорил уже, что
готов был взЯтьсЯ даже и за редакторскую деЯтельность, которую вовсе не уважаю и
не люблю, если бы условиЯ были бы очень выгодны. Ѓог спас менЯ.
‚от что Я хотел сказать.
     Љ следующему аксаковскому четвергу статьЯ моЯ почти всЯ была им уже прочтена, за
исключением нескольких последних страниц или последней главы, где Я говорю о
том, почему мы должны остерегатьсЯ юго-западных славЯн и в особенности болгар в
их церковном с греками вопросе.
     Љ первому четвергу Ђксаков прочел только все первые главы о том, что нет
славизма, но есть обруселый византизм, лучше которого и с культурной, и с
государственной точки зрениЯ ничего уже не выдумаешь. Љо второму он кончил
видимо все изложение моей гипотезы триединого культурно-органического процесса.
Ћн был уже не тот; не только его взглЯды на мой труд и даже тон его личного
обращениЯ со мной изменились к худшему.
     ђукопись моЯ лежала раскрытаЯ на его столе.
     -- џ прочел ваш труд, -- сказал он, -- мне осталось дочесть очень немного.
ЏовторЯю, все это очень умно, остроумно, в высшей степени оригинально; изложено
прекрасно... Ќо есть вещи, с которыми никакой возможности нет согласитьсЯ.
‚о-первых, вы относитесь к христианству не как к вечной и несомненной истине
откровениЯ, а как к обыкновенному историческому влиЯнию[13]. Џотом вы
проповедуете необходимость юридических перегородок, привилегий сословий, которые
у нас, слава Ѓогу, разрушены. Ќеравенство будет и должно быть всегда, но
достаточно того, что один богат, а другой беден, один умнее, другой глупее и так
далее[14]. ‚ы говорите (продолжал он все более и более разгорЯчаЯсь и даже
краснеЯ)... вы говорите: "наслаждение мыслЯщим сладострастием" и... и дальше
даже приводите римскую Языческую пословицу "quod licet Jovi non licet bovi" (что
прилично Ѓогу, то нейдет волу), или что прилично изЯщному и могущественному
человеку, то вовсе не к лицу нынешнему буржуа.[15]
Џоневоле вспомнишь Џавла ѓолохвастова. Њы с ним виделись летом, перед этой
зимой, у атилова в тульской деревне последнего, и он, говорЯ со мной о статьЯх
моих, сказал мне: "‹учше всего вам будет обратитьсЯ за помощью к старику
Џогодину. —еркасский человек очень хитрый... он все сообразуетсЯ с
обстоЯтельствами... Ђ €ван Ђксаков... Я не знаю, как сказать... ‘транно было бы
такого человека назвать глупым, -- однако Я не нахожу другого слова... Џросто
перейдЯ за известную черту, -- он становитсЯ глуп".
€так, Ђксаков:
     - Quod licet Jovi, non licet bovi![16]-- продолжал он с честным негодованием,
краснеЯ в лице... -- џзыческаЯ пословица; вы, однако, защищаете православие...
ќто, наконец, не научно... вы требуете научного отношениЯ к жизни, а это разве
научно? ђазве это не пристрастие? (хорошо, пристрастие сказать, что кнЯзь
–ертелев красивее, ловчее и остроумнее, чем Џерипан-допуло). •ристос равно длЯ
всех сошел на землю... (выходит по Ђксакову, что •ристос пришел на землю длЯ
того, чтобы дельный, жирный приземистый, пучеглазый Amiable, которого так
уважает •итров, взЯл бы себе в Џариже трех любовниц на деньги, которые он
заработал в мошенническом процессе какого-то тоже... •иана... забыл... € чтобы
таким образом Amiable этот имел бы равные эстетические и нравственные права с
красавцем и героем юношей „он-†уаном. Џрекрасно и научно, нечего сказать).
     -- Џотом, -- продолжал €ван ‘ергеевич, -- вы совершенно уничтожаете влиЯние лица,
вы забываете свободную, личную деЯтельность человека... “ вас ваш процесс
развитиЯ и вторичного упрощениЯ есть процесс фаталистический, деспотический,
неизбежный... Џоэтому о чем же хлопотать? ‡ачем писать... ‚ы -- €еремиЯ, плачущий
над развалинами...
     -- Ђ разве €еремиЯ не писал? -- спросил Я.
Ђксаков никак видимо не ожидал этого соображениЯ и замолчал вдруг; он забыл, что
€еремиЯ писал. Ќапомнив ему об этом, Я попросил его посмотреть поскорее, пока не
собрались гости, 2-3 последние страницы, где говоритсЯ о болгарах. Ћн согласилсЯ
охотно, и Я тотчас же прочел ему это место. ‚от оно:
" Ѓолгаре слабы, болгаре бедны, болгаре зависимы, болгаре молоды, болгаре правы,
наконец", -- скажут мне.
     Ѓолгаре молоды и слабы..
"Ѓерегитесь, сказал ‘улла про молодого ћлиЯ –езарЯ, в этом мальчишке сидЯт
десЯть Њариев (демократов!)"
     "Ћпасен не чужеземный враг, на которого мы всегда глЯдим пристально исподлобьЯ,
страшен не сильный и буйный соперник, бросающий нам в лицо окровавленную
перчатку старой злобы..."
     "Ќе немец, не француз, не полЯк -- полубрат, полуоткрытый соперник".
"‘трашнее всех их брат близкий, брат младший и как будто бы беззащитный, если он
заражен чем-либо таким, что при неосторожности может быть и длЯ нас
смертоносным".
     "ЌечаЯннаЯ, ненамереннаЯ зараза от близкого и бессильного, которого мы согреваем
на груди нашей, опаснее Явной вражды отважного соперника".
"Ќи в истории ученого чешского возрождениЯ, ни в движениЯх воинственных сербов,
ни в бунтах полЯков противу нас мы не встретим того западного и опасного
ЯвлениЯ, которое мы видим в мирном и лжебогомольном движении болгар. ’олько при
болгарском вопросе впервые с самого начала нашей истории в русском сердце
вступили в борьбу две силы, создавшие нашу русскую государственность -- племенное
славЯнство наше и византизм церковный..."
     "‘амаЯ отдаленность, кажущаЯсЯ мелочность, бледность, какаЯ-то сравнительнаЯ
сухость этих греко-болгарских дел как будто нарочно таковы, чтобы сделать наше
лучшее общество невнимательным к их значению и первостепенной важности, чтобы
любопытства было меньше, чтобы последствиЯ застали нас врасплох, чтобы все самые
мудрые люди наши дали бы угаснуть своим светильникам..."
     -- ‚от видите, -- воскликнул он, -- положим это и правда. „а мало ли что правда.
’ак нельзЯ писать длЯ печати... ђазумеетсЯ, болгаре неправы, это бесспорно... Ќо
ведь и греки солгали духу свЯтому.
     Ќа этом наша беседа остановилась. Ќачали сбиратьсЯ другие гости, и мы вышли в
гостиную.
     џ очень мало возражал Ђксакову во все времЯ этого tete-a-tete. Ќа этот раз
говорил все он и с большим жаром. џ, помню, упомЯнул как-то о государственной
необходимости. Ћн вспыхнул и сказал: "—ерт возьми это государство, если оно
стеснЯет и мучает своих граждан! Џусть оно гибнет!" џ, говорю, почти не
возражал; с первых слов его Я понЯл, что между нами та бездна, котораЯ бывает
часто между учителем и учеником, ушедшим дальше по тому же пути. „обрый ученик
продолжает чтить учителЯ, не уступаЯ своих новых и часто неожиданных выводов, но
учитель не негодует на эти выводы, может быть именно потому, что он
полусознательно улавливает логическую нить, котораЯ ведет к этим неприЯтным ему
результатам от его же собственных начал.
     Љак скоро Я это заметил, Я стал тотчас же равнодушен к тому, что Ђксаков,
собственно, думает о достоинстве моего труда, а все мое внимание устремилось
лишь к практическому вопросу: поможет ли он мне напечатать его или нет?.. Џусть
он ненавидит и презирает, только пусть напечатает как-нибудь. "Ѓей, только
выслушай или дай другим выслушать...".
     € о том, что Я сказал так длинно в скобках, то есть об отношениЯх церковных к
Џерипандопуло и ЂмиаблЯм, Я ему упомЯнул в свое оправдание каких-нибудь два
слова и о болгарах, и вообще о власти и сословиЯх не спорил; а что Я смотрю на
христианство только как на историческое Явление (на ‚изантии), Я полагаю, и
отвечать вовсе не стоило.
     Џозднее, когда собрались гости, Я занЯлсЯ с неким Љар-‡аруцким, который печатал
статьи в "ѓражданине"; он занимаетсЯ теперь в особенности старокатолическим
делом, „еллингером и т. д. џ слушал очень охотно его изложение; а Ђксаков
передавал целому кружку, собравшемусЯ около него, впечатлениЯ, вынесенные ћрием
‘амариным из его последнего пребываниЯ в ѓермании. ђечь была о том, что прежнЯЯ
нравственность германской жизни давно уже портитсЯ. —то народ глубоко развращен,
утратил религиозность и что его зверские, разрушительные инстинкты сдерживаютсЯ
теперь лишь силою и страхом. Ѓлагонравие же во многих семьЯх образованного
класса держитсЯ нравственным капиталом, прежде накопившимсЯ под влиЯнием
христианских принципов. Ђксакову возражал один ужасно жиденький и не авантажный
юноша (кажетсЯ какой-то ’олстой). Ћн возражал горЯчо, но как-то трепетно,
взволнованно и опустивши очи свои долу от стыда и сознаниЯ своей дерзости.
Ћн говорил, что быт образованных классов в ѓермании очень нравственен и это
доказывает, что общество и без религии может быть нравственным. €бо несомненно,
что в ѓермании теперь религиЯ слабее, чем, напр., во ”ранции.
Ђксаков на это сказал ему с вежливо отеческим оттенком: Я не буду говорить
теперь о безусловном достоинстве христианства. ђечь идет лишь о тех государствах
и обществах, которые вышли из христианства и устроились на нем. ќтим-то
обществам грозит гибель, когда они откажутсЯ от христианского авторитета.
„рЯблый юноша опЯть начинал свою боЯзливо-настойчивую речь. Ђксаков опЯть
говорил ему: -- џ не говорю теперь...
     џ, полуслушаЯ Љар-‡аруцкого, думал: что же это? џ ли не понимаю чего-нибудь, или
Ђксаков не хочет постичь? Ќемцам и странно и опасно потрЯсать католические и
протестантские авторитеты, а русским и болгарам все нипочем. "Ѓолгаре неправы
противу Џатриархии, но нельзЯ так писать длЯ печати?"· •ороша, по крайней мере,
искренность подобной лжи, подобного лицемериЯ\
‚ вечер были и другие случаи, не лишенные интереса, но об них поговорю после.
’еперь Я должен возвратитьсЯ к последним днЯм моим в Њоскве, которые начались
было работой над "‘кладчиной" и кончились ужасной крайностью, совершенным
литературным разгромом, потерЯми в суде, опасностью лишитьсЯ по описи последней
шубы и рубашки, внезапным отъездом в монастырь и еще одним унижением, о котором
мне до сих пор вспомнить больно. џ об этом после в свое времЯ скажу.
V
     „есЯть-двенадцать дней, которые Я провел за статьей "Ћ ‘кладчине", были
единственными сносными днЯми, которые Я провел в Њоскве со днЯ прибытиЯ до днЯ
отъезда моего в монастырь.
     „авно уже (с тех пор как в 70-м году Я понЯл, что пора мне начать стареть) Я ищу
только одного: церкви по праздникам, просторной и эстетически не противной
комнаты, свободы писать что хочу с утра, напившись кофею не спеша, и скорого
сбыта моих сочинений в печать. џ даже готов не искать уже хорошего здоровьЯ; к
недугам Я привык и мирюсь с ними, когда они не угрожают мне ранней смертью и не
препЯтствуют умственной моей жизни.
     ‚ гостинице "Њир" номер мне досталсЯ хороший и просторный, с большими окнами.
„аже обои (Я терпеть не могу обои вообще; тоже вторичное упрощение) в нем были
не очень противны: светло-кофейные, с большими, Яркими, красивыми и хорошо
сделанными цветами. Њне не было стыдно и страшно в этой комнате; в этой комнате
Я мог писать, не пугаЯсь беспрестанно от мысли, что может быть сейчас умру от
бедности, что и Я петербургский бедный фельетонист, учитель гимназии, что Я
Ѓурмов, приехавший в Њоскву или какой-нибудь вообще “спенский... „а простит мне
Ѓог эти дворЯнские чувства. џ до того сильно эти вещи чувствую, что из гостиницы
Љиттрей (в Љади-Љее) бежал поскорее в •алки, между прочим, потому, что у ЉиттреЯ
ковер был какой-то подлый, а дешеваЯ посуда всЯ отродЯсь уже в черных пЯтнышках.
Ћднажды Я заболел у ѓуба-стова в квартире; Џетраки, который менЯ знает отлично,
увидавши, что Я не унываю, сказал мне: "ќто ‚ы оттого не отчаиваетесь, что здесь
посольство и все персидские ковры!"
     Ќесколько раз в течение этих хороших дней Я был у милых Ќеклюдовых, которые
всЯкий раз напоминали незабвенные мне гостиные и кабинеты моих цареградских
друзей и приЯтельниц[17]. Ѓыл и у Ђксакова на четверге и встретил там несколько
новых лиц, не лишенных занимательности. „ома Я все больше и больше свыкалсЯ с
доброй мадам еврие, котораЯ держала себЯ со мной, как родственница, и Я у нее
за буфетом и в комнате ее проводил иногда целые вечера. „аже мой несносный,
тупой и вечно потерЯнный ѓеоргий и тот хвалил эту набожную, тихую и добрую
француженку и соглашалсЯ с тем, что мы живем скорее в семье, чем в гостинице. Џо
середам и по пЯтницам мне по-прежнему готовили постное, и, занЯвшись все утро, Я
не раз заходил и в будни